Страница:
Погода была прекрасная. Даже луна вышла, сделав пейзаж еще более восхитительным, и общество вскоре рассыпалось по садам и лужайкам. Обед должны были подавать в холле и столовой, и все, кто хотел, могли взять тарелки и посидеть в саду.
Только присутствие Десмонда Фидерстоуна все портило. И мне показалось, что он полон решимости остаться со мной наедине.
Как счастлива я была, что Магнус был полон такой же решимости быть рядом со мной, и с моей помощью нам удалось отбить все попытки Десмонда Фидерстоуна и держаться вместе.
Фредди отправился спать, когда ему велели. Он был очень тихим мальчиком и, как я догадалась, привык беспрекословно повиноваться всему, что ему говорили. Мне всегда становилось его жалко, и я часто раздумывала, что же за жизнь у него была с невесткой мачехи. Я никогда его об этом не спрашивала, потому что чувствовала, что мальчик очень страдает, когда его расспрашивают, и догадалась, что о той жизни он предпочел бы забыть.
Разумеется, поскольку это был мой день рождения, и у меня были свои обязанности перед гостями. Мне пришлось танцевать с одним-двумя друзьями отца. Некоторые из них были картографами с хорошей репутацией, приехавшими издалека на праздник.
Я могла говорить с ними о картах с большим знанием дела, чем прежде — и все благодаря Магнусу.
Возможно, я была несколько рассеянна, постоянно думая о том, как сбегу и снова окажусь рядом с Магнусом. И когда мне это удалось, он ждал меня, так же горя желанием быть рядом со мной, как и я — быть с ним.
А потом были те волшебные мгновения в розовом саду. Розы благоухали. Я всегда буду вспоминать этот вечер в розовом саду 21 мая 1792 года, потому что он таил в себе волшебство. Всю мою жизнь я буду его помнить.
Мы сидели рядом на плетеных стульях у стены, лицом к чугунным кованым воротам, чтобы сразу же увидеть непрошенных гостей.
Из дома доносились звуки скрипок, раздавался смех. Воздух был теплым и благоуханным.
Магнус взял мои руки и поцеловал их.
Он сказал:
— Я знал, как только увидел тебя.
— Я тоже.
— Словно что-то промелькнуло между нами… Понимание. Да? Ты создана для меня, а я — для тебя?
— Так оно и было.
— Жизнь прекрасна, По-моему, это большая редкость — такая гармония.
— Это просто бесценно.
— Так оно и будет всегда.
— Магнус, — сказала я, — что же теперь будет? Здесь ведь не твой дом.
— Да, — отозвался он. — Я приехал всего на год, может, чуть дольше. А потом я уеду домой.
— Год, — радостно сказала я. — Целый год мы будем счастливы.
— А потом, — продолжал он, — ты уедешь со мной. Мы поженимся.
— И потом будем жить счастливо. Это как в сказке.
— У нас будет много детей. Они станут работать вместе с нами. Будут открывать мир. Это прекрасная жизнь.
— Я так счастлива, — сказала я. — По-моему, ни у кого никогда не было более счастливого восемнадцатилетия. Магнус немного помолчал. А потом сказал:
— Мы отправимся вместе искать мой остров.
— Ах, да. Остров. У меня часто бывало такое ощущение, что ты хочешь рассказать мне о нем.
— Я расскажу сейчас. Этот прекрасный сад, по-моему, самое подходящее место для этого: Я так давно хотел рассказать тебе о нем. Иногда это просто как сон. Можно подумать, что я его выдумал.
— Расскажи мне. Я так хочу знать. Магнус с минуту поколебался, затем начал:
— Я был в экспедиции, составлял карту моря. Мы были уверены, что там гораздо больше островов, чем те, что были нам известны, и хотели отыскать их. По-моему, один я нашел. Я даже уверен в этом. Но давай, я все расскажу. Мы пересекали Тихий океан, огибали Сандвичевы острова, где лет за десять до того, туземцы палицами насмерть забили капитана Кука. Как описать, что значит быть в море, плыть туда, куда, возможно, никогда прежде не заплывали люди? Капитан Кук открыл так много, что я постоянно боялся, что уже ничего не осталось.
— Расскажи мне об открытом тобой острове.
— Да, я хочу, чтобы ты знала об этом. Я хочу, чтобы мы оба отправились на его поиски. Я никогда не успокоюсь окончательно, пока снова не найду его. И когда я это сделаю, я хочу, чтобы ты была рядом.
Я тронула рукой его щеку, и Магнус поймал мою руку и стал целовать ее снова и снова.
— Ты почувствуешь то же, что и я, — продолжал он. — Ты ощутишь зов моря. Оно лежит там, чтобы человечество открывало его… приручало, чтобы использовать. Какое счастье, что мы родились на этой Земле. Но я хочу рассказать тебе об острове.
— Пожалуйста, расскажи. Иногда я думаю, что тебя что-то удерживает, что ты не хочешь рассказывать. Говоришь, что расскажешь, а потом, колеблешься. Что особенного в этом острове?
— Море было спокойным, таким тихим, что даже трудно было поверить, что плывешь. А потом налетает шторм, какой даже и не снился, Энн Элис. Ты не можешь себе представить ярость урагана. Ветер похож на тысячи демонов, вопящих и вздымающих волны так, что море становится похожим на кипящий котел. Дождь, подхваченный ветром, бьет горизонтально. Кажется, буря собирается смести все, что попадается на ее пути. Какие шансы у судна выдержать в такую бурю? Я знал, что произойдет. Мы молились о чуде, но знали, что чуда не будет. Мы знали, что не выстоим перед такой яростью, и судно тоже. Я подумал, что пришел мой последний час. Как ни странно, я был спокоен и сожалел лишь о том, что никогда не открою еще неизведанные пути. Мое имя умрет вместе со мной. Моя жизнь не имела значения. Но у меня были грандиозные планы. Магеллан, Генрих-Морепроходец, Дрейк, Кук, Птолемей, Меркатор, Гондий… Я мечтал, что стану одним из них. Человеку нужно время, чтобы самоугвердиться. С тех пор я часто думал о людях, ушедших рано и так и не сумевших сделать то, о чем мечтали. И тогда я думал, что меня ждет та же участь. Море подхватило нас, как картонную коробку. Бросало го туда, то сюда. Ветер пронзительно ревел, словно разражаясь демоническим хохотом при наших мольбах, а дождь, гром и молния изматывали нас. Вот там, в бурном море корабль и разбился. Казалось, палуба ушла у нас из-под ног, части корабля разлетелись по морю обломками. Надежды больше не было. Мы потерпели крушение. Я обнаружил, что цепляюсь за какое-то бревно. Наверное, это был кусок палубы. Я был полумертв и считал, что конец мой близок. В таком море никому, не выжить.
Перед тем, как налетел шторм, я знал, где мы примерно находимся, но теперь не мог вычислить, как далеко мы ушли и куда нас забросило морем. Я не мог думать ни о чем — только о том, чтобы цепляться за мое бревно. Море швыряло его из стороны в сторону. Я погружался в вод, потом снова выплывал. Я закрыл глаза и стал ждать смерти.
Говорят, когда тонешь, перед тобой проходит вся жизнь. Вспоминаешь мелкие подробности — детство, школьные годы. Не знаю, может, я слишком отупел, чтобы вспоминать. Не помню, как я цеплялся за бревно. Однако, наверное, цеплялся, но ничего не вспомнил из прошлого. Было лишь сознание необходимости держаться за дерево — это единственное, что могло помочь мне в борьбе против ярости моря. Я был совершенно измучен тем, что меня постоянно колотило о волны и почувствовал, что сознание оставляет меня.
Открыв глаза, я обнаружил, что все изменилось. Я слышал мягкий шелест волн по песку. Дул благоуханный бриз, очень слабый. Я открыл глаза и увидел ярко-голубое небо и море, спокойное, как озеро. Каким тихим оно было, прозрачно-голубым. Позже я обнаружил, что море бывает и сияюще-зеленым. Это море казалось, было непохоже ни на одно море, где я бывал. Однако я добрался до острова, и там тоже все было по-другому.
— Стало быть, так ты и оказался на острове?
— Да, так я там и оказался. Открыв глаза, я увидел людей. Они присели на корточки невдалеке от меня — высокие мужчины, женщины и голые ребятишки, наблюдая за мной удивленными темными глазами. Их кожа была светло-коричневой, волосы — темными и очень густыми. Я заметил, что на всех были украшения, сделанные из металла, очень похожего на золото, а женщины носили вокруг шеи и лодыжек венки из цветов.
Самый крупный мужчина — я предположил, что это был вождь — подошел ко мне и сказал несколько слов, которые я не понял. Я попытался объяснить… Однако объяснений не требовалось. Мое состояние, бревно, принесшее меня к этим берегам — этого было достаточно.
Все время, пока я был там, мы общались в основном при помощи жестов, знаков и мимики. Они принесли доски, скрепленные волокнами и положили меня на них, ибо я был слишком измучен, чтобы идти. Двое мужчин отнесли меня на этом подобии носилок в какой-то дом. Позднее я понял, что это был дом вождя. Он был круглым, с соломенной крышей; пол был земляным, на нем стояли грубые скамьи. Меня осторожно положили на скамью, и несколько человек подошли, чтобы обследовать меня. Они принесли мне пищу, фрукты, каких я никогда прежде не пробовал — манго, папайю, сладкие бананы и орехи. Мне дали какой-то напиток — обжигающе горячий, от него у меня в голове все поплыло, а когда я отказался от него, мне принесли кокосового молока прямо в скорлупе. Мне было интересно, что со мной сделают. Я слышал рассказы о свирепости дикарей на далеких островах. Капитана Кука насмерть забили дубинками, когда он отправился на Сэндвичевы острова, чтобы забрать украденную лодку. Я мог бы думать об ужасной участи, которую мне готовят, но не думал. Как ни странно, но я чувствовал доброту этих людей. Они были высокими и сильными; они могли быть воинственными, однако была в них какая-то мягкость, и несмотря на свое положение и всю необычность происходящего, страха я не испытывал Я был совершенно измучен и долго проспал. Когда просыпался, я замечал, что за мной наблюдает одна пара темных глаз. Мне давали еду — кокосовое молочко и что-то еще, чего мне не доводилось пробовать, но, по-моему это называется хлебное дерево.
Я пробыл на их попечении по меньшей мере четверо суток, прежде чем полностью пришел в себя.
Когда я встал, туземцы захлопали в ладоши. Они разразились криками, а один выскочил наружу и стал бить в барабан — позже узнал, что так они собирали людей вместе. Никогда не забуду того, что произошло в последующий час. Все собрались в хижине, чтобы посмотреть на меня. Они ходили вокруг меня, трогали руками, удивляясь, как я догадываюсь, моей белой коже. С удивлением заглядывали в мои светлые глаза, но больше всего их заинтриговали мои светлые волосы.
Я не боялся их. Вот что было самое замечательное. Они обступили меня, эти высокие мужчины и женщины со сверкающими золотыми украшениями и цветами. Они могли пытать меня, убить самым зверским образом. Но мне это не приходило в голову. Лишь позже, покинув остров, я подумал об этом.
Это был счастливый народ. Они постоянно смеялись Они уселись вокруг меня на корточки, снова и снова трогая мои волосы, предлагая фрукты и скорлупу кокоса, полную молока.
Я сел рядом с вождем. Я догадался, что это вождь, поскольку на нем было больше золотых украшений, чем на других. И кроме того, у него был вид человека, облеченного властью.
Ну, вот… Таким он и был, мой остров.
— И сколько ты там пробыл?
— Не знаю. Я потерял счет времени. — Магнус обернулся ко мне. — Я должен найти его. Все было так странно. Иногда мне казалось, что такого места вообще не существует, что я его придумал.
— Но как бы ты мог это сделать?
— Нет, конечно, я не выдумал. Это невозможно. Я ведь приплыл туда.
— Расскажи еще. Расскажи мне все. Я тоже хочу стать участницей твоих приключений.
— Мы объяснялись друг с другом при помощи знаков. Я выучил несколько их слов: приходи, уходи. В таком роде. Это была процветающая община, потому что на острове было все необходимое. Рыба и фрукты в изобилии. Они выращивали какие-то злаки, я таких нигде не видел. Готовили в земляных печах в горшках, сделанных из золота, закапывая их в землю, чтобы солнечные лучи били прямо на них, а иногда в приспособлениях, похожих на сенные клети. Питались они в основном рыбой, которая в изобилии водилась в море и поймать ее не составляло труда. Одежда, которую они носили, была соткана из листьев или растительных волокон. Они жили просто, и я нигде не видел такой гармонии, как на этом острове. У них была простая вера в добро… они вместе трудились… один за всех, и все за одного… Это был рай, Энн Элис.
На острове было золото — металл, что мы зовем драгоценным, был там в таком же изобилии, что и рыба в море, и фрукты на деревьях. Его можно было увидеть в реках, на поверхности земли. Берешь горсть земли, а в ней — золото. Туземцы научились выплавлять из него ожерелья и браслеты. Полировали его и держали на солнце Полагаю, они считали, что золото вобрало в себя солнце, поэтому и пользовались им в таких количествах. Они поклонялись солнцу. Дарителю жизни. Каждое утро они наблюдали за восходом и радостно приветствовали его, и всегда бывали очень серьезны, следя за тем, как солнце садится на ночь.
— Я помню, как стоял на берегу вместе с ними, наблюдая, как огромный красный шар опускается за горизонт. Казалось, солнце исчезало внезапно. Сумерек не было. И восход там не такой, как у нас. Трудно даже поверить, что это то же самое солнце. Но я могу говорить о моем острове целую вечность.
Мне очень нравится слушать.
— Я жил с ними… Как долго? Я в самом деле не имею понятия. Я почти стал своим среди них.
— Неужели тебе не хотелось вернуться домой? К своей семье?
— Как ни странно, я о них не думал.
Казалось, они где-то в другом мире. Я забыл о своих честолюбивых стремлениях плавать по морям и открывать новые земли. Я был вполне доволен их жизнью. Я рыбачил вместе с ними, с их помощью выстроил себе дом. Я жил так же, как и они, и сознавал, что совершенно счастлив. Это трудно объяснить. По-моему, это как-то связано с врожденной добротой этих людей. Никогда бы не поверил, что на свете существует такое место.
— Почему же ты покинул его? И как ты уехал?
— Иногда мне кажется, что в этом моем приключении есть что-то мистическое. Вот почему я неохотно рассказываю об этом. Как я уже говорил, туземцы питались рыбой, в изобилии водившейся в море. Мы проводили много времени в лодках. Это были примитивные суденышки, что-то вроде каноэ. Тот день я помню хорошо. Каноэ вмещали двое человек, и мы обычно рыбачили по двое. Я часто выходил в море с одним из туземцев, чье имя по звучанию напоминало Уамгам. Мы были особыми друзьями. Он научил меня нескольким словам на своем языке, и иногда меня понимали. Я тоже научил его нескольким словам своего языка.
Ну, так вот, Уамгам и я вышли в море вместе. Солнце высоко стояло в небе, обжигая нас своими лучами. На головах у нас были соломенные шляпы. Мы не сразу принялись за рыбную ловлю. Просто шли на веслах, а потом позволили себе подрейфовать. Я помню, что обернулся и посмотрел на прекрасный, цветущий остров. Я пел песню моей страны, которая всегда приводила в восторг Уамгама. Он закрыл глаза, слушая меня. Я тоже задремал.
Когда я открыл глаза, небо заволокли тяжелые тучи. Почти стемнело. Я в тревоге разбудил Уамгама. Он в смятении оглядывался. Острова уже не было видно. Неожиданно каноэ сотряс порыв ветра.
В тропических морях штормы налетают внезапно. Пошел дождь, взревел ветер. Все повторялось снова — и в этот раз я был в хрупком каноэ. Мы не могли бороться со стихией. Нас выбросило за борт, и мы вцепились в каноэ. Неожиданно Уамгам исчез. Огромная волна подхватила каноэ и разломила надвое, взметнув в воздух. Я обнаружил, что цепляюсь за кусок дерева. Все было точно так же, как в первый раз. Смерть снова была рядом. Я подумал: это конец. Я вцепился в дерево. Я мог держаться за него так, чтобы быть на поверхности воды. Я держался. Меня бросало и трясло, и казалось чудом, что я еще могу держаться за дерево.
Это не может повториться, подумал я, разве что меня спасли ради какой-то цели. Теперь это будет конец.
Не знаю, сколько времени я пробыл в море. Все было как в тот раз — онемение, сознание покидало меня, я ждал, что меня поглотит море. Я потерял счет времени. Не знал, день стоит или ночь. Я мог только цепляться за дерево и раздумывать, не снесет ли меня очередная гигантская волна.
Ветер неожиданно стих. Море еще волновалось, но мой обломок все еще держался на воде. Небо стало ясным, солнце палило так безжалостно, что я почти молил о буре. Я плыл по тихому морю вялый, измученный… Не знаю, сколько времени.
Меня подобрал проходивший мимо корабль, но к тому времени я уже не был уверен в том, где нахожусь, и вообще в том кто я есть. Помню, как лежал в трюме того корабля, и мне давали холодное питье. По-моему, я был в бреду. И говорил об острове.
Постепенно я стал выходить из этого состояния. Меня посетил судовой врач. Он сказал, что они направляются в Роттердам и что я чудом спасся после такого испытания. Редко кому удавалось быть так близко к смерти и избежать ее. Я страдал от сильнейшего солнечного удара, голода и измождения. Однако я был молод и силен и еще до конца пути полностью оправился.
— Какое необыкновенное приключение! Представь себе, что все было бы по-другому, и ты не оказался бы сейчас здесь.
Вид у меня был такой поникший, что Магнус рассмеялся.
— Ты бы никогда не узнала меня и не горевала бы обо мне.
— Никогда не позволю тебе отправляться в путешествие без меня.
— Мы поедем вместе.
— Ты по-прежнему хочешь отправиться туда, после всего, что случилось?
— Я должен ехать. Это моя жизнь. Я чувствую, что должен открывать новые земли. Кроме того, мне надо вернуться на остров.
— Ты сможешь найти его?
— Это будет нелегко. Я говорил о нем с моряками. Они думали, что у меня бред. Остров, где дикари мягкие и ласковые, где правит любовь и дружба, где столько рыбы и фруктов, что они удовлетворяют все нужды, где люди находят золото и пользуются им для готовки. Я и впрямь бредил. И знаешь, Энн Элис, бывали времена, когда я думал, что так оно и было, что я все придумал. Понимаешь, я ведь потерпел кораблекрушение. В этом нет сомнений Меня подобрал корабль и доставил домой. Может быть, я жил этой фантазией, когда был в полусознании на плоту? Существовал ли остров только в моем воображении?
— Но ты же не мог быть все это время на плоту!
— Время оказалось коротким. На острове я не мог пробыть больше недели. Казалось, это долгое время, когда оглядываешься назад. Восход сменяется заходом. Дни казались длинными. Я не могу быть ни в чем уверен. Иногда думаю, что они правы. Вот почему я должен вернуться и отыскать остров.
— Я поеду с тобой.
— Ах, Энн Элис, я знал, что ты будешь чувствовать так же, как я. Знал с той минуты, когда мы познакомились, с первого дня Я сделал карту. Я покажу тебе. Я поместил остров туда, где, как мне кажется, он находится. Я ведь знаю, куда мы плыли. И могу примерно подсчитать, где мы были, когда налетел шторм. Так что сильно ошибиться я не могу.
— О, да, пожалуйста, покажи мне карту.
— Покажу. Магнус обнял меня и прижал к себе. А потом взял мое лицо в свои руки и поцеловал меня. Так мы и сидели несколько минут, не разжимая объятий.
А потом вдалеке я услышала слабый звук шагов, но мне ничего не хотелось — лишь бы быть рядом с Магнусом. Тишине нарушил голос:
— Я тебя не понимаю. Почему ты этого не делаешь? Это достаточно просто. Что с тобой произошло? Ты изменилась. Полюбилась легкая жизнь, да? И ты уклоняешься от сделки.
Голос принадлежал Десмонду Фидерстоуну. Он звучал резко и злобно. Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Интересно, с кем он разговаривал? С кем он мог говорить? Только с мачехой. Ну, нет, наверняка, нет. Я не могла представить себе, что кто-то осмелится говорить с ней таким тоном.
— В чем дело? — спросил Магнус.
— Мне показалось, сюда кто-то идет. Слушай. Шаги уже замирали.
— Они, по-видимому, передумали, — сказал Магнус — И оставили нас с нашим прекрасным садом.
— По-моему, нам пора возвращаться. Меня хватятся — Я с неохотой вздохнула. — Мне бы хотелось остаться здесь навсегда.
Мы снова поцеловались.
— Мы начнем строить планы, — объявил Магнус. — Завтра я покажу тебе карту острова.
И мы вместе вернулись в дом. А теперь я сижу в своей спальне, и передо мной дневник. Я так рада, что начала вести его. Я хочу запечатлеть каждую минуту этого вечера и навеки сохранить его. Это самый счастливый вечер в моей жизни.
Однако, думая о нем, время от времени я слышу, как врывается голос Десмонда Фидерстоуна. И портит мне совершенство вечера. Интересно, что он имел в виду. Это постоянно озадачивает меня, вторгается в мое счастье и вносит в совершенство слабый неприятный привкус.
Сегодня днем прибыл мистер Джеймс Кардью. По-моему, я вспоминаю о дневнике лишь тогда, когда случается что-нибудь замечательное или ужасное. Наверное, это к лучшему. Если бы я записывала события каждого дня, это бы мне решительно надоело. А так, перечитывая дневник, я заново переживаю самые яркие события — хорошие или плохие.
Прошло больше месяца с тех пор, как Магнус и я открыли друг другу свои чувства. Какой это был прекрасный месяц! Как много мы говорили! Мы строили так много планов. Было условлено, что Магнус пробудет в Англии год и в течение этого времени будет изучать наши методы. Его семья считала, что мой брат, возможно, захочет в порядке обмена познакомиться с методами семьи Перренсенов. Так оно, наверное, и было бы, будь Чарлз здесь. Отец сказал, что Чарлз захочет поехать после возвращения домой.
Магнус должен отбыть здесь свой срок. Он этого хочет. Он полностью поглощен изготовлением карт и очень интересуется нашей методикой. Мне не хочется нарушать его планы, ибо я твердо решила никогда не мешать его работе.
Так что мы строили планы. В следующем году, в начале, мы поженимся, и я уеду с ним на его родину.
Магнус много рассказывал о Норвегии — о прекрасных фиордах и горах. Он показал мне карты своей страны и место, где находится его сельский дом. Я была так счастлива. Я жила будущим. Я видела перед собой идиллию жизни. Я увижу солнце в полночь. Буду лежать в лодке во фиорде, плавать с Магнусом и ловить рыбу. Мы будем кататься верхом по лесам, а потом отправимся на поиски его острова… Вместе, всегда вместе.
Магнус показал мне карту. На ней был отмечен остров. Он назвал его Райским островом.
— Он должен быть здесь, — сказал Магнус, указывая место. — Я изучил карты этого района, однако нигде никаких упоминаний. Вот здесь, к северу находятся Сандвичевы острова, а вот тут — Таити, острова Товарищества. А мой остров может быть за много миль к северу или к югу… Не знаю. Но он есть — где-то там. Разумеется, эти острова лишь недавно открыты, и большей частью карты моря еще не составлены. Правда, замечательно? Думать о том, что нам предстоит сделать. О будущих открытиях. Я собираюсь сделать другую карту и, когда закончу, отдам ее тебе. Тогда у нас обоих будут карты с Райским островом. И в мире ни у кого не будет больше такой карты… Пока. Храни свою, как сокровище, Энн Элис. Держи в потайном месте.
Я еще не получила караты, но когда она у меня будет, я, разумеется, спрячу ее в надежном месте. Я спрячу ее в ящике вместе с дневником. Магнус не хочет, чтобы ее увидели. По-моему, он боится, что кто-то откроет остров раньше его.
Отец и мачеха знают, как обстоят дела между мной и Магнусом, однако я считаю, что они не понимают, насколько серьезны наши намерения. Подозреваю, что они считают это детским романом. Телячья любовь, так это называют. Похоже, они забывают, что мне уже восемнадцать, а Магнус старше меня на три года. Мы не дети, однако я полагаю, родителям трудно понять, что их дети взрослеют. Странно, ведь еще совсем недавно мачеха рассуждала о том, что надо устраивать для меня вечера, чтобы я могла найти себе мужа. Наверное, достойным браком они сочтут лишь тот, который устроят сами.
В последнее время здоровье отца ухудшилось. Иногда у него очень усталый вид. Мачеха очень заботится о нем. Вечно суетится вокруг него — если отец сидит в саду, и при этом дует холодный ветер, она мчится к нему с пледом, чтобы укутать ноги, а когда он ложится вздремнуть, всегда проверяет, подложил ли он подушку под спину. Отец журит ее за то, что с ним обращаются, как с инвалидом. Однако как он этим наслаждается!
Я была очень рада, когда вскоре после моего дня рождения Десмонд Фидерстоун исчез. Я боялась, что он станет болтаться по округе, подстерегая меня, когда я буду выезжать. С большим облегчением узнала, что он уехал. Я пишу обо всем этом лишь для того, чтобы оттянуть ужасный момент, когда я должна написать о страшном событии.
Фредди и я поехали в двуколке в Большой Стэнтон. Мы прекрасно провели день, зашли в мастерскую и побыли с Магнусом. Я вела двуколку домой, опьяненная счастьем. Когда мы подъехали к конюшне, нам навстречу выехал всадник.
Он придержал лошадь и поклонился в знак приветствия.
— Я правильно предположил — вы ведь мисс Мэллори? — спросил он.
Я была поражена. Он был мне смутно знаком, но я не могла припомнить, кто это. Я ответила утвердительно.
— Мне показалось, я узнал вас. Когда мы познакомились, вы были гораздо моложе.
— Теперь вспоминаю. Вы друг моего брата. Мой голос оборвался. У меня возникло ужасное предчувствие.
— Мне необходимо поговорить с вами. Могу я оставить лошадь в стойле и войти в дом?
— Что случилось? — воскликнула я. — Скажите мне теперь же. Что-то с братом? Он мрачно кивнул.
— Мы так волновались, — сказала я. — Он… умер?
— Корабль потерпел крушение далеко у побережья Австралии. Боюсь, что я один из немногих оставшихся в живых.
Только присутствие Десмонда Фидерстоуна все портило. И мне показалось, что он полон решимости остаться со мной наедине.
Как счастлива я была, что Магнус был полон такой же решимости быть рядом со мной, и с моей помощью нам удалось отбить все попытки Десмонда Фидерстоуна и держаться вместе.
Фредди отправился спать, когда ему велели. Он был очень тихим мальчиком и, как я догадалась, привык беспрекословно повиноваться всему, что ему говорили. Мне всегда становилось его жалко, и я часто раздумывала, что же за жизнь у него была с невесткой мачехи. Я никогда его об этом не спрашивала, потому что чувствовала, что мальчик очень страдает, когда его расспрашивают, и догадалась, что о той жизни он предпочел бы забыть.
Разумеется, поскольку это был мой день рождения, и у меня были свои обязанности перед гостями. Мне пришлось танцевать с одним-двумя друзьями отца. Некоторые из них были картографами с хорошей репутацией, приехавшими издалека на праздник.
Я могла говорить с ними о картах с большим знанием дела, чем прежде — и все благодаря Магнусу.
Возможно, я была несколько рассеянна, постоянно думая о том, как сбегу и снова окажусь рядом с Магнусом. И когда мне это удалось, он ждал меня, так же горя желанием быть рядом со мной, как и я — быть с ним.
А потом были те волшебные мгновения в розовом саду. Розы благоухали. Я всегда буду вспоминать этот вечер в розовом саду 21 мая 1792 года, потому что он таил в себе волшебство. Всю мою жизнь я буду его помнить.
Мы сидели рядом на плетеных стульях у стены, лицом к чугунным кованым воротам, чтобы сразу же увидеть непрошенных гостей.
Из дома доносились звуки скрипок, раздавался смех. Воздух был теплым и благоуханным.
Магнус взял мои руки и поцеловал их.
Он сказал:
— Я знал, как только увидел тебя.
— Я тоже.
— Словно что-то промелькнуло между нами… Понимание. Да? Ты создана для меня, а я — для тебя?
— Так оно и было.
— Жизнь прекрасна, По-моему, это большая редкость — такая гармония.
— Это просто бесценно.
— Так оно и будет всегда.
— Магнус, — сказала я, — что же теперь будет? Здесь ведь не твой дом.
— Да, — отозвался он. — Я приехал всего на год, может, чуть дольше. А потом я уеду домой.
— Год, — радостно сказала я. — Целый год мы будем счастливы.
— А потом, — продолжал он, — ты уедешь со мной. Мы поженимся.
— И потом будем жить счастливо. Это как в сказке.
— У нас будет много детей. Они станут работать вместе с нами. Будут открывать мир. Это прекрасная жизнь.
— Я так счастлива, — сказала я. — По-моему, ни у кого никогда не было более счастливого восемнадцатилетия. Магнус немного помолчал. А потом сказал:
— Мы отправимся вместе искать мой остров.
— Ах, да. Остров. У меня часто бывало такое ощущение, что ты хочешь рассказать мне о нем.
— Я расскажу сейчас. Этот прекрасный сад, по-моему, самое подходящее место для этого: Я так давно хотел рассказать тебе о нем. Иногда это просто как сон. Можно подумать, что я его выдумал.
— Расскажи мне. Я так хочу знать. Магнус с минуту поколебался, затем начал:
— Я был в экспедиции, составлял карту моря. Мы были уверены, что там гораздо больше островов, чем те, что были нам известны, и хотели отыскать их. По-моему, один я нашел. Я даже уверен в этом. Но давай, я все расскажу. Мы пересекали Тихий океан, огибали Сандвичевы острова, где лет за десять до того, туземцы палицами насмерть забили капитана Кука. Как описать, что значит быть в море, плыть туда, куда, возможно, никогда прежде не заплывали люди? Капитан Кук открыл так много, что я постоянно боялся, что уже ничего не осталось.
— Расскажи мне об открытом тобой острове.
— Да, я хочу, чтобы ты знала об этом. Я хочу, чтобы мы оба отправились на его поиски. Я никогда не успокоюсь окончательно, пока снова не найду его. И когда я это сделаю, я хочу, чтобы ты была рядом.
Я тронула рукой его щеку, и Магнус поймал мою руку и стал целовать ее снова и снова.
— Ты почувствуешь то же, что и я, — продолжал он. — Ты ощутишь зов моря. Оно лежит там, чтобы человечество открывало его… приручало, чтобы использовать. Какое счастье, что мы родились на этой Земле. Но я хочу рассказать тебе об острове.
— Пожалуйста, расскажи. Иногда я думаю, что тебя что-то удерживает, что ты не хочешь рассказывать. Говоришь, что расскажешь, а потом, колеблешься. Что особенного в этом острове?
— Море было спокойным, таким тихим, что даже трудно было поверить, что плывешь. А потом налетает шторм, какой даже и не снился, Энн Элис. Ты не можешь себе представить ярость урагана. Ветер похож на тысячи демонов, вопящих и вздымающих волны так, что море становится похожим на кипящий котел. Дождь, подхваченный ветром, бьет горизонтально. Кажется, буря собирается смести все, что попадается на ее пути. Какие шансы у судна выдержать в такую бурю? Я знал, что произойдет. Мы молились о чуде, но знали, что чуда не будет. Мы знали, что не выстоим перед такой яростью, и судно тоже. Я подумал, что пришел мой последний час. Как ни странно, я был спокоен и сожалел лишь о том, что никогда не открою еще неизведанные пути. Мое имя умрет вместе со мной. Моя жизнь не имела значения. Но у меня были грандиозные планы. Магеллан, Генрих-Морепроходец, Дрейк, Кук, Птолемей, Меркатор, Гондий… Я мечтал, что стану одним из них. Человеку нужно время, чтобы самоугвердиться. С тех пор я часто думал о людях, ушедших рано и так и не сумевших сделать то, о чем мечтали. И тогда я думал, что меня ждет та же участь. Море подхватило нас, как картонную коробку. Бросало го туда, то сюда. Ветер пронзительно ревел, словно разражаясь демоническим хохотом при наших мольбах, а дождь, гром и молния изматывали нас. Вот там, в бурном море корабль и разбился. Казалось, палуба ушла у нас из-под ног, части корабля разлетелись по морю обломками. Надежды больше не было. Мы потерпели крушение. Я обнаружил, что цепляюсь за какое-то бревно. Наверное, это был кусок палубы. Я был полумертв и считал, что конец мой близок. В таком море никому, не выжить.
Перед тем, как налетел шторм, я знал, где мы примерно находимся, но теперь не мог вычислить, как далеко мы ушли и куда нас забросило морем. Я не мог думать ни о чем — только о том, чтобы цепляться за мое бревно. Море швыряло его из стороны в сторону. Я погружался в вод, потом снова выплывал. Я закрыл глаза и стал ждать смерти.
Говорят, когда тонешь, перед тобой проходит вся жизнь. Вспоминаешь мелкие подробности — детство, школьные годы. Не знаю, может, я слишком отупел, чтобы вспоминать. Не помню, как я цеплялся за бревно. Однако, наверное, цеплялся, но ничего не вспомнил из прошлого. Было лишь сознание необходимости держаться за дерево — это единственное, что могло помочь мне в борьбе против ярости моря. Я был совершенно измучен тем, что меня постоянно колотило о волны и почувствовал, что сознание оставляет меня.
Открыв глаза, я обнаружил, что все изменилось. Я слышал мягкий шелест волн по песку. Дул благоуханный бриз, очень слабый. Я открыл глаза и увидел ярко-голубое небо и море, спокойное, как озеро. Каким тихим оно было, прозрачно-голубым. Позже я обнаружил, что море бывает и сияюще-зеленым. Это море казалось, было непохоже ни на одно море, где я бывал. Однако я добрался до острова, и там тоже все было по-другому.
— Стало быть, так ты и оказался на острове?
— Да, так я там и оказался. Открыв глаза, я увидел людей. Они присели на корточки невдалеке от меня — высокие мужчины, женщины и голые ребятишки, наблюдая за мной удивленными темными глазами. Их кожа была светло-коричневой, волосы — темными и очень густыми. Я заметил, что на всех были украшения, сделанные из металла, очень похожего на золото, а женщины носили вокруг шеи и лодыжек венки из цветов.
Самый крупный мужчина — я предположил, что это был вождь — подошел ко мне и сказал несколько слов, которые я не понял. Я попытался объяснить… Однако объяснений не требовалось. Мое состояние, бревно, принесшее меня к этим берегам — этого было достаточно.
Все время, пока я был там, мы общались в основном при помощи жестов, знаков и мимики. Они принесли доски, скрепленные волокнами и положили меня на них, ибо я был слишком измучен, чтобы идти. Двое мужчин отнесли меня на этом подобии носилок в какой-то дом. Позднее я понял, что это был дом вождя. Он был круглым, с соломенной крышей; пол был земляным, на нем стояли грубые скамьи. Меня осторожно положили на скамью, и несколько человек подошли, чтобы обследовать меня. Они принесли мне пищу, фрукты, каких я никогда прежде не пробовал — манго, папайю, сладкие бананы и орехи. Мне дали какой-то напиток — обжигающе горячий, от него у меня в голове все поплыло, а когда я отказался от него, мне принесли кокосового молока прямо в скорлупе. Мне было интересно, что со мной сделают. Я слышал рассказы о свирепости дикарей на далеких островах. Капитана Кука насмерть забили дубинками, когда он отправился на Сэндвичевы острова, чтобы забрать украденную лодку. Я мог бы думать об ужасной участи, которую мне готовят, но не думал. Как ни странно, но я чувствовал доброту этих людей. Они были высокими и сильными; они могли быть воинственными, однако была в них какая-то мягкость, и несмотря на свое положение и всю необычность происходящего, страха я не испытывал Я был совершенно измучен и долго проспал. Когда просыпался, я замечал, что за мной наблюдает одна пара темных глаз. Мне давали еду — кокосовое молочко и что-то еще, чего мне не доводилось пробовать, но, по-моему это называется хлебное дерево.
Я пробыл на их попечении по меньшей мере четверо суток, прежде чем полностью пришел в себя.
Когда я встал, туземцы захлопали в ладоши. Они разразились криками, а один выскочил наружу и стал бить в барабан — позже узнал, что так они собирали людей вместе. Никогда не забуду того, что произошло в последующий час. Все собрались в хижине, чтобы посмотреть на меня. Они ходили вокруг меня, трогали руками, удивляясь, как я догадываюсь, моей белой коже. С удивлением заглядывали в мои светлые глаза, но больше всего их заинтриговали мои светлые волосы.
Я не боялся их. Вот что было самое замечательное. Они обступили меня, эти высокие мужчины и женщины со сверкающими золотыми украшениями и цветами. Они могли пытать меня, убить самым зверским образом. Но мне это не приходило в голову. Лишь позже, покинув остров, я подумал об этом.
Это был счастливый народ. Они постоянно смеялись Они уселись вокруг меня на корточки, снова и снова трогая мои волосы, предлагая фрукты и скорлупу кокоса, полную молока.
Я сел рядом с вождем. Я догадался, что это вождь, поскольку на нем было больше золотых украшений, чем на других. И кроме того, у него был вид человека, облеченного властью.
Ну, вот… Таким он и был, мой остров.
— И сколько ты там пробыл?
— Не знаю. Я потерял счет времени. — Магнус обернулся ко мне. — Я должен найти его. Все было так странно. Иногда мне казалось, что такого места вообще не существует, что я его придумал.
— Но как бы ты мог это сделать?
— Нет, конечно, я не выдумал. Это невозможно. Я ведь приплыл туда.
— Расскажи еще. Расскажи мне все. Я тоже хочу стать участницей твоих приключений.
— Мы объяснялись друг с другом при помощи знаков. Я выучил несколько их слов: приходи, уходи. В таком роде. Это была процветающая община, потому что на острове было все необходимое. Рыба и фрукты в изобилии. Они выращивали какие-то злаки, я таких нигде не видел. Готовили в земляных печах в горшках, сделанных из золота, закапывая их в землю, чтобы солнечные лучи били прямо на них, а иногда в приспособлениях, похожих на сенные клети. Питались они в основном рыбой, которая в изобилии водилась в море и поймать ее не составляло труда. Одежда, которую они носили, была соткана из листьев или растительных волокон. Они жили просто, и я нигде не видел такой гармонии, как на этом острове. У них была простая вера в добро… они вместе трудились… один за всех, и все за одного… Это был рай, Энн Элис.
На острове было золото — металл, что мы зовем драгоценным, был там в таком же изобилии, что и рыба в море, и фрукты на деревьях. Его можно было увидеть в реках, на поверхности земли. Берешь горсть земли, а в ней — золото. Туземцы научились выплавлять из него ожерелья и браслеты. Полировали его и держали на солнце Полагаю, они считали, что золото вобрало в себя солнце, поэтому и пользовались им в таких количествах. Они поклонялись солнцу. Дарителю жизни. Каждое утро они наблюдали за восходом и радостно приветствовали его, и всегда бывали очень серьезны, следя за тем, как солнце садится на ночь.
— Я помню, как стоял на берегу вместе с ними, наблюдая, как огромный красный шар опускается за горизонт. Казалось, солнце исчезало внезапно. Сумерек не было. И восход там не такой, как у нас. Трудно даже поверить, что это то же самое солнце. Но я могу говорить о моем острове целую вечность.
Мне очень нравится слушать.
— Я жил с ними… Как долго? Я в самом деле не имею понятия. Я почти стал своим среди них.
— Неужели тебе не хотелось вернуться домой? К своей семье?
— Как ни странно, я о них не думал.
Казалось, они где-то в другом мире. Я забыл о своих честолюбивых стремлениях плавать по морям и открывать новые земли. Я был вполне доволен их жизнью. Я рыбачил вместе с ними, с их помощью выстроил себе дом. Я жил так же, как и они, и сознавал, что совершенно счастлив. Это трудно объяснить. По-моему, это как-то связано с врожденной добротой этих людей. Никогда бы не поверил, что на свете существует такое место.
— Почему же ты покинул его? И как ты уехал?
— Иногда мне кажется, что в этом моем приключении есть что-то мистическое. Вот почему я неохотно рассказываю об этом. Как я уже говорил, туземцы питались рыбой, в изобилии водившейся в море. Мы проводили много времени в лодках. Это были примитивные суденышки, что-то вроде каноэ. Тот день я помню хорошо. Каноэ вмещали двое человек, и мы обычно рыбачили по двое. Я часто выходил в море с одним из туземцев, чье имя по звучанию напоминало Уамгам. Мы были особыми друзьями. Он научил меня нескольким словам на своем языке, и иногда меня понимали. Я тоже научил его нескольким словам своего языка.
Ну, так вот, Уамгам и я вышли в море вместе. Солнце высоко стояло в небе, обжигая нас своими лучами. На головах у нас были соломенные шляпы. Мы не сразу принялись за рыбную ловлю. Просто шли на веслах, а потом позволили себе подрейфовать. Я помню, что обернулся и посмотрел на прекрасный, цветущий остров. Я пел песню моей страны, которая всегда приводила в восторг Уамгама. Он закрыл глаза, слушая меня. Я тоже задремал.
Когда я открыл глаза, небо заволокли тяжелые тучи. Почти стемнело. Я в тревоге разбудил Уамгама. Он в смятении оглядывался. Острова уже не было видно. Неожиданно каноэ сотряс порыв ветра.
В тропических морях штормы налетают внезапно. Пошел дождь, взревел ветер. Все повторялось снова — и в этот раз я был в хрупком каноэ. Мы не могли бороться со стихией. Нас выбросило за борт, и мы вцепились в каноэ. Неожиданно Уамгам исчез. Огромная волна подхватила каноэ и разломила надвое, взметнув в воздух. Я обнаружил, что цепляюсь за кусок дерева. Все было точно так же, как в первый раз. Смерть снова была рядом. Я подумал: это конец. Я вцепился в дерево. Я мог держаться за него так, чтобы быть на поверхности воды. Я держался. Меня бросало и трясло, и казалось чудом, что я еще могу держаться за дерево.
Это не может повториться, подумал я, разве что меня спасли ради какой-то цели. Теперь это будет конец.
Не знаю, сколько времени я пробыл в море. Все было как в тот раз — онемение, сознание покидало меня, я ждал, что меня поглотит море. Я потерял счет времени. Не знал, день стоит или ночь. Я мог только цепляться за дерево и раздумывать, не снесет ли меня очередная гигантская волна.
Ветер неожиданно стих. Море еще волновалось, но мой обломок все еще держался на воде. Небо стало ясным, солнце палило так безжалостно, что я почти молил о буре. Я плыл по тихому морю вялый, измученный… Не знаю, сколько времени.
Меня подобрал проходивший мимо корабль, но к тому времени я уже не был уверен в том, где нахожусь, и вообще в том кто я есть. Помню, как лежал в трюме того корабля, и мне давали холодное питье. По-моему, я был в бреду. И говорил об острове.
Постепенно я стал выходить из этого состояния. Меня посетил судовой врач. Он сказал, что они направляются в Роттердам и что я чудом спасся после такого испытания. Редко кому удавалось быть так близко к смерти и избежать ее. Я страдал от сильнейшего солнечного удара, голода и измождения. Однако я был молод и силен и еще до конца пути полностью оправился.
— Какое необыкновенное приключение! Представь себе, что все было бы по-другому, и ты не оказался бы сейчас здесь.
Вид у меня был такой поникший, что Магнус рассмеялся.
— Ты бы никогда не узнала меня и не горевала бы обо мне.
— Никогда не позволю тебе отправляться в путешествие без меня.
— Мы поедем вместе.
— Ты по-прежнему хочешь отправиться туда, после всего, что случилось?
— Я должен ехать. Это моя жизнь. Я чувствую, что должен открывать новые земли. Кроме того, мне надо вернуться на остров.
— Ты сможешь найти его?
— Это будет нелегко. Я говорил о нем с моряками. Они думали, что у меня бред. Остров, где дикари мягкие и ласковые, где правит любовь и дружба, где столько рыбы и фруктов, что они удовлетворяют все нужды, где люди находят золото и пользуются им для готовки. Я и впрямь бредил. И знаешь, Энн Элис, бывали времена, когда я думал, что так оно и было, что я все придумал. Понимаешь, я ведь потерпел кораблекрушение. В этом нет сомнений Меня подобрал корабль и доставил домой. Может быть, я жил этой фантазией, когда был в полусознании на плоту? Существовал ли остров только в моем воображении?
— Но ты же не мог быть все это время на плоту!
— Время оказалось коротким. На острове я не мог пробыть больше недели. Казалось, это долгое время, когда оглядываешься назад. Восход сменяется заходом. Дни казались длинными. Я не могу быть ни в чем уверен. Иногда думаю, что они правы. Вот почему я должен вернуться и отыскать остров.
— Я поеду с тобой.
— Ах, Энн Элис, я знал, что ты будешь чувствовать так же, как я. Знал с той минуты, когда мы познакомились, с первого дня Я сделал карту. Я покажу тебе. Я поместил остров туда, где, как мне кажется, он находится. Я ведь знаю, куда мы плыли. И могу примерно подсчитать, где мы были, когда налетел шторм. Так что сильно ошибиться я не могу.
— О, да, пожалуйста, покажи мне карту.
— Покажу. Магнус обнял меня и прижал к себе. А потом взял мое лицо в свои руки и поцеловал меня. Так мы и сидели несколько минут, не разжимая объятий.
А потом вдалеке я услышала слабый звук шагов, но мне ничего не хотелось — лишь бы быть рядом с Магнусом. Тишине нарушил голос:
— Я тебя не понимаю. Почему ты этого не делаешь? Это достаточно просто. Что с тобой произошло? Ты изменилась. Полюбилась легкая жизнь, да? И ты уклоняешься от сделки.
Голос принадлежал Десмонду Фидерстоуну. Он звучал резко и злобно. Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Интересно, с кем он разговаривал? С кем он мог говорить? Только с мачехой. Ну, нет, наверняка, нет. Я не могла представить себе, что кто-то осмелится говорить с ней таким тоном.
— В чем дело? — спросил Магнус.
— Мне показалось, сюда кто-то идет. Слушай. Шаги уже замирали.
— Они, по-видимому, передумали, — сказал Магнус — И оставили нас с нашим прекрасным садом.
— По-моему, нам пора возвращаться. Меня хватятся — Я с неохотой вздохнула. — Мне бы хотелось остаться здесь навсегда.
Мы снова поцеловались.
— Мы начнем строить планы, — объявил Магнус. — Завтра я покажу тебе карту острова.
И мы вместе вернулись в дом. А теперь я сижу в своей спальне, и передо мной дневник. Я так рада, что начала вести его. Я хочу запечатлеть каждую минуту этого вечера и навеки сохранить его. Это самый счастливый вечер в моей жизни.
Однако, думая о нем, время от времени я слышу, как врывается голос Десмонда Фидерстоуна. И портит мне совершенство вечера. Интересно, что он имел в виду. Это постоянно озадачивает меня, вторгается в мое счастье и вносит в совершенство слабый неприятный привкус.
30 ИЮНЯ.
Сегодня днем прибыл мистер Джеймс Кардью. По-моему, я вспоминаю о дневнике лишь тогда, когда случается что-нибудь замечательное или ужасное. Наверное, это к лучшему. Если бы я записывала события каждого дня, это бы мне решительно надоело. А так, перечитывая дневник, я заново переживаю самые яркие события — хорошие или плохие.
Прошло больше месяца с тех пор, как Магнус и я открыли друг другу свои чувства. Какой это был прекрасный месяц! Как много мы говорили! Мы строили так много планов. Было условлено, что Магнус пробудет в Англии год и в течение этого времени будет изучать наши методы. Его семья считала, что мой брат, возможно, захочет в порядке обмена познакомиться с методами семьи Перренсенов. Так оно, наверное, и было бы, будь Чарлз здесь. Отец сказал, что Чарлз захочет поехать после возвращения домой.
Магнус должен отбыть здесь свой срок. Он этого хочет. Он полностью поглощен изготовлением карт и очень интересуется нашей методикой. Мне не хочется нарушать его планы, ибо я твердо решила никогда не мешать его работе.
Так что мы строили планы. В следующем году, в начале, мы поженимся, и я уеду с ним на его родину.
Магнус много рассказывал о Норвегии — о прекрасных фиордах и горах. Он показал мне карты своей страны и место, где находится его сельский дом. Я была так счастлива. Я жила будущим. Я видела перед собой идиллию жизни. Я увижу солнце в полночь. Буду лежать в лодке во фиорде, плавать с Магнусом и ловить рыбу. Мы будем кататься верхом по лесам, а потом отправимся на поиски его острова… Вместе, всегда вместе.
Магнус показал мне карту. На ней был отмечен остров. Он назвал его Райским островом.
— Он должен быть здесь, — сказал Магнус, указывая место. — Я изучил карты этого района, однако нигде никаких упоминаний. Вот здесь, к северу находятся Сандвичевы острова, а вот тут — Таити, острова Товарищества. А мой остров может быть за много миль к северу или к югу… Не знаю. Но он есть — где-то там. Разумеется, эти острова лишь недавно открыты, и большей частью карты моря еще не составлены. Правда, замечательно? Думать о том, что нам предстоит сделать. О будущих открытиях. Я собираюсь сделать другую карту и, когда закончу, отдам ее тебе. Тогда у нас обоих будут карты с Райским островом. И в мире ни у кого не будет больше такой карты… Пока. Храни свою, как сокровище, Энн Элис. Держи в потайном месте.
Я еще не получила караты, но когда она у меня будет, я, разумеется, спрячу ее в надежном месте. Я спрячу ее в ящике вместе с дневником. Магнус не хочет, чтобы ее увидели. По-моему, он боится, что кто-то откроет остров раньше его.
Отец и мачеха знают, как обстоят дела между мной и Магнусом, однако я считаю, что они не понимают, насколько серьезны наши намерения. Подозреваю, что они считают это детским романом. Телячья любовь, так это называют. Похоже, они забывают, что мне уже восемнадцать, а Магнус старше меня на три года. Мы не дети, однако я полагаю, родителям трудно понять, что их дети взрослеют. Странно, ведь еще совсем недавно мачеха рассуждала о том, что надо устраивать для меня вечера, чтобы я могла найти себе мужа. Наверное, достойным браком они сочтут лишь тот, который устроят сами.
В последнее время здоровье отца ухудшилось. Иногда у него очень усталый вид. Мачеха очень заботится о нем. Вечно суетится вокруг него — если отец сидит в саду, и при этом дует холодный ветер, она мчится к нему с пледом, чтобы укутать ноги, а когда он ложится вздремнуть, всегда проверяет, подложил ли он подушку под спину. Отец журит ее за то, что с ним обращаются, как с инвалидом. Однако как он этим наслаждается!
Я была очень рада, когда вскоре после моего дня рождения Десмонд Фидерстоун исчез. Я боялась, что он станет болтаться по округе, подстерегая меня, когда я буду выезжать. С большим облегчением узнала, что он уехал. Я пишу обо всем этом лишь для того, чтобы оттянуть ужасный момент, когда я должна написать о страшном событии.
Фредди и я поехали в двуколке в Большой Стэнтон. Мы прекрасно провели день, зашли в мастерскую и побыли с Магнусом. Я вела двуколку домой, опьяненная счастьем. Когда мы подъехали к конюшне, нам навстречу выехал всадник.
Он придержал лошадь и поклонился в знак приветствия.
— Я правильно предположил — вы ведь мисс Мэллори? — спросил он.
Я была поражена. Он был мне смутно знаком, но я не могла припомнить, кто это. Я ответила утвердительно.
— Мне показалось, я узнал вас. Когда мы познакомились, вы были гораздо моложе.
— Теперь вспоминаю. Вы друг моего брата. Мой голос оборвался. У меня возникло ужасное предчувствие.
— Мне необходимо поговорить с вами. Могу я оставить лошадь в стойле и войти в дом?
— Что случилось? — воскликнула я. — Скажите мне теперь же. Что-то с братом? Он мрачно кивнул.
— Мы так волновались, — сказала я. — Он… умер?
— Корабль потерпел крушение далеко у побережья Австралии. Боюсь, что я один из немногих оставшихся в живых.