Страница:
Молодой маг задумался, а затем хлопнул себя по лбу.
— А ведь и правда — в Семилетней войне святоши вас крепко пощипали, — заметил он, и впервые за несколько дней несмело улыбнулся, — Стало быть, если что из гномьих святынь там попадётся, то придётся гномам и отдать?
Трент насупился, что его так легко раскусили, а затем упал в ноги.
— Ваша светлость, не прогневайтесь, да ведь как вы говорили — доброе дело сделать и заработать немного? Когда ж ещё такой случай представится — реликвии нашего народа у святош забрать и обратно вернуть?
Баронет сурово посмотрел на распластанного перед ним здоровяка-гнома, а затем приказал встать.
— Ладно, Трент, будет тебе, будет! Не знаю, чем ваши старейшины выкупать будут у меня ваши, как ты говоришь, реликвии. Но золота у меня тогда едва ли не больше будет, чем у всего вашего народа, так что не им. Подумай на досуге.
— Совсем скоро уж, — пробормотала избитая женщина, что сидела скрючившись на охапке стылой, сырой соломы в углу камеры, дабы сохранить хоть какие-то крохи тепла.
Сегодня её должны были сжечь на площади. Допрашивать или заставлять её признаваться в каких-то грехах смысла не было, а потому женщину просто попинали малость, и бросили до утра в подвал. Уж как ни измывался над ней этот проклятый инквизитор, а нет-нет, да и поглядывал с вожделением на её роскошную грудь.
«Все вы, мужики, одинаковы», — тоскливо подумала она, сплёвывая кровь, до сих пор сочащуюся из выбитого зуба, — «Чуть что — сразу по лицу. Да больно-то как, аж мозги встряхиваются да искры из глаз летят. Все вы таковы, что из моего племени, что у барона, что эти якобы святые братья. Только мои от роду чёрными были, при нашем солнце-то, как и я, а здешние под белой кожей ещё чернее душой. И чем белее снаружи, тем темнее внутри…»
Неизвестно, куда бы завели несчастную женщину подобные размышления, но её внимание привлекла густая тень под оконцем, которая как-то странно замерцала, потекла. Из сгустившегося почти до осязаемой плотности пятна темноты донёсся чей-то чих, а потом оттуда выступила донельзя знакомая фигура в знаменитом плаще, навевающем подспудную дрожь в коленях.
— А-апчхи! — баронет снова прочистил нос от пыли, попавшейся на неведомых дорогах, и огляделся, — Ага! Привет, Нгава!
Бедная повариха так удивилась, что не нашла в себе сил даже обрадоваться. Забыв о том, что прикована к вмурованному в камень кольцу, попыталась встать, но ноги не держали её и груз массивных оков. Сползя по стене обратно на солому, она только заплакала от непонятного облегчения.
Valle пренебрежительно оглядел цепи и хмыкнул. С его губ совалось какое-то заклинание, вызвавшее дикую чесотку и пупырышки на руках, но кандалы осыпались, тихо позвякивая, и тут рыдающая Нгава бросилась на шею своему спасителю.
— Ой, что делается, — женщина ещё продолжала всхлипывать. Но выплакавшись немного, она почувствовала непонятное облегчение. Баронет грустно гладил её грязные, спутанные волосы, и виновато хмурился.
Нгава подняла зарёванное лицо. Всмотрелась в такие знакомые, покрасневшие от усталости и бессонницы глаза, и с надеждой на чудо спросила.
— Правду ли говорили монахи, что весь замок пожгли, и никто не спасся?
— Да, — вздохнул Valle, горько кивнув головой, — И от города одно пепелище осталось.
Повариха опустила голову.
— Значит, правда… Выходит, ваши боги — злые боги. И нет им прощения, если они допустили такое.
Она вновь посмотрела прямо и чуть вверх.
— Ой, — подпрыгнула Нгава, — А Трент наладился с Гуго на Дальние озёра. Я святошам ничего об этом не сказала! А как вы нашли меня?
— А вот так и нашёл, — с непонятной интонацией объяснил Valle, а затем всё-таки сжалился, между разговором избавляя женщину от ножных оков и от тюремных вшей, — Только сейчас я и догадался, кто была та девица, что в потёмках тихонько прыгнула ко мне в постель сразу после моего пятнадцатилетия. И то с помощью уж очень чёрной магии…
Нгава гордо подбоченилась, и глаза её задорно блеснули в полутьме камеры.
— Ох и давно ж это было, почти семь лет. Я тогда дура была, молодая да глупая. Думала, что… а впрочем — неважно. Между прочим, наши девки в замке самым натуральным образом передрались за право вашей, баронет, первой ночи, — наябедничала она, — Только я их всех половником отдубасила. А через неделю они меня, всем скопом.
Молодой маг грустно улыбнулся, осторожно избавляя собеседницу от другой, невидимой привязи, которую навесили дотошные инквизиторы.
— Но я ни о чём не жалею, хоть и три дня пластом пролежала, — мечтательно вспоминала Нгава, чувствуя как по шее лоскочут неведомые заклинания, — Быть первой женщиной у мужчины — это великая честь…
— Странный вы народ, женщины, — проворковал Valle, нежно и осторожно распутывая колючий клубок враждебной магии, — Подержи вот тут пальцем.
Он выдернул какой-то кончик, брезгливо швырнул на сердито зашипевший пол.
— Давно уж отчаялся вас понять, — проворчал он, развеивая в воздухе какие-то серо мельтешащие ленты, — Вроде и люди, но иной раз вас понять труднее, чем эльфов или гномов. Чем думаете, не знаю. Но только не головой, хотя иной раз у вас и неплохо выходит…
— Вот и всё, объявил он наконец, закончив что-то ломать, — Пошли?
— Погодите, — Нгава всплеснула руками, — Да ведь где-то в городе Ласло ещё! Ну который сын портного. Святые отцы хотели его своему королю подарить.
— Там Гуго и егеря должны сами справиться, — кивнул Valle, и повёл женщину за собой. Однако тень, охотно принявшая в свои объятия некроманта, напрочь отказалась пропустить повариху.
— Что такое? — пробормотал он, Истинным Зрением изучая камень, из которого была сложена темница, — Ах вот оно что… славно строили святые братья…
— Послушай, — обратился баронет к поникшей Нгаве, — Здесь тебя не смогу провести даже я. Нам надо будет пробраться немного повыше и выйти в коридор. Там не может быть такой защиты.
С этими словами он вытащил и протянул ей свой острый, заточенный с обеих сторон кинжал, кои так обожают моряки, да и уголовный люд тоже, — На кухню живность всякую резала? Если что — прикрой мне спину.
— А то как же, — проворчала Нгава, поудобнее перехватывая оружие, — И кабанчиков, и телят приходилось, а уж птицы да кролей — не счесть.
Волшебник кивнул, доставая из-за спины свой длинный, хищно блеснувший меч, — Значит, крови не убоишься, и куда бить, знаешь? Представь, что это те же кабаны, только личину людскую надели…
— Не оскорбляли бы вы животных таким сравнением, — сердито буркнула женщина, — Бешеные они, все до единого, и убивать таких — значит проявлять к ним милосердие! Они ж вчера вечером целителя нашего живьём сожгли, да монашку из храма Хенноры заодно. Дескать, ложным богам служили, да Падшего призывали.
— Готова? — спросил сосредоточенный, сжатый как арбалетная пружина маг. Получив неуверенный кивок в ответ, он страшным ударом заклинания выбил неподъёмной тяжести, окованную железом и серебром дверь…
Нгаву ощутимо трясло. Хмельная сила, направлявшая её и раздававшая налево и направо точные и беспощадные удары, схлынула. И теперь, как говорят воины, её «плющил отходняк». Глядя на забрызганные кровью руки и остатки одежды, женщина с отвращением отшвырнула от себя кинжал и наконец-то разрыдалась.
Выходя из камеры, парочка нос к носу столкнулась с отрядом святых братьев и солдат, посланных за узницей. Баронет с ходу прорубил в их рядах страшную просеку, а неотступно следующая за ним Нгава не давала зайти озверевшим от крови и потерь солдатам сзади. После выхода на лестницу в верхний коридор сверху посыпались головы и дёргающиеся руки-ноги, заполнив воздух сладковато-кислым запахом.
Баронет работал мечом как отрегулированный на полные обороты ветряк, вдобавок иногда посылая вперёд то остро-блестящие, то туманно-морозные заклинания. Иногда ревел проклятия яростным голосом, спотыкаясь об обрубки тел. Ещё было слышно, как кто-то наверху командует, направляя в подвал ещё подкрепления, и дорогу по скользким, залитым кровью и внутренностями ступеням приходилось брать штурмом.
Нгава не помнила, в какой момент, её «настигла волна». Дикая, пьянящая, какая-то животная сила заполнила её. Всё вокруг вдруг стало неестественно чётким и сильно — раз в пять-семь — замедленным. Женщина усмехнулась, чёрной пантерой подныривая под неуклюжие, по-черепашьи двигающиеся клинки поджимающей сзади солдатни. Она ещё удивилась, когда её кинжал легко перерубил закованную в броню руку, словно цыплячью шейку. Перетекая меж волшебно замедлившихся солдат, она каждый раз успевала подумать, выбрать место, прицелиться.
И ударить. Разгорячённый клинок играючи кромсал доспехи и плоть, будто растаявшее масло в бумажной обёртке. Тенью порхая меж почти застывших болванов со знаками Единого на броне и одеждах, Нгава произвела среди них настоящее опустошение, походя удивляясь своей силе и скорости.
Видимо, что-то передалось и тяжко дышащему чернокнижнику, ибо он тоже стал рубить наступавших вместе с их оружием и доспехами. Шинковал, как хорошая хозяйка капусту, разбрызгивая во все стороны алые брызги. Подъём наверх показался бесконечным, но вот закончился и он. Выскочив в большую, светлую комнату, словно пара тигров, устроили и здесь самую настоящую резню среди еле двигающихся, словно осенние мухи, святых братьев в рясах и кольчугах.
— Хватит! — рявкнул баронет с бешеными, блестящими от возбуждения глазами. Одной рукой вращая мечом и не давая прохода ломящимся в дверь солдатам, он другой вытащил откуда-то пузырёк. Зубами вытащил пробку, поморщившись от вони, и щедро плеснул на пол. Сразу же повалили густые клубы дымчато-туманного пара, с каким-то морозным запахом.
Valle ухватил за руку Нгаву, радостно и возбуждённо приплясывающую от пронизывающей её Силы, и потянул в появившийся невесть откуда длинный, серо-жёлтый коридор без стен и потолка. Да и без конца, если вдуматься…
Молчаливый как обычно Гуго отмывал всё ещё дрожащую, всхлипывающую женщину в большой бадье, отчего мыльная пена сразу окрасилась в розовый цвет, а Трент с хмурым лицом, вполголоса, докладывал баронету о своей части работы, когда они вызволяли Ласло под прикрытием шума, поднятого в тюрьме.
— Снасильничали мальчишку… всю задницу порвали, мерзавцы…
Valle грустно почесал заросший подбородок и мрачно кивнул.
— Не забудь напомнить, чтобы сразу к целителю.
В это время Нгава, выйдя из бадьи на домотканый половичок, завернулась в простыню. Пристально посмотрела в глаза Гуго и, ухватив его за пояс, увлекла за собой в соседнюю комнату. Обычно её занимал только баронет, ибо все остальные помещения в двухэтажном охотничьем домике уже были битком забиты вызволенными из неволи людьми.
— Чего это она? — гном озадаченно почесал бороду, глядя им вослед.
Через несколько мигов, когда из-за двери донёсся низкий, гортанный, полный животной страсти стон, баронет ответил.
— Надо ей сейчас, понимаешь?
Трент недоумённо пожал плечами.
— Ну, я замечал, что эта чернышка на передок слаба, но чтобы так…
Valle глянул на него эдак снисходительно, и вполголоса объяснил, смущённо теребя свой кинжал.
— Видать, в роду у неё были женщины-воины. Те самые, из легенд. Как пошла она кромсать святош — глазом не уследить. Не хотел бы я против неё с оружием выйти…
— Впрочем, и с магией не рискнул бы, — доверительно добавил он.
Гном, вполне представляющий себе уровень фехтовального мастерства молодого барона, с опаской глянул на дверь, за которой события вновь покатились по тысячелетиями накатанному пути.
— Надо же — а с виду простая повариха. Ну, ежели её после такого дела отходняк плющит, то тогда дело простительное. Я, помнится, тоже, когда перевал у орков отбивали, сам не свой был. В одиночку на толпу бросался — и ничё. Зато потом…
Баронет промолчал, ожидая продолжения, но Трент не счёл нужным распространяться, что после горячки боя вытворял с орковскими женщинами. Только вздохнул, и отправился проверять посты.
— Сто двадцать семь, — закончил считать барон Дравен, вглядываясь в грязные, исхудавшие лица людей, втягивающихся в ворота его замка. Некоторые были ещё совсем детьми, но суровая печаль, исходящая от них, просто поражала.
— Да, барон, — угрюмо ответил изорванный, уставший чернокнижник, стоя рядом с ним, — Вся первая партия. Принимайте, устраивайте. А я, как мы и договаривались, отправляюсь за золотом…
Глава 22.
— А ведь и правда — в Семилетней войне святоши вас крепко пощипали, — заметил он, и впервые за несколько дней несмело улыбнулся, — Стало быть, если что из гномьих святынь там попадётся, то придётся гномам и отдать?
Трент насупился, что его так легко раскусили, а затем упал в ноги.
— Ваша светлость, не прогневайтесь, да ведь как вы говорили — доброе дело сделать и заработать немного? Когда ж ещё такой случай представится — реликвии нашего народа у святош забрать и обратно вернуть?
Баронет сурово посмотрел на распластанного перед ним здоровяка-гнома, а затем приказал встать.
— Ладно, Трент, будет тебе, будет! Не знаю, чем ваши старейшины выкупать будут у меня ваши, как ты говоришь, реликвии. Но золота у меня тогда едва ли не больше будет, чем у всего вашего народа, так что не им. Подумай на досуге.
* * *
Луч света, падающий из крохотного, зарешёченного оконца, проделанного почти под самым заплесневелым сводом, медленно опускался всё ниже и ниже.— Совсем скоро уж, — пробормотала избитая женщина, что сидела скрючившись на охапке стылой, сырой соломы в углу камеры, дабы сохранить хоть какие-то крохи тепла.
Сегодня её должны были сжечь на площади. Допрашивать или заставлять её признаваться в каких-то грехах смысла не было, а потому женщину просто попинали малость, и бросили до утра в подвал. Уж как ни измывался над ней этот проклятый инквизитор, а нет-нет, да и поглядывал с вожделением на её роскошную грудь.
«Все вы, мужики, одинаковы», — тоскливо подумала она, сплёвывая кровь, до сих пор сочащуюся из выбитого зуба, — «Чуть что — сразу по лицу. Да больно-то как, аж мозги встряхиваются да искры из глаз летят. Все вы таковы, что из моего племени, что у барона, что эти якобы святые братья. Только мои от роду чёрными были, при нашем солнце-то, как и я, а здешние под белой кожей ещё чернее душой. И чем белее снаружи, тем темнее внутри…»
Неизвестно, куда бы завели несчастную женщину подобные размышления, но её внимание привлекла густая тень под оконцем, которая как-то странно замерцала, потекла. Из сгустившегося почти до осязаемой плотности пятна темноты донёсся чей-то чих, а потом оттуда выступила донельзя знакомая фигура в знаменитом плаще, навевающем подспудную дрожь в коленях.
— А-апчхи! — баронет снова прочистил нос от пыли, попавшейся на неведомых дорогах, и огляделся, — Ага! Привет, Нгава!
Бедная повариха так удивилась, что не нашла в себе сил даже обрадоваться. Забыв о том, что прикована к вмурованному в камень кольцу, попыталась встать, но ноги не держали её и груз массивных оков. Сползя по стене обратно на солому, она только заплакала от непонятного облегчения.
Valle пренебрежительно оглядел цепи и хмыкнул. С его губ совалось какое-то заклинание, вызвавшее дикую чесотку и пупырышки на руках, но кандалы осыпались, тихо позвякивая, и тут рыдающая Нгава бросилась на шею своему спасителю.
— Ой, что делается, — женщина ещё продолжала всхлипывать. Но выплакавшись немного, она почувствовала непонятное облегчение. Баронет грустно гладил её грязные, спутанные волосы, и виновато хмурился.
Нгава подняла зарёванное лицо. Всмотрелась в такие знакомые, покрасневшие от усталости и бессонницы глаза, и с надеждой на чудо спросила.
— Правду ли говорили монахи, что весь замок пожгли, и никто не спасся?
— Да, — вздохнул Valle, горько кивнув головой, — И от города одно пепелище осталось.
Повариха опустила голову.
— Значит, правда… Выходит, ваши боги — злые боги. И нет им прощения, если они допустили такое.
Она вновь посмотрела прямо и чуть вверх.
— Ой, — подпрыгнула Нгава, — А Трент наладился с Гуго на Дальние озёра. Я святошам ничего об этом не сказала! А как вы нашли меня?
— А вот так и нашёл, — с непонятной интонацией объяснил Valle, а затем всё-таки сжалился, между разговором избавляя женщину от ножных оков и от тюремных вшей, — Только сейчас я и догадался, кто была та девица, что в потёмках тихонько прыгнула ко мне в постель сразу после моего пятнадцатилетия. И то с помощью уж очень чёрной магии…
Нгава гордо подбоченилась, и глаза её задорно блеснули в полутьме камеры.
— Ох и давно ж это было, почти семь лет. Я тогда дура была, молодая да глупая. Думала, что… а впрочем — неважно. Между прочим, наши девки в замке самым натуральным образом передрались за право вашей, баронет, первой ночи, — наябедничала она, — Только я их всех половником отдубасила. А через неделю они меня, всем скопом.
Молодой маг грустно улыбнулся, осторожно избавляя собеседницу от другой, невидимой привязи, которую навесили дотошные инквизиторы.
— Но я ни о чём не жалею, хоть и три дня пластом пролежала, — мечтательно вспоминала Нгава, чувствуя как по шее лоскочут неведомые заклинания, — Быть первой женщиной у мужчины — это великая честь…
— Странный вы народ, женщины, — проворковал Valle, нежно и осторожно распутывая колючий клубок враждебной магии, — Подержи вот тут пальцем.
Он выдернул какой-то кончик, брезгливо швырнул на сердито зашипевший пол.
— Давно уж отчаялся вас понять, — проворчал он, развеивая в воздухе какие-то серо мельтешащие ленты, — Вроде и люди, но иной раз вас понять труднее, чем эльфов или гномов. Чем думаете, не знаю. Но только не головой, хотя иной раз у вас и неплохо выходит…
— Вот и всё, объявил он наконец, закончив что-то ломать, — Пошли?
— Погодите, — Нгава всплеснула руками, — Да ведь где-то в городе Ласло ещё! Ну который сын портного. Святые отцы хотели его своему королю подарить.
— Там Гуго и егеря должны сами справиться, — кивнул Valle, и повёл женщину за собой. Однако тень, охотно принявшая в свои объятия некроманта, напрочь отказалась пропустить повариху.
— Что такое? — пробормотал он, Истинным Зрением изучая камень, из которого была сложена темница, — Ах вот оно что… славно строили святые братья…
— Послушай, — обратился баронет к поникшей Нгаве, — Здесь тебя не смогу провести даже я. Нам надо будет пробраться немного повыше и выйти в коридор. Там не может быть такой защиты.
С этими словами он вытащил и протянул ей свой острый, заточенный с обеих сторон кинжал, кои так обожают моряки, да и уголовный люд тоже, — На кухню живность всякую резала? Если что — прикрой мне спину.
— А то как же, — проворчала Нгава, поудобнее перехватывая оружие, — И кабанчиков, и телят приходилось, а уж птицы да кролей — не счесть.
Волшебник кивнул, доставая из-за спины свой длинный, хищно блеснувший меч, — Значит, крови не убоишься, и куда бить, знаешь? Представь, что это те же кабаны, только личину людскую надели…
— Не оскорбляли бы вы животных таким сравнением, — сердито буркнула женщина, — Бешеные они, все до единого, и убивать таких — значит проявлять к ним милосердие! Они ж вчера вечером целителя нашего живьём сожгли, да монашку из храма Хенноры заодно. Дескать, ложным богам служили, да Падшего призывали.
— Готова? — спросил сосредоточенный, сжатый как арбалетная пружина маг. Получив неуверенный кивок в ответ, он страшным ударом заклинания выбил неподъёмной тяжести, окованную железом и серебром дверь…
Нгаву ощутимо трясло. Хмельная сила, направлявшая её и раздававшая налево и направо точные и беспощадные удары, схлынула. И теперь, как говорят воины, её «плющил отходняк». Глядя на забрызганные кровью руки и остатки одежды, женщина с отвращением отшвырнула от себя кинжал и наконец-то разрыдалась.
Выходя из камеры, парочка нос к носу столкнулась с отрядом святых братьев и солдат, посланных за узницей. Баронет с ходу прорубил в их рядах страшную просеку, а неотступно следующая за ним Нгава не давала зайти озверевшим от крови и потерь солдатам сзади. После выхода на лестницу в верхний коридор сверху посыпались головы и дёргающиеся руки-ноги, заполнив воздух сладковато-кислым запахом.
Баронет работал мечом как отрегулированный на полные обороты ветряк, вдобавок иногда посылая вперёд то остро-блестящие, то туманно-морозные заклинания. Иногда ревел проклятия яростным голосом, спотыкаясь об обрубки тел. Ещё было слышно, как кто-то наверху командует, направляя в подвал ещё подкрепления, и дорогу по скользким, залитым кровью и внутренностями ступеням приходилось брать штурмом.
Нгава не помнила, в какой момент, её «настигла волна». Дикая, пьянящая, какая-то животная сила заполнила её. Всё вокруг вдруг стало неестественно чётким и сильно — раз в пять-семь — замедленным. Женщина усмехнулась, чёрной пантерой подныривая под неуклюжие, по-черепашьи двигающиеся клинки поджимающей сзади солдатни. Она ещё удивилась, когда её кинжал легко перерубил закованную в броню руку, словно цыплячью шейку. Перетекая меж волшебно замедлившихся солдат, она каждый раз успевала подумать, выбрать место, прицелиться.
И ударить. Разгорячённый клинок играючи кромсал доспехи и плоть, будто растаявшее масло в бумажной обёртке. Тенью порхая меж почти застывших болванов со знаками Единого на броне и одеждах, Нгава произвела среди них настоящее опустошение, походя удивляясь своей силе и скорости.
Видимо, что-то передалось и тяжко дышащему чернокнижнику, ибо он тоже стал рубить наступавших вместе с их оружием и доспехами. Шинковал, как хорошая хозяйка капусту, разбрызгивая во все стороны алые брызги. Подъём наверх показался бесконечным, но вот закончился и он. Выскочив в большую, светлую комнату, словно пара тигров, устроили и здесь самую настоящую резню среди еле двигающихся, словно осенние мухи, святых братьев в рясах и кольчугах.
— Хватит! — рявкнул баронет с бешеными, блестящими от возбуждения глазами. Одной рукой вращая мечом и не давая прохода ломящимся в дверь солдатам, он другой вытащил откуда-то пузырёк. Зубами вытащил пробку, поморщившись от вони, и щедро плеснул на пол. Сразу же повалили густые клубы дымчато-туманного пара, с каким-то морозным запахом.
Valle ухватил за руку Нгаву, радостно и возбуждённо приплясывающую от пронизывающей её Силы, и потянул в появившийся невесть откуда длинный, серо-жёлтый коридор без стен и потолка. Да и без конца, если вдуматься…
Молчаливый как обычно Гуго отмывал всё ещё дрожащую, всхлипывающую женщину в большой бадье, отчего мыльная пена сразу окрасилась в розовый цвет, а Трент с хмурым лицом, вполголоса, докладывал баронету о своей части работы, когда они вызволяли Ласло под прикрытием шума, поднятого в тюрьме.
— Снасильничали мальчишку… всю задницу порвали, мерзавцы…
Valle грустно почесал заросший подбородок и мрачно кивнул.
— Не забудь напомнить, чтобы сразу к целителю.
В это время Нгава, выйдя из бадьи на домотканый половичок, завернулась в простыню. Пристально посмотрела в глаза Гуго и, ухватив его за пояс, увлекла за собой в соседнюю комнату. Обычно её занимал только баронет, ибо все остальные помещения в двухэтажном охотничьем домике уже были битком забиты вызволенными из неволи людьми.
— Чего это она? — гном озадаченно почесал бороду, глядя им вослед.
Через несколько мигов, когда из-за двери донёсся низкий, гортанный, полный животной страсти стон, баронет ответил.
— Надо ей сейчас, понимаешь?
Трент недоумённо пожал плечами.
— Ну, я замечал, что эта чернышка на передок слаба, но чтобы так…
Valle глянул на него эдак снисходительно, и вполголоса объяснил, смущённо теребя свой кинжал.
— Видать, в роду у неё были женщины-воины. Те самые, из легенд. Как пошла она кромсать святош — глазом не уследить. Не хотел бы я против неё с оружием выйти…
— Впрочем, и с магией не рискнул бы, — доверительно добавил он.
Гном, вполне представляющий себе уровень фехтовального мастерства молодого барона, с опаской глянул на дверь, за которой события вновь покатились по тысячелетиями накатанному пути.
— Надо же — а с виду простая повариха. Ну, ежели её после такого дела отходняк плющит, то тогда дело простительное. Я, помнится, тоже, когда перевал у орков отбивали, сам не свой был. В одиночку на толпу бросался — и ничё. Зато потом…
Баронет промолчал, ожидая продолжения, но Трент не счёл нужным распространяться, что после горячки боя вытворял с орковскими женщинами. Только вздохнул, и отправился проверять посты.
— Сто двадцать семь, — закончил считать барон Дравен, вглядываясь в грязные, исхудавшие лица людей, втягивающихся в ворота его замка. Некоторые были ещё совсем детьми, но суровая печаль, исходящая от них, просто поражала.
— Да, барон, — угрюмо ответил изорванный, уставший чернокнижник, стоя рядом с ним, — Вся первая партия. Принимайте, устраивайте. А я, как мы и договаривались, отправляюсь за золотом…
Глава 22.
Резкий, обжигающе холодный северный ветер на очередном повороте вновь вцепился в трепещущий и бьющийся, словно живой, плащ. Человек, по пологой спирали карабкающийся на большой, розового гранита утёс, равнодушно осадил свою словно порывающуюся улететь одежду и всё так же молча продолжил свой путь.
С незапамятных пор на этом неприветливом, северном морском берегу высилась эта громада. Седые, старые даже по эльфийским меркам легенды говорили, что некогда в давние времена вышло на землю страшное зло. То ли могучие четырёхрукие демоны, то ли дети тёмных богов — уже толком неведомо. И столь ужасны были злодеяния их, что восстала против них сама природа. Наделила она силой одного рыцаря из долины, родом хуманса, дабы изгнал он с земли, извёл эту погань.
И пошёл на них бесстрашный воин, и беспощадно бил порождения зла. Столь велика была сила его, что дошёл он аж досюда, до северного края мира, и сбросил врагов в бездонное студёное море. Израненный и усталый, истекающий драгоценной кровью, присел он отдохнуть, ибо изнемог в битве. Да так и остался здесь навеки — боги не даровали ему смерти воина, но даровали покой хранителя земли.
С тех вот пор и высится на суровом берегу громадный утёс из розового камня, разительно схожий формой с прислонившимся к обрыву воином-великаном. Плывут ли мимо величавые эльфийские ладьи или крутобортые фрегаты хумансов — все уважительно приспускают флаги, будто честь отдают. Крикливые и шумные ватаги орков, изредка появляющиеся в этих краях, стыдливо умолкают, пробираясь мимо. И даже чайки и бесстыжие северные крачки не гнездятся на этом камне…
Чем выше поднимался человек, тем сильнее трепал его ветер, словно гневаясь на дерзкого, словно грозясь наказать посмевшего нарушить вековечный сон. Раз за разом налетала невидимая, но такая ощутимая ярость, и каждый раз бессильно уносилась прочь. Наконец, устало отдуваясь, бесстрашный одиночка завершил свой путь, оказавшись на плече дремлющего исполина. Некоторое время он стоял, глядя на замёрзшее, покрытое изломанными торосами северное море и успокаивая своё надсадное дыхание.
— Ты мне поможешь? — негромко уронил он.
Промолчал воин-великан, ничего не ответил. И было это понятнее любых слов. Впрочем, странный хуманс в чёрном ничуть не обиделся на отказ. Лишь плотнее завернулся в свой ужасный плащ, сквозь который опытный глаз разглядел бы бьющееся внутри жаркое, неукротимое пламя.
— Я ведь могу заставить тебя…
Ветер на некоторое время стих, ужаснувшись открывшейся истине. Да, этот смог бы! Мощь его, проистекающая из самых глубин подземного мрака, потрясала воображение. Но не чужд он был и светлой стороне Силы, благословенно истекающей с небес, мерцающих таинственными сполохами здесь, на крайней полуночи.
Тихо звеня, корка льда и соли осыпалась с шевельнувшихся каменных уст, и словно сама мать-земля глубоко, утробно выдохнула.
— Ты для этого слишком порядочен, чернокнижник. В этом твоя сила, и твоя же слабость.
Склонив голову, задумался дерзкий пришелец, ибо слова эти озарили что-то в его душе, где с недавних пор воцарились вечные сумерки. Да, шевелилась тьма в уголках, до поры сдерживаемая могучей волей. Но и какой-то огонёк всё же брезжил — то ли жажда мести, то ли та сила, что вечно отрывает нас от тёплого очага и гонит в дальние страны на поиски приключений…
И уже исчезал непонятный человек в сгустившемся облачке мрака, когда сквозь вой внезапно опомнившегося ветра донёсся звук. То ли квиркнула пролетевшая мимо чайка, то ли льдина лопнула. А может, безымянная лукавая сильфида, незримый дух воздуха, лениво проронила на лету.
— Ищи на Крумте Дальнем…
— Клянусь Вечностью, парень сделал правильный выбор, — выдохнул Хронос, с облегчением пряча своё излюбленное оружие — свёрнутый в клубок пучок ослепительно ярких молний.
— Бог Времени, уж не собирался ли ты вмешаться и тем самым нарушить Великое Равновесие? — насмешливо проронил присутствующий рядом Риллон. Его ослепительно сияющая аура колыхнулась в такт словам, но и в ней появились встревоженные оттенки.
— Нет, всего лишь хотел продемонстрировать, в случае чего, что мы всё видим. Последнее предупреждение, в общем, — Хронос, хитро прищурившись, глянул на Бога Солнца, — А скажи, к чему это ты сам схватился за свой клинок?
Риллон с недоумением заметил в своей руке длинное, излучающее золотой жар лезвие. Досадливо поморщившись, убрал его.
— На всякий случай, — буркнул он.
Но в глазах его плясали весёлые огоньки.
— Я только что говорил с Сетом, — продолжил он, — Тёмный бог крепко опечален, но сказал, что даже необученная ведьма способна была отразить все атаки жрецов. Что-то тут не так.
— Да, Хаос и Миллика явно перестарались, слишком щедро давая Силу своим приверженцам, — кивнул Хронос, — Я переговорю с ними. А по поводу случившегося…
Он достал свою трубку, не спеша закурил, отчего беззаботно валяющаяся рядом Ursa Major недовольно заворчала и тут же прикрыла лапой нос.
— Я в тот момент был занят, не видел. Но если хочешь, можно отмотать назад, и подробнее рассмотреть, что там произошло.
Рука Бога Времени уже протянулась было к медленно разматывающемуся клубку Нити Судеб, когда Риллон отмахнулся.
— Да ну! Если в каждую мелочь вникать и всё знать, тогда совсем никакого интереса не будет.
— Язычок попридержи, соколик, а то бороду по одной волосине выщиплю, — пристыдила гнома заглянувшая на шум Гретта. Та самая старушенция, вызвавшаяся содержать в порядке домик, где проводили недолгие часы отдыха баронские люди. Характера старая клюшка и сама была отнюдь не кроткого, и при случае безжалостно лаяла вернувшихся с охоты за порванную и пропитанную грязью одёжу. Могла даже, если барон отвернулся, и поленом поперёк спины попотчевать… Но злой, уставший и невыспавшийся гном своей бранью заставил бы покраснеть и пьяного портового грузчика.
— Доброго утречка, ваша светлость, — разом сменила тон Гретта, обратившись к вошедшему в комнату баронету. Тот был уже одет и собран, безукоризненно выбрит. И только глаза выдавали крайнюю степень усталости.
— Жёстко вы, люди с ног валятся. Вон, даже гном, уж на что крепкий — вместо быка можно в плуг впрягать, а и то никак не проснётся, — проворковала старуха и ловко опрокинула на голову шатающегося, словно пьяный, Трента ковшик ледяной воды.
Тот разом открыл глаза. Нашёл ими Гретту, в шутку замахнулся пудовым кулачищем… старушку сразу будто ветром сдуло, и уже из-за спины молодого мага зловредно донеслось.
— Во, кажись очухался, окаянный!
— В самом деле, вашсветлость, — прогудел гном уже нормальным голосом. При этом он потянулся так, что рубашка на могучей груди затрещала, а Гретта испуганно ойкнула, беспокоясь за справность одёжки, — Даже леани храпел ночью, с устатку-то. Куда гоните? Пожар, что ли…
Гуго молча пнул его в бок и подал полотенце. Скривившись, Трент размазал стекающую по лицу и бороде воду, и тоже принялся споро облачаться.
Облокотившись на стол, баронет молча жевал наваристый кулеш с гусиными шкварками, который сварганила всё успевающая старушка, и вполглаза, с непонятным выражением лица, поглядывал на своё воинство.
Молодой Лукас, оказавшийся неплохим стрелком из арбалета, тоже сноровисто работал ложкой, а Иссен, тот самый егерь-леани, уже и кольчугу свою лёгкую надел.
— Куда сегодня, господин чернокнижник? — от звуков его мелодичного голоса стыдливо примолк недрёманый сверчок, а Гретта, сердито грюкающая посудой на кухне, сразу втащила в комнату большой котелок чаю. Горячий, очень крепкий и сладкий, напиток придавал сил и бодрости, да и вкусен был необычайно.
По старинному обычаю, барон отведал первым, почмокал, затем одобрительно кивнул расцвёвшей старушке, а уж затем налили себе и остальные.
— Посоветовался я с умными людьми по поводу твоей, Трент, идеи обобрать святош. Подсказали мне кое-что полезное, не зря я с поклоном да всем почтением подошёл.
— Ничего себе, — ворчливо буркнул гном, наливая себе по второй, — Это ж перед кем вы спину гнули? Не знаю уж, и что подумать…
— Поймал на слове, поймал, — в покрасневших от недосыпа глазах молодого чернокнижника мелькнуло одобрение, — Увидите. Сегодня работаем увеличенной группой.
— Подкрепление, што ль? — Гретта озабоченно всплеснула руками, представляя, как прибавится ей работы.
— Нет, — загадочно бросил Valle, вставая из-за стола, — Группа усиления на один раз.
Быстро, но сноровисто мужчины облачились в верхнюю одежду, проверили снаряжение, и вот отряд сразу растаял в снежной круговерти…
— Ваше высочество, — ахнул Трент, вслед за остальными становясь на одно колено.
— Отставить, — весело ответил принц Ян, разрумянившийся на морозе, пока добрался сюда из недальней, но невидимой за снегопадом столицы и дожидался, пока из зарослей заснеженной лещины не выберется «группа смерти», как наполовину в шутку, наполовину всерьёз окрестили сами себя отведавшие сладостного вкуса мести.
Да и дела они проворачивали такие, что принц, засыпавший вчера вопросами своего вышедшего прямо из куста цилярии приятеля, сразу загорелся идеей поучаствовать в дерзком рейде. Valle, в принципе, был не против опытного фехтовальщика, к тому же волшебника, но поставил условие — только если одобрит супруга. Не сам факт, а моральную сторону дела. Вопрос о том, ставить ли в известность Императора, по молчаливому согласию даже не подымали.
— Ну что? — не без опаски спросил баронет, обменявшись рукопожатием с другом.
— Благословила! — счастливо улыбнулся принц. Затем, поманив рукой своего возвышающегося над ним на целую голову спутника, представил его.
— Углук, племянник барона Орка. Знатный рубака, только магию не очень жалует. Барон сказал, что ему боевой опыт нужен, но заверил — не подведёт.
Люди, стоя по колено в снегу, по достоинству оценили рост и комплекцию полуорка, а особенно его здоровенный, чёрный, полированный ятаган, до поры висящий за спиной. Valle, знакомый с ним много лет, обнял приятеля своих детских игр, и кивнул.
— Я рад, Углук, что ты с нами, — затем, спохватившись, спросил, — Амулеты от… чёрного у вас есть?
Все участники группы носили специальные защитные талисманы, проверенные и усовершенствованные молодым некромантом лично, чтобы в деле не отвлекаться на то, как бы ненароком не зацепить своих. Особенно промучились с Иссеном, на дух не переносившим магию баронета и то и дело норовившим упасть без чувств, но и ему в конце концов подобрали подходящий камушек. Легче всего пришлось Тренту, с которого как с гуся вода, скатывались и удары, и не особенно зловредные заклинания, а посему он обошёлся стандартным амулетом из кошачьей лапки.
Углук продемонстрировал такой же, как и у гнома, талисман. Зато принц Ян, очаровательно смущаясь, вытащил из-за пазухи диковинный прибор. Меж двух плоских хрустальных полусфер, вправленных в серебро, лукаво мерцал локон каштановых волос. Подержав изделие в ладонях и пошептав над ним что-то, Valle затем поднял голову.
— Эстрелла? Сразу узнал, — а затем озабоченно нахмурился, — Слишком сильный амулет. Если попадёт не в те руки…
— Не попадёт, — заверил принц, бережно пряча обратно под одежду свою защиту, — Мы тоже не просто так, не с дуба упавшие.
— Это точно, вашвысочество, — довольно осклабился гном, обрадованный мощным подкреплением и всеобщим боевым настроем. Чувствовалось по всему, что сегодня будет победа, как и обычно, да ещё какая!
— Как там донья Эстрелла? — негромко осведомился Valle, дыша на озябшие пальцы, — Всё никак не изловчусь проведать — тихари из охраны так и лютуют. Да и мага во дворец твой папенька подобрал толкового.
— Прекрасно, — нежно улыбнулся принц, — Наша будущая малышка уже толкается вовсю…
Очевидно, вспомнив кое-что, баронет отвернулся с закаменевшим лицом. Слегка побледнев, что особенно сильно было заметно на фоне разрумянившихся лиц, он с усилием выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— А мне вот не довелось…
Трент насупил брови, с притворной озабоченностью выбирая сосульки, образовавшиеся на бороде от дыхания, — Ох, вашвысочество, зря вы так бередите-то…
— Чтобы не было недоразумений, — смущённо и в то же время деловито сказал принц, — Группой командует баронет. На время… мероприятия, скажем так. Так вот — на это время я всего лишь боец и маг. Обращаться попроще, принц, или сэр.
С незапамятных пор на этом неприветливом, северном морском берегу высилась эта громада. Седые, старые даже по эльфийским меркам легенды говорили, что некогда в давние времена вышло на землю страшное зло. То ли могучие четырёхрукие демоны, то ли дети тёмных богов — уже толком неведомо. И столь ужасны были злодеяния их, что восстала против них сама природа. Наделила она силой одного рыцаря из долины, родом хуманса, дабы изгнал он с земли, извёл эту погань.
И пошёл на них бесстрашный воин, и беспощадно бил порождения зла. Столь велика была сила его, что дошёл он аж досюда, до северного края мира, и сбросил врагов в бездонное студёное море. Израненный и усталый, истекающий драгоценной кровью, присел он отдохнуть, ибо изнемог в битве. Да так и остался здесь навеки — боги не даровали ему смерти воина, но даровали покой хранителя земли.
С тех вот пор и высится на суровом берегу громадный утёс из розового камня, разительно схожий формой с прислонившимся к обрыву воином-великаном. Плывут ли мимо величавые эльфийские ладьи или крутобортые фрегаты хумансов — все уважительно приспускают флаги, будто честь отдают. Крикливые и шумные ватаги орков, изредка появляющиеся в этих краях, стыдливо умолкают, пробираясь мимо. И даже чайки и бесстыжие северные крачки не гнездятся на этом камне…
Чем выше поднимался человек, тем сильнее трепал его ветер, словно гневаясь на дерзкого, словно грозясь наказать посмевшего нарушить вековечный сон. Раз за разом налетала невидимая, но такая ощутимая ярость, и каждый раз бессильно уносилась прочь. Наконец, устало отдуваясь, бесстрашный одиночка завершил свой путь, оказавшись на плече дремлющего исполина. Некоторое время он стоял, глядя на замёрзшее, покрытое изломанными торосами северное море и успокаивая своё надсадное дыхание.
— Ты мне поможешь? — негромко уронил он.
Промолчал воин-великан, ничего не ответил. И было это понятнее любых слов. Впрочем, странный хуманс в чёрном ничуть не обиделся на отказ. Лишь плотнее завернулся в свой ужасный плащ, сквозь который опытный глаз разглядел бы бьющееся внутри жаркое, неукротимое пламя.
— Я ведь могу заставить тебя…
Ветер на некоторое время стих, ужаснувшись открывшейся истине. Да, этот смог бы! Мощь его, проистекающая из самых глубин подземного мрака, потрясала воображение. Но не чужд он был и светлой стороне Силы, благословенно истекающей с небес, мерцающих таинственными сполохами здесь, на крайней полуночи.
Тихо звеня, корка льда и соли осыпалась с шевельнувшихся каменных уст, и словно сама мать-земля глубоко, утробно выдохнула.
— Ты для этого слишком порядочен, чернокнижник. В этом твоя сила, и твоя же слабость.
Склонив голову, задумался дерзкий пришелец, ибо слова эти озарили что-то в его душе, где с недавних пор воцарились вечные сумерки. Да, шевелилась тьма в уголках, до поры сдерживаемая могучей волей. Но и какой-то огонёк всё же брезжил — то ли жажда мести, то ли та сила, что вечно отрывает нас от тёплого очага и гонит в дальние страны на поиски приключений…
И уже исчезал непонятный человек в сгустившемся облачке мрака, когда сквозь вой внезапно опомнившегося ветра донёсся звук. То ли квиркнула пролетевшая мимо чайка, то ли льдина лопнула. А может, безымянная лукавая сильфида, незримый дух воздуха, лениво проронила на лету.
— Ищи на Крумте Дальнем…
— Клянусь Вечностью, парень сделал правильный выбор, — выдохнул Хронос, с облегчением пряча своё излюбленное оружие — свёрнутый в клубок пучок ослепительно ярких молний.
— Бог Времени, уж не собирался ли ты вмешаться и тем самым нарушить Великое Равновесие? — насмешливо проронил присутствующий рядом Риллон. Его ослепительно сияющая аура колыхнулась в такт словам, но и в ней появились встревоженные оттенки.
— Нет, всего лишь хотел продемонстрировать, в случае чего, что мы всё видим. Последнее предупреждение, в общем, — Хронос, хитро прищурившись, глянул на Бога Солнца, — А скажи, к чему это ты сам схватился за свой клинок?
Риллон с недоумением заметил в своей руке длинное, излучающее золотой жар лезвие. Досадливо поморщившись, убрал его.
— На всякий случай, — буркнул он.
Но в глазах его плясали весёлые огоньки.
— Я только что говорил с Сетом, — продолжил он, — Тёмный бог крепко опечален, но сказал, что даже необученная ведьма способна была отразить все атаки жрецов. Что-то тут не так.
— Да, Хаос и Миллика явно перестарались, слишком щедро давая Силу своим приверженцам, — кивнул Хронос, — Я переговорю с ними. А по поводу случившегося…
Он достал свою трубку, не спеша закурил, отчего беззаботно валяющаяся рядом Ursa Major недовольно заворчала и тут же прикрыла лапой нос.
— Я в тот момент был занят, не видел. Но если хочешь, можно отмотать назад, и подробнее рассмотреть, что там произошло.
Рука Бога Времени уже протянулась было к медленно разматывающемуся клубку Нити Судеб, когда Риллон отмахнулся.
— Да ну! Если в каждую мелочь вникать и всё знать, тогда совсем никакого интереса не будет.
* * *
Трент, яростно матерясь, скатился с лежанки, застеленной медвежьей шкурой и, ничего не соображая спросонья, загнул такое, что даже Гуго, натягивающий в это время тёплые сапоги и душераздирающе зевающий, невольно ухмыльнулся.— Язычок попридержи, соколик, а то бороду по одной волосине выщиплю, — пристыдила гнома заглянувшая на шум Гретта. Та самая старушенция, вызвавшаяся содержать в порядке домик, где проводили недолгие часы отдыха баронские люди. Характера старая клюшка и сама была отнюдь не кроткого, и при случае безжалостно лаяла вернувшихся с охоты за порванную и пропитанную грязью одёжу. Могла даже, если барон отвернулся, и поленом поперёк спины попотчевать… Но злой, уставший и невыспавшийся гном своей бранью заставил бы покраснеть и пьяного портового грузчика.
— Доброго утречка, ваша светлость, — разом сменила тон Гретта, обратившись к вошедшему в комнату баронету. Тот был уже одет и собран, безукоризненно выбрит. И только глаза выдавали крайнюю степень усталости.
— Жёстко вы, люди с ног валятся. Вон, даже гном, уж на что крепкий — вместо быка можно в плуг впрягать, а и то никак не проснётся, — проворковала старуха и ловко опрокинула на голову шатающегося, словно пьяный, Трента ковшик ледяной воды.
Тот разом открыл глаза. Нашёл ими Гретту, в шутку замахнулся пудовым кулачищем… старушку сразу будто ветром сдуло, и уже из-за спины молодого мага зловредно донеслось.
— Во, кажись очухался, окаянный!
— В самом деле, вашсветлость, — прогудел гном уже нормальным голосом. При этом он потянулся так, что рубашка на могучей груди затрещала, а Гретта испуганно ойкнула, беспокоясь за справность одёжки, — Даже леани храпел ночью, с устатку-то. Куда гоните? Пожар, что ли…
Гуго молча пнул его в бок и подал полотенце. Скривившись, Трент размазал стекающую по лицу и бороде воду, и тоже принялся споро облачаться.
Облокотившись на стол, баронет молча жевал наваристый кулеш с гусиными шкварками, который сварганила всё успевающая старушка, и вполглаза, с непонятным выражением лица, поглядывал на своё воинство.
Молодой Лукас, оказавшийся неплохим стрелком из арбалета, тоже сноровисто работал ложкой, а Иссен, тот самый егерь-леани, уже и кольчугу свою лёгкую надел.
— Куда сегодня, господин чернокнижник? — от звуков его мелодичного голоса стыдливо примолк недрёманый сверчок, а Гретта, сердито грюкающая посудой на кухне, сразу втащила в комнату большой котелок чаю. Горячий, очень крепкий и сладкий, напиток придавал сил и бодрости, да и вкусен был необычайно.
По старинному обычаю, барон отведал первым, почмокал, затем одобрительно кивнул расцвёвшей старушке, а уж затем налили себе и остальные.
— Посоветовался я с умными людьми по поводу твоей, Трент, идеи обобрать святош. Подсказали мне кое-что полезное, не зря я с поклоном да всем почтением подошёл.
— Ничего себе, — ворчливо буркнул гном, наливая себе по второй, — Это ж перед кем вы спину гнули? Не знаю уж, и что подумать…
— Поймал на слове, поймал, — в покрасневших от недосыпа глазах молодого чернокнижника мелькнуло одобрение, — Увидите. Сегодня работаем увеличенной группой.
— Подкрепление, што ль? — Гретта озабоченно всплеснула руками, представляя, как прибавится ей работы.
— Нет, — загадочно бросил Valle, вставая из-за стола, — Группа усиления на один раз.
Быстро, но сноровисто мужчины облачились в верхнюю одежду, проверили снаряжение, и вот отряд сразу растаял в снежной круговерти…
— Ваше высочество, — ахнул Трент, вслед за остальными становясь на одно колено.
— Отставить, — весело ответил принц Ян, разрумянившийся на морозе, пока добрался сюда из недальней, но невидимой за снегопадом столицы и дожидался, пока из зарослей заснеженной лещины не выберется «группа смерти», как наполовину в шутку, наполовину всерьёз окрестили сами себя отведавшие сладостного вкуса мести.
Да и дела они проворачивали такие, что принц, засыпавший вчера вопросами своего вышедшего прямо из куста цилярии приятеля, сразу загорелся идеей поучаствовать в дерзком рейде. Valle, в принципе, был не против опытного фехтовальщика, к тому же волшебника, но поставил условие — только если одобрит супруга. Не сам факт, а моральную сторону дела. Вопрос о том, ставить ли в известность Императора, по молчаливому согласию даже не подымали.
— Ну что? — не без опаски спросил баронет, обменявшись рукопожатием с другом.
— Благословила! — счастливо улыбнулся принц. Затем, поманив рукой своего возвышающегося над ним на целую голову спутника, представил его.
— Углук, племянник барона Орка. Знатный рубака, только магию не очень жалует. Барон сказал, что ему боевой опыт нужен, но заверил — не подведёт.
Люди, стоя по колено в снегу, по достоинству оценили рост и комплекцию полуорка, а особенно его здоровенный, чёрный, полированный ятаган, до поры висящий за спиной. Valle, знакомый с ним много лет, обнял приятеля своих детских игр, и кивнул.
— Я рад, Углук, что ты с нами, — затем, спохватившись, спросил, — Амулеты от… чёрного у вас есть?
Все участники группы носили специальные защитные талисманы, проверенные и усовершенствованные молодым некромантом лично, чтобы в деле не отвлекаться на то, как бы ненароком не зацепить своих. Особенно промучились с Иссеном, на дух не переносившим магию баронета и то и дело норовившим упасть без чувств, но и ему в конце концов подобрали подходящий камушек. Легче всего пришлось Тренту, с которого как с гуся вода, скатывались и удары, и не особенно зловредные заклинания, а посему он обошёлся стандартным амулетом из кошачьей лапки.
Углук продемонстрировал такой же, как и у гнома, талисман. Зато принц Ян, очаровательно смущаясь, вытащил из-за пазухи диковинный прибор. Меж двух плоских хрустальных полусфер, вправленных в серебро, лукаво мерцал локон каштановых волос. Подержав изделие в ладонях и пошептав над ним что-то, Valle затем поднял голову.
— Эстрелла? Сразу узнал, — а затем озабоченно нахмурился, — Слишком сильный амулет. Если попадёт не в те руки…
— Не попадёт, — заверил принц, бережно пряча обратно под одежду свою защиту, — Мы тоже не просто так, не с дуба упавшие.
— Это точно, вашвысочество, — довольно осклабился гном, обрадованный мощным подкреплением и всеобщим боевым настроем. Чувствовалось по всему, что сегодня будет победа, как и обычно, да ещё какая!
— Как там донья Эстрелла? — негромко осведомился Valle, дыша на озябшие пальцы, — Всё никак не изловчусь проведать — тихари из охраны так и лютуют. Да и мага во дворец твой папенька подобрал толкового.
— Прекрасно, — нежно улыбнулся принц, — Наша будущая малышка уже толкается вовсю…
Очевидно, вспомнив кое-что, баронет отвернулся с закаменевшим лицом. Слегка побледнев, что особенно сильно было заметно на фоне разрумянившихся лиц, он с усилием выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— А мне вот не довелось…
Трент насупил брови, с притворной озабоченностью выбирая сосульки, образовавшиеся на бороде от дыхания, — Ох, вашвысочество, зря вы так бередите-то…
— Чтобы не было недоразумений, — смущённо и в то же время деловито сказал принц, — Группой командует баронет. На время… мероприятия, скажем так. Так вот — на это время я всего лишь боец и маг. Обращаться попроще, принц, или сэр.