– Я мог бы догадаться. – История настолько повторялась, что он даже вздрогнул. – И как давно ты изучаешь Ванзу, Джон Стоунер?
   – Почти год. – В его словах прозвучала отчаянная гордость. – Мой учитель говорит, что я быстро схватываю.
   – Кто твой учитель?
   Джон посмотрел себе под ноги.
   – Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Я не могу тебе сказать.
   – Почему?
   – Потому что он сказал, что ты его враг. И хотя ты победил меня в честной схватке, я не могу предать своего учителя. Сделав это, я предам все, что осталось от моей чести,
   Эдисон подошел ближе:
   – Может, тебе легче будет назвать его имя, если я скажу, что твой учитель – мошенник? Он обучил тебя не истинной Ванзе.
   – Нет. – Джон вскинул голову, его глаза засверкали. – Этому я не поверю! Я много занимался. И верно служил своему учителю.
   Эдисон поразмыслил. Вероятно, он мог бы заставить Джона назвать имя изменника, но, поступив так, он лишил бы молодого человека последнего, что у того оставалось, – его чести. Эдисон слишком хорошо помнил, что значит называть своей собственностью только это достояние.
   В окно притона ему было видно, что происходит внутри. Призрачный свет выхватывал фигуры кутивших мужчин – мужчин, которые слишком много пили и слишком много рисковали. Им нечего было терять. После своего поражения Джону будет легче легкого стать таким же.
   Эдисон принял решение:
   – Идем со мной!
   Он повернулся и пошел к выходу из затянутого туманом переулка. Стоукс не оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли за ним Джон.
 
   Когда Эдисон, сопровождаемый Джоном, пришел в доки, туман рассеялся. Холодное сияние луны высвечивало очертания кораблей, мягко покачивавшихся на воде. Знакомая вонь Темзы наполняла воздух.
   На своем пути они сделали только одну короткую остановку: зашли в темную комнатку над таверной, чтобы забрать пожитки молодого человека.
   – Не понимаю. – Джон поправил лежавший на плече узел и в удивлении уставился на поскрипывающие сходни «Сары-Джейн». – Зачем мы сюда пришли?
   – Ты был помехой, но тебе удалось убедить меня, что ты серьезен в своем намерении постигнуть истинную Ванзу. Я так понимаю, что за последний час ты не передумал?
   – Передумал? Насчет Ванзы? Никогда! Сегодня я проиграл, но я никогда не устану искать душевное равновесие, приносящее знание.
   – Великолепно. – Эдисон слегка хлопнул его по плечу. – Потому что я хочу дать тебе возможность изучать Ванзу так, как это надо. В Садовых храмах Ванзагары.
   – Ванзагары? – Джон повернулся так стремительно, что чуть не уронил свой узел, фонарь, который он нес, осветил его потрясенное лицо. – Но это невозможно! Он лежит за морями. Тебе мало того, что ты меня победил. Ты должен теперь посмеяться надо мной?
   – «Сара-Джейн»– один из моих кораблей. На рассвете он отплывает на Дальний Восток. Одна из остановок – Ванзагара. Я дам тебе письмо к монаху по имени Вора. Это очень мудрый человек. Он проследит, чтобы ты получил наставления в истинном духе Ванзы.
   Джон посмотрел на него, боясь поверить:
   – Ты говоришь серьезно?
   – Вполне.
   – Но почему ты делаешь это для меня? Ты ничем мне не обязан. Я даже не сказал тебе того, что ты хотел знать, – имени своего учителя.
   – Твоего бывшего учителя, – поправил Эдисон. – Но ты ошибаешься. Я кое-чем тебе обязан. Ты напомнил мне одного человека, которого я знал, когда был значительно моложе.
   – Кого?
   – Себя.
 
   Эдисон проследил, чтобы Джон благополучно поднялся на борт «Сары-Джейн». Он сказал капитану, что нового пассажира надо будет высадить на Ванзагаре, а затем вернулся в комнатку, которую весь последний год Джон Стоунер называл своим домом.
   В крохотной каморке мало что осталось. Но на столе, на тарелке, все еще лежали остатки свечи, которой Джон совсем недавно пользовался для медитаций Ванзы. Эдисон заметил их еще раньше, но ничего не сказал.
   Он подошел к столу и поднес поближе фонарь, чтобы осветить холодные, расплывшиеся комочки воска. Свеча была выкрашена в темно-пунцовый цвет. Эдисон взял один из комочков с тарелки и вдохнул запах.
   Учителя узнают по свече его ученика.
   Когда он найдет человека, который дал Джону пунцовые свечи, он найдет учителя-мошенника.

Глава 27

   – Итак, вы сумели покорить Дракона Эксбриджей. – Губы Бэзила искривились в сухой усмешке, когда он обратился к Эмме. – Мои поздравления, мисс Грейсон. Вы, должно быть, волшебница?
   – Глупости! – Эмма посмотрела на Викторию, которая оживленно беседовала со своими старыми подругами. – Леди Эксбридж была так добра, что пригласила меня пожить в ее доме до свадьбы. Бэзил, казалось, задумался.
   – До сегодняшнего вечера никто в свете не верил, что Дракон когда-нибудь снизойдет до того, что одобрит невесту, выбранную ее незаконнорожденным внуком.
   Эмма вскинула голову:
   – Но ведь она, в конце концов, его бабушка!
   Не дожидаясь ответа, она повернулась и быстро пошла прочь. Ей не хотелось танцевать с ним. После ухода Эдисона она больше ни с кем не хотела танцевать. Она была слишком занята переживаниями из-за его планов на этот вечер.
   Но Бэзил возник в тот момент, когда исчез Эдисон, и леди Эксбридж настояла, чтобы она приняла его приглашение на вальс.
   Виктории действительно очень трудно угодить, думала Эмма, пробираясь сквозь толпу. За то непродолжительное время, что она провела с ней, Эмма узнала, что у ее платьев не только слишком глубокие вырезы, но и слишком много оборок. Ей было сказано, что тот оттенок зеленого, который Летти выбрала для большинства предметов ее гардероба, был неподходящим. Вдобавок ко всему ее поставили в известность, что леди Мэйфилд приняла от ее имени слишком много приглашений от не вполне достойных членов светского общества.
   В общем, думала Эмма, она рада, что избежала несчастья стать компаньонкой Виктории. Она не сомневалась, что леди Эксбридж была бы столь же трудной хозяйкой, как и ее внук.
   Ливрейный лакей прошел мимо, неся тяжело нагруженный поднос. Эмма схватила бокал лимонада и остановилась под пальмой, растущей в большом горшке, чтобы осушить его. Танцы, как она обнаружила, вызывали жажду;
   Тревога за Эдисона тоже. Она поглядела сквозь оконное стекло в ночь. Он был где-то там, приводя в исполнение свой план по выманиванию бойца Ванзы из его убежища. Девушка все еще сердилась на него за то, что он отказался взять ее с собой.
   Эмма искала, куда бы поставить пустой бокал, когда услышала донесшийся до нее голос Виктории:
   – Не понимаю, о чем вы говорите, Розмари. Подумать только – убийца! Какая чушь!
   Эмма замерла.
   – Но вы же знаете, что Крэйна нашли застреленным в ее комнате? – сказала женщина по имени Розмари.
   – Уверяю вас, – отрезала Виктория, – что даже если невеста моего внука и застрелила этого Чилтона Крэйна, он, без сомнения, того заслуживал!
   Розмари издала возмущенный возглас:
   – Вы, наверное, шутите, Виктория? Мы говорим об убийстве джентльмена из общества.
   – В самом деле? – В голосе Виктории послышалось холодное удивление. – Если это правда, то это действительно было знаменательное событие. В конце концов, в свете так мало истинных джентльменов. Было бы жаль потерять одного из них. Однако думаю, в этом случае у нас нет причин волноваться.
   – Да как вы можете говорить такие вещи? – заявила шокированная Розмари.
   – Судя по всему, что я слышала, Чилтон Крэйн не был джентльменом и не стал большой потерей для общества.
   Последовала короткая пауза, затем Розмари неуклюже переменила тактику:
   – Должна признать, что я удивилась, увидев, что вы одобрили невесту, выбранную вашим внуком. Даже если не брать во внимание тот факт, что ее имя связано с убийством, нельзя обойти ее прежний род занятий.
   – Прежний род занятий? – слабо откликнулась Виктория. Почувствовав просвет, Розмари ринулась в него:
   – Боже мой! Разве никто вам не сказал, что мисс Грейсон зарабатывала себе на жизнь, служа платной компаньонкой до той самой ночи, когда оказалась помолвленной с вашим внуком?
   – Ну и что?
   – Я бы подумала, что вы предпочтете невестку из более высоких кругов. Наверняка наследницу.
   – Что я предпочитаю, – едко парировала Виктория, – так это то, что имею. Будущую невестку, которая по всем меркам способна помочь моему внуку оживить фамильное древо.
   – Прошу прощения?
   – Родословная у людей немногим отличается от родословной лошадей, знаете ли. Чтобы порода оставалась крепкой и сильной, в будущей невестке надо искать дух и разум, как это делают с кобылами.
   – Не могу поверить…
   – Посмотрите вокруг, – сказала Виктория. – Неужели не жаль, что так много семей высшего света свидетельствуют о слабости своих родословных? Слабое здоровье, печальная склонность к посещению игорных притонов и стремление к разврату. Фамильная линия Стоуксов избегнет этой участи благодаря моему внуку и его невесте.
 
   Эмме удалось сдержаться, пока они с Викторией не отправились в карете домой. Когда экипаж, охраняемый двумя сыщиками полицейского суда, двинулся по ночным улицам, она посмотрела на леди Эксбридж.
   – Слабость родословных? – пробормотала девушка.
   Виктория подняла брови так же, как это делал Эдисон.
   – Значит, вы все слышали?
   – Как жаль, что Эдисона не было рядом! Его бы это очень позабавило.
   Виктория отвернулась и стала смотреть в окно. Рот ее был плотно сжат, плечи напряжены и расправлены.
   – Без сомнения.
   Женщины немного помолчали. Эмма взглянула на руки Виктории. Крепко стиснутые, они лежали на коленях.
   – Вы очень добры, что помогаете ему в этом предприятии, мадам, – тихо проговорила Эмма. – Это важно для него, потому что он чувствует себя весьма обязанным своему другу мистеру Лоррингу и монахам Ванзагары.
   – Как это странно!
   – Возможно. Тем не менее он должен найти преступника, который украл книгу и рецепт эликсира. После событий, ставших известными сегодня, ему было больше не к кому обратиться.
   – Удивительно! – Виктория пристально смотрела во тьму. – Раньше Эдисону никогда не нужна была моя помощь.
   – Всегда была нужна. Просто он не знал, как об этом попросить. А вы, как ни жаль мне это говорить, не слишком стремились ее предложить.
   Виктория повернула голову. Взгляд ее глаз, горевших до странности отчаянным огнем, пронзил Эмму.
   – Что вы имеете в виду?
   – Как я вам уже говорила, вы оба очень схожи в том, что касается упрямства и гордости. – Эмма криво усмехнулась. – Это, без сомнения, лишь некоторые из восхитительных особенностей, о которых вы упоминали. Из тех, что передаются по наследству.
   Виктория плотнее сжала губы. Эмма приготовилась к язвительной отповеди.
   – Вы любите моего внука? – вместо этого спросила Виктория.
   Настал черед Эммы напрячься и сосредоточиться на виде за окном.
   – Один мой знакомый недавно напомнил мне, что для служащего нет ничего глупее, чем полюбить своего работодателя.
   – Это не ответ на мой вопрос.
   Эмма посмотрела на нее:
   – Да, полагаю, не ответ.
   Виктория вгляделась в ее лицо:
   – Вы любите его!
   – Не беспокойтесь, мадам. Уверяю вас, я не сделаю ошибки, предположив, что он меня любит. – Эмма вздохнула:
   – Видите ли, именно так и случаются катастрофы.
 
   Еще не рассвело, когда Эмма услышала быстрый, легкий стук в окно своей комнаты. Она так и не уснула. Мысли все кружились с той самой минуты, как она легла в постель. Часть ее существа чего-то ждала, но она не знала, чего.
   Тук-тук-тук.
   «Дождь!»– подумала она. Да нет. Светила луна. Последние два часа Эмма лениво следила за полоской серебра, медленно двигавшейся по ковру.
   Тук-тук-тук.
   Это не дождь. Камешки.
   – Эдисон!
   Она выбралась из постели, схватила капот и бросилась к окну. Быстро открыла его и, высунувшись, посмотрела вниз.
   Эдисон стоял в саду прямо под окном. Пальто у него было накинуто на одно плечо, галстук распущен, голова непокрыта. Лунный свет образовывал вокруг него холодные тени. Он смотрел на окно.
   При виде его Эмма испытала такое облегчение, что у нее даже слегка закружилась голова.
   – Вы живы? – тихо позвала она.
   – Да, конечно. Спускайтесь вниз, в оранжерею. Я хочу с вами поговорить.
   Что-то было не так. Она поняла это по его голосу.
   – Сейчас приду.
   Девушка закрыла окно, потуже затянула пояс капота и взяла со столика свечу.
   Эмма вышла в коридор и, прокравшись мимо двери Виктории, спустилась по черной лестнице в кухонный коридор. Она быстро прошла к двери в оранжерею и открыла ее. И тут же поняла, что свеча ей больше не нужна.
   Лунный свет, посеребрив растения, заливал своим сиянием стеклянное сооружение. Пальмовые ветви, высунувшиеся в окна, неясно вырисовывались на фоне ночного неба. Широкие листья отбрасывали причудливые тени. Стеллажи были уставлены множеством разнообразных растений. Густой аромат перемешавшихся экзотических запахов наполнял воздух.
   – Эдисон?
   – Здесь. – Он вышел из темноты между двумя лиственными деревьями и подошел к ней по освещенному луной проходу. – Говорите тише, я не хочу перебудить весь дом.
   – Да-да, конечно! – Она задула свечу и отставила ее в сторону. – Что случилось? Вы нашли бойца Ванзы?
   Эдисон остановился перед Эммой. Бросил пальто на ближайший рабочий стол.
   – Нашел.
   Спокойствие его голоса встревожило ее, как ничто другое в этот момент.
   – В чем дело? – Она, волнуясь, проглотила застрявший в горле комок. – Вы… вам… пришлось его убить?
   – Нет.
   – И слава Богу! Что вы с ним сделали?
   Эдисон прислонился к одной из колонн, поддерживавших стеклянную крышу. Сложив руки на груди, он посмотрел мимо Эммы, в темноту за окнами.
   – Я посадил его на корабль до Ванзагары.
   – Понятно. – Она помедлила. – Он был так молод, как вы и думали?
   – Да.
   – Так вот в чем дело! Он напомнил вам себя в его возрасте.
   – Иногда вы слишком уж проницательны, Эмма.
   Это очень раздражает в служащем.
   – Это было логическое предположение, – сказала она, оправдываясь.
   – Вы правы, – глубоко вздохнул Эдисон. – Он напомнил мне, что я был не единственным юношей, брошенным на произвол судьбы. Еще он напомнил мне о том, как отчаянно молодые люди ищут способа доказать себе, что они мужчины. Как те из нас, кто был рожден вне брака, ищут подобия личной чести. Да, он напомнил мне себя в его возрасте.
   Эмма дотронулась до его руки:
   – Что же беспокоит вас теперь? Вы сомневаетесь, что поступили правильно?
   – Отправив юного Джона на Ванзагару? Нет. Если для него есть надежда, она находится там. Насколько я не приемлю метафизической чепухи, о которой разглагольствуют члены Ванзагарского общества, настолько же должен признать, что именно опыт, приобретенный на этом острове, дал мне все, что нужно, чтобы найти свое место в мире.
   – Вы узнали, кто был учителем этого Джона?
   – Нет. Но я узнаю мошенника, когда найду его. Теперь это дело времени.
   Судя по голосу, это его совсем не трогало. Девушка поняла, что этой ночью все его мысли устремлены в прошлое. Схватка с Джоном разбудила слишком много воспоминаний. Ей страстно хотелось утешить его, но она не знала, как преодолеть стену, которую он давным-давно воздвиг, защищая себя.
   – Мне так жаль… – прошептала она.
   Стоукс ничего не сказал, а просто посмотрел на нее.
   – Мне очень жаль, что сегодня вы заглянули в зеркало и увидели себя молодым.
   Мгновение он молчал.
   – Ну, я еще не считаю себя таким уж старым, – наконец спокойно произнес он.
   – О Эдисон! – Эмма не знала, то ли плакать, то ли смеяться.
   Повинуясь импульсу, она обняла его за талию и прижалась лицом к его груди. Непривычно грубо, почти судорожно
   Стоукс обнял ее.
   – Эмма!..
   Его губы прильнули к ее губам так, будто через пять минут мог наступить конец света.
   Он искал не утешения. Тут было что-то другое, более примитивное и гораздо менее цивилизованное. Теперь настал ее черед колебаться. Второй раз она стояла над той же самой пропастью. В первый раз она уже узнала, насколько она опасна.
   Но жажда Эдисона воспламенила ее. Мягкое стремление утешить его переросло в отчаянную потребность ответить на его желание.
   Не отрываясь от ее губ, он приподнял ее и одной рукой прижал ее бедра к своим. Он был в полной боевой готовности.
   – Мне нужно было увидеть тебя сегодня ночью, – хрипло прошептал у ее рта Эдисон.
   – Да. – Она откинула голову и, подняв руки, запустила пальцы в его волосы. – Да, все правильно, Эдисон. Я рада, что ты пришел ко мне.
   – О Боже, Эмма!…
   Он медленно поставил ее на ноги, словно чувствовать ее было и наслаждением, и мукой. Затем взял свое пальто и бросил на пол. Повернувшись к ней, он скинул черный вечерний фрак и отбросил его в сторону. Эдисон встретился с ней глазами:
   – Эмма?
   – Да, да, Эдисон!
   Она шагнула к нему. С хриплым стоном он снова притянул ее к себе, а потом увлек на пол. Толстое шерстяное пальто не слишком смягчало каменный пол, но одежда хранила слабый запах Эдисона. Эмма глубоко его вдохнула. Ее охватили возбуждение и желание.
   Стоукс прижал девушку к себе.
   «Все правильно», – думала она, пока ее окутывал жар его тела. Это должно было быть правильным.
   Она вздрогнула, почувствовав его ладонь у себя между ног.
   – На этот раз, – прошептала она, – не снимешь ли ты рубашку?
   – На этот раз, – пообещал он, борясь с застежкой, – я сделаю все, что ты пожелаешь.
   Он расстегнул белую, украшенную гофрировкой рубашку, но прежде чем он от нее освободился, Эмма приложила ладони к его коже. Она не могла видеть его груди, потому что он наклонился над ней и его широкие плечи заслонили лунный свет. Но она чувствовала тугие завитки волос и перекатывавшиеся под кожей мускулы.
   – Ты великолепен! – медленно произнесла она. – Сильный и красивый.
   – О Эмма! Ты сама не знаешь, что со мной делаешь. А я ведь обещал себе держать себя в руках.
   Она улыбнулась:
   – Наверняка искусство Ванзы научило тебя полезным упражнениям, которые можно было бы применить в такую минуту, как сейчас.
   – Одним из величайших изъянов искусства Ванзы, пробормотал он у ее шеи, – является то, что оно учит избегать любых сильных страстей.
   – Тогда понятно, почему тебе не слишком по душе эта философия.
   – Странно, но до встречи с тобой я и не подозревал, какими сильными могут быть мои страсти.
   Стоукс снова поцеловал Эмму, его губы были горячими и настойчивыми. Но его руки – невероятно нежными. От такого контраста у нее занялось дыхание.
   Она почувствовала, как его пальцы дотронулись до исключительно чувствительного места у нее между ног. Все внутри у нее запылало.
   – Эдисон?
   – На этот раз мы не станем торопиться, – пообещал он. – На этот раз я хочу, чтобы ты испытала что-то похожее на то, что тогда испытал я. Даже часть того удовольствия заставит тебя все понять.
   – Что именно?
   Но Эдисон не ответил. Вместо этого он крепче обнял ее и начал медленно поглаживать, с каждым движением проникая все глубже. Она затрепетала под напором пронзивших ее ощущений. Девушка вцепилась в него, неистово желая, чтобы это ощущение внутри ее нарастало. Она почти не слышала собственного дыхания. Оно было хриплым и прерывистым.
   Когда она начала извиваться под его рукой, моля его про себя привести это напряжение к какому-то концу, Эдисон тихо, хрипло застонал. Но не расстегнул брюк, чтобы, раздвинув ее ноги, войти в нее, как она ожидала.
   Вместо этого он отодвинулся назад, развел ее ноги в стороны и откинул юбку ее батистового ночного наряда. А затем, к ее изумлению, прижался к ней ртом.
   – Эдисон!
   Эмма знала, что ее возглас шока и удивления разбудил бы весь дом, что там – всех соседей, если бы не застрял, полузадушенный, у нее в горле.
   Она была шокирована необычной лаской. Вся нижняя часть ее тела напряглась. Она раскинула руки, ища, за что бы ухватиться. Ее пальцы наткнулись на металлические опоры стеллажей по обеим сторонам узкого прохода. Эмма вцепилась в них и держалась так, словно они могли надежно удержать ее на земле.
   Но через несколько секунд, когда ее тело сотрясло освобождение, Эмма поняла, что ничто не смогло бы удержать ее на холодной земле. Она взлетела.
   Внезапно Эдисон оказался на ней, вдавливая ее в теплое пальто. Вошел в нее и застонал, когда ее тугие мышцы судорожно обхватили его. Он был слишком большой, но ее это не волновало. Ей нужно было только привязать его к себе, сделать своим на то время, которое им отпустит судьба.
   – Обними меня.
   Он двигался внутри ее, с каждым движением проникая все глубже. Он выгнул спину и застыл. Его тугие мышцы покрылись рябью напряжения, когда он излился в нее.
   Эмма изо всех сил обняла его.
 
   Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем Эдисон открыл глаза и увидел лунный свет. То, что они с Эммой все еще лежали на полу, означало, что на самом деле прошло очень мало времени. Просто чувство было такое, будто он посетил вечность.
   Стоукс крепче обнял Эмму. Она зашевелилась у его груди. Он почувствовал ее ладонь на своем голом животе и чуть улыбнулся. Он расстегнул рубашку, но так и не снял ее.
   В следующий раз, молча пообещал он. В следующий раз…
   Должен быть следующий раз. Его будущее было с Эммой. Наверняка теперь она это поняла.
   – Эмма?
   – Боже мой! – Девушка быстро села и огляделась затуманенным взором. – Мы в оранжерее твоей бабушки, между прочим. Нужно скорее уходить отсюда, пока нас кто-нибудь не увидел.
   – Успокойся, моя сладкая. – Эдисон подложил руку под голову и посмотрел на нее. – Ты больше не компаньонка почтенной дамы, и тебе больше не надо волноваться по поводу добродетели.
   «Какое восхитительное зрелище она собой являет!»– подумал он. Ночной чепчик съехал набок. Волосы спутанным облаком обрамляют лицо. Капот распахнут, а корсаж ночной рубашки расстегнут.
   – Все равно будет ужасно неловко, если нас здесь найдут, сэр!
   Он дернулся при слове «сэр». Старые привычки трудно искоренять.
   – Пока еще нас никто не увидел. Думаю, мы благополучно отсюда выберемся.
   – Не стоит дальше рисковать.
   Она вскочила на ноги. Его позабавило, что она покачнулась и выставила руку, чтобы обрести равновесие. Он смотрел, как она приводит себя в порядок.
   – Поторопитесь, сэр! – Она сердито посмотрела на него. – Уже почти рассвело. Скоро встанут слуги.
   – Очень хорошо. – Он неохотно поднялся. Начав застегивать рубашку, он увидел, что она смотрит на него со странным выражением. – Что такое?
   – Ничего! – быстро сказала она. Слишком быстро.
   Он нахмурился:
   – Вы хорошо себя чувствуете?
   – Да. Да, конечно. Просто я только сейчас поняла, что так и не видела вас без рубашки.
   Эдисон усмехнулся:
   – Позвольте мне показать вам свою татуировку, мадам.
   Он зажег принесенную Эммой свечу, отвесил насмешливый поклон и распахнул полы своей рубашки.
   – Эдисон!..
   Его имя прозвучало приглушенным вздохом на ее губах. Она смотрела на него так, будто он на ее глазах превратился в чудовище. Стоукс поднял брови.
   – Как я вижу, это не произвело на вас такого впечатления, как я рассчитывал. В следующий раз не стану снимать рубашку.
   – Боже мой, Эдисон!
   Он был обижен: она не восторгается его татуировкой.
   – Напомню, что несколько минут назад вы не жаловались.
   Он стал застегивать рубашку.
   – Подождите, ваша татуировка… Эмма схватила свечу и подошла ближе.
   – Надеюсь, вы не хотите поджечь волосы на моей груди? – пробормотал он.
   Девушка его даже не услышала. Очень долго она пристально разглядывала то место пониже плеча, где много лет назад был нанесен знак Ванзы. Стоукс скосил глаза:
   – Это называется Цветок Ванзы. Вероятно, вы ожидали увидеть более интересный рисунок?
   Она подняла на него остановившиеся глаза:
   – Я ожидала увидеть совершенно незнакомый рисунок.
   Он замер:
   – О чем вы говорите?
   – Я уже видела этот знак, Эдисон.
   – Где?
   – На платке, вышитом Салли Кент.
   Эдисон не понял:
   – Кем?
   – Она была платной компаньонкой леди Уэр в последние месяцы ее жизни. Во время загородного приема в комнате мисс Кент жила я, помните?
   – Простите меня, Эмма, но я что-то ничего не понимаю. Девушка облизала губы и сделала глубокий вдох.
   – Салли Кент вышила такой знак на носовом платке, который спрятала вместе с двумястами фунтами. Я нашла деньги, платок и письмо Салли к ее подруге Джудит Хоуп спрятанными в бывшей комнате Салли.
   – Продолжайте.
   – Очевидно, Салли хотела отправить деньги и вышивку мисс Хоуп. Я отнесла их ей вскоре, как мы вернулись в Лондон. Помните тот день? Вы страшно на меня рассердились, потому что я с небольшим опозданием вернулась в дом леди Мэйфилд. Он посмотрел на Эмму:
   – Так эта Салли Кент…
   – Эдисон, она исчезла вскоре после своего романа с Бэзилом Уэром.
   – Черт побери!
   Пока Эдисон перебирал и подбирал кусочки головоломки, стояла тишина.
   Эмма смущенно смотрела на него:
   – Наверное, вы думаете, что я должна была давным-давно рассказать вам о Салли Кент и ее вышивке.
   – Я думаю о том, – сказал Эдисон, – что все мы стали жертвами вопроса добродетели.
   – О чем это вы говорите?
   – Вы бы гораздо раньше заметили сходство между моей татуировкой и вышивкой мисс Кент, если бы мы гораздо раньше начали заниматься любовью и делали это гораздо чаще.