Страница:
Голдфилд покачал головой, все еще под впечатлением от тела Фрая.
— Так о чем же вы хотели меня спросить?
Тони взглянул на Хилари, та поежилась.
— Теперь нам кажется, что мы зря сюда приехали.
Голдфилд перевел взгляд с Хилари на Тони, едва заметная улыбка играла на его губах.
Тони кашлянул.
— Я согласен с Хилари. Думаю, что нам пора.
— Вы вошли такие загадочные, — мягко сказал Голдфилд. — И возбудили во мне любопытство. Не оставляйте меня в неведении.
— Хорошо, — ответил Тони. — Мы приехали сюда, потому что нас интересовало одно: было вскрытие или нет.
Голдфилд не понял.
— Но вы узнали об этом, поговорив с секретарем. Агнес не могла не сказать вам о том, что вскрытие производили.
— Мы хотели услышать из ваших уст.
— Не понимаю.
— Мы знали, что свидетельство подписано, — сказал Тони. — Но не были уверены, что работа сделана.
— Но теперь, — быстро добавила Хилари, — у нас не осталось никаких сомнений на этот счет.
Голдфилд дернул головой.
— Вы хотите сказать... что думали, я заполнил свидетельство, вообще не взглянув на тело?
Казалось, Голдфилд был настолько удивлен, что даже не обиделся на их слова.
— Такого у нас не случается, — продолжал он. — Наш шеф очень строг и все у него ходят по струнке. Если кто-нибудь решится на подобное, старик распнет его на кресте. — Голдфилд восторженно говорил о своем начальстве, было ясно, что он в восхищении от этого человека.
Хилари сказала:
— Значит, у вас нет никаких сомнений по поводу... смерти Фрая.
Голдфилд так посмотрел на Хилари, точно она, стоя на голове, прочитала стихотворение.
— Смерти?! Конечно, он был мертв!
— Это было полное вскрытие? — спросил Тони.
— Да. Я разрезал его... — Голдфилд вдруг замолчал, задумался на пару секунд, потом добавил. — Нет. В вашем смысле это вскрытие не было полным. Конечно, я не иссекал каждый орган, как это принято в медицинских университетах. Был очень напряженный день. Много работы, понимаете? А врачей мало. Да и не было необходимости проводить полное вскрытие. Все становилось ясным при рассмотрении ран. Зачем разрезать грудь и исследовать сердце. Я тщательно изучил тело, потом рассек живот в области ран и установил, что смерть наступила из-за внутреннего кровоизлияния и повреждения брюшных органов. Никаких сомнений по этому поводу у меня не возникло.
— Возможно, что это была кома? — спросила Хилари.
— Кома? Господи, конечно, нет! — Голдфилд вскочил со стула и зашагал по комнате. — Его же проверяли: на пульс: дыхание и даже снимали волны мозга. Этот человек был несомненно мертв, мисс Томас, — он подошел к столу, за которым сидели Хилари и Тони, и сказал: — Мертв. В теле оставалось очень мало крови, слишком мало, чтобы поддерживать жизнь. Тело его посинело, а это значит, что кровь перетекла вниз, к ногам, и застыла в жилах. Нижняя часть побагровела от притока крови. Вот так.
Тони отодвинул стул и поднялся.
— Просим прощения за длительный визит, мистер Голдфилд.
— Простите меня, что я заподозрила вас в пренебрежении служебными обязанностями, — сказала Хилари.
— Погодите, — попросил Голдфилд. — Не оставляйте меня в неведении. В чем же, собственно, дело?
Хилари и Тони переглянулись. Им не хотелось говорить с посторонним человеком об ожившем мертвеце.
— Смелее, — ободрял их Голдфилд. — Я чувствую, у вас были основания познакомиться со мной.
Тони сказал:
— Вчера ночью еще один человек ворвался в дом Хилари и попытался убить ее. Мужчина как две капли воды был похож на Бруно Фрая.
— Вы серьезно? — спросил доктор.
— Да, — ответила Хилари. — Очень серьезно.
— И вы подумали...
— Да.
— Боже, я представляю, что значит увидеть его и подумать, что он вернулся. Но я уверяю вас, что сходство оказалось случайным. Потому что Фрай мертв.
Они поблагодарили Голдфилда за помощь, и он проводил их до выхода. Тони задержался у стола и попросил Агнес узнать, какое похоронное бюро забрало Фрая.
Она просмотрела книги.
— Это морг с Энджелз-Хиллз.
Хилари записала адрес.
Голдфилд спросил:
— Вы еще думаете...
— Нет. Но с другой стороны: мы должны проверить все варианты.
Хмурясь, Голдфилд смотрел, как Хилари и Тони садились в машину.
Энджелз-Хиллз — это двенадцать комнат для прощания, большим парком катафалков и внушительным штатом специальных работников. Тони вошел в кабинет. По комнате рассеивался мягкий свет, преобладали угрюмые тона, огромный глубокий ковер скрадывал шум шагов. Предполагалось, что обстановка будет настраивать людей на возвышенный лад, напоминая о таинстве смерти, но Тони видел только вещи, а вещи свидетельствовали о выгодности этого занятия.
Его встретила привлекательная блондинка в серой юбке и темно-бордовой блузке. Она говорила тихим, нежным голосом, специально натренированным, чтобы соответствовать мрачному месту.
Она нашла запись на Бруно Фрая и фамилию специалиста, который обрабатывал тело.
— Сэм Хардести. Сэм сейчас в одной из лабораторий. У нас несколько поступлений. — Это было сказано так, точно разговор происходил не в морге, а в больнице. — Пойду узнаю. А вы пока подождите в холле.
Это было небольшое, но уютное помещение. Вдоль стен стояли мягкие стулья. Множество журналов на столиках. Кофе. Рекламные листки. Тони перелистывал номер «Энджелз-Хиллз Имплойе Ньюс», когда вошел Сэм Хардести. Одежда на нем напоминала униформу автомеханика: белый комбинезон с молнией на груди и торчащими из накладных карманов инструментами (о их назначении Тони не хотелось думать). Это был молодой, лет двадцати восьми, мужчина с резкими чертами лица и длинными каштановыми волосами.
— Детектив Клеменса?
— Да.
Хардести протянул руку, и Тони с ужасом пожал ее, представив себе, где могла путешествовать эта рука несколько минут назад.
— Сюзи сказала, что вы интересуетесь одним случаем, — раздался такой же, приглушенный, как у женщины, голос.
Тони сказал:
— Я знаю, что вы готовили тело Бруно Фрая для отправки в Санта-Розу, в прошлый четверг.
— Совершенно верно. Мы сотрудничаем с похоронным бюро из Санта-Хелены.
— Будьте добры, расскажите мне подробно, что вы делали с телом, когда его привезли из морга.
Хардести с любопытством посмотрел на Тони.
— Хорошо, мы взяли мертвеца и провели необходимую обработку.
— По дороге сюда нигде не останавливались?
— Нет.
— С тех пор как вам передали тело и до отправки его на самолете, оно оставалось без присмотра?
— Без присмотра? Минуту или две. Мы торопились закончить побыстрее, потому что нужно было успеть отвезти тело в аэропорт на рейс до Санта-Розы. Вы не скажете мне, почему вас это интересует? Чего вы хотите?
— Не знаю. Но, может, ваш рассказ позволит мне разобраться. Труп был набальзамирован?
— Конечно. Мы обязаны бальзамировать трупы, которые перевозят пассажирским транспортом. Закон предписывает перед отправкой извлекать внутренние органы и бальзамировать тело.
— Извлекать?
— Боюсь, что вам неприятно будет услышать. Дело в том, что внутренности представляют для нас большие трудности. Наполненные разлагающимися остатками пищи, эти органы разрушаются значительно быстрее остальных тканей. Чтобы неприятные запахи и громкие звуки от выходящих газов не будоражили прощающихся и чтобы сохранить тело, необходимо вытаскивать органы, чем больше — тем лучше. Мы используем телескопическое приспособление с крючком на конце. Мы вставляем его в анальное отверстие и...
Тони почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и он махнул рукой, чтобы Хардести замолчал.
— Спасибо. Я получил представление.
— Я предупреждал, что это неприятно.
— Не очень, — согласился Тони, выдавливая из себя слова. Он закрыл рот ладонью и кашлянул. Комок не исчезал. Возможно, он не уйдет, пока я здесь, подумал Тони.
— Хорошо, — сказал он вслух. — Я услышал все, что хотел услышать.
Нахмурившись, Хардести о чем-то задумался, потом сказал:
— Не знаю, что вы ищете, но есть одна деталь, связанная с Фраем.
— Что именно?
— Это случилось через два дня, как мы отправили мертвеца в Санта-Розу. В субботу после полудня. Позавчера. Позвонил какой-то парень и сказал, что хочет поговорить с тем, кто бальзамировал тело Фрая. В субботу я работаю — выходные в среду и четверг — и поэтому взял трубку. Этот человек ругался за то, что я сделал работу кое-как. Но это неправда. Я старался, как только можно стараться при таких обстоятельствах. До того как труп попал на стол, он уже пролежал несколько часов на солнце, потом — ночь в холодильнике. А еще эти раны, да и коронер вскрывал труп. Позвольте сказать, мистер Клеменса, тело к этому времени находилось в дурном состоянии. Я имею в виду, что уже невозможно было поправить внешний вид умершего. Кроме того, я не отвечаю за косметическую часть работы. Это должны были сделать в Санта-Хелене, в похоронном бюро. Я пытался объяснить звонившему, что это не моя вина, но он мне и слова не дал вставить.
— Он не назвался?
— Нет. Он все более и более раздражался. Кричал и визжал, как сумасшедший. Я подумал, что это, наверное, родственник умершего, обезумевший от горя. Поэтому я старался спокойно слушать его вопли. Но потом, когда он зашелся в истерике, он назвался Бруно Фраем.
— Что-что?
— Да. Сказал, что он — Бруно Фрай, и предупредил, что, возможно, в один прекрасный день придет сюда и разорвет меня на части за то, что я с ним сделал.
— Что он еще сказал?
— Все. Когда он начал нести несусветную чепуху, я понял, что звонит ненормальный, и повесил трубку.
Тони после слов Хардести точно ледяной водой окатили. Он похолодел изнутри и снаружи. Сэм Хардести заметил состояние Тони.
— Что случилось?
— Я просто подумал, достаточно ли трех человек, чтобы назвать это массовой истерией?
— Что?
— Вы не обратили внимание на голос звонившего?
— Почему бы об этом спрашиваете?
— Очень низкий голос?
— Прямо грохотал.
— Такой хриплый, грубый?
— Совершенно верно. Вы знаете его?
— Боюсь, что да.
— Кто он?
— Если я скажу, вы не поверите.
— Попробуем, — сказал Хардести.
Тони покачал головой.
— Простите. Это служебная тайна.
Хардести был разочарован, выжидательная улыбка покинула его лицо.
— Мистер Хардести, вы нам очень помогли. Спасибо, что вы уделили время и любезно ответили на вопросы.
Хардести пожал плечами.
— Ничего особенного.
«Кое-что особенное как раз и есть, — подумал Тони. — Действительно, кое-что. Но, черт побери, я не понимаю, что это все значит».
Тони вышел из здания и направился к машине. Хлопнув дверцей «джипа», он повернулся к Хилари. Она нетерпеливо спросила:
— Ну? Он бальзамировал тело Фрая?
— Еще хуже.
— Что? Еще хуже?
— Лучше бы тебе не знать об этом.
Он рассказал о телефонном звонке в похоронное бюро; о человеке, говорившем с Хардести, о том, что этот человек назвался Бруно Фраем.
— А-а-а-а, — тихо протянула Хилари. — Забудь теперь о коллективном психозе. Вот доказательство!
— Доказательство чего? Что Фрай жив? Но это невозможно! Я не буду упоминать отвратительные действия, совершенные над телом Фрая, достаточно знать, что он был набальзамирован. Какая уж тут кома, если вместо крови в жилы напускают консервирующую жидкость.
— Но, по крайней мере, звонок доказывает, что кое-что необычное все-таки случилось.
— Да-а, — задумчиво сказал Тони.
— Об этом можно сообщить твоему капитану?
— Нет, ни в коем случае. Гарри Лаббок скажет, что это был розыгрыш, и только.
— Но голос!
— Этого недостаточно, чтобы убедить Гарри.
Она вздохнула.
— Что ж дальше?
— Нам следует хорошенько обдумать дело со всех сторон. Может, мы что-то упустили.
— Давай обдумаем за ленчем. Я проголодалась.
— Где ты хочешь остановиться?
— Поскольку мы оба очень устали, я бы хотела посидеть в уединенном местечке.
— Отдельная кабинка в «Кейзи»?
— Прекрасно, — ответила Хилари.
Почти весь день он был в пути и только к ночи приехал в Лос-Анджелес. И сразу направился в Вествуд, прямо к дому Кэтрин.
На этот раз она носила имя Хилари Томас, но он-то знал, что это Кэтрин. Кэтрин. Опять вернулась из могилы. Вонючая сука.
Он ворвался в дом, но ее там не оказалось. Наконец, перед рассветом Кэтрин вошла в дом, и ему уже почти удалось наложить на нее руки, как вдруг появилась полиция. Он до сих пор не мог понять, каким образом полицейские пронюхали о нем.
Прежде чем влезть в дом, Фрай пять раз медленно проехал мимо него, но ничего подозрительного не заметил.
Сегодня он никак не мог узнать, дома она или нет. Это его смутило. Запутало. И напугало. Он не знал, что делать дальше, как искать ее. Мысли становились бессмысленнее и туманнее. Он чувствовал возбуждение и головокружение, хотя ничего и не пил.
Он устал. Очень устал. Не сомкнул глаз с воскресной ночи. Если бы он смог хотя бы задремать, голова бы отдохнула и соображала лучше.
Потом он будет в состоянии продолжить поиски. Отрезать ее голову. Вырезать сердце и проткнуть его палкой. Убить ее. Раз и навсегда. Но сначала — уснуть.
Он вытянулся в грузовом отделении фургона. Луч света падал сквозь лобовое стекло, проходил над передними сиденьями и разгонял темноту вокруг Фрая. Он боялся спать в темноте.
Рядом лежало распятие. И пара остро отточенных палок. Он наполнил холщовые мешочки чесноком и повесил их в ряд над задней дверью.
Эти вещи, возможно, помогут от Кэтрин, но они бессильны прогнать ночные кошмары.
Они будут мучить его, когда он закроет глаза: так было всю жизнь, так продолжается и сейчас. Он проснется с застрявшим в горле криком. И как всегда, ему не удастся вспомнить, о чем же сон. Но он услышит ясный, но непонятный шепот, какофонию голосов, почувствует, как что-то бегает по телу, по лицу, пытаясь залезть в рот или нос, что-то ужасное; и только спустя минуту после пробуждения шепот смолкнет и существа исчезнут, в такие минуты Фрай желал себе смерти. Он боялся снов, но не мог не спать. Он закрыл глаза.
Уже за столом Хилари вдруг положила вилку и сказала:
— Я поняла.
Тони положил сандвич.
— Что?
— У Фрая должен быть брат.
— Брат?
— Это все объясняет.
— Ты думаешь, что в тот четверг убила Фрая, а вчера на тебя напал его брат?
— Такое сходство возможно только между братьями.
— А голос?
— Они могли унаследовать одинаковые голоса.
— Наверное, так бывает, — ответил Тони. — Но особенная хрипота, о которой ты говорила... Разве ее можно унаследовать?
— Почему нет?
— Вчера ты сказала, что такой голос — это следствие либо травмы, либо родового дефекта в голосовом аппарате.
— Значит, я ошибалась. А может, оба брата родились с одинаковым дефектом.
— Один шанс против миллиона.
— Но все-таки возможно.
Тони отхлебнул пива, потом сказал:
— Хорошо, пусть братья, пусть — очень похожие: одинаковые черты, глаза, голос. Но разве может так случиться, чтобы они страдали одной манией?
Хилари в задумчивости пригубила пива.
— Причиной умственного расстройства часто является среда.
— Так думали раньше. Это устаревшее представление.
— Хорошо, но все-таки для начала предположим, что это так — среда определяет поведение. Братья выросли в одном доме, были воспитаны одними родителями. Разве невозможно предположить, что у них развились сходные заболевания?
Тони почесал подбородок.
— Может, и так. Я помню...
— Что?
— Я слушал курс по психологии, когда учился в университете криминологии. Нам показывали много фильмов о сумасшедших. В одном фильме речь шла о шизофрении. От этого заболевания страдали мать и дочь.
— Вот видишь! — воскликнула Хилари.
— Но это был очень редкий случай.
— Все-таки был!
— Кажется, нам сказали, что это единственный пример подобного рода.
— Но он был!
— Что ж, об этом стоит подумать.
— Брат...
Они вернулись к еде и задумчиво жевали, не глядя друг на друга. Вдруг Тони сказал:
— Черт! Я вспомнил такое, что основательно потрясет теорию «братьев».
— Что?
— Я думал, ты читала об этом в субботних номерах газет.
— Не все газеты я читала. Это... я не знаю... неприятно читать о себе как о жертве. Я просмотрела одну статью и этого оказалось достаточно.
— А ты не помнишь, о чем она?
Хилари нахмурилась, не понимая, к чему клонит Тони, потом сказала.
— Ах, да. У Фрая не было брата.
— Ни брата, ни сестры. После смерти матери он остался единственным наследником дома и завода. С ним кончился род.
Хилари нечем было возразить, хотя и пришлось расстаться со своей теорией.
Они закончили ленч в молчании.
Наконец Тони сказал:
— Ты не можешь вечно сидеть взаперти. Но мы и не должны сидеть сложа руки и ждать его.
— Мне не хочется быть приманкой для хищника.
— Ответ на загадку следует искать не в Лос-Анджелесе.
Она кивнула.
— Я подумала о том же.
— Нам необходимо попасть в Санта-Хелену.
— И поговорить с шерифом Лавренски.
— И со всеми, кто знал Фрая.
— На это потребуется несколько дней, — сказала Хилари.
— У меня сейчас несколько выходных. И я беру отпуск. Впервые в жизни я не рвусь назад, на работу.
— Когда отправляемся?
— Чем раньше, тем лучше.
— Только не сегодня. Мы оба чертовски устали. Нужно отдохнуть. Кроме того, я хочу завести картины Стивенсу. Теперь еще необходимо позвонить в страховую компанию, чтобы определить размеры ущерба, и в бюро обслуживания, чтобы до моего возвращения навели в доме порядок.
— Сегодня утром я должен был написать отчет о перестрелке. Потом еще допрос. Но это примерно будет на следующей неделе, а если раньше, я смогу перенести сроки.
— Так когда мы отправляемся в Санта-Хелену?
— Завтра, — сказал он. — В девять — похороны Фрэнка. Я буду присутствовать. А потом сядем на ближайший самолет.
— Еще одно. Я не хочу оставаться у тебя на ночь.
Он взял ее за руку.
— Я уверен, он не придет. А если попробует, то у меня есть револьвер.
Хилари покачала головой.
— Нет. Я все равно не засну, Тони. Я буду не спать, а прислушиваться к каждому шороху за окном.
— Где же ты хочешь остановиться?
— Закончив свои дела, давай соберем вещи, уедем из твоей квартиры и снимем номер в гостинице, рядом с аэропортом.
Он пожал ей руку.
— Да, так тебе, наверное, будет лучше.
— Да.
Почти весь понедельник Райнхарт просидел на телефоне, созваниваясь с банкирами, биржевиками и торговыми посредниками Бруно Фрая. Он подолгу обсуждал с ними вопросы, связанные с ведением дел фирмы, до ее полной ликвидации. Возникли небольшие разногласия о том, куда лучше всего вложить средства, когда наступит срок. Джошуа очень устал от монотонной работы: Фрай вкладывал деньги в разные банки, плюс вложения в недвижимость, плюс большое количество акций и многое-многое другое.
Полвторника Джошуа беседовал с оценщиками художественных произведений, лучшими специалистами в Калифорнии, чтобы они приехали в Санта-Хелену для составления каталога и оценки нескольких дорогих коллекций, собранных семьей за семьдесят лет. Основатель фирмы и отец Кэтрин, Лео, умерший сорок лет назад, сначала увлекся деревянными кранами ручной работы, в прошлом использовавшимися на пивных и винных бочках в Европе. Как правило, кран выполнялся в форме головы: здесь были черти с открытыми ртами, смеющиеся, плачущие, воющие, рычащие рыла нечистого; ангелы, клоуны, волки, эльфы, волшебницы, ведьмы, гномы. Лео собрал более двух тысяч таких кранов. Кэтрин тоже увлекалась собиранием при жизни отца, а после его смерти коллекционирование стало единственной страстью. Страсть оказалась настолько сильна, что вскоре перешла в манию. Джошуа вспомнил, как загорались ее глаза и речь становилась бессвязной, когда она показывала ему новые приобретения. Было что-то болезненное в ее отчаянном стремлении набить шкафы, столики и ящики красивыми вещами; но в конце концов, богатым можно иметь причуды и быть странными, если, конечно, это не грозит ничем окружающим. Кэтрин покупала старинную живопись, хрусталь, мозаичные стекла, медальоны и тысячу других вещей, не столько оттого, что это лучшее вложение денег, но потому что они нужны ей так же, как наркоману нужна очередная инъекция наркотика. Кэтрин набивала огромный дом бесчисленными экспонатами, целыми днями протирая и полируя их. Бруно продолжил традицию безумного накопительства, так что на этот день оба дома — тот, что построил Лео в 1918 году, и построенный Фраем пять лет назад — ломились от сокровищ. Во вторник Джошуа обзвонил художественные галереи и престижные аукционы в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, и все владельцы сразу же предлагали прислать своих людей, так как выставка коллекций Фрая, безусловно, принесла бы солидный комиссионный сбор. Джошуа уже договорился, что двое из Сан-Франциско и двое из Лос-Анджелеса приедут в субботу и проведут несколько дней за составлением каталога. Он заказал номера в местной гостинице.
Джошуа Райнхарт чувствовал, что ситуация в его руках, и только сейчас впервые со дня смерти Фрая понял, сколько времени займет исполнение обязанностей душеприказчика. Поначалу ему показалось, что дела настолько запутаны, что невозможно в них разобраться и за несколько лет, но, прочитав завещание, написанное пять лет назад, он успокоился: исполнить свой долг он сможет за несколько недель. Три фактора, редко встречающиеся в подобной практике, значительно облегчили его задачу. Во-первых, не обнаружилось никаких родственников, которые любили оспаривать завещания и устраивать всякие неприятности. Во-вторых, в завещании был указан единственный получатель наследства — какое-то благотворительное учреждение. В-третьих, Бруно Фрай великолепно вел дела и оставил четко составленные отчеты о доходах и расходах фирмы.
Со смертью жены Коры Джошуа почувствовал, что жизнь очень коротка, и теперь старался занять делами каждый день. Ему было неприятно сознавать, что каждая минута, проведенная в заботах о делах Фрая, — это потерянная минута. Конечно, ему очень хорошо заплатят за работу, но зачем эти деньги, когда он и так достаточно обеспечен? У него большое владение в долине; несколько сот акров лучших виноградников, делами хозяйства занимается управляющий; виноград охотно покупается заводами. Ему вдруг пришла мысль обратиться к суду и сказать, что он отказывается от обязанностей, любой банк Фрая с удовольствием взял бы их на себя. Но чувство долга удержало Джошуа от этого шага. Когда-то, тридцать пять лет назад, именно Кэтрин Фрай взяла на работу молодого Райнхарта, и Джошуа знал, что только он мог довести дела достойно и поставить точку в истории семьи Фраев.
Недели три. А потом он полностью сможет распоряжаться своим временем: читать книги, плавать, летать на недавно купленном самолете, готовить новые блюда. Кроме того, делами фирмы занимались двое молодых юристов — Кен Гэйвинс и Рой Женелли — и чертовски хорошо со всем справлялись. Джошуа еще не окунулся с головой в покой, но уже сидел на краю, болтая ногами в бассейне беззаботности и отдыха. Как бы он хотел, чтобы именно сейчас, когда появилось столько свободного времени, с ним была Кора.
Умиротворенный прекрасным видом осенней долины, открывающимся за окном, он встал из кресла и вышел в приемную. Карен Фарр изо всех сил трясла телефонный аппарат и нажимала непослушные кнопки, которые, согласно инструкции, должны были слушаться малейшего прикосновения. Откуда столько энергии в этой хрупкой голубоглазой девушке с мягким голосом.
— Если меня будут спрашивать, пожалуйста, скажите, что я пьян и не в состоянии никого принять.
— А они спросят: «Что? Опять?»
Джошуа засмеялся.
— Вы очаровательны, мисс Фарр. Какая сообразительность и острый язычок у тоненькой девушки!
Карен Фарр улыбнулась.
— Идите уж и пейте свое виски. Я сдержу орды разъяренных посетителей.
Джошуа, закрыв дверь, открыл бар, положил в бокал льда и наполнил его до краев виски.
— Так о чем же вы хотели меня спросить?
Тони взглянул на Хилари, та поежилась.
— Теперь нам кажется, что мы зря сюда приехали.
Голдфилд перевел взгляд с Хилари на Тони, едва заметная улыбка играла на его губах.
Тони кашлянул.
— Я согласен с Хилари. Думаю, что нам пора.
— Вы вошли такие загадочные, — мягко сказал Голдфилд. — И возбудили во мне любопытство. Не оставляйте меня в неведении.
— Хорошо, — ответил Тони. — Мы приехали сюда, потому что нас интересовало одно: было вскрытие или нет.
Голдфилд не понял.
— Но вы узнали об этом, поговорив с секретарем. Агнес не могла не сказать вам о том, что вскрытие производили.
— Мы хотели услышать из ваших уст.
— Не понимаю.
— Мы знали, что свидетельство подписано, — сказал Тони. — Но не были уверены, что работа сделана.
— Но теперь, — быстро добавила Хилари, — у нас не осталось никаких сомнений на этот счет.
Голдфилд дернул головой.
— Вы хотите сказать... что думали, я заполнил свидетельство, вообще не взглянув на тело?
Казалось, Голдфилд был настолько удивлен, что даже не обиделся на их слова.
— Такого у нас не случается, — продолжал он. — Наш шеф очень строг и все у него ходят по струнке. Если кто-нибудь решится на подобное, старик распнет его на кресте. — Голдфилд восторженно говорил о своем начальстве, было ясно, что он в восхищении от этого человека.
Хилари сказала:
— Значит, у вас нет никаких сомнений по поводу... смерти Фрая.
Голдфилд так посмотрел на Хилари, точно она, стоя на голове, прочитала стихотворение.
— Смерти?! Конечно, он был мертв!
— Это было полное вскрытие? — спросил Тони.
— Да. Я разрезал его... — Голдфилд вдруг замолчал, задумался на пару секунд, потом добавил. — Нет. В вашем смысле это вскрытие не было полным. Конечно, я не иссекал каждый орган, как это принято в медицинских университетах. Был очень напряженный день. Много работы, понимаете? А врачей мало. Да и не было необходимости проводить полное вскрытие. Все становилось ясным при рассмотрении ран. Зачем разрезать грудь и исследовать сердце. Я тщательно изучил тело, потом рассек живот в области ран и установил, что смерть наступила из-за внутреннего кровоизлияния и повреждения брюшных органов. Никаких сомнений по этому поводу у меня не возникло.
— Возможно, что это была кома? — спросила Хилари.
— Кома? Господи, конечно, нет! — Голдфилд вскочил со стула и зашагал по комнате. — Его же проверяли: на пульс: дыхание и даже снимали волны мозга. Этот человек был несомненно мертв, мисс Томас, — он подошел к столу, за которым сидели Хилари и Тони, и сказал: — Мертв. В теле оставалось очень мало крови, слишком мало, чтобы поддерживать жизнь. Тело его посинело, а это значит, что кровь перетекла вниз, к ногам, и застыла в жилах. Нижняя часть побагровела от притока крови. Вот так.
Тони отодвинул стул и поднялся.
— Просим прощения за длительный визит, мистер Голдфилд.
— Простите меня, что я заподозрила вас в пренебрежении служебными обязанностями, — сказала Хилари.
— Погодите, — попросил Голдфилд. — Не оставляйте меня в неведении. В чем же, собственно, дело?
Хилари и Тони переглянулись. Им не хотелось говорить с посторонним человеком об ожившем мертвеце.
— Смелее, — ободрял их Голдфилд. — Я чувствую, у вас были основания познакомиться со мной.
Тони сказал:
— Вчера ночью еще один человек ворвался в дом Хилари и попытался убить ее. Мужчина как две капли воды был похож на Бруно Фрая.
— Вы серьезно? — спросил доктор.
— Да, — ответила Хилари. — Очень серьезно.
— И вы подумали...
— Да.
— Боже, я представляю, что значит увидеть его и подумать, что он вернулся. Но я уверяю вас, что сходство оказалось случайным. Потому что Фрай мертв.
Они поблагодарили Голдфилда за помощь, и он проводил их до выхода. Тони задержался у стола и попросил Агнес узнать, какое похоронное бюро забрало Фрая.
Она просмотрела книги.
— Это морг с Энджелз-Хиллз.
Хилари записала адрес.
Голдфилд спросил:
— Вы еще думаете...
— Нет. Но с другой стороны: мы должны проверить все варианты.
Хмурясь, Голдфилд смотрел, как Хилари и Тони садились в машину.
* * *
Подъехав к месту, Тони отправился переговорить с теми, кто работал над телом Фрая, а Хилари осталась ждать в «джипе». Она согласилась, что Тони быстрее выяснит все сам, предъявив удостоверение.Энджелз-Хиллз — это двенадцать комнат для прощания, большим парком катафалков и внушительным штатом специальных работников. Тони вошел в кабинет. По комнате рассеивался мягкий свет, преобладали угрюмые тона, огромный глубокий ковер скрадывал шум шагов. Предполагалось, что обстановка будет настраивать людей на возвышенный лад, напоминая о таинстве смерти, но Тони видел только вещи, а вещи свидетельствовали о выгодности этого занятия.
Его встретила привлекательная блондинка в серой юбке и темно-бордовой блузке. Она говорила тихим, нежным голосом, специально натренированным, чтобы соответствовать мрачному месту.
Она нашла запись на Бруно Фрая и фамилию специалиста, который обрабатывал тело.
— Сэм Хардести. Сэм сейчас в одной из лабораторий. У нас несколько поступлений. — Это было сказано так, точно разговор происходил не в морге, а в больнице. — Пойду узнаю. А вы пока подождите в холле.
Это было небольшое, но уютное помещение. Вдоль стен стояли мягкие стулья. Множество журналов на столиках. Кофе. Рекламные листки. Тони перелистывал номер «Энджелз-Хиллз Имплойе Ньюс», когда вошел Сэм Хардести. Одежда на нем напоминала униформу автомеханика: белый комбинезон с молнией на груди и торчащими из накладных карманов инструментами (о их назначении Тони не хотелось думать). Это был молодой, лет двадцати восьми, мужчина с резкими чертами лица и длинными каштановыми волосами.
— Детектив Клеменса?
— Да.
Хардести протянул руку, и Тони с ужасом пожал ее, представив себе, где могла путешествовать эта рука несколько минут назад.
— Сюзи сказала, что вы интересуетесь одним случаем, — раздался такой же, приглушенный, как у женщины, голос.
Тони сказал:
— Я знаю, что вы готовили тело Бруно Фрая для отправки в Санта-Розу, в прошлый четверг.
— Совершенно верно. Мы сотрудничаем с похоронным бюро из Санта-Хелены.
— Будьте добры, расскажите мне подробно, что вы делали с телом, когда его привезли из морга.
Хардести с любопытством посмотрел на Тони.
— Хорошо, мы взяли мертвеца и провели необходимую обработку.
— По дороге сюда нигде не останавливались?
— Нет.
— С тех пор как вам передали тело и до отправки его на самолете, оно оставалось без присмотра?
— Без присмотра? Минуту или две. Мы торопились закончить побыстрее, потому что нужно было успеть отвезти тело в аэропорт на рейс до Санта-Розы. Вы не скажете мне, почему вас это интересует? Чего вы хотите?
— Не знаю. Но, может, ваш рассказ позволит мне разобраться. Труп был набальзамирован?
— Конечно. Мы обязаны бальзамировать трупы, которые перевозят пассажирским транспортом. Закон предписывает перед отправкой извлекать внутренние органы и бальзамировать тело.
— Извлекать?
— Боюсь, что вам неприятно будет услышать. Дело в том, что внутренности представляют для нас большие трудности. Наполненные разлагающимися остатками пищи, эти органы разрушаются значительно быстрее остальных тканей. Чтобы неприятные запахи и громкие звуки от выходящих газов не будоражили прощающихся и чтобы сохранить тело, необходимо вытаскивать органы, чем больше — тем лучше. Мы используем телескопическое приспособление с крючком на конце. Мы вставляем его в анальное отверстие и...
Тони почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и он махнул рукой, чтобы Хардести замолчал.
— Спасибо. Я получил представление.
— Я предупреждал, что это неприятно.
— Не очень, — согласился Тони, выдавливая из себя слова. Он закрыл рот ладонью и кашлянул. Комок не исчезал. Возможно, он не уйдет, пока я здесь, подумал Тони.
— Хорошо, — сказал он вслух. — Я услышал все, что хотел услышать.
Нахмурившись, Хардести о чем-то задумался, потом сказал:
— Не знаю, что вы ищете, но есть одна деталь, связанная с Фраем.
— Что именно?
— Это случилось через два дня, как мы отправили мертвеца в Санта-Розу. В субботу после полудня. Позавчера. Позвонил какой-то парень и сказал, что хочет поговорить с тем, кто бальзамировал тело Фрая. В субботу я работаю — выходные в среду и четверг — и поэтому взял трубку. Этот человек ругался за то, что я сделал работу кое-как. Но это неправда. Я старался, как только можно стараться при таких обстоятельствах. До того как труп попал на стол, он уже пролежал несколько часов на солнце, потом — ночь в холодильнике. А еще эти раны, да и коронер вскрывал труп. Позвольте сказать, мистер Клеменса, тело к этому времени находилось в дурном состоянии. Я имею в виду, что уже невозможно было поправить внешний вид умершего. Кроме того, я не отвечаю за косметическую часть работы. Это должны были сделать в Санта-Хелене, в похоронном бюро. Я пытался объяснить звонившему, что это не моя вина, но он мне и слова не дал вставить.
— Он не назвался?
— Нет. Он все более и более раздражался. Кричал и визжал, как сумасшедший. Я подумал, что это, наверное, родственник умершего, обезумевший от горя. Поэтому я старался спокойно слушать его вопли. Но потом, когда он зашелся в истерике, он назвался Бруно Фраем.
— Что-что?
— Да. Сказал, что он — Бруно Фрай, и предупредил, что, возможно, в один прекрасный день придет сюда и разорвет меня на части за то, что я с ним сделал.
— Что он еще сказал?
— Все. Когда он начал нести несусветную чепуху, я понял, что звонит ненормальный, и повесил трубку.
Тони после слов Хардести точно ледяной водой окатили. Он похолодел изнутри и снаружи. Сэм Хардести заметил состояние Тони.
— Что случилось?
— Я просто подумал, достаточно ли трех человек, чтобы назвать это массовой истерией?
— Что?
— Вы не обратили внимание на голос звонившего?
— Почему бы об этом спрашиваете?
— Очень низкий голос?
— Прямо грохотал.
— Такой хриплый, грубый?
— Совершенно верно. Вы знаете его?
— Боюсь, что да.
— Кто он?
— Если я скажу, вы не поверите.
— Попробуем, — сказал Хардести.
Тони покачал головой.
— Простите. Это служебная тайна.
Хардести был разочарован, выжидательная улыбка покинула его лицо.
— Мистер Хардести, вы нам очень помогли. Спасибо, что вы уделили время и любезно ответили на вопросы.
Хардести пожал плечами.
— Ничего особенного.
«Кое-что особенное как раз и есть, — подумал Тони. — Действительно, кое-что. Но, черт побери, я не понимаю, что это все значит».
Тони вышел из здания и направился к машине. Хлопнув дверцей «джипа», он повернулся к Хилари. Она нетерпеливо спросила:
— Ну? Он бальзамировал тело Фрая?
— Еще хуже.
— Что? Еще хуже?
— Лучше бы тебе не знать об этом.
Он рассказал о телефонном звонке в похоронное бюро; о человеке, говорившем с Хардести, о том, что этот человек назвался Бруно Фраем.
— А-а-а-а, — тихо протянула Хилари. — Забудь теперь о коллективном психозе. Вот доказательство!
— Доказательство чего? Что Фрай жив? Но это невозможно! Я не буду упоминать отвратительные действия, совершенные над телом Фрая, достаточно знать, что он был набальзамирован. Какая уж тут кома, если вместо крови в жилы напускают консервирующую жидкость.
— Но, по крайней мере, звонок доказывает, что кое-что необычное все-таки случилось.
— Да-а, — задумчиво сказал Тони.
— Об этом можно сообщить твоему капитану?
— Нет, ни в коем случае. Гарри Лаббок скажет, что это был розыгрыш, и только.
— Но голос!
— Этого недостаточно, чтобы убедить Гарри.
Она вздохнула.
— Что ж дальше?
— Нам следует хорошенько обдумать дело со всех сторон. Может, мы что-то упустили.
— Давай обдумаем за ленчем. Я проголодалась.
— Где ты хочешь остановиться?
— Поскольку мы оба очень устали, я бы хотела посидеть в уединенном местечке.
— Отдельная кабинка в «Кейзи»?
— Прекрасно, — ответила Хилари.
* * *
Бруно Фрай вытянулся на полу фургона-"додж" и попытался заснуть. Это был не тот фургон, на котором он приехал в Лос-Анджелес неделю назад. Ту машину конфисковала полиция. Но Джошуа Райнхарт, душеприказчик Бруно Фрая, обратился в Лос-Анджелес с заявлением вернуть автомобиль домой. Этот фургон был темно-синего цвета с тонкими белыми полосками вдоль корпуса. Вчера Фрай расплатился за машину наличными в автомагазине на окраине Сан-Франциско. Это была красивая модель.Почти весь день он был в пути и только к ночи приехал в Лос-Анджелес. И сразу направился в Вествуд, прямо к дому Кэтрин.
На этот раз она носила имя Хилари Томас, но он-то знал, что это Кэтрин. Кэтрин. Опять вернулась из могилы. Вонючая сука.
Он ворвался в дом, но ее там не оказалось. Наконец, перед рассветом Кэтрин вошла в дом, и ему уже почти удалось наложить на нее руки, как вдруг появилась полиция. Он до сих пор не мог понять, каким образом полицейские пронюхали о нем.
Прежде чем влезть в дом, Фрай пять раз медленно проехал мимо него, но ничего подозрительного не заметил.
Сегодня он никак не мог узнать, дома она или нет. Это его смутило. Запутало. И напугало. Он не знал, что делать дальше, как искать ее. Мысли становились бессмысленнее и туманнее. Он чувствовал возбуждение и головокружение, хотя ничего и не пил.
Он устал. Очень устал. Не сомкнул глаз с воскресной ночи. Если бы он смог хотя бы задремать, голова бы отдохнула и соображала лучше.
Потом он будет в состоянии продолжить поиски. Отрезать ее голову. Вырезать сердце и проткнуть его палкой. Убить ее. Раз и навсегда. Но сначала — уснуть.
Он вытянулся в грузовом отделении фургона. Луч света падал сквозь лобовое стекло, проходил над передними сиденьями и разгонял темноту вокруг Фрая. Он боялся спать в темноте.
Рядом лежало распятие. И пара остро отточенных палок. Он наполнил холщовые мешочки чесноком и повесил их в ряд над задней дверью.
Эти вещи, возможно, помогут от Кэтрин, но они бессильны прогнать ночные кошмары.
Они будут мучить его, когда он закроет глаза: так было всю жизнь, так продолжается и сейчас. Он проснется с застрявшим в горле криком. И как всегда, ему не удастся вспомнить, о чем же сон. Но он услышит ясный, но непонятный шепот, какофонию голосов, почувствует, как что-то бегает по телу, по лицу, пытаясь залезть в рот или нос, что-то ужасное; и только спустя минуту после пробуждения шепот смолкнет и существа исчезнут, в такие минуты Фрай желал себе смерти. Он боялся снов, но не мог не спать. Он закрыл глаза.
* * *
Как обычно, в это время главный зал в «Кейзи» был переполнен. Но в другой части ресторана, за овальным баром, находились отдельные кабинки, закрытые с трех сторон, они напоминали исповедальни в церкви. Сюда почти не долетал шум из большого зала: отдаленный гул голосов действовал успокаивающе и подчеркивал уединенность кабинки.Уже за столом Хилари вдруг положила вилку и сказала:
— Я поняла.
Тони положил сандвич.
— Что?
— У Фрая должен быть брат.
— Брат?
— Это все объясняет.
— Ты думаешь, что в тот четверг убила Фрая, а вчера на тебя напал его брат?
— Такое сходство возможно только между братьями.
— А голос?
— Они могли унаследовать одинаковые голоса.
— Наверное, так бывает, — ответил Тони. — Но особенная хрипота, о которой ты говорила... Разве ее можно унаследовать?
— Почему нет?
— Вчера ты сказала, что такой голос — это следствие либо травмы, либо родового дефекта в голосовом аппарате.
— Значит, я ошибалась. А может, оба брата родились с одинаковым дефектом.
— Один шанс против миллиона.
— Но все-таки возможно.
Тони отхлебнул пива, потом сказал:
— Хорошо, пусть братья, пусть — очень похожие: одинаковые черты, глаза, голос. Но разве может так случиться, чтобы они страдали одной манией?
Хилари в задумчивости пригубила пива.
— Причиной умственного расстройства часто является среда.
— Так думали раньше. Это устаревшее представление.
— Хорошо, но все-таки для начала предположим, что это так — среда определяет поведение. Братья выросли в одном доме, были воспитаны одними родителями. Разве невозможно предположить, что у них развились сходные заболевания?
Тони почесал подбородок.
— Может, и так. Я помню...
— Что?
— Я слушал курс по психологии, когда учился в университете криминологии. Нам показывали много фильмов о сумасшедших. В одном фильме речь шла о шизофрении. От этого заболевания страдали мать и дочь.
— Вот видишь! — воскликнула Хилари.
— Но это был очень редкий случай.
— Все-таки был!
— Кажется, нам сказали, что это единственный пример подобного рода.
— Но он был!
— Что ж, об этом стоит подумать.
— Брат...
Они вернулись к еде и задумчиво жевали, не глядя друг на друга. Вдруг Тони сказал:
— Черт! Я вспомнил такое, что основательно потрясет теорию «братьев».
— Что?
— Я думал, ты читала об этом в субботних номерах газет.
— Не все газеты я читала. Это... я не знаю... неприятно читать о себе как о жертве. Я просмотрела одну статью и этого оказалось достаточно.
— А ты не помнишь, о чем она?
Хилари нахмурилась, не понимая, к чему клонит Тони, потом сказала.
— Ах, да. У Фрая не было брата.
— Ни брата, ни сестры. После смерти матери он остался единственным наследником дома и завода. С ним кончился род.
Хилари нечем было возразить, хотя и пришлось расстаться со своей теорией.
Они закончили ленч в молчании.
Наконец Тони сказал:
— Ты не можешь вечно сидеть взаперти. Но мы и не должны сидеть сложа руки и ждать его.
— Мне не хочется быть приманкой для хищника.
— Ответ на загадку следует искать не в Лос-Анджелесе.
Она кивнула.
— Я подумала о том же.
— Нам необходимо попасть в Санта-Хелену.
— И поговорить с шерифом Лавренски.
— И со всеми, кто знал Фрая.
— На это потребуется несколько дней, — сказала Хилари.
— У меня сейчас несколько выходных. И я беру отпуск. Впервые в жизни я не рвусь назад, на работу.
— Когда отправляемся?
— Чем раньше, тем лучше.
— Только не сегодня. Мы оба чертовски устали. Нужно отдохнуть. Кроме того, я хочу завести картины Стивенсу. Теперь еще необходимо позвонить в страховую компанию, чтобы определить размеры ущерба, и в бюро обслуживания, чтобы до моего возвращения навели в доме порядок.
— Сегодня утром я должен был написать отчет о перестрелке. Потом еще допрос. Но это примерно будет на следующей неделе, а если раньше, я смогу перенести сроки.
— Так когда мы отправляемся в Санта-Хелену?
— Завтра, — сказал он. — В девять — похороны Фрэнка. Я буду присутствовать. А потом сядем на ближайший самолет.
— Еще одно. Я не хочу оставаться у тебя на ночь.
Он взял ее за руку.
— Я уверен, он не придет. А если попробует, то у меня есть револьвер.
Хилари покачала головой.
— Нет. Я все равно не засну, Тони. Я буду не спать, а прислушиваться к каждому шороху за окном.
— Где же ты хочешь остановиться?
— Закончив свои дела, давай соберем вещи, уедем из твоей квартиры и снимем номер в гостинице, рядом с аэропортом.
Он пожал ей руку.
— Да, так тебе, наверное, будет лучше.
— Да.
* * *
Санта-Хелена. Вторник. 16.30. Джошуа Райнхарт положил трубку и со вздохом удовлетворения откинулся на спинку кресла. Он хорошо поработал в эти два дня.Почти весь понедельник Райнхарт просидел на телефоне, созваниваясь с банкирами, биржевиками и торговыми посредниками Бруно Фрая. Он подолгу обсуждал с ними вопросы, связанные с ведением дел фирмы, до ее полной ликвидации. Возникли небольшие разногласия о том, куда лучше всего вложить средства, когда наступит срок. Джошуа очень устал от монотонной работы: Фрай вкладывал деньги в разные банки, плюс вложения в недвижимость, плюс большое количество акций и многое-многое другое.
Полвторника Джошуа беседовал с оценщиками художественных произведений, лучшими специалистами в Калифорнии, чтобы они приехали в Санта-Хелену для составления каталога и оценки нескольких дорогих коллекций, собранных семьей за семьдесят лет. Основатель фирмы и отец Кэтрин, Лео, умерший сорок лет назад, сначала увлекся деревянными кранами ручной работы, в прошлом использовавшимися на пивных и винных бочках в Европе. Как правило, кран выполнялся в форме головы: здесь были черти с открытыми ртами, смеющиеся, плачущие, воющие, рычащие рыла нечистого; ангелы, клоуны, волки, эльфы, волшебницы, ведьмы, гномы. Лео собрал более двух тысяч таких кранов. Кэтрин тоже увлекалась собиранием при жизни отца, а после его смерти коллекционирование стало единственной страстью. Страсть оказалась настолько сильна, что вскоре перешла в манию. Джошуа вспомнил, как загорались ее глаза и речь становилась бессвязной, когда она показывала ему новые приобретения. Было что-то болезненное в ее отчаянном стремлении набить шкафы, столики и ящики красивыми вещами; но в конце концов, богатым можно иметь причуды и быть странными, если, конечно, это не грозит ничем окружающим. Кэтрин покупала старинную живопись, хрусталь, мозаичные стекла, медальоны и тысячу других вещей, не столько оттого, что это лучшее вложение денег, но потому что они нужны ей так же, как наркоману нужна очередная инъекция наркотика. Кэтрин набивала огромный дом бесчисленными экспонатами, целыми днями протирая и полируя их. Бруно продолжил традицию безумного накопительства, так что на этот день оба дома — тот, что построил Лео в 1918 году, и построенный Фраем пять лет назад — ломились от сокровищ. Во вторник Джошуа обзвонил художественные галереи и престижные аукционы в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, и все владельцы сразу же предлагали прислать своих людей, так как выставка коллекций Фрая, безусловно, принесла бы солидный комиссионный сбор. Джошуа уже договорился, что двое из Сан-Франциско и двое из Лос-Анджелеса приедут в субботу и проведут несколько дней за составлением каталога. Он заказал номера в местной гостинице.
Джошуа Райнхарт чувствовал, что ситуация в его руках, и только сейчас впервые со дня смерти Фрая понял, сколько времени займет исполнение обязанностей душеприказчика. Поначалу ему показалось, что дела настолько запутаны, что невозможно в них разобраться и за несколько лет, но, прочитав завещание, написанное пять лет назад, он успокоился: исполнить свой долг он сможет за несколько недель. Три фактора, редко встречающиеся в подобной практике, значительно облегчили его задачу. Во-первых, не обнаружилось никаких родственников, которые любили оспаривать завещания и устраивать всякие неприятности. Во-вторых, в завещании был указан единственный получатель наследства — какое-то благотворительное учреждение. В-третьих, Бруно Фрай великолепно вел дела и оставил четко составленные отчеты о доходах и расходах фирмы.
Со смертью жены Коры Джошуа почувствовал, что жизнь очень коротка, и теперь старался занять делами каждый день. Ему было неприятно сознавать, что каждая минута, проведенная в заботах о делах Фрая, — это потерянная минута. Конечно, ему очень хорошо заплатят за работу, но зачем эти деньги, когда он и так достаточно обеспечен? У него большое владение в долине; несколько сот акров лучших виноградников, делами хозяйства занимается управляющий; виноград охотно покупается заводами. Ему вдруг пришла мысль обратиться к суду и сказать, что он отказывается от обязанностей, любой банк Фрая с удовольствием взял бы их на себя. Но чувство долга удержало Джошуа от этого шага. Когда-то, тридцать пять лет назад, именно Кэтрин Фрай взяла на работу молодого Райнхарта, и Джошуа знал, что только он мог довести дела достойно и поставить точку в истории семьи Фраев.
Недели три. А потом он полностью сможет распоряжаться своим временем: читать книги, плавать, летать на недавно купленном самолете, готовить новые блюда. Кроме того, делами фирмы занимались двое молодых юристов — Кен Гэйвинс и Рой Женелли — и чертовски хорошо со всем справлялись. Джошуа еще не окунулся с головой в покой, но уже сидел на краю, болтая ногами в бассейне беззаботности и отдыха. Как бы он хотел, чтобы именно сейчас, когда появилось столько свободного времени, с ним была Кора.
Умиротворенный прекрасным видом осенней долины, открывающимся за окном, он встал из кресла и вышел в приемную. Карен Фарр изо всех сил трясла телефонный аппарат и нажимала непослушные кнопки, которые, согласно инструкции, должны были слушаться малейшего прикосновения. Откуда столько энергии в этой хрупкой голубоглазой девушке с мягким голосом.
— Если меня будут спрашивать, пожалуйста, скажите, что я пьян и не в состоянии никого принять.
— А они спросят: «Что? Опять?»
Джошуа засмеялся.
— Вы очаровательны, мисс Фарр. Какая сообразительность и острый язычок у тоненькой девушки!
Карен Фарр улыбнулась.
— Идите уж и пейте свое виски. Я сдержу орды разъяренных посетителей.
Джошуа, закрыв дверь, открыл бар, положил в бокал льда и наполнил его до краев виски.