Страница:
Глава вторая
В ПОЛКОВОМ ОРКЕСТРЕ СКРИПКА НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА
Генерал в отставке Тарас Андриевич Бульба поднялся по-военному рано. Распахнул настежь окно и принялся неторопливо, с чувством, делать гимнастику. Он наклонялся и приседал, делал махи руками, а потом пару раз поднял над головой пудовую гирю.
Мурзилка, который провёл ночь в генеральской квартире, тоже проснулся и наблюдал за действиями хозяина.
Внезапно где-то наверху раздался ликующий звериный вопль, и по воздуху запорхали бумажки, в которых без труда угадывались денежные купюры. Одна бумажка влетела через распахнутое окно прямо в комнату, и Тарас Андриевич, сделав несколько неловких хватательных движений, полез за нею под диван. Когда он вылез, лицо у него было красное, но довольное. Он аккуратно разгладил дензнак на подоконнике и высунулся на улицу.
— А набежали-то, набежали… — беззлобно проворчал он по адресу ранних прохожих. — Будто денег не видели.
Тарас Андриевич вынул из секретера жестяную коробку из-под конфет и положил в неё купюру. В коробке были другие деньги, и Мурзилке показалось это странным: если вор побывал в квартире, почему он взял женские украшения, но не тронул денег…
Зазвонил телефон.
— Слушаю! — бодро воскликнул Тарас Андриевич, но тут же состроил кислое лицо. — Эх ты, мямлик, хоть бы мать свою пожалел…
Услышав имя своего товарища, Мурзилка ахнул и поднёс лапку ко рту.
— Пороть тебя некому, а не в консерваторию… Говорил, готов был сквозь землю провалиться, дал бог племянничка… Деньги-то мать нашла? Что-что?.. Нет, я не дам. Лучше в окно разбросаю, а на это не дам. Пора из тебя мужчину делать. Поговорить — да, обещал. А чтобы из своего кармана платить за такое паскудство — это увольте. Что?.. Ничего, не потеряешь. Будешь после отбоя пилить, в умывальнике. Там, знаешь ли, акустика не хуже твоей филармонии. А утром на зарядку. Десять километров в противогазах с полной выкладкой. Вот так, чтобы родину свою сильней любил!
Племяннику, наверное, сделалось плохо, потому что трубку взяла женщина, сестра генерала Бульбы, и стала плакать.
— Ну ладно, хватит, — болезненно поморщился Тарас Андриевич. — Не надо на жалость давить. Обещал — сделаю… Сейчас перезвоню, жди.
Он дал отбой, подержал палец на кнопке, собираясь с мыслями, и набрал номер военкомата.
— Полковник Солдатенков! — откликнулись в трубке.
— Петро? — вкрадчиво заговорил Бульба. — Это я, Тарас Андриевич. На счёт люськиного охламона, скрипача этого недоделанного… Зайдёшь? В девятнадцать ноль? Жду.
Генерал дал отбой и набрал номер сестры.
— Люсенда? Короче, полтора часа на сборы — ложка, кружка, смена белья, стрижка под ноль… Ты чего? Погоди, я пошутил. Да, договорился. Он ко мне в гости придёт. Считай, что дело в шляпе. Человека из твоего мямлика не выйдет, потеряли человека, пускай уже пиликает…
Днём генерал Бульба сходил в милицию на опознание найденного в кармане у электрика Фазы колечка. Это колечко он уверенно опознал и похвалил милиционеров за успешную работу.
— Раскручивайте дальше! — сказал он, пожимая руки. — За горло его, мёртвой хваткой, пока не признается…
Мурзилка сидел у Тараса Андриевича в портфеле.
Ровно в семь к генералу пришёл в гости начальник военкомата Солдатенков. Они сидели за накрытым столом, пили, ели и даже что-то такое спели. Потом Тарас Андриевич, отводя глаза, положил на стол конверт, а Солдатенков, будто невзначай, сунул его в карман. Тарас Андриевич провожал гостя до такси и так мощно поцеловал его на прощание — что губы у начальника военкомата вытянулись в трубочку.
Ничего ровным счётом не поняв, Мурзилка отправился в редакцию.
Редактор не заметил в мурзилкином рассказе ничего особенного.
— Генерал к кражам отношения не имеет, это для меня совершенно очевидно. — сказал он. — Мямлик ни при чём. Это просто так говорят, не забивайте себе голову. Кстати, уже сутки от него нет никаких известий. Ума не приложу, куда запропастился ваш агент вместе с этой подозрительной певицей.
Мурзилка, который провёл ночь в генеральской квартире, тоже проснулся и наблюдал за действиями хозяина.
Внезапно где-то наверху раздался ликующий звериный вопль, и по воздуху запорхали бумажки, в которых без труда угадывались денежные купюры. Одна бумажка влетела через распахнутое окно прямо в комнату, и Тарас Андриевич, сделав несколько неловких хватательных движений, полез за нею под диван. Когда он вылез, лицо у него было красное, но довольное. Он аккуратно разгладил дензнак на подоконнике и высунулся на улицу.
— А набежали-то, набежали… — беззлобно проворчал он по адресу ранних прохожих. — Будто денег не видели.
Тарас Андриевич вынул из секретера жестяную коробку из-под конфет и положил в неё купюру. В коробке были другие деньги, и Мурзилке показалось это странным: если вор побывал в квартире, почему он взял женские украшения, но не тронул денег…
Зазвонил телефон.
— Слушаю! — бодро воскликнул Тарас Андриевич, но тут же состроил кислое лицо. — Эх ты, мямлик, хоть бы мать свою пожалел…
Услышав имя своего товарища, Мурзилка ахнул и поднёс лапку ко рту.
— Пороть тебя некому, а не в консерваторию… Говорил, готов был сквозь землю провалиться, дал бог племянничка… Деньги-то мать нашла? Что-что?.. Нет, я не дам. Лучше в окно разбросаю, а на это не дам. Пора из тебя мужчину делать. Поговорить — да, обещал. А чтобы из своего кармана платить за такое паскудство — это увольте. Что?.. Ничего, не потеряешь. Будешь после отбоя пилить, в умывальнике. Там, знаешь ли, акустика не хуже твоей филармонии. А утром на зарядку. Десять километров в противогазах с полной выкладкой. Вот так, чтобы родину свою сильней любил!
Племяннику, наверное, сделалось плохо, потому что трубку взяла женщина, сестра генерала Бульбы, и стала плакать.
— Ну ладно, хватит, — болезненно поморщился Тарас Андриевич. — Не надо на жалость давить. Обещал — сделаю… Сейчас перезвоню, жди.
Он дал отбой, подержал палец на кнопке, собираясь с мыслями, и набрал номер военкомата.
— Полковник Солдатенков! — откликнулись в трубке.
— Петро? — вкрадчиво заговорил Бульба. — Это я, Тарас Андриевич. На счёт люськиного охламона, скрипача этого недоделанного… Зайдёшь? В девятнадцать ноль? Жду.
Генерал дал отбой и набрал номер сестры.
— Люсенда? Короче, полтора часа на сборы — ложка, кружка, смена белья, стрижка под ноль… Ты чего? Погоди, я пошутил. Да, договорился. Он ко мне в гости придёт. Считай, что дело в шляпе. Человека из твоего мямлика не выйдет, потеряли человека, пускай уже пиликает…
Днём генерал Бульба сходил в милицию на опознание найденного в кармане у электрика Фазы колечка. Это колечко он уверенно опознал и похвалил милиционеров за успешную работу.
— Раскручивайте дальше! — сказал он, пожимая руки. — За горло его, мёртвой хваткой, пока не признается…
Мурзилка сидел у Тараса Андриевича в портфеле.
Ровно в семь к генералу пришёл в гости начальник военкомата Солдатенков. Они сидели за накрытым столом, пили, ели и даже что-то такое спели. Потом Тарас Андриевич, отводя глаза, положил на стол конверт, а Солдатенков, будто невзначай, сунул его в карман. Тарас Андриевич провожал гостя до такси и так мощно поцеловал его на прощание — что губы у начальника военкомата вытянулись в трубочку.
Ничего ровным счётом не поняв, Мурзилка отправился в редакцию.
Редактор не заметил в мурзилкином рассказе ничего особенного.
— Генерал к кражам отношения не имеет, это для меня совершенно очевидно. — сказал он. — Мямлик ни при чём. Это просто так говорят, не забивайте себе голову. Кстати, уже сутки от него нет никаких известий. Ума не приложу, куда запропастился ваш агент вместе с этой подозрительной певицей.
Глава третья
НЕУДАВШАЯСЯ РЕПЕТИЦИЯ
А Мямлик в это время находился вдали от родины и служил мылом. Однако, по порядку.
Для того, чтобы попасть в квартиру опереточной певицы Соловьёвой, Мямлик решил снова воспользоваться дельтапланом. Хотя квартира находилась в том же доме, что и редакция, пилот слегка не рассчитал в темноте, взял чуть выше — и с треском угодил в каменную стену над кухонной форточкой, в которую надеялся влететь без проблем.
Летательный аппарат сломался и рухнул вниз, а Мямлик влип в щербатую стену дома. Немного повисев и осмотревшись, он спокойно развернулся и пополз вниз. Свесившись, словно летучая мышь, головой вниз он заглянул в форточку.
На кухне возле плиты возилась хозяйка, и Мямлик подумал, что всё к лучшему. Влетев сюда на дельтаплане он сорвал бы наблюдение и вообще неизвестно, чем бы это кончилось.
И он пополз к следующему окну.
Розалия Львовна резала салат и жарила в духовке курицу. Муж её был в командировке. Он был спортсмен-штангист и часто уезжал выступать на соревнованиях. И курица, и салат, и накрытый в гостиной стол с бутылкой вина и горящей свечёй предназначались не для него. Всё это было приготовлено для гостя, а если выразится точнее, коллеги по работе.
Этого коллегу звали Орфей Игнатьевич Белугин. Они договорились встретиться, чтобы спеть дуэтом несколько партий, которые ещё не успели отшлифовать как следует в театре.
Вот раздался звонок, и в прихожей появился мужчина. Он говорил бархатным баритоном, в руках у него были цветы и бутылка шампанского.
Гость и хозяйка уселись за стол и начали ужинать. Орфей Игнатьевич, голодный после спектакля, постепенно съел один всю курицу, Розалия Львовна только несколько раз отщипнула виноград. Она полагала, что даме в присутствии мужчины есть неприлично и поужинала заранее. Говорили о пустяках.
Тем временем Мямлик методично обследовал все комнаты и обшарил все ящики. Краденых вещей в квартире не оказалось, и он уже собрался уходить, как вдруг висевшие у него за спиной гусли-самогуды заиграли. Мелодия была джазовая, танцевальная, с хорошо акцентированным ритмом.
— Потанцуем? — послышался голос гостя и сразу за тем стук двух пар каблуков по паркету.
Поведение волшебного инструмента Мямлику не понравилось.
— Что за фокусы! — удивился он, стаскивая с себя самогуды. — Неужели старикан подсунул некондиционную вещь?
Осмотрев гусли, он заметил свежую трещину в почерневшем от старости деревянном корпусе. Очевидно, инструмент повредился во время удара.
— Ну хватит, — проговорил запыхавшийся гость. — Я сегодня немного утомился на спектакле. Давайте начнём, пора уже распеваться.
Мямлик торопливо защёлкал туда-сюда выключателем, струны перестали звенеть.
— А это не у меня, это где-то у соседей, — заметила Розалия Львовна, усаживаясь за фортепьяно. — Вы готовы?
Орфей Игнатьевич прокашлялся и важно кивнул. Розалия Львовна полистала ноты и подняла пальцы над клавишами. Певец раскрыл рот, набрал воздух в лёгкие и вскинул брови. На мгновение сделалось тихо…
И вдруг гусли снова самопроизвольно заиграли. Мямлик схватился за голову. В комнате снова бойко застучали две пары каблуков.
Мямлик с трудом, кое-как, выключил звук и бросился в дальний конец квартиры, в ванную.
Следом туда же вошёл красный как рак Белугин. Он подставил голову под струю холодной воды, вытерся полотенцем, причесался на пробор и, дёрнув щекой, сказал своему отражению в зеркале:
— Нервы. Нервы.
Как только он вышел, Мямлик разыскал пустую походную мыльницу, сунул в неё предательский инструмент и захлопнул крышку.
В комнате снова начали репетировать. Но теперь Орфей Игнатьевич никак не попадал в тональность. Несколько раз Розалия Львовна играла вступление, пытаясь подстроиться, но баритон певца снова не попадал и срывался.
Тогда они перестали репетировать и решили выпить ещё вина.
— Не переживайте, мой друг, — утешала гостя хозяйка. — Не отчаивайтесь, такое случается даже с заслуженными мастерами культуры. Вы много работаете, из-за того ведёте нерегулярный образ жизни. Не хочу вас обидеть, но, случается, что и злоупотребляете… Вы артист и вы должны целиком отдавать себя публике.
— Нет, не то, — угрюмо отвечал Белугин. — Он здесь. Он где-то рядом… Он подглядывает за нами и мешает мне петь.
— Господи, да кто же?..
— Ваш муж.
— Что вы такое говорите, Орфей Игнатьевич! Его здесь нет, он в командировке, его не будет целую неделю!
— Всё равно, он здесь, его фантомы, его животная энергетика, я её чувствую…
— О да! Я вас понимаю! Теперь понимаю… Вы талант и вы тонко чувствуете. Вы видите то, чего не могут видеть другие, обыкновенные люди… Но мы можем отсюда уехать! Уехать далеко-далеко — туда, где никто не помешает развернуться вашему таланту!..
— Куда?.. — не понял Белугин.
— Способны ли вы совершить маленькое безрассудство? Как это было в юности, как в романтических сериалах?
— Что вы имеете ввиду?
— Мы сядем на самолёт и улетим. Прямо сейчас, далеко-далеко. Мы снимем номер в гостинице и будем репетировать а капелла, одни, под аккомпанемент тёплого южного моря…
— К сожалению, у меня… — Белугин похлопал по тому месту на груди, где у него, должно быть, лежал бумажник. — Вы знаете, сколь безобразно работает наша бухгалтерия…
— Расходы я беру на себя. Вам просто необходимо отдохнуть до понедельника, от этих сумасшедших перегрузок!
— Хм… Но у меня даже нет смены белья… одежды…
— Ах, возьмите мужнины тряпки. Решайтесь же, я умоляю, вам это сейчас так необходимо!..
— Ну, если вы настаиваете… пожалуй…
Через пару часов Орфей Игнатьевич и Розалия Львовна сидели в салоне комфортабельного авиалайнера и рассекали небесные просторы по направлению к юго-западу. В спортивной сумке, которая составляла весь их багаж, среди прочего, находился сотрудник Отдела репортёрских расследований газеты «Книжная правда» агент Мямлик. В спешке его захлопнули в мыльнице, приняв за кусок мыла, когда он полез туда за самогудами.
С рассветом авиалайнер приземлился на Кипре, и путешественники заняли не самый лучший номер в не самом лучшем отеле на побережье. Розалия Львовна, обладая безграничной душевной щедростью, была сильно прижимиста по мелочам.
На Кипре стояла невыносимая жара, градусов сорок. Кондиционер в номере не работал, и Орфей Игнатьевич сразу полез под душ. С водой, как оказалось, здесь тоже обстояло не лучшим образом: из всех своих дырочек душ одарил его только двумя тоненькими струйками.
Жадно подставив лицо под эти струйки, Орфей Игнатьевич нащупал мыльницу и достал из неё Мямлика. За время пути, в жаре и тряске, Мямлик принял в точности ту самую форму, в которой его стиснули — то есть, форму правильного, округлого куска мыла. Самогуды он успел обхватить ручками и ножками; вжавшись внутрь, они стали совершенно незаметны и защищены от доступа влаги.
Орфей Игнатьевич интенсивно водил по своему телу Мямликом и фыркал от удовольствия. Время от времени самогуды включались «под сурдинку», и тогда Белугин начинал притоптывать ногой и приятным голосом напевать знакомую мелодию без слов. Здесь, на Кипре, гусли упорно наигрывали одну и ту же музыкальную тему — «Сиртаки». В Москве их репертуар был абсолютно непредсказуем.
— А что это у вас за мыло, Розалия Львовна? — поинтересовался Орфей Игнатьевич, выходя из душа. — Почти совершенно не мылится, но при этом замечательно моет тело. Главное, что расходы при этом сводятся буквально к минимуму.
— Это, наверное, Федечки моего мыло, — отвечала Розалия Львовна. — Им всегда из Института здоровья присылают что-то особенное. Чтобы результаты показывали.
— Знаете, коллега, я теперь так замечательно себя чувствую, что тоже, кажется, покажу очень хорошие результаты.
Всю первую половину дня коллеги успешно репетировали дуэты, а после отправились на пляж. Однако не вынесли жары и вернулись. Белугин до вечера спал, похрапывая разинутым ртом, а если просыпался, освежался под душем, нахваливая экономичное мыло. Розалия Львовна, откинувшись в кресле, дремала или обмахивала себя дамским журналом.
Ночью в воздухе повисла такая тяжёлая и липкая духота, что спать стало совершенно невозможно. Дождавшись первых лучей солнца, путешественники поменяли себе обратные билеты и поехали в аэропорт.
В два часа дня они приземлились в Шереметьево, а в три подкатили к дому.
— Здравствуйте, Варвара Степановна, — поздоровалась с консьержкой Соловьёва.
— Здравствуйте! — расплылась та в сладенькой улыбке. — Здравствуйте-здравствуйте, — повторила она уже совсем по-другому, злобно глядя вслед поднимавшейся к лифту парочке. — Что б он прибил вас сейчас обоих, развратники…
И Варвара Степановна потянулась к телефону.
— Какое интересное лицо у этой дамы внизу, — сказал Белугин в кабине лифта. — Глаза такие особенные, как у ведьмы. Наверное, в молодости сводила с ума мужчин.
— Это вы про нашу консьержку? Да, действительно, сводила в каком-то смысле. И не только мужчин. Она работала гипнотизёршей в цирке. Может быть, вы даже помните — по всему городу были такие афиши: АТТРАКЦИОН «УДАВ И КРОЛИКИ». Она смотрела, а все делали, что она хотела — кто лаял по-собачьи, а кто вдруг по-французски начинал лопотать или на фортепьяно…
В этот момент в сумке началась отчаянная возня, а самогуды многозначительно сыграли бетховенское «та-да-да-да-а-а». Но из-за громкого гудения лифта никто ничего не расслышал.
— Вот как? — удивился Белугин. — Хотел бы и я обладать такими способностями. Тоже, знаете ли, в некотором роде… гипнотизировать.
— Но ведь вы, дорогуша, и без того ими почти обладаете… — голос у Розалии Львовны сделался грудным, она обняла своего кумира и неожиданно впилась в него губами.
— Не надо… — зашептал тот испуганно. — Могут увидеть, сейчас откроются двери…
И двери открылись.
А на площадке стоял муж Розалии Львовны, чемпион города по поднятию штанги.
— Федя? — беззвучно пискнула певица. От испуга она разом потеряла свой голос.
— А это кто? — вопросил Федя пароходной трубой. — И почему он в моих шортах?!
Орфей Игнатьевич всхрипнул и потерял сознание.
Для того, чтобы попасть в квартиру опереточной певицы Соловьёвой, Мямлик решил снова воспользоваться дельтапланом. Хотя квартира находилась в том же доме, что и редакция, пилот слегка не рассчитал в темноте, взял чуть выше — и с треском угодил в каменную стену над кухонной форточкой, в которую надеялся влететь без проблем.
Летательный аппарат сломался и рухнул вниз, а Мямлик влип в щербатую стену дома. Немного повисев и осмотревшись, он спокойно развернулся и пополз вниз. Свесившись, словно летучая мышь, головой вниз он заглянул в форточку.
На кухне возле плиты возилась хозяйка, и Мямлик подумал, что всё к лучшему. Влетев сюда на дельтаплане он сорвал бы наблюдение и вообще неизвестно, чем бы это кончилось.
И он пополз к следующему окну.
Розалия Львовна резала салат и жарила в духовке курицу. Муж её был в командировке. Он был спортсмен-штангист и часто уезжал выступать на соревнованиях. И курица, и салат, и накрытый в гостиной стол с бутылкой вина и горящей свечёй предназначались не для него. Всё это было приготовлено для гостя, а если выразится точнее, коллеги по работе.
Этого коллегу звали Орфей Игнатьевич Белугин. Они договорились встретиться, чтобы спеть дуэтом несколько партий, которые ещё не успели отшлифовать как следует в театре.
Вот раздался звонок, и в прихожей появился мужчина. Он говорил бархатным баритоном, в руках у него были цветы и бутылка шампанского.
Гость и хозяйка уселись за стол и начали ужинать. Орфей Игнатьевич, голодный после спектакля, постепенно съел один всю курицу, Розалия Львовна только несколько раз отщипнула виноград. Она полагала, что даме в присутствии мужчины есть неприлично и поужинала заранее. Говорили о пустяках.
Тем временем Мямлик методично обследовал все комнаты и обшарил все ящики. Краденых вещей в квартире не оказалось, и он уже собрался уходить, как вдруг висевшие у него за спиной гусли-самогуды заиграли. Мелодия была джазовая, танцевальная, с хорошо акцентированным ритмом.
— Потанцуем? — послышался голос гостя и сразу за тем стук двух пар каблуков по паркету.
Поведение волшебного инструмента Мямлику не понравилось.
— Что за фокусы! — удивился он, стаскивая с себя самогуды. — Неужели старикан подсунул некондиционную вещь?
Осмотрев гусли, он заметил свежую трещину в почерневшем от старости деревянном корпусе. Очевидно, инструмент повредился во время удара.
— Ну хватит, — проговорил запыхавшийся гость. — Я сегодня немного утомился на спектакле. Давайте начнём, пора уже распеваться.
Мямлик торопливо защёлкал туда-сюда выключателем, струны перестали звенеть.
— А это не у меня, это где-то у соседей, — заметила Розалия Львовна, усаживаясь за фортепьяно. — Вы готовы?
Орфей Игнатьевич прокашлялся и важно кивнул. Розалия Львовна полистала ноты и подняла пальцы над клавишами. Певец раскрыл рот, набрал воздух в лёгкие и вскинул брови. На мгновение сделалось тихо…
И вдруг гусли снова самопроизвольно заиграли. Мямлик схватился за голову. В комнате снова бойко застучали две пары каблуков.
Мямлик с трудом, кое-как, выключил звук и бросился в дальний конец квартиры, в ванную.
Следом туда же вошёл красный как рак Белугин. Он подставил голову под струю холодной воды, вытерся полотенцем, причесался на пробор и, дёрнув щекой, сказал своему отражению в зеркале:
— Нервы. Нервы.
Как только он вышел, Мямлик разыскал пустую походную мыльницу, сунул в неё предательский инструмент и захлопнул крышку.
В комнате снова начали репетировать. Но теперь Орфей Игнатьевич никак не попадал в тональность. Несколько раз Розалия Львовна играла вступление, пытаясь подстроиться, но баритон певца снова не попадал и срывался.
Тогда они перестали репетировать и решили выпить ещё вина.
— Не переживайте, мой друг, — утешала гостя хозяйка. — Не отчаивайтесь, такое случается даже с заслуженными мастерами культуры. Вы много работаете, из-за того ведёте нерегулярный образ жизни. Не хочу вас обидеть, но, случается, что и злоупотребляете… Вы артист и вы должны целиком отдавать себя публике.
— Нет, не то, — угрюмо отвечал Белугин. — Он здесь. Он где-то рядом… Он подглядывает за нами и мешает мне петь.
— Господи, да кто же?..
— Ваш муж.
— Что вы такое говорите, Орфей Игнатьевич! Его здесь нет, он в командировке, его не будет целую неделю!
— Всё равно, он здесь, его фантомы, его животная энергетика, я её чувствую…
— О да! Я вас понимаю! Теперь понимаю… Вы талант и вы тонко чувствуете. Вы видите то, чего не могут видеть другие, обыкновенные люди… Но мы можем отсюда уехать! Уехать далеко-далеко — туда, где никто не помешает развернуться вашему таланту!..
— Куда?.. — не понял Белугин.
— Способны ли вы совершить маленькое безрассудство? Как это было в юности, как в романтических сериалах?
— Что вы имеете ввиду?
— Мы сядем на самолёт и улетим. Прямо сейчас, далеко-далеко. Мы снимем номер в гостинице и будем репетировать а капелла, одни, под аккомпанемент тёплого южного моря…
— К сожалению, у меня… — Белугин похлопал по тому месту на груди, где у него, должно быть, лежал бумажник. — Вы знаете, сколь безобразно работает наша бухгалтерия…
— Расходы я беру на себя. Вам просто необходимо отдохнуть до понедельника, от этих сумасшедших перегрузок!
— Хм… Но у меня даже нет смены белья… одежды…
— Ах, возьмите мужнины тряпки. Решайтесь же, я умоляю, вам это сейчас так необходимо!..
— Ну, если вы настаиваете… пожалуй…
Через пару часов Орфей Игнатьевич и Розалия Львовна сидели в салоне комфортабельного авиалайнера и рассекали небесные просторы по направлению к юго-западу. В спортивной сумке, которая составляла весь их багаж, среди прочего, находился сотрудник Отдела репортёрских расследований газеты «Книжная правда» агент Мямлик. В спешке его захлопнули в мыльнице, приняв за кусок мыла, когда он полез туда за самогудами.
С рассветом авиалайнер приземлился на Кипре, и путешественники заняли не самый лучший номер в не самом лучшем отеле на побережье. Розалия Львовна, обладая безграничной душевной щедростью, была сильно прижимиста по мелочам.
На Кипре стояла невыносимая жара, градусов сорок. Кондиционер в номере не работал, и Орфей Игнатьевич сразу полез под душ. С водой, как оказалось, здесь тоже обстояло не лучшим образом: из всех своих дырочек душ одарил его только двумя тоненькими струйками.
Жадно подставив лицо под эти струйки, Орфей Игнатьевич нащупал мыльницу и достал из неё Мямлика. За время пути, в жаре и тряске, Мямлик принял в точности ту самую форму, в которой его стиснули — то есть, форму правильного, округлого куска мыла. Самогуды он успел обхватить ручками и ножками; вжавшись внутрь, они стали совершенно незаметны и защищены от доступа влаги.
Орфей Игнатьевич интенсивно водил по своему телу Мямликом и фыркал от удовольствия. Время от времени самогуды включались «под сурдинку», и тогда Белугин начинал притоптывать ногой и приятным голосом напевать знакомую мелодию без слов. Здесь, на Кипре, гусли упорно наигрывали одну и ту же музыкальную тему — «Сиртаки». В Москве их репертуар был абсолютно непредсказуем.
— А что это у вас за мыло, Розалия Львовна? — поинтересовался Орфей Игнатьевич, выходя из душа. — Почти совершенно не мылится, но при этом замечательно моет тело. Главное, что расходы при этом сводятся буквально к минимуму.
— Это, наверное, Федечки моего мыло, — отвечала Розалия Львовна. — Им всегда из Института здоровья присылают что-то особенное. Чтобы результаты показывали.
— Знаете, коллега, я теперь так замечательно себя чувствую, что тоже, кажется, покажу очень хорошие результаты.
Всю первую половину дня коллеги успешно репетировали дуэты, а после отправились на пляж. Однако не вынесли жары и вернулись. Белугин до вечера спал, похрапывая разинутым ртом, а если просыпался, освежался под душем, нахваливая экономичное мыло. Розалия Львовна, откинувшись в кресле, дремала или обмахивала себя дамским журналом.
Ночью в воздухе повисла такая тяжёлая и липкая духота, что спать стало совершенно невозможно. Дождавшись первых лучей солнца, путешественники поменяли себе обратные билеты и поехали в аэропорт.
В два часа дня они приземлились в Шереметьево, а в три подкатили к дому.
— Здравствуйте, Варвара Степановна, — поздоровалась с консьержкой Соловьёва.
— Здравствуйте! — расплылась та в сладенькой улыбке. — Здравствуйте-здравствуйте, — повторила она уже совсем по-другому, злобно глядя вслед поднимавшейся к лифту парочке. — Что б он прибил вас сейчас обоих, развратники…
И Варвара Степановна потянулась к телефону.
— Какое интересное лицо у этой дамы внизу, — сказал Белугин в кабине лифта. — Глаза такие особенные, как у ведьмы. Наверное, в молодости сводила с ума мужчин.
— Это вы про нашу консьержку? Да, действительно, сводила в каком-то смысле. И не только мужчин. Она работала гипнотизёршей в цирке. Может быть, вы даже помните — по всему городу были такие афиши: АТТРАКЦИОН «УДАВ И КРОЛИКИ». Она смотрела, а все делали, что она хотела — кто лаял по-собачьи, а кто вдруг по-французски начинал лопотать или на фортепьяно…
В этот момент в сумке началась отчаянная возня, а самогуды многозначительно сыграли бетховенское «та-да-да-да-а-а». Но из-за громкого гудения лифта никто ничего не расслышал.
— Вот как? — удивился Белугин. — Хотел бы и я обладать такими способностями. Тоже, знаете ли, в некотором роде… гипнотизировать.
— Но ведь вы, дорогуша, и без того ими почти обладаете… — голос у Розалии Львовны сделался грудным, она обняла своего кумира и неожиданно впилась в него губами.
— Не надо… — зашептал тот испуганно. — Могут увидеть, сейчас откроются двери…
И двери открылись.
А на площадке стоял муж Розалии Львовны, чемпион города по поднятию штанги.
— Федя? — беззвучно пискнула певица. От испуга она разом потеряла свой голос.
— А это кто? — вопросил Федя пароходной трубой. — И почему он в моих шортах?!
Орфей Игнатьевич всхрипнул и потерял сознание.
Часть четвёртая
ГДЕ БЫЛА СОБАКА ЗАРЫТА
Глава первая
ЗАМЕДЛЕННОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ
Известий от Мямлика не поступило, и редактор начал оперативное совещание без него.
— Товарищи, — заговорил он с печалью в голосе, — мы провели большую работу и ничего не добились. Единственную реальную улику в этом деле раздобыли не мы, а сотрудники милиции. Я имею ввиду изъятое у электрика Фазы колечко и опознанное генералом Бульбой как принадлежащее его супруге. Однако я полагаю, что Фаза к квартирным кражам непричастен. Каким же образом колечко попало к нему в карман? Товарищ Шустрик, давайте внимательно посмотрим видеозапись вашего наблюдения за объектом с самого начала…
Шустрик обрадовано кивнул, воткнул себе в живот штекер, и на экране редакторского компьютера появилось изображение.
Вот Фаза вышел из лифта, сбежал по ступенькам, облокотился о стойку консьержки и затянул разговор. «…Прибедняется! Пенсия будто бы маленькая, а у самой Крамской на стене висит в подлиннике. — Музею! Да будто бы у нас в музеях картин мало! — Говорит, что в квартире такую ценную вещь хранить опасается. — Давайте я вам воротник поправлю…»
— Стоп!! — крикнули разом Мурзилка и Буквоедов. — Назад! Медленно — последнюю — фразу. На её руку смотрите!..
Шустрик послушно вернул изображение и пустил его снова, в замедленном воспроизведении. Теперь и он тоже отчётливо увидел, как из пальцев Варвары Степановны — в тот момент, когда она умильно смотрела в глаза электрика и поправляла ему воротник — выскользнуло колечко с камешком.
Буквоедов победоносно откинулся в кресле и снял очки.
— А это ещё не всё… — послышался снизу знакомый голос.
На полу, в дверях кабинета, стоял Мямлик. Он ещё не окончательно принял свою естественную форму и в общих чертах смахивал на бывший в употреблении кусок мыла.
— Товарищи, — заговорил он с печалью в голосе, — мы провели большую работу и ничего не добились. Единственную реальную улику в этом деле раздобыли не мы, а сотрудники милиции. Я имею ввиду изъятое у электрика Фазы колечко и опознанное генералом Бульбой как принадлежащее его супруге. Однако я полагаю, что Фаза к квартирным кражам непричастен. Каким же образом колечко попало к нему в карман? Товарищ Шустрик, давайте внимательно посмотрим видеозапись вашего наблюдения за объектом с самого начала…
Шустрик обрадовано кивнул, воткнул себе в живот штекер, и на экране редакторского компьютера появилось изображение.
Вот Фаза вышел из лифта, сбежал по ступенькам, облокотился о стойку консьержки и затянул разговор. «…Прибедняется! Пенсия будто бы маленькая, а у самой Крамской на стене висит в подлиннике. — Музею! Да будто бы у нас в музеях картин мало! — Говорит, что в квартире такую ценную вещь хранить опасается. — Давайте я вам воротник поправлю…»
— Стоп!! — крикнули разом Мурзилка и Буквоедов. — Назад! Медленно — последнюю — фразу. На её руку смотрите!..
Шустрик послушно вернул изображение и пустил его снова, в замедленном воспроизведении. Теперь и он тоже отчётливо увидел, как из пальцев Варвары Степановны — в тот момент, когда она умильно смотрела в глаза электрика и поправляла ему воротник — выскользнуло колечко с камешком.
Буквоедов победоносно откинулся в кресле и снял очки.
— А это ещё не всё… — послышался снизу знакомый голос.
На полу, в дверях кабинета, стоял Мямлик. Он ещё не окончательно принял свою естественную форму и в общих чертах смахивал на бывший в употреблении кусок мыла.
Глава вторая
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ УДАВА
Наступил вечер, консьержка Варвара Степановна зажгла на своём посту лампу с зелёным абажуром. Она делала вид, что листает газету, а на самом деле косила глазами в сторону улицы, будто паук, поджидающий добычу в своей засаде.
И вот на пороге появилась пенсионерка Чумичкина из сорок пятой квартиры. Консьержка встала и подалась вперёд.
— Прогулялись, Прасковья Ниловна? — залебезила она с улыбочкой. — Булочки, хлебушка купили?..
— Купила, купила, Варвара Степановна, — отвечала пенсионерка. — Спокойной ночи вам отдежурить.
— Одну минуточку, Прасковья Ниловна, а вот посмотрите, что это мне в глаз вот сюда попало…
Чумичкина перегнулась через барьер, заглянула консьержке в глаза… и вдруг застыла в этой неловкой позе, будто брошенный как попало пластмассовый манекен.
У Варвары Степановны лицо сделалось злое и нехорошее.
— Слышишь меня? — прошептала она.
— Слышу… — слабо и безжизненно отозвалась пенсионерка.
— Иди к себе, сними со стены картину и принеси. Да так, чтобы никто не видел.
— Хорошо…
Чумичкина, вытянув перед собой руки, зашагала к лифту. Консьержка встала, прошлась туда-сюда и задымила папиросой.
Прошло несколько минут. Вот лифт снова загудел, Прасковья Ниловна вышла и приблизилась к консьержке. Протянула ей картину. Та посмотрела на подпись через лупу, спрятала картину под стойку и, пристально глядя в глаза своей жертве, зашептала:
— Теперь иди домой и ложись спать. О том, что было, не вспомнишь.
— Не вспомню…
— Иди.
Чумичкина повернулась, зашагала к лифту… но в этот момент на площадке вдруг вспыхнул яркий свет и со всех сторон, откуда ни возьмись, повыскакивали милиционеры. В парадную вошёл возглавлявший следствие милицейский полковник Тугоухов и объявил:
— Гражданка Кио Варвара Степановна, вы арестованы по обвинению в кражах, отягощённых опасными гипнотическими манипуляциями с человеческой психикой. Вы полностью изобличены и будете наказаны по всей строгости закона.
Консьержка стала бледной как привидение и опустилась на стул. На руках у неё защёлкнулись наручники.
Милицейский полковник повернулся к пенсионерке Чумичкиной:
— Прасковья Ниловна, теперь вы можете снять защитные антигипнотические очки которые мы попросили вас надеть специально для проведения этого следственного эксперимента. От имени всего Главного управления милиции благодарю вас за помощь, оказанную в этом необычном деле.
Прасковья Ниловна вернула защитные очки, надела свои собственные и улыбнулась.
— А вас, господин Буквоедов, мы просим оказать нам ещё одну услугу и быть понятым во время обыска в квартире этой полностью изобличённой женщины.
Выплывший откуда-то из темноты Буквоедов солидно кивнул.
И вот на пороге появилась пенсионерка Чумичкина из сорок пятой квартиры. Консьержка встала и подалась вперёд.
— Прогулялись, Прасковья Ниловна? — залебезила она с улыбочкой. — Булочки, хлебушка купили?..
— Купила, купила, Варвара Степановна, — отвечала пенсионерка. — Спокойной ночи вам отдежурить.
— Одну минуточку, Прасковья Ниловна, а вот посмотрите, что это мне в глаз вот сюда попало…
Чумичкина перегнулась через барьер, заглянула консьержке в глаза… и вдруг застыла в этой неловкой позе, будто брошенный как попало пластмассовый манекен.
У Варвары Степановны лицо сделалось злое и нехорошее.
— Слышишь меня? — прошептала она.
— Слышу… — слабо и безжизненно отозвалась пенсионерка.
— Иди к себе, сними со стены картину и принеси. Да так, чтобы никто не видел.
— Хорошо…
Чумичкина, вытянув перед собой руки, зашагала к лифту. Консьержка встала, прошлась туда-сюда и задымила папиросой.
Прошло несколько минут. Вот лифт снова загудел, Прасковья Ниловна вышла и приблизилась к консьержке. Протянула ей картину. Та посмотрела на подпись через лупу, спрятала картину под стойку и, пристально глядя в глаза своей жертве, зашептала:
— Теперь иди домой и ложись спать. О том, что было, не вспомнишь.
— Не вспомню…
— Иди.
Чумичкина повернулась, зашагала к лифту… но в этот момент на площадке вдруг вспыхнул яркий свет и со всех сторон, откуда ни возьмись, повыскакивали милиционеры. В парадную вошёл возглавлявший следствие милицейский полковник Тугоухов и объявил:
— Гражданка Кио Варвара Степановна, вы арестованы по обвинению в кражах, отягощённых опасными гипнотическими манипуляциями с человеческой психикой. Вы полностью изобличены и будете наказаны по всей строгости закона.
Консьержка стала бледной как привидение и опустилась на стул. На руках у неё защёлкнулись наручники.
Милицейский полковник повернулся к пенсионерке Чумичкиной:
— Прасковья Ниловна, теперь вы можете снять защитные антигипнотические очки которые мы попросили вас надеть специально для проведения этого следственного эксперимента. От имени всего Главного управления милиции благодарю вас за помощь, оказанную в этом необычном деле.
Прасковья Ниловна вернула защитные очки, надела свои собственные и улыбнулась.
— А вас, господин Буквоедов, мы просим оказать нам ещё одну услугу и быть понятым во время обыска в квартире этой полностью изобличённой женщины.
Выплывший откуда-то из темноты Буквоедов солидно кивнул.
Глава третья
ДЕЛО ЗАКРЫТО
Мастодонт Сидорович вернулся в редакцию поздней ночью. Мурзилка, Шустрик и Мямлик его ждали. Заварив себе кофейку, Буквоедов подсадил человечков на письменный стол и подвёл итог следствию, выстроив события последнего времени в единую логическую цепочку.
— Во время обыска у консьержки были найдены все похищенные деньги и ценности. Их приносили сами потерпевшие, будучи загипнотизированными её взглядом. Именно поэтому на неё ни разу не пало подозрение — ведь она безотлучно находилась на своём посту, у всех на виду. У неё дома и сейчас висит цирковая афиша того самого аттракциона, во время которого она гипнотизировала выходивших на арену зрителей. По всей видимости, на какое-то время ей удалось загипнотизировать даже одного известного фокусника, фамилию которого она оставила себе после скорого развода и которая послужила ей отличной торговой маркой. После того, как министерство здравоохранения запретило подобные аттракционы, гражданка Кио осталась не у дел, без средств к существованию. Она стала злобной и мстительной. Своих будущих жертв она выбирала не по признакам материальной обеспеченности, а почти всегда из-за личной неприязни. Так, например, «новый русский» коммерсант господин Штокбант имел привычку при входе в парадную выбрасывать горящий окурок прямо на пол. Певица Соловьёва слишком поздно возвращалась домой после спектаклей, когда консьержка уже спала, закрывшись изнутри. Генерал Бульба, у которого как у всех людей с погонами мозги немножко набекрень, относился к ней как к солдату первогодке. Требовал, например, чтобы она вытирала пыль за батареями. Кстати говоря, в случае с генералом, Варвара Степановна проявила чисто женское коварство, заставив его принести не свои деньги и ценности, а только те, которые принадлежали его супруге. Вы понимаете?..
Мурзилка кивнул, Шустрик помотал головой, Мямлик хлопнул пузырь.
— На протяжении многих лет, — продолжал Буквоедов, — гражданка Кио регулярно меняла место работы, всякий раз подавая заявление об уходе сразу после или незадолго до случившейся в доме кражи. Вот и сейчас она уже успела подать заявление об уходе по собственному желанию. Я присутствовал во время обыска в её квартире: все похищенные деньги и ценности найдены. Всё кончено, товарищи, — улыбнулся редактор, — преступник пойман, вина его доказана. Теперь никому уже не придёт в голову ломать стену нашей редакции в поисках вора.
— Ура, — сказали человечки.
— Должен отметить, что первым и решающим ключом к разгадке этого преступления послужила видеозапись агента Шустрика.
От радостного волнения Шустрик задёргался и завертелся.
— Хорошо проявил себя также и агент Мямлик, который сделал правильные умозаключения из подслушанного в лифте разговора.
Мямлик переступил с ноги на ногу.
— А от вас, товарищ Мурзилка, мы ждём как всегда блестящего и содержательного репортажа об этом деле, — закончил Буквоедов.
Мурзилка послушно кивнул.
Через неделю свежий оттиск газеты был вывешен в коридоре. Столпившись, перед ним стояли книжные человечки. Редактор попросил Мурзилку зайти к нему в кабинет.
— Мне только что звонили оттуда, — Буквоедов многозначительно поднял глаза к потолку, — и высказали однозначное одобрение нашим действиям. Ваша статья произвела впечатление. Возможно… мне обещали… Тираж газеты будет утроен.
— Я рад, — сказал Мурзилка.
— Неплохо, неплохо… Лично у меня к вам только одно замечание по тексту. Четвёртая часть вашего, с позволения сказать, детективного труда носит название «Где была собака зарыта». Это показалось мне странным. Что за собака? Откуда собака? Разве была там какая-нибудь собака?..
— Это только так говорят, — пояснил Мурзилка. — В чём разгадка фокуса.
— Фокуса!.. Да уж, фокус был на уровне, будьте-нате, — согласился редактор. — Но вы этот заголовочек всё-таки поменяйте…
А ещё раньше появился волшебник и забрал волшебные причиндалы: сапоги-скороходы, шапку-невидимку и гусли-самогуды. Засовывая в рукав самогуды, волшебник погрозил Мямлику. Не то, чтобы очень сердито, но и не то, чтобы в шутку. Мямлик смотрел на него невинными скучающими глазами.
— Во время обыска у консьержки были найдены все похищенные деньги и ценности. Их приносили сами потерпевшие, будучи загипнотизированными её взглядом. Именно поэтому на неё ни разу не пало подозрение — ведь она безотлучно находилась на своём посту, у всех на виду. У неё дома и сейчас висит цирковая афиша того самого аттракциона, во время которого она гипнотизировала выходивших на арену зрителей. По всей видимости, на какое-то время ей удалось загипнотизировать даже одного известного фокусника, фамилию которого она оставила себе после скорого развода и которая послужила ей отличной торговой маркой. После того, как министерство здравоохранения запретило подобные аттракционы, гражданка Кио осталась не у дел, без средств к существованию. Она стала злобной и мстительной. Своих будущих жертв она выбирала не по признакам материальной обеспеченности, а почти всегда из-за личной неприязни. Так, например, «новый русский» коммерсант господин Штокбант имел привычку при входе в парадную выбрасывать горящий окурок прямо на пол. Певица Соловьёва слишком поздно возвращалась домой после спектаклей, когда консьержка уже спала, закрывшись изнутри. Генерал Бульба, у которого как у всех людей с погонами мозги немножко набекрень, относился к ней как к солдату первогодке. Требовал, например, чтобы она вытирала пыль за батареями. Кстати говоря, в случае с генералом, Варвара Степановна проявила чисто женское коварство, заставив его принести не свои деньги и ценности, а только те, которые принадлежали его супруге. Вы понимаете?..
Мурзилка кивнул, Шустрик помотал головой, Мямлик хлопнул пузырь.
— На протяжении многих лет, — продолжал Буквоедов, — гражданка Кио регулярно меняла место работы, всякий раз подавая заявление об уходе сразу после или незадолго до случившейся в доме кражи. Вот и сейчас она уже успела подать заявление об уходе по собственному желанию. Я присутствовал во время обыска в её квартире: все похищенные деньги и ценности найдены. Всё кончено, товарищи, — улыбнулся редактор, — преступник пойман, вина его доказана. Теперь никому уже не придёт в голову ломать стену нашей редакции в поисках вора.
— Ура, — сказали человечки.
— Должен отметить, что первым и решающим ключом к разгадке этого преступления послужила видеозапись агента Шустрика.
От радостного волнения Шустрик задёргался и завертелся.
— Хорошо проявил себя также и агент Мямлик, который сделал правильные умозаключения из подслушанного в лифте разговора.
Мямлик переступил с ноги на ногу.
— А от вас, товарищ Мурзилка, мы ждём как всегда блестящего и содержательного репортажа об этом деле, — закончил Буквоедов.
Мурзилка послушно кивнул.
Через неделю свежий оттиск газеты был вывешен в коридоре. Столпившись, перед ним стояли книжные человечки. Редактор попросил Мурзилку зайти к нему в кабинет.
— Мне только что звонили оттуда, — Буквоедов многозначительно поднял глаза к потолку, — и высказали однозначное одобрение нашим действиям. Ваша статья произвела впечатление. Возможно… мне обещали… Тираж газеты будет утроен.
— Я рад, — сказал Мурзилка.
— Неплохо, неплохо… Лично у меня к вам только одно замечание по тексту. Четвёртая часть вашего, с позволения сказать, детективного труда носит название «Где была собака зарыта». Это показалось мне странным. Что за собака? Откуда собака? Разве была там какая-нибудь собака?..
— Это только так говорят, — пояснил Мурзилка. — В чём разгадка фокуса.
— Фокуса!.. Да уж, фокус был на уровне, будьте-нате, — согласился редактор. — Но вы этот заголовочек всё-таки поменяйте…
А ещё раньше появился волшебник и забрал волшебные причиндалы: сапоги-скороходы, шапку-невидимку и гусли-самогуды. Засовывая в рукав самогуды, волшебник погрозил Мямлику. Не то, чтобы очень сердито, но и не то, чтобы в шутку. Мямлик смотрел на него невинными скучающими глазами.
Дело № 4
Операция «МЖ»
Глава первая
НОЧНОЙ БЕГЛЕЦ
Ненастным осенним вечером, когда небо было затянуто серой пеленой и моросил дождь, а порывы ветра срывали с деревьев пожелтевшую листву, над Москвой летела птица. Своими очертаниями напоминала сверхзвуковой самолёт «Конкорд». Но перья её уже отяжелели, взмахи крыльев становились реже, ей было всё труднее удерживаться на прежней высоте. Наконец, окончательно потеряв силы, птица тяжело спланировала на вершину одной из высоток и, словно мокрое пальто, шлёпнулась на террасу. Её затуманившиеся глаза закрылись.
Книжные человечки высыпали из библиотеки и окружили пернатое чудовище. На когтистой лапе блеснуло кольцо с гравировкой: «Петербургский зоопарк. Сокол-сапсан обыкновенный, кличка Ураган». Буквоедов осторожно поднял птицу и внёс в помещение редакции.
Только на другой день ночной гость, выспавшийся и накормленный, рассказал человечкам свою историю. Птичий язык невероятно труден для понимания, поэтому здесь читатель найдёт лишь только эпизоды этой истории, имеющие значение для последующих событий.
Сокол по кличке Ураган появился на свет в неволе. В зоопарке у него была своя небольшая скала под высоким решётчатым куполом, приличное гнездо, кормёжка и толпы зевак, без устали восхищавшихся его красотой и горделивыми повадками.
Конечно, запертый в клетке он не мог показать всего, на что способен, а потому прозвище Ураган по-настоящему имело место лишь на табличке и в отчётных документах. Однако в перспективе у него была невеста, которую не так давно выписали из Америки, а может быть даже и птенцы. Такое будущее примеряло его с жизнью и смертью под металлическим шатром. Он родился в неволе и о существовании другой жизни мог судить только по хвастливым рассказам птиц и зверей, которые начинались в зоопарке после закрытия.
Книжные человечки высыпали из библиотеки и окружили пернатое чудовище. На когтистой лапе блеснуло кольцо с гравировкой: «Петербургский зоопарк. Сокол-сапсан обыкновенный, кличка Ураган». Буквоедов осторожно поднял птицу и внёс в помещение редакции.
Только на другой день ночной гость, выспавшийся и накормленный, рассказал человечкам свою историю. Птичий язык невероятно труден для понимания, поэтому здесь читатель найдёт лишь только эпизоды этой истории, имеющие значение для последующих событий.
Сокол по кличке Ураган появился на свет в неволе. В зоопарке у него была своя небольшая скала под высоким решётчатым куполом, приличное гнездо, кормёжка и толпы зевак, без устали восхищавшихся его красотой и горделивыми повадками.
Конечно, запертый в клетке он не мог показать всего, на что способен, а потому прозвище Ураган по-настоящему имело место лишь на табличке и в отчётных документах. Однако в перспективе у него была невеста, которую не так давно выписали из Америки, а может быть даже и птенцы. Такое будущее примеряло его с жизнью и смертью под металлическим шатром. Он родился в неволе и о существовании другой жизни мог судить только по хвастливым рассказам птиц и зверей, которые начинались в зоопарке после закрытия.