— Бывает, что вы иногда ошибаетесь? — спросил судья Хойт.
   — Думаю, да. Бывает, что допускаешь ошибки: иногда пишешь неправильный номер или забываешь написать поездку. Но это случается не слишком часто. Все записи полностью проверяются в главной конторе примерно раз в неделю. Мы приходим туда и все перепроверяем. Они следят за нашими маршрутами… Ну, вы знаете, как это бывает. Для таксиста всегда есть соблазн схитрить и при возможности заработать побольше. Но они ведут свои записи, чтобы знать, как работают машины и таксисты… Короче говоря, на них никто не заработает.
   — Теперь давайте разберемся, — сказал судья Хойт. — Если вы приняли машину после поездки девять шестьдесят девять, то поездка в клуб «Джонатан» была под номером девять семьдесят.
   — Верно.
   — Значит, ваша поездка с подсудимой была под номером девять семьдесят один?
   — Ну, так должно быть, но на квитанции ясно написано — девять восемьдесят четыре.
   — Минутку, минутку, — вклинился Гамильтон Бюргер.
   — Не перебивайте меня, — заявил судья. — Я пытаюсь все проверить. Посмотрим, я хочу сосчитать поездки на вашем листке. Это должен быть номер девять семьдесят один… семьдесят два… семьдесят три… семьдесят четыре… семьдесят пять…
   Судья Хойт сосчитал поездки, перевернул листок, поправил очки, нахмурился, глянул на Гамильтона Бюргера и сказал свидетелю:
   — Как я заметил, мистер Кедди, если вы начинали с поездки номер девять шестьдесят девять, как вы говорили, то по вашему листку против номера девять восемьдесят четыре помечено: «Осмотр собственности».
   — Дайте взглянуть, — попросил Кедди. Он взял листок бумаги и нахмурился.
   — Минутку, минутку, подождите. Я помню эту поездку. Я подобрал двух дам где-то на Северном Ла-Бреа. Они хотели поехать посмотреть какую-то собственность. Сначала они мне сказали ехать смотреть собственность, потом — ехать по какой-то улице, и внезапно одна из них сказала: «Это здесь. Остановите прямо здесь». И она начала требовать, чтобы я немедленно остановил машину. Я остановился, они заплатили и вышли.
   — Среди этих двух женщин была подсудимая? — спросил судья Хойт.
   — Нет. Я ее не видел со времени первой поездки до очной ставки в полицейском участке на следующее утро.
   — Вы уверены? — переспросил судья. — Вы помните? Ведь по вашим словам, там было две женщины.
   — Давайте разберемся, — сказал Кедди. — Одна из этих женщин была немного полная, а другая… Я не могу ее как следует вспомнить, судья. Я вожу много людей и…
   — Вопрос в том, можете ли вы утверждать, что это была не обвиняемая?
   — Я не помню ее так ясно, но обвиняемую я не видел до следующего утра… То есть после того, как я ее подобрал на том перекрестке.
   — Вы в этом абсолютно уверены?
   — Если суд позволит, — начал Гамильтон Бюргер, — я думаю, картина начинает проясняться…
   — Минутку, — сказал судья Хойт. — Минутку. Я не хочу, чтобы адвокаты с обеих сторон меня перебивали. Я хочу самостоятельно задать эту серию вопросов.
   — Да, ваша честь, — подчинился Гамильтон Бюргер.
   — Я бы тоже хотел задать вопрос, — обратился Мейсон к суду.
   — Можете задавать, когда я окончу, — резко бросил судья Хойт.
   — Я считаю, — заявил Мейсон, — что в такого рода деле адвокаты не должны отстраняться от перекрестного допроса. Мои права были немного ущемлены, и я…
   — Суд проведет расследование по этому вопросу, — сказал судья Хойт. — Защита должна успокоиться. Теперь я хочу понять наконец, — обратился он к свидетелю, — возможно ли, что эта квитанция, взятая из сумочки подсудимой, была выдана во время вашей вечерней поездки, когда вы, по вашим словам, подвезли двух женщин на Северный Ла-Бреа. Свидетель заерзал на своем месте.
   — Да или нет? — спросил судья Хойт.
   — Да, такая возможность есть, — признался свидетель.
   — Насколько это возможно?
   — Если вы так ставите вопрос, ваша честь, то, полагаю, весьма возможно.
   — Именно это я и хотел узнать, — громогласно изрек судья Хойт.
   — Хочу задать вопрос, — заявил Гамильтон Бюргер.
   — Прошу прощения, — сказал ему Мейсон. — Я провожу перекрестный допрос свидетеля. Я еще не закончил.
   — Я думаю, что имею право задать сейчас вопрос, чтобы прояснить это для суда, — возразил Гамильтон Бюргер.
   — Суд способен все прояснить самостоятельно, если это вообще можно прояснить, — сказал судья Хойт. — Суду не нужен ни охранник, ни переводчик.
   — Ваша честь, я считаю, что ответ очевиден, — заявил Гамильтон Бюргер. — Несомненно, подсудимая знакома с одной из женщин, которые брали такси на Северном Ла-Бреа. От нее она и получила квитанцию. Легко понять, как это было состряпано. Женщины разъезжали, не задавая таксисту конкретный маршрут. Как только счетчик показал сумму два доллара девяносто пять центов, эти женщины вышли из машины, взяли квитанцию и, следуя, конечно, инструкциям ловкого адвоката, передали квитанцию подсудимой. Таким образом квитанция и оказалась у нее в сумочке, устроив ловушку для свидетеля. Ваша честь, это не только непрофессиональный поступок, но и явное выражение вины, так как он показывает, что даже в то время подсудимая знала, что будет отвечать на вопросы о той поездке, и приняла участие в этой ловушке для блюстителей закона.
   — Вы хотите что-нибудь сказать по этому поводу, мистер Мейсон? — спросил судья Хойт.
   — А зачем? — поинтересовался Мейсон. — Это домыслы окружного прокурора. Он не приносил присягу. Он не знает, что случилось. В свое время и в подходящем месте я расскажу, что случилось. Я докажу, что этот человек свидетельствовал о событиях, которых не было. Он — жертва своей несовершенной памяти.
   Судья Хойт задвигал челюстями.
   — Продолжайте, мистер Мейсон, — сказал он. — Продолжайте перекрестный допрос. Но суд тем не менее заявляет, что возникло весьма необычное положение, которое нужно будет расследовать.
   — Я тоже так думаю, — хмуро пробормотал Гамильтон Бюргер.
   Мейсон повернулся к свидетелю:
   — Когда вы, по вашим словам, подобрали подсудимую в точке, указанной вами на карте, примерно без четверти пять, вы не обратили внимание, как она была одета?
   — Обратил.
   — А обратили внимание на ее лицо?
   — Я заметил, что оно было бледным.
   — Она была в шляпке или с непокрытой головой?
   — Она… ну… минутку… я…
   — Не говорите, если не уверены, — сказал Мейсон.
   — По правде сказать, я не уверен.
   — У нее были в ушах серьги?
   — Не знаю.
   — У нее была сумочка?
   — Да, я помню, что у нее была сумочка. Она доставала оттуда деньги.
   — Вы рассмотрели ее лицо?
   — Я заметил, что оно было бледным.
   — И вы с уверенностью утверждаете, что это была подсудимая?
   — Ну… я думал, что это подсудимая.
   — Но теперь, когда вы все снова обдумали, есть ли вероятность, что вы не перепутали ту женщину с другой, которую вы подвозили вечером в тот день? А когда вы увидели подсудимую на проверке в полиции, то просто узнали знакомое лицо и указали на него.
   Таксист снова занервничал.
   — Не думаю, что это уместный вопрос, — заявил Гамильтон Бюргер.
   — А что в нем неуместного? — поинтересовался судья Хойт.
   — Он пытается устроить свидетелю ловушку, — сказал Бюргер.
   — Он имеет на это право, — отрезал судья Хойт. — Протест отклоняется. Свидетель ответит на вопрос.
   Таксист совсем смутился:
   — Честно говоря, вы меня так запутали, что я теперь не знаю, что же на самом деле случилось.
   — Вы теперь допускаете, что ваша память могла сыграть с вами шутку? — спросил Мейсон.
   — Да, может быть.
   — И что вы видели подсудимую позже вечером, и что без четверти пять вы подобрали другую женщину, а не подсудимую?
   — Честно говоря, я теперь не знаю, что случилось, — ответил таксист. — Думал, что знаю, но сейчас — не уверен.
   — Все, — заключил Мейсон.
   Теперь на свидетеля набросился Гамильтон Бюргер.
   — Не позволяйте какому-то хитрому адвокату себя запутать, — сказал он. — Вы знаете, что вы видели и что вы не видели. Итак, вы видели подсудимую третьего числа?
   Свидетель колебался.
   — Третьего я ее, наверное, видел, потому что четвертого я ее узнал на проверке.
   — После того, как вы видели ее впервые третьего числа, — продолжал Гамильтон Бюргер, — вы могли встретить ее еще раз перед проверкой четвертого числа?
   — Нет, — сказал свидетель. — В этом я абсолютно уверен. Я видел ее один раз перед проверкой, но не дважды.
   — Только раз? — переспросил Гамильтон Бюргер.
   — Да.
   — И, насколько вы помните, первый раз вы увидели ее в указанном вами на карте месте примерно без четверти пять вечера?
   — Ну, мне так кажется, но я сейчас немного запутался. Я хожу вокруг да около. По правде говоря, я уже не знаю, когда я ее видел.
   — Ладно, — резко сказал Гамильтон Бюргер, — как хотите.
   Окружной прокурор вернулся на свое место и упал на стул.
   — Другими словами, — сказал Мейсон вежливо и дружелюбно, — говоря, что вы не знаете, когда вы ее видели третьего числа, вы имели в виду время?
   — Да, верно.
   — Просто вы помнили, что вы ее видели третьего числа, и поэтому, когда вы увидели ее лицо на проверке четвертого числа, оно показалось вам знакомым и вы указали на нее.
   — Должно быть, так и случилось.
   — Это — максимум, что вы сейчас можете вспомнить? — спросил Мейсон.
   — Минутку, — вмешался Гамильтон Бюргер. — Это спорный вопрос. Со свидетелем явно проделали трюк, чтобы его запутать и…
   — Вы заявляете протест суду? — Голос Мейсона прозвучал как щелчок хлыста.
   — Да.
   — Тогда заявляйте его суду, — сказал Мейсон.
   — Я протестую, ваша честь. Перекрестный допрос не отвечает порядку. Он некомпетентен, не имеет отношения к делу и необоснован.
   — Отклоняется, — рявкнул судья Хойт.
   — По правде сказать, — вяло начал свидетель, — чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что она могла быть одной из тех двух женщин, которых я подобрал на Северном Ла-Бреа. Я сейчас смотрю на нее, как она держит голову… да, может быть.
   — Но вы сейчас уверены, — спросил Мейсон, — что третьего числа вы ее видели только раз?
   — Да.
   — Но вы считаете, что вы увидели ее на третьей поездке, не так ли? — вставил вопрос Бюргер.
   — Вопрос тенденциозный, я протестую, — заявил Мейсон.
   — Ваша честь, это прямой допрос, — возразил Гамильтон Бюргер.
   — Но это не дает вам права говорить за свидетеля. Меня не волнует, какая это стадия следствия, — возразил Мейсон.
   — Тем не менее, — сказал судья Хойт, — положение своеобразное. Я отклоняю протест. Я хочу, чтобы свидетель ответил, и думаю, он имеет право на ответ.
   — Честно говоря, — произнес Кедди, — я думал, что это та самая женщина, которую я тогда подобрал. Теперь я не уверен. Но я точно знаю, если это та женщина, которую я подобрал после загородного клуба, то во второй раз я наверняка бы ее узнал.
   — Значит, она не могла быть одной из тех двух женщин, которых вы подобрали на Северном Ла-Бреа?
   — Это так.
   — Это все, — сказал Гамильтон Бюргер. Приветливо улыбаясь, Мейсон сказал:
   — Как я понимаю, если бы оказалось, что она была среди двух женщин, которых вы взяли на Ла-Бреа, то она не могла быть той женщиной, которую вы взяли после загородного клуба?
   — Правильно. Во второй раз я обязательно бы ее узнал… Как на проверке в полиции… Только на Ла-Бреа я ее видел… Постойте! Я просто не знаю.
   — Вы помните, что вы видели эту женщину третьего числа? — спросил Мейсон.
   — Да.
   — И вы видели ее в тот день только раз?
   — Женщину, которую я подобрал после загородного клуба, я видел в тот день лишь раз, я в этом уверен.
   — Все, — сказал Мейсон.
   Вопросов нет, — мрачно произнес Гамильтон Бюргер.
   — Есть еще улики, мистер Бюргер? — спросил судья Хойт.
   — Ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер, — я абсолютно уверен, что пистолет, представленный в качестве улики, был приобретен мужем подсудимой, мистером Энрайтом А. Харланом. Но сейчас я не могу это доказать.
   — Можно спросить почему? — поинтересовался судья Хойт.
   — Ну, кто-то записал имя Энрайта А. Харлана в квитанции на покупку и в регистрационном журнале стрелкового оружия, но очевидно, что это почерк не мистера Харлана. Похоже, это почерк женщины.
   — Подсудимой? — спросил судья Хойт.
   — Нет, ваша честь, это почерк другого человека. Очевидно, какая-то другая женщина подписалась за Энрайта А. Харлана. А продавец пока не может вспомнить обстоятельства этой покупки.
   — Вы можете сказать, кем приобретался пистолет?
   — Единственный способ, которым я могу это доказать, — это свидетельство мужа. И конечно, я столкнусь с отрицанием, так как в такого рода деле муж не может свидетельствовать против своей жены без ее согласия.
   — Понимаю, — нахмурился судья Хойт.
   — Думаю, довольно очевидно, что здесь произошло, — продолжал Гамильтон Бюргер. — Был состряпан план, чтобы запутать свидетеля. Полагаю, что суд должен к этому присмотреться. Считаю это неуважением к суду.
   — Не понимаю, как вы защищаете суд, не являясь судьей, — сказал судья Хойт. — Но весьма вероятно, что этим заинтересуется Ассоциация адвокатов.
   Судья Хойт сверкнул глазами в сторону Перри Мейсона.
   — Почему? — спросил Мейсон. Судья Хойт еще больше нахмурился.
   — Вы должны знать, почему. Если ваши знания судебной этики настолько смутны, что вы не знаете, почему, без моего объяснения, то вам надо лучше подучить судебную этику.
   — Я ее изучил, — сказал Мейсон. — Я имею право на перекрестный допрос свидетеля. Я имею право делать все, что служит проверке свидетельских показаний. Если бы свидетель был абсолютно уверен, что женщина, которую он подобрал, была подсудимая, и если подсудимая снова взяла его такси вечером того же дня, то он сразу узнал бы ее и сказал: «Добрый вечер, мэм. Сегодня вы уже были моей пассажиркой».
   — Но она больше не брала это такси, — заявил Гамильтон Бюргер. — Адвокат боится признать такую возможность. Это самое неприятное. Он заставил другую женщину взять такси, а затем передал квитанцию обвиняемой.
   — Вы предъявляете это как обвинение? — спросил Мейсон.
   — Да, это обвинение.
   — И вы собираетесь заявить суду, что обвиняемая не была вечером третьего числа в такси — мы говорим о судебной этике, мистер окружной прокурор. Вы заявляете суду о точном факте.
   — Минутку, — начал обороняться Гамильтон Бюргер, — я знаю лишь то, что сказал свидетель. Вы же не собираетесь устраивать мне перекрестный допрос! — воскликнул он.
   — Если вы делаете суду заявление о каких-то фактах, то я буду задавать вам перекрестные вопросы, — пообещал Мейсон.
   — Тише, тише, джентльмены, — подключился судья Хойт. — Суду не нравится такая ситуация.
   — Я не позволю обвинять себя в непрофессиональном поведении, — заявил Мейсон. — Если бы я готовился выступать обвинителем в этом деле и наткнулся на квитанцию на поездку номер девять восемьдесят четыре, то, конечно же, проверил бы, что это за поездка стоит под этим номером.
   — Да, — сказал судья Хойт, — думаю, окружной прокурор должен признать, что такое положение было обусловлено небрежным расследованием дела. Своеобразная ситуация сложилась оттого, что эта квитанция должна быть представлена как свидетельство в пользу определенной поездки.
   — Да, но на квитанции была указана такая же сумма, то же такси, причем ее нашли у обвиняемой, — выпалил Гамильтон Бюргер.
   — Точно, — сказал судья Хойт. — И суд считает, что при этих обстоятельствах было бы правильно проверить квитанцию, чтобы узнать, что это была за поездка.
   Гамильтон Бюргер хотел что-то сказать, но передумал.
   — Если свидетель говорит правду, — продолжал Мейсон, — и если бы он мог наверняка узнать подсудимую, то вечером третьего числа его ничто не смогло бы сбить с толку. Но он запутался, так как не был полностью уверен, хотя официальные лица и пытались убедить его в обратном, основываясь на том, что он узнал подсудимую на опознании в полиции.
   — К сожалению, это неизбежный вывод, — сказал судья Хойт. — Не важно, как это случилось, мистер обвинитель, но вы должны признать, что показания свидетеля безнадежно испорчены. Вряд ли вам удастся использовать этого свидетеля перед присяжными.
   — Мне нужно лишь взяться за это, — проворчал Гамильтон Бюргер. — В данный момент меня интересует, как эта ловушка была подстроена. Ваша честь должна отдавать себе отчет, что если бы подсудимая не чувствовала себя виновной, то она не прибегла бы к махинациям, приведшим к такому непредвиденному результату.
   — Я не могу это разделить, — возразил судья Хойт. — Откуда мы знаем, что этот свидетель не перепутал лица двух своих пассажиров в тот день?
   — Ну конечно, — сердито заявил Бюргер, — если у суда такое отношение…
   — Отношение суда определяется свидетельскими показаниями, — холодно отрезал судья.
   — Да, ваша честь.
   — Теперь продолжайте.
   Гамильтон Бюргер был в нерешительности.
   — Конечно, — сказал судья Хойт, — на предварительном слушании вам следует лишь показать, что преступление совершено и что есть разумное основание считать обвиняемую виновной. Но на данном этапе нам представлены лишь косвенные улики, которые выглядят совершенно противоречиво.
   — Я могу спокойно закрыть заседание, — заявил Бюргер, — а затем подготовить другое слушание.
   — А еще вы можете испросить решения Большого жюри и вообще избежать предварительного слушания, — предложил судья Хойт.
   — Конечно, — сказал Гамильтон Бюргер, — именно этого и хочет добиться адвокат. Чем больше у него возможностей перекрестного допроса свидетелей обвинения, тем скорее он найдет какую-то малейшую непоследовательность, которую сможет исказить и раздуть вне всякой меры.
   — Существуют ли доказательства, — спросил судья Хойт, — что обвиняемая и покойный ехали к дому на холме в одной машине? Вы обнаружили отпечатки пальцев обвиняемой в машине?
   — Мы просто не смотрели, ваша честь, — смущенно ответил Гамильтон Бюргер. — Мы полагали, что показаний водителя такси достаточно, чтобы засвидетельствовать присутствие обвиняемой у места преступления, особенно когда мы узнали, что оружие убийства было куплено ее мужем. Но, как выяснилось при проверке подписей в журнале регистрации оружия, за него расписался другой человек, наверняка посланный за пистолетом для мистера Харлана.
   — Ну и что вы собираетесь делать в этом случае? — спросил судья Хойт.
   — Я бы хотел заставить обвиняемую принять обязательства на будущее, — неуверенно сказал Бюргер.
   Судья Хойт отрицательно покачал головой:
   — Нет, если только у вас нет других улик.
   — Но я не хочу, чтобы суд упустил свидетеля, — сказал Бюргер.
   Судья Хойт не скрывал раздражения:
   — Я предоставил вам возможность провести самое тщательное расследование, мистер обвинитель. Я понимаю ваше положение, и суд считает, что была использована хитроумная комбинация, запутавшая свидетеля. Но факт остается фактом — свидетель запутался. И если вы желаете закрыть заседание до решения суда, то закрывайте.
   — Предлагаю закрыть заседание, — сказал Гамильтон Бюргер.
   — Очень хорошо, заседание закрыто. Подсудимая освобождается из-под стражи.
   — Я прошу суд оставить подсудимую под стражей, пока я не подготовлю следующее заседание.
   Судья Хойт покачал головой:
   — Если хотите, можете арестовать подсудимую по ордеру. Или арестуйте ее по подозрению в убийстве, пока вы ждете решения Большого жюри. Что касается суда, то как только заседание закрывается, подсудимая освобождается из-под стражи.
   — Хорошо, ваша честь, — отозвался Бюргер.
   — Судебное заседание откладывается, — огласил судья Хойт и поднялся со скамьи.
   Обвинитель вскочил со своего места вне себя от злости.
   Перри Мейсон улыбнулся Сибил Харлан.
   — Ну, это первый раунд.
   — Что мне теперь делать? — спросила она.
   — Ожидайте здесь, — сказал Мейсон. — Сейчас вас снова арестуют.
   — Сидеть на месте и ждать этого?
   — Конечно.
   — А что с водителем такси?
   — К тому времени, как Гамильтон Бюргер выведет его перед судом присяжных, он изменит весь рассказ. Но у нас будет стенограмма, и мы сможем подвергнуть его показания сомнению. Это его немного придержит. Когда он снова все обдумает, то заявит, наверное, что вы были одной из двух женщин, которых он подвозил вечером, и вас же он подвозил на Юнион-Стейшн.
   — Что вы будете делать, если он так скажет?
   Мейсон усмехнулся:
   — Я поинтересуюсь у него, как могло случиться, что, когда у него все было свежо в памяти, он был уверен, что вы второй раз не садились к нему в машину. Я заставлю его поволноваться. А кто расписался при покупке пистолета для вашего мужа?
   — Думаю, его секретарша.
   — Тогда, — сказал Мейсон, — они узнают, кто расписался за него. Они пришлют ей повестку в суд, выведут на свидетельское место и сверят ее подписи. Они спросят, что она сделала с пистолетом, и ей придется ответить, что она передала его вашему мужу.
   — Что потом?
   — К этому времени, — сказал Мейсон, — мы постараемся найти еще что-нибудь. Пока же я собираюсь…
   Калитка, отделяющая места адвокатов, распахнулась, и к ним быстрым шагом подошел Энрайт Харлан.
   Быстро глянув на него, Сибил Харлан сжалась, будто физически ожидая удара.
   — Я сейчас кое-что узнал, — сказал он. — Что?
   — Миссис Докси, дочь Джорджа Латтса, сказала Рок-си Клаффин, что это ты снабдила Перри Мейсона деньгами для покупки акций «Силван Глэйд девелопмент компани», чтобы навредить всему делу.
   — Погодите минутку, — сказал Мейсон. — Здесь полно газетчиков. Здесь самое неудачное место для семейных сцен.
   — Ты будешь это отрицать? — спросил Энрайт Харлан жену.
   Сибил встретилась с ним глазами.
   — Нам нужно обсуждать это сейчас, Энни?
   — Да.
   — Нет, я не отрицаю это. Это правда. Она собиралась украсть самое дорогое, что у меня есть, и я решила заставить ее задуматься кое о чем.
   — Ты сильно повредила Рокси, Сибил. Любовь приходит и уходит, ее нельзя включать и выключать, как водопроводный кран. Ты не сможешь так управлять эмоциями. Но Рокси ничего не делает исподтишка.
   — О нет, нет! Дело не в этой кокетке, конечно! Конечно нет. Хорошо, я наняла мистера Мейсона. И что теперь?
   — Прошу прощения, — холодно сказал Энрайт Харлан и повернулся, чтобы уйти.
   — Подождите, Харлан, — попросил Мейсон. — Вернитесь.
   Харлан задержался и оглянулся через плечо.
   — Вы не должны так поступать, — сказал ему Мейсон. — Вы не можете добавлять это к грузу, который сейчас несет ваша жена. На вас смотрят газетчики. Если они увидят, каким образом вы уходите…
   — Пусть весь мир видит, как я ухожу. — И Харлан показал им свою спину.
   Когда он выходил из зала суда, пара юрких фотографов, охотившихся за драматическими моментами, запечатлела его злое лицо.
   Мейсон встал, заслонив на время лицо Сибил Харлан.
   — Не плачьте, — сказал он. — Помните, что мы играем в покер. Выше нос. Можете улыбнуться?
   — Черт, не могу, — ответила она. — Смогу продержаться лишь тридцать секунд без слез. Позовите вашу женщину. Я хочу выйти.
   Мейсон встретился взглядом с Деллой Стрит.
   — Выйди вместе с ней, Делла.
   — Что вы собираетесь делать? — спросила Делла Стрит.
   — Отвлечь внимание репортеров, — сказал Мейсон и поспешил вслед за Энрайтом Харланом.
   Мейсон догнал Харлана у лифта, где тот стоял с плотно сжатыми губами.
   — Харлан! — окликнул он.
   Харлан повернулся на пятках и холодно взглянул на Мейсона.
   — Что на этот раз?
   Мейсон, чувствуя за своей спиной толпу репортеров, сказал:
   — Вам это так просто не пройдет.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ваша жена задала вам простой вопрос. Она имеет право на ответ. Как этот пистолет исчез у вас и оказался на месте преступления?
   Энрайт Харлан пошатнулся от неожиданности.
   — Что за… за чертовщину вы пытаетесь сотворить?
   — Как адвокат вашей жены, я пытаюсь узнать, кто убил Джорджа К. Латтса.
   — Об этом лучше спросите того, кто его убил!
   — Этот вопрос я задаю вам. Вы не можете уходить от ответа.
   Лифт остановился. Минуту Энрайт Харлан колебался, а потом молча втиснулся в забитый людьми лифт.
   Мейсон развернулся в сторону зала суда. Репортеры перекрыли ему дорогу.
   — Что с пистолетом, мистер Мейсон? На что вы намекали? Что происходит? Харлан в ссоре с женой?
   — Я хочу найти надежное свидетельство, вот и все, — ответил Мейсон.
   — Что с пистолетом? Почему вы спросили об этом Харлана?
   — Потому что, по словам окружного прокурора, это пистолет Харлана.
   — Но жена могла его взять, — заметил один из репортеров.
   — А мог и Харлан, — сказал Мейсон.
   — Боже мой, он ведь отвечает за свою жену! Не намекаете же вы, что он…
   — Он кому-то дал пистолет, — сказал Мейсон. — Я бы хотел знать, кому. — И он оттолкнул репортеров.
   Он встретил Деллу Стрит, когда та выходила из зала суда, и отвел ее в сторону:
   — Все в порядке?
   — Да, она не плакала, пока не вышла из зала.
   — Говорила что-нибудь?
   — Она посмотрела на меня и сказала: «Вот что я получила, недооценив противника. Пусть меня теперь убьют». Она побледнела и вся задрожала.
   — Ладно, — сказал Мейсон, — теперь мы знаем, чем занимается окружной прокурор. Можно идти работать.