Клейпас Лиза. Моя до полуночи

   Очевидно, подумал Кэм, не все Хатауэи для Меррипена как сестры. Может быть, это и есть ключ к его тайне? Возможно, Меррипен питает тайную страсть к женщине, слишком наивной, чтобы это понять, и слишком хрупкой, чтобы когда-либо выйти замуж.
   – Меррипен, тебе придется примириться со мной. Потому что я могу сделать для Амелии и для остальных то, чего не сможешь сделать ты. – Несмотря на взгляд Меррипена, напугавший бы до смерти менее уверенного в себе человека, Кэм продолжал: – У меня не хватит терпения сражаться с тобой на каждом шагу. Поэтому если ты хочешь им добра, то либо исчезни, либо прими мое присутствие как данность. Я никуда не уеду.
   Меррипен долго смотрел на Кэма в упор, и было видно, что он взвешивает все за и против. Страшное желание уничтожить своего врага угасало перед необходимостью поступить так, как будет лучше для его семьи.
   – Кроме того, если Амелия не выйдет замуж за меня, тот gadjo опять начнет за ней ухаживать. Но ты же знаешь, что она будет лучше обеспечена со мной.
   – Фрост разбил ей сердце, – хмуро сказал Меррипен. – А ты лишил ее невинности. Чем ты лучше его?
   – Тем, что я ее не брошу. В отличие от gadjo цыгане верны своим женщинам. – Кэм выждал несколько секунд, прежде чем нарочно добавить: – Ты, верно, знаешь это лучше, чем я.
   – Если ты причинишь ей боль… я убью тебя.
   – Справедливо.
   – Я и сейчас хочу убить тебя.
   – Ты удивишься, сколько раз мне говорили такие слова.
   – Нет, не удивлюсь. Я удивляюсь, почему до сих пор никто этого не сделал.
 
   Амелия остановилась перед дверью в комнату Кэма. Еще никогда она так не нервничала. Из комнаты слышался шум: выдвигались и задвигались ящики, переносились с места на место какие-то предметы. Она поняла, что Кэм готовится к отъезду в Лондон.
   Хозяева и гости Стоуни-Кросса тактично покинули террасу до того, как вернулись Кэм и Меррипен. Амелия успела перехватить Меррипена, когда он направлялся в свою комнату. Он глянул на нее сурово. Амелия хотела спросить его о чем-то, извиниться – правда, не зная, за что, – но он ее оборвал.
   – Это ваш выбор, но он затрагивает всех нас. Не забывайте об этом, – пробормотал он и хлопнул дверью.
   Она тихо постучала в дверь Кэма и вошла, предварительно убедившись, что в коридоре никого нет.
   Кэм укладывал в небольшой чемодан стопку аккуратно сложенных вещей. Он поднял голову и посмотрел на нее вопросительно.
   – Я боялась, что Меррипен разорвет вас на куски, – прерывистым от волнения голосом сказала она.
   Он разогнулся и ответил с улыбкой:
   – Как видите, я все еще целый.
   Амелия почувствовала, что ее бросило в жар. Когда она его видела воочию, он казался прекраснее, чем в ее воспоминаниях. Поэтому она потупила взор и быстро произнесла:
   – Я подумала о том, что вы сказали. Я приняла решение. Но сначала мне хотелось бы объяснить, что оно никак не связано с вашими личными достоинствами, которые, безусловно, заслуживают внимания. Просто…
   – Мои личные достоинства?
   – Ваш ум. Ваша привлекательность.
   – О!
   Это восклицание прозвучало как-то странно, так что Амелия глянула на него с недоумением. Его карие глаза смеялись. Почему ее слова так его развеселили?
   – Вы меня слушаете?
   – Можете мне поверить – если обсуждаются мои личные достоинства, я всегда – весь внимание. Продолжайте.
   Она нахмурилась:
   – Мистер Роан, хотя я считаю ваше предложение комплиментом, и при сложившейся ситуации…
   – Ближе к делу, Амелия. – Он положил руки ей на плечи. – Вы выйдете за меня замуж?
   – Я не могу. Просто не могу. Мы не подходим друг другу. Мы совершенно разные, это так очевидно. Вы импульсивны. Вы, не моргнув глазом, принимаете решения, которые меняют жизнь коренным образом. А я не спеша иду по своему пути, не сворачивая.
   – Вчера вы свернули. И посмотрите, как хорошо все вышло. – Он усмехнулся. – Я не импульсивный, любовь моя. Просто я знаю, когда важно в соответствии с логикой принять решение.
   – А брак – это важно?
   – Конечно. – Кэм положил руку на сердце: – Это решение принимается здесь.
   – Я знакома с вами всего несколько дней. Мы совсем чужие люди. Я не могу доверить будущее всей своей семьи человеку, которого я даже толком не знаю.
   – Люди могут прожить в браке пятьдесят лет и никогда не узнать друг друга. Кроме того, самое важное обо мне вы уже знаете.
   Амелия вдруг услышала какой-то раздражающий звук и сначала подумала, что так громко бьется ее сердце. Но когда Кэм, улыбнувшись, слегка наступил ей на ногу и стук прекратился, она поняла, что сама постукивает по полу. Черт бы побрал эту дурацкую привычку!
   Кэм одной рукой обнял Амелию за талию, а другой поднял ее левую руку и поднес к губам палец, на котором сияло кольцо.
   – Я не смогла его снять, – проворчала Амелия. – Оно слишком маленькое.
   – Нет, не маленькое. Если вы расслабите руку, кольцо само соскользнет.
   – Но моя рука расслаблена.
   – Ах, эти gadjis, – вздохнул Кэм. – Вы все такие несгибаемые, как вековые дубы. Очевидно, из-за корсета.
   Он наклонил голову и поцеловал ее. Потом языком раздвинул ее губы и проник внутрь. Она в ужасе пошевелилась, почувствовав, что он расстегивает пуговицы платья на спине. Верх платья провис спереди, обнажив заключенную в корсет грудь.
   – Кэм… нет…
   – Ш-ш-ш…
   Его горячее, возбуждающее дыхание заполнило ее.
   – Я помогаю тебе снять кольцо. Разве ты не этого хочешь?
   – Кольцо не имеет никакого отношения к тому, чтобы снимать с меня кор… – Корсет разошелся. – Это не поможет. – Она попыталась вернуть его на место, но ее движения напоминали неуклюжие жесты человека, находящегося под водой.
   – А мне поможет. – Рука Кэма проскользнула под ее панталоны. От смущения она непроизвольно дернулась, и панталоны упали на пол. – Я хочу увидеть тебя при дневном свете. – Он начал жадно целовать ее шею и плечи. – Monisha, ты самая прекрасная женщина на свете, самая…
   Кэм с таким нетерпением и силой старался стащить с нее платье, что разошлись швы.
   – Кэм, остановись. Это не мое платье, – забеспокоилась Амелия и стала сама расстегивать пуговицы.
   В коридоре послышались чьи-то шаги, и она в ужасе замерла. Но кто-то – очевидно, слуга – прошел мимо закрытой двери. А вдруг кто-нибудь войдет? Может, в данный момент ее ищут?
   – Кэм, прошу тебя, не сейчас.
   – Я буду нежен. Я понимаю, что прошло слишком мало времени после первого раза.
   Амелия отрицательно замотала головой, но дала уложить себя на кровать. Потом схватилась обеими руками за сорочку, чтобы та не разошлась на груди, и прошептала:
   – Не в этом дело. Вдруг кто-нибудь узнает. Услышит… Кто-нибудь…
   – Расслабься, колибри, чтобы я мог раздеть тебя. Иначе я просто разорву эту чертову сорочку.
   – Кэм, не надо… – простонала она, но тут же услышала треск разрываемой ткани. – Что ты наделал! Что я скажу горничной? И как мне теперь надеть корсет?
   Но Кэм ее не слушал, а просто швырнул сорочку на пол.
   – Запри дверь, – прошептала она. – Прошу тебя, запри дверь.
   Кэм направился к двери, на ходу снимая кожаную безрукавку и рубашку. Потом, повернув в замке ключ, он медленно вернулся, не спуская глаз с Амелии, которая по горло зарылась в простыни.
   Он стоял перед ней полуобнаженный, со спущенными на бедра бриджами.
   – Ты ставишь меня в ужасное положение, – сказала Амелия, дрожа под холодными простынями.
   Кэм снял с себя оставшуюся одежду и лег рядом с ней.
   – Я знаю другие положения, которые тебе, возможно, покажутся более удобными.
   Кэм провел руками по ее телу и обнаружил оставшиеся чулки и подвязки. Он нырнул под простыни, и Амелия ощутила его губы на нежной коже внутренней стороны бедра. Он расстегнул подвязки и начал медленно скатывать вниз чулки, при этом его губы скользили вслед за чулками. Его язык остановился сначала в ямке под коленом, потом на гладких икрах и тонких лодыжках. Закончил он тем, что поцеловал каждый палец на ее ноге.
   К тому моменту, когда был снят второй чулок, Амелии стало так жарко, что захотелось сбросить простыни.
   Кэм широко раздвинул ее бедра, а она обвила ногами его плечи. Он запустил пальцы в завитки волос в промежности, а потом проник языком в горячее пульсирующее естество. Это было уже слишком… нет, нет. Амелия напряглась от сладкой муки.
   – Расслабься, дорогая.
   – Не могу. О! Поторопись!
   Он тихо рассмеялся и подул на влажные завитки.
   – Для тебя будет лучше, если я не буду торопиться.
   – Нет!
   – А ты откуда знаешь? Для тебя это всего второй раз.
   Он снова проник в нее языком, и она застонала.
   – Я больше этого не вынесу.
   Кэм приподнялся, продвинулся вверх и, устроившись у нее между ног, вошел в нее быстрым толчком. Она задохнулась от неожиданности и вцепилась ногтями ему в плечи.
   Кэм остановился и посмотрел ей в глаза:
   – Амелия, любовь моя. Ты можешь еще немного меня вытерпеть?
   Плохо понимая, о чем он ее спрашивает, она покачала головой.
   – А я думаю, что сможешь.
   Его пальцы скользнули вниз, в то место, где соединялись их тела, и он начал медленно и ритмично двигаться, а его пальцы невероятно нежно и деликатно двигались в такт его движениям. Амелия выгнула спину: она хотела, чтобы он вошел в нее еще глубже. Она предвкушала каждый толчок… еще один… еще… пока наслаждение не захлестнуло ее.
   Но вдруг она почувствовала, что Кэм остановился, и, обняв ногами его бедра, застонала, не желая отпускать его.
   – Амелия, нет… позволь мне… мне надо… – Содрогнувшись, он кончил внутри ее.
   Все еще в связке с нею, Кэм перевернул Амелию на бок и пробормотал что-то на своем языке. Она положила голову на подушку и вздрагивала каждый раз, когда ощущала внутри себя постепенно угасающую пульсацию его плоти.
   Кэм взял ее руку и без всякого труда снял с пальца кольцо.
   – Видишь, как легко оно снимается? – сказал он, протягивая ей украшение. – Но я хочу, чтобы это кольцо оставалось на твоем пальце.
   Амелия удивленно глянула сначала на свою руку, потом на кольцо и нерешительно надела его на тот же палец, но тут же сняла.
   – Как ты это делаешь?
   – Я помог тебе расслабиться. Надень кольцо, Амелия.
   – Не могу. Это будет означать, что я приняла твое предложение выйти замуж, а это не так.
   Потянувшись, словно большой кот, он опять перевернул ее на спину и лег сверху, облокотившись по обе стороны ее головы. Амелия вздрогнула, почувствовав, что он все еще внутри ее.
   – После того как ты дважды занималась со мной любовью, ты не можешь отказаться стать моей женой. Ты погубишь мою репутацию. Я буду чувствовать себя подлецом.
   Несмотря на явную серьезность момента, Амелия улыбнулась:
   – Наоборот. Считай, что своим отказом я оказала тебе огромную услугу. Вот увидишь, когда-нибудь ты будешь мне за это благодарен.
   – Я поблагодарю тебя прямо сейчас, если ты наденешь это проклятое кольцо.
   Амелия покачала головой.
   Кэм продвинулся в нее чуть глубже, так, что она вздрогнула.
   – А как же насчет моих личных способностей? Моих талантов? Кто о них позаботится?
   – Ты вполне способен сам о себе заботиться. – Амелия изогнулась, чтобы положить кольцо на прикроватный столик. Кэм повернулся вместе с ней.
   – Но гораздо приятнее, когда и ты принимаешь в этом участие, моя дорогая.
   Он потянулся за кольцом, и Амелия с удивлением ощутила, что его твердая плоть заполнила все внутри ее. Она поняла, что его вожделение вспыхнуло с новой силой.
   – Кэм, – запротестовала она и попыталась отнять у него кольцо. Между ними завязалась шутливая борьба, которая завершилась страстными поцелуями.
   Амелия подняла за волосы его голову и сказала:
   – Кэм, но… ведь мы только что закончили.
   – Я – цыган, – ответил он, словно этим все объяснялось. Если в его тоне и был намек на извинение, то в настойчивом ритме его движений была лишь страсть. Прежде чем взлететь к вершине наслаждения, Кэм вдруг остановился и пробормотал что-то на смеси английского и цыганского. Амелия поняла только то, что он пытается ее успокоить, что он не сделает ей больно. А она шептала «да, да», и тогда он, прижав к кровати ее бедра, вошел в нее так глубоко, что Амелия не удержалась и вскрикнула.
   Его рука скользнула вниз, и пальцы раздвинули шелковистые лепестки. Наслаждение накатывало на Амелию волнами. Ее охватил восторг, такой сильный, что она содрогнулась. Потом последовал последний толчок, и Кэм со стоном упал на нее.
   Оглушенная Амелия не сразу поняла, что все кончилось.
   – Ты выйдешь за меня, – прошептал он через минуту. – Ты выйдешь за меня, колибри. Я – твоя судьба, даже если ты этого пока не признаешь.

Глава 18

   После того как Кэм уехал, Амелия, не зная, куда себя девать, решила побродить по огромному особняку.
   В доме было тихо. Все разбрелись по своим комнатам для послеполуденного отдыха. Кроме графа Уэстклиффа, Лиллиан и леди и лорда Сент-Винсент, которые готовились к отъезду в Бристоль. Они собирались ехать завтра утром и остановиться там в доме сестры Лиллиан Дейзи и ее мужа Мэтью Свифта.
   Лиллиан была очень близка со своей младшей сестрой.
   – Она за все время беременности ни разу не болела, – с гордостью поведала Лиллиан Амелии. – У нее крепкое здоровье, но она очень маленькая. А муж у нее – довольно большой, – добавила она мрачно, – а это значит, что и его дети наверняка будут крупными.
   – Разве можно винить его за то, что он высокий? – сказал лорд Уэстклифф, сидевший рядом с женой.
   – Я не говорила, что это его вина.
   – Но ты об этом подумала, – пробурчал он, а она швырнула в него подушкой. Но эффект от супружеской ссоры был испорчен тем, что они оба смотрели друг на друга с любовью.
   – У вас все будет в порядке во время нашего отсутствия? – спросила Лиллиан Амелию. – Мне не нравится, что нам приходится уезжать, когда ваши проблемы не решены, а мистер Меррипен еще не поправился.
   – Меррипен скоро поправится, – уверила Амелия Лиллиан. – С тех пор как он в детстве попал в нашу семью, он ни разу не болел. Он здоров от природы.
   – Я попросил доктора ежедневно навещать его, – сказал лорд Уэстклифф. – А если вдруг возникнут какие-то трудности, сообщите нам в Бристоль. Это недалеко, и я сейчас же приеду.
   Амелия с благодарностью кивнула. Как им все-таки повезло, что у них оказались такие замечательные соседи.
   …А сейчас, проходя через картинную галерею и рассматривая картины и скульптуры, Амелия вдруг ошутила ужасную пустоту. Это был не голод, не страх, не гнев и не усталость.
   Это было одиночество.
   «Что за ерунда! – ругала она себя, глядя в окно на сад. Шел дождь, и мутные потоки воды неслись в сторону реки. – Ты не можешь быть одинокой. Не прошло и полдня, как он уехал. Нет причины для чувства одиночества, потому что здесь с тобой вся твоя семья».
   Но это было одиночество, от которого ее не могло избавить даже присутствие близких людей. Такого в ее жизни еще никогда не было.
   Вздохнув, Амелия прижалась носом к холодному стеклу, которое дрожало от раскатов грома.
   С другого конца галереи до нее вдруг донесся голос Лео:
   – Мама всегда говорила, что от этого у тебя будет плоский нос.
   Амелия улыбнулась:
   – Она это говорила только потому, что не хотела, чтобы я пачкала стекло.
   Брат выглядел изможденным, его глаза были пусты. Он был в чужой одежде, которая так элегантно смотрелась на лорде Сент-Винсенте и так неопрятно – на обрюзгшей фигуре Лео.
   – Надеюсь, что ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь, – сказала Амелия.
   – Я почувствую себя лучше, как только найду приличную выпивку. Я три раза просил принести мне вина или что-то другое, но все слуги почему-то оказались страшно забывчивыми.
   – По-моему, для выпивки еще слишком рано даже для тебя, Лео, – упрекнула его Амелия.
   Он достал из кармана жилета часы и глянул на циферблат:
   – В Бомбее восемь часов. Поскольку я интернационалист, то выпью в качестве дипломатического жеста.
   Обычно Амелия либо не обращала внимания на подобные шутки, либо раздражалась. Но сейчас, глядя на брата, который казался таким потерянным и несчастным, хотя и хорохорился, она почувствовала прилив сострадания и даже жалости. Она подошла к нему и обняла.
   Этот импульсивный жест явно озадачил Лео, и он замер. Он не ответил на объятие, но и не отшатнулся.
   – Я должен был знать, что ты сегодня в сентиментальном настроении, – сказал он.
   – Да… видеть, как твой брат чуть было не сгорел заживо, зрелище не для слабонервных.
   – Да я всего лишь немного обжегся. – Лео посмотрел на сестру в упор своими странными светлыми глазами. – И мне кажется, что я не так сильно изменился, как ты.
   Амелия сразу же поняла, на что он намекал. Она отвернулась от него и притворилась, будто разглядывает в окно горы, облака и серебристое озеро.
   – Я изменилась? Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   – Я имею в виду твои отношения с Роаном.
   – Кто тебе об этом сказал? Слуги?
   – Меррипен.
   – Я не верю, что он посмел…
   – Наконец-то наши с ним мнения совпали. Как только Меррипен поправится, мы отправимся в Лондон, остановимся в отеле «Ратледж» и будем жить там до тех пор, пока нам не удастся снять подходящий дом…
   – Жить в этом отеле стоит целое состояние. Мы не можем себе этого позволить.
   – Не спорь, Амелия. Я глава семьи, я принял решение, и Меррипен полностью меня поддержал.
   – Вы оба можете идти к черту. Я не подчиняюсь твоим приказам, Лео.
   – В данном случае – подчинишься. Твой роман с Ровном окончен, сестрица.
   Амелия отвернулась, сверкнув глазами. Она была в такой ярости, что не могла говорить. В прошедшие годы она много раз хотела, чтобы Лео занял наконец место главы семьи, имел бы свое мнение, заботился бы не только о себе, но и о других. Так вот, значит, что побудило его принять меры!
   – Я так рада, – сказала она со зловещим спокойствием, – что ты заинтересовался моими личными делами, Лео. Может быть, ты расширишь круг своих интересов и займешься другими важными проблемами, такими, например, каким образом восстановить Рамзи-Хаус и что нам делать со здоровьем Уин и образованием Беатрикс и Поппи…
   – Тебе не удастся так легко переменить тему. Господи, сестренка, неужели ты не могла найти человека своего круга, чтобы развлечься? Неужели ты так не уверена в своем будущем, что пустила в свою постель цыгана?
   От удивления Амелия открыла рот:
   – Не могу поверить, что ты говоришь такое. Наш брат – цыган, и он…
   – Меррипен не наш брат. И кстати, он со мной согласен, что это ниже тебя.
   – Ниже меня, – повторила Амелия, отступая от брата, пока не уперлась плечами в стену. – Каким образом?
   – Разве нужно это объяснять?
   – Да. Думаю, что нужно.
   – Роан – цыган, Амелия, а цыгане ленивые люди, кочевники, бродяги.
   – Это говоришь ты, который за всю жизнь палец о палец не ударил?
   – А я и не должен работать. Я теперь пэр. Я получаю три тысячи фунтов в год только за то, что существую.
   Спорить, когда твой оппонент безумен, не имело смысла. Амелия нервно застучала ногой по полу.
   – До этого момента у меня не было намерения выходить за Роана замуж. Но теперь я решила серьезно подумать о преимуществах замужества, чтобы иметь в доме по крайней мере одного здравомыслящего человека.
   – Выйти замуж?
   Амелия была рада увидеть, как у Лео изменилось выражение лица. От высокомерной небрежности не осталось и следа.
   – Полагаю, Меррипен забыл упомянуть эту незначительную деталь. Да, Кэм сделал мне предложение. И он богат, Лео. Богат. А это значит, что если ты даже прыгнешь в озеро и утопишься в нем, обо мне и о девочках будет кому позаботиться. Приятно, не правда ли, что кто-то подумает о нашем будущем?
   – Я запрещаю.
   Она бросила на него презрительный взгляд:
   – Извини, но на меня не действует твой авторитет, Лео. Выбери кого-нибудь еще, чтобы поупражняться.
   С этими словами она вышла из галереи и уже не слышала, как гремел гром, а ливень барабанил по стеклам.
 
   Кэм велел кучеру остановиться, чтобы еще раз взглянуть на Рамзи-Хаус, прежде чем он помчится в Лондон. Он никак не мог решить, что же делать с этим домом. Конечно же, его следует восстановить. Поскольку особняк являлся частью аристократического заповедного имущества, его надо бы содержать в приличном состоянии. К тому же Кэму это место нравилось. Он видел в нем и перспективу – если привести в порядок окружающие земли, разбить парк, а сам дом переделать, поместье Рамзи может стать жемчужиной графства.
   Однако вызывало большие сомнения, что титул Рамзи и наследство останутся за семьей Хатауэй надолго. Особенно если это будет зависеть от Лео, чье здоровье и вообще дальнейшее существование были под большим вопросом.
   Кэм попросил кучера подождать и отправился в дом под проливным дождем. Его не особо волновало, будет ли Лео жить или погубит себя, но он твердо решил делать все возможное, чтобы уберечь Амелию от волнений и горя. Если это означало, что он должен помочь сохранить никчемную жизнь ее брата – так тому и быть.
   Кэм бродил по Рамзи-Хаусу и думал о том, как лучше его реставрировать. Потом попытался представить себе, каким будет дом после полного восстановления и покраски. Светлый, яркий, красивый, немного эксцентричный. Как его Хатауэй.
   Вспомнив сестер Амелии, он улыбнулся. Полюбить их будет нетрудно. Странно, что мысль поселиться на этой земле и стать частью семьи вдруг стала такой привлекательной. Он даже почувствовал себя… членом клана. Возможно, Уэстклифф был прав – ему не удастся всю жизнь игнорировать тот факт, что он наполовину ирландец.
   Кэм остановился в холле, потому что ясно услышал звуки наверху – будто кто-то стучал молотком по дереву. Кто бы это мог быть? Человек или привидение? В Роане боролись разум и суеверие. Он начал осторожно подниматься наверх.
   Стук повторился. Кэм прислушался, определяя место, откуда доносятся звуки. Кэм подкрался к полуоткрытой двери и заглянул внутрь.
   Человек в комнате не походил на призрака. Это был Кристофер Фрост.
   Фрост пытался оторвать часть деревянной обшивки с помощью железного лома. Панель не поддавалась, и через несколько секунд Фрост бросил лом и выругался.
   – Помощь нужна? – спросил Кэм. Фрост подскочил от неожиданности.
   – Какого черта… – Он испуганно обернулся. – Проклятие! Что вы здесь делаете?
   – Я хотел задать вам тот же вопрос. – Кэм прислонился к косяку, скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на Фроста. – Я решил сделать остановку по пути в Лондон. А что вы ищете за панелью?
   – Ничего! – отрезал архитектор.
   – Тогда зачем вы пытаетесь ее отодрать?
   Фрост нагнулся, чтобы поднять лом. Он держал его так, что легко мог превратить это железо в орудие нападения. Кэм не переменил положения, однако не спускал с Фроста глаз.
   – Насколько вы разбираетесь в строительстве и дизайне? – спросил Фрост.
   – Не очень хорошо. Мне приходилось плотничать время от времени.
   – Да, ваши люди иногда нанимаются в качестве жестянщиков и плотников. Иногда даже кровельщиков. Но никогда в качестве строителей. И наконец, вы вряд ли останетесь здесь на длительное время, чтобы помочь завершить проект, не так ли?
   – Вы спрашиваете обо мне или о цыганах вообще? – Тон Роана был безупречно вежлив.
   Фрост приблизился к нему, сжимая лом.
   – Не важно. А на ваш первый вопрос я отвечу так – я осматриваю дом, чтобы оценить ущерб, нанесенный пожаром, и сделать новый проект. Я хочу помочь мисс Хатауэй.
   – Это она попросила вас осмотреть дом?
   – Как старый друг семьи – и особенно друг мисс Хатауэй – я сам решил сделать это.
   Слова «особенно мисс Хатауэй», сказанные с намеком на право собственности, чуть было не вывели Кэма из себя. Он, который всегда хвалил себя за дружелюбное отношение к людям, внезапно почувствовал неприязнь к этому человеку.
   – Может быть, вам следовало бы сначала спросить разрешения? Как оказалось, в ваших услугах не нуждаются.
   Лицо Фроста потемнело.
   – Что дает вам право говорить за мисс Хатауэй и ее семью?
   Кэм посчитал, что в данном случае ему незачем быть тактичным.
   – Я собираюсь на ней жениться.
   Фрост чуть было не выронил лом.
   – Не говорите чепухи. Амелия никогда за вас не выйдет.
   – Почему?
   – Господи! – воскликнул Фрост. – Вы еще спрашиваете! Вы не джентльмен, вы не ее круга, и… черт побери, вы даже не настоящий цыган. Вы полукровка.
   – И все равно я женюсь на ней.
   – Но не раньше, чем я увижу вас в аду! – Фрост сделал шаг навстречу Кэму.
   – Либо вы бросите лом, – спокойно заметил Кэм, – либо я сломаю вам руку. – Он искренне надеялся, что Фрост нападет на него. Но Фрост положил лом на пол.
   – После того как я поговорю с Амелией, она больше не захочет иметь с вами ничего общего, – сказал Фрост. – Я постараюсь сделать так, чтобы она поняла, что будут говорить в обществе о леди, которая спит с цыганом. Уж лучше бы с крестьянином. С собакой…
   – Я понял вашу мысль. – Роан улыбнулся так спокойно, что Фрост взбесился. – Но не кажется ли вам интересным, что предыдущий опыт мисс Хатауэй с джентльменом ее круга заставил ее взглянуть более благосклонно на цыгана? Вам ли рассуждать о благородстве?
   – Самонадеянный бастард! – пробормотал Фрост. – Вы погубите ее. Если бы вы ее действительно любили, вы бы исчезли навсегда.
   Он выбежал из комнаты, и скоро его шаги были слышны уже на лестнице.