Страница:
Вошла Кэрри, и Стивен, сжав ее в своих могучих объятиях, закружил по кабинету.
— Ма, я так рад, что ты выкроила наконец время, чтобы посмотреть, где я работаю, но сейчас у меня срочное дело. Может, ты заглянешь завтра? Обещаю угостить тебя обедом.
— Стивен, — произнесла Кэрри задыхающимся голосом, — мне необходимо поговорить с тобой.
— Только же сейчас, моя дорогая. Мне очень жаль, но в данную минуту мне нужно бежать оформлять самое громкое деле года. Это, так сказать, вопрос «П.Г.»
— Профессиональной гордости, миссис Би, — рассмеялся Бобби.
— Мое дело более важное, — понизив голос, ответила сыну Кэрри. — Я не стала бы к тебе заходить, будь это не так.
— В таком случае я сам загляну к тебе немного позже. — Сняв со спинки стула пиджак, Стивен перебросил его через плечо.
К нему подошел Бобби.
— Твоя мать сегодня что-то неважно выглядит, — шепнул он.
Стивен посмотрел па Кэрри. Она и в самом деле была не такая, как обычно.
— Чуть позже. — Он поцеловал мать. — Обещаю. Тебе лучше сейчас пойти домой и немного отдохнуть. Ты па себя не похожа. Ты па машине?
Кэрри слабо кивнула.
— Дай мне ключ от своей квартиры, я подожду тебя там, — прошептала она, едва сдерживая охватывавшую ее дрожь.
— О! Понял! — воскликнул Стивен. — У тебя вышла ссора с Эллиотом.
Кэрри промолчала. Она просто боялась произнести слово.
Он порылся в карманах и протянул матери ключ.
— Меня не будет по крайней мере еще пару часов. Чувствуй себя как дома. Пошли, Бобби, пора!
Глядя вслед сыну, Кэрри уже в тысячный раз спрашивала себя, правильно ли она поступает. Пока она сидела в машине у особняка Энцо Бониатти, у нее было достаточно времени, чтобы все обдумать. Что она, в конце концов, собирается сделать? Подойти к парадной двери, сказать, что хочет увидеть мистера Боннатти и выстрелить в него? Такое часто бывает в кино, но в жизни все происходит несколько иначе.
Слишком много вопросов.
Сможет ли она встретиться с ним лично? Сможет ли воспользоваться оружием? Сможет ли, собственно говоря, хладнокровно убить другого человека, живое существо? Сможет ли добраться до машины и скрыться незамеченной?
Сидя во взятом напрокат автомобиле с выключенным кондиционером и обливаясь потом, она постепенно осознала, насколько неосуществим ее план. И будучи вынужденной отказаться от него, Кэрри стала искать альтернативы.
Их было немного — точнее всего, одна. Рассказать Стивену правду. Рассказать ему все. Приняв это решение, Кэрри почувствовала себя ожившей, помолодевшей. Она тронула машину с места и направилась в город, даже не оглянувшись на стоявший за забором особняк.
— Что, черт возьми, произошло с парнем? — взорвался Джино. — Знаешь, у него был такой вид, будто он вот-вот вытащит пушку. Ты видел эту сцену, Коста?
— Нет, не успел.
— Я видела, — ответила Лаки. — От Дарио я могу ожидать чего угодно.
— Не понимаю я, что тут творится, — с тревогой сказал Джино. — Родной сын приходит сюда ко мне с пистолетом. Верни его, Коста. Пора, мне думается, взяться за мальчишку всерьез.
— О, — пренебрежительно заметила Лаки, — по-моему, ты с этим несколько опоздал. Тебе бы стоило обращать на него побольше внимания, когда он был еще подростком.
— Ты это с кем так разговариваешь? — взвился Джино.
Лаки вспыхнула, но не отступила.
— С тобой. Так я разговариваю с тобой. Когда мы с Дарио были совсем маленькими, мы не имели ничего похожего на нормальную семейную жизнь. Запертые в этом мавзолее в Бель Эйр, как двое прокаженных. Нам не дозволялось заводить друзей. Мы не могли, как другие дети, сходить в кино. Даже в магазин нас вечно сопровождала какая-нибудь нанятая тобой нянька. Что же странного в том, что Дарио стал таким, какой он есть?
Джино не сводил с дочери взгляда.
— Нечего сказать, действительно ужасная жизнь. Да у вас был великолепный дом — лучший из тех, что можно купить за деньги.
Голос Лаки поднялся почти до крика.
— Деньги! Кому нужны эти деньги? Пока я росла, мне нужен был ты! Я хотела, чтобы ты заботился обо мне, чтобы ты был со мной. Я хотела, чтобы ты был настоящим отцом!
Ее слова резанули Джино по сердцу.
— Для вас обоих я всегда делал все, что мог. Так, как мог…
— Но этого оказалось недостаточно! — злорадно бросила Лаки.
На улице раздался вой полицейских сирен. Коста подошел к окну, стараясь рассмотреть, что происходит внизу.
— Убирайся и приведи сюда Дарио! — заорал на него Джино.
Коста исчез. Лаки вздохнула.
— Мне пора. Видишь, мы не можем даже разговаривать — ты и я. И никогда не могли.
— Ты сказала, что я не был настоящим отцом, — простонал Джино. — А ты? Ты была порядочной дочерью? Побеги из школы. Траханье с прохожими. Отправилась в…
— Не была, — Лаки перебила отца, в ней клокотала ярость. — Но если бы и была — так что?
— И она говорит « так что»! Так что? — Джино печально покачал головой. — Ты права. Лаки. Мы живем в разных измерениях — ты и я. Можешь идти. Семь лет — и ни одной хотя бы открытки. Вот это дочь.
— Ты сам мне не писал! — бросила она в ответ. Внезапно Джино почувствовал себя усталым. Раздался стук в дверь.
— Кто там еще? — недовольно спросил он.
— Это Коста. Откройте, быстрее!
Лаки подхватила свою сумочку. Ей хотелось расплакаться — она и сама не знала почему.
Джино распахнул дверь, и в номер ввалился Коста, белый и дрожащий.
— В Дарио стреляли, — выдохнул он. — У входа в отель. Он мертв.
— Матерь Божья! — вскричал Джино. — Матерь Божья!
Лаки окаменела.
Резким движением ударив себя кулаками в грудь, Джино спотыкаясь побрел к кушетке. С губ его сорвался стон.
— В чем дело? ; — Лаки вздрагивала. — В чем дело? Что с тобой?
Он вновь застонал, лицо его стало серым. В одно мгновение Джино состарился, на глазах превратившись в того, кем и был, — в семидесятилетнего старика.
— Я… думаю… что… это… серде… — едва слышно выговорил Джино. — Вызовите… врача… скорее…
ПЯТНИЦА, 15 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК. ВЕЧЕР
— Ма, я так рад, что ты выкроила наконец время, чтобы посмотреть, где я работаю, но сейчас у меня срочное дело. Может, ты заглянешь завтра? Обещаю угостить тебя обедом.
— Стивен, — произнесла Кэрри задыхающимся голосом, — мне необходимо поговорить с тобой.
— Только же сейчас, моя дорогая. Мне очень жаль, но в данную минуту мне нужно бежать оформлять самое громкое деле года. Это, так сказать, вопрос «П.Г.»
— Профессиональной гордости, миссис Би, — рассмеялся Бобби.
— Мое дело более важное, — понизив голос, ответила сыну Кэрри. — Я не стала бы к тебе заходить, будь это не так.
— В таком случае я сам загляну к тебе немного позже. — Сняв со спинки стула пиджак, Стивен перебросил его через плечо.
К нему подошел Бобби.
— Твоя мать сегодня что-то неважно выглядит, — шепнул он.
Стивен посмотрел па Кэрри. Она и в самом деле была не такая, как обычно.
— Чуть позже. — Он поцеловал мать. — Обещаю. Тебе лучше сейчас пойти домой и немного отдохнуть. Ты па себя не похожа. Ты па машине?
Кэрри слабо кивнула.
— Дай мне ключ от своей квартиры, я подожду тебя там, — прошептала она, едва сдерживая охватывавшую ее дрожь.
— О! Понял! — воскликнул Стивен. — У тебя вышла ссора с Эллиотом.
Кэрри промолчала. Она просто боялась произнести слово.
Он порылся в карманах и протянул матери ключ.
— Меня не будет по крайней мере еще пару часов. Чувствуй себя как дома. Пошли, Бобби, пора!
Глядя вслед сыну, Кэрри уже в тысячный раз спрашивала себя, правильно ли она поступает. Пока она сидела в машине у особняка Энцо Бониатти, у нее было достаточно времени, чтобы все обдумать. Что она, в конце концов, собирается сделать? Подойти к парадной двери, сказать, что хочет увидеть мистера Боннатти и выстрелить в него? Такое часто бывает в кино, но в жизни все происходит несколько иначе.
Слишком много вопросов.
Сможет ли она встретиться с ним лично? Сможет ли воспользоваться оружием? Сможет ли, собственно говоря, хладнокровно убить другого человека, живое существо? Сможет ли добраться до машины и скрыться незамеченной?
Сидя во взятом напрокат автомобиле с выключенным кондиционером и обливаясь потом, она постепенно осознала, насколько неосуществим ее план. И будучи вынужденной отказаться от него, Кэрри стала искать альтернативы.
Их было немного — точнее всего, одна. Рассказать Стивену правду. Рассказать ему все. Приняв это решение, Кэрри почувствовала себя ожившей, помолодевшей. Она тронула машину с места и направилась в город, даже не оглянувшись на стоявший за забором особняк.
— Что, черт возьми, произошло с парнем? — взорвался Джино. — Знаешь, у него был такой вид, будто он вот-вот вытащит пушку. Ты видел эту сцену, Коста?
— Нет, не успел.
— Я видела, — ответила Лаки. — От Дарио я могу ожидать чего угодно.
— Не понимаю я, что тут творится, — с тревогой сказал Джино. — Родной сын приходит сюда ко мне с пистолетом. Верни его, Коста. Пора, мне думается, взяться за мальчишку всерьез.
— О, — пренебрежительно заметила Лаки, — по-моему, ты с этим несколько опоздал. Тебе бы стоило обращать на него побольше внимания, когда он был еще подростком.
— Ты это с кем так разговариваешь? — взвился Джино.
Лаки вспыхнула, но не отступила.
— С тобой. Так я разговариваю с тобой. Когда мы с Дарио были совсем маленькими, мы не имели ничего похожего на нормальную семейную жизнь. Запертые в этом мавзолее в Бель Эйр, как двое прокаженных. Нам не дозволялось заводить друзей. Мы не могли, как другие дети, сходить в кино. Даже в магазин нас вечно сопровождала какая-нибудь нанятая тобой нянька. Что же странного в том, что Дарио стал таким, какой он есть?
Джино не сводил с дочери взгляда.
— Нечего сказать, действительно ужасная жизнь. Да у вас был великолепный дом — лучший из тех, что можно купить за деньги.
Голос Лаки поднялся почти до крика.
— Деньги! Кому нужны эти деньги? Пока я росла, мне нужен был ты! Я хотела, чтобы ты заботился обо мне, чтобы ты был со мной. Я хотела, чтобы ты был настоящим отцом!
Ее слова резанули Джино по сердцу.
— Для вас обоих я всегда делал все, что мог. Так, как мог…
— Но этого оказалось недостаточно! — злорадно бросила Лаки.
На улице раздался вой полицейских сирен. Коста подошел к окну, стараясь рассмотреть, что происходит внизу.
— Убирайся и приведи сюда Дарио! — заорал на него Джино.
Коста исчез. Лаки вздохнула.
— Мне пора. Видишь, мы не можем даже разговаривать — ты и я. И никогда не могли.
— Ты сказала, что я не был настоящим отцом, — простонал Джино. — А ты? Ты была порядочной дочерью? Побеги из школы. Траханье с прохожими. Отправилась в…
— Не была, — Лаки перебила отца, в ней клокотала ярость. — Но если бы и была — так что?
— И она говорит « так что»! Так что? — Джино печально покачал головой. — Ты права. Лаки. Мы живем в разных измерениях — ты и я. Можешь идти. Семь лет — и ни одной хотя бы открытки. Вот это дочь.
— Ты сам мне не писал! — бросила она в ответ. Внезапно Джино почувствовал себя усталым. Раздался стук в дверь.
— Кто там еще? — недовольно спросил он.
— Это Коста. Откройте, быстрее!
Лаки подхватила свою сумочку. Ей хотелось расплакаться — она и сама не знала почему.
Джино распахнул дверь, и в номер ввалился Коста, белый и дрожащий.
— В Дарио стреляли, — выдохнул он. — У входа в отель. Он мертв.
— Матерь Божья! — вскричал Джино. — Матерь Божья!
Лаки окаменела.
Резким движением ударив себя кулаками в грудь, Джино спотыкаясь побрел к кушетке. С губ его сорвался стон.
— В чем дело? ; — Лаки вздрагивала. — В чем дело? Что с тобой?
Он вновь застонал, лицо его стало серым. В одно мгновение Джино состарился, на глазах превратившись в того, кем и был, — в семидесятилетнего старика.
— Я… думаю… что… это… серде… — едва слышно выговорил Джино. — Вызовите… врача… скорее…
ПЯТНИЦА, 15 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК. ВЕЧЕР
Держа в руке панель дистанционного управления, Энцо торопливо нажимал па кнопки, переключаясь с канала на канал, с одной программы новостей на другую.
— Дорогой, — плаксиво протянула пышная блондинка, развалившаяся на роскошной, королевских размеров кровати в одних чулках розового цвета, — я хочу посмотреть « Любовные игры».
— Ради Бога, оденься! — буркнул Энцо. — Твои сиськи надоели мне уже на месяц вперед.
— А я думала, они тебе нравятся. — Она обиделась.
— Одевайся, дура! Я специально вызвал этого парня из Голливуда, чтобы он посмотрел на тебя. Одевайся и помолчи!
Все еще обиженная, женщина поднялась с постели, мимоходом восхитилась собой в зеркале и прошествовала в ванную.
Энцо усмехнулся и вновь принялся нажимать кнопки. Жалкая шлюшонка — только на одно и годится. Однако ему нравилось входить в зал ресторана с такой спутницей, от которой присутствовавшие глаз не могли отвести, — а эта была одной из лучших. Имоджин. Восемнадцати лет. Бывшая победительница конкурса «Киска месяца». Объем груди — сто пять сантиметров. Такой у Энцо езде не бывало.
Этой самодовольной шлюхе не терпелось стать кинозвездой. Ну так он ее звездой и сделает. Тоже мне штука.
— Вик! — громко позвал Энцо. — Где, черт побери, сообщение о Джино и Лаки? Ведь сейчас уже должно быть что-то в новостях? Дарио-то только что показали.
В комнату вошел Большой Виктор.
— Сам не понимаю, босс. Возможно, их еще не обнаружили.
— У тебя вместо головы жопа. Они же в отеле. Так не бывает, чтобы кого-то застрелили в отеле, а люди вокруг ничего не заметили. Горничная или любопытная дура из соседнего номера — кто-то должен был слышать выстрелы! Кто-то!
— Не понимаю, босс.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты уверен, что дело сделано?
— Да, босс, уверен. Руссо сам видел, как Дарио подал сигнал, они же договорились.
— А где сам Руссо?
— Должен быть здесь с минуты на минуту. Он отправился за приезжим продюсером, в «Плазу». Вы же сами ему приказали.
— О'кей.
Энцо вновь обратился к экрану. Ведущая теленовостей со строгим выражением лица рассказывала о стрельбе у входа в «Пьер». Выглядела она довольно-таки хорошенькой, только уж чересчур худосочна. Энцо прищурился, попытавшись представить ее без одежды.
— Вик, окажи мне услугу. Позвони им туда, попроси проверить номер Сантанджело и повесь трубку. Сделай это из телефона-автомата.
Тот кивнул.
— Отличная мысль, босс.
— Моя мысль. Здесь я единственный, у кого есть такие мысли.
— Я люблю тебя, папа, — шептала Лаки, наклонившись над отцом в карете «скорой помощи». — С тобой все будет в порядке, я же знаю, вот увидишь. Все будет хорошо, честное слово.
Он ничего не мог сказать ей в ответ — лицо было почти полностью скрыто под кислородной маской, но Лаки прочла этот ответ в его черных глазах: отец простил ее.
Всю дорогу до клиники она крепко держала его руку в своих. Ей хотелось так много сказать Джино, но теперь оставалось только надеяться, что она еще не опоздала.
На носилках Джино сразу же пронесли в реанимацию. Через несколько минут подъехал Коста. Лаки заметила, что он плакал — глаза у него стали совсем красными. Она погладила старика по руке.
— С отцом все будет хорошо, я чувствую это. Чуть позже ей удалось остановить на ходу вышедшего из дверей реанимационной врача. Длинное, худое, какое-то лошадиное лицо его было серьезным.
— У вашего отца острый коронарный тромбоз.
— Он поправится?
Врач кашлянул, вежливо прикрыв рукой рот.
— Пока сказать трудно. Точнее было бы определить его заболевание как атеросклероз. Это такое состояние, когда коронарные артерии, питающие сердце кровью, отвердевают, что, в свою очередь, ведет к их сужению или закупорке. В случае закупорки…
Он продолжал что-то говорить, но Лаки уже не слышала его: перед глазами ее стоял отец — таким, каким она помнила его, когда была девочкой. Он подбрасывал ее высоко над головой, ловил, обнимал, целовал. Как она тогда любила этого человека — того самого, что лежал сейчас где-то рядом и боролся за свою жизнь.
Врач между тем уже заканчивал свои объяснения.
— Так что, мисс Сантанджело, как видите, возможно двоякое развитие событий. Многие пациенты живут довольно активной жизнью и с сужением и с закупоркой сосудов — в течение целого ряда лет. В нашем распоряжении есть отлично зарекомендовавшие себя новые средства, способствующие активизации кровообращения, так что в целом можно рассчитывать на благополучный исход. — Он невозмутимо пожал плечами. — В случае с вашим отцом нам трудно в данный момент определить ущерб, уже нанесенный организму. Если за ночь ничего не случится, то прогноз должен быть обнадеживающим.
Обнадеживающим. Обнадеживающим. Что это может значить?
Лаки с ненавистью смотрела на врача. Какое ему дело до того, будет Джино жить или нет?
— Спасибо вам, — через силу поблагодарила она его.
— Сейчас его состояние довольно стабильно. Вам лучше поехать домой, мы известим вас, если наметятся какие-то перемены…
Как будто она торопится побыстрее попасть домой.
— Можно мне посмотреть на него? — негромко спросила Лаки.
— Только одну минуту. Ему необходим покой…
— Спасибо.
С белым, как снег, лицом Джино лежал на неудобной больничной кровати. К руке тянется трубка от капельницы. Глаза закрыты. Рядом — сиделка, ширококостная женщина, при появлении Лаки сразу вскочившая на ноги.
— Никаких посетителей! Ему сейчас очень плохо.
— Это мой отец, — сверкнула на нее глазами Лаки, — и врач разрешил мне пройти к нему. Не могли бы вы ненадолго выйти?
Крылья носа у женщины расширились от негодования, однако спорить она не стала, а просто с достоинством направилась к двери, всей своей походкой демонстрируя возмущение.
Лаки остановилась у кровати. По лицу ее текли слезы, она их не замечала. Легонько сжала пальцы отца, прошептала:
— Мне очень жаль, что только теперь я поняла, как я тебя люблю. И говорить мы друг с другом можем, если оба будем хотеть этого, а я этого хочу. Я отдалялась от тебя, потому что ты сам толкал меня к этому. Я должна была отвергнуть тебя первой, чтобы ты не сделал этого. Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты жил, ничего в жизни я еще так не хотела.
Веки Джино дрогнули и приподнялись.
— Будь так добра… Прибереги… эмоции… до того дня… когда у меня… хватит сил… иметь с ними дело…
Голос его был очень слабым, но Лаки услышала его, осознала, что он ее понял, и лицо ее осветилось улыбкой.
— Все в порядке, а?
— Да… Все, малышка.
Глаза его вновь закрылись, в палате установилась тишина. Лаки держала руку отца, и ей казалось, что она чувствует, физически ощущает, как любовь и понимание связывают их в единое целое.
Джино произнес что-то. Она наклонилась ближе, чтобы лучше слышать. Голосом более тихим, чем шепот, он выдохнул:
— Дарио… Честь семьи… Имя Сантанджело.
— Да?
— Проследи… за… этим, Лаки… — Рот Джино хватал воздух. — Отомсти… за… нас… обоих. Это… Боннатти… Бон…
— Сестра! — закричала Лаки. — Сестра!
Одетый с иголочки Уоррис Чартере был полностью готов к выходу. Калифорнийский шик. Светлые брюки. Пиджак от Армани. Мокасины от Гуччи. Баснословной цены солнцезащитные очки. Наконец-то. Наконец. Наконец. Вот оно — и все сразу!
Задержавшись на мгновение перед зеркалом, он провел рукой по волосам и стал неторопливо спускаться по ступеням лестницы, ведущей в вестибюль отеля «Плаза».
Решительной походкой Лаки вышла из здания клиники. Она уже решила, что будет делать, — решение перешло к ней еще днем. А то, что превзошло позже, только укрепило ее готовность действовать.
Она отправилась прямо домой, где ее ждал Боджи.
— Лаки, мне искрение жаль, что все так получилось…
— Да, — не дала она ему договорить, — это многое меняет. Сейчас я не готова к тому,
чтобы заняться Боннатти. Мне нужно время. Тебе лучше вернуться в Вегас. Мы поговорим с тобой примерно через неделю, подумаем, что можно предпринять, Боджи заглянул ей в глаза.
— Мне казалось, что ты предпочитаешь действовать, а не говорить.
— Мне тоже так казалось. Но в данный момент мне просто необходимо собраться с мыслями. Я так расстроена, Боджи. Я никогда особенно не любила Дарио, но ведь он был моим братом…
— Кто стрелял?
— Я узнаю это.
Он беспомощно развел руками.
— Ну, если мне здесь нечего делать…
— Кое-что есть, — невозмутимо ответила Лаки. — Мне нужны братья Кассари. Оба. — Она закурила сигарету. — Ты найдешь мне лучших людей. За конечный результат я плачу сто тысяч долларов — по пятьдесят за брата. Наличными. Ты в состоянии это устроить? Я хочу, чтобы это было сделано немедленно.
— И ты доверишь мне сто тысяч?
— Я доверяла тебе свою жизнь, не так ли? Он молча кивнул.
— В состоянии. Но что насчет Боннатти?
— Он подождет.
После ухода Боджи она решила переодеться. Наиболее подходящим Лаки сочла белый цвет — шелковое платье от Альстона, которое она еще ни разу не надевала. Она сменила косметику, расчесала щеткой волосы. Поворотом ключа открыла ящик стола, достала из него тончайшей работы золотую цепочку с медальоном, украшенным бриллиантом и рубинами, — ту самую, что Джино подарил, когда ей исполнилось пять лет. Раскрыв медальон, стала пристально смотреть на лежавшую внутри фотографию — Джино и она сама, маленькая девочка. Как же они оба были похожи друг на друга уже тогда! Лаки улыбнулась ж надела цепочку. Затем наступила очередь бриллиантовых серег — его подарка к шестнадцатилетию. Камешки искрились точно так же, как и в тот день, когда она сидела за одним столом с Джино и Марко в Лас-Вегасе…
О, Марко. Сегодня вечером я отомщу не только за Джино, но и за тебя, мой милый, и за тебя тоже.
Лаки бросила оценивающий взгляд в зеркало.
Она готова.
Имоджин была готова.
Ее кружевные трусики и шляпка-цилиндр вывели Энцо из равновесия.
— Сними с себя это дерьмо! — рявкнул он. — Ты похожа на шлюху, которую только что отымел полк мексиканских солдат.
— Ха, а я этого даже не почувствовала. — Брови ее вопросительно изогнулись.
Большой Виктор маслеными глазами смотрел, как Имоджин выходит из комнаты. Ничего, вот когда босс с ней закончит…
— Не понимаю, — рассерженно фыркнул Энцо. — Уже семь часов, а в новостях до сих пор ни слова. Ты позвонил в отель?
Телохранитель кивнул.
— В девять объявят наверняка.
— Уж думаю. Иначе головы полетят.
Развалившись на заднем сиденье принадлежавшего Энцо Боннатти огромного черного «мерседеса», Уоррис Чартере размышлял о том, каково это — чувствовать себя богатым человеком. И не вшиво богатым — каких-нибудь жалких два миллиона долларов, а богатым по-настоящему, чтобы иметь в своем распоряжении неограниченные средства. Господи! Мечта! Но если «Застреленный» выйдет на экран, то это будет уже не мечта. Это будет самая что ни на есть реальность!
Он постучал костяшками пальцев в стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя. Стекло опустилось на пару дюймов.
— Сколько нам еще ехать? — спросил Уоррис. На него пахнуло крепким дорогим табаком, смешанным с травкой.
— Недолго, — бросил шофер с глазами убийцы, одетый в темный костюм и рубашку с галстуком.
— Ты всегда балуешься травкой, когда за рулем? — дружески спросил Уоррис в надежде, что тот предложит ему пару затяжек. Но в ответ водитель доверху поднял стекло.
Уоррис откинулся на обтянутую кожей спинку сиденья, забарабанил пальцами по коробке с фильмом, лежавшей рядом.
Скоро… скоро…
— А так тебе нравится, котик?
Энцо, прищурившись, окинул Имоджин взглядом.
Сейчас на ней была красная блузка, стянутая узлом под ее неимоверными грудями, красная же, давно вышедшая из моды, мини-юбка и белой кожи сапоги до колен.
— Ничего. — Он сплюнул. На самом деле то, как Имоджин была одета, ничего не значило. Если он захочет ее использовать, то сделает это, не обращая внимания на Уорриса. Чартере — ничтожество, вывеска, и не более. Фильм будет снят так, как того желает Энцо — или не будет снят вообще.
На пороге появился Виктор.
— Он здесь. Куда мне его провести?
Лаки мчалась на своем спортивном «мерседесе», как заправская гонщика. Она профессионально маневрировала в немыслимом уличном движении раннего вечера. Через стереоколонки на нее изливал свою страсть Тедди Пендерграсс. Лаки не выпускала изо рта сигарету, прикуривая каждую новую от окурка старой. Дорогу до дома Энцо она знала лучше, чем собственную ладонь. Она могла бы закрыть глаза, и машина сама довезла бы ее туда. Сколько уик-эндов там проведено! Она ночевала в комнате для гостей. Плавала в бассейне. Сидела за одним столом с Энцо и тем из его сыновей, кого он удостаивал приглашения. Она была его дочерью, которой его так и не наградила природа. Так, во всяком случае, говорил он сам.
Грязный лицемерный лжец. А ведь она так верила ему. Как же он, должно быть, смеялся за ее спиной.
По мере приближения к особняку все явственнее обозначалась в уголках ее рта горькая складка.
В мчащемся по дороге полицейском автомобиле сидели Стивен и Бобби. Конечным пунктом их маршрута должен стать дом Энцо Боннатти на Лонг-Айленде.
— Как настроение, приятель? — подбодрил друга Бобби.
— Лучше не бывает, — отозвался Стивен. — Но то ли еще будет, когда он окажется в наших руках.
— А на маленькую затяжку у тебя для своей детки не найдется? — умоляюще протянула Имоджин, вцепившись в рукав его смокинга.
Энцо стряхнул ее руку.
— Сколько же в тебе дерьма! Он уже здесь. Я хочу вас познакомить.
— Знаю, дорогой. Но мне так хочется произвести на пего хорошее впечатление. Ну пожалуйста… для детки?
Энцо скорчил гримасу. Нынешние молодые люди предпочитали наркотики там, где его поколение считало достаточным спиртное.
— У меня в столе. Только одну затяжку. Короткую. Мне вовсе не нужно, чтобы ты вошла в комнату со стеклянными глазами.
— Котик, один вдох — и я засеребрюсь!
— Думаю, с него хватит и твоих сисек. Ну же, быстрее.
Энцо вышел из комнаты. Новый смокинг стеснял движения. Обошелся он в шесть сотен, а ощущение такое, что надел на себя спасательный жилет. Мода. «Сделано в Италии». Кому к черту это нужно?
В библиотеке Уоррис восхищался книжными шкафами, битком забитыми великолепными изданиями. Он был искренне изумлен. Кто бы мог подумать, что культурные запросы Энцо столь высоки?
— Хочешь выпить? — спросил его Большой Виктор. — Энцо сейчас подойдет.
— Белое вино со льдом, — ответил ему Уоррис, внутренне вздрогнув от взгляда, брошенного на пего этим громилой.
У Виктора отвисла челюсть.
— Чего?
— Белое вино. У вас что, с ним проблемы? И несколько кусочков льда в стакан.
— Ага, понял. Но мне придется открывать бутылку. Кто будет допивать остальное? Уоррис не верил своим ушам.
— Тогда можно водки, — сказал он и саркастически добавил:
— Если, конечно, бутылка открыта.
Телохранитель свирепо посмотрел па него. В этот момент в библиотеку вошел Энцо.
Уоррису захотелось рассмеяться. Старик выглядел смешным и нелепым в новом блестящем смокинге, который производил впечатление сделанного из жести и грозил вот-вот сломать его уже немощную фигуру.
— Какой на вас превосходный смокинг! — Он моментально нашел нужную фразу.
— Нравится? — Энцо остался доволен произведенным впечатлением.
— На вас — великолепно смотрится!
По дороге к дому Боннатти Стивен позволил себе немного расслабиться, но хронометр в его голове уже заработал. Получалось так, что после ареста Боннатти почти всю работу придется начинать заново. Необходимо будет перевернуть горы — но такое дело было как раз по нему.
Мыслями его незаметно и исподволь овладела Лаки. Он попытался представить себя рядом с ней — интересно, каково это?
Нет — он должен запретить себе думать о ней. Выбросить ее из головы.
Лаки Сантанджело. Но что страшного случится, если он все-таки увидит ее — еще один раз?
Нет. Нельзя. Он рассуждает, как идиот. Лучше забыть о Лаки. Забыть ее черные бездонные глаза… гибкое совершенное тело… пухлые чувственные губы…
— Эй, парень! — окликнул его Бобби. — Подъезжаем!
Лаки приветливо махнула рукой охраннику у ворот. Она знала их всех, а они, в свою очередь, знали ее. Инстинкт подсказывал ей, что о предательстве Энпо было известно только ему самому и его наиболее доверенным людям.
Она выбралась из машины и направилась к входу в особняк. Два звонка — и на пороге стоял Большой Виктор, глядя па нее в немом изумлении.
— Лаки? — Как будто он и в самом деле сомневался, она ли это.
— Собственной персоной, — весело отозвалась та. — А что такое? Я сильно изменилась?
— Нет-нет. Просто мы тебя не ждали.
— Еду на вечеринку к друзьям, они живут здесь неподалеку. Вот и подумала — загляну к вам, проведаю старика. Он ведь дома?
Виктор громко сглотнул слюну. Кого-то придется выдрать за этот промах. Вряд ли Энпо обрадуется ее приходу.
Лаки прошла мимо него в дом.
— Сейчас он ничем не занят?
— М-м… да… Нет, у него дела.
— О? Гость? Я с ним знакома?
Виктор испытующе смотрел на Лаки. На лице ее ни тени сомнений, одета, как на прием. Может, ее и вовсе в «Пьере» не было. Может, она ничего и не знает о Дарио.
— Ты не против подождать минутку? Я скажу Энцо, что у него еще одна гостья.
— Само собой. Только поторопись, Виктор. Мне бы не хотелось опоздать на вечеринку.
Бросив па Лаки еще один внимательный взгляд, он провел ее в гостиную, предложил сесть в кресло и вышел, аккуратно закрыв за собой двери.
— Если бы мы могли отдать роль моей девушке… — проговорил Уоррис. — Я хотел бы, чтобы вы только взглянули.
— Согласен, — лениво протянул Энцо. — Но у меня тоже есть кое-что для тебя, отчего твои глаза на лоб полезут.
— Замечательно, — вежливо промурлыкал Уоррис, с ходу приняв решение вставить какую-нибудь маленькую роль в сценарий для понравившейся Энцо киски. — Вы говорили, что где-то у вас есть кинозал?
— Мы в нем и сидим, — самодовольно ответил Энцо. — Видишь эти сраные книжки? Смотри! — Он нажал пару кнопок на вделанной в стену панели, и огромные стеллажи куда-то уехали, открыв взгляду нишу с кинопроектором. На противоположной стене библиотеки появился экран. — Ловко, а? — хвастливо спросил он.
— Вы хотите сказать, что все эти книги — лишь декорация?
— Ну да… Пустые обложки. Умно придумано, согласен?
Уоррис кивнул и направился к проектору, чтобы поставить ленту.
В библиотеку вошел Виктор и, приблизившись к боссу, прошептал ему что-то на ухо.
— О'кей, — громко произнес Энцо. — Приготовь тут все, Уоррис. У меня небольшое дельце — вернусь через пару минут. Давай!
— О! Как вы меня напугали! — вскрикнула Имодасин при виде бесшумно появившейся в спальне Лаки. — Кто вы?
Лаки улыбнулась. И без того неважный вкус Энпо, по-видимому, изменил ему окончательно. Эту сучонку с уродливыми формами она здесь видела впервые. Похоже, его новое открытие.
— Орлеанская дева, — ответила Лаки, по-прежнему улыбаясь.
Имоджин хихикнула.
— Приехали вместе с голливудским продюсером?
— Точно. Энцо отправил меня сюда, чтобы вы поделились со мной травкой, которую так жадно ингалируете.
— Иига… что?
— Дорогой, — плаксиво протянула пышная блондинка, развалившаяся на роскошной, королевских размеров кровати в одних чулках розового цвета, — я хочу посмотреть « Любовные игры».
— Ради Бога, оденься! — буркнул Энцо. — Твои сиськи надоели мне уже на месяц вперед.
— А я думала, они тебе нравятся. — Она обиделась.
— Одевайся, дура! Я специально вызвал этого парня из Голливуда, чтобы он посмотрел на тебя. Одевайся и помолчи!
Все еще обиженная, женщина поднялась с постели, мимоходом восхитилась собой в зеркале и прошествовала в ванную.
Энцо усмехнулся и вновь принялся нажимать кнопки. Жалкая шлюшонка — только на одно и годится. Однако ему нравилось входить в зал ресторана с такой спутницей, от которой присутствовавшие глаз не могли отвести, — а эта была одной из лучших. Имоджин. Восемнадцати лет. Бывшая победительница конкурса «Киска месяца». Объем груди — сто пять сантиметров. Такой у Энцо езде не бывало.
Этой самодовольной шлюхе не терпелось стать кинозвездой. Ну так он ее звездой и сделает. Тоже мне штука.
— Вик! — громко позвал Энцо. — Где, черт побери, сообщение о Джино и Лаки? Ведь сейчас уже должно быть что-то в новостях? Дарио-то только что показали.
В комнату вошел Большой Виктор.
— Сам не понимаю, босс. Возможно, их еще не обнаружили.
— У тебя вместо головы жопа. Они же в отеле. Так не бывает, чтобы кого-то застрелили в отеле, а люди вокруг ничего не заметили. Горничная или любопытная дура из соседнего номера — кто-то должен был слышать выстрелы! Кто-то!
— Не понимаю, босс.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты уверен, что дело сделано?
— Да, босс, уверен. Руссо сам видел, как Дарио подал сигнал, они же договорились.
— А где сам Руссо?
— Должен быть здесь с минуты на минуту. Он отправился за приезжим продюсером, в «Плазу». Вы же сами ему приказали.
— О'кей.
Энцо вновь обратился к экрану. Ведущая теленовостей со строгим выражением лица рассказывала о стрельбе у входа в «Пьер». Выглядела она довольно-таки хорошенькой, только уж чересчур худосочна. Энцо прищурился, попытавшись представить ее без одежды.
— Вик, окажи мне услугу. Позвони им туда, попроси проверить номер Сантанджело и повесь трубку. Сделай это из телефона-автомата.
Тот кивнул.
— Отличная мысль, босс.
— Моя мысль. Здесь я единственный, у кого есть такие мысли.
— Я люблю тебя, папа, — шептала Лаки, наклонившись над отцом в карете «скорой помощи». — С тобой все будет в порядке, я же знаю, вот увидишь. Все будет хорошо, честное слово.
Он ничего не мог сказать ей в ответ — лицо было почти полностью скрыто под кислородной маской, но Лаки прочла этот ответ в его черных глазах: отец простил ее.
Всю дорогу до клиники она крепко держала его руку в своих. Ей хотелось так много сказать Джино, но теперь оставалось только надеяться, что она еще не опоздала.
На носилках Джино сразу же пронесли в реанимацию. Через несколько минут подъехал Коста. Лаки заметила, что он плакал — глаза у него стали совсем красными. Она погладила старика по руке.
— С отцом все будет хорошо, я чувствую это. Чуть позже ей удалось остановить на ходу вышедшего из дверей реанимационной врача. Длинное, худое, какое-то лошадиное лицо его было серьезным.
— У вашего отца острый коронарный тромбоз.
— Он поправится?
Врач кашлянул, вежливо прикрыв рукой рот.
— Пока сказать трудно. Точнее было бы определить его заболевание как атеросклероз. Это такое состояние, когда коронарные артерии, питающие сердце кровью, отвердевают, что, в свою очередь, ведет к их сужению или закупорке. В случае закупорки…
Он продолжал что-то говорить, но Лаки уже не слышала его: перед глазами ее стоял отец — таким, каким она помнила его, когда была девочкой. Он подбрасывал ее высоко над головой, ловил, обнимал, целовал. Как она тогда любила этого человека — того самого, что лежал сейчас где-то рядом и боролся за свою жизнь.
Врач между тем уже заканчивал свои объяснения.
— Так что, мисс Сантанджело, как видите, возможно двоякое развитие событий. Многие пациенты живут довольно активной жизнью и с сужением и с закупоркой сосудов — в течение целого ряда лет. В нашем распоряжении есть отлично зарекомендовавшие себя новые средства, способствующие активизации кровообращения, так что в целом можно рассчитывать на благополучный исход. — Он невозмутимо пожал плечами. — В случае с вашим отцом нам трудно в данный момент определить ущерб, уже нанесенный организму. Если за ночь ничего не случится, то прогноз должен быть обнадеживающим.
Обнадеживающим. Обнадеживающим. Что это может значить?
Лаки с ненавистью смотрела на врача. Какое ему дело до того, будет Джино жить или нет?
— Спасибо вам, — через силу поблагодарила она его.
— Сейчас его состояние довольно стабильно. Вам лучше поехать домой, мы известим вас, если наметятся какие-то перемены…
Как будто она торопится побыстрее попасть домой.
— Можно мне посмотреть на него? — негромко спросила Лаки.
— Только одну минуту. Ему необходим покой…
— Спасибо.
С белым, как снег, лицом Джино лежал на неудобной больничной кровати. К руке тянется трубка от капельницы. Глаза закрыты. Рядом — сиделка, ширококостная женщина, при появлении Лаки сразу вскочившая на ноги.
— Никаких посетителей! Ему сейчас очень плохо.
— Это мой отец, — сверкнула на нее глазами Лаки, — и врач разрешил мне пройти к нему. Не могли бы вы ненадолго выйти?
Крылья носа у женщины расширились от негодования, однако спорить она не стала, а просто с достоинством направилась к двери, всей своей походкой демонстрируя возмущение.
Лаки остановилась у кровати. По лицу ее текли слезы, она их не замечала. Легонько сжала пальцы отца, прошептала:
— Мне очень жаль, что только теперь я поняла, как я тебя люблю. И говорить мы друг с другом можем, если оба будем хотеть этого, а я этого хочу. Я отдалялась от тебя, потому что ты сам толкал меня к этому. Я должна была отвергнуть тебя первой, чтобы ты не сделал этого. Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты жил, ничего в жизни я еще так не хотела.
Веки Джино дрогнули и приподнялись.
— Будь так добра… Прибереги… эмоции… до того дня… когда у меня… хватит сил… иметь с ними дело…
Голос его был очень слабым, но Лаки услышала его, осознала, что он ее понял, и лицо ее осветилось улыбкой.
— Все в порядке, а?
— Да… Все, малышка.
Глаза его вновь закрылись, в палате установилась тишина. Лаки держала руку отца, и ей казалось, что она чувствует, физически ощущает, как любовь и понимание связывают их в единое целое.
Джино произнес что-то. Она наклонилась ближе, чтобы лучше слышать. Голосом более тихим, чем шепот, он выдохнул:
— Дарио… Честь семьи… Имя Сантанджело.
— Да?
— Проследи… за… этим, Лаки… — Рот Джино хватал воздух. — Отомсти… за… нас… обоих. Это… Боннатти… Бон…
— Сестра! — закричала Лаки. — Сестра!
Одетый с иголочки Уоррис Чартере был полностью готов к выходу. Калифорнийский шик. Светлые брюки. Пиджак от Армани. Мокасины от Гуччи. Баснословной цены солнцезащитные очки. Наконец-то. Наконец. Наконец. Вот оно — и все сразу!
Задержавшись на мгновение перед зеркалом, он провел рукой по волосам и стал неторопливо спускаться по ступеням лестницы, ведущей в вестибюль отеля «Плаза».
Решительной походкой Лаки вышла из здания клиники. Она уже решила, что будет делать, — решение перешло к ней еще днем. А то, что превзошло позже, только укрепило ее готовность действовать.
Она отправилась прямо домой, где ее ждал Боджи.
— Лаки, мне искрение жаль, что все так получилось…
— Да, — не дала она ему договорить, — это многое меняет. Сейчас я не готова к тому,
чтобы заняться Боннатти. Мне нужно время. Тебе лучше вернуться в Вегас. Мы поговорим с тобой примерно через неделю, подумаем, что можно предпринять, Боджи заглянул ей в глаза.
— Мне казалось, что ты предпочитаешь действовать, а не говорить.
— Мне тоже так казалось. Но в данный момент мне просто необходимо собраться с мыслями. Я так расстроена, Боджи. Я никогда особенно не любила Дарио, но ведь он был моим братом…
— Кто стрелял?
— Я узнаю это.
Он беспомощно развел руками.
— Ну, если мне здесь нечего делать…
— Кое-что есть, — невозмутимо ответила Лаки. — Мне нужны братья Кассари. Оба. — Она закурила сигарету. — Ты найдешь мне лучших людей. За конечный результат я плачу сто тысяч долларов — по пятьдесят за брата. Наличными. Ты в состоянии это устроить? Я хочу, чтобы это было сделано немедленно.
— И ты доверишь мне сто тысяч?
— Я доверяла тебе свою жизнь, не так ли? Он молча кивнул.
— В состоянии. Но что насчет Боннатти?
— Он подождет.
После ухода Боджи она решила переодеться. Наиболее подходящим Лаки сочла белый цвет — шелковое платье от Альстона, которое она еще ни разу не надевала. Она сменила косметику, расчесала щеткой волосы. Поворотом ключа открыла ящик стола, достала из него тончайшей работы золотую цепочку с медальоном, украшенным бриллиантом и рубинами, — ту самую, что Джино подарил, когда ей исполнилось пять лет. Раскрыв медальон, стала пристально смотреть на лежавшую внутри фотографию — Джино и она сама, маленькая девочка. Как же они оба были похожи друг на друга уже тогда! Лаки улыбнулась ж надела цепочку. Затем наступила очередь бриллиантовых серег — его подарка к шестнадцатилетию. Камешки искрились точно так же, как и в тот день, когда она сидела за одним столом с Джино и Марко в Лас-Вегасе…
О, Марко. Сегодня вечером я отомщу не только за Джино, но и за тебя, мой милый, и за тебя тоже.
Лаки бросила оценивающий взгляд в зеркало.
Она готова.
Имоджин была готова.
Ее кружевные трусики и шляпка-цилиндр вывели Энцо из равновесия.
— Сними с себя это дерьмо! — рявкнул он. — Ты похожа на шлюху, которую только что отымел полк мексиканских солдат.
— Ха, а я этого даже не почувствовала. — Брови ее вопросительно изогнулись.
Большой Виктор маслеными глазами смотрел, как Имоджин выходит из комнаты. Ничего, вот когда босс с ней закончит…
— Не понимаю, — рассерженно фыркнул Энцо. — Уже семь часов, а в новостях до сих пор ни слова. Ты позвонил в отель?
Телохранитель кивнул.
— В девять объявят наверняка.
— Уж думаю. Иначе головы полетят.
Развалившись на заднем сиденье принадлежавшего Энцо Боннатти огромного черного «мерседеса», Уоррис Чартере размышлял о том, каково это — чувствовать себя богатым человеком. И не вшиво богатым — каких-нибудь жалких два миллиона долларов, а богатым по-настоящему, чтобы иметь в своем распоряжении неограниченные средства. Господи! Мечта! Но если «Застреленный» выйдет на экран, то это будет уже не мечта. Это будет самая что ни на есть реальность!
Он постучал костяшками пальцев в стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя. Стекло опустилось на пару дюймов.
— Сколько нам еще ехать? — спросил Уоррис. На него пахнуло крепким дорогим табаком, смешанным с травкой.
— Недолго, — бросил шофер с глазами убийцы, одетый в темный костюм и рубашку с галстуком.
— Ты всегда балуешься травкой, когда за рулем? — дружески спросил Уоррис в надежде, что тот предложит ему пару затяжек. Но в ответ водитель доверху поднял стекло.
Уоррис откинулся на обтянутую кожей спинку сиденья, забарабанил пальцами по коробке с фильмом, лежавшей рядом.
Скоро… скоро…
— А так тебе нравится, котик?
Энцо, прищурившись, окинул Имоджин взглядом.
Сейчас на ней была красная блузка, стянутая узлом под ее неимоверными грудями, красная же, давно вышедшая из моды, мини-юбка и белой кожи сапоги до колен.
— Ничего. — Он сплюнул. На самом деле то, как Имоджин была одета, ничего не значило. Если он захочет ее использовать, то сделает это, не обращая внимания на Уорриса. Чартере — ничтожество, вывеска, и не более. Фильм будет снят так, как того желает Энцо — или не будет снят вообще.
На пороге появился Виктор.
— Он здесь. Куда мне его провести?
Лаки мчалась на своем спортивном «мерседесе», как заправская гонщика. Она профессионально маневрировала в немыслимом уличном движении раннего вечера. Через стереоколонки на нее изливал свою страсть Тедди Пендерграсс. Лаки не выпускала изо рта сигарету, прикуривая каждую новую от окурка старой. Дорогу до дома Энцо она знала лучше, чем собственную ладонь. Она могла бы закрыть глаза, и машина сама довезла бы ее туда. Сколько уик-эндов там проведено! Она ночевала в комнате для гостей. Плавала в бассейне. Сидела за одним столом с Энцо и тем из его сыновей, кого он удостаивал приглашения. Она была его дочерью, которой его так и не наградила природа. Так, во всяком случае, говорил он сам.
Грязный лицемерный лжец. А ведь она так верила ему. Как же он, должно быть, смеялся за ее спиной.
По мере приближения к особняку все явственнее обозначалась в уголках ее рта горькая складка.
В мчащемся по дороге полицейском автомобиле сидели Стивен и Бобби. Конечным пунктом их маршрута должен стать дом Энцо Боннатти на Лонг-Айленде.
— Как настроение, приятель? — подбодрил друга Бобби.
— Лучше не бывает, — отозвался Стивен. — Но то ли еще будет, когда он окажется в наших руках.
— А на маленькую затяжку у тебя для своей детки не найдется? — умоляюще протянула Имоджин, вцепившись в рукав его смокинга.
Энцо стряхнул ее руку.
— Сколько же в тебе дерьма! Он уже здесь. Я хочу вас познакомить.
— Знаю, дорогой. Но мне так хочется произвести на пего хорошее впечатление. Ну пожалуйста… для детки?
Энцо скорчил гримасу. Нынешние молодые люди предпочитали наркотики там, где его поколение считало достаточным спиртное.
— У меня в столе. Только одну затяжку. Короткую. Мне вовсе не нужно, чтобы ты вошла в комнату со стеклянными глазами.
— Котик, один вдох — и я засеребрюсь!
— Думаю, с него хватит и твоих сисек. Ну же, быстрее.
Энцо вышел из комнаты. Новый смокинг стеснял движения. Обошелся он в шесть сотен, а ощущение такое, что надел на себя спасательный жилет. Мода. «Сделано в Италии». Кому к черту это нужно?
В библиотеке Уоррис восхищался книжными шкафами, битком забитыми великолепными изданиями. Он был искренне изумлен. Кто бы мог подумать, что культурные запросы Энцо столь высоки?
— Хочешь выпить? — спросил его Большой Виктор. — Энцо сейчас подойдет.
— Белое вино со льдом, — ответил ему Уоррис, внутренне вздрогнув от взгляда, брошенного на пего этим громилой.
У Виктора отвисла челюсть.
— Чего?
— Белое вино. У вас что, с ним проблемы? И несколько кусочков льда в стакан.
— Ага, понял. Но мне придется открывать бутылку. Кто будет допивать остальное? Уоррис не верил своим ушам.
— Тогда можно водки, — сказал он и саркастически добавил:
— Если, конечно, бутылка открыта.
Телохранитель свирепо посмотрел па него. В этот момент в библиотеку вошел Энцо.
Уоррису захотелось рассмеяться. Старик выглядел смешным и нелепым в новом блестящем смокинге, который производил впечатление сделанного из жести и грозил вот-вот сломать его уже немощную фигуру.
— Какой на вас превосходный смокинг! — Он моментально нашел нужную фразу.
— Нравится? — Энцо остался доволен произведенным впечатлением.
— На вас — великолепно смотрится!
По дороге к дому Боннатти Стивен позволил себе немного расслабиться, но хронометр в его голове уже заработал. Получалось так, что после ареста Боннатти почти всю работу придется начинать заново. Необходимо будет перевернуть горы — но такое дело было как раз по нему.
Мыслями его незаметно и исподволь овладела Лаки. Он попытался представить себя рядом с ней — интересно, каково это?
Нет — он должен запретить себе думать о ней. Выбросить ее из головы.
Лаки Сантанджело. Но что страшного случится, если он все-таки увидит ее — еще один раз?
Нет. Нельзя. Он рассуждает, как идиот. Лучше забыть о Лаки. Забыть ее черные бездонные глаза… гибкое совершенное тело… пухлые чувственные губы…
— Эй, парень! — окликнул его Бобби. — Подъезжаем!
Лаки приветливо махнула рукой охраннику у ворот. Она знала их всех, а они, в свою очередь, знали ее. Инстинкт подсказывал ей, что о предательстве Энпо было известно только ему самому и его наиболее доверенным людям.
Она выбралась из машины и направилась к входу в особняк. Два звонка — и на пороге стоял Большой Виктор, глядя па нее в немом изумлении.
— Лаки? — Как будто он и в самом деле сомневался, она ли это.
— Собственной персоной, — весело отозвалась та. — А что такое? Я сильно изменилась?
— Нет-нет. Просто мы тебя не ждали.
— Еду на вечеринку к друзьям, они живут здесь неподалеку. Вот и подумала — загляну к вам, проведаю старика. Он ведь дома?
Виктор громко сглотнул слюну. Кого-то придется выдрать за этот промах. Вряд ли Энпо обрадуется ее приходу.
Лаки прошла мимо него в дом.
— Сейчас он ничем не занят?
— М-м… да… Нет, у него дела.
— О? Гость? Я с ним знакома?
Виктор испытующе смотрел на Лаки. На лице ее ни тени сомнений, одета, как на прием. Может, ее и вовсе в «Пьере» не было. Может, она ничего и не знает о Дарио.
— Ты не против подождать минутку? Я скажу Энцо, что у него еще одна гостья.
— Само собой. Только поторопись, Виктор. Мне бы не хотелось опоздать на вечеринку.
Бросив па Лаки еще один внимательный взгляд, он провел ее в гостиную, предложил сесть в кресло и вышел, аккуратно закрыв за собой двери.
— Если бы мы могли отдать роль моей девушке… — проговорил Уоррис. — Я хотел бы, чтобы вы только взглянули.
— Согласен, — лениво протянул Энцо. — Но у меня тоже есть кое-что для тебя, отчего твои глаза на лоб полезут.
— Замечательно, — вежливо промурлыкал Уоррис, с ходу приняв решение вставить какую-нибудь маленькую роль в сценарий для понравившейся Энцо киски. — Вы говорили, что где-то у вас есть кинозал?
— Мы в нем и сидим, — самодовольно ответил Энцо. — Видишь эти сраные книжки? Смотри! — Он нажал пару кнопок на вделанной в стену панели, и огромные стеллажи куда-то уехали, открыв взгляду нишу с кинопроектором. На противоположной стене библиотеки появился экран. — Ловко, а? — хвастливо спросил он.
— Вы хотите сказать, что все эти книги — лишь декорация?
— Ну да… Пустые обложки. Умно придумано, согласен?
Уоррис кивнул и направился к проектору, чтобы поставить ленту.
В библиотеку вошел Виктор и, приблизившись к боссу, прошептал ему что-то на ухо.
— О'кей, — громко произнес Энцо. — Приготовь тут все, Уоррис. У меня небольшое дельце — вернусь через пару минут. Давай!
— О! Как вы меня напугали! — вскрикнула Имодасин при виде бесшумно появившейся в спальне Лаки. — Кто вы?
Лаки улыбнулась. И без того неважный вкус Энпо, по-видимому, изменил ему окончательно. Эту сучонку с уродливыми формами она здесь видела впервые. Похоже, его новое открытие.
— Орлеанская дева, — ответила Лаки, по-прежнему улыбаясь.
Имоджин хихикнула.
— Приехали вместе с голливудским продюсером?
— Точно. Энцо отправил меня сюда, чтобы вы поделились со мной травкой, которую так жадно ингалируете.
— Иига… что?