И все же, безусловно соглашаясь с неудобствами и прямыми опасностями здешней жизни, я должна была признать, что многие ее стороны мне нравились. Да, путешествия были трудными, зато не было дорожного полотна, покрывшего землю вдоль и поперек, не было шумных, вонючих машин — опасное изобретение, напомнила я себе. Жизнь была проще, и люди тоже. Они не глупее, зато намного более непосредственные — за некоторыми исключениями вроде Каллума Макгиббона Маккензи, угрюмо подумала я.
   Из-за работы дяди Лэмба мне пришлось жить в очень многих местах, куда суровее, чем это, и с еще меньшим количеством удобств. Я легко приспосабливалась к тяжелым условиям и не особенно страдала от отсутствия «цивилизации», находясь вдали от нее, хотя не менее легко приспосабливалась и к удобствам, таким, как электрические плиты и водонагреватели. Я задрожала под холодным ветром и обхватила себя руками, продолжая смотреть на камень.
   Рациональность не помогает. Что ж, придется вернуться к чувствам — и я начала воссоздавать подробности семейной жизни, сперва с Фрэнком, потом с Джейми. В результате окончательно расстроилась и заплакала. Слезы замерзали на лице, образуя ледяные дорожки.
   Если не здравый смысл и не чувства, как насчет долга? Я давала Фрэнку обеты, причем от всего сердца. Давала те же обеты и Джейми, намереваясь предать их как можно скорее. И кого из них я предаю сейчас? Солнце опускалось все ниже, а я все сидела.
   Когда между черными ветвями сосны засияла вечерняя звезда, я пришла к выводу, что здравый смысл в этой ситуации не помощник. Нужно опираться на что-нибудь другое, только вот непонятно, на что именно. Я повернулась к расколотому камню, сделала шаг, потом другой, потом еще. Остановилась, повернулась в другую сторону, сделала шаг, еще, еще, и даже не поняв, что именно я решила, оказалась на полпути вниз по склону, отчаянно хватаясь за траву, оскальзываясь и падая на осыпях.
   Добравшись до хижины, не дыша от страха, что Джейми уже ушел, я увидела, что стреноженный Донас щиплет рядом траву, и успокоилась. Конь поднял голову и недовольно посмотрел на меня. Бесшумно шагая, я толкнула дверь.
   Джейми был в передней комнате, спал на узкой деревянной скамье. Он спал, как всегда, на спине, скрестив руки на животе и слегка приоткрыв рот. Последний дневной свет, падавший из окна за моей спиной, сделал его лицо похожим на металлическую маску: на золотистой коже блестели серебряные дорожки высохших слез и тускло светилась медная щетина.
   Я несколько мгновений постояла, глядя на него, и меня заполнила невыразимая нежность. Двигаясь как можно тише, я легла рядом с Джейми на деревянную скамью и тесно прижалась к нему. Во сне он повернулся ко мне, как делал это обычно, притиснул меня к груди и прижался щекой к волосам. Бессознательно протянул руку, чтобы отвести мои волосы от носа. Я почувствовала внезапный рывок — сообразил, что я рядом — мы потеряли равновесие и рухнули со скамьи на пол, причем Джейми упал на меня.
   Не было никаких сомнений, что он из плоти и крови. Я ткнула его коленом в живот и забурчала:
   — Слезай! Мне нечем дышать!
   Вместо этого он ухудшил мое положение, начав меня целовать. Пришлось смириться с нехваткой воздуха, чтобы сосредоточиться на более важных вещах.
   Мы долго лежали в объятиях друг друга и молчали. Наконец Джейми приглушенно пробормотал мне в волосы:
   — Почему?
   Я поцеловала его в щеку, мокрую и соленую. Его сердце билось в мои ребра, и я хотела только одного — остаться здесь навеки. Не двигаться, не заниматься любовью — просто дышать одним с ним воздухом.
   — Так было надо, — сказала я и нервно засмеялась. — Ты даже не представляешь, как все было близко. Плохие парни едва не победили. — И заплакала, и задрожала, потому что выбор был сделан только что, и моя радость от того, что я обнимаю этого мужчину, смешивалась с рвущей сердце скорбью по тому мужчине, которого я больше никогда не увижу.
   Джейми крепко обнимал меня, прижимая своим весом к полу, словно пытаясь защитить меня, не дать ревущей тяге каменного круга увлечь меня отсюда. Наконец я выплакала все слезы и лежала в изнеможении, прижавшись головой к его надежной груди. К этому времени совсем стемнело, но он все держал меня, тихо бормоча что-то, будто я была ребенком, который боится ночи. Мы прижались друг к другу, не желая расставаться даже для того, чтобы разжечь очаг.
   В конце концов Джейми встал, поднял меня на руки, подошел к скамье и сел, качая меня на коленях. Дверь все еще оставалась открытой, и мы видели, как над долиной загорались звезды.
   — А ты знаешь, — сонно сказала я, — что свету звезды требуются тысячи тысяч лет, чтобы достичь нас? На самом деле многие из звезд, которые мы видим сейчас, уже могли умереть, а мы об этом не знаем, потому что видим их свет.
   — Правда? — спросил он, гладя меня по спине. — Я этого не знал.
   Должно быть, я уснула, лежа головой на его плече, и ненадолго проснулась, когда Джейми перекладывал меня на пол, на постель из одеял. Сам лег рядом и снова привлек меня к себе.
   — Положи головку девочка, — шепнул он. — Утром я отвезу тебя домой.
   Мы проснулись до рассвета. Когда солнце встало, мы уже ехали вниз по тропе, стремясь скорее покинуть Крэйг на Дун.
   — Куда мы едем, Джейми? — спросила я, радуясь, что нас ожидает общее будущее, хотя и оставила позади последнюю возможность вернуться к мужчине, который любил — и продолжал бы любить меня.
   Джейми осадил коня и обернулся, чтобы посмотреть назад. Отсюда зловещего каменного кольца не было видно, а каменистый склон казался непроходимым, ощетинившись валунами и кустами утесника. Разваливающийся остов хижины казался еще одним утесом, костлявым суставом каменного кулака горы.
   — Мне бы хотелось сразиться с ним за тебя, — отрывисто бросил Джейми, оглянувшись на меня. Его синие глаза потемнели и были серьезными.
   Я улыбнулась и прикоснулась к нему.
   — Это была не твоя, а моя битва. Но в любом случае выиграл ее ты. — Я протянула ему руку, и он сжал ее.
   — Ага, но я не это имею в виду. Я бы сразился с ним один на один и победил, чтобы тебе не пришлось потом сожалеть. — Он помедлил. — Если когда-нибудь…
   — Больше никаких «если», — решительно отрезала я. — Я передумала их все вчера, и вот она я — здесь.
   — Слава Богу, — улыбнулся Джейми, — и да поможет тебе Бог. — И добавил: — Хотя я вряд ли пойму когда-нибудь, почему.
   Я обвила его талию руками и держала так, пока конь спускался с последнего склона.
   — Потому что, — произнесла я, — я, черт возьми, не могу без тебя, Джейми Фрэзер, и хватит об этом. Да, так куда ты меня везешь?
   — Вчера всю дорогу вверх по этой горе я молился, — тихо сказал он. — Не о том, чтобы ты осталась, я не думал, что это будет правильно. Я молил Бога послать мне достаточно сил, чтобы суметь отправить тебя обратно. — Он покачал головой, все еще глядя вверх, на гору, отсутствующим взглядом. — Я говорил: «Боже, если больше никогда в жизни не суждено мне обрести мужество, дай мне его сейчас. Пусть мне хватит сил не упасть на колени и не молить ее остаться». — Он отвел взгляд от хижины и коротко улыбнулся мне. — Это самое сложное, что я когда-либо совершал, Сасснек, — повернулся в седле и повернул коня на запад.
   Стояло на редкость ясное утро, раннее солнце позолотило все вокруг, начертив тонкую огненную кайму вдоль поводьев, по изгибу лошадиной шеи, вокруг лица и плеч Джейми.
   Он глубоко вздохнул и кивнул в сторону вересковых пустошей, на далекий перевал между двумя скалами.
   — Поэтому теперь мне кажется, что я смогу совершить и второй по сложности поступок. — Он мягко пришпорил коня и прищелкнул языком. — Мы едем домой, Сасснек. В Лаллиброх.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЛАЛЛИБРОХ

Глава 26
Возвращение лэрда

   Поначалу мы были так счастливы от того, что снова вместе и далеко от Леоха, что почти не разговаривали. Донас без натуги вез нас обоих по ровной вересковой пустоши, я обнимала Джейми за пояс, наслаждаясь ощущением нагретых солнцем мышц под щекой. Неважно, какие трудности ждали нас впереди — я понимала, что их очень много — мы вместе. Навсегда. И этого было достаточно.
   Когда первое потрясение от счастья переплавилось в горячность товарищества, мы опять начали разговаривать. О местах, которые проезжали. Потом, осторожно, обо мне, о том, откуда я. Его приводили в восторг мои описания жизни в двадцатом веке, хотя понятно было, что многое из рассказанного мною казалось ему волшебными сказками. Особенно Джейми нравились описания автомобилей, танков и аэропланов, он заставлял меня рассказывать о них снова и снова, как можно подробнее. По молчаливому соглашению мы избегали упоминаний о Фрэнке.
   Шли дни, мы ехали все дальше, и беседы вернулись к нашему сегодня: Каллум, замок, охота на оленей и герцог.
   — Он кажется славным малым, — заметил Джейми. Дорога сделалась хуже, он спешился и теперь шел рядом.
   Беседовать так оказалось проще.
   — Мне тоже так показалось, — ответила я. — Но…
   — О да, в наши дни нельзя придавать большого значения тому, каким человек кажется, — согласился Джейми. — И все-таки мы поладили, он и я. Вечерами мы сидели и разговаривали у очага в охотничьей хижине. Он намного умнее, чем кажется. Он понимает, какое впечатление производит его голос, и, по-моему, пользуется этим, чтобы выглядеть немного дураком, в то время как ум-то никуда не девается, работает.
   — Хм-м. Этого-то я и боялась. Ты… рассказал ему?
   Он пожал плечами.
   — Кое-что. Разумеется, он знает, как меня зовут, еще по прошлому разу в замке.
   Я расхохоталась, вспомнив, что тогда произошло.
   — А ты… э-э… напомнил ему об этом?
   Джейми ухмыльнулся. Осенний ветер трепал его волосы.
   — Ну, чуть-чуть. Он один раз спросил, страдаю ли я все еще животом Я сделал серьезное лицо и ответил, что обычно нет, но мне показалось, что вот прямо сейчас начинаются спазмы. Он засмеялся и говорит, мол, он надеется, что это не причиняет неудобств моей красавице-жене.
   Я тоже засмеялась. В данный момент не имело большого значения, что герцог может или не может сделать. Но все же в один прекрасный день он может оказаться полезным.
   — Я рассказал ему немного, — продолжал Джейми. — Что я вне закона, но не виновен, хотя шансов доказать это у меня почти нет. Мне показалось, что он посочувствовал, но я на всякий случай не делился обстоятельствами, и уж конечно не сообщил, что за мою голову назначена цена. Я еще не решил, можно ли ему все это доверить, как тут… ну, как раз в лагерь ворвался Элик, как будто у него на хвосте висел сам дьявол, и мы с Муртагом точно так же помчались прочь.
   Я тут же вспомнила.
   — А где Муртаг? — спросила я. — Он отправился с тобой в Леох? — Я очень надеялась, что этот маленький член клана не ввязался в ссору ни с Каллумом, ни с жителями Крэйнсмира.
   — Выехал со мной, да только его конь — не ровня Донасу. Эй, Донас, то buidheag, ты ведь у меня крепкий малыш? — Он похлопал по сияющей шее гнедого, и Донас зафыркал и встряхнул гривой. Джейми посмотрел на меня и улыбнулся.
   — Не тревожься о Муртаге. Эта веселая птичка не пропадет.
   — Веселый? Муртаг? — Это слово казалось весьма неподходящим. — Не думаю, чтобы я хоть раз видела его улыбку. А ты?
   — О да. Уж не меньше, чем дважды.
   — А сколько лет ты его знаешь?
   — Двадцать три. Он мой крестный.
   — О. Что ж, это кое-что объясняет. Мне бы и в голову не пришло, что он начнет беспокоиться из-за меня.
   Джейми потрепал меня по ноге.
   — Конечно, он беспокоился. Он тебя любит.
   — Поверю на слово.
   Добравшись таким образом до недавних событий, я втянула в себя побольше воздуха и спросила о том, о чем ужасно хотела узнать.
   — Джейми?
   — Да?
   — Гейлис Дункан. Они… они ее в самом деле сожгут?
   Он посмотрел на меня, слегка нахмурился и кивнул.
   — Думаю, да. Хотя не раньше, чем родится ребенок. Это тебя и тревожит?
   — И это тоже. Джейми, посмотри вот на это.
   Я попыталась подтянуть пышный рукав, но ничего не получилось, и тогда я просто спустила рубашку с плеча, чтобы показать ему след от прививки.
   — Боже праведный, — протянул Джейми, когда я все объяснила, и остро взглянул на меня. — Вот почему… она что, тоже из твоего времени?
   Я беспомощно пожала плечами.
   — Не знаю. Все, что можно сказать — она, вероятно, родилась после 1920 года Тогда стали прививать всех. — Я обернулась назад, но низко висящие тучи скрыли скалы, которые теперь отделяли нас от Леоха. — Думаю, никогда уже не узнаю… теперь.
   Джейми взял Донаса под уздцы и повел в сторону, в небольшую сосновую рощицу, к берегу небольшой речушки. Там он взял меня за талию и аккуратно поставил на землю.
   — Не горюй по ней, — твердо сказал он, обнимая меня. — Она порочная женщина. Пусть и не ведьма, зато убийца. Она убила своего мужа, так?
   — Да, — содрогнулась я, вспомнив остекленевший взгляд Артура Дункана.
   — Хотя я не понимаю, зачем она его убила, — изумленно покачал головой Джейми. — У него были деньги и хорошая должность. И я сомневаюсь, что он бил ее.
   Я уставилась на него в гневном изумлении.
   — Это в твоем понимании и есть хороший муж?
   — Ну… да, — нахмурился он. — чего еще она могла хотеть?
   — Чего еще?.. — Он меня так потряс, что некоторое время я только молча пялилась на него, потом соскользнула на траву и захохотала.
   — Да что смешного? Я так понял, что это было убийство?
   Он все же улыбнулся и обнял меня.
   — Я просто подумала, — опять фыркнула я, — если, по-твоему, хороший муж — это человек с хорошей должностью и деньгами, который не бьет свою жену… какой тогда муж ты?.
   О, — ухмыльнулся он. — Ну, Сасснек, я никогда и не говорил, что я хороший муж. Да и ты тоже, между прочим. Помнится мне, ты называла меня садистом и другими словами, которых я не буду повторять приличия ради. Только не хорошим мужем.
   — Ну и ладно. Тогда я не буду чувствовать себя обязанной травить тебя цианидом.
   — Цианидом? — с любопытством посмотрел он на меня. — А это еще что такое?
   — То, что убило Артура Дункана. Чертовски быстрый и сильный яд. Весьма распространен в моем времени, но не здесь. — Я задумчиво облизала губы. — Я ощутила его вкус на губах, и этого хватило, чтобы все лицо онемело. Он действует почти мгновенно, как ты сам видел. Я должна была понять еще тогда — в смысле, про Гейлис. Думаю, она сделала его из персиковых или вишневых косточек, хотя это дьявольская работа.
   — Она хоть объяснила тебе, почему убила его?
   Я вздохнула и потерла ногу. Башмаки я потеряла еще во время битвы на озере. Мои ступни не были такими затвердевшими, как у Джейми, поэтому в них постоянно впивались колючки.
   — И это, и многое другое. Если в твоих седельных сумках есть что-нибудь перекусить, вытаскивай, и я тебе все расскажу.
   Мы въехали в долину Броха Туарах на следующий день. Пока спускались, внизу, у подножья горы, я заметила одинокого всадника, скачущего вроде бы в нашу сторону. Это был первый человек, которого мы увидели, покинув Крэйнсмир. Всадник был коренаст и выглядел зажиточным, одет в прочный сюртук из серой саржи, оставлявший на виду не больше пары дюймов бриджей, на шее — длинный белоснежный шарф.
   Мы добирались сюда почти целую неделю, ночевали под открытым небом, умывались холодной водой из ручьев и питались только кроликами и рыбой, если Джейми их ловил, и съедобными растениями и ягодами, если я их находила. Наша еда оказалась лучше, чем в замке — свежее и значительно разнообразнее, хотя и была непредсказуемой.
   Но хотя жизнь под открытым небом благотворно сказалась на нашем питании, внешний вид — это совсем другое дело, и я торопливо попыталась привести одежду в порядок.
   Джентльмен на пони остановился, нахмурился и медленно потрусил к нам, чтобы выяснить, кто мы такие.
   Джейми, прошедший пешком почти весь путь, жалея коня, выглядел и в самом деле подозрительно: заляпанные красной глиной до колен штаны, рубашка порвана ежевичными колючками, недельная щетина свирепо топорщится.
   Волосы его за последние месяцы отросли и теперь достигали плеч. Обычно он связывал их в хвост, но сейчас они были распущенными, густыми и взъерошенными, в медных локонах запутались листья и сучки. Лицо покрылось бронзовым загаром, башмаки потрескались от долгой ходьбы, на поясе — меч и кинжал; в общем, он выглядел истинным горцем.
   Я вряд ли выглядела лучше: скромно закутанная в огромную парадную рубашку Джейми и остатки своего платья, босиком, в пледе — настоящий оборвыш. Волосы из-за тумана и влажности, а также отсутствия расчески или щетки торчали во все стороны. Они тоже здорово отросли за время, проведенное в замке, так что спутанные пряди падали на плечи и лезли в глаза, если ветер дул сзади, а именно так он сейчас и дул.
   Откидывая упрямые локоны с глаз, я смотрела, как джентльмен в сером осторожно приближается к нам. Заметив его, Джейми остановил Донаса и теперь ждал, пока тот подойдет поближе.
   — Это Джок Грэхем, — пояснил он мне, — сверху, из Морх Нардаха.
   Человек осадил пони, не дойдя нескольких ярдов, и теперь внимательно рассматривал нас. Его заплывшие жиром глазки сощурились, остановились на Джейми и внезапно широко распахнулись.
   — Лаллиброх? — спросил он, не веря свои глазам.
   Джейми милостиво кивнул. С абсолютно безосновательным видом гордого собственника он положил руку мне на бедро и объявил:
   — И миледи Лаллиброх.
   Челюсть Джока Грэхема отвисла на пару дюймов, но он поспешно закрыл рот, изобразив на лице трепетное уважение.
   — А… да… миледи… — бормотал он, с запозданием сдергивая шляпу и кланяясь мне. — Так вы… э-э-э… направляетесь домой, верно? — продолжал он, изо всех сил стараясь не смотреть на мою голую по колено, заляпанную соком бузины ногу в прорехе платья.
   — Ага. — Джейми посмотрел поверх его плеча на расщелину в горе, которая, по его словам, служила входом в Брох Туарах. — Ты туда заезжал, Джок?
   Грэхем с трудом отвел от меня взгляд и посмотрел на Джейми.
   — А? А, да. Ага, заезжал. У них все хорошо. Думаю, они обрадуются, когда вас увидят. Доброго пути, Фрэзер. — Он торопливо ткнул пятками в бока пони, повернул и направился в долину.
   Мы смотрели вслед.
   Отъехав ярдов на сто, он неожиданно остановился, повернулся в седле, приподнялся в стременах, приложив руки ко рту, закричал:
   — Добро пожаловать домой! — и исчез за холмом.
   Брох Туарах означает «башня, смотрящая на север». Если смотреть сверху с горы, брох, давший название всему поместью, был ничем иным, как очередным нагромождением камней, очень похожим на те, что лежали у подножья гор, через которые мы проезжали.
   Мы въехали в узкий, каменистый просвет между двумя скалами, ведя коня между валунами под уздцы. Дальше путь стал проще, местность понижалась плавно, дорога шла через поля, мимо редких коттеджей, и, наконец, мы добрались до узкой извилистой тропы, которая вела к дому.
   Он оказался больше, чем я ожидала — красивый трехэтажный дом из обработанного камня, окна окаймлены естественным серым камнем, высокая сланцевая крыша со множеством труб, и несколько небольших, побеленных известкой строений, сгрудившихся вокруг, как цыплята вокруг наседки. Старый каменный брох, построенный на небольшом пригорке позади дома, возвышался над землей футов на шестьдесят, с верхушкой конусом, как шляпа колдуньи, опоясанный тремя рядами бойниц для лучников.
   Мы почти подъехали, как вдруг от строений раздался ужасный шум, Донас рванулся и встал на дыбы. Не будучи искусной наездницей, я тут же слетела с него, постыдно приземлившись на пыльную дорогу. Джейми, знающий толк в том, что действительно важно, схватился за уздечку, бросив меня на произвол судьбы.
   К тому времени, как я поднялась на ноги, собаки уже почти добрались до меня, рыча и лая. На мой перепуганный взгляд их было не меньше дюжины, все с оскаленными зубами и очень злобные.
   Тут раздался крик Джейми.
   — Бран! Льюк! Seasl
   Обескураженные псы затормозили буквально в нескольких футах от меня. Они кружили на месте и неуверенно порыкивали, и тут Джейми снова подал голос.
   — Seas, то maisel Стойте на месте, вы, неучи! — Они повиновались. Самый большой пес вопросительно вильнул хвостом, раз, другой…
   — Клэр. Иди, возьми коня за уздечку. Он не подпустит их близко. Им нужен я. Иди медленно, они не тронут тебя. — Он говорил небрежным тоном, стараясь не потревожить ни коня, ни собак. Я была настроена не так оптимистически, но все же осторожно приблизилась. Донас дернул головой и завращал глазами, когда я взялась за уздечку, но у меня не было настроения терпеть его припадки, поэтому я решительно дернула поводья и схватила его за холку.
   Толстые бархатные губы раздвинулись, обнажив зубы, но я дернула еще сильнее, приблизила лицо к большому золотистому глазу и уставилась в него.
   — Даже и не пытайся! — прошипела я. — Или закончишь свои дни мясом для собак, а я и пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!
   Тем временем Джейми медленно шел к собакам, показывая им кулак. То, что показалось мне огромной сворой, на деле оказалось лишь четырьмя псами: небольшой коричневатый терьер-крысолов, две курчавых пятнистых пастушьих собаки и огромный черно-коричневый монстр, который запросто мог оказаться собакой Баскервилей.
   Этот подхалим вытянул шею (толще, чем моя талия) и осторожно принюхался к предложенному кулачищу. Хвост, похожий на корабельный канат, лупил во все стороны все усерднее. Потом пес откинул назад огромную голову, радостно залаял и прыгнул на хозяина, уронив его на землю.
   — …В которой Одиссей возвращается с Троянской войны, и верный пес узнает его, — заметила я Донасу, который фыркнул, высказывая свое мнение то ли о Гомере, то ли о недостойном выражении чувств, происходящем на дороге.
   Джейми, смеясь, ерошил собакам шерсть и тянул их за уши, а они все одновременно пытались лизнуть его в лицо. Наконец он успешно отбился от них и поднялся, с трудом удерживаясь на ногах из-за исступленного восторга псов.
   — Ну, во всяком случае, кто-то рад меня видеть, — ухмыльнулся он, потрепав зверюгу по голове. — Это Льюк, — показал он на терьера, — а это — Эльфин и Марс. Они братья и отличные пастушьи собаки. А это, — тут Джейми с любовью положил руку на огромный черный загривок, и пес его тут же обмусолил, — это Бран.
   — Поверю тебе на слово, — я осторожно протянула кулачок, чтобы пес его понюхал. — А что он такое?
   — Борзая. — Джейми почесал заостренные уши и процитировал: — Фингал так выбирает своих псов: глаз, как терновая ягода, ухо, как лист, грудь, как у коня, сухожилия, как серп, а хвост — далеко от головы.
   — Если условия таковы, ты прав, — сказала я, рассматривая Брана. — Если бы его хвост был чуть дальше от головы, ты бы мог ездить на нем верхом.
   — Я так и делал, когда был маленьким. Понятное дело, не на Бране, а на его дедушке — Нэйрне.
   Он в последний раз погладил пса и распрямился, глядя на дом. Потом перехватил уздечку упрямца Донаса и повернул его к склону холма.
   — В которой Одиссей возвращается домой, переодетый в нищего… — Джейми цитировал по-гречески, подхватив мое предыдущее замечание. — А теперь, — произнес он, с довольно мрачным видом поправляя воротничок, — мне кажется, самое время пойти и предстать перед Пенелопой и ее поклонниками.
   Мы подошли к двойным дверям, причем тяжело дышащие псы бежали за нами по пятам, и Джейми остановился.
   — Постучим? — нервно спросила я. Он с изумлением посмотрел на меня.
   — Это мой дом, — ответил Джейми и толкнул дверь.
   Он провел меня по дому, не обращая внимания на испуганных слуг, через холл и небольшую оружейную прямо в гостиную.
   В ней имелся широкий камин с отполированной каминной доской. Серебро и стекло сверкало под закатными лучами солнца. В первый момент мне показалось, что в комнате пусто. Потом я заметила какое-то движение в углу у камина.
   Она была меньше, чем я ожидала. Имея такого брата, как Джейми, представляла я, она должна быть не ниже меня, а то и выше, но женщина у огня была ростом не больше пяти футов. Она стояла к нам спиной и доставала что-то с полки китайского шкафчика. Концы ее кушака почти подметали пол.
   Джейми замер, увидев ее.
   — Дженни, — позвал он.
   Женщина обернулась, и я успела заметить черные, как чернила, брови и широко раскрытые синие глаза на белом лице. Потом она кинулась к брату.
   — Джейми! — Хоть и маленькая, она едва не уронила его, обнимая. Он невольно схватил ее за плечи, и они на мгновение застыли — она, прижавшись лицом к его рубашке, он — нежно обнимая ее за шею. На лице Джейми появилось такое необычное выражение — смесь неуверенности и восторженной радости — что я почувствовала себя почти незваным гостем.
   Она прижалась к нему еще крепче и забормотала что-то по-гаэльски, и выражение его лица сделалось потрясенным. Он схватил ее за руки и отодвинул от себя, глядя вниз.
   Лица были очень похожи: одинаковые чуть раскосые темно-синие глаза и широкие скулы. Одинаковые тонкие носы с узкой переносицей, чуть длинноватые. Только она была темноволосой, с каскадом черных кудрей, перевязанных зеленой лентой, а Джейми рыжим.
   Она была красавицей, с правильными чертами лица и алебастровой кожей. И на приличном сроке беременности.
   У Джейми побелели губы.
   — Дженни, — шептал он, качая головой. — О, Дженни. Mo cridh.