Картленд Барбара. На парусах мечты

   Леди Гамильтон предлагала, чтобы они остановились в летней резиденции посла в Сазерте.
   Но сэр Уильям с дипломатической проницательностью понял, что огромная резиденция, да еще по соседству с королевской семьей, будет действовать на Марка и Корделию подавляюще, когда они просто хотели бы остаться наедине.
   Он уговорил одного своего друга-археолога сдать им свою виллу, построенную на берегу моря всего в нескольких милях от Неаполя. На дорогу от палаццо Сесса до виллы молодожены потратили бы немного времени.
   Церемония венчания была скромной и проходила в присутствии только леди Гамильтон и сэра Уильяма.
   Таково было желание Корделии, которая не хотела, чтобы любопытные посторонние люди наблюдали, как она давала клятву верности Марку, тем более что венчание проходило во время траура.
   Было бы правильнее подождать несколько месяцев после смерти Дэвида, а потом выходить замуж.
   Но Марк просил ее выйти за него замуж безотлагательно, чтобы они вместе могли вернуться в Англию на корабле, который должен был доставить в адмиралтейство отчет о победе Нельсона.
   Но она знала, что никакие причины, будь то соблюдение приличий, связанных с трауром, или обязательство оповещать о свадьбе родственников и знакомых, не заставили бы Марка отложить женитьбу на ней.
   Корабль в Англию должен был отплыть через три дня.
   Медовый месяц, таким образом, получался очень коротким, но Корделия была уверена, что он будет прекрасным.
   Девушка догадывалась, что Марка беспокоило, как бы она не решила, что он торопил ее, но любовь к нему была так безгранична, что, сколько бы ей ни пришлось ждать, ее любовь не стала бы слабее.
   По выражению его глаз она догадалась, что он со страхом ждал ее ответа. Поэтому она, не задумываясь, просто сказала:
   — Как только… ты пожелаешь.
   Марк перевел дух, и его губы припали к ее руке.
   Затем их губы слились, и она ощутила тот же восторг, что и при первом их поцелуе. Восторженное чувство наполнило все ее существо, но оно все возрастало, пока не смешалось с солнечным блеском и благоуханием цветов, с прозрачным и лучистым светом, нависшим над заливом. Марк поднял голову и заглянул ей в глаза.
   — Я люблю тебя, дорогая! Очень люблю! С этого момента Корделия поняла, что принадлежит ему и отныне они не два человека, а единое целое.
 
   Их венчание проходило в старой церкви, где воздух был пропитан благовониями и где все дышало верой. Эта прекрасная и священная атмосфера так подействовала на Корделию, что она почувствовала, будто все, кого она любила и кого утратила, находились рядом с ними.
   Она была уверена в присутствии матери, отца и Дэвида.
   Ей даже казалось, что души тех, кто умер на «Святом Иуде», находились где-то неподалеку.
   Когда-то они восхищались и уважали Марка и теперь желали ему счастья.
   — Я сделаю его счастливым, — твердила Корделия. — Помоги мне, боже, пожалуйста… Помоги мне.
   Она знала, что никогда больше не усомнится в силе молитвы, благодаря которой свершилось чудо и они были спасены от гибели на скалах Сицилии.
   Когда священник, венчавший их, с благословением перекрестил молодую чету, она в душе поблагодарила бога за его милосердие, сохранившее им жизнь.
   В палаццо Сесса они возвращались в открытой коляске, и Марк всю дорогу крепко сжимал ее руку.
   Им не нужны были слова. Их наполняло чувство радости, счастья, чувство такое святое и чистое, что духовно их сближало, делало одним целым.
   В британском посольстве им подали завтрак, они разрезали свадебный торт, сэр Уильям произнес тост в честь новобрачных, и все выпили по бокалу шампанского.
   Затем слуги и служащие посольства осыпали их лепестками роз, они со всеми распрощались и отправились в карете посла на виллу на берегу залива.
   Корделия с улыбкой посмотрела на Марка.
   — Как здесь красиво! — сказала она. — Посмотри на вазы, они вызвали бы зависть у сэра Уильяма. А эти греческие колонны, изумительные маленькие статуэтки! Ты не находишь, что все это изысканно и поэтично?
   — В данную минуту меня привлекает только одно, настолько пленительное и чудесное создание, что у меня перехватывает дыхание при взгляде на него.
   Он обнял ее за талию.
   От его прикосновения Корделия вся затрепетала и одновременно смутилась и оробела перед силой и глубиной охвативших ее чувств, что поспешила предложить:
   — Давай пройдемся по дому и осмотрим сад. Мне говорили, что он дивной красоты.
   — Мы осмотрим его позже, когда станет прохладнее, — ответил Марк. — Сейчас самое жаркое время дня, и тебе надо отдохнуть.
   — Но у меня нет ни малейшего желания отдыхать, — быстро возразила Корделия.
   — Доктор велел мне присматривать, чтобы ты не утомлялась, — настаивал Марк. — Утром у тебя было так много дел и волнений.
   — Я вышла замуж… не для этого!
   — Ты расскажешь об этом после, — улыбнулся Марк. — Но сейчас я хочу, чтобы ты отдохнула.
   — Я если я не хочу?
   — Ты дала клятву повиноваться мне! Она посмотрела на мужа озорным взглядом, желая подразнить его за серьезность и важный вид.
   — Положим, я забыла клятву и не подчинюсь твоим строгим приказам?
   — Тогда я накажу тебя… поцелуями!
   Он прижал ее к своей груди.
   Его губы коснулись ее рта, и она потеряла способность думать, двигаться и только чувствовала, как ее наполнял упоительный восторг.
   Чем ближе и крепче он прижимал ее к себе, тем сильнее она ощущала, будто ее тело растворяется в большом, сильном теле мужа.
   Корделия страстно жаждала, чтобы их поцелуй не кончался, но он оторвался от ее губ, опустил руки и, прерывисто дыша, сказал:
   — Иди отдыхать, Корделия!
   — Когда я лягу, ты зайдешь поговорить со мной?
   — Только на минуту, — ответил он. — Я тоже хочу отдохнуть.
   — В таком случае… я буду паинькой.
   Корделия подумала, что, возможно, у него разболелась нога, ведь за утро ему пришлось столько ходить.
   «Я должна беречь и заботиться о нем», — сказала она себе.
   Одной из особенностей виллы, на которую указал сэр Уильям, было то, что спальни находились на нижнем этаже. Это освобождало Марка от хождения по лестницам, что давалось ему пока с трудом.
   Обстановка спальни Корделии была выдержана в белых тонах, как и гостиная. Кровать была большая, с легким пологом, на карнизе которого были вырезаны танцующие купидоны. Муслиновые занавески, развевающиеся на окнах от легкого ветерка, были белого цвета.
   И цветы, наполнявшие комнату, тоже поражали белизной.
   Воздух был пропитан ароматом лилий и роз, сквозь открытые окна виднелся сад, спускавшийся к берегу сверкавшего на солнце моря.
   Молодая неаполитанка, прислуживавшая ей в качестве горничной, была дочерью супружеской пары, которая, как узнала Корделия, присматривала за виллой. Девушка помогла ей снять белое подвенечное платье, довольно скромное по фасону. Муслиновое, с отделкой из тонких кружев, оно было так красиво и так ей шло, что Корделия решила хранить его всю жизнь, как самое дорогое сокровище.
   «Я буду надевать его каждый раз в день годовщины нашей свадьбы», — дала себе зарок Корделия.
   На всю жизнь она запомнила тот момент, когда присоединилась к Марку в церкви и увидела в его глазах восторг и любовь.
   Сейчас она посмотрела на обручальное кольцо, украшавшее ее пальчик, и подумала, что его замкнутый круг являлся символом их любви и брака, и как у кольца не было конца, так и их любовь никогда не кончится.
   «С годами мы будем все ближе друг другу и счастливее», — прошептала Корделия.
   «Ничего не может быть прекраснее, — размышляла она, — чем жизнь с Марком в Стэнтон-Парке, который я любила прежде и буду любить всю жизнь».
   Марк всегда был частью их семьи, их поместья, а теперь этот дом стал его настоящим домом.
   Корделия верила, что Дэвид тоже был бы рад, что Марк продолжит род Стэнтонов, бравший начало в глубине веков. Стэнтоны всегда жили в Беркшире и верно служили своей родине, так что было бы грустно, если бы он оборвался.
   До сих пор у нее с Марком не было времени обсудить эти вопросы.
   Поскольку Марк больше не мог заниматься морским делом, то он наверняка найдет применение своей энергии, занявшись политикой, и займет то важное положение в графстве, которое ждет его по возвращении домой.
   Тот факт, что он стал главой семейства и хозяином крупного поместья, сулил ему прибавление обязанностей и многочисленных забот.
   «Он прекрасно с ними справится!»— сказала себе Корделия.
   Занятая своими мыслями, она не заметила, как горничная закончила свои дела и покинула спальню.
   Корделия теперь была одета в тонкую, прозрачную ночную сорочку из муслина, обильно отделанную кружевом, поверх которой накинула пеньюар, тоже легкий и прозрачный, украшенный крошечными бантиками из голубой ленты, что, судя по старинным преданиям, приносило новобрачной счастье.
   Было слишком жарко, чтобы укрываться, и Корделия прилегла поверх одеяла.
   В комнате было так тихо, что было слышно жужжание пчел, круживших среди цветов в саду.
   Дверь открылась, и вошел Марк.
   Он был одет в длинный белый полотняный халат с цветным поясом. В таких халатах неаполитанцы обычно отдыхали во время сиесты. Халат он позаимствовал, должно быть, у хозяина виллы, потому что инициалы, вышитые на кармане, принадлежали не ему.
   Марк шел к ней медленно, немного хромая, и Корделия, глядя на него, подумала, как он был красив даже в этом наряде. В его внешности и манерах было что-то, всегда напоминавшее ей рыцаря.
   — Проходи и садись, — сказала она. — Знаешь, тебе не следовало бы пока ходить без трости.
   Марк поискал глазами кресло и, не найдя его, присел на край кровати и с нежностью посмотрел на Корделию.
   Она протянула ему руки.
   — Ты счастлив? — спросила она.
   — Мне трудно найти слова, чтобы выразить, как я счастлив, — ответил Марк. — Мне хочется рассказать тебе о многом, любимая, но не знаю, с чего начать.
   — Начни сначала, — улыбнулась Корделия.
   — Прежде всего что ты самая красивая из женщин, каких я когда-либо видел! Затем, что ты самая храбрая, самая добрая, самая… Словом, ты — само совершенство, какого я и представить не мог!
   — Ты заставляешь меня… краснеть от смущения, — запротестовала Корделия.
   — Мне нравится смотреть, как краска заливает твои щеки, — ответил Марк. — Как я не понял в первую же нашу встречу, что разговаривал в саду посольства с той, которую искал всю жизнь, но никак не мог найти?!
   — А мне тогда казалось, что ты принимал меня за скучную и надоедливую особу.
   — Нет, нет, только не скучную. Я никак не ожидал, что в этой маленькой золотистой головке столько ума и здравого смысла. А еще я и представить себе не мог, что влюблюсь в такую молоденькую девушку.
   — Но я так несведуща во многих вещах… что, возможно… скоро наскучу тебе? — спросила Корделия чуть слышно. Марк улыбнулся.
   — Никогда. Ты прекрасно знаешь, моя любимая жена, что отныне мы с тобой неразделимы.
   — Ты в этом… уверен? — спросила Корделия, посмотрев прямо ему в глаза.
   — Конечно, уверен. Как уверен, что твои молитвы и твоя вера в бога принесли нам спасение, — сказал он тихо. Корделия сжала его пальцы.
   — После того как ты поцеловал меня на Мальте… я поняла, что… люблю тебя! Но позже, разобравшись в своих чувствах, мне стало ясно, что я любила тебя давно… еще до того поцелуя, — призналась Корделия.
   Ее глаза засияли, когда она сказала:
   — Ты проявил такую доброту и понимание, когда объяснил мне, что настоящая любовь божественна, предуготована нам, что она, как мечта, которую мы храним в своем сердце. Вот тогда-то я и полюбила тебя!
   — И моя мечта сбылась!
   В его голосе слышалось глубокое волнение, Марк порывисто поднес ее руки к своим губам.
   Он поцеловал ей запястья, затем ладони, пальцы, и его поцелуи были страстными и жадными.
   Корделия почувствовала, словно нечто острое, напоминавшее восторг и боль одновременно, пронзило ее тело.
   Ее губы жадно потянулись к его губам. От каждого его прикосновения, от каждой ласки искорки страсти разгорались в ней все сильнее.
   Внезапно он нежно отодвинул ее от себя.
   — Тебе надо все-таки поспать, моя драгоценная, — сказал Марк. — Но перед уходом я хочу сказать тебе одну вещь.
   Снова его голос звучал серьезно, и Корделия посмотрела на него с некоторой тревогой.
   — Видишь ли, — сказал он, — мы поженились в спешке, не дождавшись, когда ты окончательно поправишься, не имея времени поговорить, узнать друг друга получше.
   Он помолчал, затем продолжил:
   — Это было необходимо, потому что я могу отвезти тебя в Англию на военном корабле, где ты будешь в полной безопасности.
   Он сжал ее руки и с горячностью в голосе добавил:
   — Никогда больше я не допущу, чтобы твоя жизнь подвергалась опасности, моя милая, никогда тебе больше не придется переживать ужасов, которые ты испытала на «Святом Иуде».
   — Я хочу, чтобы и тебе больше ничего не грозило, — сказала Корделия. — Но что же ты все-таки… хочешь сказать мне?
   — Я так многоречив и подхожу к сути издалека, — сказал Марк с улыбкой, — потому что безумно люблю тебя. Я не сделаю ничего, что могло бы напугать или глубоко потрясти тебя.
   — Я никогда не боялась и не боюсь тебя теперь, — сказала Корделия. — Но все-таки… Я не понимаю…
   — Мы женаты, моя обожаемая жена, но если ты считаешь необходимым немного подождать, прежде чем мы займемся любовью, то я подчинюсь, как бы тяжело мне ни было ждать.
   — Ты хочешь сказать, — спросила Корделия чуть слышно, — что не… хочешь меня?
   Он схватил ее руки и сжал так сильно, что она чуть не вскрикнула от боли.
   — Не хочу тебя! Хочу так страстно, как ни одну женщину не желал в своей жизни!
   От волнения и страсти он тяжело дышал.
   — Я хочу тебя не только потому, что обожаю твою красоту и восхищаюсь твоим изумительным телом! Моя любовь намного возвышеннее. Такой любви я никогда не испытывал. Я боготворю тебя, Корделия. Теперь я понимаю, что храню в тайниках моего сердца. Тебя, любимая!
   От его слов у нее возникло чудесное ощущение, будто комната наполняется светом, который обволакивал их и вливал в душу неземное счастье.
   Корделия протянула руки и обвила его за шею.
   — Я люблю тебя, — прошептала она. — Люблю тебя так же, как и… ты меня. Ты заполнил собой… весь мир. Она притянула к себе его голову и сказала:
   — Мне не надо ждать, чтобы узнать тебя лучше. Я хорошо знаю тебя… Ты — тот, к кому я… стремилась… о ком мечтала. С тобой я чувствую, будто нахожусь… на небесах.
   — Любимая, тебе не следует говорить мне такое, — сказал Марк взволнованным голосом.
   Не в силах сдержаться и устоять перед призывной лаской рук Корделии, он склонился и приник к ее губам.
   Корделия чувствовала, что он старался быть нежным, старался укротить силу своей страсти.
   Но пламя внутри ее разгоралось все сильнее, и, казалось, его языки зажгли огонь и в Марке, потому что его поцелуи стали настойчивее, требовательнее, искуснее и жгучее.
   Он покрывал поцелуями ее глаза, щеки, уши, нежную кожу шеи, пробуждая в ней трепет чувственности, о существовании которой она и не подозревала.
   — Моя замечательная, храбрая, несравненная маленькая жена, — бормотал он, отодвигая кружева сорочки и целуя ее груди.
   Все вокруг перестало для нее существовать, кроме его ненасытных и повергающих в экстаз губ. Она чувствовала громкое биение его сердца, бившееся в унисон с ее собственным.
   — Ты — моя! Моя навеки!
   Она прижалась к нему всем телом, когда он опустился на кровать рядом с ней.
   Корделия только и успела подумать, что сбылась ее мечта — она обрела подлинную любовь, сделавшую ее настоящей женщиной.