— Какие сведения? — В тоне Лаки послышалось раздражение.
   — Лаки… Я знаю, тебе будет трудно поверить, но Энпо Боннатти вовсе не друг, каким ты привыкла его считать.
   — Боджи, что с тобой? Ты рехнулся? Ты понимаешь, что говоришь?
   — Понимаю. — Он сделал многозначительную паузу. — Но и тебе следует понять. Мортимер Саурис никоим образом не виновен в убийстве Марко. Боннатти сжег совершенно постороннего человека. И это только начало.
   — Что? — У нее перехватило дыхание, в спине похолодело.
   — Мы скоро встретимся — остальное не для телефона. Это настоящий террариум, и гады в нем шипят и плюются ядом. До нашего разговора никому ни слова, поняла? Никому.
   — Я поняла. Дай мне телеграмму с номером рейса. С отрешенным видом она положила трубку. Марко… Марко… Любимый, я найду их. Кто бы они ни были, я сама доберусь до них. Обещаю тебе это.

ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК

   Право вернуться в Америку Джино купил у Службы внутренних доходов, заплатив сумму в шесть миллионов долларов.
   Все было обставлено самым законным образом и прошло абсолютно гладко. Как и должно было. Хотя времени на эту сделку потребовалось немало. Длительные деликатные переговоры, которым, казалось, не будет конца, прерывались телефонными разговорами с Костой.
   — Заплати им! — кричал Джино в трубку. — Мне плевать, сколько это будет стоить. Заплати этим подонкам, что они хотят, лишь бы мне вернуться!
   Сумма и вправду немалая, но сами по себе деньги проблемы не представляли. В конце концов, до тех пор, пока они к нему текут… а они текут…
   И вот он вернулся, и Коста ждет его сейчас у «Пьера».
   Они заключили друг друга в объятия.
   — Я так рад тебя видеть! — воскликнул Джино. — Волосы, я заметил, поредели, но в целом ты выглядишь так, что еще пару раундов продержишься.
   Коста улыбнулся.
   — А ты все тот же. Ничуть не изменился.
   — С чего бы это мне меняться, приятель? Я собираюсь уходить туда с собственными зубами и не потеряв ни единого волоса. А что?
   Коста кивнул. Он не видел в друге никаких перемен — внешность его осталась совершенно прежней. Загар, густые черные волосы без намека на седину, и живот не свисает безобразно над брюками. Коста бессознательно подобрал свой.
   — Я хочу есть, — заявил Джино. — Может, ты закажешь что-нибудь в номер, а я пока переоденусь в нечто более удобное. — Он направился в ванную комнату. — Пусть принесут мне большой и сочный бифштекс по-американски. С жареным картофелем. И сухого вина, красного. Заказывай, я буду готов через минуту.
   Коста подошел к телефону, а Джино принялся осматривать ванную. То, что он увидел, удовлетворило его, и все-таки не то, что дома. Вернувшись в страну, он теперь хотел как можно быстрее попасть домой. Хватит отелей. Слишком он для них стар.
   Джино вспомнил Косту. В противоположность тому, что он сказал, Коста выглядел вовсе не так хорошо. Ему можно смело дать его возраст и даже больше: серого оттенка кожа, усталость в глазах. Уезжая, Джино оставил под его началом все. Возможно, для Косты это оказалось слишком много. В течение всего своего семилетнего изгнания Джино намеренно избегал всего того, что происходило в Америке. Он знал, что будет не в состоянии удержать под контролем свои чувства, если новости разочаруют, и тем более он не сможет хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию.
   — Присматривай тут, — сказал он Косте. — Если понадобится что-нибудь — обращайся к Энпо.
   Поскольку деньги к нему продолжали поступать, Джино оставался доволен. Специальный курьер еженедельно вносил суммы на один из его номерных счетов в швейцарском банке — и все шло гладко. Затем убили Марко, и поток денег остановился. Это было самое тяжелое время. Вот оно — оказаться запертым в чужой стране, не имея власти предпринять что-либо, кипеть от ярости и беспомощной злости. Марко был для него как сын, а он ничем не мог отомстить убийце. Джино немедленно связался с Энпо. Он жаждал справедливости. Немедленно. Буквально через несколько дней поступило сообщение, что справедливость восстановлена, и деньги потекли снова. Джино считал себя должником Энцо.
   Даже в Израиле до него, конечно же, доходили слухи о Лаки. Он сознавал, что дочь стала частью его империи. Не было даже информации о том, насколько неотъемлемой частью.
   Он быстро переоделся, сменив костюм на удобные брюки и шерстяной свитер. Чем скорее он услышит обо всем, тем лучше. Ему не терпелось начать действовать.
   Сал молчаливо рассматривала спящего Дарио Сантанджело. Какой красавчик — светлые волосы, приятные черты лица. Но он не только красив, он к тому же и ценен. Почему она должна отказываться от удачи, которая сама идет в руки?
   После того как она дала Дарио две капсулы со снотворным, гарантирующим не менее двенадцати часов крепкого сна, ей пришлось хорошенько потрудиться. Сначала Сал вытащила из квартиры безжизненное тело темноволосого парня и, взвалив его на плечи, как мешок с мукой, спустилась по запасной лестнице в гараж, где уложила его на заднее сиденье своего старенького «крайслера» и набросила сверху одеяло. Отсутствие в городе электричества облегчало ее задачу. Люди были заняты каждый своим. Проехав кварталов пятнадцать, она вышвырнула труп прямо на тротуар. Затем Сал вернулась в квартиру Дарио, вытерла с пола кровь и теперь уже взвалила на плечи его.
   Сил у нее хватило бы на двух мужчин. Но когда Сал устроила Дарио в своей машине, она уже задыхалась. Всю дорогу до Куинса она негромко насвистывала какую-то мелодию.
   Рут у себя ждала ее. Блистательная Рут, бывшая танцовщица из шоу, бывшая проститутка — после того как кто-то плеснул ей в лицо кислотой, мужчины избегали даже смотреть на нее. Но кому нужны эти мужчины, если рядом Сал?
   — Все в порядке, милочка? — с тревогой спросила Рут.
   — В полном, — отозвалась Сал, нежно целуя ее в ту половину лица, которая была наиболее обезображена кислотой. — Сегодня у нас гость. Приготовь ему постель, и я расскажу тебе все.
   Рут подчинилась. Вдвоем они раздели Дарио и накрыли простыней.
   — Кто он? — прошептала Рут. Сал не сводила взгляда со спящего.
   — Если я сыграю верно, то он — наш с тобой домик в Аризоне. Если нет, то он — труп.
   Наконец Эллиот Беркли был готов отправиться в свой офис.
   — Я хочу, чтобы ты серьезно подумала о том, как нам уехать куда-нибудь отсюда на пару недель, — мягко увещевал он, перед тем как переступить порог квартиры.
   — Хорошо, я подумаю, — без всякого энтузиазма отозвалась Кэрри.
   Нет. Это невозможно. Во всяком случае, не раньше, чем я узнаю, кто меня шантажировал. Не раньше, чем ситуация прояснится.
   В течение всего этого неспокойного дня Кэрри нервно расхаживала по квартире, вздрагивая при каждом телефонном звонке.
   Даже со Стивеном, когда он позвонил, она была весьма немногословна, ничего не сказав ему о том, что ей пришлось пережить прошлым вечером.
   — Я перезвоню тебе завтра. — Стивен почувствовал, что мать не склонна продолжать разговор. — Знаешь, я жду хороших известий в связи с этим расследованием, ну, тем, чем я сейчас занимаюсь.
   — М-м… Вот и славно. Ну, до завтра.
   Кэрри быстро положила трубку, ей не хотелось держать линию занятой. Новый звонок раздался почти немедленно.
   — Вам не нужен хорошенький заряд электричества? — протянул в трубке чей-то гнусавый голос.
   — О-о, Джерри. Что тебе?
   — Что мне? Вот это приветствие! Я хотел… Она пропустила мимо ушей длинное перечисление всего того, что хотел Джерри. Милый, добрый Джерри. Милый, добрый молодой Джерри. Он ей нравился, и с этим ничего уже не поделаешь.
   — Джерри, сегодня я очень занята, — перебила его Кэрри. — Давай я позвоню тебе позже.
   — Когда?
   — Очень скоро.
   — Обещаешь?
   — Да.
   Джерри был одержим, почти как настоящий влюбленный. Он относился к ней, как к принцессе, за которую ее когда-то выдавали. Разница в возрасте, похоже, нисколько не беспокоила его.
   В пять часов телефон зазвонил снова. Говорили из телефона-автомата. Сердце Кэрри учащенно забилось, — Кэрри Беркли у телефона, — отчетливо назвала она свое имя. — С кем я имею дело?
   — Завтра. Ровно в полдень. На том же месте. — Услышала она приглушенный шепот.
   — Одну минуту… — начала было она, но трубка в ее дрожащей руке уже молчала.
   Беседа двух старых друзей в номере Джино тянулась уже несколько часов. Поначалу Коста испытывал некоторые колебания, но чем дальше он говорил, тем увереннее себя чувствовал.
   Джино не перебивал его. Он внимательно слушал, глядя на своего собеседника, вновь отмечая про себя, как Коста постарел. Бедняга, наверное, впал в старческий маразм. Я просто не могу поверить тому, что он говорит.
   То, чему Джино не мог поверить, было историей взлета Лаки к вершинам власти. Да и как поверить, что взбалмошная девчонка, которую он в последний раз видел в семидесятом году, превратилась в хладнокровную, умную деловую женщину, крепко держащую в своих руках нити управления огромным бизнесом и справляющуюся хорошо со своими обязанностями — так, по крайней мере, казалось. По словам Косты, Лаки и по воде смогла бы пройти, если бы захотела. Он с гордостью излагал Джино перипетии ее борьбы из-за строительства «Маджириано». Далее последовал рассказ о смерти Марко, о помощи и поддержке старого Энцо Боннатти.
   — То есть ты хочешь сказать мне, — с изумлением протянул Джино, — что в течение почти целого года денет из «Маджириано» на меня не поступает? Не вшивого цента?
   — Мне показалось, что я объяснил тебе все, — монотонно проговорил Коста. — После убийства Марко Лаки не пожелала оставаться в Лас-Вегасе, так что там ее заменили люди Боннатти. Это временная мера. Потом сделка с новым помещением капиталов.. — Потом приехал ты.
   — «Петом приехал ты»! В этом можешь не сомневаться! О Боже, Коста! Я сказал тебе, что можно обратиться к Энцо в случае нужды, но я не говорил, чтобы вы подносили ему подарки на тарелочке. Ты же знаешь, как он завязан с наркотиками и проституцией… Господи! Мне в моих отелях ничего этого не нужно!
   — Нет таких проблем, которые мы оказались бы не в состоянии решить. Энцо сойдет со сцены, как только мы этого захотим.
   — И ты готов побиться об заклад, Коста? Поставить на это свои денежки? А своих людей у тебя что, не было? Ты не мог провести небольшую реорганизацию и сам встать к рулю? Ты и моя такая умненькая девочка? Не верю. А что Дарио? О нем ты не сказал ни слова.
   Коста с сожалением пожал плечами.
   — У него ни малейшего интереса к бизнесу.
   — Это что еще значит?
   Чистым белым платком Коста вытер со лба пот.
   — По-моему, Дарио нуждается в помощи.
   — Помощи? — вскинулся Джино. — Ты о чем?
   — У него… сексуальные проблемы, — неуверенно закончил фразу Коста.
   — Какие проблемы? — Джино оглушительно захохотал. — Слишком много женщин? С каких пор это стало проблемой?
   Коста смешался. Он надеялся, что не ему выпадет рассказывать Джино о предпочтениях его сына. Однако приходилось говорить правду.
   — Дарио… он… э-э… он любит парней.
   — Парней? — Лицо Джино потемнело от ярости. — ПАРНЕЙ? Ты хочешь сказать, что мой сын — гомик? Коста кивнул.
   — Не верю!
   — К сожалению, это так.
   Вскочив со стула, Джино заходил кругами по номеру, тыча в ладонь безжалостно сжатым кулаком.
   — Так, значит, ты ставишь меня в известность о том, что мой сын — педераст, что у дочери меж ног свешиваются яйца, что сам ты отдал кому-то за просто так мой отель. Я ничего не упустил?
   — О Лаки я ничего такого не говорил, — быстро сказал Коста. — Она — замечательная деловая женщина, ум у нее — как бритва. Она в точности, как ты, Джино, ты должен гордиться ею. Без нее «Маджириано» никогда бы не был построен. Я думаю, что когда ты с ней увидишься…
   — Где Дарио? — ледяным голосом осведомился Джино.
   О Дарио и о его безумном телефонном звонке Коста совсем забыл. Но Сал к этому времени должна была позаботиться обо всем.
   — В городе. У него квартира на берегу реки. Устроить вам встречу?
   — Ничего не нужно устраивать. Дай мне только его адрес. Я сам с ним поговорю.
   Коста пожал плечами. Не хотелось бы ему сейчас оказаться на месте Дарио. Но ведь, в конце концов, кто-то же должен был научить его жизни. А если бы Джино еще узнал о порнографическом фильме, где Дарио исполнил главную роль… Слава Богу, об этом позаботилась Лаки. Забота обошлась недешево, такой злой Коста ее еще не видел, но дело было сделано. Однако, может, ему стоит все же рассказать Джино? Если он узнает об этом от кого-то еще… Но лучше потом, позже. Не то у Джино сейчас настроение, чтобы восхищаться кинокарьерой сына.
   — А Лаки? — задал следующий вопрос Джино.
   — У нее тоже своя квартира. На углу Шестьдесят первой и Парк-авеню.
   — А я-то думал, что она живет в моей.
   — Ее продали шесть лет назад. За мной по пятам ходят два торговца жильем, я жду, когда ты решишь, где обосноваться.
   Глаза Джино опасно блеснули.
   — Но дом в Ист-Хэмптоне она не продала, ведь правда?
   — Нет. Конечно, нет.
   — И там все в нетронутом виде?
   — Абсолютно.
   Коста вспомнил ожесточенный спор с Лаки по поводу этого дома. Она действительно хотела его продать, но тут Коста впервые воспротивился ей.
   — Возможно, я поселюсь там, — неожиданно сказал Джино. — Я как-то уже привык жить в доме…
   — Отличная идея, — согласился Коста, обрадовавшись тому, что Джино перешел с крика на обычную речь. — Безусловно, там нужно будет навести порядок.
   — Ну так что? Отправлюсь туда завтра же, посмотрю. Ты подыскал мне хорошего водителя?
   — Я нашел тебе лучшего. Он работал с семейством Витторио в Чикаго, переехал к нам год назад. Энпо рекомендовал его лично.
   — Рекомендовал лично, а?
   — Он рад твоему возвращению. Джино задумчиво смотрел в пустоту.
   — Рад. Как же. Коста откашлялся.
   — Энпо говорит, что готов с тобой встретиться, когда тебе будет удобно. Через пару недель, через месяц — когда скажешь. Он знает, что тебе необходимо время устроиться, обвыкнуть. Он…
   — Что, черт побери, с тобой такое?! — вдруг вновь сорвался в крик Джино. — Из ума выживаешь? Мне незачем обвыкать. Я здесь, уже здесь. И то, что тут у вас происходит, мне не нравится. Я хочу, чтобы ты устроил мне встречу с Энпо завтра. А когда я выясню, на что он, мать его, рассчитывает, вот тогда я буду разбираться с Лаки и Дарио. — Он сделал паузу, посмотрел искоса на Косту. — Они знают, что я уже в городе?
   Коста вторично провел платком по лбу.
   — Я считал, что лучше подождать, а потом просто сказать им, что ты уже прибыл. После аварии с электроэнергией в городе такая неразбериха. Последний раз я разговаривал с ними вчера.
   — Это хорошо. Это отлично. И ничего им пока не сообщай. Хочу сделать для обоих сюрприз.
   Коста вяло кивнул. От Лаки у него не могло быть никаких секретов.
   — А сейчас я устал, — сдался Джино. — Нужно выспаться.
   — Конечно, — быстро согласился Коста, глядя, как его старый друг расхаживает по номеру, точно запертый в клетке лев.
   — Договорись о встрече с Боннатти. На завтра. Отрицательный ответ меня не устроит.
   — Я уверен, что Энцо будет только счастлив…
   — Да-да. Посмотрим. — Джино подошел к окну. — Странное чувство, — произнес он почти про себя.
   — Это только поначалу так, — заговорил было Коста.
   — Дерьма-то! Всего один день — и я как будто никуда не уезжал.
   В это Коста готов был поверить. Он согласно кивнул.
   — Значит, на сегодня все? Все. Для первого дня Джино выслушал уже достаточно. Ему требовалось действовать, а не болтать.
   — Поезжай домой, Коста.
   — Так и сделаю. Я тоже утомился. Руссо в соседней комнате, если он тебе понадобится.
   — Да, я знаю.
   Руссо был новым телохранителем Джино. И рекомендовал его опять-таки Энцо. Из старых знакомых никого не осталось. Ушли на отдых или поумирали. Руссо принадлежал уже к другой школе: двадцать с небольшим лет, отличная реакция, прилично одет. Про себя Джино решил, что парень не сумеет даже муху на стене прихлопнуть.
   Он проводил Косту до двери.
   — Эй, не обращай внимания на мои вопли. Я же знаю, ты делал все, что мог.
   Коста торопливо вышел. Шел восьмой час вечера, а ему еще необходимо выдержать долгую и серьезную беседу с Лаки. Когда до нее дойдет, что отец и в самом деле вернулся… Что-то нужно будет предпринимать. Отец и дочь просто вынуждены научиться жить в мире друг с другом.
   После ухода Косты Джино раскурил сигару и вновь принялся мерить шагами номер. Почему же этот идиот ничего не сказал ему о Лаки и о Дарио раньше? И тут же вспомнил — в полном соответствии с его, Джино, инструкциями. «Не надоедай мне ничем. Единственное, чего я хочу — это вернуться». Дерьмо! Где-то была допущена ошибка. Он чувствовал это. Чисто физическое ощущение, что-то такое в желудке.
   Но что?
   Нужно набраться терпения и ждать, чтобы понять. Стать осторожнее и внимательнее, и мысль эта тут же воплотилась в действие. Он снял телефонную трубку, назвал телефонистке номер. Не прошло и часа, как он обзавелся новым шофером и новым телохранителем. Дело не в том, что Джино не устраивали данные Энцо рекомендации, но его правило номер один гласило: окружать себя людьми, которые будут преданы только тебе — одному тебе.
   Годы, прожитые в изгнании, не притупили его чувств. Наоборот, Джино ощущал себя более бодрым и готовым к схватке, чем был до отъезда. Семь лет сидения на одном месте — срок слишком долгий, но в целом в Израиле было не так уж плохо: хороший дом, море, пляж, два его пса и, когда хотелось, женщина.
   На третий год он познакомился с одной из них. Ее первая молодость давно прошла — ей было чуть-чуть за сорок. Но какое значение имеет первая молодость женщины для мужчины его лет? Юные создания своими глупыми вопросами вызывали у Джино несварение желудка.
   Его новая знакомая оказалась вдовой с приятной внешностью, высоко подобранными светлыми волосами и голубыми глазами. Джино удивился, когда женщина сказала ему, что она еврейка — она нисколько не походила на еврейку. Израильские девушки, как правило, обезоруживающе красивы, но их жгуче-черные волосы никогда не привлекали Джино. Нет, ему всегда нравились блондинки. Розалайн Глутцман была блондинкой. Плюс к этому она была также великолепной кухаркой, великолепной слушательницей и великолепной любовницей для мужчины, которому уже не хотелось кончать десять раз за ночь. Он пригласил ее в свой дом, она приняла приглашение, оставшись с Джино до самого его отъезда. И ни разу он не слышал от нее никаких требований.
   Джино не предложил ей отправиться вместе с ним в Нью-Йорк. Она не спросила, можно ли ей поехать с ним. Они расстались как двое цивилизованных людей. Он подарил ей манто из соболя — до пят. На этом все закончилось.
   А сейчас Джино осознал вдруг, что сожалеет об этом, — нужно было привезти ее с собой. Как легко ему было бы говорить с ней о Дарио и Лаки. О своих детях, превратившихся в посторонних людей.
   Лаки. Какая она теперь? Судя по отзывам, она — его точная копия. Джино невесело усмехнулся. Неужели это так плохо — быть на него похожим? Он запомнил ее маленькой девочкой, упрямой и своенравной. И куда более живой, чем Дарио.
   На лицо его наползла мрачная тень. Его сын — голубой? Нет, здесь наверняка ошибка.
   Коста что-то напутал с самого начала.
   Раздевшись до трусов, Джино улегся на постель. В комнате было жарко по-прежнему, несмотря на то что кондиционеры опять включились.
   Что там замыслил Боннатти? До Джино доходили слухи, что у Энцо были самые приятельские отношения с братьями Кассари. А ведь он знал, как Джино относится к тем, кто носит эту фамилию. Но какое Энцо до всего этого дело? С отъездом Джино ему нужно было поладить всего лишь с девчонкой и выжившим из ума старым пердуном — прости меня, Коста, но это так.
   Прибрать к рукам «Маджириано», видимо, оказалось делом несложным. Особенно после того, как не стало Марко. Настоящей проверкой Энцо Боннатти на дружбу и преданность будет то, с какой легкостью он вернет Джино бразды правления двумя отелями в Вегасе. Коста склонен считать, что Энцо «будет счастлив». У Джино такой уверенности не было. Инстинкт предупреждал его о неприятностях. И этот инстинкт ни разу еще не подводил Джино.
   Он прикрыл глаза.
   Мысли сами вернулись к Лаки и Дарио. Лаки и Дарио. Подобно двум висящим на ниточках марионеткам, они плясали у него в мозгу до тех пор, пока Джино не провалился в беспокойный сон.

ПЯТНИЦА, 15 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК. УТРО

   Лаки спала плохо, просыпаясь каждый час, чтобы посмотреть, сколько времени. Она оборвала Косту, позвонившего сразу же после Боджи, короткой фразой:
   — Завтра, не хочу, чтобы меня сейчас беспокоили. Он даже и не попытался навязать ей разговор. Момент, для того чтобы сообщить ей о приезде Джино, был выбран неудачно. Коста понял это сразу же по тону ее голоса.
   Поскольку Лаки все равно уже проснулась, она решила поехать в аэропорт, чтобы встретить Боджи. Ожидание сводило ее с ума. Она позвонила вниз, попросила привратника остановить для нее такси и доехала до гаража, в котором стоял ее «мерседес». Открывая машину лежавшим дома запасным ключом, Лаки заметила на ветровом стекле бумажку. Она поднесла ее к глазам, быстро пробежала две строчки, исполненные аккуратным почерком.
   «Даю тебе три дня — потом вычислю тебя по номерному знаку и позвоню. Стивен».
   Лаки не смогла сдержать улыбки. Ему пришлось ведь специально сюда заехать, чтобы оставить записку. Она позвонит ему… она хочет ему позвонить… сразу же после того, как узнает новости, привезенные Боджи.
   Джино проснулся в шесть, к семи он уже оделся, позавтракал и звонил Косте.
   — Ну? Во сколько у меня встреча с Боннатти?
   — Энцо предлагает в час. В Бруклине, в его любимом ресторане. Там есть садик, и он обещал, что ты получишь удовольствие от кассаты. А еще он сказал…
   — Что-нибудь не в порядке с Риккадди?
   — Все там в порядке, — несколько нервно ответил Коста. — Если тебе там нравится больше, я, естественно, поговорю с Энцо и…
   — Так-то лучше. У Риккадди, в два. Там и увидимся.
   Дарио пытался проснуться, но веки оказались слишком тяжелыми…
   День только начался, он это знал. Дарио слышал, как принялись за свою работу мусорщики, как дети галдели по пути в школу. Однако находился он не у себя дома… Он не знал, где… И вновь на него навалился глубокий сон.
   Внизу, в кухоньке, Сал поцеловала Рут в щеку и спросила:
   — Ты точно знаешь, что делать?
   Кивнув, Рут разгладила складки на платье.
   — Абсолютно точно.
   — Вот и хорошо. — Сал скрестила два пальца на удачу. — Тогда приступай.
   Кэрри встала с постели намного раньше мужа — это было необычно, однако повторялось уже второй день кряду. Сейчас она была одета в простой черный костюм с брюками, без всяких украшений. Волосы стянуты в тугой узел на затылке. В восемь утра Кэрри была полностью готова выйти из дома.
   — Кэрри, — удивленно протянул Эллиот, — куда ты направляешься?
   — В новый гимнастический зал — чудное местечко.
   — Мне не терпится выехать отсюда сегодня же, а она собралась в гимнастический зал!
   — Я вернусь до обеда. — Она попыталась улыбнуться, но мышцы лица как закоченели.
   Эллиот пренебрежительно фыркнул.
   — Не знаю, что с тобой происходит. После этой аварии…
   — Со мной ничего не происходит. Просто думаю о своем здоровье.
   — Я заказал билеты на Багамы. На вечер.
   Она покорно кивнула. Возможно. Всего лишь — возможно.
   — Как ты доберешься до зала? — спросил он, когда Кэрри уже занесла ногу над порогом.
   Мозг ее был затуманен. Ответила она не сразу.
   — Я прогуляюсь пешком. Это всего в нескольких кварталах.
   — Где?
   — Совсем рядом.
   Открыв дверь, Кэрри поспешно захлопнула ее за собой.
   На улице она глубоко вдохнула утренний воздух и решительно зашагала к станции подземки. Нервы напряглись. Чем быстрее эта встреча состоится, тем лучше.
   Стивен привык просыпаться в половине седьмого. Нарушать сложившийся распорядок дня он не любил. Ледяной душ, затем полчаса наказания зарядкой, затем завтрак: стакан холодного апельсинового сока, овсяная каша, кукурузные хлопья, мед, чашка горячего кофе — и он готов к встрече с кем или чем угодно.
   На сегодня это был Энцо Боннатти. Сегодня станет ясно, чего стоит двухлетняя кропотливая работа, по большей части с бумагами.
   Мысль эта вдохновляла и одновременно пугала Стивена. Вдохновляла, потому что такой человек, как Боннатти, заслуживал того, чтобы провести остаток своей жизни за решеткой. Пугала, потому что все могло еще сорваться.
   Когда он уже заканчивал одеваться, мелькнула короткая мысль о своей собственной жизни. О частичке этой жизни — Айлин. Идеальной жене — такой собранной, способной, красивой.
   Хватило одной ночи в кабине лифта и компании этой остренькой на язык Лаки, чтобы Стивен понял — Айлин не для него. Просто ему не хотелось бы прожить с ней до окончания своих дней, и все тут.
   Он глубоко вздохнул. Как ей это объяснить — вот в чем штука.
   Энцо Боннатти проснулся с ощущением человека, не совсем еще оправившегося от похмелья. Во рту стоял привкус несвежей куриной печенки, побаливал затылок, тело чуть ломило, и ощущение такое, будто он давно уже не мылся. Да, ночь прошла неплохо. Много великолепного красного вина, множество похотливых блондинок, готовых делать все, что он пожелает. Женщины. Какие же они все путаны. В этом, конечно, ничего нового, он всегда знал это. Но каким-то образом — в семидесятых — они все же изменились. Теперь казалось, что они наслаждаются траханьем, сосанием и прочими штучками. А ведь в памяти живы времена и совсем недавние, когда такими вещами занимались только шлюхи. Но в эти дни женщины любят секс — да-да, просто любят. Удовольствие, которое Энцо получал в качестве зрителя, сводилось тем самым почти на нет. «Впредь, — подумал он, — для приятного времяпровождения необходимо будет подбирать более невинных девиц. К примеру, девственниц. Только можно ли их еще отыскать?»