Страница:
— Почему? Они будут счастливы увидеть тебя после стольких лет.
Я отступаю к двери:
— Я не хочу, не хочу их видеть. Брат хватает меня за руку:
— Ты не хочешь, ты не можешь. А я вижу их каждый день. Ты должен увидеть их хотя бы один-единственный раз!
Брат тащит меня к коричневой двери, свободной рукой я хватаю со стола тяжелую стеклянную пепельницу и бью ею брата по затылку.
Брат ударяется лбом о дверь, падает, вокруг его головы на полу кровь.
Я выхожу из дома, сажусь на скамейку. Огромная луна освещает пустую площадь.
Передо мной останавливается старик, он просит сигарету. Я даю ему сигарету и огня.
Он стоит передо мной, курит.
Через некоторое время он спрашивает:
— Так ты убил его? Я говорю:
— Да.
Старик говорит:
— Ты выполнил свой долг. Это хорошо. Немногие делают то, что надо.
Я говорю:
— Все потому, что он хотел открыть дверь.
— Ты правильно сделал. Хорошо, что ты ему помешал. Надо было тебе его убить. Так все встает на свои места, все как полагается.
Я говорю:
— Но его больше не будет. Неважно, что полагается, если его больше никогда не будет.
Старик говорит:
— Напротив. Отныне он будет рядом с тобой каждое мгновенье и где бы ты ни был.
Старик отходит, звонит в дверь маленького дома, входит внутрь.
Когда я просыпаюсь, площадь уже давно живет. Люди ходят по ней пешком и ездят на велосипедах. Машин очень мало. Лавочки открыты, книжный магазин тоже. В коридоре гостиницы работает пылесос.
Я открываю дверь, подзываю горничную:
— Вы не могли бы принести мне кофе?
Она оборачивается, это молодая женщина с очень черными волосами.
— Я не могу обслуживать жильцов, сударь, я только занимаюсь уборкой. Мы не обслуживаем номера. Есть ресторан и бар.
Я возвращаюсь в комнату, чищу зубы, принимаю душ, потом снова ложусь под одеяло. Мне холодно.
В дверь стучат, входит горничная, она ставит на ночной столик поднос:
— Вы заплатите за кофе в баре, когда захотите.
Она ложится рядом со мной на кровать, подставляет мне губы. Я отворачиваюсь:
— Нет, милая. Я старый больной человек. Она встает, говорит:
— У меня очень мало денег. За работу, которую я делаю, очень мало платят. Я хотела бы подарить гоночный велосипед сыну на день рождения. И у меня нет мужа.
— Я понимаю.
Я даю ей банкноту, не зная, мало это или много, я еще не привык к местным ценам.
Около трех часов дня я выхожу.
Я иду медленно. Через полчаса я все же дохожу до конца города. Там, на месте Бабушкиного дома, находится ухоженная спортивная площадка. На ней играют дети.
Я долго сижу на берегу реки, потом возвращаюсь в город. Я прохожу через старый город, по улочкам замка, поднимаюсь на кладбище, но не нахожу могилы Бабушки.
Так я гуляю каждый день, часами, по всем улицам города. Особенно по узким улочкам, где дома вросли в землю, и окна на уровне тротуара. Иногда я сажусь в сквере или на низких стенах замка, или на какой-нибудь могиле на кладбище. Когда мне хочется есть, я иду в маленькое бистро, ем то, что дают. Потом я пью с рабочими, с простыми людьми. Никто меня не узнает, никто меня не помнит.
Однажды я вхожу в книжный магазин, чтобы купить бумаги и карандашей. Толстого человека, сидевшего там, когда я был ребенком, уже нет, теперь в магазине работает женщина. Она сидит в кресле около балконной двери, выходящей в сад, и вяжет. Она улыбается мне:
— Я вас заметила. Я видела, как вы каждый день входите и выходите из гостиницы. Только иногда вы возвращаетесь слишком поздно, и я уже сплю. Я живу над книжным магазином и люблю по вечерам смотреть на площадь.
Я говорю:
— Я тоже.
Она спрашивает:
— Вы здесь в отпуске? Надолго?
— Да, в отпуске. В какой-то степени. Я хотел бы пробыть здесь как можно дольше. Это зависит от моей визы, и еще от денег.
— От визы? Вы иностранец? Никогда не подумаешь.
— Я провел детство в этом городе. Я родился в этой стране. Но я давно живу за границей.
Она говорит:
— Теперь, когда страна стала свободной, приезжает много иностранцев. Те, что уехали после революции, приезжают посетить родные места, но особенно много просто любопытных, туристов. Вы увидите, с наступлением лета поедут целыми автобусами. И тогда — прощай спокойствие.
И действительно, гостиница все наполняется. По субботам организуют танцы. Они длятся иногда до четырех часов утра. Я не могу выносить музыку, крики и смех развлекающихся людей. Поэтому я остаюсь на улице, сижу на скамейке с бутылкой вина, купленной заранее днем, и жду.
Однажды рядом со мной усаживается мальчик:
— Можно я побуду с вами? Мне немного страшно в темноте.
Я узнаю его голос. Это мальчик, который, когда я приехал, нес мой чемодан. Я спрашиваю у него:
— Что ты здесь делаешь так поздно?
Он говорит:
— Я жду маму. Когда танцы, она должна оставаться допоздна, чтобы помогать обслуживать и мыть посуду.
— Ну и что? Ты бы оставался дома и спаи спокойно.
— Я не могу спать спокойно. Я боюсь, как бы с мамой чего-нибудь не случилось. Мы живем далеко отсюда, я не могу дать ей одной ходить ночью. Есть мужчины, которые нападают на женщин, если они ходят одни ночью. Я это видел по телевизору.
— А на детей не нападают?
— Нет, не так часто. Только на женщин, особенно на красивых. Я смог бы за себя постоять. Я очень быстро бегаю.
Мы ждем. Постепенно внутри гостиницы все стихает. Изнутри выходит женщина, это та, которая по утрам приносит мне кофе. Мальчик бежит к ней, они уходят вдвоем, держась за руки.
Другие служащие выходят из гостиницы и быстро расходятся.
Я поднимаюсь к себе в комнату.
На следующий день я иду в книжный магазин:
— Я не могу больше оставаться в гостинице. Там слишком много народа, слишком шумно. Вы не знаете кого-нибудь, кто сдал бы мне комнату?
Она говорит:
— Живите у меня. Здесь, наверху.
— Я вас стесню.
— Вовсе нет. Я перееду жить к дочери. Она живет неподалеку. У вас будет весь второй этаж. Две комнаты, кухня, ванная.
— За сколько?
— Сколько вы платите за гостиницу?
Я говорю ей. Она улыбается:
— Это цены для туристов. У меня вы будете жить за половину этой суммы. Я даже буду у вас прибирать после закрытия книжного магазина. В это время вы всегда гуляете, я вам не помешаю. Хотите посмотреть квартиру?
— Нет, я уверен, что она мне подойдет. Когда я смогу въехать?
— С завтрашнего дня, если хотите. Я только унесу свою одежду и личные вещи.
На следующий день я собираю чемодан, расплачиваюсь в гостинице. Я прихожу в книжный магазин перед самым закрытием. Хозяйка протягивает мне ключ:
— Это ключ от входной двери. В квартиру можно подняться прямо из магазина, но вы пользуйтесь другой дверью, которая выходит на улицу. Я вам покажу.
Она закрывает магазин. Мы поднимаемся по узкой лестнице, выходим на площадку с двумя окнами, выходящими в сад. Хозяйка книжного магазина объясняет:
— Левая дверь ведет в спальню, напротив — ванная. Вторая дверь — это дверь гостиной, откуда вы можете пройти в спальню. В глубине кухня. Там есть холодильник. Я оставила в нем немного еды.
Я говорю:
— Мне нужны только кофе и вино. Я ем в бистро.
Она говорит:
— Это нездоровая пища. Кофе на полке, в холодильнике есть бутылка вина. Я ухожу. Надеюсь, вам здесь понравится.
Она уходит. Я сразу открываю бутылку вина: завтра надо будет купить еще. Я вхожу в гостиную. Это большая, просто обставленная комната. Между окнами стоит большой стол, покрытый красным бархатом. Я сразу же раскладываю на нем бумаги и карандаши. Потом я иду в спальню. Это узкая комната с одним окном, или, вернее, со стеклянной дверью, ведущей на балкончик.
Я ставлю чемодан на кровать, складываю вещи в пустой шкаф.
В этот вечер я не выхожу на улицу. Я допиваю бутылку вина, устроившись в старом кресле у одного из окон гостиной. Я смотрю на площадь, потом ложусь в кровать, от которой пахнет мылом.
Когда я назавтра встаю, около десяти часов, я нахожу на кухонном столе две газеты и на плите кастрюлю с овощным супом. Я сначала готовлю себе кофе и пью его, читая газеты. Суп я съедаю позже, перед выходом, около четырех часов дня.
Хозяйка книжного магазина не беспокоит меня. Я вижусь с ней только, когда хожу ее навестить вниз. В мое отсутствие она убирает в квартире и уносит мое грязное белье, потом она возвращает его чистым и выглаженным.
Время идет быстро. Я должен съездить в соседний город, столицу области, чтобы продлить визу. Штамп на мой паспорт ставит молодая женщина: «ПРОДЛЕНО НА МЕСЯЦ». Я плачу, говорю ей спасибо. Она улыбается мне:
— Сегодня вечером я буду в баре Гранд Отеля. Там очень весело. Много иностранцев, вы могли бы там встретить соотечественников.
Я говорю:
— Да, может быть, я приду.
Я сразу же сажусь на красный поезд, чтобы вернуться к себе, в свой город.
На следующий месяц молодая женщина менее любезна, она молча ставит штамп на мой паспорт, а в третий раз сухо предупреждает меня, что в четвертый раз продления визы не будет.
К концу лета у меня почти не остается денег, приходится экономить. Я покупаю себе гармонику и, как в детстве, хожу играть в бистро. Посетители подносят мне выпить. Что касается еды, то я довольствуюсь овощным супом, который оставляет хозяйка книжного магазина. В сентябре и октябре я даже не могу заплатить за квартиру. Хозяйка не спрашивает денег, она продолжает убирать, стирать мое белье, приносит мне суп.
Я не знаю, как мне быть, но я не могу вернуться в другую страну, я должен остаться здесь, я должен умереть здесь, в этом городе.
Боли с момента моего приезда не возобновлялись, несмотря на чрезмерное потребление алкоголя и табака.
30 октября я праздную свой день рождения в одном из самых людных бистро города вместе с собутыльниками. Все подносят мне выпить. Пары танцуют под мою игру на гармонике. Женщины обнимают меня. Я пьян. Я начинаю говорить о своем брате, как бывает каждый раз, когда я слишком много выпил. Все в городе знают мою историю: я ищу своего брата, с которым я жил здесь, в этом городе, до пятнадцати лет. И здесь я должен встретиться с ним, я знаю, что он придет, когда узнает, что я вернулся из-за границы.
Все это только ложь. Я прекрасно знаю, что в этом городе, у Бабушки, я уже был один, что даже в это время я только воображал, что нас двое, брат и я, чтобы вынести невыносимое одиночество.
К полуночи зал бистро немного успокаивается. Я перестаю играть, я только пью.
Напротив меня садится оборванный старик. Он пьет из моего стакана. Он говорит:
— Я прекрасно помню вас обоих. И тебя, и брата.
Я ничего не говорю. Другой человек, помоложе, приносит бутылку вина ко мне на стол. Я прошу чистый стакан. Мы пьем.
Человек помоложе спрашивает:
— Что ты мне дашь, если я найду тебе брата? Я говорю ему:
— У меня не осталось денег. Он смеется:
— Но тебе могут прислать денег из-за границы. Все иностранцы богатые.
— Кроме меня. Я даже не могу заплатить тебе за выпивку.
Он говорит:
— Ничего страшного. Еще бутылку за мой счет.
Подавальщица приносит вино и говорит:
— Это последняя бутылка. Я вас больше не обслуживаю. Если мы не закроемся, то будут неприятности с полицией.
Старик продолжает пить около нас, время от времени приговаривая:
— Да, я вас знавал, вы оба были отличными ребятами уже тогда. Да, да.
Самый молодой говорит:
— Я знаю, что твой брат прячется в лесу. Время от времени я вижу его издали. Он живет, как дикий зверь. Он сделал себе одежду из армейских одеял и ходит босиком даже зимой. Он питается травами, корнями, каштанами и мелкой дичью. У него длинные седые волосы, и борода у него тоже седая. У него есть нож и спички, он курит сигареты, которые сам себе скручивает, что доказывает, что он иногда ночью заходит в город. Может, девки, которые живут за кладбищем и торгуют собой, знают его. По крайней мере, одна из них. Может быть, она принимает его тайком и дает то, что ему нужно. Можно было бы организовать облаву. Если всем взяться за дело, то можно его прижать.
Я встаю, бью его:
— Лжец! Это не мой брат. И если ты хочешь кого-нибудь прижать, не рассчитывай на меня.
Я снова бью его, он падает со стула. Я опрокидываю стол, я воплю:
— Это не мой брат!
Подавальщица кричит на улицу:
— Полиция! Полиция!
Наверно, кто-то позвонил, потому что полиция прибывает быстро. Двое полицейских. Пешком. В кабачке наступает тишина. Один из полицейских спрашивает:
— Что здесь происходит? Давно должно быть закрыто.
Человек, которого я ударил, стонет:
— Он ударил меня.
Несколько человек показывают на меня:
— Это он.
Полицейский поднимает того, кого я ударил:
— Перестань хныкать. Ничего с тобой не случилось. Ты, как всегда, напился. Лучше бы шел домой. Вам всем лучше разойтись.
Он оборачивается ко мне:
— А вас я не знаю. Покажите ваши документы.
Я пытаюсь убежать, но окружающие люди удерживают меня. Полицейский обшаривает мои карманы, находит паспорт. Он долго рассматривает его и говорит своему коллеге:
— Срок визы истек. Много месяцев назад. Придется его забрать.
Я вырываюсь, но они надевают мне наручники и выводят на улицу. Я спотыкаюсь, мне трудно идти, и они несут меня до полицейского участка. Там они снимают с меня наручники, укладывают на кровать и уходят, закрыв за собой дверь.
На следующее утро меня допрашивает офицер полиции. Он молод, у него русые волосы и лицо, покрытое веснушками.
Он говорит мне:
— Вы не имеете права пребывать в нашей стране. Вы должны уехать.
Я говорю:
— У меня нет денег на поезд. У меня вообще больше нет денег.
— Я предупрежу посольство. Они вас репатриируют.
Я говорю:
— Я не хочу отсюда уезжать. Я должен найти своего брата.
Офицер пожимает плечами:
— Вы можете вернуться, когда хотите. Вы даже можете окончательно здесь поселиться, но на это есть свои правила. Вам их разъяснят в посольстве. Что касается вашего брата, то я предприму соответствующие поиски. У вас есть о нем сведения, которые могли бы быть полезны?
— Да, у меня есть рукопись, написанная его собственной рукой. Она находится на столе гостиной в моей квартире, над книжным магазином.
— А как вы получили эту рукопись?
— Ее оставили на мое имя у администратора гостиницы.
Он говорит:
— Странно, очень странно.
Однажды ноябрьским утром меня вызывают в кабинет офицера. Он предлагает мне сесть, протягивает рукопись:
— Вот, я вам ее возвращаю. Это только вымысел, художественное произведение, и ваш брат тут совершенно ни при чем.
Мы молчим. Окно открыто. Идет дождь, холодно. Наконец офицер говорит:
— Даже о вас нет никаких сведений в архивах города.
Я говорю:
— Естественно. Бабушка так меня и не зарегистрировала. И я никогда не ходил в школу. Но я знаю, что родился в столице.
— Архивы столицы были полностью разрушены в результате бомбардировки. За вами придут в четырнадцать часов.
Он добавляет это очень быстро.
Я прячу руки под стол, потому что они дрожат.
— В четырнадцать? Сегодня?
— К сожалению, да. Все так внезапно. Повторяю, вы можете вернуться, когда захотите. Вы можете переехать сюда окончательно. Так поступают многие эмигранты. Наша страна теперь часть свободного мира. Скоро вам не понадобится виза.
Я говорю ему:
— Для меня это будет слишком поздно. У меня болезнь сердца. Я вернулся, потому что хотел умереть здесь. А брата моего, может быть, и вообще никогда не было.
Офицер говорит:
— Да, так оно и есть. Если вы будете рассказывать истории о своем брате, все сочтут вас сумасшедшим.
— Вы тоже так думаете? Он качает головой:
— Нет, я просто думаю, что вы смешиваете реальность и литературу. Вашу литературу. И еще я думаю, что вам надо поехать в вашу страну, немного подумать и потом вернуться. Может быть, навсегда. Этого я желаю вам и себе.
— Из-за партий в шахматы?
— Нет, не только.
Он встает, протягивает мне руку:
— Когда вы уйдете, меня здесь не будет. Я прощаюсь с вами сейчас. Возвращайтесь к себе в камеру.
Я возвращаюсь в камеру. Охранник говорит мне:
— Говорят, вы сегодня выходите.
— Да, вроде бы.
Я ложусь на койку, жду. В полдень приходит со своим супом хозяйка книжного магазина. Я говорю ей, что должен уехать. Она плачет. Она достает из сумки свитер и говорит:
— Я связала вам этот свитер. Наденьте его. Холодно.
Я надеваю свитер, говорю:
— Спасибо. Я вам еще должен плату за два месяца. Надеюсь, что посольство за них заплатит.
Она говорит:
— Да какая разница! Вы вернетесь, ведь правда?
— Я попытаюсь.
Она уходит в слезах. Ей пора открывать магазин.
Мы с охранником сидим у меня в камере. Он говорит:
— У меня не укладывается в голове, что завтра вас здесь не будет. Но вы наверняка вернетесь. А пока я стираю ваши долги.
Я говорю:
— Нет, не делайте этого. Ничего не стирайте. Я вам заплачу свой долг, как только приедут из посольства.
Он говорит:
— Нет, нет, это была просто шутка. И я часто жульничал.
— Ах вот почему вы все время выигрывали!
— Не сердитесь на меня, я не могу не жульничать.
Он шмыгает носом, сморкается:
— Знаете, если у меня родится сын, я назову его вашим именем.
Я говорю ему:
— Лучше назовите его именем моего брата — Лукас. Мне это будет еще приятней.
Он задумывается:
— Лукас? Да, красивое имя. Поговорю об этом с женой. Может, она будет не против. В любом случае, она возражать не станет. В доме командую я.
— Я в этом не сомневаюсь.
За мной в камеру приходит полицейский. Мы с охранником выходим во двор. Там стоит хорошо одетый человек в шляпе, с галстуком и зонтом. Булыжник двора блестит под дождем.
Человек из посольства говорит:
— Нас ждет машина. Я уже заплатил ваши долги.
Он говорит на языке, который я не должен был знать, но который я, однако, понимаю. Я указываю на охранника:
— Я должен этому человеку некоторую сумму. Это долг чести.
Он спрашивает:
— Сколько?
Он платит, берет меня под руку, ведет меня к большой машине, стоящей перед домом. Шофер в форменной фуражке открывает дверцы.
Машина трогается с места. Я спрашиваю у человека из посольства, нельзя ли на минуту оста новиться перед книжным магазином, на Глав ной Площади, но он смотрит на меня, не понимая, и я осознаю, что заговорил с ним на моем старом языке, на языке этой страны. Шофер ведет машину быстро, мы проезжаем площадь, мы уже едем к вокзалу, и скоро мой Маленький Город остается позади. В машине тепло. За окном мелькают деревни, поля, тополя и акации, пейзажи моей страны под ветром и дождем. Вдруг я оборачиваюсь к человеку из посольства:
— Это не дорога к границе. Мы едем в другую сторону.
Он говорит:
— Мы сначала везем вас в посольство, в столицу. Вы пересечете границу через несколько дней, на поезде.
Я закрываю глаза.
Мальчик переходит границу.
Впереди идет мужчина, мальчик ждет. Взрыв. Мальчик подходит ближе. Мужчина лежит около второго заграждения. Тогда мальчик бросается вперед. Он идет по следам, потом по неподвижному телу мужчины, переходит на ту сторону границы, прячется в кустах.
На джипе приезжает отряд пограничников.
Там сержант и несколько солдат. Один из них го ворит:
— Вот мудак!
Другой:
— Да просто не повезло. Он почти прошел.
Сержант кричит:
— Хватит зубы скалить. Нужно принести тело.
Солдаты говорят:
— Да что там от него осталось.
— Зачем?
Сержант говорит:
— Для опознания. Таков приказ. Нужно приносить тела на опознание. Добровольцы есть?
Солдаты переглядываются:
— Мины. Можно там и остаться.
— Ну и что? Это ваш долг. Трусы!
Один солдат поднимает руку:
— Я.
— Молодец. Иди, парень. Остальные — шаг назад.
Солдат медленно доходит до изуродованного тела, потом бросается бежать. Он минует мальчика, не заметив.
Сержант вопит:
— Сволочь! Стреляйте! Огонь!
Солдаты не стреляют.
— Он на той стороне. На ту сторону стрелять запрещено.
Сержант поднимает ружье. Напротив показываются два иностранных пограничника. Сержант опускает оружие, протягивает его солдату. Он идет к трупу, берет его на спину, возвращается и сбрасывает тело на землю. Он вытирает лицо рукавом мундира:
— Вы мне заплатите за это, сукины дети, вы просто куча дерьма.
Солдаты заворачивают труп в брезент и кладут его в заднюю часть машины. Они уезжают. Два иностранных пограничника тоже уходят.
Мальчик продолжает лежать не двигаясь, он засыпает. Рано утром его будят птицы. Он прижимает к себе пальто, резиновые сапоги и идет в деревню. Он встречает двух пограничников, которые спрашивают у него:
— А ты откуда?
— С той стороны границы.
— Ты перешел границу? Когда?
— Вчера. С отцом. Но он упал, после взрыва он остался лежать, и те пограничники потом его забрали.
— Да, мы там были. Но тебя мы не видели. Сбежавший солдат тоже тебя не видел.
— Я спрятался. Мне было страшно.
— Откуда ты научился говорить по-нашему?
— Я выучился у военных во время войны. Как вы думаете, они вылечат моего отца?
Пограничники опускают глаза:
— Конечно вылечат. Пойдем с нами. Наверно, ты голоден.
Пограничники доводят мальчика до деревни и передают жене одного из них.
— Накорми его, а потом отведи в участок. Скажи там, что мы зайдем в одиннадцать, напишем рапорт.
Женщина — толстая и светловолосая, у нее красное улыбающееся лицо. Она спрашивает у мальчика:
— Любишь молоко и сыр? Обед еще не готов.
— Да, сударыня, я все люблю. Я ем все равно что.
Женщина дает ему еду:
— Нет, погоди. Иди сначала вымойся. Хотя бы лицо и руки. Я бы постирала твою одежду, но, думаю, что у тебя нет ничего на смену.
— Нет, сударыня.
— Я дам тебе рубашку мужа. Она будет тебе велика, но ничего. Просто закатай рукава. Вот, держи полотенце. Ванная там.
Мальчик берет с собой в ванную пальто и сапоги. Он умывается, идет назад в кухню, ест хлеб и сыр, пьет молоко. Он говорит:
— Спасибо, сударыня. Она говорит:
— Ты вежливый и воспитанный мальчик. И хорошо говоришь на нашем языке. Твоя мама осталась там?
— Нет, она умерла в войну.
— Бедняжка. Пойдем, нам надо сходить в комиссариат. Не бойся, полицейский добрый, он друг моего мужа.
В участке она говорит полицейскому:
— Вот сын того человека, который вчера пытался перейти границу. Муж зайдет к вам в одиннадцать. Я с удовольствием оставила бы паренька у себя, пока не будет принято решение. Может быть, придется отсылать его назад, он несовершеннолетний.
Полицейский говорит:
— Посмотрим. В любом случае, я отпущу его к вам на обед.
Женщина уходит, и полицейский протягивает мальчику анкету:
— Вот, заполни. Если не поймешь вопрос, спросишь у меня.
Когда мальчик возвращает анкету, полицейский перечитывает ее вслух:
— Имя и фамилия: Клаус Т. Возраст: восемнадцать лет. Ты выглядишь помоложе.
— Это из-за того, что болел в детстве.
— У тебя есть паспорт?
— Нет, ничего нет. Мы с отцом сожгли все документы перед тем, как выйти.
— Зачем?
— Чтобы не установили, кто мы. Отец сказал, что так нужно сделать.
— Твой отец подорвался на мине. Если бы ты шел рядом с ним, ты бы тоже подорвался.
— Я не шел рядом с ним. Он мне сказал дождаться, пока он перейдет на ту сторону, и идти за ним на расстоянии.
— Почему вы ушли за границу?
— Отец этого хотел. Его все время сажали в тюрьму, следили за ним. Он не хотел там жить. Он взял меня с собой, потому что не хотел оставлять меня одного.
— А твоя мать?
— Она умерла в войну, во время бомбардировки. Потом я жил у Бабушки, но она тоже умерла.
— Значит, у тебя там больше никого нет. Никто не может тебя затребовать назад. Кроме властей, если ты совершил преступление.
— Я никакого преступления не совершал.
— Ну, тогда просто придется подождать решения начальства. Пока тебе запрещено покидать деревню. Вот. Подпиши это.
Мальчик подписывает протокол, в котором содержится тройная ложь.
Человек, с которым он перешел границу, не был ему отцом.
Мальчику не восемнадцать лет, а пятнадцать.
Его зовут не Клаус.
Через несколько дней в дом пограничника приезжает человек из города. Он говорит мальчику:
— Меня зовут Петер Н. Теперь вами буду заниматься я. Вот ваш паспорт. Здесь только нет вашей подписи.
Мальчик рассматривает паспорт. Дата его рождения поставлена на три года раньше, его зовут Клаус и в графе «подданство» стоит прочерк.
В тот же день Петер и Клаус отправляются на автобусе в город. По дороге Петер задает вопросы:
— Чем вы занимались раньше, Клаус? Учились?
— Учился? Нет. Я работал в саду, ухаживал за домашними животными, играл на гармошке в бистро, носил чемоданы пассажирам.
— Чем бы вы хотели заниматься в будущем?
— Не знаю. Ничем. Почему нужно обязательно чем-нибудь заниматься?
— Нужно зарабатывать на жизнь.
— Это я знаю. Я всегда зарабатывал на жизнь. Я с удовольствием займусь любой работой, чтобы заработать немного денег.
— Немного денег? Любой работой? Вы можете получить стипендию и учиться.
— Я не хочу учиться.
— Однако вам придется позаниматься, чтобы правильно выучить язык. Вы довольно хорошо говорите, но нужно научиться читать и писать. Вы будете жить в молодежном общежитии с другими студентами. У вас будет своя комната. Вы пройдете курсы языка, а потом посмотрим.
Я отступаю к двери:
— Я не хочу, не хочу их видеть. Брат хватает меня за руку:
— Ты не хочешь, ты не можешь. А я вижу их каждый день. Ты должен увидеть их хотя бы один-единственный раз!
Брат тащит меня к коричневой двери, свободной рукой я хватаю со стола тяжелую стеклянную пепельницу и бью ею брата по затылку.
Брат ударяется лбом о дверь, падает, вокруг его головы на полу кровь.
Я выхожу из дома, сажусь на скамейку. Огромная луна освещает пустую площадь.
Передо мной останавливается старик, он просит сигарету. Я даю ему сигарету и огня.
Он стоит передо мной, курит.
Через некоторое время он спрашивает:
— Так ты убил его? Я говорю:
— Да.
Старик говорит:
— Ты выполнил свой долг. Это хорошо. Немногие делают то, что надо.
Я говорю:
— Все потому, что он хотел открыть дверь.
— Ты правильно сделал. Хорошо, что ты ему помешал. Надо было тебе его убить. Так все встает на свои места, все как полагается.
Я говорю:
— Но его больше не будет. Неважно, что полагается, если его больше никогда не будет.
Старик говорит:
— Напротив. Отныне он будет рядом с тобой каждое мгновенье и где бы ты ни был.
Старик отходит, звонит в дверь маленького дома, входит внутрь.
Когда я просыпаюсь, площадь уже давно живет. Люди ходят по ней пешком и ездят на велосипедах. Машин очень мало. Лавочки открыты, книжный магазин тоже. В коридоре гостиницы работает пылесос.
Я открываю дверь, подзываю горничную:
— Вы не могли бы принести мне кофе?
Она оборачивается, это молодая женщина с очень черными волосами.
— Я не могу обслуживать жильцов, сударь, я только занимаюсь уборкой. Мы не обслуживаем номера. Есть ресторан и бар.
Я возвращаюсь в комнату, чищу зубы, принимаю душ, потом снова ложусь под одеяло. Мне холодно.
В дверь стучат, входит горничная, она ставит на ночной столик поднос:
— Вы заплатите за кофе в баре, когда захотите.
Она ложится рядом со мной на кровать, подставляет мне губы. Я отворачиваюсь:
— Нет, милая. Я старый больной человек. Она встает, говорит:
— У меня очень мало денег. За работу, которую я делаю, очень мало платят. Я хотела бы подарить гоночный велосипед сыну на день рождения. И у меня нет мужа.
— Я понимаю.
Я даю ей банкноту, не зная, мало это или много, я еще не привык к местным ценам.
Около трех часов дня я выхожу.
Я иду медленно. Через полчаса я все же дохожу до конца города. Там, на месте Бабушкиного дома, находится ухоженная спортивная площадка. На ней играют дети.
Я долго сижу на берегу реки, потом возвращаюсь в город. Я прохожу через старый город, по улочкам замка, поднимаюсь на кладбище, но не нахожу могилы Бабушки.
Так я гуляю каждый день, часами, по всем улицам города. Особенно по узким улочкам, где дома вросли в землю, и окна на уровне тротуара. Иногда я сажусь в сквере или на низких стенах замка, или на какой-нибудь могиле на кладбище. Когда мне хочется есть, я иду в маленькое бистро, ем то, что дают. Потом я пью с рабочими, с простыми людьми. Никто меня не узнает, никто меня не помнит.
Однажды я вхожу в книжный магазин, чтобы купить бумаги и карандашей. Толстого человека, сидевшего там, когда я был ребенком, уже нет, теперь в магазине работает женщина. Она сидит в кресле около балконной двери, выходящей в сад, и вяжет. Она улыбается мне:
— Я вас заметила. Я видела, как вы каждый день входите и выходите из гостиницы. Только иногда вы возвращаетесь слишком поздно, и я уже сплю. Я живу над книжным магазином и люблю по вечерам смотреть на площадь.
Я говорю:
— Я тоже.
Она спрашивает:
— Вы здесь в отпуске? Надолго?
— Да, в отпуске. В какой-то степени. Я хотел бы пробыть здесь как можно дольше. Это зависит от моей визы, и еще от денег.
— От визы? Вы иностранец? Никогда не подумаешь.
— Я провел детство в этом городе. Я родился в этой стране. Но я давно живу за границей.
Она говорит:
— Теперь, когда страна стала свободной, приезжает много иностранцев. Те, что уехали после революции, приезжают посетить родные места, но особенно много просто любопытных, туристов. Вы увидите, с наступлением лета поедут целыми автобусами. И тогда — прощай спокойствие.
И действительно, гостиница все наполняется. По субботам организуют танцы. Они длятся иногда до четырех часов утра. Я не могу выносить музыку, крики и смех развлекающихся людей. Поэтому я остаюсь на улице, сижу на скамейке с бутылкой вина, купленной заранее днем, и жду.
Однажды рядом со мной усаживается мальчик:
— Можно я побуду с вами? Мне немного страшно в темноте.
Я узнаю его голос. Это мальчик, который, когда я приехал, нес мой чемодан. Я спрашиваю у него:
— Что ты здесь делаешь так поздно?
Он говорит:
— Я жду маму. Когда танцы, она должна оставаться допоздна, чтобы помогать обслуживать и мыть посуду.
— Ну и что? Ты бы оставался дома и спаи спокойно.
— Я не могу спать спокойно. Я боюсь, как бы с мамой чего-нибудь не случилось. Мы живем далеко отсюда, я не могу дать ей одной ходить ночью. Есть мужчины, которые нападают на женщин, если они ходят одни ночью. Я это видел по телевизору.
— А на детей не нападают?
— Нет, не так часто. Только на женщин, особенно на красивых. Я смог бы за себя постоять. Я очень быстро бегаю.
Мы ждем. Постепенно внутри гостиницы все стихает. Изнутри выходит женщина, это та, которая по утрам приносит мне кофе. Мальчик бежит к ней, они уходят вдвоем, держась за руки.
Другие служащие выходят из гостиницы и быстро расходятся.
Я поднимаюсь к себе в комнату.
На следующий день я иду в книжный магазин:
— Я не могу больше оставаться в гостинице. Там слишком много народа, слишком шумно. Вы не знаете кого-нибудь, кто сдал бы мне комнату?
Она говорит:
— Живите у меня. Здесь, наверху.
— Я вас стесню.
— Вовсе нет. Я перееду жить к дочери. Она живет неподалеку. У вас будет весь второй этаж. Две комнаты, кухня, ванная.
— За сколько?
— Сколько вы платите за гостиницу?
Я говорю ей. Она улыбается:
— Это цены для туристов. У меня вы будете жить за половину этой суммы. Я даже буду у вас прибирать после закрытия книжного магазина. В это время вы всегда гуляете, я вам не помешаю. Хотите посмотреть квартиру?
— Нет, я уверен, что она мне подойдет. Когда я смогу въехать?
— С завтрашнего дня, если хотите. Я только унесу свою одежду и личные вещи.
На следующий день я собираю чемодан, расплачиваюсь в гостинице. Я прихожу в книжный магазин перед самым закрытием. Хозяйка протягивает мне ключ:
— Это ключ от входной двери. В квартиру можно подняться прямо из магазина, но вы пользуйтесь другой дверью, которая выходит на улицу. Я вам покажу.
Она закрывает магазин. Мы поднимаемся по узкой лестнице, выходим на площадку с двумя окнами, выходящими в сад. Хозяйка книжного магазина объясняет:
— Левая дверь ведет в спальню, напротив — ванная. Вторая дверь — это дверь гостиной, откуда вы можете пройти в спальню. В глубине кухня. Там есть холодильник. Я оставила в нем немного еды.
Я говорю:
— Мне нужны только кофе и вино. Я ем в бистро.
Она говорит:
— Это нездоровая пища. Кофе на полке, в холодильнике есть бутылка вина. Я ухожу. Надеюсь, вам здесь понравится.
Она уходит. Я сразу открываю бутылку вина: завтра надо будет купить еще. Я вхожу в гостиную. Это большая, просто обставленная комната. Между окнами стоит большой стол, покрытый красным бархатом. Я сразу же раскладываю на нем бумаги и карандаши. Потом я иду в спальню. Это узкая комната с одним окном, или, вернее, со стеклянной дверью, ведущей на балкончик.
Я ставлю чемодан на кровать, складываю вещи в пустой шкаф.
В этот вечер я не выхожу на улицу. Я допиваю бутылку вина, устроившись в старом кресле у одного из окон гостиной. Я смотрю на площадь, потом ложусь в кровать, от которой пахнет мылом.
Когда я назавтра встаю, около десяти часов, я нахожу на кухонном столе две газеты и на плите кастрюлю с овощным супом. Я сначала готовлю себе кофе и пью его, читая газеты. Суп я съедаю позже, перед выходом, около четырех часов дня.
Хозяйка книжного магазина не беспокоит меня. Я вижусь с ней только, когда хожу ее навестить вниз. В мое отсутствие она убирает в квартире и уносит мое грязное белье, потом она возвращает его чистым и выглаженным.
Время идет быстро. Я должен съездить в соседний город, столицу области, чтобы продлить визу. Штамп на мой паспорт ставит молодая женщина: «ПРОДЛЕНО НА МЕСЯЦ». Я плачу, говорю ей спасибо. Она улыбается мне:
— Сегодня вечером я буду в баре Гранд Отеля. Там очень весело. Много иностранцев, вы могли бы там встретить соотечественников.
Я говорю:
— Да, может быть, я приду.
Я сразу же сажусь на красный поезд, чтобы вернуться к себе, в свой город.
На следующий месяц молодая женщина менее любезна, она молча ставит штамп на мой паспорт, а в третий раз сухо предупреждает меня, что в четвертый раз продления визы не будет.
К концу лета у меня почти не остается денег, приходится экономить. Я покупаю себе гармонику и, как в детстве, хожу играть в бистро. Посетители подносят мне выпить. Что касается еды, то я довольствуюсь овощным супом, который оставляет хозяйка книжного магазина. В сентябре и октябре я даже не могу заплатить за квартиру. Хозяйка не спрашивает денег, она продолжает убирать, стирать мое белье, приносит мне суп.
Я не знаю, как мне быть, но я не могу вернуться в другую страну, я должен остаться здесь, я должен умереть здесь, в этом городе.
Боли с момента моего приезда не возобновлялись, несмотря на чрезмерное потребление алкоголя и табака.
* * *
30 октября я праздную свой день рождения в одном из самых людных бистро города вместе с собутыльниками. Все подносят мне выпить. Пары танцуют под мою игру на гармонике. Женщины обнимают меня. Я пьян. Я начинаю говорить о своем брате, как бывает каждый раз, когда я слишком много выпил. Все в городе знают мою историю: я ищу своего брата, с которым я жил здесь, в этом городе, до пятнадцати лет. И здесь я должен встретиться с ним, я знаю, что он придет, когда узнает, что я вернулся из-за границы.
Все это только ложь. Я прекрасно знаю, что в этом городе, у Бабушки, я уже был один, что даже в это время я только воображал, что нас двое, брат и я, чтобы вынести невыносимое одиночество.
К полуночи зал бистро немного успокаивается. Я перестаю играть, я только пью.
Напротив меня садится оборванный старик. Он пьет из моего стакана. Он говорит:
— Я прекрасно помню вас обоих. И тебя, и брата.
Я ничего не говорю. Другой человек, помоложе, приносит бутылку вина ко мне на стол. Я прошу чистый стакан. Мы пьем.
Человек помоложе спрашивает:
— Что ты мне дашь, если я найду тебе брата? Я говорю ему:
— У меня не осталось денег. Он смеется:
— Но тебе могут прислать денег из-за границы. Все иностранцы богатые.
— Кроме меня. Я даже не могу заплатить тебе за выпивку.
Он говорит:
— Ничего страшного. Еще бутылку за мой счет.
Подавальщица приносит вино и говорит:
— Это последняя бутылка. Я вас больше не обслуживаю. Если мы не закроемся, то будут неприятности с полицией.
Старик продолжает пить около нас, время от времени приговаривая:
— Да, я вас знавал, вы оба были отличными ребятами уже тогда. Да, да.
Самый молодой говорит:
— Я знаю, что твой брат прячется в лесу. Время от времени я вижу его издали. Он живет, как дикий зверь. Он сделал себе одежду из армейских одеял и ходит босиком даже зимой. Он питается травами, корнями, каштанами и мелкой дичью. У него длинные седые волосы, и борода у него тоже седая. У него есть нож и спички, он курит сигареты, которые сам себе скручивает, что доказывает, что он иногда ночью заходит в город. Может, девки, которые живут за кладбищем и торгуют собой, знают его. По крайней мере, одна из них. Может быть, она принимает его тайком и дает то, что ему нужно. Можно было бы организовать облаву. Если всем взяться за дело, то можно его прижать.
Я встаю, бью его:
— Лжец! Это не мой брат. И если ты хочешь кого-нибудь прижать, не рассчитывай на меня.
Я снова бью его, он падает со стула. Я опрокидываю стол, я воплю:
— Это не мой брат!
Подавальщица кричит на улицу:
— Полиция! Полиция!
Наверно, кто-то позвонил, потому что полиция прибывает быстро. Двое полицейских. Пешком. В кабачке наступает тишина. Один из полицейских спрашивает:
— Что здесь происходит? Давно должно быть закрыто.
Человек, которого я ударил, стонет:
— Он ударил меня.
Несколько человек показывают на меня:
— Это он.
Полицейский поднимает того, кого я ударил:
— Перестань хныкать. Ничего с тобой не случилось. Ты, как всегда, напился. Лучше бы шел домой. Вам всем лучше разойтись.
Он оборачивается ко мне:
— А вас я не знаю. Покажите ваши документы.
Я пытаюсь убежать, но окружающие люди удерживают меня. Полицейский обшаривает мои карманы, находит паспорт. Он долго рассматривает его и говорит своему коллеге:
— Срок визы истек. Много месяцев назад. Придется его забрать.
Я вырываюсь, но они надевают мне наручники и выводят на улицу. Я спотыкаюсь, мне трудно идти, и они несут меня до полицейского участка. Там они снимают с меня наручники, укладывают на кровать и уходят, закрыв за собой дверь.
На следующее утро меня допрашивает офицер полиции. Он молод, у него русые волосы и лицо, покрытое веснушками.
Он говорит мне:
— Вы не имеете права пребывать в нашей стране. Вы должны уехать.
Я говорю:
— У меня нет денег на поезд. У меня вообще больше нет денег.
— Я предупрежу посольство. Они вас репатриируют.
Я говорю:
— Я не хочу отсюда уезжать. Я должен найти своего брата.
Офицер пожимает плечами:
— Вы можете вернуться, когда хотите. Вы даже можете окончательно здесь поселиться, но на это есть свои правила. Вам их разъяснят в посольстве. Что касается вашего брата, то я предприму соответствующие поиски. У вас есть о нем сведения, которые могли бы быть полезны?
— Да, у меня есть рукопись, написанная его собственной рукой. Она находится на столе гостиной в моей квартире, над книжным магазином.
— А как вы получили эту рукопись?
— Ее оставили на мое имя у администратора гостиницы.
Он говорит:
— Странно, очень странно.
Однажды ноябрьским утром меня вызывают в кабинет офицера. Он предлагает мне сесть, протягивает рукопись:
— Вот, я вам ее возвращаю. Это только вымысел, художественное произведение, и ваш брат тут совершенно ни при чем.
Мы молчим. Окно открыто. Идет дождь, холодно. Наконец офицер говорит:
— Даже о вас нет никаких сведений в архивах города.
Я говорю:
— Естественно. Бабушка так меня и не зарегистрировала. И я никогда не ходил в школу. Но я знаю, что родился в столице.
— Архивы столицы были полностью разрушены в результате бомбардировки. За вами придут в четырнадцать часов.
Он добавляет это очень быстро.
Я прячу руки под стол, потому что они дрожат.
— В четырнадцать? Сегодня?
— К сожалению, да. Все так внезапно. Повторяю, вы можете вернуться, когда захотите. Вы можете переехать сюда окончательно. Так поступают многие эмигранты. Наша страна теперь часть свободного мира. Скоро вам не понадобится виза.
Я говорю ему:
— Для меня это будет слишком поздно. У меня болезнь сердца. Я вернулся, потому что хотел умереть здесь. А брата моего, может быть, и вообще никогда не было.
Офицер говорит:
— Да, так оно и есть. Если вы будете рассказывать истории о своем брате, все сочтут вас сумасшедшим.
— Вы тоже так думаете? Он качает головой:
— Нет, я просто думаю, что вы смешиваете реальность и литературу. Вашу литературу. И еще я думаю, что вам надо поехать в вашу страну, немного подумать и потом вернуться. Может быть, навсегда. Этого я желаю вам и себе.
— Из-за партий в шахматы?
— Нет, не только.
Он встает, протягивает мне руку:
— Когда вы уйдете, меня здесь не будет. Я прощаюсь с вами сейчас. Возвращайтесь к себе в камеру.
Я возвращаюсь в камеру. Охранник говорит мне:
— Говорят, вы сегодня выходите.
— Да, вроде бы.
Я ложусь на койку, жду. В полдень приходит со своим супом хозяйка книжного магазина. Я говорю ей, что должен уехать. Она плачет. Она достает из сумки свитер и говорит:
— Я связала вам этот свитер. Наденьте его. Холодно.
Я надеваю свитер, говорю:
— Спасибо. Я вам еще должен плату за два месяца. Надеюсь, что посольство за них заплатит.
Она говорит:
— Да какая разница! Вы вернетесь, ведь правда?
— Я попытаюсь.
Она уходит в слезах. Ей пора открывать магазин.
Мы с охранником сидим у меня в камере. Он говорит:
— У меня не укладывается в голове, что завтра вас здесь не будет. Но вы наверняка вернетесь. А пока я стираю ваши долги.
Я говорю:
— Нет, не делайте этого. Ничего не стирайте. Я вам заплачу свой долг, как только приедут из посольства.
Он говорит:
— Нет, нет, это была просто шутка. И я часто жульничал.
— Ах вот почему вы все время выигрывали!
— Не сердитесь на меня, я не могу не жульничать.
Он шмыгает носом, сморкается:
— Знаете, если у меня родится сын, я назову его вашим именем.
Я говорю ему:
— Лучше назовите его именем моего брата — Лукас. Мне это будет еще приятней.
Он задумывается:
— Лукас? Да, красивое имя. Поговорю об этом с женой. Может, она будет не против. В любом случае, она возражать не станет. В доме командую я.
— Я в этом не сомневаюсь.
За мной в камеру приходит полицейский. Мы с охранником выходим во двор. Там стоит хорошо одетый человек в шляпе, с галстуком и зонтом. Булыжник двора блестит под дождем.
Человек из посольства говорит:
— Нас ждет машина. Я уже заплатил ваши долги.
Он говорит на языке, который я не должен был знать, но который я, однако, понимаю. Я указываю на охранника:
— Я должен этому человеку некоторую сумму. Это долг чести.
Он спрашивает:
— Сколько?
Он платит, берет меня под руку, ведет меня к большой машине, стоящей перед домом. Шофер в форменной фуражке открывает дверцы.
Машина трогается с места. Я спрашиваю у человека из посольства, нельзя ли на минуту оста новиться перед книжным магазином, на Глав ной Площади, но он смотрит на меня, не понимая, и я осознаю, что заговорил с ним на моем старом языке, на языке этой страны. Шофер ведет машину быстро, мы проезжаем площадь, мы уже едем к вокзалу, и скоро мой Маленький Город остается позади. В машине тепло. За окном мелькают деревни, поля, тополя и акации, пейзажи моей страны под ветром и дождем. Вдруг я оборачиваюсь к человеку из посольства:
— Это не дорога к границе. Мы едем в другую сторону.
Он говорит:
— Мы сначала везем вас в посольство, в столицу. Вы пересечете границу через несколько дней, на поезде.
Я закрываю глаза.
* * *
Мальчик переходит границу.
Впереди идет мужчина, мальчик ждет. Взрыв. Мальчик подходит ближе. Мужчина лежит около второго заграждения. Тогда мальчик бросается вперед. Он идет по следам, потом по неподвижному телу мужчины, переходит на ту сторону границы, прячется в кустах.
На джипе приезжает отряд пограничников.
Там сержант и несколько солдат. Один из них го ворит:
— Вот мудак!
Другой:
— Да просто не повезло. Он почти прошел.
Сержант кричит:
— Хватит зубы скалить. Нужно принести тело.
Солдаты говорят:
— Да что там от него осталось.
— Зачем?
Сержант говорит:
— Для опознания. Таков приказ. Нужно приносить тела на опознание. Добровольцы есть?
Солдаты переглядываются:
— Мины. Можно там и остаться.
— Ну и что? Это ваш долг. Трусы!
Один солдат поднимает руку:
— Я.
— Молодец. Иди, парень. Остальные — шаг назад.
Солдат медленно доходит до изуродованного тела, потом бросается бежать. Он минует мальчика, не заметив.
Сержант вопит:
— Сволочь! Стреляйте! Огонь!
Солдаты не стреляют.
— Он на той стороне. На ту сторону стрелять запрещено.
Сержант поднимает ружье. Напротив показываются два иностранных пограничника. Сержант опускает оружие, протягивает его солдату. Он идет к трупу, берет его на спину, возвращается и сбрасывает тело на землю. Он вытирает лицо рукавом мундира:
— Вы мне заплатите за это, сукины дети, вы просто куча дерьма.
Солдаты заворачивают труп в брезент и кладут его в заднюю часть машины. Они уезжают. Два иностранных пограничника тоже уходят.
Мальчик продолжает лежать не двигаясь, он засыпает. Рано утром его будят птицы. Он прижимает к себе пальто, резиновые сапоги и идет в деревню. Он встречает двух пограничников, которые спрашивают у него:
— А ты откуда?
— С той стороны границы.
— Ты перешел границу? Когда?
— Вчера. С отцом. Но он упал, после взрыва он остался лежать, и те пограничники потом его забрали.
— Да, мы там были. Но тебя мы не видели. Сбежавший солдат тоже тебя не видел.
— Я спрятался. Мне было страшно.
— Откуда ты научился говорить по-нашему?
— Я выучился у военных во время войны. Как вы думаете, они вылечат моего отца?
Пограничники опускают глаза:
— Конечно вылечат. Пойдем с нами. Наверно, ты голоден.
Пограничники доводят мальчика до деревни и передают жене одного из них.
— Накорми его, а потом отведи в участок. Скажи там, что мы зайдем в одиннадцать, напишем рапорт.
Женщина — толстая и светловолосая, у нее красное улыбающееся лицо. Она спрашивает у мальчика:
— Любишь молоко и сыр? Обед еще не готов.
— Да, сударыня, я все люблю. Я ем все равно что.
Женщина дает ему еду:
— Нет, погоди. Иди сначала вымойся. Хотя бы лицо и руки. Я бы постирала твою одежду, но, думаю, что у тебя нет ничего на смену.
— Нет, сударыня.
— Я дам тебе рубашку мужа. Она будет тебе велика, но ничего. Просто закатай рукава. Вот, держи полотенце. Ванная там.
Мальчик берет с собой в ванную пальто и сапоги. Он умывается, идет назад в кухню, ест хлеб и сыр, пьет молоко. Он говорит:
— Спасибо, сударыня. Она говорит:
— Ты вежливый и воспитанный мальчик. И хорошо говоришь на нашем языке. Твоя мама осталась там?
— Нет, она умерла в войну.
— Бедняжка. Пойдем, нам надо сходить в комиссариат. Не бойся, полицейский добрый, он друг моего мужа.
В участке она говорит полицейскому:
— Вот сын того человека, который вчера пытался перейти границу. Муж зайдет к вам в одиннадцать. Я с удовольствием оставила бы паренька у себя, пока не будет принято решение. Может быть, придется отсылать его назад, он несовершеннолетний.
Полицейский говорит:
— Посмотрим. В любом случае, я отпущу его к вам на обед.
Женщина уходит, и полицейский протягивает мальчику анкету:
— Вот, заполни. Если не поймешь вопрос, спросишь у меня.
Когда мальчик возвращает анкету, полицейский перечитывает ее вслух:
— Имя и фамилия: Клаус Т. Возраст: восемнадцать лет. Ты выглядишь помоложе.
— Это из-за того, что болел в детстве.
— У тебя есть паспорт?
— Нет, ничего нет. Мы с отцом сожгли все документы перед тем, как выйти.
— Зачем?
— Чтобы не установили, кто мы. Отец сказал, что так нужно сделать.
— Твой отец подорвался на мине. Если бы ты шел рядом с ним, ты бы тоже подорвался.
— Я не шел рядом с ним. Он мне сказал дождаться, пока он перейдет на ту сторону, и идти за ним на расстоянии.
— Почему вы ушли за границу?
— Отец этого хотел. Его все время сажали в тюрьму, следили за ним. Он не хотел там жить. Он взял меня с собой, потому что не хотел оставлять меня одного.
— А твоя мать?
— Она умерла в войну, во время бомбардировки. Потом я жил у Бабушки, но она тоже умерла.
— Значит, у тебя там больше никого нет. Никто не может тебя затребовать назад. Кроме властей, если ты совершил преступление.
— Я никакого преступления не совершал.
— Ну, тогда просто придется подождать решения начальства. Пока тебе запрещено покидать деревню. Вот. Подпиши это.
Мальчик подписывает протокол, в котором содержится тройная ложь.
Человек, с которым он перешел границу, не был ему отцом.
Мальчику не восемнадцать лет, а пятнадцать.
Его зовут не Клаус.
* * *
Через несколько дней в дом пограничника приезжает человек из города. Он говорит мальчику:
— Меня зовут Петер Н. Теперь вами буду заниматься я. Вот ваш паспорт. Здесь только нет вашей подписи.
Мальчик рассматривает паспорт. Дата его рождения поставлена на три года раньше, его зовут Клаус и в графе «подданство» стоит прочерк.
В тот же день Петер и Клаус отправляются на автобусе в город. По дороге Петер задает вопросы:
— Чем вы занимались раньше, Клаус? Учились?
— Учился? Нет. Я работал в саду, ухаживал за домашними животными, играл на гармошке в бистро, носил чемоданы пассажирам.
— Чем бы вы хотели заниматься в будущем?
— Не знаю. Ничем. Почему нужно обязательно чем-нибудь заниматься?
— Нужно зарабатывать на жизнь.
— Это я знаю. Я всегда зарабатывал на жизнь. Я с удовольствием займусь любой работой, чтобы заработать немного денег.
— Немного денег? Любой работой? Вы можете получить стипендию и учиться.
— Я не хочу учиться.
— Однако вам придется позаниматься, чтобы правильно выучить язык. Вы довольно хорошо говорите, но нужно научиться читать и писать. Вы будете жить в молодежном общежитии с другими студентами. У вас будет своя комната. Вы пройдете курсы языка, а потом посмотрим.