Страница:
На контрольном посту возле Бруклинского моста была задержана и в конце концов уничтожена группа потенциальных террористов. Как обычно, никаких подробностей не сообщалось.
Компания Диснея представила новый проект — Диснейленд на низкой околоземной орбите, первые шаттлы отправятся по расписанию всего через двенадцать месяцев. Питер особо отметил важность этого сообщения из-за той скрытой информации, которая в нем содержалась. Другими словами, в зоне недостроенного пока космопорта в Чимборазо никаких боевых действий в течение как минимум ближайших полутора лет не планируется — компания Диснея не стала бы начинать никакого строительства, если бы не знала наверняка, что транспорт для доставки посетителей в их новый Диснейленд будет обеспечен. Значит, скоро у нас снова наладится регулярное гражданское сообщение космическим транспортом.
За ужином мы с Амелией распили бутылку вина. Я заявил, что собираюсь несколько часов поспать, прежде чем приступать к обработке очередного цифрового массива, и Амелия тоже решила немного отдохнуть.
Я лежал в постели, сна — ни в одном глазу, когда Амелия, выкупавшись, скользнула ко мне под одеяло. Какое-то время она лежала, не двигаясь, и не прикасалась ко мне. Потом тихо проговорила:
— Мне жаль, что ты нас увидел…
— Ну что ты, мы ведь давным-давно об этом уговаривались. Личная свобода — это как бы часть нашего соглашения.
— Не могу сказать, что жалею о том, что я это дела-па — она повернулась на бок и посмотрела на меня в темноте. — А может, и жалею. В любом случае — мне жаль, что ты нас видел.
Вполне ее понимаю.
— Значит, так было всегда? Другие мужчины?
— Ты точно хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос? Тогда тебе тоже придется на него отвечать.
— Мне ответить просто — одна женщина, один раз, сегодня.
Амелия положила ладонь мне на грудь.
— Прости. Я чувствую себя настоящей дрянью, — она легонько погладила меня, как раз напротив сердца. — Я была только с Питером, и только с того времени… Только после того, как ты травился таблетками. Я просто… Ну, не знаю. Я просто не смогла удержаться.
— Но не сказала ему — почему?
— Нет, я ему ничего не рассказывала. Он думает, что ты просто болел. Пит не из тех людей, которые любят Докапываться до таких подробностей.
— Зато он мастер добиваться… кое-чего другого.
— Говори, не стесняйся, — Амелия пододвинулась поближе и прижалась ко мне всем телом. — У большинства неустроенных в личной жизни мужчин на лице написано, что они постоянно готовы к сексу. Питеру даже не пришлось просить меня. Знаешь, кажется, все, что я сделала, — всего лишь положила ладонь ему на плечо.
— Что привело к неизбежному и вполне логичному продолжению.
— Выходит, что так. Если тебе нужно, чтобы я попросила у тебя прощения, — я прошу прощения.
— Ты его любишь?
— Кого, Питера? Нет, конечно!
— Значит, забудем об этом, — я тоже повернулся на бок, обнял Амелию, потом заставил ее перевернуться на спину. — Давай немного пошумим…
Я начал лихо, но не смог кончить — увял и поник прямо внутри ее. А когда попробовал руками довершить начатое, Амелия сказала: «Нет, давай лучше спать» Но заснуть я не смог.
Джулиана порадовала искренность и прямолинейность Амелии, но все же он не смог поверить ей до конца. Если даже она и любила Питера, при сложившихся обстоятельствах Амелия могла и не сказать Джулиану всей правды об этом — чтобы пощадить его чувства. Но уж определенно она не казалась просто любопытствующей, когда лысая голова Питера была у нее между ног.
Но все это можно будет обдумать как-нибудь в другой раз. Джулиану в конце концов удалось уснуть — за несколько секунд до того, как зазвонил будильник. Он отыскал упаковку с пластырьками ускорителя, и они с Амелией приняли очередную дозу стимулятора. К тому времени, как оба они оделись, сознание полностью прояснилось. Джулиан выпил чашку кофе и снова засел за вычисления.
После того, как все имеющиеся данные были пропущены через стандартный компьютерный анализатор, обработаны по новому аналитическому методу Джулиана и старой, проверенной временем методике Питера, оказалось, что все три результата практически полностью совпадают. Амелия описала результаты проделанной работы в статье, и еще полдня все трое доводили статью до ума, а потом отправили ее в раздел научных обозрений Астрофизического журнала.
— Скоро толпы народу начнут охотиться за нашими головами, — заметил Питер. — Лично я собираюсь уехать куда-нибудь дней на десять. Отключу телефон и залягу спать — просплю, наверное, целую неделю.
— И куда ты поедешь? — поинтересовалась Амелия.
— Куда-нибудь на Виргинские острова. Хочешь со мной?
— Нет, я буду чувствовать себя там не в своей тарелке, — все натянуто рассмеялись. — В любом случае, мы и так пропустили много занятий. Пора вернуться к преподаванию.
Все еще немного пообсуждали эту тему — Питер был настроен оптимистично, Амелия сердилась. Она все равно прогуливала одно-два занятия в неделю, так почему бы не погулять еще немножко? Амелия категорически отказывалась — именно потому, что она и так уже слишком много прогуляла.
Потом Джулиан с Амелией, усталые до полного изнеможения, вернулись в Техас. Они еще какое-то время продолжали принимать ускоритель, не решаясь отказаться от стимулятора до конца рабочей недели. Они как обычно ходили на работу и вели занятия со студентами, зная, что с каждой секундой мир неумолимо приближается к катастрофе. Никто из их сослуживцев не следил постоянно за отделом научных обозрений Астрофизического журнала и, похоже, вообще нисколько не интересовался этим изданием.
В пятницу утром Амелия получила краткое послание от Питера: «Наша статья выйдет в обозрении сегодня после обеда. Надеюсь на лучшее».
Джулиан как раз был внизу. Амелия позвонила ему и позвала к себе. Показала письмо Питера.
— Я думаю, нам надо бы где-нибудь затаиться на время, — сказал Джулиан. — Если Макро прознает про это, пока еще будет в офисе, нас тут же вызовут «на ковер». Пусть лучше это случится в понедельник.
— Трусишка! Вообще-то, я тоже боюсь. Может, давай сегодня пораньше поедем в клуб? Погуляем где-нибудь. К примеру, сходим в зоопарк уродов.
Зоопарк генетических уродов официально назывался «Музеем Генетических Экспериментов». Это заведение постоянно закрывали по требованию всяких организаций, заботящихся о защите прав животных, но неизменно открывали снова после завершения судебных разбирательств. Музей находился как будто бы в частном владении, но служил в основном для рекламных целей — это была своего рода удобная витрина, в которой демонстрировались потрясающие возможности технологий генной инженерии. Экспонаты там были просто кошмарные, но музей пользовался неизменной популярностью и являлся одной из самых посещаемых достопримечательностей штата Техас.
От «Ночного особого» до музея было всего десять минут хода, но с тех пор, как «зоопарк уродов» в последний раз открыли, Джулиан с Амелией там еще не бывали. А музей наверняка пополнился множеством новых жутких экспонатов.
Некоторая часть экспонатов была представлена в виде чучел и тщательно сохраненных трупов, но интереснее всего были живые экземпляры, которых держали в специальном зоопарке. Генетикам каким-то образом удалось вырастить змею с двенадцатью ногами. Но они так и не сумели научить ее этими ногами пользоваться. Тварь шагала всеми шестью парами конечностей сразу и перемещалась нелепыми судорожными рывками — не особенно удачная альтернатива обычному ползанию. Амелия предположила, что нервная система ног этой твари, скорее всего, выращена как продолжение тех нервов, что у обычных змей отвечают за движения ребер. Ребра у змеи то поднимаются, то опускаются, все одновременно — так змея ползает.
Вообще-то, польза от сверхподвижной змеи в любом случае весьма сомнительна, так что бедную тварюшку, скорее всего, вырастили исключительно как любопытную диковинку. Но вот следующий экспонат имел довольно наглядное практическое применение — кроме запугивания непослушных детишек. Это был паук размером с крупную подушку, который сновал вверх и вниз по специально поставленной раме и быстро заплетал ее толстой, крепкой паутиной — живой ткацкий станок. Материя, которую получали таким способом, годилась для использования при хирургических операциях.
Еще там была миниатюрная корова меньше метра ростом — никакой практической пользы от нее тоже не предусматривалось. Джулиан сказал, что как раз такая корова подошла бы для повседневных нужд людям вроде них с Амелией — которые любят пить кофе со сливками. Правда, только в том случае, если бы они придумали, как извлекать из этой мини-коровки молоко. Коровка-малышка вела себя совсем не так, как обычные коровы. Она непоседливо сновала по загону и с любопытством совала повсюду нос. Наверное, зверушка состояла в близком родстве с гончими собаками.
Чтобы сэкономить продуктовые карточки и деньги, мы пошли к автоматам с закусками и взяли себе бутерброды с сыром. Рядом с зоопарком находилась специальная площадка под навесом, где стояли раскладные столики для пикников — столики были новые, не такие как в прошлый раз, когда я сюда заходил. Нам достался столик без тента, под жарким полуденным солнцем.
— И что мы будем рассказывать остальным? — спросил я, кромсая чеддер на мелкие ломтики пластиковым столовым ножичком У меня был с собой армейский выкидной нож, но это оружие превратило бы сыр в ни на что не годную обгорелую корку. Или в бомбу.
— О тебе? Или о Проекте?
— Ты что, не бывала там с тех пор, как я попал в больницу? — Амелия покачала головой. — Тогда давай вообще не будем об этом заговаривать. Я имел в виду, будем ли мы рассказывать об открытии Питера? О нашем открытии.
— А почему бы и нет? Завтра это и так будет всем известно.
Я пристроил неровный ломтик сыра на кусочек черного хлеба, положил на салфетку и пододвинул к Амелии.
— Да, пусть лучше говорят об этом, чем обо мне.
— Кто-то все равно прознает. Марти, к примеру, узнает наверняка.
— С Марти я поговорю сам. Если успею.
— По-моему, все-таки конец света поважнее твоих проблем.
— Большое видится издалека…
Хотя солнце уже село, было еще очень жарко, когда мы по запыленной дорожке шли к «Ночному особому»-Пыль была белая, как мел. Мы испытали огромное облегчение, войдя в холл ресторана с прохладным, чистым кондиционированным воздухом. Марти и Белда уже сидели в зале, на их столике красовалось блюдо с закусками.
— Привет, Джулиан! Как дела? — осторожно спросил Марти.
— Уже все в порядке. Давай переговорим об этом позже, идет? — Марти кивнул. Белда ничего не сказала, полностью сосредоточившись на разделывании креветок. — Есть что-нибудь новенькое насчет вашего с Рэем проекта? Меня это очень интересует.
— Новых данных почти нет, Рэй работает с тем, что есть Что там за жуть случилась с детишками в этой, как ее, Иберии?
— В Либерии, — поправил я.
— Трое наших пациентов поступили на обследование как раз после этого случая. Несладко же им пришлось!
— Всем тогда досталось. А особенно этим детям.
— Чудовища! — заметила Белда, оторвавшись от креветок. — Вы знаете, мне нет дела до политики, и материнский инстинкт у меня не особенно развит. Но у меня в голове не укладывается, как люди могли подумать, что такая чудовищная жестокость может им чем-то помочь?
— Это нельзя назвать и стратегическим мышлением, — добавила Амелия. — Ведь они сотворили подобное со своими собственными соотечественниками!
— Зато большинство нгуми уверены, что это подстроили мы, — возразил Марти. — Причем подстроили так, чтобы свалить вину на них… Поскольку всем ясно, что никто не стал бы делать такое со своими согражданами. Такой довод всем кажется вполне убедительным.
— Ты думаешь, именно на это они и рассчитывали. — спросила Амелия. — Не могу поверить! Какой цинизм!
— Нет, насколько нам известно — из конфиденциальных источников, хотя доказательств нет, — всю эту авантюру затеял и провернул один сумасшедший офицер с несколькими единомышленниками. Спецслужбы уже их всех ликвидировали — такие уж у них методы — и теперь стараются напустить побольше тумана в это дело, чтобы убедить мир, что это мы, а не они, зачем-то решили уничтожить школу с невинными детишками — наверное, для того, чтобы свалить все на нгуми. Чтобы показать, какие нгуми свирепые и безжалостные, хотя каждый ведь знает, что армия нгуми — это армия народных защитников, ее солдаты — из народа, и сражаются они за народ.
— Неужели им удалось хоть кого-то убедить в этой нелепице? — спросил я.
— Этому верят в большей части Центральной и Южной Африки. Вы что, не смотрели новости?
— Смотрели, но не все. Что там за ерунда с Международной Коллегией?
— Да армейские разрешили одному из законников Коллегии просмотреть в подключении любую запись, какую захочет — естественно, без права разглашать военные секреты. И этот судейский убедился, что для наших солдат это происшествие было полной неожиданностью, и все наши были поражены его ужасной жестокостью. Благодаря этой уступке Коллегии нам удалось доказать, что мы тут ни при чем, и общественное мнение теперь на нашей стороне — в Европе и даже кое-где в Азии и Африке. Но на юге Африки больше верят нгуми.
Эшер и Риза пришли вместе. И тут же накинулись на нас:
— Эй, сладкая парочка, здорово, что вы вернулись! Что, решили удрать из дома и пожениться?
— Мы удрали из дома, только чтобы поработать, — быстро ответила Амелия. — Мы были в Вашингтоне.
— Государственные дела? — спросил Эшер.
— Нет пока. Но скоро будут государственными. Со следующего понедельника.
— Может, поделитесь ценной информацией? Или там слишком много технических подробностей?
— Да нет, не особо много, по крайней мере в главном. — Амелия повернулась к Марти: — Рэй придет?
— Нет, у него какой-то семейный праздник.
— Хорошо. Тогда давайте заказывать напитки. У нас с Джулианом есть что вам порассказать.
Как только официант принес кофе, вино и виски и удалился, Амелия начала рассказывать нашу историю, ужасную историю предстоящей всегалактической катастрофы. Я время от времени добавлял кое-какие подробности. Нас слушали, не перебивая.
Потом все долго молчали. Наверное, за всю историю существования клуба полная тишина никогда не длилась здесь так долго.
Первым заговорил Эшер:
— Конечно, присяжные еще даже не начали разбирать это дело… В том числе и в буквальном смысле.
— Это верно, — сказала Амелия. — Но тот факт, что Питер и Джулиан получили совершенно одинаковые результаты — вплоть до восьмого знака! — хотя начинали анализ в разное время и использовали две совершенно разные методики… Нет, суд присяжных меня не очень-то беспокоит. Гораздо больше меня волнуют политические последствия закрытия такого грандиозного проекта. И еще я немного озабочена тем, где буду работать в следующем году. Или даже на следующей неделе.
Белда вздохнула.
— Да, вы неплохо позаботились о деревьях. Наверняка вы так же хорошо все продумали и относительно леса в целом?
— О том, что это оружие? — спросил я. Белда медленно кивнула. — Да. Это абсолютное оружие, способное разом уничтожить всю Галактику. Его необходимо Разобрать на детали.
— Но лес — это нечто большее, — заметила Белда, отпивая кофе. — Представьте, что его не просто разберут, а уничтожат полностью, так, что и следов не останется. Прошерстят всю литературу и вычеркнут каждую строчку, имеющую хоть какое-то отношение к проекту «Юпитер». А потом правительственные спецподразделения убийц перестреляют всех, кто когда-либо слышал об этом проекте. Что будет тогда?
— Скажи лучше сама, раз уж начала, — предложил я.
— Это очевидно. Лет через десять, а может — через сто или через миллион кому-нибудь другому придет в голову точно такая же идея. И замысел снова не удастся довести до конца. Но потом, через другие десять или миллион лет, кто-нибудь снова до этого додумается. И решится сделать это. Нет, даже не решится — просто сделает, и все. Потому что будет настолько ненавидеть мир, что захочет все уничтожить.
Снова надолго повисла тишина. Потом я сказал:
— Ну, по крайней мере теперь разрешилась одна из таинственных загадок, волновавших умы человечества. Никто ведь не знал, откуда берутся физические законы. А я вот подумал — может быть, все законы физики задаются характеристиками вещества и энергии, которые получаются в то мгновение, когда начинается рассеивание — когда зарождается новая галактика? Но это кажется невероятным и ненужным.
— Значит, если Белда права, законы физики существуют всегда, — сказала Амелия. — А двадцать миллиардов лет назад кто-то просто нажал на большую красную кнопку?
— А еще сколько-то миллиардов лет назад то же самое сделал кто-то другой, — сказала Белда. — Вселенная существует только до тех пор, пока в ней не появятся существа вроде вас, — она показала двумя расставленными пальцами, средним и указательным, на Амелию и меня. — Такие вот люди, как вы двое.
Что ж, даже если Белда права, чудо первичного сотворения мира все равно никуда не делось — ведь когда-то же все действительно появилось в первый раз.
— А я вот думаю, — подал голос Риза, — наверняка ведь в других галактиках — их же миллионы! — есть другие разумные существа, которые должны были сделать такое же открытие. И не однажды, а тысячи или даже миллионы раз. Возможно, они просто психологически неспособны были довести дело до конца, уничтожив тем самым всех нас?
— По-твоему, их эволюция продвинулась дальше и у них имеется врожденное чувство совести и сострадания, которых нет у нас? — спросил Эшер и поболтал в стакане свой виски с кубиками льда. — Если бы такая кнопка была в бункере у Гитлера… Или у Калигулы, или у Чингисхана…
— Гитлер опоздал всего на одно столетие, — заметил Риза. — И, как мне кажется, наша эволюция продвинулась еще не настолько далеко вперед, чтобы можно было не опасаться появления какого-нибудь очередного Гитлера.
— Наша эволюция никогда не продвинется настолько далеко, — заявила Белда. — У нас агрессивность — один из факторов самой эволюции, одно из условий выживания. Человеческая агрессивность возвела нас на вершину пищевой цепочки.
— Не агрессивность, а сотрудничество, — возразила Амелия. — Одной агрессивностью человек никак не смог бы справиться, к примеру, с саблезубым тигром.
— Ну, хорошо, пусть будет и агрессивность, и сотрудничество, — примирительно произнес Марти. — Тогда выходит, что боевая группа солдатиков — идеальное воплощение превосходства человека над животными.
— Я бы не стал так говорить сразу обо всех боевых группах, — заметил я. — Некоторые из них — настоящий образчик вырождения человечества.
— И все же позвольте мне продолжить в этом ключе, — Марти побарабанил пальцами по столу. — Давайте рассмотрим проблему с этой точки зрения. Мы все но уже давно бежим наперегонки со временем. Когда-нибудь, лет через десять или через миллион лет, нам придется направить человеческую эволюцию так, чтобы полностью отказаться от агрессивности. Теоретически это не так уж и невозможно. Мы ведь уже направляли в нужную сторону эволюцию многих других биологических видов.
— И некоторых — в течение всего одного поколения, — вставила Амелия. — Здесь неподалеку целый зоопарк таких животных.
— Да, веселенькое местечко, — хмыкнула Белда.
— Мы действительно можем сделать это всего за одно поколение, — сказал Марти. — И даже быстрее.
Все немедленно повернули головы к нему.
— Джулиан, — обратился ко мне Марти. — Скажи, почему механики остаются в солдатиках не дольше девяти дней подряд?
Я пожал плечами.
— Из-за усталости, наверное. Если работать слишком долго — расклеишься, станешь невнимательным.
— Это вам так говорят ваши боссы. И всем остальным они говорят то же самое. Они и сами уверены, что это истинная правда, — Марти обвел слушателей тяжелым взглядом. Несмотря на то что других людей в зале не было, он все же понизил голос, когда заговорил снова: — Это тайна. Страшная тайна. Если бы Джулиан возвращался обратно в свою группу, я бы не стал этого рассказывать, потому что тогда об этом узнало бы слишком много людей. Но всем присутствующим здесь я полностью могу доверять.
— Даже военную тайну? — спросил Риза.
— Военные тоже не в курсе. Мы с Рэем утаили это от них, и никто не знает, скольких трудов нам это стоило. Так вот, в Северной Дакоте есть дом инвалидов, в котором живут всего шестнадцать пациентов. И все они практически полностью здоровы. Они живут там потому, что знают, что они должны оставаться там.
— Это люди, с которыми работали вы с Рэем? — спросил я.
— Да. Это было более двадцати лет назад. Все они сейчас уже в годах, и все прекрасно понимают, что им придется оставаться в уединении, наверное, до конца жизни.
— Черт побери, что же вы такого с ними сотворили? — спросил Риза.
— Девятеро из них оставались подключенными к солдатикам в течение трех недель подряд. Остальные девятеро — в течение шестнадцати дней.
— И это все? — спросил я.
— Все.
— От этого они сошли с ума? — предположила Амелия.
Белда рассмеялась, но особого веселья в ее смехе не было.
— Бьюсь об заклад, что нет. Скорее наоборот, они стали более чем нормальными.
— Белда почти угадала, — признал Марти. — У нее потрясающие способности к прочтению чужих мыслей без помощи всяких технических приспособлений. После того, как человек пробудет подключенным к солдатику пару недель подряд, он, как ни странно, больше никогда не сможет быть солдатом.
— Потому что не сможет убивать? — спросил я.
— Не сможет даже намеренно кому-то повредить, разве что спасая свою собственную жизнь. Или спасая жизнь кому-нибудь другому. У таких людей совершенно изменяется способ мышления, они даже воспринимают окружающее совсем не так, как обычные люди. Даже Да не подключены к сети. Если слишком долго находиться в сознании других людей, то начинаешь воспринимать их, как самого себя. И тогда ранить кого-то другого будет все равно что ранить самого себя.
— Значит, они не полные пацифисты, если способны убивать для самозащиты, — сказал Риза.
— Это зависит от человека. Некоторые скорее бы умерли сами, чем убили кого-нибудь другого, пусть даже и при самозащите.
— Такое обычно случается с людьми вроде Канди? — спросил я.
— Да нет, вообще-то. Таких людей, как ваша Канди, специально отбирают за мягкость характера и способность к состраданию. И работа механика должна только усиливать в них эти качества характера.
— В вашем эксперименте участвовали случайно подобранные люди? — поинтересовался Риза.
Марти кивнул.
— В первую группу попали добровольцы, которым заплатили за участие в эксперименте. В основном отставные солдаты. А вот вторая группа… — Марти подался вперед. — Половину второй группы составили наемные убийцы из спецподразделений. Вторую половину — гражданские лица, осужденные за убийства.
— И все они стали… более цивилизованными? — удивилась Амелия.
— Я бы сказал — более человечными, — поправил Марти.
— Значит, если ребят из группы охотников и убийц подержать в солдатиках пару недель, они превратятся в безобидных котят? — спросил я.
— Да, именно к такому заключению мы и пришли. Конечно, этот эксперимент проводился задолго до того, как появились спецгруппы охотников и убийц. Тогда солдатиков еще не использовали в реальных боевых действиях.
Эшер первым задал следующий вопрос:
— Мне что-то не верится, что армейские службы не додумались повторить ваш эксперимент. И не нашли способа как-нибудь обойти этот нежелательный эффект — пацифизм. Или гуманизацию — если вам так больше нравится.
— Это вполне возможно, Эшер, но маловероятно.
Я подключался в одностороннем порядке вместе с соями разных военных, от новобранца до генерала. Если бы кто-нибудь из них участвовал в подобных экспериментах или хотя бы слышал какие-нибудь разговоры о них, я бы знал.
— Если только кто-нибудь из армейского начальства тоже не подключался только в одностороннем порядке. А участников эксперимента могли изолировать — как в вашем случае, или вообще уничтожить.
Такое предположение заслуживало тишины, которая за этим последовала. Могли ли армейские исследователи убить невинных участников секретного эксперимента?
— Я согласен, в принципе такое возможно, — признал Марти. — Но очень, очень маловероятно. Мы с Рэем контролируем практически все военные исследования, которые касаются солдатиков. И чтобы кто-то протащил свой проект через все инстанции, выбил на него деньги, да еще и привел в исполнение — так, чтобы мы с Рэем об этом даже не заподозрили… что ж, это возможно. Но с той же долей вероятности, как тысячу раз подряд выиграть джекпот в национальной лотерее.
Компания Диснея представила новый проект — Диснейленд на низкой околоземной орбите, первые шаттлы отправятся по расписанию всего через двенадцать месяцев. Питер особо отметил важность этого сообщения из-за той скрытой информации, которая в нем содержалась. Другими словами, в зоне недостроенного пока космопорта в Чимборазо никаких боевых действий в течение как минимум ближайших полутора лет не планируется — компания Диснея не стала бы начинать никакого строительства, если бы не знала наверняка, что транспорт для доставки посетителей в их новый Диснейленд будет обеспечен. Значит, скоро у нас снова наладится регулярное гражданское сообщение космическим транспортом.
За ужином мы с Амелией распили бутылку вина. Я заявил, что собираюсь несколько часов поспать, прежде чем приступать к обработке очередного цифрового массива, и Амелия тоже решила немного отдохнуть.
Я лежал в постели, сна — ни в одном глазу, когда Амелия, выкупавшись, скользнула ко мне под одеяло. Какое-то время она лежала, не двигаясь, и не прикасалась ко мне. Потом тихо проговорила:
— Мне жаль, что ты нас увидел…
— Ну что ты, мы ведь давным-давно об этом уговаривались. Личная свобода — это как бы часть нашего соглашения.
— Не могу сказать, что жалею о том, что я это дела-па — она повернулась на бок и посмотрела на меня в темноте. — А может, и жалею. В любом случае — мне жаль, что ты нас видел.
Вполне ее понимаю.
— Значит, так было всегда? Другие мужчины?
— Ты точно хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос? Тогда тебе тоже придется на него отвечать.
— Мне ответить просто — одна женщина, один раз, сегодня.
Амелия положила ладонь мне на грудь.
— Прости. Я чувствую себя настоящей дрянью, — она легонько погладила меня, как раз напротив сердца. — Я была только с Питером, и только с того времени… Только после того, как ты травился таблетками. Я просто… Ну, не знаю. Я просто не смогла удержаться.
— Но не сказала ему — почему?
— Нет, я ему ничего не рассказывала. Он думает, что ты просто болел. Пит не из тех людей, которые любят Докапываться до таких подробностей.
— Зато он мастер добиваться… кое-чего другого.
— Говори, не стесняйся, — Амелия пододвинулась поближе и прижалась ко мне всем телом. — У большинства неустроенных в личной жизни мужчин на лице написано, что они постоянно готовы к сексу. Питеру даже не пришлось просить меня. Знаешь, кажется, все, что я сделала, — всего лишь положила ладонь ему на плечо.
— Что привело к неизбежному и вполне логичному продолжению.
— Выходит, что так. Если тебе нужно, чтобы я попросила у тебя прощения, — я прошу прощения.
— Ты его любишь?
— Кого, Питера? Нет, конечно!
— Значит, забудем об этом, — я тоже повернулся на бок, обнял Амелию, потом заставил ее перевернуться на спину. — Давай немного пошумим…
Я начал лихо, но не смог кончить — увял и поник прямо внутри ее. А когда попробовал руками довершить начатое, Амелия сказала: «Нет, давай лучше спать» Но заснуть я не смог.
* * *
Естественно, никто ничего не забыл. Джулиан снова и снова вспоминал впечатления от секса с Зоей — это странным образом перекликалось с чувствами, которые он до сих пор испытывал к Карелии, хотя после смерти Карелии прошло уже больше трех лет. Секс с Амелией так же отличался от секса с Зоей, как легкая закуска отличается от шикарного обеда. Если бы Джулиану хотелось каждый день «наедаться досыта» — к его услугам тысячи проституток с имплантатами, в Портобелло и в Техасе, и любая из них была бы более чем счастлива утолить его голод. Но Джулиан не настолько любил поесть.Джулиана порадовала искренность и прямолинейность Амелии, но все же он не смог поверить ей до конца. Если даже она и любила Питера, при сложившихся обстоятельствах Амелия могла и не сказать Джулиану всей правды об этом — чтобы пощадить его чувства. Но уж определенно она не казалась просто любопытствующей, когда лысая голова Питера была у нее между ног.
Но все это можно будет обдумать как-нибудь в другой раз. Джулиану в конце концов удалось уснуть — за несколько секунд до того, как зазвонил будильник. Он отыскал упаковку с пластырьками ускорителя, и они с Амелией приняли очередную дозу стимулятора. К тому времени, как оба они оделись, сознание полностью прояснилось. Джулиан выпил чашку кофе и снова засел за вычисления.
После того, как все имеющиеся данные были пропущены через стандартный компьютерный анализатор, обработаны по новому аналитическому методу Джулиана и старой, проверенной временем методике Питера, оказалось, что все три результата практически полностью совпадают. Амелия описала результаты проделанной работы в статье, и еще полдня все трое доводили статью до ума, а потом отправили ее в раздел научных обозрений Астрофизического журнала.
— Скоро толпы народу начнут охотиться за нашими головами, — заметил Питер. — Лично я собираюсь уехать куда-нибудь дней на десять. Отключу телефон и залягу спать — просплю, наверное, целую неделю.
— И куда ты поедешь? — поинтересовалась Амелия.
— Куда-нибудь на Виргинские острова. Хочешь со мной?
— Нет, я буду чувствовать себя там не в своей тарелке, — все натянуто рассмеялись. — В любом случае, мы и так пропустили много занятий. Пора вернуться к преподаванию.
Все еще немного пообсуждали эту тему — Питер был настроен оптимистично, Амелия сердилась. Она все равно прогуливала одно-два занятия в неделю, так почему бы не погулять еще немножко? Амелия категорически отказывалась — именно потому, что она и так уже слишком много прогуляла.
Потом Джулиан с Амелией, усталые до полного изнеможения, вернулись в Техас. Они еще какое-то время продолжали принимать ускоритель, не решаясь отказаться от стимулятора до конца рабочей недели. Они как обычно ходили на работу и вели занятия со студентами, зная, что с каждой секундой мир неумолимо приближается к катастрофе. Никто из их сослуживцев не следил постоянно за отделом научных обозрений Астрофизического журнала и, похоже, вообще нисколько не интересовался этим изданием.
В пятницу утром Амелия получила краткое послание от Питера: «Наша статья выйдет в обозрении сегодня после обеда. Надеюсь на лучшее».
Джулиан как раз был внизу. Амелия позвонила ему и позвала к себе. Показала письмо Питера.
— Я думаю, нам надо бы где-нибудь затаиться на время, — сказал Джулиан. — Если Макро прознает про это, пока еще будет в офисе, нас тут же вызовут «на ковер». Пусть лучше это случится в понедельник.
— Трусишка! Вообще-то, я тоже боюсь. Может, давай сегодня пораньше поедем в клуб? Погуляем где-нибудь. К примеру, сходим в зоопарк уродов.
Зоопарк генетических уродов официально назывался «Музеем Генетических Экспериментов». Это заведение постоянно закрывали по требованию всяких организаций, заботящихся о защите прав животных, но неизменно открывали снова после завершения судебных разбирательств. Музей находился как будто бы в частном владении, но служил в основном для рекламных целей — это была своего рода удобная витрина, в которой демонстрировались потрясающие возможности технологий генной инженерии. Экспонаты там были просто кошмарные, но музей пользовался неизменной популярностью и являлся одной из самых посещаемых достопримечательностей штата Техас.
От «Ночного особого» до музея было всего десять минут хода, но с тех пор, как «зоопарк уродов» в последний раз открыли, Джулиан с Амелией там еще не бывали. А музей наверняка пополнился множеством новых жутких экспонатов.
Некоторая часть экспонатов была представлена в виде чучел и тщательно сохраненных трупов, но интереснее всего были живые экземпляры, которых держали в специальном зоопарке. Генетикам каким-то образом удалось вырастить змею с двенадцатью ногами. Но они так и не сумели научить ее этими ногами пользоваться. Тварь шагала всеми шестью парами конечностей сразу и перемещалась нелепыми судорожными рывками — не особенно удачная альтернатива обычному ползанию. Амелия предположила, что нервная система ног этой твари, скорее всего, выращена как продолжение тех нервов, что у обычных змей отвечают за движения ребер. Ребра у змеи то поднимаются, то опускаются, все одновременно — так змея ползает.
Вообще-то, польза от сверхподвижной змеи в любом случае весьма сомнительна, так что бедную тварюшку, скорее всего, вырастили исключительно как любопытную диковинку. Но вот следующий экспонат имел довольно наглядное практическое применение — кроме запугивания непослушных детишек. Это был паук размером с крупную подушку, который сновал вверх и вниз по специально поставленной раме и быстро заплетал ее толстой, крепкой паутиной — живой ткацкий станок. Материя, которую получали таким способом, годилась для использования при хирургических операциях.
Еще там была миниатюрная корова меньше метра ростом — никакой практической пользы от нее тоже не предусматривалось. Джулиан сказал, что как раз такая корова подошла бы для повседневных нужд людям вроде них с Амелией — которые любят пить кофе со сливками. Правда, только в том случае, если бы они придумали, как извлекать из этой мини-коровки молоко. Коровка-малышка вела себя совсем не так, как обычные коровы. Она непоседливо сновала по загону и с любопытством совала повсюду нос. Наверное, зверушка состояла в близком родстве с гончими собаками.
Чтобы сэкономить продуктовые карточки и деньги, мы пошли к автоматам с закусками и взяли себе бутерброды с сыром. Рядом с зоопарком находилась специальная площадка под навесом, где стояли раскладные столики для пикников — столики были новые, не такие как в прошлый раз, когда я сюда заходил. Нам достался столик без тента, под жарким полуденным солнцем.
— И что мы будем рассказывать остальным? — спросил я, кромсая чеддер на мелкие ломтики пластиковым столовым ножичком У меня был с собой армейский выкидной нож, но это оружие превратило бы сыр в ни на что не годную обгорелую корку. Или в бомбу.
— О тебе? Или о Проекте?
— Ты что, не бывала там с тех пор, как я попал в больницу? — Амелия покачала головой. — Тогда давай вообще не будем об этом заговаривать. Я имел в виду, будем ли мы рассказывать об открытии Питера? О нашем открытии.
— А почему бы и нет? Завтра это и так будет всем известно.
Я пристроил неровный ломтик сыра на кусочек черного хлеба, положил на салфетку и пододвинул к Амелии.
— Да, пусть лучше говорят об этом, чем обо мне.
— Кто-то все равно прознает. Марти, к примеру, узнает наверняка.
— С Марти я поговорю сам. Если успею.
— По-моему, все-таки конец света поважнее твоих проблем.
— Большое видится издалека…
Хотя солнце уже село, было еще очень жарко, когда мы по запыленной дорожке шли к «Ночному особому»-Пыль была белая, как мел. Мы испытали огромное облегчение, войдя в холл ресторана с прохладным, чистым кондиционированным воздухом. Марти и Белда уже сидели в зале, на их столике красовалось блюдо с закусками.
— Привет, Джулиан! Как дела? — осторожно спросил Марти.
— Уже все в порядке. Давай переговорим об этом позже, идет? — Марти кивнул. Белда ничего не сказала, полностью сосредоточившись на разделывании креветок. — Есть что-нибудь новенькое насчет вашего с Рэем проекта? Меня это очень интересует.
— Новых данных почти нет, Рэй работает с тем, что есть Что там за жуть случилась с детишками в этой, как ее, Иберии?
— В Либерии, — поправил я.
— Трое наших пациентов поступили на обследование как раз после этого случая. Несладко же им пришлось!
— Всем тогда досталось. А особенно этим детям.
— Чудовища! — заметила Белда, оторвавшись от креветок. — Вы знаете, мне нет дела до политики, и материнский инстинкт у меня не особенно развит. Но у меня в голове не укладывается, как люди могли подумать, что такая чудовищная жестокость может им чем-то помочь?
— Это нельзя назвать и стратегическим мышлением, — добавила Амелия. — Ведь они сотворили подобное со своими собственными соотечественниками!
— Зато большинство нгуми уверены, что это подстроили мы, — возразил Марти. — Причем подстроили так, чтобы свалить вину на них… Поскольку всем ясно, что никто не стал бы делать такое со своими согражданами. Такой довод всем кажется вполне убедительным.
— Ты думаешь, именно на это они и рассчитывали. — спросила Амелия. — Не могу поверить! Какой цинизм!
— Нет, насколько нам известно — из конфиденциальных источников, хотя доказательств нет, — всю эту авантюру затеял и провернул один сумасшедший офицер с несколькими единомышленниками. Спецслужбы уже их всех ликвидировали — такие уж у них методы — и теперь стараются напустить побольше тумана в это дело, чтобы убедить мир, что это мы, а не они, зачем-то решили уничтожить школу с невинными детишками — наверное, для того, чтобы свалить все на нгуми. Чтобы показать, какие нгуми свирепые и безжалостные, хотя каждый ведь знает, что армия нгуми — это армия народных защитников, ее солдаты — из народа, и сражаются они за народ.
— Неужели им удалось хоть кого-то убедить в этой нелепице? — спросил я.
— Этому верят в большей части Центральной и Южной Африки. Вы что, не смотрели новости?
— Смотрели, но не все. Что там за ерунда с Международной Коллегией?
— Да армейские разрешили одному из законников Коллегии просмотреть в подключении любую запись, какую захочет — естественно, без права разглашать военные секреты. И этот судейский убедился, что для наших солдат это происшествие было полной неожиданностью, и все наши были поражены его ужасной жестокостью. Благодаря этой уступке Коллегии нам удалось доказать, что мы тут ни при чем, и общественное мнение теперь на нашей стороне — в Европе и даже кое-где в Азии и Африке. Но на юге Африки больше верят нгуми.
Эшер и Риза пришли вместе. И тут же накинулись на нас:
— Эй, сладкая парочка, здорово, что вы вернулись! Что, решили удрать из дома и пожениться?
— Мы удрали из дома, только чтобы поработать, — быстро ответила Амелия. — Мы были в Вашингтоне.
— Государственные дела? — спросил Эшер.
— Нет пока. Но скоро будут государственными. Со следующего понедельника.
— Может, поделитесь ценной информацией? Или там слишком много технических подробностей?
— Да нет, не особо много, по крайней мере в главном. — Амелия повернулась к Марти: — Рэй придет?
— Нет, у него какой-то семейный праздник.
— Хорошо. Тогда давайте заказывать напитки. У нас с Джулианом есть что вам порассказать.
Как только официант принес кофе, вино и виски и удалился, Амелия начала рассказывать нашу историю, ужасную историю предстоящей всегалактической катастрофы. Я время от времени добавлял кое-какие подробности. Нас слушали, не перебивая.
Потом все долго молчали. Наверное, за всю историю существования клуба полная тишина никогда не длилась здесь так долго.
Первым заговорил Эшер:
— Конечно, присяжные еще даже не начали разбирать это дело… В том числе и в буквальном смысле.
— Это верно, — сказала Амелия. — Но тот факт, что Питер и Джулиан получили совершенно одинаковые результаты — вплоть до восьмого знака! — хотя начинали анализ в разное время и использовали две совершенно разные методики… Нет, суд присяжных меня не очень-то беспокоит. Гораздо больше меня волнуют политические последствия закрытия такого грандиозного проекта. И еще я немного озабочена тем, где буду работать в следующем году. Или даже на следующей неделе.
Белда вздохнула.
— Да, вы неплохо позаботились о деревьях. Наверняка вы так же хорошо все продумали и относительно леса в целом?
— О том, что это оружие? — спросил я. Белда медленно кивнула. — Да. Это абсолютное оружие, способное разом уничтожить всю Галактику. Его необходимо Разобрать на детали.
— Но лес — это нечто большее, — заметила Белда, отпивая кофе. — Представьте, что его не просто разберут, а уничтожат полностью, так, что и следов не останется. Прошерстят всю литературу и вычеркнут каждую строчку, имеющую хоть какое-то отношение к проекту «Юпитер». А потом правительственные спецподразделения убийц перестреляют всех, кто когда-либо слышал об этом проекте. Что будет тогда?
— Скажи лучше сама, раз уж начала, — предложил я.
— Это очевидно. Лет через десять, а может — через сто или через миллион кому-нибудь другому придет в голову точно такая же идея. И замысел снова не удастся довести до конца. Но потом, через другие десять или миллион лет, кто-нибудь снова до этого додумается. И решится сделать это. Нет, даже не решится — просто сделает, и все. Потому что будет настолько ненавидеть мир, что захочет все уничтожить.
Снова надолго повисла тишина. Потом я сказал:
— Ну, по крайней мере теперь разрешилась одна из таинственных загадок, волновавших умы человечества. Никто ведь не знал, откуда берутся физические законы. А я вот подумал — может быть, все законы физики задаются характеристиками вещества и энергии, которые получаются в то мгновение, когда начинается рассеивание — когда зарождается новая галактика? Но это кажется невероятным и ненужным.
— Значит, если Белда права, законы физики существуют всегда, — сказала Амелия. — А двадцать миллиардов лет назад кто-то просто нажал на большую красную кнопку?
— А еще сколько-то миллиардов лет назад то же самое сделал кто-то другой, — сказала Белда. — Вселенная существует только до тех пор, пока в ней не появятся существа вроде вас, — она показала двумя расставленными пальцами, средним и указательным, на Амелию и меня. — Такие вот люди, как вы двое.
Что ж, даже если Белда права, чудо первичного сотворения мира все равно никуда не делось — ведь когда-то же все действительно появилось в первый раз.
— А я вот думаю, — подал голос Риза, — наверняка ведь в других галактиках — их же миллионы! — есть другие разумные существа, которые должны были сделать такое же открытие. И не однажды, а тысячи или даже миллионы раз. Возможно, они просто психологически неспособны были довести дело до конца, уничтожив тем самым всех нас?
— По-твоему, их эволюция продвинулась дальше и у них имеется врожденное чувство совести и сострадания, которых нет у нас? — спросил Эшер и поболтал в стакане свой виски с кубиками льда. — Если бы такая кнопка была в бункере у Гитлера… Или у Калигулы, или у Чингисхана…
— Гитлер опоздал всего на одно столетие, — заметил Риза. — И, как мне кажется, наша эволюция продвинулась еще не настолько далеко вперед, чтобы можно было не опасаться появления какого-нибудь очередного Гитлера.
— Наша эволюция никогда не продвинется настолько далеко, — заявила Белда. — У нас агрессивность — один из факторов самой эволюции, одно из условий выживания. Человеческая агрессивность возвела нас на вершину пищевой цепочки.
— Не агрессивность, а сотрудничество, — возразила Амелия. — Одной агрессивностью человек никак не смог бы справиться, к примеру, с саблезубым тигром.
— Ну, хорошо, пусть будет и агрессивность, и сотрудничество, — примирительно произнес Марти. — Тогда выходит, что боевая группа солдатиков — идеальное воплощение превосходства человека над животными.
— Я бы не стал так говорить сразу обо всех боевых группах, — заметил я. — Некоторые из них — настоящий образчик вырождения человечества.
— И все же позвольте мне продолжить в этом ключе, — Марти побарабанил пальцами по столу. — Давайте рассмотрим проблему с этой точки зрения. Мы все но уже давно бежим наперегонки со временем. Когда-нибудь, лет через десять или через миллион лет, нам придется направить человеческую эволюцию так, чтобы полностью отказаться от агрессивности. Теоретически это не так уж и невозможно. Мы ведь уже направляли в нужную сторону эволюцию многих других биологических видов.
— И некоторых — в течение всего одного поколения, — вставила Амелия. — Здесь неподалеку целый зоопарк таких животных.
— Да, веселенькое местечко, — хмыкнула Белда.
— Мы действительно можем сделать это всего за одно поколение, — сказал Марти. — И даже быстрее.
Все немедленно повернули головы к нему.
— Джулиан, — обратился ко мне Марти. — Скажи, почему механики остаются в солдатиках не дольше девяти дней подряд?
Я пожал плечами.
— Из-за усталости, наверное. Если работать слишком долго — расклеишься, станешь невнимательным.
— Это вам так говорят ваши боссы. И всем остальным они говорят то же самое. Они и сами уверены, что это истинная правда, — Марти обвел слушателей тяжелым взглядом. Несмотря на то что других людей в зале не было, он все же понизил голос, когда заговорил снова: — Это тайна. Страшная тайна. Если бы Джулиан возвращался обратно в свою группу, я бы не стал этого рассказывать, потому что тогда об этом узнало бы слишком много людей. Но всем присутствующим здесь я полностью могу доверять.
— Даже военную тайну? — спросил Риза.
— Военные тоже не в курсе. Мы с Рэем утаили это от них, и никто не знает, скольких трудов нам это стоило. Так вот, в Северной Дакоте есть дом инвалидов, в котором живут всего шестнадцать пациентов. И все они практически полностью здоровы. Они живут там потому, что знают, что они должны оставаться там.
— Это люди, с которыми работали вы с Рэем? — спросил я.
— Да. Это было более двадцати лет назад. Все они сейчас уже в годах, и все прекрасно понимают, что им придется оставаться в уединении, наверное, до конца жизни.
— Черт побери, что же вы такого с ними сотворили? — спросил Риза.
— Девятеро из них оставались подключенными к солдатикам в течение трех недель подряд. Остальные девятеро — в течение шестнадцати дней.
— И это все? — спросил я.
— Все.
— От этого они сошли с ума? — предположила Амелия.
Белда рассмеялась, но особого веселья в ее смехе не было.
— Бьюсь об заклад, что нет. Скорее наоборот, они стали более чем нормальными.
— Белда почти угадала, — признал Марти. — У нее потрясающие способности к прочтению чужих мыслей без помощи всяких технических приспособлений. После того, как человек пробудет подключенным к солдатику пару недель подряд, он, как ни странно, больше никогда не сможет быть солдатом.
— Потому что не сможет убивать? — спросил я.
— Не сможет даже намеренно кому-то повредить, разве что спасая свою собственную жизнь. Или спасая жизнь кому-нибудь другому. У таких людей совершенно изменяется способ мышления, они даже воспринимают окружающее совсем не так, как обычные люди. Даже Да не подключены к сети. Если слишком долго находиться в сознании других людей, то начинаешь воспринимать их, как самого себя. И тогда ранить кого-то другого будет все равно что ранить самого себя.
— Значит, они не полные пацифисты, если способны убивать для самозащиты, — сказал Риза.
— Это зависит от человека. Некоторые скорее бы умерли сами, чем убили кого-нибудь другого, пусть даже и при самозащите.
— Такое обычно случается с людьми вроде Канди? — спросил я.
— Да нет, вообще-то. Таких людей, как ваша Канди, специально отбирают за мягкость характера и способность к состраданию. И работа механика должна только усиливать в них эти качества характера.
— В вашем эксперименте участвовали случайно подобранные люди? — поинтересовался Риза.
Марти кивнул.
— В первую группу попали добровольцы, которым заплатили за участие в эксперименте. В основном отставные солдаты. А вот вторая группа… — Марти подался вперед. — Половину второй группы составили наемные убийцы из спецподразделений. Вторую половину — гражданские лица, осужденные за убийства.
— И все они стали… более цивилизованными? — удивилась Амелия.
— Я бы сказал — более человечными, — поправил Марти.
— Значит, если ребят из группы охотников и убийц подержать в солдатиках пару недель, они превратятся в безобидных котят? — спросил я.
— Да, именно к такому заключению мы и пришли. Конечно, этот эксперимент проводился задолго до того, как появились спецгруппы охотников и убийц. Тогда солдатиков еще не использовали в реальных боевых действиях.
Эшер первым задал следующий вопрос:
— Мне что-то не верится, что армейские службы не додумались повторить ваш эксперимент. И не нашли способа как-нибудь обойти этот нежелательный эффект — пацифизм. Или гуманизацию — если вам так больше нравится.
— Это вполне возможно, Эшер, но маловероятно.
Я подключался в одностороннем порядке вместе с соями разных военных, от новобранца до генерала. Если бы кто-нибудь из них участвовал в подобных экспериментах или хотя бы слышал какие-нибудь разговоры о них, я бы знал.
— Если только кто-нибудь из армейского начальства тоже не подключался только в одностороннем порядке. А участников эксперимента могли изолировать — как в вашем случае, или вообще уничтожить.
Такое предположение заслуживало тишины, которая за этим последовала. Могли ли армейские исследователи убить невинных участников секретного эксперимента?
— Я согласен, в принципе такое возможно, — признал Марти. — Но очень, очень маловероятно. Мы с Рэем контролируем практически все военные исследования, которые касаются солдатиков. И чтобы кто-то протащил свой проект через все инстанции, выбил на него деньги, да еще и привел в исполнение — так, чтобы мы с Рэем об этом даже не заподозрили… что ж, это возможно. Но с той же долей вероятности, как тысячу раз подряд выиграть джекпот в национальной лотерее.