- Вы правы. Ему не перепилить прутья за несколько часов, а днем пилить опасно.
   - О чем это вы говорите?! - снова вмешался Портос, переводя удивленный взгляд с Атоса на Арамиса и обратно. - Почему это д'Артаньян не перепилит решетку? Да ее можно высадить ударом кулака, хотя, конечно, я не берусь утверждать, не попробовав.
   - Вот именно, Портос. Вам не составило бы труда перепилить все прутья оконной решетки за час. Если, конечно, пилка бы не сломалась. Но тогда бы вы согнули прутья своими могучими руками. Но ведь мы говорим о д'Артаньяне, друг мой, - мягко пояснил Атос. - К тому же долгое заключение в Бастилии вряд ли способствует укреплению здоровья. Арамис прав, мы должны дать ему время.
   - Но ведь план действий остаемся прежним? - с надеждой осведомился польщенный отзывом Атоса о его силе Портос.
   - Без сомнения, - кратко ответил за двоих Арамис. Но по лицу его было видно, что сомнений у него сколько угодно.
   ***
   Первая часть плана, придуманного Портосом, удалась блестяще. Арбалетная стрела, пущенная меткой рукой Планше, достигла камеры адресата. Д'Артаньян получил все предназначавшиеся ему предметы, включая кляп для обезвреживания, лучше сказать, обеззвучивания охранника. Наш гасконец получил и записку с инструкцией.
   Вторая же часть плана предполагала следующее. Безлунной ночью у моста через ров, неподалеку от тюремных ворот, раздается страшный шум, сопровождаемый лязгом оружия, звоном шпаг и проклятиями. Затем стражники у моста слышат пару выстрелов, и перед ними появляется мушкетер. Он еле держится на ногах, небесного цвета плащ с вышитыми лилиями запятнан кровью, видимо и своей и чужой, в руках обнаженная шпага. Мушкетер, собрав последние силы, требует офицера и сообщает, что конвой мушкетеров, эскортировавший в Бастилию государственного преступника, подвергся нападению многочисленной и хорошо вооруженной группы людей, имеющих недвусмысленное намерение помешать выполнению приказа его высокопреосвященства и освободить упомянутого заключенного.
   Мушкетер требует помощи и, видя, что дежурный офицер колеблется, не зная, как ему поступить, угрожает гневом короля и кардинала, в случае, если конвоирам не будет оказана помощь, а государственный преступник будет похищен возле самых ворот Бастилии чуть не на глазах ее гарнизона. Последние слова мушкетера, а в особенности упоминание кардинальского гнева, производят нужное впечатление. Они просто не могут его не произвести. Ворота тюрьмы распахиваются, офицер приказывает бить тревогу, стража, несущая дозоры, устремляется на помощь попавшим в тяжелое положение мушкетерам.
   Судя по шуму и выкрикам, доносящимся из темноты, конвой имеет дело с целой ротой мятежников. Следовательно, подкрепление должно быть немалым. Тюремщики устремляются на шум схватки, который производят совместными усилиями мушкетеры, приведенные во главе с Атосом и господином де Феррюсаком и подчиненные Планше, оставившие на время свои колья и мундиры, чтобы не накликать на себя беду.
   Надежды заговорщиков не простирались так далеко, чтобы предполагать, что посты внутренней стражи будут сняты и часовой у подножия Базиньеры покинет место своего ночного бдения. Но не приходилось сомневаться в том, что шум и сигнал тревоги заставят его хотя бы ненадолго покинуть свою будку, даже если погода будет плохой. Так как всю операцию предполагалось проводить именно в безлунную ночь - часовой вряд ли будет без фонаря. Если же в руках его будет фонарь или факел, он сам сделается превосходной мишенью, точнее, превосходным объектом для лассо Жемблу.
   Именно - Жемблу, так как Планше, обеспечив явку своих солдат и выпустив арбалетную стрелу, мог считать свою задачу выполненной.
   Атос должен был направлять действия своих бывших однополчан, в то время как Арамис с Портосом и Жемблу, вооруженный лассо, форсировали бы внешний ров, не заполненный водой, а потому не представляющий непреодолимой преграды для людей, располагающих лестницей. Утвердившись на стене по другую сторону рва, удерживаемый мощными дланями Портоса, Жемблу мог, пустив в ход свое искусство, заарканить часового, после чего стащить его а ров. Далее в дело вступал Портос, стоящий на верхней ступеньке лестницы. Он подтягивал часового, словно пойманного на удочку карася, и обеспечивал дальнейшее невмешательство последнего в развитие событий. Путь для д'Артаньяна был свободен. Арамис, вооруженный арбалетом Планше (он счел за лучшее завладеть этим бесшумным оружием, отобрав его у хозяина и скромно объявив, что умеет обращаться с арбалетом не хуже последнего) и до этого прикрывающий Портоса и Жемблу, страхуя их от неожиданностей, посылает стрелу в окно камеры д'Артаньяна, тот выламывает надпиленные заранее прутья на окне, спускает веревочную лестницу, спускается сам, переплывает ров, с помощью друзей перебирается через стену и, перебравшись уже вместе с ними через наружный ров, исчезает в темноте...
   Тем временем подоспевшие на выручку мушкетерам солдаты гарнизона видят в свете факелов испуганных лошадей, несущих пустую карету с хлопающими дверцами, в карете неподвижно лежит мушкетер, сопровождавший арестанта. Карета проносится мимо. В разные стороны разбегаются мятежники, только темные их силуэты мелькают во тьме. Все говорит о том, что арестанту удалось скрыться.
   Стражники во главе с офицером обыскивают все близлежащие кусты, осматривают дорогу, действительно обнаруживая в дорожной пыли множество следов людей и лошадей, после чего, окликая на разные голоса давешнего мушкетера и пожимая плечами, возвращаются восвояси, то есть - в тюрьму.
   Побег несомненно обнаруживается не сразу.
   Таков был план, рожденный мыслью Портоса. Еще раз подивимся силе мужской дружбы, заставляющей подчас совершать, казалось бы, невозможное.
   Глава двадцать шестая,
   в которой Портос начинает думать, что ею план имеет некоторые изъяны
   Итак, решено было немного повременить, чтобы д'Артаньян смог управиться с толстыми железными прутьями оконной решетки.
   - Ну, уж за ночь-то, я думаю, наш гасконец способен сокрушить всю решетку, - заявлял Портос. - Поэтому мы можем выступить следующей ночью, если, конечно, будет достаточно темно. Признаюсь, мне не терпится обнять д'Артаньяна и оставить с носом всех тюремщиков Бастилии, сколько их там ни есть. Представляю, какую физиономию состроит комендант, когда ему доложат о побеге!
   Атос внимательно поглядел на разгорячившегося Портоса, словно бы желая что-то сказать, но, видимо, передумал и лишь слегка пожал плечами. Арамис же, бросив один из своих быстрых взглядов в сторону Атоса, увидел его жест и, поняв, что продолжения не последует, отвел глаза.
   - Мы должны предупредить д'Артаньяна, - произнес Арамис после некоторой паузы.
   - Мы это и сделаем.
   - Прежним способом? Я имею в виду тюремщика.
   - Нет, это рискованно! Тюремщик может обо всем дога даться, если уже не заподозрил неладное, - рассудительно заметил Портос.
   - И я так думаю.
   - Вот видите. А вы какого мнения, Атос?
   - Того же, что и вы с Арамисом.
   - Тогда - арбалет. Доверим это дело Планше или в этот раз вы хотите попробовать сами, Арамис?
   Арамис вздохнул:
   - Давайте попробую я.
   На этот раз даже Портос заметил, что его друзья не проявляют особого энтузиазма. Он обеспокоенно повернулся к Арамису:
   - Что-нибудь не так?!
   - Почему вы решили?
   - Я чувствую.
   - Портос, уверяю вас, все в порядке.
   - Но я вижу, что это не так!
   - Право же, вы ошибаетесь.
   - Нет, я вижу, что вы думаете о чем-то и это вас беспокоит.
   - Уверяю вас, я всегда о чем-нибудь думаю.
   Портос заколебался. Он не мог не согласиться с последним доводом Арамиса.
   - Это правда! Это, черт возьми, правда!
   - Вот видите! Что же вас беспокоит?!
   - Да нет же, это вы чем-то обеспокоены! И меня беспокоит то, что я не могу понять чем!
   Вместо ответа Арамис внимательно посмотрел на Атоса.
   Атос понял.
   - Нашего друга беспокоит сущая безделица, Портос.
   - Так скажите же мне - и дело с концом!
   - Сказать вам?
   - Ну да.
   - Эта безделица - разбитое стекло.
   - Разбитое стекло?!
   - Понимаете?
   - Решительно ничего не понимаю!
   - Да ведь наутро в камеру явится надзиратель.
   - Конечно! Он принесет д'Артаньяну завтрак. Бедняга, в тюрьме, должно быть, совсем пропадает аппетит.
   - Вы правы. Но он не только принесет завтрак, но и заметит, что стекло выбито.
   - Правильно. Но ведь вы сами, Атос, не раз говорили мне, что д'Артаньян самый умный из нас. Он что-нибудь придумает. Например... - и Портос задумался. - Например... он может сказать, что стекло разбили камнем снаружи.
   - Портос, для того чтобы добросить камень до третьего этажа Базиньеры через крепостную стену и два рва, не хватит даже вашей исполинской силы.
   - Ну.., в таком случае...
   - В таком случае ему останется уверить тюремщика в том, что он сам разбил это злополучное окно по небрежности или в припадке раздражения. Надеюсь, у д'Артаньяна это получится достаточно убедительно, хотя тюремщик, разумеется, заподозрит неладное.
   - Но что он сможет сделать?! - воскликнул Портос.
   - Первое, что он сделает, по моему мнению, - как всегда спокойно продолжал Атос, - это доложит начальству.
   - Допустим, так и произойдет. Что же будет дальше?
   - Может быть, окно застеклят вновь и этим дело и кончится ..
   - Это то, что нам и нужно, не так ли?!
   - Не совсем.
   - Не совсем?! - вскричал изумленный гигант. - Не совсем? А что же в таком случае нужно нам?
   - Чтобы окно не стеклили вовсе.
   - А...
   - Потому что вы ведь предлагаете вновь разбить его, не так ли?
   - Да, но.., теперь дело представляется несколько в ином свете. Похоже, план, который поначалу казался мне просто превосходным, все же имеет некоторые слабые места...
   - А ведь я только начал, Портос.
   - Только начали?!
   - Совершенно верно. Итак, если окно застеклят, нам не стоит разбивать его на следующую же ночь снова. Тут уж и всей гасконской фантазии нашего друга не хватит, чтобы объяснить столь странное явление.
   - Вы правы, разумеется. Но что они могут сделать?
   Вставить новое стекло - и только, - возразил встревоженный Портос.
   - Отнюдь. Например, перевести д'Артаньяна в другую камеру. С окном, выходящим во внутренний двор.
   - Черт!
   - Обыскать камеру.
   - Обыскать камеру?!!
   - Именно. Перевернуть все вверх дном.
   - Но тогда они неминуемо обнаружат...
   - Вы поняли, не так ли?
   - Ох! Лестница, пилки, кинжал, кляп... Тогда все пропало!
   Атос пожал плечами:
   - Просто тогда нам не удастся вытащить нашего друга тем способом, которым мы собирались. Поищем другой.
   Портос сник.
   - Но может быть, им не придет в голову обыскивать камеру? - В голосе великана еще теплилась надежда.
   - Маловероятно, но возможно, - проговорил Арамис своим мелодичным негромким голосом. - Однако следует принять во внимание еще одно обстоятельство.
   На лице Портоса появилось несвойственное ему выражение - в глазах простодушного гиганта мелькнул испуг. Он почувствовал, что последний разящий удар всей закачавшейся конструкции нанесет именно Арамис.
   - Еще одно?!
   - Только одно. Но существенное.
   - Ах, Арамис! План казался мне таким многообещающим!
   - Мне тоже, за неимением лучшего, но по зрелом размышлении...
   - Не мучьте же меня! Говорите скорее!
   - Окно застеклят изнутри.
   - Окно застеклят изнутри?!
   - Непременно. Что отсюда следует?
   - Отсюда следует.., что...
   - ..перепилить прутья можно, только снова разбив стекло...
   - Черт побери!
   ..а так как мы знаем, что за один раз это не под силу, то наш друг вынужден будет высаживать стекло каждый раз, чтобы надпилить очередной прут, и, конечно, это будет замечено.
   - Ах, я болван! Как я не подумал об этом раньше!
   - Не сомневаюсь, что д'Артаньян изберет другой путь, - продолжал Арамис.
   - Выходит, есть другой путь?! Какой же?
   - Спокойно дождаться, пока ему вставят новое стекло, и отказаться от каких бы то ни было попыток перепилить решетку на окне.
   - Ах! Вы меня убиваете, Арамис!
   - Ничуть не бывало. Вы ведь только недавно напомнили, что д'Артаньян самый умный из нас. Он поймет, что мы поспешили, но вовремя осознали свою ошибку.
   Сраженный Портос являл собой поистине трагическое зрелище, достойное пера классика.
   - Но почему же вы молчали до сих пор? - спросил наконец удрученный гигант.
   - Милый друг, вы слишком хорошего о нас мнения, если воображаете, что нам сразу бросились в глаза некоторые слабости вашего плана, - дружески произнес Атос. - Что касается меня, то все окончательно встало на свои места лишь когда арбалетная стрела с хрустом врезалась в окно камеры.
   - А вы, Арамис?
   - Да, что такое? - Арамис, выведенный из глубокой задумчивости обращенным к нему вопросом, ответил не сразу.
   - Когда вы окончательно убедились в том, что так д'Артаньяна нам освободить не удастся?
   - Примерно тогда же, что и Атос.
   В этот момент в дверь постучали, а затем в ней показалась исполненная решимости физиономия Планше.
   - Я только хотел доложить, что мои ребята готовы выступить в любое время, а сам я в полном вашем распоряжении, господа! - заявил расхрабрившийся Планше.
   - Вот что, Планше, - сказал Портос. Его голос, потерявший обычную звучность, поразил славного малого. Еще удивительнее оказались произнесенные этим, некогда победительно рокочущим, а теперь тусклым голосом слова:
   - Пожалуй, твои ребята могут спокойно спать эту ночь. И все последующие ночи тоже.
   Планше замер, словно громом пораженный. И тут Атос проговорил:
   - Подождите, поспешность никогда к добру не приводила. Все твои солдаты нужны нам, Планше. А ты - тем более.
   Глава двадцать седьмая
   Ночной переполох
   - Теперь я и вовсе перестал понимать что бы то ни было! - удрученно признался Портос. - Вы с Арамисом только что окончательно меня убедили в том, что план никуда не годится. Только все стало на свои места.
   Я ведь и сам знаю, что не мастер придумывать планы, как вы снова...
   - Раз у нас нет ничего лучшего, мы просто обязаны попробовать.
   - Что попробовать?!
   - Вытащить д'Артаньяна.
   - Вы говорите серьезно, Атос? - Портос и Арамис произнесли это хором.
   - Я серьезен, как никогда. И совершенно трезв, заметьте, - невозмутимо откликнулся Атос.
   - Что же вы в таком случае предлагаете?
   - Что я предлагаю? Черт побери, я предлагаю попытаться вытащить д'Артаньяна, как только что вы сами сказали!
   - Да, но как это сделать?!
   - Как мы и намеревались с самого начала.
   - Но ведь мы только что пришли к выводу, что это невозможно!
   - На свете существуют невозможные вещи, однако их немного.
   - Итак?..
   - Итак, этой ночью мы попробуем, если вы не против.
   - Как, тысяча чертей, я могу быть против, если есть хоть малая надежда! - вскричал оживший на глазах Портос.
   - Что до меня, - кротко проговорил Арамис, - то мне остается только присоединиться к вам, так как, если мне вздумается возразить, я все равно в меньшинстве.
   - Тем лучше, - невозмутимо произнес Атос. - Тогда я отправляюсь в казармы мушкетеров, а вы распоряжайтесь остальным. Я всецело полагаюсь на вашу аккуратность и предусмотрительность, Арамис, а также на ваш военный опыт и решительность, Портос.
   И Атос ушел. После этого был вновь призван Планше, которому поручили привести полуроту копейщиков. Жемблу, находившийся в соседней комнате, занялся сматыванием лассо, присоединив к нему еще несколько веревок попрочнее. Арамис уделил внимание арбалету, а Портос - пистолетам и шпагам.
   Одним словом, работа закипела, и время до наступления сумерек прошло незаметно.
   ***
   Поначалу из темноты доносились крики и шум. Затем раздалось несколько выстрелов. Часовые у ворот насторожились.
   Конский топот, опять крики, беспорядочная стрельба и.., из ночной темноты выступила фигура человека с обнаженной шпагой в руке.
   В полном соответствии с известным читателю планом Портоса, мушкетер (а человек, появившийся из темноты, несомненно был мушкетером) прерывистым голосом сообщил часовым о нападении целой шайки мятежников на карету с арестантом. Дальнейшие события развивались так, или почти так, как ожидалось. Подошедший на шум офицер раздумывал недолго. Он приказал отворить ворота, и отряд гарнизона Бастилии поспешил на выручку конвою мушкетеров, подвергшихся нападению.
   Тем временем небольшая группа, состоящая из Портоса, Арамиса и Жемблу, форсировала внешний ров. Он не был заполнен водой, поэтому заговорщики просто спустились на его дно, поросшее бурьяном, на веревках, а затем взобрались на вал с противоположной стороны.
   Тут они столкнулись с первым непредвиденным препятствием. Оно предстало перед ними в виде часового в железном шишаке, собиравшегося было поднять тревогу, но своевременно схваченным Портосом за ногу и повергнутым наземь. Часового связали, заткнули ему рот платком и оставили лежать возле стены. На стену поднялись по лестнице, которую Портос нес как перышко и которая жалобно заскрипела под его внушительным весом.
   - Стреляйте, Арамис! - прогудел великан, сажая Жемблу на стену.
   - Приготовьтесь, Портос! - откликнулся Арамис, прицеливаясь из арбалета в то место, где, по его мнению, должно было находиться окно камеры д'Артаньяна. - Будь готов и ты, Жемблу!
   - Будьте спокойны, сударь! Я не подведу. - отозвался слуга, раскручивая лассо. - Как только покажется часовой, я мигом заарканю его. Он у меня и пикнуть не успеет.
   Дальнейшие действия Портоса отличались от того, чем он предполагал заниматься вначале, и были подсказаны Атосом, внесшим коррективы в первоначальный план. Портос перелез через стену, спустился по веревке, которая выдержала его, очевидно, потому, что на ней, по выражению Жемблу, выбиравшего ее, "можно было вешать быка", и отважно бросился в воду. Атос, принявший командование операцией на себя, объяснил Портосу его новую роль. Она усложнилась, но теперь великан сделался центральной фигурой во всем их отчаянном предприятии.
   Слава требует жертв. И Портос принес жертву. Он кинулся в холодную воду и шумно поплыл вперед, рассекая ее, подобный плавучему острову, внезапно оторвавшемуся от берега стремительным приливом или шквальным ветром. Портос принес жертву не только славе, но и дружбе. Переплывая ров, он думал прежде всего о д'Артаньяне. Издалека доносился шум, выстрелы и крики часовых, пытавшихся разглядеть происходящее невдалеке маленькое сражение, как они полагали. Барабаны во внутреннем дворе выбивали тревогу.
   Портос благополучно переплыл ров и выбрался на противоположную сторону. Над головой его просвистела арбалетная стрела, выпущенная Арамисом. Она ударилась о камни мрачной Базиньеры и упала к ногам Портоса.
   - Ах, черт! В этакой темноте Арамису никогда не попасть в маленькое оконце, - проворчал Портос, осматриваясь в поисках подходящего булыжника.
   Булыжник не попадался. Летели драгоценные мгновения.
   Переполох, вызванный спектаклем, режиссерами которого были Атос и Планше, не мог длиться бесконечно. Арамис снова выстрелил. И вновь с тем же результатом.
   - Тысяча чертей! - воззвал Портос у подножия башни. - Неужели он слит?! И это в то время, когда не спит ни один солдат в Бастилии! Д'Артаньян, друг мой, проснись!!
   Однако гасконец не спал. Полученная весточка от друзей совершенно лишила его сна. Каждую ночь он чутко прислушивался к малейшему шороху. Отсюда следует, что весь этот шум не прошел для него незамеченным. Он напряженно внимал барабанному бою, глухо отдающемуся между толстых стен тюремных коридоров, и стискивал кулаки до боли в суставах.
   - Их обнаружили! Проклятие! - прошептал мушкетер, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь из происходящего за зарешеченным оконцем. В это время Портос внизу нащупал то, что искал. Еще мгновение - и мощный удар потряс решетку, а осколки стекла осыпались перед лицом д'Артаньяна.
   - Д'Артаньян! Ты слышишь меня! - донеслось снизу.
   Этот зычный бас невозможно было перепутать ни с чем.
   - Портос!! Слышу, еще бы - прекрасно слышу! - откликнулся сверху Д'Артаньян сдавленным голосом. От избытка чувств у него перехватило дыхание.
   - Сбрось лестницу, Д'Артаньян!
   - Проклятие! Но я не смог еще перепилить ни одного из прутьев!
   - Это и ни к чему! Я сейчас поднимусь к тебе. Спускай лестницу!
   Д'Артаньяну никогда не приходилось повторять дважды.
   Он тотчас же бросился к своему жесткому тюремному ложу и извлек сверток, хранимый им между кроватью и стеной.
   Не прошло и двух минут, как веревочная лестница была спущена. Портос не мешкая принялся подниматься по ней.
   Арамис, напрягавший зрение, понял, что штурм Базиньеры начался и ему лучше воздержаться от дальнейшего использования арбалета, если он не хочет рисковать жизнью друзей.
   - Я иду, Д'Артаньян! - бормотал Портос, неуклонно взбиравшийся по раскачивающейся лестнице.
   И в этот момент появился часовой. Он действительно нес в руке фонарь, что позволило ему заметить спущенную веревочную лестницу. Он наткнулся на ее конец, висевший на уровне его груди, прежде чем понял, что это такое.
   Наверное, солдат тут же поднял бы крик, если бы не посмотрел вверх, задрав голову и подсвечивая себе фонарем.
   Вид человека, взбирающегося по лестнице вверх, вместо того, чтобы спускаться вниз, так поразил стражника, что его умственные способности, видно, и без того не слишком выдающиеся, пришли на некоторое время в совершенное расстройство. Только этим обстоятельством можно объяснить последующие действия часового, видимо, только что сменившего своего товарища в карауле, а потому еще и как следует не проснувшегося.
   Солдат дернул за конец лестницы и окликнул Портоса, который был уже на полпути к окну камеры д'Артаньяна. Не получив от первого никакого ответа, бедняга полез следом за ним.
   Оставшиеся в тылу Жемблу и Арамис были свидетелями всей этой сцены. Жемблу понял, что настала пора действовать.
   Лассо просвистело в воздухе. Упражнения с затяжной петлей в Новом Свете действительно дали поразительный эффект.
   Петля с потрясающей точностью захлестнула часового. Но тот, ошалев от страха свалиться вниз, мертвой хваткой вцепился в качающуюся, словно под порывами урагана, лестницу, и, похоже, никакая сила не смогла бы заставить его отпустить ее веревочных перекладин.
   Портос, изрыгая проклятия, пытался достигнуть окна, чтобы выломать своими могучими руками решетку на окне д'Артаньяна. Д'Артаньян отчаянно орудовал пилкой, одновременно налегая плечом на железные прутья. Жемблу, удерживаемый Арамисом за талию, сидя на стене, из последних сил тянул лассо. Полузадушенный солдат, действуя скорее бессознательно, испускал нечленораздельные звуки и не выпускал лестницы из рук.
   Не приходится сомневаться, что бедняга был бы неминуемо удушен затяжной петлей Жемблу, но судьбе было угодно распорядиться иначе. В то самое мгновение, когда Планше, мечущийся в неразберихе ночной сумятицы, начал опасаться, что скоро составит компанию своему господину, в то самое мгновение, когда легко раненный Атос, видя, что его бывшие однополчане рискуют свободой и жизнью, так как спектакль вот-вот будет разгадан и фарс превратится в трагедию, велел им скакать прочь, а сам продолжал оставаться на месте, в то самое мгновение веревочная лестница издала натужный скрип и, не выдержав выпавшей на ее долю тройной нагрузки, оборвалась.
   Д'Артаньян увидел, как его друг стремительно удаляется от него, устремляясь к земле и исчезая в темноте ночи. Неумолимая сила притяжения, которой не мог противиться даже гигант Портос, подхватила его, грозя разбить о земную твердь. Однако судьба в ту ночь была не до такой степени не благосклонна к друзьям. Она вложила все силы в отчаянный рывок Жемблу, и оба повисших на падающей лестнице чело" века с громким всплеском обрушились в ров. Повезло и часовому. Упади он наземь с той небольшой высоты, на которой он находился, он мог бы отделаться поломанным ребром, но сверху на него неотвратимо летел Портос. Солдат быстро пришел в себя, его привела в чувство холодная ванна. И тут ему повезло вторично. Он не попался на пути рассекающего волны Портоса. Настроение последнего было таково, что часовой был бы утоплен в течение нескольких секунд.
   Повезло также Планше и Атосу - в ту ночь им удалось целыми и относительно невредимыми избежать рук бастильских стражников. Не повезло одному д'Артаньяну - его положение не переменилось.
   Глава двадцать восьмая
   Кардинал сверяется со списком
   Вечером, сидя у растопленного, несмотря на относительно теплую погоду, камина, Ришелье перелистывал страницы красной записной книжки. Буковые поленья рассыпались на краснеющие в полутьме кабинета угли и грели ровным, мягким теплом. Высокие стрельчатые окна замутились из-за наступивших сумерек и теперь отливали синевой, поблескивая, словно зеркала. За окнами капли дождя шелестели по листьям.
   Его высокопреосвященство только что отпустил утомленных писцов, оставивших после себя множество бумаг на просторном столе. Лакей неслышно зажег свечи и удалился, бесшумно ступая.
   - Шарль де Гиз, - повторил Ришелье, словно пытаясь вызвать образ герцога, и перелистнул страничку. - Господин де Гиз предложил сослать меня в Рим. Не Бог весть какая кара, принимая во внимание, что Папа - человек умный и благоволит ко мне. Такая снисходительность к моей скромной особе делает вам честь, герцог Лотарингский. Я меряю той же мерой.
   Кардинал взял в руки перо. Потеребил клинообразную бородку. Перо коснулось бумаги. Против имени де Гиза появилось короткое слово "ссылка".