кратии, в других странах -- к мелкой буржуазии и ее политичес
ким организациям. Надо дать четкую и ясную характеристику
и обоснование тактики единого фронта, обобщить имеющийся
опыт, конкретизировать лозунги единого фронта на весь предре
волюционный период, наметить "программу действий" на бли
жайшие годы для компартий по разным типам стран. А самое
главное, оговорить и обставить возможно более строгими целе
сообразными рогатками тактику блоков и соглашений с други
ми партиями, чтобы ни при каких условиях компартии не ста
новились привесками социал-демократии в одних странах,
к мелкой буржуазии -- в других. Программа Коминтерна должна


71


во что бы то ни стало создать гарантию политической самостоятельности и
организационной независимости всех компартий во всем мире.
Общий вывод: VI конгресс Коммунистического] Щнтерна-ционала] должен
выбрать комиссию и поручить ей: переработать проект. Торопиться с его
принятием через один месяц после опубликования нельзя. Правильным является
решение ЦК коммунистической] п[артии] У[краины], совпадающее с предложением
ряда товарищей (тов. Клары Цеткин, в том числе), что VI конгресс не должен
окончательно утверждать программы, а передать проект для дискуссии в секции
К[оммунистичес-кого] И[нтернационала], поручив окончательное утверждение
следующему конгрессу или, в крайнем случае, расширенному пленуму ИККИ,
который соберется через некоторое время после VI конгресса.

    К. РАДЕК. ПИСЬМО ДИНГЕЛЫПТЕДТУ


Многоуважаемый тов. Дингелыптедт, я с большим вниманием прочел Ваше
письмо. Оно заслуживает внимания всех оппозиционеров, ибо сигнализирует
глубокие идейные кризисы, которые переживает часть оппозиции. Я недавно
получил письмо тов. Виктора Эльцина. Оно посвящено оценке положения. И в
полности91 совпадает с оценкой тов. В. М. Смирнова. "Термидор уже
совершился... только через катастрофы может идти путь". Вы пишете о
китайских делах, но уже договорились до вещей, которые являются катастрофой
не только Вашего ленинизма, но и Вашего марксизма вообще. Тяжелейшие
исторические события потрясли так наших друзей, видно, что они теряют
душевное равновесие и идейный багаж. Это неудивительно у молодежи, но
поражает у товарищей с предвоенным стажем, видавшем виды. Большевизм после
поражения 1905 г. породил отзовизм92. Если ему суждено будет
пройти через полосу тяжелых поражений, то он выкристаллизует, с одной
стороны, кулако-болыпевизм типа Слепкова, с другой -- какой-то максимализм
чисто волюнтаристического типа. Понятно, я не хочу сказать, что у Вас этот
процесс завершен. Но если вместо того, чтобы взяться за серьезное продумание
ошибок, нашедших выражение в Вашем письме, Вы будете в них упорствовать, то
ничто Вас не удержит на этом пути. Надеюсь, что Л. Д. [Троцкий], которому я
посылаю Ваше письмо вместе с моим ответом, со своей стороны напишет Вам свое
мнение, тем более, что Вы, кажется, думаете, что защищаете его взгляды.
Я, понятно, не могу так подробно разобрать Ваше письмо, как оно этого
заслуживает. Остановлюсь только на основных пунктах. Марксизм и ленинизм
никогда не доказывали, что де-
мократическая диктатура обязательно во всякой стране должна победить и
что только после ее победы возможна победа социализма. Эта точка зрения есть
точка зрения марксизма, скатившегося до социал-демократии. Но марксизм и
ленинизм всегда доказывали, что без борьбы за демократию нет борьбы за
социализм. История может так сложиться, что совсем не доходит до победы
демократической революции и что социалистической революции -- диктатуре
пролетариата приходится решать задачи, нерешенные буржуазной] революцией.
Поэтому Ленин никогда не утверждал, что демократическая диктатура
обязательна как исторический этап, но доказывал, что на известной стадии
развития обязательна борьба за демократическую революцию и за ее завершение
в форме демократической диктатуры.
Оставаясь на почве ленинизма, Вы могли бы доказывать, что Китай уже
перерос этот период демократической революции, что совокупность обстановки,
в которой совершается китайская революция, предопределяет социалистический
характер ближайшего этапа. Я с этим в корне не согласен, считаю Ваше
утверждение, что Китай пережил уже не только 1905 г.93 и
Февраль94, но и начало Октября, ничем не доказанным. Китайские
события 1927 г. я считаю незавершенной не Октябрьской, а Февральской
революцией. Не намерен в этом письме обширно разбирать это разногласие,
потому что между нами, т. е. мною и Вами, не тут центр расхождений. Центр
расхождений между нами это все то, что Вы говорите о русской Февральской
революции. Марксистский историк анализирует то, что было; Вы анализируете
то, чего не было, но что, по Вашему мнению, могло бы быть. Это занятие
вообще праздное, но оно у Вас дало совершенно неожиданные результаты. Вы
пришли к тому выводу, что "Февральская революция не была ни необходимой, ни
неизбежной... вся беда в том, что Ильич опоздал приезжать больше, чем на
месяц". Сталин и Каменев были оппортунистами, партийные организации
ослаблены арестами. Они позволили буржуазии захватить власть, и Ильич
"потому был вынужден занять пассивно-пропагандистскую линию". Вы забываете в
этой Вашей историографии маленькую вещь: Ильич перед Февральской революцией
выдвигал лозунг демократической диктатуры. Если Вы считаете, что только
недостаточной подготовке верхушки надо приписать факт, что мы в феврале не
взяли власти, то незачем Вам в этой верхушке перечислять только Сталина и
Каменева. Тогда скажите, что благодаря неправильной теории Ленина,
большевизма, выдвигавшего лозунг демократической диктатуры, верхушка
большевистской партии была неподготовлена и погубила или отодвинула на
восемь месяцев революцию.


73


Не пытайтесь отговориться указанием на разногласия между Лениным, с
одной, и Сталиным и Каменевым, с другой стороны. Против такой попытки
достаточно указать на письмо Ленина "К швейцарским рабочим" и на ленинские
"Письма из далека". Эти статьи писал Ленин в самом начале Февральской
революции, ничего не зная об ошибках Сталина и Каменева. Для всякого, кто
знает Ленина, не подлежит сомнению, что если бы он считал, что они в первые
дни Февральской революции сделали ошибку, состоящую в том, что упустили
момент для взятия власти, то он сказал бы это во всеуслышание и сделал бы из
этого все выводы. Спор он с ними вел в совершенно другой области, а именно:
что надо делать в положении, которое создала Февральская революция? Но зачем
нам мудрствовать: в письме "К швейцарским товарищам" 8 апреля 1917 г. Ленин
пишет:
"Крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном
фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 г. может придать громадный
размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей
революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней" (т.
XIV, ч. 2, с. 407).
А в третьем "Письме из далека", датированном от 11/24 марта 1917 г.,
развертывая уже программу государства-коммуны, Ленин пишет об этой
программе: "Такие меры еще не социализм, они касаются разверстки
потребления, а не переорганизации производства. Они не были бы еще
"диктатурой пролетариата", а только "революционно-демократической диктатурой
пролетариата и беднейшего крестьянства"" (т. XX, ч. 2, с. 75).
Таким образом, Вы не можете прятаться за погрешности Сталина и
Каменева. Вы обвиняете Ленина в том, что он не понял в феврале 1917 года,
что можно установить диктатуру пролетариата. Из Вашего письма видно, что Вы
очень мужественный человек, и я не удивлюсь, если Вы доскажете до конца то,
что Вы сказали, и заявите, что большевистская партия и Ленин до 1917 года
недостаточно подготовляли идейно пролетариат для пролетарской диктатуры.
Если Вы не решитесь сказать это, ибо тогда пришлось бы Вам отказаться от
названия большевика-ленинца, то объясните мне, пожалуйста, как это
случилось, что, хотя большевики были подготовлены всей своей предыдущей
историей к тому, чтобы понять свой час, то все-таки все они, включая Ленина,
оказались неспособны понять, когда пробил этот час диктатуры пролетариата.
О теоретической нелепости утверждения, что если бы Ленин прибыл на
месяц раньше, то Февральская революция была бы не Февральская, а
Октябрьская,-- вообще не приходится говорить. Вы, видно, с таким размахом
вылетели из партии, что по
пути растеряли свой марксистский багаж. И только это объясняет все
прочее, что Вы говорите о Февральской революции. Сводится все это
утверждение к тому, что в самом начале Февральской революции за нами было не
только большинство рабочих, но и крестьян и солдат, что за меньшевиками и
эсерами никто не стоял. Я считаю ненужным указывать Вам на соотношение сил в
Советах, на крестьянских и армейских съездах, на все то, что писал Ленин. Я
скажу только коротко: кто думает, что в крестьянской стране раньше, чем
крестьянская масса получила на деле возможность мелкобуржуазную партию
эсеров, она может идти сразу рабочим массам, тот потерял возможность
маркистского мышления95. Вы поймете, что после этого меня не
очень огорчила идентификация моей позиции с позицией Каменева.
Наконец, несколько слов о Вашей оценке Смилги, Преображенского и моего
заявления. Будучи в основном согласен с этим заявлением, Вы считаете, что
выводы его доказывают готовность капитулировать на всяких условиях. Когда Вы
отправлялись в ссылку, Вы прислали мне свою книгу с лестной надписью:
"Дорогому руководителю и вождю". Вы, видно, очень легкомысленно выбираете
себе дорогих учителей и вождей. Вожди могут ошибиться, но тогда они обязаны,
в первую очередь, сказать тем, кем они руководили, о своей ошибке, призвать
их совместно искать выхода из положения. Если бы Преображенский, Смилга и я
пришли к убеждению об ошибке в основах политики оппозиции, то мы бы в первую
очередь известили об этом сосланных вместе с нами за общее дело товарищей.
Если мы этого не делаем, то потому, что убеждены в правоте платформы.
Разногласия, которые существуют в рядах оппозиции в русских вопросах, чисто
тактического характера, и потому и Смилга, и я, послав свое заявление, ибо
текста заявления Л. Д. [Троцкого] не имели, подписали заявление Л. Д.
[Троцкого]. Тов. Преображенский хотел сделать то же самое. Рассылка писем о
капитуляции есть легкомыслие, сеяние паники, недостойное старого
революционера. Только благодаря тому, что вижу, что Вы и некоторые другие
переживаете идейный кризис, и что считаю своей обязанностью помочь выйти из
него, отвечаю на письмо с подобными упреками. Когда подумаете и нервы Ваши
придут в равновесие (а нам крепкие нервы необходимы, ибо эта ссылка чепуха
по сравнению с тем, что еще придется увидеть впереди), то Вам, старому члену
партии, стыдно станет так терять голову.
С комприветом Томск, 8 августа 1928 г.


75


    К. РАДЕК. ПИСЬМО С. МРАЧКОВСКОМУ96


Дорогой Сергей, посылаю тебе письма Врачеву, Ищенко, Дингелыытедту,--
кажется, все написанное мной за последнее время. А теперь что касается
твоего письма.
Основное в нем -- твое короткое замечание, что левого курса не было.
Так зачем же ты подписывал заявление Л. Д. [Троцкого] , что оппозиция левый
курс будет поддерживать? Нет для революционера крупнее опасности, как не
видеть действительности. Ты пишешь мне, что в общем согласен с моим
проектом. В проекте этом я, не увлекаясь левым курсом, не принимая никаких
ручательств, что он не будет скомкан и не уступит место даже открытому
правому курсу, показал, что я понимаю под левым курсом. А понимаю я под ним
попытку партии дать отпор наступлению кулака и очиститься от одолевающей ее
грязи, которая по существу является результатом неправильной политики. Что
дала эта попытка? Она дала полугодичную агитацию против кулацкой опасности:
то, что до этого времени объявлялось выдумкой оппозиции, пошло в массы в
сотнях миллионов экземпляров как взгляд партии. Лозунг самокритики -- это
лозунг обкорнанной внутрипартийной демократии, но на живых примерах рабочие
в сотнях городов вслух заговорили о том, что что-то гнило в царстве
датском97. Большинство, которое до этого времени все наши
утверждения о внутрипартийном положении называло клеветой, должно было
признать, что рабочие в нашей партии, из боязни подвергнуться преследованию,
молчали. И эта агитация против кулака и агитация против внутрипартийного
разложения находится снова под ударом и будет, быть может, снова зажата. Но
ведь было бы полной слепотой не видеть, что сотни тысяч членов партии в
первый раз после 1923 года, а некоторые вообще в первый раз, заговорили.
Думать, что все это прошло бесследно, это означает впадать в полное
отчаяние, прикрытое молодецким наплювизмом. Если это так, то на что же мы
надеемся в будущем? Я повторю, ничто не является таким опасным для
революционера, как слепота. Но есть слепота и слепота. Человек, который не
видит, может завтра увидеть. А вот тот, кто не хочет видеть, тот никогда не
увидит. Слепота целого ряда наших товарищей есть не что другое как функция
децистских настроений. Они были очень сильны среди нашей молодежи перед
исключением из партии. Наша молодежь, слыша, что мы против двух партий,
думала, что мы хитрим. Теперь эти настроения нас заливают; выражаются они
разным образом. Виктор [Эльцин] пишет, что термидор уже совершился.
Дингелыптедт пишет Смилге, что нас ничто не отделяет теперь от децистов. Это
в тот момент, когда Вл. Мих. [Смир-
нов] пишет черным по белому, что ВКП труп. Может, то, что пишут
децисты, окажется в будущем тяжелейшей действительностью,-- тогда не
революционер будет тот, кто этого не признает и будет прятать голову в
песок. Но тогда надо будет объявить нашу платформу пройденным этапом и
выдвинуть лозунг второй партии, второй революции. Не делать этого, заявлять
себя защитником платформы, подписывать заявления Л. Д. [Троцкого] ,
выдвигающие лозунг: реформу данной партии (реформировать можно только живое,
мертвое -- можно только хоронить) -- это политически недопустимо.
Я не утверждаю, что товарищи, заявляющиеся защитниками платформы и
одновременно делающие децистские заявления,-- лицемеры. Людей захлестывает
настроение ссылки, горечи. Но мы-то -- и ты -- руководители оппозиции, мы-то
обязаны сохранить холодную голову и бить по таким настроениям. В тот день, в
который приду к убеждению, что ВКП труп -- протяну открытую руку Владимиру
[Смирнову] и скажу об этом открыто в политическом акте. Но пока считаю, что
хоронят дорогого больного, могущего еще побороть болезнь, то буду бороться
против таких единомышленников. Плохо капитулировать перед уст-ряловцами, и
никто не дождется такой капитуляции от меня, но не лучше капитулировать
перед идеями, объявляющими отказ от борьбы за оздоровление партии высшим
словом революционной политики. Сергей, милый, не понимай, что тебя я в этом
обвиняю. Письмо твое не дает материала для оценки твоих взглядов, и зная
твой темперамент, я фразу о том, что не было левого курса, предпочитаю
считать настроением, чем взглядом. Но ты знаешь, как тебя любит наша
молодежь и мы все, поэтому ты обязан не бросать слов, сеющих недоразумения,
а точно изложить свои взгляды.
Теперь, что касается моего письма к Вардину, то я держался за живот,
читая твои вопросы и недоуменья. С Бардиным я вообще не переписывался. Вдруг
получил от него письмо, в котором он, ссылаясь на мои письма к
Теру98, выражает надежду, что и я пойду следом Сафарова и его.
Одновременно я узнал от Со-сновского, что и ему намекал на какие-то письма к
Теру. Чтобы положить конец этому, я написал приложенное здесь письмо. Для
всякого умственно не больного человека это есть самый решительный отказ. То,
что это не руготня, а аргументация, от этого письмо только выиграло. Пусть
Бардин его только распространяет, я ему буду только благодарен. Что касается
упоминания в письме, что я полностью признаю, что Лев был не прав против
Ленина в 1905 г., то разве этого Лев сам не признал? Но скажешь, зачем
писать об этом в письме к Вардину. Я на свою переписку с Бардиным смотрю не
как на свою любовную переписку,


77


а как на политический акт. Почему Л. Д. [Троцкий] мог признать это в
публичных заявлениях, направленных, между прочим, к сталинцам, а нельзя
этого сказать левым зиновьевцам -- это для меня тайна, я не пытаюсь ее
разгадать. Считаю более полезным попытаться разъяснить тебе, какое значение
имеет для меня вопрос вообще о так называемом троцкизме. Теперешние наши
разногласия по китайским делам требуют и в этом вопросе четкости и
товарищеской откровенности. Система мыслей, которой придерживался Л. Д.
[Троцкий] до 1917 года, а с ним в основном Роза Люксембург и др[угие], и я в
том числе до 1914 года, не была меньшевистской, как пытаются выводить
официальные "историки" большинства.
Но она в ряде существенных вопросов отличалась от ленинских взглядов.
Не только это признано Л. Д. [Троцким], но и признано, что поскольку в
существенных вопросах взгляды Л. Д. [Троцкого] отличались от ленинских --
прав был Ленин. Так называемая литературная дискуссия 1924 года"
преследовала цель перекрыть новые разногласия, в которых Л. Д. [Троцкий]
защищал интересы партии, а поэтому в окончательном счету -- ленинизм,
старыми спорами. Солидаризируясь с Л. Д. [Троцким] в этой борьбе, я не
только не считал, что большинство старые споры выдумало, но, наоборот, в
1924 г. в первый раз этот старый спор пережил во всем объеме и, если задать
себе труд прочесть в "Портретах и памфлетах" мою статью о
Парвусе100, то найдешь в ней выраженное мое отрицательное
отношение к тому специфическому, что было в старых формулировках о
перманентке Л. Д. [Троцкого]. Льву Давыдовичу [Троцкому] не пришло в голову
по этому поводу спорить. Когда Л. Д. [Троцкий] выдвинул летом прошлого года
насчет Китая подобные формулировки, то и Преображенский и я сказали ему, что
считаем их неправильными. Когда он в этом году в важнейшем документе
выступает со взглядами, по моему глубочайшему мнению, неверными по существу,
очень осложняющими наше тактическое положение, то что же, Преображенский и я
должны молчать? Это бы означало делать из политического течения кружок
друзей, отказываться от исполнения простейшей политической обязанности. Кто
дискуссию по этим вопросам в нашей среде назовет "проработкой" Троцкого, тот
не большевик. Нельзя подчинять вопросы китайской революции и вопросы истории
нашей партии -- вопросам второстепенным, как бы важны они ни были. Я
убежден, что Л. Д. [Троцкий], который точку зрения Преображенского и мою
сравнивал с точкой зренья Зиновьева и Каменева в 1917 г., не будет говорить
о проработке, когда мы его точку зрения в китайском вопросе будем сравнивать
с его точкой зрения в русских делах 1905 года. Когда это делает Сталин, то
дела-
ет он это с той целью, чтобы, во-первых, прикрыть свой отход от целого
ряда положений Ленина и прикрыть, что Троцкий и оппозиция правы против
большинства партии во всех вопросах русской политики. Когда Сафаров
выпячивает разногласия с Троцким, то он это делает для ухода от оппозиции к
Сталину. Мы же боремся против ревизии платформы во имя сегодняшней оппозиции
и тех тысячей товарищей, которым точка зрения Л. Д. [Троцкого] в китайском
вопросе затруднит приход к оппозиции. Не мы вопрос вынесли на публичное
суждение. Вынес его Л. Д. [Троцкий], зная, что мы против его точки зрения,
зная, что за нас все формулировки, принятые сообща всеми оппозиционерами и
закрепленные в платформе. Задача теперь не в оханий и ахании, которые только
ухудшат положение, а в сохранении единства оппозиции, несмотря на
разногласия.
Попытки проклятиями заставить Преображенского и меня молчать по
вопросам первоклассного теоретического и политического значения смешны и
недостойны. Несмотря на эти разногласия, мы подписали заявление Л.
Д.[Троцкого], хотя мы не имели его полного текста. Это большее, чем надо,
доказательство нашей воли к единству. Ваша задача бороться со всякими
попытками обострить дискуссию.
Ваша задача самим добросовестно разобраться в вопросах.
Вот, дорогой Сережа, вышло громадное письмо. Я, наверно, вскоре получу
с какого-то другого конца Союза вопрос, правда ли, что я написал тебе, что
Л. Д. [Троцкий] съел свою бабушку, даже не посолив ее. Ну что же, если Роза
[Радек] здесь будет еще (а она скоро уезжает, ибо нечего здесь скоро будет
жрать), то начнем югу объяснять заново, что объяснили северу.
К. Р[адек] К. РАДЕК. ПИСЬМО ИЩЕНКО101
Дорогой тов. Ищенко, после получения заключительной главы заявления Л.
Д. [Троцкого] я две недели ждал полного текста. Я его не получил. Несмотря
на это, я послал ту же самую телеграмму, что и Смилга. Вот причины: при
наших разногласиях в оппозиции надо самому себе твердо сказать: что эти
разногласия для того, чтобы разойтись, или же для того чтобы пытаться их
преодолеть и пытаться идти совместно. Решение зависит от того, важнее ли то,
что разделяет, или то, что объединяет. Я без всяких колебаний говорю, что
важнее то, что объединяет. Оппозиция была права в основном до XV съезда, и
она права в основном и теперь, несмотря на все, в чем неправ тот или другой
оттенок. До XV съезда развитие партии шло направо. Борьба за хлебозаготовки
задержала это


79


развитие, причем свою роль сыграла, конечно, наша старая борьба.
Июльский пленум есть поворот направо. Он не восстанавливает старого
положения. Ибо главный результат событий 1928 г. есть усиление
дифференциации в партии. Ошибались те, которые не хотели видеть сдвига
налево. Л. Д. [Троцкого] этот сдвиг видел, и его письмо от 9 мая давало эту
оценку нового, которая являлась минимумом необходимого для единства
оппозиции на новом этапе. Смысл моих настаиваний состоял в том, чтоб
подготовить оппозицию к шагу навстречу центру, если он пойдет дальше налево.
От пошел не налево, а направо. Из этого вытекает для меня следующее: не
ставя креста над дальнейшей борьбой за массы центра, а даже ставя эту борьбу
как задачу, мы должны усилить критику центра. Я думаю, что Л. Д. [Троцкий]
прав, когда пишет, что никогда опасность справа не была так велика. Когда я
писал, что нет простого восстановления прошлого, то это означало, что нет
его и для правых. Если хлебозаготовки кончатся новой неудачей, то это
усилит, толкнет, с одной стороны, части центристов на-

    " 1(19


лево, но и стремление правых пойти решительно направо . Второй раз
нельзя будет применять параграф 107-й103, отказавшись
торжественно от него перед лицом всей страны, без решительного поворота во
всей политике, а если откажутся от его применения, несмотря не неудачу
хлебозаготовок, то должны будут идти на новые крупные уступки кулаку. Так
обстоят дела, и поэтому единство оппозиции более необходимо, чем когда-либо.
Поэтому я не согласен ни на какие дальнейшие авансы центру. Если он при
новом повороте будет драться, то тогда будет время принять новые решения.
Проект программы Коминтерна никуда не годен. Он в теоретической части
ухудшает положение, поднимая до высот теории лозунг социализма в отдельной
стране. Практически он не говорит, как вести правильную коммунистическую
политику в странах, где нет непосредственно революционного положения. Если
бы я был на конгрессе, я, несмотря на все это, голосовал бы за программу,
дав предварительно решительную критику. Но зачем я, не будучи на конгрессе и
будучи исключенным, должен вперед поздравлять с принятием программы,
содержащей неленинские положения? Никуда это не годится. Я не согласен с Л.
Д. [Троцким] в китайских делах. Буду с ней бороться104. Но разве
ошибка Л. Д. [Троцкого] в этом вопросе определяет удельный вес оппозиции? В
1927 году были месяцы, когда мы, рискуя всем, должны были пытаться спасти
голову китайской революции. Она на этом этапе бита, и много воды утечет в
Янцзы, пока снова встанут китайские вопросы как главные. Теперь идет борьба
за голову русской революции, и тут мы все в основном едины. Тут наши леваки,
пока не перешли известной
грани, в стократ ближе, чем самые левые центристы. Я не дам себя
терроризировать и буду бороться против настроений, которые ведут к ревизии
платформы.
Момент такой ревизии пришел бы только тогда, когда бы мы совместно с В.
М. Смирновым решили, что ВКП(б) труп, т. е. что Октябрьская революция труп.
Мы этого не думаем и поэтому остаемся на почве платформы. Но оставаться на
почве платформы это означает видеть те опасности, которые она сигнализирует
и, видя их, сохранить единство оппозиции. Я глубоко убежден, что если бы Л.
Д. [Троцкий] заблаговременно разослал проект своего заявления, то мы
сговорились бы на одном тексте и, несмотря на разногласия в оттенках, Смилга
и я не подали бы своего заявления. Не имея текста, мы подали свое. Оттенки
получили официальное выражение, но это не должно было помешать
солидаризироваться в основном с заявлением Л. Д. [Троцкого], которое
подписали все ссыльные товарищи, ибо эта подпись для всякого означала одно:
вы нам, ленинцам-большевикам, мешаете выправлять свои разногласия, мы их не