Холт Виктория. Дорога на райский остров

   Я попрощалась на ночь, сказав, что пойду в свою каюту распаковывать вещи.
   Так я и сделала. Пока я занималась вещами, вошла Мейзи.
   Она подтвердила мнение незнакомца о том, что ночь будет бурной.
   — Погоди, вот выйдем в залив. — И девушка широко улыбнулась.
   — Как я понимаю, ты бывалая путешественница.
   — Па ездит сюда каждые два года. Я же говорила, что мы занимаемся шерстью. У нас имение к северу от Мельбурна. Ма ездит с па, и я не даю им бросать меня дома. Люблю одним глазком взглянуть на Старый Свет.
   — Тебе тут нравится?
   — А как же! Хотя домой возвращаться тоже хорошо — чувствуешь себя легко и свободно.
   — Ты находишь нас слишком церемонными?
   Мейзи засмеялась:
   — А ты как думаешь? — И принялась рассказывать мне об имении неподалеку от Мельбурна. Я сказала:
   — Я должна познакомить тебя с мисс Дерринг. Я путешествую с ней и ее тетушкой, и Фелисити собирается выйти замуж за человека, у которого имение неподалеку от Сиднея, — А, в Новом Южном Уэльсе. А мы из Виктории.
   — Конечно, нет места лучше дома, — вздохнула я и подумала, что буду хорошо ладить с ней.
 
   Все оказались правы насчет бурной ночи. Я проснулась, о того, что меня чуть не сбросило с койки.
   — Это еще ничего, — раздался сверху почти радостный голос Мейзи. — Жаль, что шторм не может подождать. Хотя бы до тех пор, пока новички не освоятся с морем.
   — О, но ведь со временем люди осваиваются, правда?
   — Некоторые — да, другие — нет. Человек — либо хороший моряк, либо нет. Надеюсь, ты станешь хорошим моряком. Постарайся забыть об этом. Вот и весь секрет. И свежий воздух… тоже помогает. Я устала. Спокойной ночи. Укачивать нас сегодня не понадобится.
   Я некоторое время лежала без сна, прислушиваясь к скрипу дерева и свисту ветра, волн, бьющихся о борта корабля. Мейзи оказалась права. В конце концов, качка усыпила меня.
   На следующее утро, проснувшись, я обнаружила, что ветер не утих. В каюте было трудно встать, однако я умудрилась доковылять до ванной и одеться. Чувствовала я себя совершенно нормально, но все мои действия потребовали некоторого времени из-за качки.
   Мейзи сказала с верхней койки:
   — Я встану, когда ты уйдешь. Так и договоримся на будущее. Для обеих сразу здесь одеваться нет места. Хочешь позавтракать?
   — Может быть, кофе и бутерброд.
   — Вот и хорошо. На твоем месте я бы подышала немного свежим воздухом. Если ты можешь есть, это самое лучшее. Еда и свежий воздух.
   Я отправилась в соседнюю каюту посмотреть, как там Фелисити и мисс Картрайт.
   Им обеим было худо, и единственное, чего они хотели, — чтобы их оставили в покое. И я отправилась в столовую. Там почти никого не было. Выпив кофе и съев бутерброд, я, по совету Мейзи, отправилась на палубу.
   Через палубу перекатывались волны, и я едва могла стоять. Я отыскала сухое местечко под спасательными шлюпками и, завернувшись в плед, найденный мной в шкафчике, уселась и стала смотреть на бушующее море.
   Я думала о том, что будет, когда я приеду в Сидней. Погоня за воздушными замками. Я так и слышала голос Бабули. Неужели так оно и будет?
   Кто-то нетвердым шагом ступал по палубе. Я увидела, что это тот самый высокий мужчина, который поздоровался со мной в столовой, и ощутила легкое раздражение. Однако я была слегка заинтригована. Мужчина уселся рядом.
   — О, приветствую вас, — произнес он. — Смелая юная леди, бросающая вызов стихиям.
   — Мне сказали, что так будет лучше всего.
   — Если у вас для этого достаточно мужества. Девяносто процентов наших спутников стонут сейчас на своих койках. Вам это известно?
   — Нет, и я не уверена, что ваше процентное соотношение точно.
   — Сколько человек вы видели за завтраком? И сколько здесь? К счастью, всего двое, и это значительно лучше, чем толпа.
   — Вы так считаете?
   — Именно. Однако мне явно недостает вежливости. Следовало сначала испросить разрешения сесть рядом с вами.
   — Не поздновато ли сейчас?
   — Да, как говорится, дело уже сделано. Да и где здесь еще сидеть? Единственное сухое местечко — тут, под спасательными шлюпками. Стало быть, разрешение даровано?
   — А что бы вы стали делать, если бы оно не было даровано?
   — Все равно бы остался сидеть.
   — Ну, тогда и ваша просьба — простая формальность, правда?
   — Вижу, вы очень логичная юная леди. Позвольте представиться. Милтон Хемминг. Благородное имя, подумаете вы. «Милтон, должен жить ты в этот час…» Я расскажу вам, откуда оно взялось. Моя мать была очень красивой дамой — как вы можете судить по унаследованным мною чарам — и до своего появления на свет я доставил ей много неприятностей. Матушка была не в состоянии предаваться светской жизни, составлявшей смысл ее существования. Потерянный рай, понимаете. Как только меня — самого восхитительного херувима, какого только можно вообразить — положили в ее объятия, матушка воскликнула: «Обретенный рай!» После этого оставалось лишь назвать меня Милтоном.
   Я расхохоталась. Я забыла о беспокойстве, которое вызывала у меня скверная погода. Позабыла о своей кажущейся безнадежной миссии. Я просто веселилась. Он был так уверен в себе и так упорствовал в своем стремлении завязать знакомство.
   — А теперь, — заявил Милтон, — ваша очередь.
   — Эннэлис Мэллори, — представилась я. — Энн и Элис — имена, часто использовавшиеся в нашей семье на протяжении многих поколений. Ну, а моя Бабуля, которой было поручено назвать меня, решила произвести некоторые изменения, соединила два имени и получила Эннэлис.
   — Эннэлис, — повторил он. — Мне нравится это имя. Оно необычное. И вам идет.
   — Спасибо за комплимент… если, конечно, это комплимент. Необычное, как правило, означает неприятное.
   — В данном случае это слово имеет совершенно противоположное значение.
   — Тогда благодарю вас еще раз. Сколько времени еще продлится эта погода? Вы часто путешествуете?
   — В том, что касается погоды, никогда нельзя быть уверенным. Путешествие может быть и бурным, и гладким. Все в воле богов. А ответ на ваш второй вопрос — да. Я действительно часто путешествую. Я приезжаю домой примерно раз в году.
   — В Англию?
   — Да. У меня сахарная плантация. Время от времени я приезжаю в Лондон по делам, связанным с рынком. А вы зачем едете в Австралию?
   — Я еду с подругой и ее тетушкой. Она отправляется туда, чтобы выйти замуж.
   — Не помню, пересекал ли я океан хоть раз, чтобы на корабле при этом не было хотя бы одной юной леди, едущей в Австралию, чтобы выйти замуж. Вдали от дома мужчин одолевает одиночество. И тогда они отправляются домой, чтобы найти невесту и привезти с собой делить с ними одиночество. Сперва я подумал, что вы-то уж наверняка едете к какому-то одинокому мужчине.
   — Что ж, вы ошибаетесь.
   — Я рад этому.
   Милтон рассмеялся.
   — Вот как?
   — О да, я рад. Я бы не перенес мысли о том, что такая юная леди, как вы, управляется со всеми делами на плантациях. Прекрасную английскую кожу терзало бы безжалостное солнце. Вы не представляете, насколько вам посчастливилось жить на нашей дождливой родине, где солнце не высушивает урожая и не убивает скот, где ураганы не сводят на нет работу, проделанную за год, где нет стай саранчи…
   — Это звучит так, словно вы говорите о стаях саранчи в Древнем Египте.
   — Они и есть точно такие.
   — Тогда зачем же люди живут там?
   — Нелегко собрать пожитки и отправиться пешком в Землю обетованную, — Поэтому и вы там живете?
   — Я не живу в австралийской глубинке. Я живу на Карибе. Это остров, расположенный более чем в ста милях от побережья Австралии. Там жил мой отец, и от него я унаследовал сахарную плантацию. На Карибе выращивают сахарный тростник. Но в один прекрасный день я собираюсь продать плантацию, вернуться домой и приобрести усадьбу с большим поместьем, фермами и всем прочим. Я собираюсь стать английским сквайром.
   — Сквайры обычно живут на своей земле поколениями.
   — Это я как-нибудь обойду, — отозвался Милтон. — Скажите, что вы собираетесь делать по приезде в Австралию?
   — Я буду присутствовать на свадьбе подруги. Побуду с ней немного, а потом, наверное, вернусь домой с ее тетушкой.
   — Я часто приезжаю в Сидней. Мы можем стать друзьями?
   — Откуда нам знать? Дружба — не то, что можно решить во время короткой встречи. Ее надо пестовать. Она должна расти.
   — Так станем ее пестовать.
   — Это поспешное решение, — заметила я. — Мы только вчера вошли на корабль. И впервые увидели друг друга в столовой.
   — И я вел себя довольно дерзко. Когда мы начнем пестовать дружбу, вы узнаете, что это моя характерная черта. Вам она нравится?
   — Многое будет зависеть от обстоятельств.
   — Мы с вами поладим. Мы ведь люди одного сорта.
   — Стало быть, вы находите меня дерзкой?
   — Дерзость проглядывает за рафинированными манерами безупречной юной леди. Я просто вижу, как она выглядывает наружу. Например, что вы делаете, сидя здесь, на палубе, с человеком, который не был вам официально представлен?
   — Я бы назвала это чрезвычайными обстоятельствами. Меня привела сюда погода, а поскольку это единственное место, где может сесть пассажир, было неизбежно, что вы тоже сюда усядетесь. Это ведь не мой корабль, так что я не могу приказать вам оставить меня в покое.
   — Логично. Однако я по-прежнему считаю, что прав насчет вашей дерзости. Прав я или нет — покажет время.
   — По-моему, ветер немного стихает.
   — Возможно… но лишь чуть-чуть.
   — Пойду посмотрю, как там мои спутницы.
   — Они ведь в лежат в прострации, да?
   — Боюсь, что да.
   — Пройдет некоторое время, прежде чем они оправятся.
   — Тем не менее, пойду, посмотрю.
   Я встала и чуть не упала, споткнувшись. Милтон оказался рядом, подхватил меня, лицо его было совсем близко. Он был самым волнующим мужчиной, какого мне доводилось встречать.
   — Осторожнее, — предостерег меня Милтон. — Одна сильная волна — и вас смоет за борт. Не следует подходить слишком близко к поручням. Позвольте я провожу вас вниз.
   Он обнял меня одной рукой и крепко прижал к себе. Мы скорее катились, чем шли по палубе. У меня перехватывало дыхание, и я была рада, что меня поддерживает его сильная рука.
   — Покинув Англию, я подумал: «О, потерянный рай!», — заявил Милтон Хемминг. — А теперь я думаю об обретенном рае. Не зря меня назвали Милтоном.
   Я снова рассмеялась. Эта встреча хорошо на меня подействовала.
 
   Я нетвердым шагом добралась до каюты. Вид у мисс Картрайт был весьма увядший, и Фелисити выглядела не лучше.
   Она сказала:
   — Это ужасно. И сколько нам еще придется это выносить? Я думала, что умру.
   — По-моему, погода немного улучшается.
   — Благодарение Богу.
   — Где вы были? — спросила мисс Картрайт.
   — На палубе. Моя соседка по каюте сказала, что так будет легче всего.
   — У вас такой цветущий вид, — заметила Фелисити, — словно вы получали от этого удовольствие.
   Я улыбнулась и подумала: « По-моему, так оно и есть».
 
   Через два дня погода улучшилась. Однако мисс Картрайт была потрясена. Она страдала больше, чем Фелисити, и, по моему твердому убеждению, тетушка жалела о том, что вообще отправилась в это опасное путешествие. Прошло всего три дня, и весь путь был еще впереди. Теперь мисс Картрайт по-настоящему путала такая перспектива.
   К этому времени я уже близко познакомилась с Милтоном Хеммингом, казалось, появлявшимся, как джинн из лампы, где бы я ни находилась.
   — Не стану притворяться, будто мне не нравилось то, что меня отыскивают, особенно человек, к которому на корабле все относились с таким уважением. Он оказался другом капитана, его хорошо знали члены экипажа, и мне показалось, что он пользуется особыми привилегиями.
   Когда мы прибыли на Мадейру — в первый порт, куда заходил корабль, Милтон Хемминг спросил, сойдем ли мы на берег. Я сказала — да, конечно. Однако мисс Картрайт объявила, что не уверена, прилично ли дамам сходить на берег без сопровождения.
   Милтон очень серьезно посмотрел на нее и произнес:
   — Право, мадам, как вы мудры! Не подобает дамам идти одним, и я хочу умолять вас позволить мне сопровождать вас.
   — О, но, мистер Хемминг, я не могу этого допустить. Наше знакомство такое краткое.
   — Но, мадам, мы с вами должны позаботиться о том, чтобы с юными леди не случилось ничего плохого.
   Он бросил на меня озорной взгляд.
   Однако мисс Картрайт, как я с удивлением заметила, была совершенно очарована им. Это поразило меня. Я полагала, что подобная смелость, такая дерзкая мужественность не могла найти отклика в сердце старой девы. Ничего подобного. Мисс Картрайт считала Милтона тем, что называется «настоящий мужчина», и уважала его за это.
   Она немного поколебалась, однако перед Милтоном трудно было устоять.
   — Ну, что ж, мистер Хемминг, если мы оба пойдем…
   — Предоставьте это мне. Я покажу вам остров. Для первой стоянки это просто идеальное место. Он так красив. И всегда был моим любимым портом. А теперь мое восхищение будет кому разделить.
 
   Это был счастливый день. Милтон взял на себя заботу о нас, был так любезен с мисс Картрайт и следил прежде всего за ее удобствами, что она сдалась и, по-моему, даже радовалась его обществу.
   Милтон нанял тележку, запряженную быками, и мы покатались по городу. Мы отправились на рынок полюбоваться выставленными там на продажу прекрасными цветами, исследовали собор из темно-красного камня, проехали мимо дворца губернатора, старой крепости Сан-Лоренсу и дальше — к старому францисканскому монастырю, где цвели прекрасные сады.
   Милтон Хемминг хотел взглянуть на сахарный тростник, росший здесь в изобилии. И мы поехали за город.
   Он говорил со знанием дела и многое поведал нам о производстве сахара и о том, как сок из растений перерабатывается на мельницах и в бойлерных. Мне даже захотелось из-за его рассказов посмотреть на его остров.
   — Тростник был завезен сюда с Сицилии, Кипра и Крита в пятнадцатом веке и стал в это время основной отраслью промышленности острова. Сейчас он знаменит своим вином. Кто не слышал о мадере? Знаете что, мисс Картрайт, я собираюсь позволить себе некоторые вольности. Можно?
   — О, мистер Хемминг, — со смехом отозвалась мисс Картрайт. — Если вы настаиваете, как я могу противостоять вам?
   — Я, разумеется, буду следовать вашим указаниям. Однако я собирался сообщить, что здесь у меня есть хороший друг. Он держит винные погреба. Он был бы рад показать вам, как делается и хранится вино. И может даже пригласить вас выпить стаканчик.
   — О Боже, мистер Хемминг, это же совершенно неприлично.
   — У вас ведь есть защитник, мисс Картрайт, так что вам нечего бояться.
   Мы оставили тележку рядом с виноградником и отправились в подвал, где были встречены смуглым мужчиной в кожаном переднике, очень быстро говорившим по-португальски. Время от времени он переходил на ломаный английский. И явно был рад видеть Милтона Хемминга.
   Обойдя подвалы, мы получили приглашение сесть на стулья в форме бочек. Стулья стояли у круглого стола, куда нам принесли стаканы мадеры.
   Вино было восхитительным. Возможно, под его влиянием Фелисити разговорилась. Она явно наслаждалась нашей прогулкой, сказала, что совершенно очарована островом и хотела бы провести здесь некоторое время.
   — Ах, но ведь это задержит ваш приезд в Австралию, — заметил Милтон Хемминг. — А я уверен, вы сгораете от нетерпения, желая туда добраться.
   Мгновенное замешательство Фелисити сказало мне — и, уверена, Милтону Хеммингу тоже — многое. Теперь я знала тайну Фелисити. Перед нами была очень испуганная молодая женщина, и чем ближе становилась ее новая жизнь, тем больше она сомневалась, не допустила ли ошибки.
   — О да… да, конечно, — отозвалась Фелисити, слишком пылко для того, чтобы ее слова звучали убедительно. Однако я не могла забыть затравленного взгляда ее глаз.
   — Где находится его плантация? — спросил Милтон Хемминг.
   — В нескольких милях от Сиднея.
   — А как называется? Возможно, я знаю ее.
   — Грэнвилл. Это фамилия моего жениха. И плантация названа в его честь.
   — Уильям Грэнвилл? — голос Милтона Хемминга звучал довольно мрачно.
   — Да. Я еду к нему.
   — Вы с ним знакомы? — спросила я.
   — Можно сказать, шапочное знакомство. Я примерно раз в месяц приезжаю в Сидней. А там в отеле встречаешься со скотоводами и людьми из округи. Мне доводилось встречаться с ним.
   — Какое странное совпадение, — вставила мисс Картрайт.
   — Вовсе нет, — ответил Милтон Хемминг. — Видите ли, у нас все не так, как в Лондоне. И население Австралии намного меньше населения Лондона, Бирмингема и Манчестера, да и любого большого города. Австралия мало заселена. Люди приезжают много миль и все собираются в одном отеле. Не так уже странно, что встречаешься со многими.
   — Да, конечно, — согласилась я.
   Однако у меня появилось какое-то тревожное чувство.
   Мисс Картрайт уговорили попробовать еще стаканчик, и после него она стала много смеяться.
   Мы вернулись на корабль.
 
   Тревожное чувство не улеглось. Я была уверена, что Милтону Хеммингу что-то известно об Уильяме Грэнвилле, и что он что-то скрыл, ибо то, что он знал, было не слишком приятным.
   Я решила, оставшись с Милтоном наедине, напрямую спросить его. Лучше уж узнать самое худшее сразу. У меня появилось какое-то покровительственное отношение к Фелисити. Из-за ее беспомощности мне хотелось оберегать ее, и я знала, что если уж есть нечто такое, чего мы не ожидали, мы должны узнать об этом.
   Подстеречь Милтона было делом нетрудным.
   — Мне бы хотелось поговорить с вами… где-нибудь в таком месте, где мы будем одни, — попросила я. Милтон удивленно поднял брови и отозвался:
   — Я, разумеется, буду счастлив.
   Мы отыскали уединенное местечко и уселись.
   — Дело не в том, что вы сказали, а в том, как вы это сказали, — начала я. — Я имею в виду разговор на винодельческой ферме, когда было упомянуто имя Уильяма Грэнвилла. Вы ведь что-то знаете про него, да?
   — Я знаю его совсем мало.
   — Но что именно вам известно о нем?
   — Что у него поместье неподалеку от Сиднея.
   — Это мы все знаем. А что особенного вы о нем знаете?
   — А что вам угодно знать? Рост? Цвет глаз? Волос?
   — Вы легкомысленно себя ведете. Мисс Дерринг собирается за него замуж. Если что-то неладно, по-моему, мы должны быть к этому готовы. Пожалуйста, скажите мне.
   — А что вы станете делать с тем, что сочтете неладным?
   — Расскажу Фелисити. Мы можем решить…
   — Человек должен быть всегда осторожен, высказывая свое мнение о ближних. Он ведь может и ошибаться.
   — Тогда почему вы сказали?..
   — Дорогая мисс Эннэлис, я ничего не говорил.
   — Не говорили. Но намекнули. Вы знаете его, но, похоже, что-то недоговариваете…
   — Я лично плохо знаю этого человека. Слышал лишь сплетни… слухи. В маленьких общинах люди всегда много болтают друг о друге, причем не всегда говорят только хорошее.
   — Может, хватит ходить вокруг да около? Расскажите мне честно, что это за слухи.
   — Да ничего особенного. Он намного старше мисс Дерринг.
   — Это ей известно. Иногда брак бывает удачным и при большой разнице в возрасте. Но есть ведь что-то еще, да?
   — Как вы упорны. Хорошо, могу вам сообщить, что слышал — он много пьет. Но в тех одиноких краях такое случается.
   — Понимаю.
   — Мне очень жаль, если я взволновал мисс Дерринг.
   — Фелисити ничего не заметила. Однако она и впрямь, кажется, пребывает в некоторой нерешительности. Жаль, что она не хочет довериться мне. Я могла бы помочь ей.
   — Она же знала его в Англии.
   — Да, он тогда приезжал искать себе жену.
   — И она согласилась выйти за него. Никто ее не заставлял.
   — Я очень беспокоюсь за нее.
   Милтон накрыл мою руку своей.
   — Вы очень славная. Я сразу отдернула руку.
   — Что вам еще о нем известно?
   Он пожал плечами, но больше ничего не прибавил. И все же у меня создалось впечатление, что Милтон Хемминг что-то утаивает.
   Я поднялась, и он оказался рядом.
   — Хотите прогуляться по палубе или составить мне компанию за аперитивом?
   — Нет, благодарю вас. Я возвращаюсь к себе.
   Милтон ничего не сделал, чтобы развеять мою тревогу. Скорее, еще усилил ее.
 
   После отъезда с Мадейры мы снова попали в полосу плохой погоды. Фелисити, похоже, справилась с этим лучше, чем в первый раз. Однако мисс Картрайт было очень плохо. Она два дня была прикована к постели, и после этого, когда море успокоилось, была очень слаба и плохо себя чувствовала.
   Теперь мы были в теплых водах у побережья Африки, и сидеть на палубе было очень приятно. Мисс Картрайт вышла на палубу и уселась на стул, но вид у нее был совершенно измученный, и Фелисити призналась мне, что сильно беспокоится за тетку.
   — Уверена, ничто не заставило бы ее поехать — даже чувство долга по отношению ко мне — знай она, что бурное море так на нее подействует, — сказала девушка. — Если мы снова попадем в полосу скверной погоды, я буду по-настоящему за нее бояться.
   Мисс Картрайт недолго оставалась на палубе и пожелала вернуться в каюту. Мы с Фелисити отвели ее вниз и хотели остаться с ней, но мисс Картрайт решила попробовать заснуть, если удастся.
   Когда мы вернулись на палубу, подошел Милтон Хемминг и сел рядом с нами.
   — У мисс Картрайт вид совсем скверный, — заметил он, и Фелисити призналась, что волнуется за тетку. Она считает, что та серьезно больна, прибавила девушка.
   — Мы можем попасть в штормовую полосу рядом с мысом Доброй Надежды, — произнес Милтон. — Его ведь, знаете ли, называют Мысом Бурь.
   — О Боже, — воскликнула Фелисити.
   — Есть люди, которые не переносят моря, и мисс Картрайт, боюсь, из их числа. И когда она доберется до Австралии… ей ведь еще предстоит путь домой.
   — Жаль, что она не может уехать домой, — вздохнула Фелисити.
   — Ну, это как раз довольно просто.
   — Каким образом?
   — Она может вернуться из Кейптауна.
   — Одна! — воскликнула Фелисити.
   — Разве что мы вернемся вместе с ней, — добавила я, — а это вряд ли возможно.
   — Глядя на то, как ей плохо, я задумался, — произнес Милтон Хемминг, — я хорошо знаю Кейптаун. У меня там друзья.
   — Похоже, у вас везде друзья, — заметила я.
   — Я много путешествую. Заезжаю в эти места. Вот и собираю людей.
   — Как сувениры? — упросила я.
   — Что ж, можно и так сказать. Я мог бы что-нибудь придумать…
   Фелисити смотрела вдаль — в море. Хотела ли она сама вернуться из Кейптауна?
   — Я поговорю с мисс Картрайт, — сказал Милтон Хемминг.
   — Вы? — вскричала я.
   — Да, а что такого? Уверен, она меня послушает.
   — А я уверена, она сочтет, что мнение мужчины гораздо ценнее, чем мнение особы одного с ней пола.
   — Да. Я всегда считал ее мудрой женщиной, — Милтон, глядя на меня, развеселился. — Жаль, мисс Эннэлис, что вы не разделяете ее мнения.
   — Можно посерьезнее?
   — Разумеется. Ей необходимо вернуться. Я в этом нисколько не сомневаюсь. И без труда могу это устроить. Могу даже достать ей место на другом корабле. Возможно, я даже буду знать кого-нибудь, кто сможет присмотреть за мисс Картрайт. Людям с ее состоянием здоровья лучше сидеть дома.
   Я посмотрела на Фелисити. Та кивнула.
   И сказала:
   — Она ни за что не согласится отпустить нас дальше одних.
   — Я скажу ей, что буду приглядывать за вами.
   — Вы! — воскликнула я. — Она сочтет это в высшей степени неприличным. Мы же не были даже знакомы с вами, пока не сели на корабль.
   — Дружба быстро крепнет, когда люди живут в непосредственной близости друг от друга. Мисс Картрайт придется, разумеется, пережить обратный путь, но зато она с каждым днем будет находиться все ближе к дому. Не представляете, как это помогает.
   — Дома, — сообщила я ему, — согласились отпустить нас только потому, что мисс Картрайт поехала с нами. Там сочли бы в высшей степени непристойным позволить двум молодым женщинам отправиться на другой конец света одним.
   — Это только доказывает, насколько люди могут ошибаться. Это вы здесь заботитесь о мисс Картрайт. Предоставьте это мне. В следующий раз, когда я увижусь с ней, я осторожно намекну на это.
   Милтон так и сделал.
 
   На следующий день погода была прекрасная, и мисс Картрайт снова вышла на палубу. Фелисити сидела по одну сторону от нее, я — по другую. Вид у мисс Картрайт был определенно нездоровый, а в солнечном свете кожа ее приобрела желтоватый оттенок.
   Вскоре мимо прошел Милтон Хемминг и остановился, чтобы поговорить с нами.
   — Мисс Картрайт, как приятно видеть вас! — Он пододвинул стул. — Могу я присоединиться к вам?
   — Если хотите, — ответила очень довольная мисс Картрайт.
   — Мне так грустно было услышать, что вы больны, — продолжал Милтон. — Море иногда проделывает с людьми такие штуки. Некоторым людям вообще не следует выходить в море.
   — И я как раз из их числа, — сообщила мисс Картрайт. — Скажу вам вот что, мистер Хемминг: когда это все закончится, я больше ни за что не отправлюсь путешествовать морем.
   — Вам и не следует этого делать. Какая жалость, что еще так далеко, а потом вам предстоит долгий путь домой.
   — Умоляю, не говорите об этом. Я с ужасом об этом думаю.
   — Разумеется, вы можете прервать ваш вояж.
   — Прервать? Но как?
   — Вернувшись домой из Кейптауна. Я увидела, как блеснули глаза мисс Картрайт, затем блеск потух. — Но, мистер Хемминг, я же должна доставить племянницу к ее будущему мужу. Я несу ответственность за нее и мисс Мэллори.