Фрэнсис Дик. Лучше не возвращаться

   Я мельком взглянул на Кена. У того отвисла челюсть. Он был шокирован.
   — Папа, — машинально запротестовала Зои.
   — Правда, — сказал ее отец. — Ты знаешь, что это правда. — Он тревожно вздрогнул, и воспоминания улетучились. — Мне, должно быть, что-то пригрезилось.
   — Вы знаете его, сэр? — спросил я.
   — Кого?
   — Винна Лиза.
   Он взглянул на меня. Синие глаза сверкнули.
   — Он уехал… Наверно, умер. Шестой — это Виндермэн.
   — Пойдем, папа, — сказала Зои, направляясь вдоль стойл.
   Шаловливо, будто рассказывая детский стишок, он говорил:
   — Исправленное издание, Уишиуоши, Пенни-крэкер, Глу.
   — Папа, это никому не интересно, — заметила Зои.
   — А кто там идет после Глу? — лениво поинтересовался я.
   — Фолди, Виндермэн, Кодак, Бой Блу.
   Я широко улыбнулся. Он радостно засмеялся, польщенный.
   — Так звали лошадей, которых он тренировал давным-давно, — пояснила Зои, — а сегодняшние имена он все забывает. — Она взяла его за руку: — Пошли, папа, конюхи ждут.
   Он послушался, и мы подошли к лошади, которая, как заметила Зои, стала куда сильнее и выносливее после того, как ее обрезали. «Читай: кастрировали», — подумал я. Большинство лошадей-стиплеров были меринами.
   — Это сделал Оливер Квинси, — сказала Зои. Кен кивнул:
   — Да, он мастер по таким делам.
   — Его выпускали несколько раз, он выиграл три или четыре забега. Папа его обожает.
   — Оливер — хорошая компания, когда он выбирает, — безразлично заметил Кен.
   — Оливер? — Спросил Макинтош. — Вы сказали Оливер?
   — Да, сэр. Оливер Квинси.
   — Он рассказал мне шутку. Я так смеялся. Но не могу ее вспомнить.
   — Он большой шутник, — согласился Кен.
   Шутка Оливера была бы неуместной для воскресного утра: «Каких четырех животных больше всего любит женщина?» Но моей матери она бы понравилась.
   Мы подошли к последнему стойлу.
   — Бедняга, — сказал Макинтош, скармливая морковку гнедой лошади с белой звездой во лбу, — как она, Редж?
   — Неплохо, сэр.
   — Она все еще бегает? — спросила Зои. Редж покачал головой:
   — К субботе она будет в порядке.
   — Как ее зовут? — спросил я. — Можно на нее поставить?
   — Метрелла, — ответила Зои, — но лучше не надо. Ну что ж, Редж, спасибо. Это, пожалуй, все. Я подъеду позже.
   Редж кивнул, и Зои потащила всех обратно к «Лендроверу», кроме собак, которые помчались домой на разных скоростях следом за машиной.
   Зои сдержанно пригласила нас выпить и не огорчилась нашим отказом.
   — Приходите еще, — тепло попрощался Макинтош.
   — Спасибо, сэр, — поблагодарил Кен.
   Я посмотрел на берег реки, на мельничное колесо вдалеке, на высохшую речку.
   — Прекрасный дом, — сказал я, — обломок истории. Интересно, кто жил здесь раньше?
   — Ему уже двести лет, и я не могу знать всех, — ответила Зои, — но папа купил его у семьи по фамилии Трэверс.
   Кену хотелось поговорить не о Макинтошах, а о своей беседе со старшим полицейским офицером, которая прочно засела у него в мозгу. Мы еще некоторое время посидели в моей машине, и он рассказал о том, что произошло в офисе после моего ухода.
   — Офицер Рэмзи хотел узнать, не терялись ли какие-нибудь хирургические перчатки. Ну подумай, как мы можем знать? Мы покупаем их сотнями. Чем ниже качество, тем больше мы заказываем. Кэри попросил его не спрашивать, все равно никто не знает.
   — Вы были там вместе с Кэри?
   — Да, какое-то время. Я сказал Рэмзи, что у нас несколько размеров перчаток. У Айвонн размер шесть с половиной. У меня — намного больше. Он задал десятки вопросов. Из чего делают перчатки? Где мы их покупаем? Как часто мы их считаем? Где мы их храним? Я спросил, не нашел ли он использованные перчатки, но он не ответил.
   Пока Кен переводил дух, я спросил:
   — А из чего их делают?
   — Из латекса. Ты их видел. Каждая пара в отдельной стерильной упаковке. Ты видел, как я бросал их в мусорное ведро. Иногда во время операции приходится использовать по три пары. По-всякому бывает. Затем Рэмзи прицепился к халатам, колпакам и маскам. Все то же самое, только не так много размеров. Мы их выбрасываем. Мы выбрасываем упаковки. Единственное, за что можно ручаться, так это то, что все лабораторные халаты оказались на месте, потому что те, что не используются, сдаются в прачечную. Рэмзи спросил, не слишком ли много мы выбрасываем. Никакого понятия о стерильности. Он даже ничего не слышал об операционных чехлах для обуви. Хочу сказать, что, после того как через операционную протопали толпы врачей, полицейских и фотографов, испарилась всякая надежда узнать, кто же там побывал.
   — М-м-м…
   — И с чего это он взял, что для совершения убийства кому-то понадобилась стерильность?
   — Ты сам мне об этом сказал.
   — О чем это ты?
   — Чтобы не оставить на теле Скотта ничего, что могло выдать убийцу. Ни волос, ни частичек кожи, ни ворсинок, ничего.
   Кен прищурился.
   — Ты действительно веришь в это?
   — Я не знаю, но могу предположить, что они не обнаружили никаких отпечатков пальцев на степлере и убрали его оттуда.
   — Звучит ужасно, — сказал Кен.
   — Что еще они спрашивали?
   — Они спрашивали, не считаю ли я, что лошадей убивал Скотт.
   — М-м-м…
   — Что ты хочешь сказать этим своим «м-м-м»? Конечно же, нет. — Кен был возмущен моим мычанием. — Он был братом милосердия.
   — И анестезиологом.
   — Ты глуп, как и полицейские.
   — У Скотта всегда была такая возможность, — резонно заметил я. — Я не говорю, что он убивал, я говорю, что он сумел бы это сделать, и возможность у него была. Так же, как и у тебя.
   Он задумался.
   — О-ох…
   — А может, он узнал, кто их убивал, — предположил я.
   Кен сглотнул:
   — Я не верил тебе, когда ты предупреждал об опасности. Мне кажется, убивать лошадей — это одно, а убивать людей — совсем другое.
   — Если ты имеешь в виду убийство без следов, то это очень опасно.
   — Да, конечно.
   — Скотт был вторым, кто погиб здесь.
   — Вторым? А, еще этот поджигатель?
   — Все о нем забыли, — сказал я. — Или, может, о ней.
   — О ней?
   — А медсестра, которая ушла в гневе?
   — Полиция, конечно же, ее проверила.
   — Надеюсь, — ответил я. — Как насчет того, чтобы навестить Нэгребба?
   Эта идея пришлась Кену явно не по душе:
   — Нэгребб — мерзавец, но его сын еще хуже.
   — Мне казалось, ты говорил, что у него дочь.
   — Правильно. Два сына и дочь. Один из сыновей тоже выступает на лошадях в конкуре, и он самый отпетый ублюдок из всех, кто когда-либо сидел в седле.
   — Это уже кое-что, прибавь еще Винна Лиза.
   — Так вот кого ты захочешь увидеть в следующий раз!
   — Вовсе нет.
   — Рад слышать, что ты не потерял остатков разума.
   — Ладно, — сказал я, — кто тренировал лошадь Фитцуолтера?
   — Он сам. У него есть разрешение.
   — Правда? — Я знал, что здесь нет ничего удивительного. Многие владельцы стиплеров тренируют собственных лошадей. — По-моему, ты говорил, что это был жеребчик.
   — Да, трехлетний жеребчик. Он выиграл соревнования на слабопересеченной местности еще двухлеткой, и Фитцуолтер купил его, потому что он любит их тренировать на бег с барьерами в три-четыре года, а позже — выставлять в этих состязаниях.
   — Что он из себя представляет?
   — Фитцуолтер? Самоуверенный, но не так уж и плох как тренер. Если ты подумываешь навестить его, я мог бы поехать с тобой. Он достойно перенес смерть своей лошади.
   — Где он живет?
   — Милях в пяти отсюда. Давай позвоним и узнаем, дома ли он.
   — Пожалуй.
   — Он не перестал обращаться ко мне. То есть его не нужно уговаривать, как остальных. А как тебе удалось так быстро приручить Зои? Она была мягкой, как воск. Смирной, как никогда.
   — Сам не знаю. Мне она показалась привлекательной. Вероятно, она это почувствовала.
   — Привлекательной!
   — В некотором роде.
   — Поразительно. Кстати, Фитцуолтер нанял нас по контракту, который все еще действует.
   — Прекрасно, значит, ты можешь заглянуть к нему без специального вызова?
   Он утвердительно кивнул:
   — Я часто заскакиваю к нему, когда проезжаю мимо.
   — Тогда давай заскочим вместе.
   Кен пролистал маленькую записную книжку, позвонил, получил утвердительный ответ, пересел из моей машины в свою, и мы направились по сельским долинам, а затем вверх по дороге, вьющейся вокруг холма, к серому каменному дому на голой возвышенности. Дом, с виду ничем не примечательный, располагался возле кладбища сломанных автомобилей, где на трех акрах земли в унынии ржавели чьи-то старые мечты.
   Мы свернули с дороги на прямую аллею, которая проходила возле дома и упиралась в маленький открытый двор конюшни, образованный старыми сараями, амбаром, парой гаражей и курятником.
   — Фитцуолтер торгует металлоломом, — вскользь заметил Кен, когда мы вышли из машин. — В выходные по этой куче старья ползают толпы народа в поисках запчастей, колес, клапанов, сидений, поршней и так далее. Он продает все. Затем он спрессовывает каркасы и отправляет их на переплавку. Зашибает неплохие деньги.
   — Странное сочетание — металлолом и лошади, — заметил я.
   Кена это позабавило.
   — А что бы ты сказал, если бы узнал, что половина парней, которых ты видел в охоте за призами на лошадиных шоу и спортивных играх, получают деньги из подобных источников? Ну, ладно, не половина, но некоторые из них — определенно.
   Двери боксов были открыты, и конюхи носились с ведрами — вечерняя уборка шла полным ходом. Фитцуолтер, которого Кен окликнул и представил просто как Фитца, вышел из гаражеподобного стойла и приветствовал нас взмахом руки. Он был одет в латаные вельветовые брюки, засаленные до черноты, большую клетчатую рубашку из грубой шерсти и без куртки, хотя было довольно прохладно. У него были прямые черные волосы и темные глаза. Это был загорелый, худощавый, энергичный мужчина лет под шестьдесят.
   — Ты, вероятно, видел его на скачках, — шепотом сказал Кен, когда мы шли по двору к Фитцуолтеру. — Он шьет костюмы на заказ. Выглядит как городской франт.
   Сейчас он выглядел скорее как цыган, однако его английский был безукоризненным, а манеры — превосходными. Он извинился за то, что не подал руки, поскольку его руки были измазаны сульфаниламидным порошком, и он небрежно вытер их о брюки. Казалось, он даже рад видеть Кена, а вместе с ним и меня. Он попросил посмотреть сыпь на коленном суставе у кобылы.
   Мы вошли в стойло, из которого он только что вышел, где расположились пара огромных гнедых ног и машущий хвост. Вероятно, у нее была голова и передняя половина туловища, но они оказались недоступны глазу. Кен и Фитц беззаботно пробрались боком к таящим в себе угрозу копытам, но я благоразумно остался вне поля их досягаемости. Так как я не мог слышать, о чем совещались профессионалы внутри, я стал наблюдать за тем, что происходит во дворе, слушая позвякивание ведер. Мне все здесь было незнакомо. Память не подавала никаких сигналов.
   — Лучше попробуйте вазелин, — говорил Кен, выходя. — Увлажняйте сыпь, а не старайтесь слишком быстро ее высушить. Она, в общем, выглядит неплохо.
   По плотно утрамбованной земле двора с пожухлой коричневой травой Кен с Фитцуолтером двинулись к амбару. Там, как я обнаружил, следуя за ними, было два просторных стойла, вполне пригодных для ломовых лошадей, и в каждом — по красивому гнедому жеребцу, стреноженному и привязанному к стене за хомут.
   Кен и Фитцуолтер осмотрели каждого по очереди. Кен ощупал им ноги. Снова понимающие кивки головой.
   — Скольких лошадей вы тренируете? — заинтересованно спросил я у Фитцуолтера.
   — В настоящее время — шестерых, — ответил он. — Как видите, сейчас самое напряженное время в году. У меня хватает места для семерых, но одного мы недавно потеряли.
   — Да, Кен мне говорил об этом несчастье. Он кивнул и обратился к Кену:
   — Ты выяснил, из-за чего он умер?
   — Боюсь, что нет. Фитцуолтер почесал шею.
   — Отличный маленький жеребчик, — сказал он, — жаль, что у него треснула кость.
   — Вы его застраховали? — сочувственно спросил я.
   — Да, но недостаточно. — Он слегка пожал плечами. — Некоторых я страхую, некоторых нет. Зачастую страховые взносы слишком высоки, и я не плачу их. Иду на риск. Но этот стоил дорого, поэтому я оформил страховку и получил компенсацию. Недостаточно, конечно, но что поделать. Где-то найдешь, где-то потеряешь.
   Я скептически улыбнулся. Похоже, он лгал.
   — А страховая компания надежная? — спросил я.
   — Главное, что они заплатили. — Он коротко рассмеялся, показав зубы, и вышел из амбара. — Завтра в Вустере я выпускаю пятилетнюю кобылку, — сказал он Кену. — Как насчет анализа крови, чтобы убедиться, что она в форме?
   — Хорошо, — ответил Кен и пошел к своей машине за инструментами, сказав, что воспользуется лабораторией соседского ветеринара. — Наша, как вы помните, сгорела дотла, — добавил он.
   Фитцуолтер кивнул и предложил выпить, но мы опять отказались. Он внимательно посмотрел на Кена, будто сомневался, говорить или нет, и наконец решился.
   — Здесь один из моих конюхов рассказывал сплетни, в которые я никак не могу поверить, — сказал он.
   — Какие сплетни? — спросил Кен.
   — Говорят, одного из ваших людей убили сегодня утром. — Он изучающе посмотрел Кену в лицо и высказал свое предположение: — Кто это? Не Кэри?
   — Скотт Сильвестр, наш анестезиолог, — нехотя ответил Кен.
   — Что с ним случилось?
   — Мы не знаем, — сказал Кен, избегая описывать положение Скотта. — Наверное, это будет в теленовостях и в газетах.
   — Ты, кажется, не очень-то взволнован, — критически заметил Фитцуолтер. — А я думал, что ты мне расскажешь. А раз не рассказал, я и решил, что все это сплетни. Как его убили?
   — Мы не знаем, — неловко сказал Кен. — Полиция как раз пытается выяснить.
   — Мне не нравится, как это звучит.
   — Звучит ужасно, — согласился Кен. — Мы пытаемся делать вид, что все нормально, но, откровенно говоря, не знаю, как долго нам это удастся.
   Темные глаза Фитцуолтера рассеянно смотрели вдаль. Он что-то соображал.
   — Мне необходимо поговорить с Кэри, — проронил он.
   — Кэри очень расстроен. Мы знали Скотта много лет, — сказал Кен.
   — Да, но почему его убили? Ты должен знать больше, чем говоришь.
   — Он умер в клинике. Сегодня утром мы нашли его в операционной, — ответил Кен. — Полицейские приехали забрать тело и задали нам кучу вопросов, но до сих пор у нас нет ответов. И полицейские не сказали, что они думают по этому поводу. Все произошло слишком быстро. Завтра мы будем знать больше.
   — Но его застрелили? — настаивал Фитцуолтер. — Там была кровь?
   — Не думаю, — сказал Кен.
   — Оружие обнаружили?
   Кен отрицательно покачал головой.
   — Самоубийство?
   Кен молчал. Я ответил за него:
   — Это было не самоубийство.
   Фитцуолтер впервые обратил на меня внимание.
   — А вы откуда знаете?
   — Я его видел. У него были связаны запястья и лодыжки. Он не мог покончить жизнь самоубийством.
   Определенно, он мне поверил.
   — А в сущности, кто вы? — спросил он.
   — Просто приятель Кена.
   — Вы не практикуете?
   — Нет, только езжу с визитами.
   — Вы ветеринар?
   — Нет, я далек от этого.
   Он потерял ко мне интерес и повернулся к Кену.
   — Мне кажется странным, что ты сразу же не сообщил мне.
   — Я пытаюсь все забыть, — сказал Кен.
   Он мог пытаться, но это было невозможно. Я никогда не забуду голову Скотта. Воспоминания возвращались целый день приливами тошноты. Должно быть, у Кена было то же самое.
   Фитцуолтер пожал плечами.
   — Мне кажется, я встречался с этим парнем только один раз, когда умер жеребчик. Я считал, что он завалился спать и плохо следил, однако маловероятно, что он смог бы как-нибудь его спасти. Это тот самый мужчина, верно?
   Кен кивнул.
   — Мне очень жаль.
   — Спасибо, — ответил Кен. Он глубоко вздохнул. — Когда умирали только лошади, жизнь была проще.
   — Да, я слышал, у вас была эпидемия.
   — Все слышали, — уныло сказал Кен.
   — И пожар, и еще один труп. Не представляю, как «Хьюэтт и партнеры» смогут выжить.
   Кен не ответил. Чем чаще кто-нибудь увязывал катастрофы вместе, тем более мрачными казались перспективы. Даже при быстром крушении не все погибали сразу, к тому же это крушение еще витало где-то в заоблачных далях.
   — Пора ехать, — сказал я, и Кен кивнул.
   — Что мы решим? — спросил он Фитцуолтера. — Вы и я.
   Фитцуолтер передернул плечами.
   — Мне нужен ветеринар. Ты знаешь лошадей. Я позвоню Кэри. Посмотрим, что можно сделать.
   — Большое спасибо.
   На полпути к машинам Фитцуолтер сказал Кену:
   — Если ты хочешь сдать в утиль этот старый «Форд», я дам тебе хорошую цену.
   Машина Кена от времени и долгой езды уже разваливалась на ходу, но он был возмущен.
   — Эта старушка еще свое не отъездила. Фитцуолтер с сожалением покачал головой и повернул назад. Кен любовно погладил машину по капоту и, сложив свое нескладное тело, устроился за рулем. Предполагалось, что мы оба вернемся в Тетфорд, но, казалось, ему это не улыбалось, равно как и мне.
   — Как насчет кружки пива? — спросил он. — Я не ел весь день, и меня тошнит. Вдобавок, честно говоря, через пять минут общения с Грэгом у меня начинается трупное окоченение.
   Его последние слова вывели его из равновесия, после того как он их произнес. В наших умах постоянно ощущалось незримое присутствие Скотта.
   — Я с тобой, — сказал я. Он кивнул.
   В надвигающейся темноте мы проехали мимо куч железного хлама, спустились вниз по изгибам холма и, проехав сельскими долинами, остановились в маленьком старом пабе, где только хронически жаждущие все еще подпирали бар.
   Я не мог смотреть на пиво и остановился на бренди с водой, ощущая при этом, что я тоже ничего не ел, чувствуя себя скорее более, чем менее, выбитым из колеи.
   — Безнадежно, — сказал Кен, уставясь в свой стакан. — Я это понял, разговаривая с Фитцем. Ты иногда даешь мне надежду, но все это — иллюзии.
   — Сколько лет Нэгреббу? — спросил я.
   — Только не Нэгребб. Я не поеду туда.
   — Ему шестьдесят или больше?
   — Он выглядит моложе, но его сыну уже за тридцать. Зачем это тебе?
   — Все владельцы или тренеры мертвых лошадей были под шестьдесят или старше.
   Он уставился на меня.
   — Ну и что?
   — Я и сам точно не знаю. Просто ищу сходство.
   — Они все знали меня, — сказал Кен. — Вот это у них было общее.
   — Они все знали Оливера? Кен задумался:
   — Вряд ли он знаком с Винном Лизом, хотя остальных знает наверняка. И, конечно же, все они знают Кэри.
   — Безусловно. Но другое… Есть ли что-нибудь другое, что их связывает?
   — Я не могу понять, куда ты клонишь, но насчет другого стоит поразмыслить.
   — У нас есть жестокий к лошадям извращенец, старый маразматик, торговец металлоломом, беспринципный тренер лошадей, старый деспотичный отец Рассет Иглвуд и распорядитель на скачках.
   — Какой распорядитель?
   — Ронни Апджон.
   — Но его лошадь жива.
   — У него не тот возраст.
   — Чушь, — сказал Кен. — Так ты ни к чему не придешь. Четверть населения — люди старше шестидесяти.
   — Я думаю, ты прав. — Я сделал паузу, затем спросил: — Они все знали твоего отца?
   Он как-то странно посмотрел на меня, но не уклонился от ответа.
   — Разумеется, старик Макинтош, — сказал он. — Что тут странного? Я не знал, что так похож на отца, если бы не он.
   — Кто еще?
   — Не знаю. Он был ветеринаром в этих краях, и мне кажется, что он знал большинство из них.
   — И, конечно же, он знал о Винне Лизе.
   — Но сейчас, через столько лет, это не имеет значения.
   — Я только строю предположения, — сказал я. — Они все знают друг друга?
   Он нахмурился:
   — Иглвуд знает Лиза, Макинтоша, Фитцуолтера и Апджона. Ничего не скажу о Нэгреббе. Все три тренера хорошо знакомы — они все время встречаются на скачках. Нэгребб — совсем другое. Как и Винн Лиз.
   — И все это началось, когда Винн Лиз вернулся из Австралии.
   — Мне тоже так кажется.
   Полностью подавленные, мы допили свои напитки и поехали в Тетфорд. Белинда выглядела усталой. Она уже рассказала Грэгу и Викки о Скотте, поэтому мы покорно просидели весь долгий вечер, ни разу не улыбнувшись. Викки предложила спеть, чтобы поднять настроение, но Белинда ей не разрешила. Они с Кеном уехали в десять, а те, кто остался, с облегчением пошли спать.
   Утром я опять отправился в клинику, куда меня тянуло как магнитом, но там ничего особенного не случилось. Двери приемной были закрыты. Автостоянка, обычно переполненная, была полупустой. У больницы стояли две полицейские машины, но никаких заграждений, сдерживающих другие автомобили, я не заметил.
   Я припарковался возле центрального входа, вошел и увидел, что Кен, Оливер, Джей и Люси в унылом молчании сидят в офисе.
   — Привет, — сказал я. Никто из них мне не ответил.
   — Кэри прикрыл практику, — сказал Кен, объясняя общее настроение. — Он приказал секретарше позвонить всем, кто был записан на прием с мелкими животными, и отменить его. Она как раз звонила из приемной, когда мы приехали. Сейчас она там отвечает на телефонные звонки, советуя людям обратиться к другим ветеринарам.
   — Я не думала, что он может так поступить! — воскликнула Люси. — Он с нами даже не посоветовался.
   — Он не имеет права, — сказал Оливер. — Мы партнеры. Он сам может отказаться, если ему так хочется, — и чем быстрее, тем лучше, — но не может так просто взять и отстранить всех нас от работы.
   Джей заметил:
   — Ни одна из этих катастроф не касалась моего крупного рогатого скота. Я намерен позвонить всем своим клиентам и сказать, что начинаю работать самостоятельно.
   — Но иногда тебе будет нужна клиника, — сказал Кен.
   — Если мне понадобится операционная, я ее арендую.
   — Хорошая идея, — поддержал Оливер.
   Я не стал обращать их внимание на тот факт, что, поскольку они все вместе владели больницей и каждый вносил свою часть по закладной, им будет не так просто, как они думали, выйти из доли. А впрочем, это не мое дело.
   — Кэри здесь? — спросил я. Они покачали головами:
   — Он пришел. Объявил нам. Мы онемели в шоке. Он ушел.
   — А полиция? Здесь стоят машины.
   — Они в операционной, — сказала Люси. — Непонятно, что они там делают.
   И тут, как будто по команде, в дверях появился полицейский констебль и попросил ветеринаров пройти к полицейскому офицеру. Они столпились и пошли за ним по коридору, а я бы мог скромно попытаться увязать факты, но, увидев телефон на столе, решил позвонить Аннабель в жокей-клуб.
   — Чудесно, — сказала она, когда я назвал себя, — Я не знала, как до тебя добраться. Здесь одним людям нужен новый квартиросъемщик. Тебя это интересует?
   — Конечно, — ответил я.
   — Когда тебя ждать?
   — Сегодня вечером.
   — Ты сможешь заехать сначала ко мне домой?
   — Сочту за честь и буду очень признателен.
   — Ну, все. Мне пора. До скорого.
   — До скорого, — сказал я, но она уже бросила трубку. «В конце концов, — подумал я, — жизнь состоит не только из падений».
   Почти сразу же телефон зазвонил снова. Я выждал несколько секунд, но из операционной никто не шел, и я поднял трубку.
   — «Хьюэтт и партнеры», чем могу быть полезен? — сказал я совсем как Кен.
   — Это компания «Паркуэй кемикалз». Нам нужно поговорить с мистером Кеннетом Макклю-эром по поводу письма, которое мы получили от него сегодня утром, — ответил голос на другом конце провода.
   — Я и есть Кеннет Макклюэр, — сказал я. «Лги во имя своей страны».
   — Прекрасно. В таком случае, отвечаю на ваш вопрос. Позвольте представиться, я менеджер по торговле. Примите соболезнования по поводу пожара.
   — Спасибо. Это так неприятно.
   — Вам нужно будет заменить сгоревшие препараты?
   — Да, конечно. Если вы сможете прислать нам прошлые счета, мы составим новый список.
   — Отлично, — сказал он. — Но вы помните, что некоторые вещества нельзя отправлять по почте? Как и в прошлый раз, вам нужно будет прислать кого-нибудь за ними.
   — О'кей, — ответил я.
   — В прошлый раз, судя по нашим записям, от вас приходил мистер Скотт Сильвестр. У него было поручительство, но, если вы пришлете кого-нибудь другого, понадобится удостоверение его личности и доверенность от вашей лаборатории. Даже для мистера Сильвестра эта процедура обязательна. Мы, конечно, извиняемся, но нужно соблюдать осторожность.
   — Да, — сказал я. — Вы не могли бы прислать копии счетов как можно быстрее?
   — Безусловно. В данный момент их собирают и отправят сегодня же.
   — Вы не могли бы прислать нам также копию квитанции о доставке, которую, я уверен, вы отдали Скотту, когда он забирал у вас товар?
   — Конечно, если вам это необходимо.
   — Это помогло бы нам восстановить наши записи.
   — Ну, что ж. Я приложу ее сию же минуту.
   — Огромное спасибо.
   — Не за что. Всегда рады помочь. — Он аккуратно положил трубку, а я все стоял и думал о том, насколько важным могло оказаться все то, что я узнал.
   Скотт лично забирал по крайней мере одно вещество, которое нельзя было отправить по почте. Оно могло быть и безвредным. Оно могло быть чем угодно. Я чуть было прямо не спросил у менеджера по продажам, что взял Скотт, но он был уверен, что я в курсе, и мне не хотелось вызывать у него подозрения. Утром, или когда там ответ придет в Тетфорд, мы все и выясним. Я всегда считал, что терпение — самая тяжкая добродетель.