Герцог не был сторонником выяснения отношений в кулачном бою, сейчас он был так взбешен, что ему некогда было задумываться над более цивилизованными методами разрешения конфликта.
   Он бросился на Марка как разъяренный бык, надеясь с легкостью повалить его на землю, как ему всегда удавалось расправляться с противниками в боксерской школе, которую герцог иногда посещал.
   Но тело Марка было твердым, как железо, а кулаки наносили такие сильные и точные удары, что герцог быстро понял, что, получив подобный удар в голову, он упадет бездыханным.
   Мужчины, увлеченные борьбой, не обращали внимания на Корделию. Девушка, стараясь унять дрожь, сотрясавшую ее тело, поспешила спрятаться за скамейку. Деревянная спинка скамьи защищала ее от беспорядочно двигавшихся в схватке мужчин.
   Она все еще не могла поверить, что случилось чудо и Марк пришел ей на помощь в тот самый момент, когда сил сопротивляться у нее уже не осталось.
   Из-за слабости и страха она неизбежно была бы вынуждена сдаться, и тогда герцог добился бы своего и поцеловал ее.
   В состоянии полного отчаяния у девушки мелькнула мысль, что она умрет, если только он поцелует ее.
   И вот, почти побежденная в неравной борьбе, Корделия чудом была спасена.
   Мужчины продолжали ожесточенно драться, а девушка, дрожа всем телом и затаив дыхание, смотрела на них, не в силах оторвать глаз.
   Они, казалось, не ощущали полученных ударов, не собирались уступать друг другу. Трудно было понять, кто из мужчин одерживает верх в этом поединке, хотя у герцога изо рта на подбородок текла кровь, а на лице Марка не было ни одной ссадины.
   Стэнтон был значительно выше ростом, а герцог крепче телом и при этом наносил удары с таким остервенением, что Корделия испугалась за своего кузена.
   Драка кончилась внезапно и неожиданно.
   Марк нанес герцогу удар снизу по подбородку, который свалил его с ног.
   Герцог пошатнулся и, потеряв равновесие, упал в куст олеандра.
   Раздался треск ломающихся веток, затем все стихло, и только из кустов были видны нелепо раскинутые ноги герцога.
   Корделия, побледневшая и испуганная, вышла из своего укрытия.
   Марк, тяжело дыша, стоял посередине беседки и разглядывал разбитые в кровь костяшки на пальцах, его одежда пришла в полный беспорядок, шейный платок сбился набок, но выражение лица у него было невозмутимое, будто ничего не произошло.
   Девушка подошла к нему, и по побледневшему лицу и выражению широко открытых глаз Марк понял, как она была напугана.
   Он обнял ее за плечи, привлек к себе и почувствовал, как она дрожит.
   — Все в порядке, Корделия, — мягко сказал Марк. — Успокойся, больше тебя никто не обидит.
   Не сдержав эмоций, она уткнулась лицом в его плечо.
   — Он… так напугал меня, — прошептала девушка.
   — Понимаю, — сказал Марк, — но больше его нечего бояться. Он не осмелится повторить подобное.
   Марк бросил взгляд туда, где неподвижно лежал герцог.
   — Вернемся в дом.
   Корделия продолжала дрожать, но уверенный голос Марка подействовал на нее успокаивающе.
   Усилием воли она взяла себя в руки и отошла от него. Ей хотелось поскорее покинуть это место, которое прежде она так любила.
   — Пойду поскорее за… мазью и… бинтами… для твоих рук, — сказала она, прерывисто дыша.
   — Очень любезно с твоей стороны, — улыбнулся Марк. — К счастью, все раны на мне заживают быстро.
   Корделия пошла вперед по узкой тропинке, и Марк, следовавший за ней, заметил, что она старалась держаться с достоинством и шла, гордо вскинув подбородок.
   Подойдя к террасе, Корделия облегченно вздохнула, увидев, что на ней никого не было. Ей не хотелось привлекать к происшедшему ни внимание хозяев дома, ни слуг.
   — Поднимусь наверх и принесу все необходимое, — сказала она нерешительно.
   Марку Стэнтону было достаточно одного взгляда на ее бледное лицо, чтобы взять ее за руку и заставить сесть на диван.
   — За бинтами я пошлю слугу, и тогда мы посмотрим, хорошо ли ты умеешь накладывать повязки, — сказал он.
   Улыбнувшись, Марк вышел на минуту из салона, а когда вернулся, то опустился рядом с ней и взял ее за руку. Она почти окончательно пришла к себя, а близость кузена, казалось, придавала ей новые силы.
   — Сожалею о случившемся, Корделия. Девушка жалобно посмотрела на него, и он увидел, что в глубине ее серых глаз все еще таится ужас.
   — Не могу поверить… что мужчина способен вести себя… подобным образом, — сказала она в растерянности.
   — Не все мужчины ведут себя как герцог, — ответил Марк. — Ты должна быть благоразумной, Корделия, и постараться забыть о том, что случилось.
   — Ты же говорил… что он больше… не подойдет ко мне, — пробормотала Корделия тоном обиженного ребенка.
   — Я думал, что имею дело с человеком чести, — сказал Марк. — Прости, Корделия, я оказался недостаточно опытным покровителем. Я получил хороший урок и в другой раз никому не стану верить!
   — Другого раза… я не переживу, — едва слышно произнесла она. — Возможно, я все-таки решусь…
   Марк угадал ход ее мысли, которая возвращала ее к решению уйти в монастырь, поэтому торопливо перебил ее:
   — Нет! И не думай об этом, Корделия! Кроме того, мне не хотелось бы считать тебя трусихой.
   — Трусихой? — Она вскинула на него глаза, полные недоумения и горечи.
   Марк почувствовал, что его замечание задело ее.
   — А разве не трусость бежать от реальной жизни, пусть трудной, но и прекрасной? — спросил он. — Только что пережитое тобой очень неприятно, я понимаю, но у тебя хватает ума, чтобы понять, что за все приходится расплачиваться.
   — Расплачиваться?
   — А как же? Из-за твоей красоты любой мужчина может потерять голову и утратить контроль над своим поведением. Марк заметил удивленное выражение ее лица и продолжал:
   — Постарайся выкинуть из памяти все плохое, что здесь случилось. Пойми, Корделия, ты имела дело с неаполитанцем, а в Неаполе, слава богу, ты теперь окажешься не скоро.
   Он ободряюще улыбнулся.
   — Правда, на острове, куда ты едешь, очень много молодых мужчин, но все они уже дали или вот-вот дадут обет безбрачия. Поэтому на Мальте ты будешь в безопасности. И все-таки не забывай, Корделия, что ты очень красива и способна свести с ума любого мужчину!
   Услышав неожиданный комплимент из уст кузена, она покраснела и стыдливо отвела глаза.
   — Ты действительно… так думаешь?
   — Давай договоримся об одном: всегда говорить друг другу правду. Если я говорю, что ты красивая, то поверь, Корделия, я говорю искренне.
   — Благодарю…
   В салон вошел слуга, неся на подносе бинты, мазь и все необходимое, чтобы наложить повязку на поврежденные кисти рук Марка.
   Другой слуга принес вино, и Марк заставил Корделию сделать несколько глотков.
   — Но еще очень рано, — попыталась протестовать девушка.
   — Ты пережила сильное потрясение, — настаивал Марк. — Если бы мы были в Англии, то я предложил бы тебе выпить грог или пунш, но здесь мы несколько часов прождем, пока их приготовят.
   Она улыбнулась и покорно выпила несколько глотков вина.
   Вскоре щеки ее порозовели, а глаза утратили испуганное выражение.
   Затем Марк протянул ей руки и наблюдал, как она накладывала повязки на раны.
   — Как ловко это у тебя получается! — похвалил он.
   — По настоянию мамы я обучалась уходу за больными и ранеными. Папа обычно смеялся над этим, но я считала, что в жизни все может случиться. Возможно, мои знания пригодятся и на Мальте: если кто-то будет ранен, я смогу оказать помощь.
   — Сомневаюсь, — возразил Марк. — У Ордена очень хорошие госпитали. Все рыцари-новички обучаются уходу за больными и работают в госпиталях, чтобы попрактиковаться.
   — Дэвиду это не понравится, — сказала Корделия с улыбкой. — Он терпеть не может больных. Страдания других ему непонятны, потому что сам он отличается крепким здоровьем.
   — Дэвиду все равно придется дежурить в госпитале, — сказал Марк холодно.
   — Свой долг он выполнит, — сказала Корделия, — но лучше бы это сделала я.
   Марк Стэнтон посмотрел на свои аккуратно забинтованные руки.
   — Теперь я знаю, к кому мне обращаться за помощью. Он встал.
   — Полагаю, Корделия, ты не испытываешь желания снова столкнуться с герцогом, когда он придет в себя. Поднимешься к себе в спальню или предпочтешь отправиться со мной на верфь?
   Она нерешительно посмотрела на него снизу вверх.
   — Мне бы не хотелось… докучать тебе. Марк посмотрел на нее с высоты своего роста, улыбнулся и без тени насмешки ответил:
   — Тебе это никогда не удастся!

Глава 4

   Попутный ветер надувал паруса, украшенные восьмиконечным крестом, и корабль «Святой Иуда» быстро скользил по гладкой поверхности моря.
   Сидя в уголке палубы, защищенном от палящих лучей солнца, Корделия с восхищением наблюдала за слаженной работой команды.
   Матросы, словно обезьянки, ловко взбирались по вантам, закрепляя или убирая паруса, направление которых часто менялось в зависимости от направления и силы ветра, а с капитанского мостика, где стоял Марк Стэнтон, то и дело раздавались четкие, властные команды.
   Она не ожидала, что корабль окажется таким большим, поскольку он принадлежал частному лицу, но как только очутилась на его борту, то сразу поняла, что это самый настоящий военный корабль.
   Корделия с интересом слушала Марка, объяснявшего Дэвиду, почему в начале столетия Орден решил переоснастить свой флот и изменить свою политику на море.
   — Ударную силу флота до начала века составляли весельные галеры, паруса на которых использовались лишь при попутном ветре. Их заменили на парусные суда, обладавшие большей скоростью и маневренностью.
   — И такая замена оправдалась? — спросил Дэвид.
   — Да. Того же типа военные корабли использовали многие морские державы Европы и, конечно же, пираты, — ответил Марк.
   Дэвид взглянул на ряд пушек вдоль борта и с сомнением спросил:
   — Наверняка с такими пушками не удастся устоять против новых кораблей французов?
   — Верно, — согласился Марк, — но с их помощью мы легко побеждаем большинство кораблей, с которыми приходится сталкиваться.
   Марк посмотрел на снующих по палубе матросов и продолжал:
   — Мальтийские канониры считаются лучшими в мире, и главным образом благодаря им корабли Ордена одерживают победы в морских стычках — Хотелось бы мне посмотреть на них в деле, — сказал Дэвид, и его глаза загорелись.
   — Такая возможность скоро тебе представится, — ответил Марк Стэнтон, — и тогда увидишь, как они с первого, редко со второго раза сбивают мачты противника.
   После этого разговора Дэвид до вечера обсуждал с Людвигом фон Вютенштайном известные морские сражения, особенно сражение с участием Жака де Шамбрайя, опытнейшего капитана Ордена, во время которого за два с половиной часа было сделано триста двадцать восемь пушечных залпов.
   — За один год, — восторженно сообщил Дэвид, — он захватил шесть кораблей корсаров и восемьсот рабов!
   Корделию не удивило, что даже одного дня пребывания в море хватило, чтобы Дэвид не переставая говорил о планах приобретения собственного корабля.
   Сидя под навесом, Корделия увидела спешившего к ней Дэвида. Не успев сесть рядом с ней, он горячо заговорил:
   — Я обязательно должен иметь свой корабль, Корделия, и не желаю ждать для этого несколько лет, как советует мне Марк.
   — Его совет разумен, — ответила Корделия. — Прежде чем стать настоящим «морским волком», тебе все равно придется участвовать в четырех «караванах».
   — Если ты думаешь, что я буду ждать, когда мне исполнится двадцать четыре года, — воскликнул Дэвид, — то глубоко ошибаешься! В октябре я стану совершеннолетним и вступлю во владение наследством. Тотчас после этого я дам распоряжение о постройке собственного корабля.
   Корделия молчала, понимая, что все ее доводы и возражения будут бессмысленны. Она хорошо изучила характер брата и знала, что, если им овладеет какая-нибудь идея, его уже невозможно будет переубедить.
   Девушка знала, что постройка корабля будет стоить очень дорого. Было известно, что личное состояние Дэвида перейдет к Ордену после его смерти, но родственники и попечители надеялись, что, переступив порог совершеннолетия, Дэвид будет осмотрителен в расходах. Они были наслышаны, что многие рыцари Ордена слишком расточительны.
   — Конечно, я понимаю, — говорил Дэвид, — что недвижимым имуществом и родовым поместьем я не имею права распоряжаться, но мое личное состояние перейдет ко мне 12 октября, и после этого никто не запретит мне пользоваться им по собственному усмотрению.
   Он говорил с раздражением, видимо, ожидая от сестры неодобрения, и Корделия, желая успокоить брата, сказала:
   — Возражения, которые тебе приходится выслушивать, Дэвид, продиктованы любовью и стремлением оградить от неразумных поступков.
   — Не желаю, чтобы меня опекали, как мальчишку, — резко ответил Дэвид. — Людвиг говорит, что Орден очень нуждается в пополнении своей флотилии, потому что его флот не так велик и силен, как британский или французский. Если я построю корабль на собственные средства — это будет заметным вкладом в общее дело.
   Корделия вздохнула, чувствуя, что ее увещевания бесполезны.
   Она была уверена, что своевольный Дэвид поступит по своему желанию, и единственным человеком, способным повлиять на него и заставить разумно взвесить все «за»и «против», прежде чем принять окончательное решение, был Марк Стэнтон.
   Вступив на борт корабля и увидев, какой властью и авторитетом пользовался кузен, Дэвид начал проявлять к нему уважение, которым до сих пор его не удостаивал.
   «Сдается мне, — подумала Корделия, — что ко времени прибытия на Мальту брат будет боготворить Марка».
   Увлеченная разговором с братом, Корделия не заметила, что Марк покинул капитанский мостик и направился к ним.
   Но даже не обернувшись, она почувствовала его присутствие, а затем ощутила прикосновение его руки к своему плечу.
   — Все ли хорошо? — спросил он. — Чувствуете себя здесь удобно?
   — Замечательно, — ответила Корделия. — Что за чудо плыть в открытом море на таком прекрасном корабле.
   По выражению его глаз она поняла, что он был польщен ее словами.
   Дэвид вскочил и побежал посмотреть на новые маневры матросов, привлекшие его внимание, а Марк опустился на освободившееся место.
   Убедившись, что Дэвид отошел достаточно далеко и не мог ее слышать, она сказала:
   — Думаю, тебе известно, что Дэвид решил построить или купить собственный корабль.
   — Почему бы и нет, если он может позволить себе это, — ответил Марк.
   — Двадцать один год ему исполнится в октябре, — сказала Корделия. — Уверена, ты разделяешь мое мнение, что с приобретением корабля лучше немного повременить.
   Он посмотрел на нее с улыбкой.
   — Ты мне напоминаешь курицу, суетливо опекающую своих беспокойных цыплят, — пошутил он. — Не волнуйся понапрасну, Корделия. Я присмотрю за Дэвидом и не позволю ему в первый год пребывания на Мальте разбрасываться деньгами, как это делают многие рыцари Ордена.
   Корделия вздохнула с облегчением.
   — Спасибо, — сказала она. — Ты очень добр. Не представляю, что бы мы делали без тебя.
   Эти слова вырвались у нее сами собой, и тут же девушка вспомнила, как он спас ее от герцога, и щеки Корделии сразу же залила краска смущения.
   Необыкновенная проницательность Марка во всем, что касалось кузины, подсказала ему, о чем она подумала, поэтому он ласково сказал:
   — Забудь о том досадном случае. Все осталось позади. И мой тебе совет: никогда не оглядывайся, смотри только вперед.
   — В этом состоит твоя философия? — спросила она с любопытством.
   — Впереди нас всегда ждет много дел, — ответил Марк. — Нет смысла терять время, сожалея о прошлом, когда ничего исправить в нем уже невозможно.
   — Какой ты мудрый и чуткий!
   — К сожалению, мудрость приходит с годами. Когда я был молод, как Дэвид, то наделал массу ошибок из-за того, что сначала действовал, а затем думал.
   Корделия рассмеялась.
   — Ты говоришь словно старик!
   — На море взрослеют гораздо быстрее, — ответил он.
   Их разговор, казалось, напомнил Марку об обязанностях капитана. Он встал и направился к капитанскому мостику, попутно приказав впередсмотрящему, находящемуся на наблюдательном пункте на вершине грот-мачты, быть повнимательнее.
   Корделия понимала, что команда всегда должна была быть начеку: это требовалось для ее же собственной безопасности. Захваченные врасплох моряки могли лишиться всего: груза, корабля и даже жизни.
   К счастью, их плавание прошло без каких-либо происшествий, и когда они наконец увидели на горизонте очертания Мальты, залитой солнечным светом, то остров показался им раем, к которому Дэвид давно и неудержимо стремился.
   Судя по картам, которые Корделия изучала, еще будучи дома, остров был небольшим. По словам Марка, размеры его не превышали семнадцати миль в длину и девяти в ширину.
   Марк заставил Дэвида самостоятельно определить долготу и широту архипелага, лежавшего на пересечении морских путей Средиземного моря, на полпути между Гибралтаром и Египтом. Дэвид легко справился с заданием капитана и был чрезвычайно горд собой.
   Путешественников поражало не столько стратегическое положение острова, созданного самой природой, как защитные укрепления — дело рук человека, — тянувшиеся миля за милей, и бастионы, поднимавшиеся прямо из моря.
   Все это придавало острову вид неприступной крепости. Грозные очертания массивных фортов, возвышавшихся над скалистым берегом, казалось, доминировали в облике острова, но чем ближе корабль подходил к Мальте, тем яснее было видно, что высокие стены фортификационных сооружений Ла-Валетты служили лишь постаментом для похожей на каменное кружево резьбы куполов и башен церквей и дворцов, построенных в стиле барокко.
   — Мальта! Наконец-то Мальта! — закричал Дэвид, не сводя с приближающегося острова восторженного взгляда.
   В его голосе слышалась неподдельная радость, а сам он выглядел так, будто перед ним предстало волшебное видение.
   — Не очень-то обольщайся, дорогой, — предостерегла его Корделия. — Я не перенесу, если твои ожидания не оправдаются.
   — Для меня имеет значение не то, что я увижу или услышу на Мальте, а то, что чувствует моя душа. Корделия взяла брата под руку.
   — Твоя мечта обязательно исполнится, потому что ты в нее веришь.
   — Да, я верю! — воскликнул Дэвид, и его слова прозвучали торжественно, как клятва.
 
   Корделии не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что остров полон контрастов.
   Величественные здания соборов и дворов внушали ей восхищение, но узкие, кишащие жизнью улицы Ла-Валетты так очаровали ее, что она готова была любоваться ими.
   Как только корабль вошел в гавань и встал на якорь, Марк Стэнтон настоял на том, чтобы она без промедления сошла на берег и направилась в дом, где ей предстояло жить. Он обещал проводить ее и познакомить с хозяевами, которых хорошо знал.
   Граф Малдука, чей дом должен был оказать Корделии гостеприимство, был мальтийцем. Его предки обосновались на Мальте задолго до того, как Карл V, император Священной Римской империи, отдал остров рыцарям Ордена в ленное владение .
   Граф был женат на англичанке, сыновья их выросли на острове, но в настоящее время жили за границей.
   — Мы рады приветствовать вас на нашем острове, леди Корделия, — сказал граф со старомодной любезностью, напомнившей ей о манерах Уильяма Гамильтона.
   — Не могу выразить, какое это для меня удовольствие принимать в своем доме соотечественницу, — сказала графиня Малдука. — Боюсь только, что скоро я надоем вам своими расспросами об Англии, где я не была двадцать лет.
   — Я буду только счастлива рассказать вам обо всем, что вас интересует, — улыбнулась Корделия, — если и вы будете столь любезны уделить время, чтобы ответить на мои вопросы относительно Мальты!
   Графиня рассмеялась и повела Корделию осматривать свой красиво обставленный дом, расположенный на одной из главных улиц Ла-Валетты.
   — У нас есть еще вилла за городом, куда мы переезжаем в середине лета, когда жара в городе становится непереносимой, — пояснила хозяйка дома. — Надеюсь, вы побываете и там.
   Корделия попрощалась с Дэвидом и Марком, которым предстояло вернуться на корабль, чтобы проследить за порядком и разгрузкой доставленного из Неаполя груза. Они обещали навестить Корделию на следующий день.
   Девушке не терпелось поскорее познакомиться со столицей острова, поэтому она встала пораньше, и графиня любезно вызвалась сопровождать ее на прогулке. Они осмотрели несколько прекрасных зданий, украшенных великолепной резьбой по камню, и многочисленные лавки, каких ей прежде не приходилось видеть.
   На Мальту, имевшую один из крупнейших торговых портов в Европе, товары привозились либо законным путем, либо они поступали с захваченных кораблей неверных, а потому торговые ряды города представляли собой уникальную смесь нравов, людей, одежды и языка Востока и Запада.
   В торговых рядах можно было увидеть изделия из золота и серебра, платья из дорогой восточной парчи, украшения из редких и ценных камней.
   Здесь торговали резной и инкрустированной мебелью, диковинными птицами в клетках и самыми разнообразными безделушками.
   Но больше всего Корделию восхитили многочисленные лавки, где были выставлены сладости, всевозможные специи и редкие тропические фрукты.
   Особняком стояли лавки, где в витринах красовались блестящие шпаги, отделанные эмалью кинжалы, мечи с золотыми эфесами.
   — Ничего подобного я и представить себе не могла, — сказала графине Корделия, когда они возвращались домой. Ее провожатая улыбнулась.
   — Эти торговцы угождают изысканным вкусам четырех сотен знатных воинов, — ответила она, — а многие из рыцарей Ордена очень богаты.
   Слова графини повергли Корделию в недоумение. Она ведь часто слыхала от Дэвида, что рыцари давали обет жить в бедности, но затем вспомнила, что состояние переходило к Ордену в случае их смерти, а до этого они могли позволить себе жить если не в роскоши, то с большим комфортом.
   Эти мысли недолго занимали ее. Вокруг было столько всего нового и удивительного, и она как губка впитывала в себя все красоты, краски и необычные черты жизни Ла-Валетты.
   Корделия знала, что Дэвид первое время будет находиться на положении новичка и лишь спустя несколько месяцев примет участие в торжественной церемонии посвящения в рыцари.
   Когда же он станет рыцарем-иоаннитом, то окончательно свяжет свою жизнь со служением вере. Лишь смерть, нарушение обета или позорящий честь поступок могли оборвать эту связь.
   На следующий день после прибытия на Мальту Дэвид пришел повидаться с ней. Он с восторгом рассказал сестре обо всем увиденном и о том приеме, какой оказали ему в его «нации». Дэвид был преисполнен воодушевления, ему нравилось абсолютно все, и он с упоением мог рассказывать ей о своих впечатлениях часами.
   Корделии почувствовала, что он как брат для нее потерян. Отныне она принадлежала его прошлому, и в его будущем для нее не было места.
   Представительство англо-баварской «нации» было открыто на Мальте всего шесть лет назад и располагалось во дворце бывшего бейлифа короля. Отсюда открывался прекрасный вид на гавань Марсамюсетт.
   Дэвид был потрясен пышным убранством и великолепием дворца и поведал Корделии, что рыцари его сообщества имели собственный военный пост, часовню, площадку для игр и крытую галерею для упражнений в стрельбе.
   — Нас обучают военной дисциплине на бастионе, — увлеченно рассказывал Дэвид. — Кроме того, мы посещаем занятия по военному делу и трижды в неделю должны упражняться в стрельбе.
   — Тебе это наверняка нравится, — сказала Корделия, с улыбкой глядя на брата.
   — Для нас важно стать специалистами военного дела на случай войны, — ответил Дэвид. — Все здесь об этом только и говорят.
   — О, Дэвид, надеюсь, войны не будет! — в порыве отчаяния воскликнула Корделия.
   — Я молю бога, чтобы военные действия не начались прежде, чем я научусь всему, чему наставники обучают меня.
   Он еще долго и с вдохновением говорил о своих новых товарищах и разнообразных занятиях, многие из которых были ему внове, и Корделии не хотелось охлаждать его пыл своими недобрыми предчувствиями.
   Дэвид привел с собой слугу, которого рекомендовал ему Марк, и хотел познакомить с ним сестру.
   Джузеппе Велла — мужчина невысокого роста, смуглокожий, лет около тридцати — произвел на нее приятное впечатление. Корделии понравились его честные глаза и уважительное отношение к ее брату. Она не сомневалась, что Дэвид может полностью доверять ему.
   К тому же она была уверена, что на выбор Марка можно положиться, поскольку более опытного знатока человеческого характера, чем Марк, девушка не знала.
   — Велла может рассказать о многом, что бы мне хотелось узнать, — сказал Дэвид. — Он уже служил до меня другим рыцарям Ордена.
   — Полагаю, это тебе очень поможет, — сказала с улыбкой Корделия и, повернувшись к мальтийцу, добавила:
   — Рада, что вы будете заботиться о моем брате.
   Велла поклонился.
   — Я буду верно и преданно служить моему хозяину.