Харин Николай. Д'Артаньян в Бастилии (Снова три мушкетера - 2)

   - Ты хочешь сказать "в ту же ночь"! Не забывай, вас не должны видеть!
   - Да-да, конечно! - согласился Перье. - Но прошу тебя об одном. Анри, будь осторожен. Звезды говорили и говорят, что конец года и всю зиму тебе надо быть крайне осторожным. Тебе грозит опасность со всех сторон.
   - Позволь и мне тебя попросить об одной вещи. Не суй нос в мои дела, сиди тихо, слушайся Годо, и тогда ты скоро сможешь забрать свою помешанную доченьку и уехать отсюда далеко-далеко...
   Произнеся последнюю фразу, которая, если принять во внимание свойства натуры Бежара, в последних главах раскрытые достаточно полно, приобрела в его устах смысл далеко не такой безобидный, каким он мог показаться Антуану Перье, а скорее - зловещий; произнеся ее, алхимик молча кивнул старшему брату, аккуратно сложил оба листа бумаги и вышел вон. Бежар кликнул горбуна, который не замедлил явиться на зов, и спустился в чулан, где пробыл довольно долго, оставив Годо снаружи - следить, чтобы ему не помешали. Закончив свои таинственные занятия в чулане, алхимик прошел в комнату, где его ждал обед.
   Подкрепив свои силы, Бежар дал время своему слуге-сообщнику убрать со стола и, не скрывая более своего торжества, произнес:
   - Дело сдвинулось с мертвой точки, Годо.
   Горбун закивал головой и промычал нечто одобрительное.
   - Подожди еще немного, мой верный Годо, и я освобожу тебя от этого святоши в латаной одежонке. Скоро все переменится. А пока отправляйся в Люксембургский дворец и спроси там господина Сюффрена. Ты передашь ему вот эту бумагу и, поклонившись, уйдешь. Если отцу Сюффрену вздумается приставать к тебе с расспросами, не стесняйся показать, что ты не можешь говорить. Будет даже лучше, если он поскорее поймет, что ты не прикидываешься. Тогда он сообразит, что даже под пыткой из тебя нельзя выудить ни словечка. Не бойся, не бойся! - прибавил он, уловив тревожный вопрос в глазах горбуна. Поручение неопасное. Я просто так сказал... К слову. Только вручишь бумагу, сразу же уходи. Да смотри, чтобы он не приказал проследить за тобой. Возвращаясь, будь настороже. Если увидишь, что за тобой кто-то следит, убей этого человека.
   Годо ушел. Оставшись один в комнате, Бежар достал ларец и попытался открыть его тем же ключом, который получил от Арамиса.
   - Проклятие! - воскликнул Бежар через некоторое время. - Должен быть еще один ключ!
   Он еще долго вертел ларец в руках и колдовал над замком, но наконец убедился в полной тщетности своих попыток открыть его. "Ничего, - сказал себе Бежар. В конце концов его можно распилить или взломать". И он, предварительно заперев входную дверь на ключ, чтобы Антуану Перье не вздумалось покинуть дом, отправился вздремнуть.
   Между тем Годо благополучно добрался до Люксембургского дворца, где попросил стражников вызвать отца Сюффрена. Так как природа обошлась с ним весьма немилостиво, снабдив злополучного слугу мэтра Бежара горбом, а кроме того, еще и лишив дара членораздельной речи, он предусмотрительно написал на листе бумаги имя отца Сюффрена, каковой лист и вручил стражнику, оставшись дожидаться у главного входа во дворец. Получив столь странный вызов, иезуит поспешил выйти к дворцовым воротам. Горбун подковылял к нему и с низким поклоном вручил лист, переданный ему хозяином. Мычание посланца в ответ на вопросы быстро убедило духовника Марии Медичи в бесплодности попыток узнать больше. Тогда он развернул сложенный лист и прочел содержание послания. Это была та самая расписка, которую Арамис должен был потребовать от Бежара, принимаемого всеми за Антуана Перье. Арамис должен был сделать это, но не сделал. Однако сейчас иезуит Сюффрен держал в руках несомненно ту самую бумагу, которую хотел получить. Размашистая подпись "Антуан Перье" также свидетельствовала о том, что именно в обмен на этот документ следовало передать лейб-медику ключ от тайника.
   Когда Сюффрен, удовлетворенный текстом расписки, в котором упоминались только имена отца и дочери Перье, поднял глаза, горбатого посланца и след простыл. Иезуит поглядел по сторонам. Никого! После чего отцу Сюффрену оставалось лишь получше спрятать бумагу с подписью Антуана Перье и возвратиться во дворец. Иезуит был совершенно уверен, что мрачноватый курьер был послан Арамисом, который успешно справился со своей частью сложного и опасного задания, возложенного на них Орденом, и, преследуемый агентами кардинала, был вынужден скрыться в тихой обители миноритов. Более того, Сюффрен отметил про себя, что лучшего посланца Арамису было трудно выбрать. Немой горбун не мог выдать никого даже при желании, а расписка свидетельствовала только против Перье, изобличая его в краже драгоценного ларца королевы-матери. Таким образом, иезуит не только не заподозрил в горбуне посланца Бежара, но нисколько не усомнился в том, что все идет по плану, не догадываясь об истинном положении вещей.
   Каким образом стало возможным то, что случилось?
   Откуда Бежар получил необходимый документ? Ответ столь же прост, сколь и удручающ. Из рук самого Антуана Перье.
   Черная натура рождает черные мысли; так и алхимик Бежар, требуя от старшего брата, которого он воспринимал как живой укор всей своей жизни, подпись на листе специально принесенной бумаги, имел в виду свой дьявольский план. Получив бумагу, где старший брат отказывался от всяческих отношений с младшим, занимавшим доходную должность при дворе Марии Медичи, Бежар спустился в чулан, где применил свои познания в практической алхимии, обработав бумагу соответствующими реактивами так, что строки, начертанные рукой Антуана Перье, исчезли без следа. Осталась лишь его собственноручная подпись. Затем Бежар переписал бумагу заново. Второй лист Бежар пока оставил у себя.
   Глава пятидесятая
   Марен Мерсенн - генеральный секретарь ученой Европы
   Первым пришел в себя Портос.
   - Вот так аббат! - восторженно проревел он, заключая Арамиса в свои объятия.
   Атос встревожился. Ему показалось, что Арамис перестал дышать. Так оно и было в действительности, но их дальновидный друг, увидев, что Портос распростер могучие длани, успел принять меры. Он поступил соответственно своему положению и сану, вознеся горячие молитвы всем святым угодникам.., и уцелел.
   - Хороши же вы, Портос, нечего сказать, - проговорил он, отдышавшись. Я спасаю вас от гибели, и в благодарность за это вы пытаетесь меня задушить!
   - Дорогой Арамис! Вы явились перед нами в последний момент словно ангел-хранитель! - воскликнул Атос. - Как вам это удалось, друг мой?!
   - Да-да, расскажите нам! - подхватил Портос. - И где, черт меня побери, вам удалось раздобыть карету де Кавуа?!
   Последний вопрос, казалось, не обрадовал Арамиса, и он счел за лучшее сделать вид, что не слышал его.
   - Все очень просто. Я уже упоминал о том, что некоторые люди из окружения герцога Орлеанского незаслуженно дарят меня своим расположением и доверием. Так как я не смог оправдать его в полной мере, вызвав интерес его высокопреосвященства, в чем вы и сами убедились на улице Бриземиш, я был вынужден искать убежища в каком-нибудь укромном месте, чтобы переждать там, покуда страсти не утихнут. Вы получили мою записку?
   - Ее принес, нам Гримо.
   - Молодчина, Гримо. Кстати, где он?
   - На запятках кареты, - ответил Атос. - Вы можете не беспокоиться о нем и продолжать.
   - Ну, что же. Я продолжу, если вам интересно.
   - Еще бы не интересно! Мы ловим каждое слово, можете не сомневаться! вставил Портос.
   - Извольте. Я прибегнул к помощи отца Мерсенна, который живет в миноритском монастыре и куда, кстати говоря, мы и направляемся, так как ваше положение, по-видимому, теперь мало отличается от моего. Но никто не должен знать о том, куда мы поедем. Нет ли за нами погони?
   - К счастью, нет. У них нет лошадей.
   - Тем лучше. На чем я остановился?
   - Вы воспользовались помощью преподобного Мерсенна...
   - Да, конечно! Это удивительный человек, друзья мои, и вы очень скоро сами сможете в этом убедиться...
   - Неужели способности этого патера простираются столь далеко, что он сумел предоставить вам карету капитана гвардии Ришелье, чтобы вы могли разъезжать в ней по Парижу, выполняя тот самый "христианский долг", о котором упоминаете в записке?
   Краска, проступившая на щеках Арамиса, убедила друзей, что способности отца Мерсенна все же ограничены и карета появилась благодаря другому лицу.
   - Дело в том, что я невольно мог навлечь гнев кардинала и на других людей, которые в той или иной степени доверились мне... И я решил, что прежде должен попытаться помочь им избежать этого гнева...
   - Удалось ли вам осуществить свое намерение?
   - Полагаю, что да.
   - Каким же образом? - спросил Портос, подмигивая Атосу.
   - Это длинная история.
   - Но не хотите же вы сказать, любезный Арамис, что нам не суждено узнать ее! Нет, вы не поступите с нами так жестоко. Мы с графом просто теряемся в догадках! - возопил Портос.
   - Говорите за себя, Портос, - пожал плечами Атос.
   Он удивительно быстро пришел в свое обычное, чуть меланхолическое состояние. Портос же никак не мог забыть о недавней горячке боя и находился в приподнятом настроении.
   Фортуна только что явила им свой благосклонный лик, и "то радовало.
   - Если Арамису почему-либо нежелательно подробно рассказывать о тех обстоятельствах, которые привели его к нам на выручку, я никоим образом не считаю себя вправе настаивать.
   - Ах, нет же! - с оттенком легкой досады воскликнул Арамис. - Вы, право же, неверно все истолковываете. Просто нужно было устроить в монастырь племянницу одного...
   - Богослова! - в полном восторге закричал Портос. - Я выиграл!
   - Портос, вы испугаете лошадей. Смотрите, они чуть не понесли.
   - Черт возьми, что за болван этот кучер. Необходимо, чтобы Гримо забрал у него вожжи! Атос, вы слышите - наш аббат провожал в монастырь племянницу богослова!
   Что я вам говорил?!
   - Не богослова, а алхимика, если быть точным, - поправил его Арамис, не зная хорошенько, что ему делать: нахмурить брови или расхохотаться. - Однако я не совсем понимаю...
   - Это не имеет значения. Атос, за вами дюжина бутылок и двадцать пистолей.
   - Остановитесь, Портос, - сказал Арамис, которому хотелось поскорее переменить тему. - Помните бедняжку Кэтти, которую преследовала миледи?
   - И д'Артаньян попросил вас помочь спрятать ее так, чтобы миледи не смогла до нее добраться? Еще бы! Отлично помню ее хорошенькое личико.
   - Так вот сейчас речь шла о точно такой же ситуации.
   Только вместо миледи в роли преследователя - сам кардинал.
   - Ого! Это пострашнее... Впрочем, не уверен. И это все?
   - Разумеется. А вы что подумали?
   - Вот видите, Портос. Пистоли мои, - серьезным тоном произнес Атос.
   - Подождите, любезный друг. Давайте дадим Арамису закончить свой рассказ.
   - Наконец-то... - И Арамис коротко поведал друзьям о том, как он доставил Анну Перье в Пор-Руаяль, где, благодаря поручительству преподобного Мерсенна, ей был оказан теплый прием. Затем Арамис перешел к описанию обратного пути, рассказал о том, как, проезжая неподалеку от дома маркизы де Рамбулье, заметил из окна кареты зарево пожара и приказал кучеру повернуть на улицу Святого Фомы, опасаясь, что у маркизы случилось несчастье; как увидел Атоса и Портоса, преследуемых целой толпой стражников и гвардейцев, то есть все то, что и так известно читателю.
   - А теперь, если вы не против, давайте отпустим кучера, а сами выйдем из кареты и дойдем до нашего убежища пешком; я хочу, чтобы никто не знал, где оно находится, - сказал Арамис в заключение.
   - Да здравствует предусмотрительность! - воскликнул Портос.
   Вместе с Гримо они проводили взглядом удаляющуюся карету, которая, быть может, спасла сегодня жизнь им всем.
   - Ведите нас, дорогой аббат, - предложили Атос с Портосом. - Но все же разрешите эту загадку: каким образом вы подчинили себе кучера господина де Кавуа?!
   - Не господина, а госпожи...
   Атос и Портос понимающе переглянулись.
   - Так значит... - громогласно начал Портос, готовясь отпустить одну из своих неуклюжих шуток, но Арамис прервал его самым решительным тоном:
   - Давайте больше не будем обсуждать эту тему.
   - В самом деле, - поддержал его Атос. - Тем более что если у нас и есть некоторые основания для радости по случаю нашего избавления от гибели, то им сопутствует и повод для скорби - мы не уберегли беднягу Планше.
   - Планше погиб?! - воскликнул Арамис.
   - Увы, ничего не сделав для хозяина, мы допустили вдобавок гибель слуги, - мрачно сказал Атос. - И виноват в этом я.
   - Полно, Атос! Что вы такое говорите?! Кто мог знать, что обстоятельства сложатся именно так и не иначе! - вскричал Портос. - С тем же успехом пуля могла уложить любого из нас. Вспомните, сколько солдат навалилось на Гримо!
   - И все же, - повторил Атос. - На сердце у меня тяжесть, Планше долго будет являться мне во сне.
   - Упокой Господи его душу, - глухо проговорил Арамис. - Он верой и правдой служил нашему другу д'Артаньяну. Я закажу молебен и сам помолюсь о нем...
   - Аминь, - заключил Портос.
   Тем временем они подошли к незаметной калитке в монастырской ограде и были без долгих отлагательств впущены привратником, узнавшим голос Арамиса. Последний провел их к знакомой келье.
   - Позвольте мне представить вам графа де Ла Фер и господина дю Баллона - моих лучших друзей, - сказал Арамис, представляя гостей отцу Мерсенну. - Их привело в Париж то же дело, что и меня.
   - Рад познакомиться, господа, - отвечал ученый патер, устремив проницательный взгляд на друзей. Его живые, умные глаза остановились на чуть усталом, но благородном и открытом, как обычно, лице Атоса; затем он перевел взор на Портоса. Встретившись глазами с Атосом, Мерсенн слегка наклонил голову, приветствуя графа как равного; изучив Портоса, слегка улыбнулся - не насмешливо, но добродушно.
   - Дружба - святое чувство, рисковать собой ради друга - благородный поступок, - снова кивнул отец Мерсенн, видимо, вполне удовлетворенный впечатлениями. - Полагаю, мне снова следует переговорить с отцом настоятелем? Я представлю вас как дворян, прибывших издалека специально для того, чтобы принять участие в научном кружке, который мы собираем время от времени в этих скромных стенах...
   Преподобный Мерсенн не стал тратить время на выслушивание благодарностей и, прекрасно понимая, что прибывшие с Арамисом дворяне в запыленных ботфортах и одежде, свидетельствовавшей о том, что ее хозяева были участниками смертельной схватки, сразу же отправился к настоятелю монастыря, и очень скоро Атос и Портос получили в свое распоряжение келью, где им предстояло провести наступившую ночь, а возможно, и многие последующие.
   - По крайней мере, в одном мне не придется покривить душой, когда госпожа дю Валлон станет расспрашивать меня о поездке "в Ватикан". Если она спросит меня, пришлось ли мне побывать в монастыре, я скажу ей в ответ, что не только бывал, но даже ночевал там...
   - ..и это примерно то же самое, что спать на столе или в гробу, по примеру тех старцев с седыми бородами, о которых сказано в Писании, - заявил Портос утром следующего дня.
   - От вас ли я это слышу, Портос. - заметил непритязательный Атос, равно невозмутимый как в спартанской обстановке, так и в роскоши. - Нам ли, привыкшим к походам и бивуакам, жаловаться на неудобства, друг мой!
   - Я и не жалуюсь, - проворчал Портос, поднимаясь со своего жесткого ложа. - Но на бивуаке, по крайней мере, некуда падать, так как ты спишь уже на земле.
   Умывшись студеной колодезной водой, друзья отправились на поиски Арамиса. Колокольный перезвон, разносившийся по всем закоулкам монастыря, возвестил о том, что братия встала на утреннюю молитву.
   - Пока наш друг занят, я хочу вернуть вам долг, - сказал Атос.
   Он порылся в кармане и вынул горсть монет. Пересчитав их, граф убедился в том, что у него лишь девятнадцать пистолей. Он вручил монеты Портосу со словами:
   - Это все, чем я располагаю в настоящий момент. Дюжина бутылок за мной, вино осталось на улице Феру. Можно послать за ним Гримо, который ночует в каморке сторожа, но, учитывая то, где мы находимся, мне это представляется несвоевременным.
   Всю вышеприведенную фразу Атос произнес с присущим ему невозмутимым видом, не обращая внимания на изумление товарища.
   - Но я вовсе не собирался... - начал было Портос, уразумев ситуацию.
   - Возьмите эти пистоли, Портос, - мягко, но решительно проговорил Атос.
   - Помилосердствуйте, любезный Атос! Ведь это все ваши деньги! вскричал великан. - И неужели вы думаете, что я...
   - Не будем пререкаться. Мы заключили пари, и вы выиграли его. Уж не вообразили ли вы, что я могу забыть о своем долге? Относительно же моего существования, - похоже, у отцов-миноритов найдется кувшин воды и кусок хлеба, впридачу к каким-нибудь овощам, чтобы мы могли поддерживать свои бренные тела, а за постой с нас как будто плату требовать не собираются.
   Тон графа де Ла Фер свидетельствовал о его непреклонной решимости. Портос, зная характер своего друга, понял, что сопротивление бесполезно, и пистоли перекочевали к нему. Лишь после этого к Атосу вернулось хорошее расположение духа.
   - Эти звуки настраивают меня на возвышенный лад, - заметил он. Давайте поднимемся на колокольню.
   Однако Атос не успел осуществить свое намерение, так как к ним направлялся Арамис.
   - Пойдемте, - поторопил он. - Вы увидите кое-что весьма интересное и поучительное.
   Друзья последовали за Арамисом и вскоре очутились в уже знакомой им келье преподобного Мерсенна. На этот раз самого хозяина здесь не было, но зато присутствовало немало шевалье, самого различного возраста и вполне мирского обличия. Они сидели на узком топчане, служившем кроватью отцу Мерсенну, и расставленных вдоль стен стульях и скамьях, а некоторые, в ожидании появления самого патера, прохаживались взад-вперед, беседуя друг с другом.
   - А еще говорят, что братья-минориты живут затворниками, - заметил Портос.
   - Тс-с! Это ученые. Они собираются сюда со всей Франции, а некоторые даже приезжают из-за границы.
   Именно отцу Мерсенну вы, друзья, обязаны своим появлением здесь. Если бы не собрания научного кружка, настоятель не пустил бы нас дальше монастырских ворот.
   - Понятно, - сказал Портос. - В таком случае я благодарен преподобному Мерсенну, что он проявил такую редкую предусмотрительность и занялся естественными науками, предвидя, что в один прекрасный день кардинал засадит д'Артаньяна в тюрьму, а мы, явившись ему на выручку, сами попадем на прицел к его высокопреосвященству. Где бы мы нашли пристанище во всем Париже, если бы не было научного кружка Марена Мерсенна?
   В этот момент среди собравшихся произошло какое-то движение. Обернувшись, наша троица увидела, что все смотрят в одну сторону, а следовательно, в дверях появился хозяин кельи - председатель собрания ученых мужей францисканский монах Марен Мерсенн.
   Глава пятьдесят первая
   Гороскоп Ришелье
   Кардинал отбросил перо. Он писал сам, отослав секретарей. Покончив с этим занятием, его высокопреосвященство откинулся на спинку кресла. Сегодня он чувствовал себя превосходно. Подагра, поджавши хвост, убралась куда-то, словно ее не было и в помине. Рыжая пушистая кошка, любимица кардинала, уютно мурлыча, устроилась на коленях и жмурила свои зеленые глаза, когда Ришелье тихонько почесывал ее за ухом.
   Первый министр короля Франции не доверял магам, колдунам и гадателям, но признавал за небесными светилами некоторое право влиять на дела человеческие. Как и большинство влиятельных людей своего времени, он заказал свой гороскоп одному из лучших астрологов Франции. Впрочем, получив его, кардинал лишь бегло просмотрел убористый почерк господина Морена, звездочета, рекомендованного ему для столь ответственного дела, и отложил до лучшей поры, ему было некогда тратить время на подобные материи.
   Однако развитие событий в государстве и за его пределами, а также ухудшившееся состояние здоровья, предсказанные в гороскопе, заставили кардинала обратить самое пристальное внимание на труд г-на Морена. Он внимательно перечел его, сопоставил написанное с несколькими свершившимися фактами, которых не мог предвидеть астролог, составляя гороскоп задолго до этих событий, и пришел к выводу, что г-н Морен и его наука заслуживают доверия.
   Вот и сегодня его высокопреосвященство заглянул в этот любопытный документ и вновь убедился, что звезды обещают ему крупные неприятности в самое ближайшее время.
   Гороскоп предвещал военное поражение и предупреждал об опасности, грозившей от ученого человека из близкого окружения. Первое заставило кардинала отказаться от мысли об участии в походе против мятежной знати, предводительствуемой герцогом Орлеанским и Монморанси; второе привело к возросшей подозрительности министра по отношению к своим приближенным. Однако, как ни старался Ришелье угадать, кого ему следует опасаться, решение не приходило.
   Заговоры и покушения на жизнь кардинала были для его высокопреосвященства делом привычным, но они угрожали ему со стороны врагов явных; тайных же кардинал научился быстро выявлять с помощью хорошо налаженного сыска, переводя их, таким образом, в первую категорию и поступая с ними соответственно. Но среди лиц, пользовавшихся его доверием, а таких насчитывалось немного, по мнению кардинала, врагов быть не могло. И это тревожило.
   "Или господин Морен в этот раз ошибается, или я чего-то не замечаю", повторял кардинал, в сотый раз задавая себе все тот же проклятый вопрос. Но ответа не было.
   Позади послышался легкий шорох. Ришелье непроизвольно вздрогнул и обернулся: это был отец Жозеф, подошедший, как обычно, почти без звука.
   - Прошу прощения, ваше высокопреосвященство. Получены важные новости.
   - Я вас слушаю, Жозеф.
   - Они касаются лейб-медика Перье из Люксембургского дворца.
   - Каковы же новости?
   - Господин де Рошфор организовал за ним постоянное наблюдение и выяснил, что он живет на улице Шап, недалеко от Гробницы Невинно Убиенных. За ним проследили, от самого дворца, откуда он вышел, пряча какую-то вещь, по-видимому, ценную. Похоже, она украдена из дворца.
   Кардинал приподнял бровь.
   - Врач Медичи - вор?!
   - По-видимому, да, ваше высокопреосвященство.
   - На чем основаны подобные выводы?
   - Одна из фрейлин королевы-матери видела, как Перье выходил из ее покоев, пряча какую-то вещицу. Она утверждает, что медик был бледен как привидение. Люди, следившие за ним от Люксембургского дворца, также подтверждают это. Они говорят, что Перье дважды останавливался по дороге и рассматривал украдкой нечто, напоминающее шкатулку или ларец.
   - Фрейлине можно верить?
   - Она не первый год верно служит вашему высокопреосвященству.
   - Хорошо, допустим... Надеюсь, он не заметил, что за ним следят?
   Отец Жозеф замялся. Кардинал вскинул вторую бровь.
   - Граф Рошфор потому и просил поговорить с вашим высокопреосвященством меня...
   - ..что не решается сделать это сам, не так ли? - усмехнулся кардинал. - Я как-то высказал ему свое неудовольствие ..
   - Поэтому-то он и не решился доложить обо всем лично.
   - Так. В чем же дело на этот раз?
   - Те, кто наблюдал за Перье, готовы поклясться на Святом Писании, что он ничего не заметил...
   - Что же тогда?!
   Отец Жозеф приблизился к Ришелье и чуть слышно произнес:
   - Открылись весьма странные обстоятельства...
   - Какие такие странности, Жозеф?!
   - Вчера Перье вышел из дома и направился в предместье Сон-Жак. В его отсутствие в окнах дома дважды показывался человек как две капли воды похожий на него.
   - Ошибка исключена, Жозеф?
   - Ваше высокопреосвященство, его видели несколько человек, включая графа Рошфора.
   Пусть количество людей, наблюдающих за домом, удвоят.
   - Наблюдение ведется круглосуточно. Ни туда, ни оттуда даже мышь не проскочит незамеченной.
   - Так. Значит, вы говорите, человек как две капли воды похожий на Перье. А сам Перье в это время?
   - Посетил обитель сестер Святого Причастия.
   - Любопытно. Значит, за ним проследили? И это был он? Перье?
   - Все это время с него не спускали глаз. Это был медик из Люксембургского дворца.
   - Тогда одно из двух, - медленно проговорил кардинал. - Либо этот Перье сумел повторить то, что, как говорят, удалось только Парацельсу, и создал гомункулуса... Либо он прячет в доме на улице Шап своего двойника. Я склонен верить в последнее. Жозеф, приведите его ко мне!
   - Врача?
   - Нет, того второго. Но так, чтобы настоящий об этом не знал.
   - Невозможно, ваше высокопреосвященство.
   - Вот как! Это еще почему?
   - Перье приставил к своему двойнику сторожа. И тот не отпускает его от себя ни на шаг, кажется, он даже отгоняет его от окон.
   - Другими словами, медик прячет его от посторонних глаз и насильно держит под замком?
   - Совершенно верно, ваше высокопреосвященство.
   Кардинал задумался на мгновение.
   - Так вы говорите, он что-то украл из дворца, - этот загадочный врач по имени Перье?
   - Несомненно, ваше высокопреосвященство.
   - Значит, он теперь не в ладах с королевой-матерью.
   Или, во всяком случае, станет ее опасаться... И скорее всего лишится места при ее дворе, если уже не лишился. При условии, что пропавшей вещи хватятся, конечно. Что же это за шкатулка? Видно, она стоила того!
   Ришелье встал и прошелся перед камином.
   - Или это что-то очень ценное.., такое, что ради него не страшно и потерять доходное и почетное место, или хитрец почуял в воздухе Люксембурга запах паленого, и предвидя неминуемое - я надеюсь, я хочу этого - неминуемое и скорое падение этой итальянки, готов переметнуться в лагерь будущих победителей... Во всяком случае, покинуть лагерь побежденных не с пустыми руками, - рассуждал кардинал. Настороженный и изощренный ум Ришелье тут же подсказал еще одну возможность: