Со временем репутация его крепла, и адвокаты поднимали вверх руки, как только становилось известно, что в зале суда им предстоит сразиться со Стивеном Беркли.
   Полицейские же, наоборот, ликовали, узнав, что дело, которое они долго и с усердием расследовали, попало в его надежные руки. Стивен был победителем. Сквозь раскидываемую им частую сеть не удалось проскользнуть ни одному преступнику. Каждый получал по заслугам. Не для того Стивен брался за дело, чтобы проиграть его.
   Подкупить его невозможно, что вдохновляло многих следователей, которым иногда месяцами приходилось раскалывать какой-нибудь особенно головоломный случай. В такую честность с трудом верилось — коррупция пронизывала все общество, от сержанта из ночного патруля до капитана полиции.
   Стивен оказался совершенно другим. Причем доказал это в самом начале своей карьеры, когда однажды вечером возле дома, где он жил, к нему приблизились двое мужчин со словами, что если он согласится «поговорить с ними пару минут», от этого выиграют все.
   Не нужно быть гением, чтобы догадаться, о чем должна пойти речь. На руках у Стивена находилось дело о вымогательстве, и если все пойдет, как и предусматривалось, Луи Легс Лавинчи, шантажист-гастролер, получит свои десять или одиннадцать лет казенного содержания.
   — Конечно, — моментально отозвался Стивен, с ходу все сообразив. — Давайте поговорим. Завтра утром, в восемь, здесь же.
   Мужчины удивились. Они слышали, что с ним придется повозиться, что, возможно, его нужно будет «по-дружески» убеждать.
   — А почему не сейчас? — спросил Стивена один из них.
   — Поверьте мне, — оглянувшись по сторонам, ответил он, — сейчас не время. Лучше завтра. О'кей?
   Совсем сбитые с толку, они проводили его взглядами до самого подъезда дома.
   Закрыв за собой дверь квартиры, Стивен тут же позвонил своему шефу и поставил его в известность о происшедшем.
   — Я хочу, чтобы мои телефонные разговоры прослушивались, — заявил Стивен. — Тех двоих нужно взять за попытку подкупа должностного лица.
   — Брось, Стивен, ты юрист, а не полицейский. Это может быть опасно.
   — Поддержи мою просьбу. И пусть мне дадут магнитофон. Я хочу довести это до конца.
   И он осуществил свое желание. Спрятанный на груди миниатюрный магнитофон записал каждое слово двух мужчин, по очереди то уговаривавших его, то угрожавших от имени бедного Лавинчи.
   Как только деньги перешли из рук в руки, неизвестно откуда взявшаяся группа задержания арестовала обоих мужчин, и каждый из них получил свой срок за «попытку подкупа официального должностного лица, а также за запугивание и угрозы в адрес упомянутого выше лица». Луи Легс Лавинчи ушел за решетку на двенадцать лет, а авторитет Стивена поднялся еще выше. Но он редко оглядывался на прошлое. В течение четырех лет он делал на своем посту все, что мог, и от души наслаждался этим.
   В эти годы Стивен довольно близко сошелся с молодым чернокожим детективом по имени Бобби Де Уолт. Бобби занимался главным образом вопросами тайного сбыта наркотиков. Ему было двадцать с чем-то, но выглядел он лет на десять моложе, особенно в своих немыслимых костюмах, с копной густых курчавых волос. От него постоянно приходилось ждать какого-нибудь дружеского розыгрыша. Но под беззаботной и легкомысленной внешностью скрывался настоящий энергичный детектив. На счету Бобби Де Уолта было больше раскрытых торговых точек наркотиков, чем у любого другого копа в подразделении. Что же касается Стивена, то он имел удовольствие отправить за решетку владельцев нескольких из них.
   Странную они составляли пару, идя рядом по улице: стройный и привлекательный Стивен и Бобби — дикий и хулиганистый. Довольно часто они просиживали в расположенном неподалеку от здания суда баре, болтая до самого закрытия. Иногда шли в ресторан. Компания друг друга их устраивала полностью. Впрочем, равно как и компания прекрасных женщин.
   Стивен приятно удивился, когда одним холодным январским вечером семьдесят пятого года Бобби вдруг сказал ему:
   — Завтра ты должен отужинать со мной. В мои силки угодила лучшая киска в мире, парень. Я женюсь.
   Стивен сгорал от любопытства. Ему всегда казалось, что Бобби не из тех, кто спешит поскорее устроить свою семейную жизнь. Но познакомившись со Сью-Энн, девятнадцатилетней обладательницей волнистых мягких волос, очень приятной улыбки и еще более обворожительной фигуры, он сразу же все понял.
   Бобби не терял времени даром. Не прошло и месяца, как Стивен обнаружил себя стоящим рядом с брачующимися в качестве шафера в каком-то уютном храме. Там-то он и встретил кузину Сью-Эпл, Айлин. Он обратил на нее внимание сразу же: высокая, ухоженная, симпатичная. Работала она переводчиком в здании ООН, а жила вместе с родителями в приличном доме из коричневого кирпича где-то на Семьдесят девятой улице.
   Четырежды он приглашал Айлин составить ему компанию, но, когда во время их четвертой встречи она отказалась лечь с ним в постель, Стивен решил отступиться от нее. Вежливо.
   Он вновь стал встречаться с другими девушками, однако об Айлин не забывал. Все-таки она оказалась первой, кто ответил ему отказом. Все остальные были куда более покладистыми — несмотря на свою привлекательность и внушаемое окружающим уважение. И, отдавая себе отчет в том, что в нынешнее время, когда женщины изо всех сил добиваются равных прав с мужчинами, в этом нет ничего необычного, Стивен тем не менее продолжал вот уже несколько месяцев думать об Айлин.
   Груз прожитых лет Кэрри почувствовала совершенно неожиданно. Стоя перед зеркалом, она видела то же лицо, ту же гладкую кожу, только почти невидимые глазом морщинки здесь и там выдавали, что она уже перешагнула шестидесятилетний рубеж. Но хуже было то, что Кэрри ощущала незаметно подкравшуюся старость изнутри, и чувство это пугало, его нельзя было стряхнуть.
   Для чего же она прожила жизнь? Угнетала мысль о том, что последние тридцать два года стали годами постоянной лжи. Даже собственному сыну не могла она рассказать о себе всей правды. В особенности сыну, поскольку он всю свою жизнь борется именно с теми людьми, среди которых она была своей, — наркоманы, проститутки, алкоголики и сутенеры. Не все они так уж плохи, Стивен. Некоторые поступки люди совершают потому, что у них нет другого выхода.
   По утрам она часто лежала в постели, возвращаясь в мыслях к прошлому. Белый Джек. Какой это был мужчина. Как любила она его когда-то. Она, Джек и Люсиль… Обшарпанные дансинги… Клуб «Коттон»… модные одежды, танцы, жаркая любовь… Как хорошо все было поначалу, до того как появилась Долли… Большая, белокожая Долли… и наркотики…
   Высвободив руки из-под одеяла, Кэрри стала рассматривать едва видимые точки, оставленные иглой, шрамы — их и не различишь уже, если не знать, что они там есть.
   Годы, проведенные в лечебнице, она почти не помнила, они стерлись.
   Перед глазами встал облик Бернарда, и Кэрри улыбнулась. Вот кто знал о пей абсолютно все — и тем не менее любил ее.
   Эллиот был совсем другим. Для него Кэрри являлась игрушкой, вещью. Он женился на ней по каким-то своим собственным соображениям. Вполне возможно, что он что-то подозревал, заметил что-то в ее глазах. В их спальне, над интерьером которой поработал известный декоратор, он всегда обращался с ней, как со шлюхой.
   И все-таки самое ужасное в этом то, что она смирилась со всем, позволяя ему поступать, как он хочет, она тем самым поощряла его. Страх лишиться положения, средств к жизни привязал ее к мужу невидимыми прочными нитями.
   Но теперь и он тоже постарел. Постельные запросы его стали куда скромнее. А ведь однажды он уйдет навсегда. Мысль эта напугала Кэрри. Она не хотела оставаться одна. В одиночестве она не сможет смотреть жизни в лицо.
   Невеселые размышления прервал телефонный звонок. Поначалу Кэрри решила не поднимать трубку — пусть себе звонит. Однако тут же она подумала: «А вдруг это Стивен?» Рука потянулась к телефону.
   — Кэрри? Как дела?
   Джерри Майерсон. Ну конечно. Неделя не проходила без его звонка. Очень лестна мысль, что молодой тридцатишестилетний мужчина может быть в нее влюблен. Она устало вздохнула.
   — Привет, Джерри. Как дела?
   — У меня — отлично. А вот ты что-то загрустила.
   — Да, хандра какая-то.
   — Отлично. Я тот, кто тебе в данную минуту нужен. Обедаем вместе. Во «Временах года».
   — Не сегодня, Джерри.
   — Нет, сегодня. Расскажу тебе о сенсационном разводе, ты наверняка заинтересуешься. Будешь смеяться и плакать… Всю грусть как рукой снимет.
   Кэрри вспомнила о своем попом туалете от Сен-Лорана и решила, что подняться и выйти куда-нибудь будет все же лучше, чем проваляться весь день в постели.
   — Я подумаю…
   — Великолепно. В час дня. Не опаздывай.
   Бобби Де Уолт уже несколько месяцев занимался расследованием дела. Сью-Энн, носившая в себе их первого ребенка, почти не видела мужа. Стивен заходил к ним довольно часто — составить ей компанию.
   Однажды вечером он застал у нее Айлин, с которой не виделся вот уже восемь месяцев. Она удивилась встрече не менее его.
   Оба вопросительно повернулись к Сью-Энн, невозмутимо пожавшей плечами. , — Сегодня я не ждала никого из вас.
   — Я ненадолго, — тут же решила Айлин. — Просто заглянула проведать тебя.
   — Думаю, что поужинать-то вы оба у меня сможете, — проворковала Сью-Энн, ставя на стол тарелки с горячими сочными свиными ребрышками, кукурузой и картофельным салатом.
   Стивен почувствовал, как разыгрался аппетит. Рот наполнился слюной.
   — У меня, пожалуй, найдется немного времени, — сказал он, усаживаясь за стол.
   Айлин тоже целый день ничего не ела. Она посмотрела на тарелки, перевела взгляд па Стивена и тоже села.
   — Мне нужно позвонить матери, — проговорила Сью-Энн и вышла, оставив их вдвоем.
   — Ну, как поживаешь? — спросил Стивен, разгрызая зубами мягкое ребрышко.
   Айлин наложила себе на тарелку огромную порцию кукурузы.
   — Вся в делах. А ты?
   — То же самое.
   Ему вспомнилась их последняя встреча. Кино. Ужин в хорошем ресторане, когда будничным голосом он предложил ей:
   — Пойдем ко мне.
   Он был настолько уверен, что Айлин ответит согласием, что уже в мыслях сидел за рулем и жал на педаль газа.
   — Нет, — сказала она. — Мне не хочется. Отвези меня, пожалуйста, домой.
   Стивен так и сделал, а доведя Айлин до ее подъезда, проговорил:
   — Не думаю, что мне стоит звонить. Никаких серьезных планов я не строю.
   Потом он скучал по ней. С Айлин было так приятно появляться на людях, и вряд ли он мог представить Кэрри лучшую, чем она, девушку.
   Он принялся за следующее ребрышко.
   — Часто бываешь в свете? Айлин слабо улыбнулась.
   — Иногда. Я, наверное, делаю что-то такое, отчего мои кавалеры после третьего или четвертого свидания разбегаются.
   Стивен улыбнулся.
   — А может, ты чего-то не делаешь?
   Она деликатно обкусывала кончик ребрышка.
   — Как насчет кино на следующей неделе? Стивен решил, что она определенно стоит еще одной попытки.
   На лице Айлин отразилось сомнение.
   — Я не изменилась, Стив. И принципы у меня… те же.
   — А я и не хочу, чтобы ты менялась. Так как насчет вторника?
   В комнату вошла Сью-Энн. Она была па седьмом месяце, живот уже значительно увеличился в объеме.
   — Ну что? — спросила она. — Будете вы опять вместе, или я целый день зря готовила?
   Заседание суда шло полным ходом, когда известие достигло Стивена. По рядам пошел какой-то шепоток, и деталей Стивен не разобрал. Бобби Де Уолт попал в переделку. В Гарлемс, в подвале одного из жилых домов, на него набросились двое мужчин и жестоко избили, успев при этом нанести несколько ударов ножом. Он сумел выбраться на улицу, потерял сознание и был доставлен в больницу скорой помощи. Стивен попросил объявить перерыв и помчался к другу.
   Сью-Энн была уже там, лицо залито слезами. Припав к груди Стивена, она прошептала:
   — Почему мой Бобби? Почему? Стивен разыскал санитара, помогавшего нести носилки.
   — Как он?
   — Не очень. Потерял много крови, сломана пара ребер. По если организм у пего крепкий — выберется.
   — Здоровья ему не занимать. Айлин появилась к вечеру, раскрасневшаяся, едва переводя дух.
   — Всю дорогу неслась как угорелая. Ну что?
   — Положение критическое, — мрачно ответил Стивен.
   Положение оставалось критическим еще два дня. Затем выносливый организм Бобби победил, и дело стало двигаться па поправку. Хирургам пришлось наложить семьдесят шесть швов. Сломанные ребра болели, но он улыбался.
   Последовавшие за этим педели и месяцы оказались нелегкими. Бобби не терпелось выбраться из клиники, чтобы продолжить свое расследование.
   — Имел я их всех, — жаловался он Стивену, — мне нужно делать свое дело! Ведь я был уже близко — совсем близко!
   — Слишком близко, — отозвался Стивен.
   — Никогда не может быть «слишком близко». У Де Уолтов Стивен проводил значительную часть своего времени, как, впрочем, и Айлин. Ее присутствие духа и умение поддержать оказались весьма кстати. Скоро у Стивена уже выработалась привычка заезжать, если он был свободен, за Айлин к ней на работу, а оттуда они вместе направлялись к Сью-Энн и Бобби. Этот устоявшийся порядок доставлял Стиву удовольствие.
   — Пора бы вам пожениться, — бросал им шутливо Бобби. — Вдвоем вы отлично смотритесь — прекрасная пара.
   Раньше Стивен над этим как-то не задумывался, но сейчас он решил представить Айлин матери — посмотреть, что из этого выйдет.
   Покинув больничную палату, Бобби начал быстро поправляться. Сью-Энн родила прелестную девочку, и к этому времени Бобби почувствовал, что вполне готов вернуться к своему расследованию. Он явился в кабинет Стивена, просто лопаясь от избытка информации, имен, цифр, и совершенно красный от гнева: это надо же — быть так близко к раскрытию крупнейшего за всю его карьеру дела и…
   — Слушай, — обратился он к Стивену, — у меня уже собрано более чем достаточно улик, чтобы начать операцию против этого грязного и вонючего Боннатти. Он находится на самом верху, заправляет всем, и, думаю, нам удастся прижать его.
   — Откуда в тебе такая уверенность? — с внезапно пробудившимся интересом спросил Стивен. Посадить на скамью подсудимых пресловутого Энпо Боннатти было мечтой каждого прокурора.
   — Во мне говорит уличный инстинкт, — ответил Бобби, расхаживая по офису. — У меня есть кое-кто на примете, кого можно вызвать повесткой. У меня есть свидетели. У меня связи со множеством людей, которые заинтересованы в том, чтобы Бониатти пошел ко дну. Я знаю, что был совсем рядом. Кому, ты думаешь, было выгодно убрать меня?
   — Ты считаешь, над тобой поработали люди Боннатти?
   — Я уверен в этом. У них тоже есть свои источники. Кто-то выболтал им мое прикрытие.
   В задумчивости Стивен барабанил пальцами по крышке стола.
   — Так что ты предлагаешь?
   — Я предлагаю создать специальную комиссию по расследованию деятельности Боннатти. Если ты согласен возглавить ее, никому в голову не придет отвергнуть твою кандидатуру — с твоей-то репутацией.
   Стивен знал, что это правда. До сегодняшнего дня к нему уже дважды обращались с просьбой взять на себя руководство специальными расследованиями по некоторым делам. Оба раза он отказывался — ему неинтересна специфика этих дел. Но Энцо Боппатти был худшим из худших — хладнокровный убийца, начинавший рядовым бутлеггером в Чикаго еще в двадцатых, а сейчас контролировавший большую часть нью-йоркского преступного мира. Коньком его были наркотики и проституция.
   — В прошлом против пего уже выдвигались обвинения, — медленно проговорил Стивен.
   — Да, и он все время откупался. Или убирал свидетелей. Или подворачивалась другая возможность продолжать разгуливать на свободе. — Бобби завел себя так, что уже не мог устоять на одном месте, ему требовалось постоянно двигаться. С размаху он опустил свой кулак на стол. — Ты в состоянии достать его. У тебя есть свой метод, парень. Я еще ни разу не видел тебя проигравшим. Что скажешь?
   — Скажу, что мне нужно подумать. Это тебя устраивает?
   Бобби расхохотался.
   — Это то же самое, что сказать «да». Стоит тебе только заглянуть в жизнь этого сукина сына, и ты его уже не выпустишь. Я знаю тебя.
   — Ты так полагаешь?
   — Готов поспорить на свое левое яйцо, милый мой. А им я дорожу!

ЛАКИ. 1975

   Прожекторы выстрелили в небо. Подсвеченные фонтаны рассыпали вокруг «Маджириано» мириады разноцветных искр. К отелю бесконечной змеей ползли лимузины. Его белая громада напоминала стены средневекового замка. Впечатляющее зрелище. Великолепное. Необычное.
   Марко, в новом черном блестящем смокинге, метался по вестибюлю, успевая цепким взглядом заметить любую мелочь. И все-таки она добилась своего. Девочка сделала это. Ей потребовалось пять долгих лет, полных забот и волнений, забастовок и угроз, но в конце концов она вышла победительницей.
   Маленькая Лаки. Она и в самом деле оказалась дочерью Джино, настоящей Сантанджело. Если бы Джино мог сейчас видеть дело ее рук, он имел бы все основания гордиться ею.
   Конечно, он, Марко, помогал девочке. Направлял ее, обеспечивал поддержку и защиту, следил за тем, чтобы она не сбилась с пути.
   Но какова ученица! Была в ней какая-то хватка, помогавшая доводить любое начатое дело до успешного конца. А в голове, похоже, находился компьютер, просчитывавший сделки и прибыли с такой скоростью, какую невозможно и представить.
   Марко заметил, что к нему направляется Скип — специалист по связям с общественностью, нанятый Лаки. Он тут же повернулся к нему спиной и зашагал в противоположном направлении. Для пего Скип был хуже зубной боли с его скороговоркой и утомительным остроумием. Марко знал, что Лаки переспала с ним, и одна эта мысль ввергала его в бешенство. И что же это она тащит к себе в постель всякую шваль, как последняя шлюха? В конце концов, кого из настоящих мужчин она в своей жизни знала? Крейвена Ричмонда-слизняка? Пригожих студентиков, мелькавших в ночи, как мотыльки? Теннисистов-профессионалов? Тупиц-актеров? Молоденьких мальчиков? Но ведь ей-то нужен настоящий мужчина. Джино с ума сошел бы, дойди только до него слухи обо всех приятелях дочери. И все же… И все же, шлюха она или нет, Марко хотел ее… Уже давно… и сегодняшняя ночь станет его ночью. Прекрасную Хелену, несмотря на все ее протесты, он отослал в Лос-Анджелес.
   — Отдохни, съезди в Беверли-Хиллз, посиди у бассейна, походи по магазинам, можешь купить себе всего Сакса. Ты заслужила это.
   — Но Марко, скоро же открытие. У меня уже готово новое платье. Я не могу отсутствовать во время открытия…
   — Можешь, можешь. Я буду слишком занят, чтобы заниматься еще и тобой.
   Пока, Хелена. Па время нам нужно расстаться. Вместе с Лаки Сантанджело у меня есть одно незаконченное дело, и именно сейчас пора им заняться.
   Лаки стояла под секущими тело острыми струйками ледяного душа и с удовлетворением отмечала про себя, что сегодня холодная вода была действительно холодной, вчера же лилась комнатной температуры.
   — Болезни роста, мисс Сантанджело, — уверяли и успокаивали ее. — Не беспокойтесь, все будет исправлено.
   Болваны. Тупицы. Задницу готовы лизать. О, как они все увивались вокруг нее. О, как ей это нравилось.
   Из-под душа она ступила на пол своей персональной ванной комнаты, далеко перешагнувшей все стандарты. Выложенной и увешанной шкурами белой ламы, расписанной пейзажами джунглей, украшенной лепниной из алебастра.
   Лаки запахнула на себе махровый халат и прошла в спальню, поражающую современностью отделки. Классической выглядела только постель. Черные шелковые простыни и покрывала из тигровых шкур.
   Опустившись на них, она позвонила вниз управляющему.
   — В течение часа ни с кем меня не соединять. Кто бы ни звонил.
   Затем Лаки поднялась, сбросила на пол халат и скользнула в декадентски-черные простыни.
   Но как только она закрыла глаза, в мозгу закружились тысячи мыслей, мешая заснуть.
   Она принялась вспоминать наставления своего учителя йоги. Расслабиться — дюйм за дюймом. Сначала пальцы па ногах, потом вся ступня, голени, бедра… Нет, невозможно. Слишком сильно возбуждение.
   Ощущая всей кожей нежные прикосновения простыней, Лаки попыталась представить себе того, кто этой ночью будет лежать на них с ней рядом. Хотя, какая, в принципе, разница. Все они одинаковы, дарители удовольствия. Однообразны. Шалые жеребцы.
   Кроме Марко, конечно. Милого женатого Марко. Сукина сына Марко. Она хотела его с прежней силой, но навсегда, а он до сих пор не подавал никаких признаков готовности расстаться со своей великолепной Хеленой.
   Черт побери! Она никак не может заснуть.
   Поднявшись с постели, Лаки направилась в гостиную. Огромные окна из затемненного стекла выходили на широкую террасу. Нажатие кнопки — и створки окна поползли в стороны. Обнаженная, Лаки вышла на террасу. Было всего семь вечера, и теплый воздух Лас-Вегаса показался обжигающим после кондиционированной прохлады номера.
   Да, этот вечер стал вечером ее триумфа. Сегодня раскрывал свои двери «Маджириано», о котором так мечтал Джино, и заслуга в этом принадлежит исключительно ей.
   Лаки до локтей погрузила руки в свои пышные черные волосы, подняла их высоко над головой. Позволила им свободно упасть на плечи, глубоко вздохнула. Лаки Сантанджело. Вот именно. Они думали, что имеют дело с обыкновенной подстилкой. Теперь же они знают — и это далось им потом и кровью, — что имеют дело с Сантанджело.
   Коста приехал неделей раньше. Он никак не мог поверить, что день этот наконец наступил. Господи! Сколько всего пришлось преодолеть, чтобы отель был все-таки построен. И тем не менее Лаки удалось это. Постройка «Маджириано» стала ее жизнью.
   Она собрала вокруг себя лучших людей — Марко, к примеру, который учился у самого Джино. Девять лет он заправлял «Миражом», а это далеко не простое дело. Зато сейчас Марко без всякого труда мог взвалить на себя многотрудные обязанности управляющего новым отелем. Естественно, он привел с собой своих людей, которые теперь стали людьми Лаки. Все они — члены одной большой семьи. И каждый стоит на защите интересов Джино.
   Помимо всего прочего у Лаки появился могущественный покровитель — Энцо Боннатти — ее крестный отец, консультант и советчик.
   Она научилась быть осторожной. Не делала и шага без своего личного шофера Боджи Паттерсона. На вид Боджи не представлял собой ничего особенного. Одет всегда в мятые джинсы и старую армейскую куртку. Двадцать девять лет, вьетнамский ветеран и весьма крепкий орешек.
   Лаки он нравился тем, что почти никогда не раскрывал рта. То, что она вынуждена была иметь телохранителя, отвратительно само по себе, но терпеть рядом с собой болтуна — это выше всяких возможностей.
   «Да, — подумал Коста, — Лаки определенно знает, что делает». В отличие от Дарио, этого извращенца, как называл его про себя он. «Что же дальше будет с парнем? Что произойдет, когда обо всем узнает Джино?»
   Если когда-нибудь узнает. Уж слишком туманны перспективы его возвращения в Америку. Коста делал что мог, старался изо всех сил. Но с неразберихой, воцарившейся в Вашингтоне по поводу Уотергейтского скандала, — и последовавшей за ним отставкой Никсона — у людей исчезло ощущение безопасности, надежности их бытия. Закулисные игры. Взятки. Угрозы. Косте приходилось беседовать с влиятельными друзьями Джино, с теми, кому он оказывал весьма значительные услуги, — с политиками, судьями, высокопоставленными чиновниками из полиции. И ни один из них не решился помочь. Слишком свежо у всех в памяти открытое против Джино Сантанджело дело по неуплате налогов. Попятно: если Служба внутренних доходов объявила за ним охоту, значит, шальной пулей может задеть и их.
   И несмотря на то, что вся система коррумпирована сверху донизу, Косте никак не удавалось найти выход. Пять лет бесконечных попыток — срок немалый. Но если даже Косте потребуется вечность, он не отступит. Джино рассчитывает на него. И он сделает это.
   Вынужденная перемена образа жизни приводила Дарио в исступленную ярость, недостаточную, однако, для того, чтобы заставить его предпринять хоть какие-то действия. Он так и продолжал жить, стремясь доставлять себе максимум удовольствий. Устраиваемые им вечеринки утратили былой размах, сложнее стало добывать зелье, и все же он умудрялся существовать более или менее так, как ему нравится, не обращая никакого внимания на читаемые время от времени Лаки или Костой нравоучения. Что они, долбаные ничтожества, о себе вообразили? Он вовсе не обязан держать перед ними ответ.
   В один из дней Дарио арестовали. Получилось все донельзя по-идиотски. Какой-то сопляк обратился в полицию с жалобой, что несколько мужчин связали его, избили, а затем изнасиловали. Все это происходило на квартире у Дарио. Сам он о случившемся имел довольно смутное представление. Шестнадцатилетнего мальчишку привел Эрик, причем будущая жертва на протяжении всего вечера просто млела от восторга. Дарио даже не принимал в их забавах никакого участия, поскольку был слишком занят в спальне с «нормалом», женатым мужчиной, желавшим раз в месяц доставить себе какое-то разнообразие.