– Что значит «какого рода»?
   – С красивыми или простушками?
   – Думаю, что с красивыми.
   – В этом-то и заключается твоя беда, – деловым тоном заявил виконт. – Простые женщины доставляют гораздо больше удовольствия. Потому что нет более возбуждающего средства, чем благодарность.
   – Но ты все же женат на красавице.
   Губы Сент-Винсента растянулись в улыбке:
   – Жены – это совершенно другое дело. С ними приходится прилагать больше усилий, но и вознаграждение, которое получаешь, того стоит. Я рекомендую жен. Особенно своих собственных.
   Кэм Роан смотрел на виконта с некоторым раздражением. Серьезный разговор с ним часто не получался из-за того, что Сент-Винсент обожал поупражняться в остроумии.
   – Если я правильно вас понял, милорд, – спросил Кэм, – вы рекомендуете начать соблазнять некрасивых женщин?
   – Роан, я пытаюсь понять твою проблему. – Сент-Винсент обмакнул кончик серебряного пера в пузырек с чернилами. – Хотя я никогда не испытывал недостатка в желании. Полагаю, что оно исчезнет, только когда я буду на смертном одре. Впрочем, что я? В недалеком прошлом я уже побывал на смертном одре, но даже тогда хотел оказаться в постели со своей женой.
   – Мои поздравления, – пробормотал Кэм, оставив всякую надежду получить у этого человека серьезный совет. – Вернемся к нашим книгам. Нам надо обсудить более существенные проблемы, чем сексуальные привычки.
   Сент-Винсент нацарапал какую-то цифру и положил перо.
   – А я настаиваю на продолжении темы сексуальных привычек. Это гораздо интереснее, чем проверять книги. – Он лениво откинулся в кресле. – Хотя ты очень осторожен и сдержан, Роан, нельзя не отметить, что ты пользуешься большим успехом у женщин Лондона. И судя по всему, ты в полной мере пользуешься своим обаянием.
   Лицо Роана осталось невозмутимым.
   – Простите, милорд, но к чему вы ведете?
   Виконт внимательно посмотрел на Роана:
   – Поскольку у тебя раньше не было подобных проблем, я могу предположить, что у тебя просто пропал аппетит – как это случается с другими вещами, – потому что ты пресытился однообразием. Тебе хочется чего-то новенького.
   Выслушав это разумное замечание, Кэм подумал, не было ли у бывшего повесы желания сходить на сторону?
   Кэм знал жену виконта Эви с детства, с того времени, когда она иногда приходила в клуб вместе со своим овдовевшим отцом, и относился к ней как к младшей сестренке. Никто бы не подумал, что можно соединить чистую Эви с таким развратником. И возможно, никто не был удивлен больше, чем сам Сент-Винсент, когда их брак по расчету превратился в страстную любовь.
   – А как насчет семейной жизни? – тихо спросил Кэм. – Не превращается ли она со временем в перенасыщенность однообразием?
   Выражение лица виконта изменилось, а взгляд голубых глаз потеплел при мысли о жене.
   – Мне стало ясно, что с правильной женщиной никогда не наступает перенасыщение. Наоборот, тебе все время мало. Я был бы рад перенасытиться таким восторгом, но я сомневаюсь, что простому смертному это доступно. – Он решительно захлопнул бухгалтерскую книгу и встал из-за письменного стола. – Извини меня, Роан, но я, пожалуй, пойду.
   – А как же счета?
   – Оставляю их в твоих умелых руках. – В ответ на недовольную мину на лице Кэма виконт с невинным видом пожал плечами. – Роан, один из нас – неженатый человек с выдающимися математическими способностями и отсутствием всяких планов на вечер. Другой – убежденный развратник, любовное настроение которого влечет его к молодой жене, поджидающей его дома. Угадай, кому легче заняться бухгалтерией? – Небрежно махнув рукой, виконт Сент-Винсент покинул офис.
   Рекомендацией виконта была «новизна», и это определение как нельзя лучше подходило к мисс Хатауэй. Кэм раньше не встречал или просто не замечал таких женщин. Он всегда предпочитал опытных, которые относились к соблазну как к игре и никогда не смешивали удовольствие с чувствами. Кэм не представлял себя в качестве наставника невинности. Перспектива соблазнить девственницу показалась ему абсурдной. Все закончится лишь болью, слезами и жалобами. Он отверг эту идею с отвращением. Нет. Амелия Хатауэй ни за что не будет его «новенькой».
   Ускорив шаги, Кэм Роан поднялся по лестнице в гостиную, где его ожидали женщина и ее смуглый спутник. Меррипен было обычным цыганским именем. Но сам парень был явно не в обычном положении. Он был вроде слуги у Амелии, но для свободолюбивого цыгана это неестественно, даже отвратительно.
   Однако у Кэма и Меррипена было что-то общее. Оба они работали на гаджо, вместо того чтобы кочевать по земле независимыми, как того хотел Бог.
   Цыган рожден не для того, чтобы жить в четырех стенах. Жить в коробках, не видеть неба, солнца и звезд, не чувствовать ветра. Дышать воздухом, отравленным запахами еды и политуры. Впервые за многие годы Кэм немного запаниковал: в Меррипене, как в зеркале, он разглядел себя. И ему не понравилось отражение. Кэм подавил в себе неприятное чувство и сосредоточился на том, чтобы поскорее избавиться от этой странной парочки.
   Толкнув полуоткрытую дверь, он вошел в гостиную.
   Мисс Хатауэй стояла посреди комнаты в напряженном ожидании, а Меррипен сидел в темном углу. Когда Кэм подошел к Амелии и посмотрел ей в глаза, он почувствовал странный прилив тепла. Ее голубые глаза смотрели на него вопросительно, губы были крепко стиснуты, темные блестящие волосы убраны в пучок.
   Эти туго стянутые волосы, эта скромная одежда выдавали ее как женщину, подчинившуюся запретам. Настоящая старая дева. Но ничто не могло скрыть ее рвущейся наружу энергии. Амелия была… восхитительна. Кэму захотелось насладиться ею, как долгожданным подарком. Чтобы она лежала под ним обнаженная, чтобы ее мягкие губы припухли от его страстных поцелуев, а ее роскошное тело порозовело от желания. Он не ожидал от себя таких эмоций и постарался сделать каменное лицо, чтобы она ни о чем не догадалась.
   – Ну? – потребовала Амелия. Если бы она могла сейчас прочесть мысли Кэма, то с криком бросилась бы вон из комнаты. – Вы узнали что-нибудь о том, где находится мой брат?
   – Узнал.
   – И?
   – Лорд Рамзи был у нас в начале вечера, проиграл немного денег в казино…
   – Слава Богу, он жив! – воскликнула Амелия.
   – …И возможно, решил найти утешение от потери в соседнем борделе.
   – В борделе? – Амелия бросила отчаянный взгляд на Меррипена. – Клянусь, Меррипен, сегодня он примет смерть из моих рук. – Посмотрев на Кэма, она спросила: – И много он проиграл?
   – Примерно пятьсот фунтов.
   Ее голубые глаза сверкнули гневом.
   – Смерть его будет мучительной. В каком он борделе?
   – Брэдшоу.
   Амелия потянулась за шляпкой.
   – Идем, Меррипен. Заберем его оттуда.
   Меррипен и Кэм воскликнули одновременно:
   – Нет!
   – Я хочу убедиться, что он в порядке. Хотя очень в этом сомневаюсь. Я не вернусь домой без Лео, – добавила она, глядя на Меррипена.
   Кэм устало взглянул на Меррипена:
   – Как ты думаешь, мы имеем дело с упрямством, идиотизмом или комбинацией того и другого?
   Амелия вмешалась прежде, чем Меррипен успел отреагировать на вопрос.
   – С моей стороны – это упрямство. А идиотизм характеризует исключительно моего брата. – Она надела шляпку и завязала под подбородком ленты.
   Ленты были ярко-красного цвета. Это яркое пятно в более чем скромной одежде казалось нелепым, даже неприличным, но оно заворожило Кэма.
   – Вы не можете туда идти. Не говоря уж о приличиях и безопасности, вы ведь точно не знаете, там ли он, черт возьми!
   Амелия не вздрогнула, услышав это ругательство.
   – Полагаю, что у вашего заведения и борделя много общего. Вы сказали, что бордель расположен по соседству. Стало быть, невелик труд добраться туда, и все, что мне надо сделать, так это последовать за вышедшими от вас посетителями. Прощайте, мистер Роан. Благодарю вас за помощь.
   Кэм загородил ей дорогу:
   – Все, чего вы добьетесь, – это поставите себя в неловкое положение, мисс Хатауэй. Вы не пройдете даже в дверь. Такой бордель, как Брэдшоу, не принимает никого с улицы.
   – Не ваше дело, сэр, каким образом я вызволю своего брата.
   В этом она была права. Это было не его дело. Но Кэм давно так не развлекался. Ни снижение сексуальной активности, ни умелая проститутка, ни даже комната, полная голых женщин, не сумели бы заинтересовать его так сильно, как мисс Амелия Хатауэй и ее красные ленты.
   – Я пойду с вами.
   – Нет, благодарю, – нахмурилась она.
   – Я настаиваю.
   – Я больше не нуждаюсь в ваших услугах, мистер Роан.
   Кэм мог бы перечислить целый ряд услуг, в которых она явно нуждалась. Он раздел ее взглядом.
   – Я помогу. Вы получите своего брата и немедленно уедете из Лондона. Я считаю своим гражданским долгом ускорить ваш отъезд.

Глава 3

   Хотя до борделя можно было дойти пешком, Амелия, Меррипен и Роан поехали в старой коляске и через несколько минут оказались перед фасадом здания, построенного в георгианском стиле. Амелии, которой подобное место представлялось отвратительным и жутким, вид дома показался вполне благопристойным, она была даже немного разочарована.
   – Оставайтесь в коляске, – сказал Роан. – Я войду и постараюсь разузнать, где лорд Рамзи. – Взглянув на Меррипена, он строго предупредил: – Не оставляй мисс Хатауэй одну ни на минуту. Вечером здесь небезопасно.
   – Еще совсем рано, – запротестовала Амелия. – К тому же мы в Вест-Энде и здесь полно хорошо одетых джентльменов. Какая может быть опасность?
   – Я видел, на что способны эти хорошо одетые джентльмены. Вы упадете в обморок, если я вам о них расскажу.
   – Я никогда не падаю в обморок, – возмутилась Амелия.
   Роан лишь сверкнул белозубой улыбкой. Он вышел из экипажа и растворился в темноте, будто был частью ее. В свете фонарей на одно мгновение она увидела мерцание его волос и сверкнувшую в ухе бриллиантовую серьгу.
   Амелия смотрела вслед Кэму и размышляла о том, к какой категории людей его следует отнести. Он не был ни джентльменом, ни лордом, ни простым рабочим, ни настоящим цыганом. Она вспомнила, как он помогал ей сесть в коляску, и почувствовала, как по спине побежали мурашки. Ее рука была в перчатке, а его – нет, и она ощутила силу и тепло крепкой ладони. На большом пальце блестело широкое, массивное золотое кольцо – таких колец Амелия никогда не видела.
   – Меррипен, что означает кольцо на большом пальце? Это такой обычай у цыган?
   Меррипена, очевидно, смутил ее вопрос, он отвернулся и стал смотреть сквозь запотевшее окно на улицу. Мимо коляски прошла группа молодых людей в модных пальто и цилиндрах. Они громко смеялись и переговаривались. Двое из них остановились и заговорили с безвкусно одетой девицей.
   – Оно означает независимость и свободомыслие, – ответил наконец Меррипен, продолжая смотреть на улицу. – А также определенную обособленность. Он носит его для того, чтобы напоминать себе, что он не раб того образа жизни, который ведет, и в любую секунду может изменить свою жизнь.
   – А зачем мистеру Роану об этом себе напоминать?
   – Потому что в вашем мире слишком много соблазнов, которым трудно противостоять.
   – А зачем им противостоять? Я не могу понять, что ужасного в том, чтобы жить в приличном доме, быть обеспеченным к наслаждаться красивыми вещами – например, красивой посудой или удобной мебелью?
   – Gadji, – пробормотал Меррипен. Амелия знала это слово, оно означало женщину – не цыганку.
   Она устало откинулась на спинку сиденья.
   – Мне никогда и в голову не приходило, что я буду искать своего брата в доме, пользующемся дурной славой. Но если выбирать между борделем и трупом, плывущим вниз лицом по Темзе… – Она ужаснулась своему сравнению и приложила к губам сжатые кулачки.
   – Он не умер, – мягко сказал Меррипен. Как ей хотелось в это верить!
   – Мы должны увезти Лео из Лондона. В деревне он будет в большей безопасности… неправда ли?
   Меррипен пожал плечами:
   – В деревне гораздо меньше соблазнов, и Лео будет труднее нарваться на неприятности.
   – Человек, который так усердно ищет неприятности, может найти их где угодно, – горько вздохнула Амелия.
   После долгих минут томительного ожидания наконец вернулся Роан.
   – Где он? – нетерпеливо вскочила Амелия, как только цыган сел в карету.
   – Здесь его нет. После того как лорд Рамзи поднялся наверх с одной из девушек и… В общем, в борделе его нет.
   – Куда он пошел? Вы спросили?..
   – Он сказал им, что отправляется в таверну под названием «Ад и Ведро».
   – Какое милое название. Вы знаете, где это?
   Роан кивнул:
   – Меррипен, поезжай по Сент-Джеймс-стрит и сверни налево после третьего перекрестка.
   Когда коляска проезжала мимо трех проституток, Амелия спросила, не скрывая интереса:
   – Сколько им лет? Почему никакая благотворительная организация не поможет им получить достойную работу?
   – В большинстве случаев эта достойная работа ничуть не лучше, – ответил Роан.
   Амелия посмотрела на него с возмущением:
   – Вы считаете, что зарабатывать, занимаясь проституцией, лучше, чем честной работой, которая позволяет вести достойную жизнь?
   – Этого я не говорил. Только я знаю, что многие работодатели относятся к женщинам гораздо хуже, чем сутенеры и содержательницы публичных домов. Слугам приходится терпеть всякого рода оскорбления от своих хозяев – особенно служанкам. И если вы полагаете, что работа на заводе или фабрике – это достойный труд, значит, вы никогда не видели девушку, которой машиной для резки соломы отрезало несколько пальцев. Или женщину, у которой от работы на чесальной фабрике легкие так забиты пухом, очесами и пылью, что она вряд ли проживет больше тридцати лет.
   Амелия открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Как бы ей ни хотелось продолжить этот спор, приличной женщине – даже если она старая дева – не пристало обсуждать проблему проституции.
   Она отвернулась к окну, не удостоив Роана даже взглядом, но чувствовала, что он за ней наблюдает. Роан не был ни надушен, ни напомажен, но от него исходил притягательный запах чего-то свежего, похожего на клевер.
   – Ваш брат, очевидно, унаследовал титул совсем недавно, – вдруг сказал он.
   – Да.
   – При всем к нему уважении, мне кажется, он не совсем готов к своей новой роли.
   Амелия не смогла удержаться от печальной улыбки:
   – Никто из нас не был готов. Для Хатауэев это был неожиданный поворот событий. Лео был лишь четвертым в очереди на титул. Но те, что были до него, неожиданно один за другим умерли от разных причин. Похоже, что титул Рамзи укорачивает человеку жизнь. Боюсь, что мой брат при его образе жизни не протянет дольше, чем его предшественники.
   – Свою судьбу никому не дано знать.
   Обернувшись к Роану, Амелия увидела, что он внимательно ее изучает.
   – Я не верю в судьбу. Люди сами хозяева своей судьбы.
   Роан улыбнулся:
   – Все, даже боги, беспомощны в руках судьбы.
   Амелия глянула на него скептически:
   – Конечно, вы, работая в игорном доме, знаете все о вероятностях и шансах. А это означает, что вы не можете верить в удачу или в судьбу.
   – Да, я знаю все про вероятности и шансы, – согласился он. – Тем не менее я верю в удачу. – Он улыбнулся так, что у Амелии перехватило дыхание. – Я верю в магию, и в мистику, и в вещие сны. Верю, что некоторые события записаны на небесах… и даже на линиях вашей ладони.
   Она смотрела на него завороженно. Он был необыкновенно красив: кожа цвета меда, черные кудри спускаются на лоб.
   – А ты тоже веришь в судьбу? – спросила она Меррипена.
   – Я ведь цыган, – ответил он. Это означало, что он верит.
   – Боже мой, Меррипен, я всегда считала тебя разумным человеком.
   – Разумно считать, что такое возможно, мисс Хатауэй, – рассмеялся Роан. – Только потому, что вы чего-то не можете увидеть, почувствовать или понять, вовсе не означает, что этого нет.
   – Никакой судьбы нет, – настаивала Амелия. – Есть лишь действие и его последствия.
   Коляска остановилась в бедном квартале, разительно отличающемся от Сент-Джеймс или Кинг-стрит. На одной стороне улицы была пивная и дешевые меблированные номера, на другой – большая таверна. Пешеходы на этой улице хотя и были одеты с претензией на элегантность, но терялись в толпе уличных торговцев, карманников и проституток.
   Перед дверями таверны назревала большая драка. В воздух уже летели шляпы, трости и бутылки. Везде, где была драка, можно было с большой долей вероятности предположить, что ее затеял Лео.
   – Меррипен, – обеспокоенно сказала Амелия, – ты знаешь, каков Лео, когда он выпьет. Он, наверное, в самой гуще этого столкновения. Будь добр…
   Она еще не закончила говорить, а Меррипен уже встал, готовый выполнять ее приказ.
   – Погоди, – вмешался Роан. – Позволь мне уладить это дело.
   – Ты думаешь, я не умею драться?
   – Это лондонские трущобы. Я знаком со всеми их трюками. – Роан замолчал, увидев, что Меррипен вышел из коляски. – Что ж, так тому и быть. Они выпотрошат его, как макрель на рыбном рынке Ковент-Гарден, – сказал Кэм Амелии.
   Она тоже вышла из экипажа и встала рядом с Роаном.
   – Уверяю вас, Меррипен умеет за себя постоять.
   Роан снисходительно взглянул на нее:
   – Вам лучше оставаться в коляске.
   – Но ведь для защиты у меня есть вы, не так ли?
   – Милая, – тихо сказал он, – возможно, я именно тот, от которого вас больше всего нужно защищать.
   Он посмотрел на нее так выразительно, что у Амелии чуть не остановилось сердце. Чтобы скрыть смущение, она отвернулась, но все равно слишком остро чувствовала его близость.
   Меррипен бесстрашно ринулся в самую середину драки, разбрасывая драчунов, а через полминуты бесцеремонно вытащил одного из них, не переставая отбиваться от нападающих свободной рукой.
   – А он молодец, – удивился Роан.
   Амелия почувствовала облегчение, узнав в растрепанном драчуне своего брата.
   – Слава Богу!
   Роан двумя пальцами взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и сказал довольно сурово:
   – Вам не кажется, что вы слишком заботитесь о своем брате, а себя подвергаете необоснованному риску? Он не делает ничего особенного. Большинство молодых лордов в его положении вели бы себя точно так же.
   – Вы не знаете Лео, – ответила Амелия, потрясенная его прикосновением. Вместо того чтобы отпрянуть, она замерла, испытывая наслаждение. – Обычно он так себя не ведет. Он в беде. Он…
   Роан медленно провел пальцем по красной ленте шляпки и остановился в том месте, где под подбородком был завязан узел.
   – Что значит – в беде?
   Она не успела ответить: Лео и Меррипен подошли к коляске. При виде брата сердце Амелии переполнили любовь и жалость. Лео был в грязи, растерзан, но в его взгляде не было ни капли раскаяния. Любой, кто не знал Лео, подумал бы, что у него в жизни нет никаких забот. Но его когда-то веселые глаза были сейчас холодными и пустыми. Все еще было далеко до того, что он совсем опустится, но он, видимо, решил ускорить этот процесс.
   – Как интересно, – небрежно заметила Амелия, – от тебя все же еще что-то осталось. – Достав носовой платок, она осторожно стерла пот и кровь с его лица. Заметив его блуждающий взгляд, она сказала: – Дорогой, я та, что стоит посередине.
   – А, это ты. – Голова Лео моталась из стороны в сторону, как у марионетки. Он посмотрел на Меррипена, который помогал ему устоять на ногах. – Моя сестра. Потрясающая девушка.
   – Прежде чем Меррипен посадит тебя в коляску, Лео, ты не попробуешь избавиться от кое-каких излишков?
   – Конечно, нет, – был незамедлительный ответ. – Хатауэи умеют пить.
   Амелия отвела с его лица грязные волосы.
   – Было бы неплохо, если бы ты в будущем пил немного меньше, дорогой.
   – Но, сес… – На какую-то долю секунды в пустых глазах Лео промелькнула искорка и он стал прежним Лео. – У меня такая страшная жажда.
   У нее на глаза навернулись слезы, а к горлу подступил ком. Она сглотнула и сказала ровным голосом:
   – Следующие несколько дней, Лео, ты будешь утолять жажду исключительно водой или чаем. Сажай его в коляску, Меррипен.
   Лео покосился на человека, помогавшего ему устоять на ногах:
   – Ради Бога, неужели ты отдашь меня ей на растерзание?
   – Вы предпочли бы просохнуть в камере полицейского участка? – вежливо спросил Меррипен.
   – Да там бы ко мне отнеслись во сто крат гуманнее, – пробормотал Лео, забираясь с помощью Меррипена в коляску.
   – Не хотите, чтобы мы подвезли вас к вашему игорному дому, сэр? – обратилась Амелия к Роану. – Будет тесновато, но это не страшно.
   – Нет, благодарю вас. Это недалеко. Я дойду пешком.
   – Я не могу вас оставить в трущобе.
   Он встал рядом с ней за экипажем – там, где их не могли видеть.
   – Со мной все будет в порядке. Я не боюсь города. Погодите, стойте смирно.
   Роан опять поднял ее лицо за подбородок и большим пальцем нежно провел под левым глазом. Она с удивлением почувствовала, что он стирает слезу.
   – У меня от ветра всегда немного слезятся глаза.
   – Сейчас нет никакого ветра.
   Его рука оставалась на ее подбородке. Ее сердце так застучало, что зашумело в ушах и стали почти не слышны крики, доносившиеся из таверны. Вокруг сгущались сумерки. Его пальцы скользнули вниз по шее, нащупывая место, где бился пульс, и нежно его погладили.
   Амелия увидела, как потемнели его глаза.
   – Мисс Хатауэй… вы уверены, что это не рука судьбы, что мы с вами сегодня встретились?
   – С-совершенно уверена, – с трудом ответила она.
   – И то, что скорее всего мы больше никогда с вами не встретимся?
   – Никогда. – Роан был слишком большим. Слишком близко. Амелия пыталась собраться с мыслями. А когда ощутила его дыхание на своей щеке, больше вообще ни о чем не могла думать.
   – Надеюсь, что вы правы. Боже меня сохрани, если когда-нибудь придется столкнуться с последствиями.
   – Последствиями чего? – Ее голос был еле слышен.
   – Вот этого. – Сильная рука обняла ее за шею, а губы Роана сомкнулись с ее губами.
   Амелию целовали и раньше. Не так уж и давно на самом деле. Ее поцеловал человек, в которого она была влюблена. Но боль от его предательства была так велика, что Амелия поклялась впредь не позволять ни одному мужчине приближаться к ней. Но Кэм Роан не спрашивал ее разрешения и не оставил возможности протестовать. Она напряглась и положила руки ему на грудь, пытаясь оттолкнуть от себя. Но он, казалось, даже не заметил ее сопротивления. Поцелуй был настойчивым, его рука легко обвилась вокруг талии и прижала Амелию к его мощному телу.
   С каждым вдохом она все острее ощущала чуть солоноватый запах его кожи. Один поцелуй следовал за другим, и Амелия стояла как завороженная, тая от мужского прикосновения, от ласки, обещающей сладкие наслаждения.
   Тихо пробормотав что-то на своем языке, Роан оторвался от ее губ, но только для того, чтобы начать целовать нежный изгиб шеи.
   Когда он дотронулся кончиком языка до особенно чувствительного места, Амелия невольно задрожала. В груди, в животе, между ног вдруг появилось болезненное ощущение. Ей мучительно захотелось прижаться к нему, освободиться от множества слоев ткани, из которых состояли ее юбки. Он был так осторожен, так нежен…
   Звон разбитой о мостовую бутылки вернул ее к действительности.
   – Нет, – задыхаясь, прошептала она, оттолкнув его. Он отпустил ее. Ничего не видя перед собой, она, спотыкаясь, подошла к открытой дверце коляски и опустила голову, чтобы скрыть пылающие щеки под полями шляпки.
   Она поднялась на ступеньку, когда почувствовала руку Роана на своей талии. Он подсадил ее и прошептал прямо в ухо:
   – Latcho drom.
   На языке цыган это были слова прощания. Она узнала их, потому что Меррипен научил ее некоторым словам и выражениям. От этих слов ее бросило в жар, но она, конечно, не ответила – не могла ответить, – а лишь села в коляску и подобрала юбки, чтобы можно было закрыть дверцу.
   Брат и сестра Хатауэй занимали противоположные углы кареты. Первый был пьян, вторая – в оцепенении. Дрожащими пальцами она потянулась, чтобы развязать ленты шляпки, и обнаружила, что узел развязан, а концы лент висят.
   То есть один конец. А другой…
   Сняв шляпку, она начала с удивлением ее рассматривать. Одной ленты не хватало.
   Судя по оставшимся следам, она была аккуратно отрезана.
   Ленту взял он.

Глава 4

   Спустя неделю все пять отпрысков семьи Хатауэй вместе с вещами были перевезены из Лондона в новое поместье в Гемпшире. Несмотря на ожидавшие их трудности, Амелия очень надеялась, что перемены скажутся благотворно на всех.
   Дом в их прежнем имении Примроуз-плейс был связан со многими неприятными воспоминаниями. Все изменилось с тех пор, как умерли их родители. Отец скончался от сердечного приступа, а мать, так и не оправившаяся после потери мужа, – через несколько месяцев. Казалось, что горе впиталось в стены и стало частью обоев, краски и дерева. Каждый раз, глядя на камин в большой гостиной, Амелия вспоминала свою мать, сидящую за рукоделием, а в саду ей мерещился отец, подрезающий свои знаменитые на всю округу розы.
   Амелия безо всякого сожаления продала дом, но не из-за отсутствия сентиментальности, а скорее от ее избытка. Невозможно смотреть в будущее, когда тебе что-то постоянно напоминает о потерях.
   Ее брат и сестры нисколько не возражали против продажи дома. Лео вообще ничего не волновало. Если бы ему вдруг объявили, что семья намерена жить на улице, он бы лишь равнодушно пожал плечами. Уин, моложе Амелии на несколько лет, была слишком слаба после длительной болезни, чтобы протестовать против решения старшей сестры. А Поппи и Беатрикс были подростками и с энтузиазмом приветствовали любые перемены.