Гэблдон Диана. Чужеземец. Запах серы

   У меня появилась новая идея. Я неплотно обмотала плащ вокруг руки, оставив один конец свободно болтаться, и понадеялась, что этого хватит, дабы зубы зверя не прокусили плащ насквозь.
   Волк был тощим, но не истощенным. Я прикинула, что весит он фунтов восемьдесят-девяносто: меньше, чем я, но это не давало мне очень большого преимущества. Многое говорило в пользу зверя, в частности, четыре ноги против моих двух; ему было проще удерживать равновесие на скользком насте. Будем надеяться, что мне поможет, если я упрусь спиной в стену.
   Пустота за спиной подсказала мне, что я дошла до угла. Волк был футах в двадцати от меня. Пора. Я разгребла снег под ногами, чтобы стоять тверже, и стала ждать.
   Я даже не заметила, как он оторвался от земли.
   Могу поклясться, что я не отводила взгляда от его глаз, но если в них и возникло решение прыгнуть, то действие последовало чересчур быстро для того, чтобы я могла это заметить. Не мысль, а инстинкт заставил меня вскинуть руку, когда бело-серое пятно метнулось ко мне.
   Зубы вцепились в плащ с такой силой, что на руке остался синяк. Волк оказался тяжелее, чем я думала, к такому весу я не была готова, и моя рука опустилась. Я собиралась швырнуть зверюгу в стенку, возможно, оглушить его. Вместо этого я сама прижалась к стене, зажав волка между камнями и собственным бедром. Я пыталась закрутить его в плащ. Когти раздирали мою юбку и царапали бедро. Я сильно ударила его коленом в грудь, издав задушенный вопль. Только сейчас до меня дошло, что странные, рычащие звуки исходили от меня, а не от волка.
   Самое удивительное, что теперь я нисколько не боялась, хотя была перепугана до полусмерти, когда он подкрадывался ко мне. В голове осталась только одна мысль: или я убью зверя, или он меня. Понятно, что я собиралась убить его.
   В напряженной физической борьбе всегда наступает поворотный момент, когда человек начинает расточительно использовать свои силы и телесные ресурсы, игнорируя издержки до тех пор, пока борьба не завершится. У женщин это происходит во время родов. У мужчин — в битве.
   Пройдя эту точку, человек уже не боится ни боли, ни ранений. Жизнь становится очень простой — делай то, что. делаешь, или умри, и не имеет никакого значения, что именно произойдет.
   Я сталкивалась с этим, когда проходила практику в больницах, но никогда не переживала этого сама.
   Сейчас я полностью сосредоточилась на челюстях, сомкнувшихся у меня на руке, и на демоне, рвущем мое тело.
   Я сумела ударить зверя головой о стену, но недостаточно сильно. Я быстро теряла силы — будь волк здоров, у меня бы не было шансов. Их и сейчас было немного, но все же были. Я упала на зверюгу и прижала его своим телом, вышибив из него дух. Он обдал меня зловонным дыханием, почти сразу же пришел в себя и начал извиваться подо мной, но секунда отдыха позволила мне стряхнуть его с руки и вцепиться во влажную пасть.
   Втискивая пальцы в углы пасти, я не давала чудовищным зубам перебить мне руку пополам. По руке текла слюна. Я распласталась на волке. Угол тюремной стены находился дюймах в восемнадцати от нас. Нужно каким-то образом добраться до него, не выпуская фурию, извивающуюся и бьющуюся подо мной.
   Загребая ногами, придавливая зверюгу всем своим весом, я продвигалась вперед дюйм за дюймом, не давая клыкам вцепиться в горло. Вряд ли на то, чтобы проползти эти восемнадцать дюймов, у меня ушло больше, чем несколько минут, но мне казалось, что большую часть своей жизни я пролежала здесь, обреченная на битву с тварью, чьи задние лапы когтями рвали мои ноги, пытаясь добраться до живота.
   Наконец я добралась до стены. Тупой каменный угол находился прямо перед моим носом. Оставалось самое сложное. Я должна так передвинуть тело волка, чтобы запустить обе руки под его пасть — у одной руки не хватит сил.
   Я резко откатилась в сторону, и волк оказался на крохотном пространстве между стеной и мной. Прежде, чем он успел подняться, я изо всей силы вскинула вверх колено. Колено врезалось в бок волка, прижав его к стене, и он зарычал.
   Теперь обе мои руки оказались под его пастью. Пальцы одной руки я засунула прямо в пасть, чувствуя острую боль в суставах, обтянутых перчатками, но мне уже было все равно. Я тянула лохматую голову назад, и назад, и назад, используя угол стены, как точку опоры — рычагом было тело волка. Мне казалось, что руки мои сейчас сломаются, но это был мой последний шанс.
   Громкого звука не было, но я ощутила отзвук, когда хребет треснул. Напрягшиеся конечности обмякли внезапно. Непереносимое напряжение в руках ослабло, и я безвольно опустилась на умирающего волка. Сердце зверя, последнее, что еще пыталось бороться со смертью, трепетало под моей щекой. Торчащая мокрая шерсть воняла мочой и псиной. Я хотела отодвинуться, но не могла.
   Как ни странно, но, должно быть, на какой-то миг я уснула, положив щеку на труп. Потом открыла глаза, чтобы увидеть в нескольких дюймах перед носом зеленоватый камень тюремной стены. Мысль о том, что сейчас происходит по другую сторону стены, заставила меня вскочить на ноги.
   Я, спотыкаясь, брела по канаве, волоча за собой перекинутый через плечо плащ, оскальзываясь на скрытых под снегом камнях, больно ударяясь о сучья.
   Должно быть, подсознательно я понимала, что волки обычно сбиваются в стаи, потому что не удивилась, услышав вой, накатывающийся на меня и спереди, и сзади. Если я что-то и почувствовала, так это черное бешенство из-за того, что показалось мне тайным сговором с целью задержать меня и помешать моим планам.
   Я устало повернулась и посмотрела, откуда этот вой. Теперь я находилась на открытом пространстве, довольно далеко от тюрьмы. Нет стены, к которой можно прижаться спиной, нет никакого оружия.
   Справиться с первым волком мне помогла в первую очередь удача Теперь не оставалось и одного шанса на тысячу, что я убью еще одного зверя голыми руками — а сколько их там? В стае, которую я увидела как-то лунной летней ночью, волков было не меньше десятка. В памяти всплыл скрежет зубов и треск ломаемых костей. Сейчас вопрос стоял так — имеет ли вообще смысл бороться или лучше просто лечь на снег и сдаться. Учитывая все обстоятельства, этот вариант показался мне исключительно привлекательным.
   Однако Джейми пожертвовал собственной жизнью и даже больше, чем жизнью, ради того, чтобы я смогла выбраться из крепости. Я просто обязана хотя бы попытаться.
   И снова я медленно попятилась назад, спускаясь глубже в канаву. Дневной свет угасал. Скоро канава наполнится тенями. Сомнительно, что мне это поможет. Наверняка волки видят в темноте лучше, чем я.
   На краю канавы появился первый охотник — косматая тень, неподвижная и настороженная. Я с ужасом поняла, что еще двое находятся прямо в канаве, неторопливо приближаясь и ступая шаг в шаг друг за другом.
   Они почти слились в сумерках со снегом — грязно-серые — и оттого были практически незаметны, хотя даже не делали попыток притаиться.
   Я застыла на месте. Бежать бессмысленно. Наклонившись, я подобрала сосновый сук. Кора потемнела от сырости и царапала даже через перчатки. Я крутанула суком над головой и закричала. Звери остановились, но не отступили. Ближайший ко мне волк прижал уши, видимо, испугавшись крика.
   — Что, не нравится? — завизжала я. — Чертовски паршиво! Пошел вон, ты, гребаная тварь! — и, нащупав камень побольше, запустила им в волка. Мимо, но зверюга отскочила в сторону. И тогда я начала, как сумасшедшая, швырять в них все подряд: камни, ветки, пригоршни снега, все, что попадалось под руку. Я орала, и визжала, и рычала, как сами волки, до тех пор, пока не заболело горло.
   Сначала мне показалось, что один из метательных снарядов попал в цель. Волк завизжал и задергался. Вторая стрела пролетела в каком-то футе от меня, я уловила расплывчатое движение, и стрела поразила второго волка прямо в грудь. Он сдох на месте. Первый все еще дергался на снегу — темный комок в сгустившихся сумерках.
   Я стояла и тупо смотрела на него, потом вскинула голову кверху. Третий волк, мудро выбравший осторожность, уже растаял за деревьями, и оттуда раздавался дрожащий вой.
   Я все еще смотрела на темные деревья, как чья-то рука ухватила меня за локоть. Я, ахнув, резко повернулась и уставилась в лицо незнакомцу. Узкая челюсть, слабый подбородок, прикрытый паршивой бороденкой — совершенный незнакомец, но, судя по пледу и кинжалу, шотландец.
   — Помогите, — прошептала я и упала ему на руки.

Глава 36
Макраннох

   В коттедже было темно, а в углу комнаты сидел медведь. Я в ужасе отскочила к своему спасителю, не желая больше иметь ничего общего с дикими зверями, но тот подтолкнул меня обратно в дом.
   Спотыкаясь, я приблизилась к очагу, неуклюжая тень повернулась ко мне, и я с некоторым запозданием сообразила, что это очень крупный мужчина в медвежьей шкуре.
   Точнее, в плаще из медвежьей шкуры, скрепленном на горле брошью из позолоченного серебра размером с мою ладонь. Брошь была сделана в виде двух прыгнувших оленей с изогнутыми спинами и прижатыми друг к другу головами, так что образовался круг. Булавка была клиновидной, с головкой в форме хвоста бегущего оленя.
   Я так подробно запомнила брошь, потому что она оказалась прямо у меня перед носом. Подняв глаза, я подумала, что все-таки ошиблась; может быть, это и в самом деле медведь.
   С другой стороны, медведи, как правило, не носят броши, и у них не бывает глаз, напоминающих чернику: маленьких, круглых, темно-синих и блестящих. Глаза утонули в толстых щеках, внизу покрытых черной, подернутой сединой бородой. Такие же волосы опускались на могучие плечи и смешивались с мехом плаща, от которого по-прежнему резко пахло предыдущим владельцем.
   Пронзительные глазки обежали меня, отметив жалкое состояние моего наряда и его хорошее качество, включая два обручальных кольца — золотое и серебряное. Выступление медведя было сформулировано соответственно.
   — Похоже, у вас трудности, мистрисс, — вежливо сказал он, склонив массивную голову, припорошенную тающим снегом. — Возможно, мы смогли бы помочь вам?
   Я не знала, что сказать. Мне отчаянно требовалась помощь этого человека, но как только он поймет по моей речи, что я англичанка, на меня тут же падут подозрения.
   Лучник опередил меня.
   — Нашел ее у Вентворта, — лаконично пояснил он. — Дралась с волками. Английская девица, — выразительно добавил он, и черничные глазки хозяина уставились на меня, а в их глубине возникло весьма неприятное раздумье. Я выпрямилась в полный рост и постаралась принять вид матроны.
   — Англичанка по рождению, шотландка по замужеству, — решительно заявила я. — Меня зовут Клэр Фрэзер. Мой муж — узник тюрьмы Вентворт.
   — Понятно, — медленно протянул медведь. — Что ж, меня зовут Макраннох, и вы находитесь на моей земле. По вашему платью я вижу, что вы женщина из приличной семьи. Каким образом вы оказались зимней ночью, одна, в лесу Элдридж?
   Я уцепилась за удобный случай. Можно прояснить мои честные намерения, а заодно найти Муртага и Руперта.
   — Я прибыла в Вентворт с несколькими членами клана моего мужа. Поскольку я англичанка, мы подумали, что я смогу получить разрешение войти в тюрьму и, возможно, отыщу способ… э-э-э… вывести его оттуда. Однако я… я покинула тюрьму другим путем. Я искала своих друзей, и на меня напали волки… от которых этот джентльмен любезно спас меня. — Я попыталась благодарно улыбнуться костлявому лучнику, хранившему каменное молчание.
   — Вы, без сомнения, встретили что-то с зубами, — согласился Макраннох, рассматривая зияющие прорехи на моей юбке. Подозрительность временно уступила место законам гостеприимства. — Вы не ранены? Только несколько царапин? Что ж, вы, без сомнения, замерзли и несколько потрясены. Присаживайтесь у очага. Гектор принесет вам глоток чего-нибудь подкрепляющего, а потом вы сможете подробнее рассказать мне о своих друзьях. — Он подтянул к себе грубый трехногий табурет и решительно усадил меня на него, надавив массивной рукой на плечо.
   Торфяные брикеты давали мало света, но уютно согревали. Пара глотков из кожаной фляжки, неохотно протянутой мне Гектором, заставила кровь снова весело бежать по жилам.
   Я объяснила все, что могла — то есть не очень много. Краткое описание моего ухода из тюрьмы и последующей рукопашной схватки с волком было встречено с определенным скептицизмом.
   — Даже если поверить, что вам удалось проникнуть в Вентворт, не представляется вероятным, что сэр Флетчер позволил вам бродить по всей тюрьме. А уж если капитан Рэндалл нашел вас в подвалах, он не отвел бы вас к задней двери за просто так.
   — У него… у него были свои основания позволить мне уйти.
   — А именно? — черничные глазки смотрели непреклонно.
   Я сдалась и рассказала все, как есть. Я слишком устала, чтобы деликатничать или ходить вокруг да около.
   Похоже, я почти убедила Макранноха, но он по-прежнему не желал предпринимать какие-либо действия.
   — Ага, я понимаю вашу озабоченность, — доказывал он, — но может быть, не все так плохо.
   — Не так плохо! — я в ярости вскочила на ноги. Он помотал головой, будто его одолевали оводы.
   — Я имею в виду, — объяснил он, — что если он охотится на задницу этого парня, то не собирается сильно повредить ему. И, простите, что приходится говорить это при вас, мэм, — он вскинул мохнатую бровь, — но содомия редко кого убивает. — И умиротворяюще вытянул ладони размером с суповую тарелку. — Поймите, я не говорю, что ему это понравится, я только говорю, что попытка спасти задницу этого парня не стоит ссоры с сэром Флетчером Гордоном. Понимаете, у меня здесь очень шаткое положение, просто очень шаткое. — Он надул щеки и пошевелил бровями.
   Уже не в первый раз я пожалела о том, что настоящих ведьм не существует. Будь я ведьмой, я бы превратила его в жабу прямо на месте. В огромную жирную жабу, с бородавками.
   Я проглотила гнев и еще раз попробовала убедить его.
   — Я думаю, что его задницу спасать уже не имеет смысла. Меня волнует его шея. Англичане собираются повесить его утром.
   Макраннох что-то пробормотал, шагая взад-вперед, как медведь в слишком маленькой клетке, и вдруг остановился и резко наклонился, так что его нос оказался в дюйме от моего. Я бы отшатнулась назад, если бы не настолько устала. Ну, а сейчас я только моргнула.
   — Допустим, я говорю, что помогу вам. И что толку? — проревел он и снова заметался — два шага в одну сторону, резкий поворот, взлетает мех, и два шага в другую. Он говорил во время движения и пыхтел во время поворотов. — Ну, пойду я к сэру Флетчеру, и что ему сказать? У вас тут есть капитан, который в свободное время любит пытать узников? А он спросит, откуда мне это известно, а я скажу: мне, мол, сообщила об этом бездомная английская девчонка, на которую наткнулись мои люди, когда она шаталась по лесу в темноте; и она говорит, что этот капитан делал непристойные предложения ее мужу, разбойнику, за чью голову назначена награда, и который к тому же приговорен к смертной казни, как убийца?
   Макраннох остановился и бахнул кулачищем по шаткому столику.
   — Я уж молчу о том, как провести внутрь людей! Если, и запомни, я сказал — если мы сможем проникнуть внутрь…
   — Внутрь попасть можно, — прервала его я. — Я покажу дорогу.
   — М-м-м. Ну, допустим. Если мы сможем попасть внутрь, что произойдет, когда сэр Флетчер обнаружит моих людей, прогуливающихся по его крепости? Следующим же утром он отправит сюда капитана Рэндалла, тот прикатит пару пушек и сравняет Элдридж Холл с землей, вот что! — Он снова замотал головой.
   — Нет, девица, не вижу…
   Его прервал стук внезапно распахнувшейся двери. В коттедж вошел еще один лучник, подталкивающий перед собой кинжалом Муртага. Макраннох остановился и удивленно уставился на них.
   — А это еще что такое? — возмутился он. — Можно подумать, что сегодня первое мая, а не разгар зимы и снежные сугробы, так что девочки и мальчики собирают в лесу цветочки!
   — Это член клана моего мужа, — бросила я. — Я тебе говорила…
   Муртаг, ничуть не расстроенный менее чем сердечной встречей, внимательно рассматривал фигуру, закутанную в медвежью шкуру, словно мысленно убирал волосы и годы.
   — Макраннох, точно? — произнес Муртаг обвинительным тоном. — Сдается мне, ты недавно был на Сборе в замке Леох?
   Макраннох здорово растерялся.
   — Недавно, вот это сказанул! Это произошло лет тридцать назад! Откуда ты знаешь, приятель?
   Муртаг удовлетворенно кивнул.
   — Так я и думал. Я там тоже был. И запомнил тот Сбор, и сдается мне, по той же причине, что и ты, сэр Маркус.
   Макраннох изучал морщинистого человечка, пытаясь отсечь тридцать лет.
   — Ага, помню я тебя, — заключил он. — Не имя, тебя. Ты тогда убил одним кинжалом раненого вепря. И зверюга был знатный. Точно, точно, Маккензи отдал тебе тогда клыки — отличные, почти целиком закрученные двойным витком. Красивая работа, приятель.
   Выражение, подозрительно напоминающее удовлетворение, на мгновение осветило морщинистые щеки Муртага.
   А я вспомнила великолепные варварские браслеты, которые носила в Лаллиброхе. Мамины, сказала тогда Дженни, подарок какого-то поклонника. Я уставилась на Муртага, не веря себе. Даже если скинуть тридцать лет, он не казался подходящим объектом нежной страсти.
   Подумав об Эллен Маккензи, я вспомнила про ее жемчуга, зашитые в кармане. Потянув за свободный конец, я вытащила их наружу.
   — Могу заплатить, — сказала я. — Не думаю, что люди, подобные тебе, будут рисковать бесплатно.
   Двигаясь куда быстрее, чем можно было вообразить, Макраннох выхватил жемчуга из моей руки и недоверчиво уставился на них.
   — Откуда они у тебя, женщина? — требовательно спросил он. — Ты сказала, твоя фамилия Фрэзер?
   — Да. — Несмотря на страшную усталость, я опять выпрямилась. — А жемчуга — мои. Мой муж подарил их мне на свадьбу.
   — Он? — Хриплый голос сделался тихим. — Он повернулся к Муртагу, не выпуская жемчуга из рук. — Сын Эллен? Муж этой девчонки — сын Эллен?
   — Ага, — как всегда невыразительно ответил Муртаг. — Увидишь его — сразу поймешь. Он просто копия.
   Наконец сообразив, что сжимает в руке жемчуга, Макраннох разжал ладонь и ласково погладил сверкающие камни.
   — Я подарил их Эллен Маккензи, — произнес он. — На свадьбу. Я хотел подарить их ей, когда она станет моей женой, но она выбрала другого… Я так часто представлял их на ее красивой шейке, что сказал ей: не смогу видеть их на ком-то еще. И умолил ее принять их и вспоминать обо мне, когда наденет. Хм! — он фыркнул и вернул мне жемчуга. — Значит, теперь они твои. Что ж, носи на здоровье, девочка.
   — Мне удастся это гораздо лучше, — сказала я, стараясь не выдать своего нетерпения из-за этой сентиментальной сцены, — если вы поможете мне вернуть мужа.
   Небольшой рот, только что слегка улыбавшийся собственным мыслям, плотно сжался.
   — Ах, — сказал сэр Маркус, подергав себя за бороду, — понимаю. Но я уже объяснил тебе, девочка, не знаю я, как это сделать. У меня жена и трое детишек. Ага, мне жалко сына Эллен. Но ты просишь слишком многого.
   Ноги у меня подкосились, и я шлепнулась на табурет, опустив плечи и повесив голову. Отчаяние, как якорь, тянуло меня вниз. Я закрыла глаза и спряталась в какое-то тусклое местечко внутри себя, где не было ничего, кроме болезненной серой пустоты, а голос Муртага, все еще спорящий о чем-то, казался далеким и еле слышным.
   Из ступора меня вывело мычание. Я подняла глаза и увидела, как Макраннох выскочил из коттеджа. В открытую дверь ворвался зимний ветер, мычание коров и мужские крики. Дверь за громадной косматой фигурой захлопнулась, и я обернулась к Муртагу, чтобы выяснить, что происходит.
   Выражение его лица лишило меня дара речи. Редко удавалось увидеть на его лице что-нибудь, кроме терпеливой суровости, но на этот раз он буквально светился от с трудом подавляемого возбуждения.
   Я тронула его за руку.
   — Да что такое? Говори быстрей!
   Он едва успел выпалить:
   — Коровы! Макранноха! — как в коттедж ввалился сам Макраннох, толкая перед собой долговязого парнишку.
   От последнего толчка юноша распластался по стене. Похоже, Макраннох считал поединок на взглядах очень действенным средством, потому что воспользовался той же самой техникой «нос к носу», что недавно со мной. Менее уравновешенный или не такой уставший, как я, юноша нервно вжался в стенку.
   Макраннох начал довольно здраво.
   — Эбсалом, парень, я отправил тебя три часа назад привести сюда сорок голов скота. Я сказал, что отыскать их очень важно, потому что вот-вот начнется чертовски сильный буран. — Хорошо модулированный голос повышался. — И когда я услышал, что снаружи ревут коровы, то сказал себе: ага, Маркус, Эбсалом пошел и нашел весь скот, вот хороший мальчик, теперь мы все можем спокойно отправляться по домам и греться у очага, потому что коровы в безопасности в своих коровниках.
   Кулак размером с окорок вцепился в куртку Эбсалома. Ткань, собравшись между плотными пальцами, сморщилась.
   — И вот я выхожу, чтобы поздравить тебя с хорошо сделанной работой, и начинаю считать скот. И сколько коров я насчитываю, Эбсалом, мой славный малыш? — Голос возвысился до оглушающего рева. Может, у Маркуса Макранноха и не было настоящего баса, зато силы легких хватало на троих. — Пятнадцать! — проорал он, так дернув Эбсалома, что тот встал на цыпочки. — Он отыскивает пятнадцать коров из сорока! А где остальные? Где? Там, заблудились в снегу, чтобы замерзнуть насмерть!!!
   Пока все это происходило, Муртаг тихонько отошел в затененный угол. Я наблюдала за его лицом и заметила внезапный проблеск веселья при этих словах. И тут до меня дошло, что он собирался мне сказать. Я поняла, где сейчас Руперт, точнее, не где он именно, а что собирается делать. И снова начала чуть-чуть надеяться.
   Стояла кромешная тьма. Огни крепости внизу слабо светились сквозь снег, напоминая огни затонувшего корабля. Стоя в ожидании под деревьями вместе с двумя сопровождающими, я мысленно в тысячный раз проворачивала в уме, что может пойти не так.
   Выполнит ли Макраннох свою часть сделки? Должен, если надеется получить назад своих призовых породистых высокогорных коров. Поверит ли сэр Флетчер Макранноху и пошлет ли солдат в подвалы, причем немедленно? Скорее всего, да — баронет не тот человек, к которому можно отнестись пренебрежительно.
   Я видела, как коровы исчезали, по одному лохматому животному за раз, в канаве, ведущей к потайной двери, под опытным руководством Руперта и его людей. А смогут ли они протолкнуть коров в дверь, хоть бы и поодиночке? А если смогут, что начнут творить внутри коровы — полудикие животные, неожиданно запертые в каменном коридоре, освещенном яркими факелами?
   Да, возможно, это сработает. Коридор чем-то похож на их коровники с каменными полами, включая факелы и людской запах. Если их запихнут внутрь, план может осуществиться успешно. Вряд ли Рэндалл начнет звать на помощь, обнаружив вторжение; он побоится, что его маленькое развлечение обнаружат.
   Укротители должны как можно скорее покинуть крепость, как только выпустят коров на тропу хаоса, и уж тогда мчаться во весь опор на земли Маккензи. Рэндалл во внимание не принимается — что он может сделать один, да еще при данных обстоятельствах? Но вдруг шум слишком рано привлечет весь тюремный гарнизон? Если Дугал так не хотел даже сделать попытку вытащить своего племянника из тюрьмы Вентворт, могу себе представить его бешенство, если несколько людей Маккензи будут арестованы за проникновение в тюрьму. Да мне и самой не хотелось оказаться ответственной за это, хотя Руперт просто жаждал рискнуть. Я прикусила большой палец и попыталась успокоиться, думая о тоннах твердого, заглушающего все звуки гранита, который отделял подвалы от казарм наверху.
   Самым ужасным, конечно, был страх, что все получится, но слишком поздно. Палач палачом, но Рэндалл может зайти чересчур далеко. Я-то очень хорошо знала, по рассказам солдат, вернувшихся из лагерей для военнопленных, что для узника нет ничего проще, чем умереть «от несчастного случая». А от тела полностью избавляются задолго до того, как возникают официальные неловкие вопросы. Даже если вопросы зададут и про Рэндалла все выяснится, это будет слабым утешением для меня — и для Джейми.
   Я решительно отметала от себя мысли о том, как можно использовать невинные домашние предметы, лежавшие на столе в той комнате. Но никак не могла избавиться от видения белых костей, торчавших из раздробленного пальца, вжатого в стол. Пытаясь стереть из памяти эту картину, я сильно потерла костяшками пальцев по коже седла, почувствовала жжение и стянула перчатку. На руке остались ссадины от волчьих зубов.
   Ничего особенного, так, несколько царапин и небольшая ранка там, где клык порвал перчатку. Я рассеянно лизнула ранку. Бесполезно убеждать себя в том, что сделала все, что могла. Да, я сделала то единственно возможное, но понимание этого не облегчало мне ожидания.
   Наконец мы услышали слабые крики, доносившиеся от тюрьмы. Один из людей Макранноха взял моего пони под уздцы и повел его под деревья. Снега здесь оказалось меньше, и порывы ветра под сплетенными ветвями рощицы ослабли. На каменистой, усыпанной листьями земле тонкие полоски снега покрылись коркой. Хотя под деревьями снегопад был не таким сильным, видимости не прибавилось. Я безостановочно кружила по небольшой полянке, и стволы деревьев возникали передо мной неожиданно, черные в розоватом свете.