— Вот здесь. А когда я увидел ее в первый раз, она бежала вдоль дороги. Потом она остановилась и пошла медленным шагом, переводя дыхание. А потом снова побежала. Потом пошла. Потом увидела меня и помахала рукой.
   — Прошу вас вернуться на свидетельское место, — сказал Гамильтон Бюргер. — Что было дальше?
   — Она села ко мне в машину, запыхавшаяся. Казалось, она была очень взволнована и расстроена. Я спросил ее, куда ехать. Вначале она не сказала. А потом попросила отвезти ее на Юнион-Стейшн.
   — И вы отвезли ее?
   — Да, сэр.
   — Когда это было?
   — Я подобрал ее незадолго до пяти, думаю, примерно без четверти пять.
   — А когда вы были на Юнион-Стейшн?
   — Сразу после пяти.
   — Третьего июня?
   — Да, сэр.
   — Перекрестный допрос, — сказал Бюргер. Мейсон вежливо улыбнулся:
   — Когда вы увидели обвиняемую в последний раз, мистер Кедди?
   — Не знаю.
   — Не знаете? — притворно удивился Мейсон.
   — Нет, сэр. Я знаю, что видел ее на следующий день на опознании, и я мог видеть ее вечером, но я не уверен. Понимаете, у нас так много пассажиров, иногда мы даже не смотрим на них…
   — Минутку, — остановил его Мейсон. — Не нужно приводить свои доводы. Просто отвечайте на вопрос.
   — Ваша честь, я заявляю, что это лишь часть ответа, — сказал Бюргер. — У свидетеля всегда есть право объяснить свой ответ. Я заявляю, что свидетелю нужно позволить закончить.
   — Думаю, для вас будет лучше затронуть этот момент при повторном допросе, — заметил судья Седгвик. — И у вас будут широкие возможности обрисовать всю ситуацию в целом.
   — Хорошо, — проговорил Бюргер в попытке быть любезным.
   — Итак, когда вы давали показания на предварительном слушании, — спросил Мейсон, — вы не видели обвиняемую с момента, когда подобрали ее днем третьего июня, и вплоть до опознания утром четвертого числа, верно?
   — Да, сэр.
   — Все, — объявил Мейсон.
   — На предварительном слушании вы ошиблись? — спросил Бюргер.
   — Я запутался.
   — Вы ошиблись?
   — Да, сэр.
   — Тогда все.
   — Минутку, мистер Кедди, — вмешался Мейсон. — Вы сказали, что ошиблись?
   — Да, сэр.
   — Значит, вы под присягой сказали то, чего в действительности не было?
   — Ваша честь! — заявил Гамильтон Бюргер. — Я протестую, это не соответствует правилам перекрестного допроса. Это попытка запугать свидетеля.
   — Я не запугиваю свидетеля, — ответил Мейсон. — Я просто уточняю, говорил ли он под присягой о том, чего в действительности не было.
   — Это была честная ошибка, — сказал Гамильтон Бюргер.
   — Вы теперь пытаетесь дать показания о душевном состоянии свидетеля? — спросил Мейсон.
   — Я сообщаю суду факты.
   — А я хочу, чтобы свидетель сообщал факты, — парировал Мейсон.
   — Протест отклонен, — объявил судья Седгвик.
   — Итак, вы свидетельствовали о том, чего не было? — продолжал Мейсон.
   — Да, сэр. Я ошибся. Я запутался.
   — Теперь вы не запутались?
   — Нет, сэр.
   — Как вы узнали, что вы ошиблись?
   — Да, но ведь окружной прокурор нашел человека, который брал такси. Он мне ее показал и сказал, что она была с подругой…
   — Свидетельствуйте о том, что вы сами знаете, — перебил его Бюргер. — Не говорите о том, что вы знаете понаслышке.
   — Нет, нет, продолжайте, — сказал Мейсон свидетелю. — Расскажите, что вам сообщил Гамильтон Бюргер.
   Судья Седгвик улыбнулся.
   — Ваша честь, это не по правилам. Эта информация получена понаслышке, — запротестовал Бюргер. — Что я говорил свидетелю, здесь рассмотрению не подлежит.
   — Он описывает причину, ваша честь, — сказал Мейсон доверительным тоном, резко контрастировавшим с взволнованными интонациями Бюргера.
   — Продолжайте, — улыбнулся судья Седгвик, — отвечайте на вопрос.
   — Продолжайте, — сказал Мейсон свидетелю, — вы говорили, Гамильтон Бюргер сказал вам… Что он вам сказал?
   — Ну, он сказал мне, что его детективы проследили за всеми близкими друзьями обвиняемой, чтобы они нашли человека, бывшего с ней в такси. И он указал на эту свидетельницу, которая только что выступала, сказав мне, что это была она, и тогда я ее узнал.
   Мейсон улыбнулся:
   — Окружной прокурор показал вам ее?
   — Да, сэр.
   — Где он вам ее показал?
   — В своем офисе.
   — А она вас видела в этот момент?
   — Нет, сэр. Я был в другой комнате. Это была такая комната со специальным зеркалом: когда смотришь с одной стороны, то это зеркало, а с другой — окно.
   — И окружной прокурор привел вас в такую комнату?
   — Да, сэр.
   — А потом усадил миссис Марвел по другую сторону этого специального зеркала?
   — Да, сэр.
   — А затем окружной прокурор вошел к вам в комнату, показал на миссис Марвел и сказал, что это была она?
   — Да, сэр.
   — И это заставило вас подумать, что на предварительном слушании вы дали ошибочные показания?
   — Да, сэр.
   — И свидетельствовали под присягой о том, чего не было на самом деле?
   — Да, сэр.
   — На предварительном слушании, когда окружной прокурор еще не дал вам свой мудрый совет, вы сказали, что не видели больше обвиняемую вплоть до опознания четвертого утром, так?
   — Да, сэр.
   — Ну, тогда, — приветливо сказал Мейсон, — вас нужно поздравить, раз вы доставили столько хлопот окружному прокурору. Если бы не его вмешательство, вы сейчас не изменили бы показания, а говорили бы то же, что на предварительном слушании?
   — Полагаю, да. Да.
   — Итак, ваши сегодняшние показания были вызваны утверждениями окружного прокурора?
   — Ну, думаю, что да.
   — Спасибо, — сказал Мейсон, — у меня все. Раздраженный Гамильтон Бюргер произнес:
   — Очень хорошо, что все. У меня больше нет вопросов. Вызываю Стивена Ардмора.
   Ардмор принес присягу, сообщил, что он работает детективом и исполнял обязанности детектива третьего июня этого года.
   — Вам случалось обследовать дом, в котором проживают обвиняемая и ее муж, Энрайт Харлан?
   — Да, сэр.
   — Когда?
   — Четвертого июня.
   — Вы обследовали что-нибудь из одежды обвиняемой?
   — Да.
   — Обращаю ваше внимание на конкретную пару перчаток. Вы обследовали их?
   — Да.
   Что вы обнаружили?
   — Когда я обработал эти перчатки пылесосом, в котором был поставлен фильтр, задерживающий пыль, то в фильтровальной бумаге я обнаружил ряд посторонних частиц.
   — Вы смогли определить, что это за посторонние вещества?
   — Да, одно из них я определил.
   — И что это было?
   — Несколько крупиц сахара.
   — Сахара? — улыбнулся Бюргер в сторону присяжных.
   — Да, сэр.
   — То есть обычного домашнего сахара?
   — Да, сэр.
   — И что вы потом сделали?
   — Потом я пошел в дом, где жили подсудимая и ее муж, и обследовал несколько коробок для сахара.
   — И что вы обнаружили?
   — На дне сахарницы лежала связка ключей от машины.
   — В самом деле? — проговорил Бюргер. — Вы пометили их, чтобы их можно было узнать?
   — Да.
   — Я даю вам связку ключей и обращаю ваше внимание на метки, сделанные на ключах. Это та связка, которую вы нашли?
   — Да, сэр, связка из двух ключей.
   — Вы затем определили, к каким замкам подходят эти ключи?
   — Да, сэр.
   — Что это были за замки?
   — Вот этот ключ подходит к замку зажигания автомобиля, которым управлял Джордж К. Латтс в день своей смерти. А этот ключ от багажника того же автомобиля.
   — Вы убедились, что они подходят?
   — Да, сэр.
   — Перекрестный допрос, — объявил Бюргер. Мейсон улыбнулся.
   — Ведь вы не знали, мистер Ардмор, кто именно положил эти ключи в сахарницу? — спросил он.
   — Я лишь знал, что на перчатках обвиняемой был сахар.
   — Отвечайте на вопрос. Вы не знаете, кто положил эти ключи в сахарницу?
   — Не знаю, сэр.
   — А вы обследовали дом до того, как обнаружили эти ключи?
   — Да, сэр.
   — И другие полицейские обследовали дом?
   — Да, сэр.
   — Муж продолжал жить в доме?
   — Да, сэр.
   — Некоторые из свидетелей допрашивались в этом доме?
   — Да, сэр, некоторые.
   — Почему вы не заглянули в эту сахарницу раньше, а предоставили возможность другим людям ходить по дому и подбрасывать улики там, где им захочется?
   — Нельзя все сделать сразу, мистер Мейсон.
   — Тогда почему вы не заперли дом, когда обыск еще не был окончен?
   — Ну, мы… мы не знали, что еще нужно искать.
   — Значит, вы считали, что вы знаете, что вам нужно найти еще до того, как предпринять какие-то шаги и убедиться, что эта улика не была подброшена?
   — Я не думаю, чтобы эту улику кто-то подбросил.
   — А я вас не спрашиваю, что вы думаете, — сказал Мейсон. — Я вас спрашиваю, почему вы не заглянули в эту сахарницу до того, как у других появилась возможность подбросить туда что-нибудь?
   — Потому что я не знал, что в сахарнице что-то есть.
   — И вы не исследовали, — продолжал Мейсон, — перчатки, одежду и не заглядывали под ногти еще кого-нибудь в этом доме, чтобы убедиться, что там нет сахара?
   — Нет, сэр.
   — Муж этой женщины все время был в доме. Вы не обследовали его пальцы, может, у него под ногтями тоже следы сахара?
   — Нет, сэр.
   — Тогда у меня все, — сказал Мейсон.
   — Вопросов больше нет, — сказал Гамильтон Бюргер, после чего вызвал свидетельницу Джанис Кондон.
   Она сообщила, что в течение примерно трех лет работает секретаршей Энрайта Харлана, включая то время, когда произошла покупка револьвера, выставленного в качестве вещественного доказательства. Шеф проинструктировал ее, чтобы она пошла в оружейный магазин и забрала пистолет, который он предварительно заказал, и чтобы она подписалась его именем в журнале регистрации стрелкового оружия. Она знала, что это не по правилам, и продавец это знал, но Харлан был очень уважаемым клиентом, и продавец закрыл глаза на нарушение порядка.
   Перекрестный допрос, объявил Гамильтон Бюргер.
   — Нет вопросов, — осторожно сказал Мейсон. — Мы должны были обговорить показания этого свидетеля. Не было необходимости ее вызывать.
   — Вы могли сказать это раньше, — отрезал Гамильтон Бюргер.
   — Но вы меня не спрашивали, — с улыбкой парировал Мейсон.
   — Достаточно, — сказал судья Седгвик. — Занимайтесь своим делом, мистер окружной прокурор.
   — Ваша честь, — обратился к судье Гамильтон Бюргер. — Позвольте заметить, что уже больше четырех часов. У меня больше нет свидетелей. Скажу, что дело меня очень удивляет. Мы начали заседание вчера днем. Сегодня утром суд собрался в пол-одиннадцатого. Я полагал, что это займет три дня, как минимум. Обращаю внимание суда на то, что на перекрестном допросе было задано очень мало вопросов, со стороны защиты почти не было возражений против имеющихся улик. Из-за этого возникла весьма необычная ситуация. Оказалось, я значительно опережаю регламент. Думаю, будет правильно попросить суд сделать перерыв.
   Судья Седгвик, совершенно озадаченный тактикой Мейсона, вопросительно взглянул на адвоката. Мейсон улыбнулся и сказал:
   — Ваша честь, мы замечательно продвинулись вперед, я просто должен признать, что у меня нет причин возражать против относящихся к делу улик и не хочу Допрашивать свидетелей, которые, очевидно, говорят правду. Поэтому мне кажется, что обвинение может выставить своего последнего свидетеля, а потом люди смогут уйти на перерыв в обычное время.
   — Нет, ваша честь, — возразил Гамильтон Бюргер. — Несомненно, этот свидетель будет подвергнут долгому и изнурительному перекрестному допросу. Это неожиданный свидетель и…
   — И поэтому, — перебил его Мейсон, — обвинение, очевидно, хочет воспользоваться преимуществом внезапного нападения. Обвиняемая настаивает на том, чтобы мы работали в обычном порядке и этот свидетель был вызван сейчас. Мы возражаем против попыток сделать сейчас перерыв.
   — Думаю, позиция защиты верна, — заключил судья Седгвик. — Мистер обвинитель, можете вызвать свидетеля.
   Гамильтон Бюргер с неохотой объявил:
   — Эзекил Элкинс.
   Эзекил Элкинс вышел вперед и занял свидетельское место. Он назвал свое имя, возраст, род занятий и откинулся назад, сжав губы.
   — Вы директор «Силван Глэйд девелопмент компани» и держатель акций той же компании?
   — Да, сэр.
   — На вашем собрании директоров третьего июня сего года происходило что-нибудь необычное?
   — Да, конечно.
   — Я заявляю суду и защите, — сказал Бюргер, — что я установлю связь между этим вопросом и расследуемым делом.
   — Нет возражений, — согласился Мейсон, — продолжайте.
   — Опишите, что произошло на собрании директоров, — сказал Гамильтон Бюргер.
   Элкинс вкратце описал, как происходило собрание. И что вы делали после собрания? — спросил Бюргер.
   — Я подумал, что Джордж Латтс собирается скрыться и…
   — Не важно, что вы подумали, — резко прервал его Бюргер. — Я спрашиваю, что вы делали.
   — Ну, я решил последовать за Джорджем Латтсом, так как подумал, что он может быть в…
   — Не важно, что вы подумали. Вы последовали за Джорджем Латтсом, так?
   — Да.
   — Куда он направился?
   — Он пошел на ленч с Докси — своим зятем и секретарем компании. Потом он сел в машину и поехал в парикмахерскую и косметический салон.
   — И что потом?
   — Он остановил машину и стал ждать.
   — Как долго он ждал?
   — Могу сказать, две-три минуты.
   — Где были вы в это время?
   — Примерно в полуквартале сзади от него.
   — Что случилось потом?
   — Потом из косметического кабинета вышла обвиняемая, Джордж Латтс открыл дверь машины и позвал ее.
   — И что она?
   — Она села к нему в машину.
   — Потом?
   — Потом они немного поговорили.
   — Дальше?
   — Дальше Латтс проехал примерно полквартала к автостоянке, где стояла машина обвиняемой. Обвиняемая вышла и направилась к тому месту, где стояла ее машина…
   — Минутку, — прервал его Гамильтон Бюргер. — Вы сами знали, что это была ее собственная машина?
   — Нет, сэр, не знал.
   — Тогда говорите только то, что знаете сами.
   — Ну, она пошла к машине. Там она открыла отделение для перчаток, и я не знаю, что она там сделала.
   — Вы видели, как она открыла отделение для перчаток?
   — Я видел ее руки в том месте, где было отделение для перчаток.
   — И что потом?
   — Потом она вышла из машины, захлопнула дверь и вернулась к тому месту, где ее ждал Латтс в машине. Она села к нему, и они уехали.
   — А что сделали вы?
   — Я ехал за ними до тех пор, пока не понял, что они направляются в сторону участка «Силван Глэйд» и…
   — Не важно, что вы поняли. Как далеко вы за ними проехали?
   — Я сопровождал их примерно за полмили до того места, где дорога поворачивает к участку «Силван Глэйд».
   — Что вы делали потом? — спросил Гамильтон Бюргер. Кажется, свидетель смутился.
   — Продолжайте, — сказал Бюргер.
   — Ну, я так сосредоточился на преследовании, что я… ну, столкнулся с другой машиной. Она врезалась в меня сзади, потом обогнала и притерла к обочине, так что я был вынужден остановиться.
   — Что было дальше?
   — Потом произошла перебранка.
   — Что вы имеете в виду под перебранкой?
   — Я ведь торопился, чтобы последовать за Латтсом и обвиняемой, а этот человек начал ругаться. Я спешил, не мог ждать и сорвался, и… ну, слово за слово и…
   — Продолжайте, — сказал Бюргер.
   — И он двинул меня в глаз, — признался Элкинс.
   — И что дальше?
   — Ну, потом рядом остановилось несколько машин и… и я замахнулся в ответ, а он меня ударил в живот, а я… мне стало плохо. У меня перехватило дыхание от его удара.
   — Что дальше?
   — Потом он сел в свою машину и уехал.
   — Бросив вас там, где вы стояли?
   — Да. Но я не стоял… я согнулся пополам.
   — Итак, что вы делали потом?
   — Я развернулся и поехал домой.
   — А когда вы в следующий раз увидели мистера Латтса?
   — Я увидел его тело на похоронах.
   — Можете спрашивать, — сказал Бюргер. Мейсон посмотрел на часы и улыбнулся в сторону судьи:
   — С разрешения суда, уже подошло время перерыва.
   Судья Седгвик понял, наконец, тактику Мейсона и, улыбнувшись ему в ответ, объявил:
   — В самом деле. Пора делать перерыв.
   — С разрешения суда, — проговорил Бюргер, — мне кажется, если защита проведет краткий перекрестный допрос, то можно будет закрыть обвинительную часть и…
   — Вы полагаете, что перекрестный допрос будет кратким? — спросил судья Седгвик. — Суд не может сделать такое предположение. Сейчас обычное время перерыва, мистер окружной прокурор, и суд объявляет перерыв до завтрашнего утра.

Глава 15

   Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк собрались в личном офисе адвоката. Настроение у всех было мрачное.
   — Черт возьми, Перри, — сказал Пол Дрейк, — неужели ты не мог усомниться в уликах? Разве ты не мог задать перекрестный вопрос и…
   — Конечно, мог, — перебил его Мейсон. — Но в этом деле такой способ не пройдет. Присяжные — неглупые ребята, Пол. Как только пытаешься бросить тень на улики, которые для всех очевидны, довольно скоро присяжным приходит в голову мысль, что ты боишься правды. Можно понять, что произошло в этом деле, — продолжал Мейсон. — Гамильтон Бюргер взялся за меня. Он подготовил все заранее, настроившись на то, что это дело должно быть разработано настолько тщательно, что не останется ни малейшей возможности для чего-то непредвиденного. Конечно, он надеялся, что я буду биться лбом о стену, постоянно протестуя и задавая массу перекрестных вопросов. Я бы мог выиграть пару технических моментов, но потерял бы сочувствие присяжных. В этом деле все факты так аккуратно согласованы, что не может возникнуть никаких вопросов. Конечно, моя клиентка сказала мне, что из пистолета, который она положила обратно в отделение для перчаток, не стреляли, что это был тот самый пистолет, который она доставала из отделения для перчаток; что она взяла такси до дома, так как ее чулки и туфли настолько запачкались при беге, что ей было стыдно показываться. Может быть, это правда. Но она лгала мне раньше. Без сомнений, она снова лжет. В отчаянном положении женщина всегда старается приукрасить факты в свою пользу.
   — Будь я адвокатом, — произнес Пол Дрейк, — я бы не представлял клиента, который мне лжет.
   — Тогда бы у тебя было не слишком много клиентов, — заметил Мейсон, — особенно в уголовных делах. Не знаю, почему так выходит, но, пожалуй, лишь один клиент из пятидесяти говорит тебе полную правду. Почти все клиенты, даже полностью невиновные и честные, пытаются подсластить факты так, чтобы они говорили в их пользу.
   — Что ты собираешься делать? — спросил Дрейк.
   — Боюсь, я все поставлю на подбитый глаз Эзекила Элкинса, — сказал Мейсон. — Если бы я мог устроить ему перекрестный допрос и придать особое значение его синяку, то я, возможно, заклеймил бы его как убийцу Джорджа Латтса. В противном случае мне придется вызвать обвиняемую для показаний перед присяжными, а когда я это сделаю, Гамильтон Бюргер ее прикончит.
   — Больше выбора нет?
   — Сейчас я больше ничего не вижу, — ответил Мейсон.
   — Скажу тебе, Перри, что я не мог доказать, что Элкинс попал в какую-то автокатастрофу, но не мог доказать и обратное.
   — Преимущество метода, которым я веду это дело, — сказал Мейсон, — в том, что присяжные начинают тебе сочувствовать. Они понимают, что ты не собираешься тратить впустую их время и время суда. Они поймут, что если я теперь устрою жесткий перекрестный допрос, то у меня для этого есть довольно веская причина, и они будут прислушиваться. В этом моя стратегия. Так должно быть. Пропустив предварительно всех свидетелей, я ухвачусь за Элкинса и тем самым произведу наибольшее впечатление на присяжных.
   — А потом ты собираешься поставить обвиняемую перед присяжными?
   — Зависит от того, чего я добьюсь от Элкинса, — ответил Мейсон. — Я могу вызвать серьезные подозрения у присяжных. Возможно, мне удастся не вызывать обвиняемую, хотя шансов здесь — один из тысячи.
   — Я бы не хотел оказаться сейчас на твоем месте, — сказал Пол Дрейк. — Мне это дело совсем не нравится.
   — Мне оно самому не нравится, — признался Мейсон. — Но если ты играешь в карты, то тебе иногда не везет. И не стоит бросать карты только из-за того, что расклад не в твою пользу. Нужно пытаться… Нужно стараться в любом деле, которым занимаешься. Что ты разузнал о меткой стрельбе, Пол?
   — То есть?
   — Ну, обо всех наших участниках, какой у них опыт в обращении с пистолетами?
   — Так, — сказал Дрейк, открывая записную книжку, — если тебе нужен список людей, которые могли промахнуться по Латтсу с расстояния в десять футов, то их можно пересчитать по пальцам.
   — Кто это?
   — Элкинс — это раз. Он никогда в жизни не стрелял из пистолета. Твой клиент — это два. Она говорит, что закрывает глаза, когда нажимает на курок. Она призналась в этом одной из своих подруг. Если хочешь заподозрить Рокси Клаффин, то она тоже плохой стрелок — предположительно. Энрайт Харлан вроде бы учил ее стрельбе, но она не преуспела, очевидно. С другой стороны, имеем Реджерсона Б. Неффса, который заявляет, что хорошо стреляет из пистолета, во всяком случае, стрелял в молодости. Имеем Энрайта Харлана, лучшего стрелка, Герберта Докси, выигравшего целую связку медалей в стрельбе из пистолета, и Клива Ректора, который называет себя очень хорошим стрелком.
   Мейсон начал вышагивать по комнате:
   — Кто сказал Латтсу, что меня наняла миссис Харлан, а, Пол?
   Дрейк пожал плечами и сказал:
   — Это довольно загадочно. Очевидно, он получил это по банковским каналам. Когда он с Докси пошел на ленч, он, конечно, еще ничего не знал. Потом ему пришла в голову мысль, он пошел к телефону там же в ресторане и позвонил кому-то, вероятно, знакомому в банк. Наверняка они проследили за чеком, который вы поместили на свой счет.
   — Это противозаконно, — отметил Мейсон. — Это означало бы нарушение банковских правил.
   — Я знаю. Но такие случаи бывают.
   Мейсон снова начал ходить по комнате.
   — Шеф, — заботливо сказала Делла Стрит, — кажется, вы собираетесь провести на ногах всю ночь, расхаживая по комнате и пытаясь все уяснить.
   С каменным лицом Мейсон сообщил:
   — Итак, мы имеем несколько составных звеньев мозаики. Некоторые из них подходят, а некоторые — нет. Я собираюсь переставлять их до тех пор, пока не найду подходящее сочетание.
   — Какие результаты ты хочешь получить, Перри?
   — Что делает Рокси Клаффин?
   — В основном злорадствует. Она сейчас на седьмом небе, а Энрайт Харлан — овца, которую она ведет на бойню. Возможно, она планирует заключить договор о субаренде ее дома: уже начала его вычитать. Сегодня она вытащила из своего гаража какой-то старый хлам, свалила его в кучу, а потом вывезла.
   — Какой хлам? — у Мейсона сузились глаза.
   — Старые банки из-под краски, разбитый чемодан, табуретку, старые трубы, какие-то холщовые мешки, ящик металлолома и хлама.
   — И где все это? — спросил Мейсон.
   — На свалке. Мой человек следил, как она все это грузила, и все просмотрел после ее ухода: там ничего нет.
   — Нам нужен весь этот мусор, — сказал Мейсон. — Где сейчас твой человек?
   — Он сейчас отдыхает. Я могу вызвать его и…
   — Черт возьми, Пол, — проговорил Мейсон, — в таком деле нет ничего незначительного. Забери этот хлам и привези сюда как можно скорее.
   — О'кей. — Дрейк взглянул на часы и вздохнул.
   — И эти трубы тоже. Что это может быть?
   — Перри, она. очевидно, просто расчищала гараж, набросала туда всякого барахла и…
   — Мне необходимо все это видеть, Пол. Пусть твой человек этим займется.
   — Целый гараж хлама перекочует в твой офис, — с неохотой сказал Дрейк.
   — Именно это я и хочу, — настаивал Мейсон. — Ты соберешь весь этот мусор и доставишь сюда. Мы с Деллой пока пойдем немного, перекусим. Давай встретимся… посмотрим… в девять.
   — Сегодня вечером?
   — Конечно сегодня вечером, — нетерпеливо сказал Мейсон. — А что ты думал? Завтра утром?
   — Я не понял, — начал оправдываться Дрейк. Через два часа перед Мейсоном, Деллой Стрит и Полом Дрейком стоял поникший детектив.
   — Что значит, вы не нашли? — спросил Мейсон.
   — Значит то, что я сказал, — ответил детектив Блэнтон. — Мистер Мейсон, там ничего нет.
   — Наверное, вы попали не на то место, — предположил Мейсон.
   — Нет. Я точно запомнил, где она все свалила.
   — Что это за свалка?
   — Примерно в трех милях от ее дома. Это не городская свалка, но туда сбрасывают мусор люди, живущие в округе. Ею пользуются уже довольно долго.
   — Что за мусор?
   — Ну, консервные банки, ящики… всякий хлам.
   — А как себя вела миссис Клаффин?
   — Это было сегодня, примерно в полвосьмого утра… Она открыла гараж, и я увидел, что она убирает там мусор. Потом я подъехал так, чтобы видеть в бинокль, что делается внутри.
   — И что вы увидели?
   — Увидел, что она загружает машину.
   — Куда она все складывала?
   — В багажник.
   — Вам хорошо было видно?
   — В этот момент не очень хорошо… потом стало видно намного лучше.
   — Когда именно?
   — На свалке, когда она оттуда уехала. Я осторожно ехал за ней, чтобы она не поняла, что за ней следят. Когда она повернула на свалку, я просто проехал мимо по дороге… почти милю. Остановил машину и стал наблюдать в бинокль. Было видно, что она сгрузила мусор на свалку, потом развернулась и поехала домой. Мне следовало бы поехать за ней, но я решил, что лучше взглянуть на этот мусор. И я отправился на свалку.