VII
   НОВЫЕ ЗАГАДКИ
   Грунте очнулся от своего беспамятства в комнате, устроенной точно так же, как та, в которой помещался Зальтнер, так кик обе они принадлежали к числу комнат, предназначенных для временного пребывания гостей, приезжающих с Марса на земную станцию. С ложа Грунте тоже ничего не было видно, кроме больших окон, за которыми колыхалось море, и ширмы, скрывающей остальную часть комнаты. Эта ширма была украшена ночным ландшафтом Марса с его двумя лунами: излюбленный художниками Марса световой эфект. Кроме того, на переднем плане ландшафта изображены были две фигуры, одна из которых указывала вдаль на особенно ярко светящуюся звезду, а другая рассматривала сильно увеличенное, точно на экране проекционного фонаря, изображение этой звезды.
   Грунте старался собраться с мыслями. Он лежал в теплой комнате, на удобной постели, в незнакомой ночной одежде. Никакой боли в ноге он уже не чувствовал, но не мог пошевельнуть ею, так как на нее была наложена неподвижная повязка. Он был очень слаб, но мысли были ясны, и никакого недомогания он уже не ощущал. Он мог свободно двигать головой, руками и верхней частью тела. Итак, значит, после падения в море, он был спасен. Но где же он теперь и кто спас его? Не попал ли он все-таки на остров и не являются ли островитяне его спасителями? Кто они и чего мог он от них ожидать? На этом вопросе сосредоточились все его мысли.
   Он пошевелил руками, проверил дыхание, пощупал пульс, прислушался к шуму моря, - все явления природы не изменились, он несомненно находился на Земле, и все же существа, живущие здесь, не могли быть людьми. Его одежда, простыни, покрывала были сделаны из совершенно неизвестной ему ткани, и по ним Грунте не мог судить о том, кто приютил его. Но оставалась еще картина. Что было на ней изображено? Нельзя ли по ней разгадать, в чьей власти он находится?
   Обе фигуры на картине изображали, повидимому, существа человеческой породы. Стоящая фигура, указывающая на звезду, представляла собою идеальный облик женщины, с поразительно большими глазами. Над ее головой мерцало своеобразное сияние. Был ли это символический образ, увенчанный ореолом? По ее одеянию, насколько вообще можно говорить о нем, трудно было сделать какие-либо выводы, - оно могло всецело зависеть от причуды художника. Сидящая спиной к зрителю фигура, рассматривающая изображение звезды, была одета в какой-то металлический панцырь. Представляли ли эти фигуры жителей полярного острова? Но сам ландшафт не был похож ни на один из земных ландшафтов. Значит, это было воспоминание о далекой родине жителей полюса. А если это так, то ведь две луны могут быть только на Марсе...
   Значит, полюс населен обитателями Марса! Эта мысль уже являлась Грунте, когда он с воздушного шара рассматривал остров с его сооружениями и необычайной картой Земли. Но Грунте отстранил тогда эту мысль, как слишком фантастическую; он не хотел допускать таких неправдоподобных гипотез, пока еще мог надеяться на другое объяснение. Но когда шар был увлечен ввысь какой то необъяснимой силой, невольно снова пришлось вернуться к этой гипотезе. И теперь это чудесное спасение, эти странные ткани, эта картина!.. И какую же звезду наблюдали на этой картине? Он напряженно всматривался в увеличение этой звезды. Ярко освещенный узкий серн, остальная часть диска в тусклом полусвете, и эти темные пятна, и эта белизна на полюсах, - сомнения нет, это Земля! Такой должна - она казаться с Марса при большом увеличении; узкий серп, - часть земли в ярком солнечном свете, все остальное слабо освещено луной. Грунте уже не мог отказаться от мысли, что он у марсиан, - гость ли, пленник-ли, - как узнать?
   Как же могли марсиане оказаться на Земле? На этот вопрос Грунте не мог ответить. Но если допустить эту возможность, то все остальные явления становились вполне понятными - и чудесное строение острова, и странное влияние, воздействовавшее на шар, и спасение, и устройство комнаты... Несомненно, гипотеза о жителях Марса была самой естественной,
   И вдруг Грунте вздрогнул, потрясенный внезапным воспоминанием; его губы плотно сжались, между бровями легла глубокая складка, - он изо всех сил напряг свою память.
   - Элль, Элль!.. - пробормотал он. Что же именно сказал ему Элль, перед отправкой экспедиции? Фридрих Элль, друг Торма, поглощенный научной работой в городке Фридау и снарядивший на свои средства эту экспедицию, был ее идейный вдохновителем и душой международного объединения исследователей северного полюса. Элль и Грунте не раз обсуждали вопрос о том, каким образом могли бы марсиане завязать сношения с Землей. И Элль всегда говорил: если они придут, то они появятся или на северном, или на южном полюсе. Ведь в поезд входят на месте его стоянки, а не вскакивают на ходу. Кто знает, что вы еще увидите на полюсе! Кланяйтесь от меня... Кому? Вот это-то слово он и позабыл! Тогда он не придал ему никакого значения. Никогда нельзя было понять, шутит ли Элль, или говорит серьезно... "Кланяйтесь от меня"... Нет, он не мог вспомнить этого слова! Но он отлично помнил, как был взволнован Элль однажды вечером, когда о жителях Марса заговорили, как о сказочном вымысле; как он внезапно оборвал разговор.
   Размышления Грунте были прерваны. За картиной, изображавшей марсианский ландшафт, послышались голоса. На каком языке они говорили? Грунте не знал его, он не понимал ни слова.
   Там, за ширмой, скрытая от Грунте, уже давно томилась Ла. Ей было мучительно переносить земное тяготение, и поэтому она неподвижно лежала на диване. В этот миг с трудом вошла Зэ и тотчас в изнеможении села подле нее.
   - Как поживает бат? - спросила она.
   - Право, не знаю, - отвечала Ла, - оттуда не доносится ни малейшего шороха, - а нельзя же требовать, чтобы я сама, при таком давлении, отправилась к нему.
   Так уменьшим давление, - воскликнула Зэ и взялась за рукоятку абарического прибора.
   - Но Хиль запретил это, - возразила Ла. - Мы можем повредить больному.
   - Ничего! В комнате у другого бата я проделала то же самое. Это можно делать без вреда для них, только ненадолго. А ты его уже кормила?
   - Конечно нет, разве я могла!
   А между тем, это необходимо, Хиль того же мнения. И хотя бы на это время мы должны быть в состоянии свободно двигаться... Итак, на мою ответственность!..
   Зэ повернула ручку аппарата и установила нормальное марсианское тяготение. Обе они встали и с облегчением вздохнули.
   Как раз в эту минуту Грунте хотел пошевельнуться, но его рука поднялась гораздо выше, чем он ожидал. Он тотчас повторил это движение и убедился, что все его тело, а также и покрывало на его постели сразу стали значительно легче. Он оглянулся, разыскивая глазами, что бы такое ему швырнуть кверху, чтобы исследовать это чудесное явление. Тут он увидел на полке над кроватью несколько своих вещиц, очевидно, вынутых из его карманов. Так как теперь, несмотря на повязку на ноге, он с легкостью мог приподнять тело, он взял свой перочинный нож и, подняв его как можно выше, выпустил его из рук. Грунте мог свободно следить за его падением; только через секунду нож коснулся пола. Грунте мысленно измерил высоту падения и подумал: сила тяготения уменьшилась и стала приблизительно втрое слабее обычной; такой она должна быть на Марсе... И снова вспомнились ему слова Элля: "Освободиться от тяжести, это значит покорить вселенную".
   Услышав легкий шум, вызванный падением ножа, Зэ отодвинула ширму и вместе с Ла приблизилась к Грунте. Его внимание уже давно было отвлечено от ширмы, и поэтому он испуганно вздрогнул, когда внезапно увидел перед собою двух прекрасных марсианок. Это женское общество ужасало его; ему приятнее было бы оказаться даже среди враждебно настроенных дикарей. А к тому же еще он почувствовал прикосновение нежных пальцев, - Зэ погладила его по голове... Он невольно оттолкнул ее руку.
   - Бедный человек, - сказала Зэ. - Он еще совсем вне себя. Надо, прежде всего, дать ему попить. - Она снова положила ему руку па лоб и сказала:
   - Не бойся, мы тебе ничего не сделаем, бедный человек.
   "Ко бат", так звучали ее последние слова. "Ко бат!" - этот звук ошеломляюще подействовал на Грунте, - это было одно из странных выражений Фридриха Элля. Так обыкновенно говорил Элль, когда кто-нибудь не мог проникнуться его странными воззрениями и когда он хотел выразить сострадание к скудности человеческого разума. Часто спрашивал его Грунте, что это за слова и откуда он их знает? Элль только улыбался в ответ, тихо повторяя: "Ко баты, - этого вы не поймете, бедные люди!" Все эти воспоминания сразу всплыли в памяти Грунте при звуке непонятных слов. Теперь он старался казаться спокойным.
   Тем временем Ла принесла сосуд, наполненный чудесным марсианским нектаром. Марсиане обыкновенно пили через трубочку, приделанную к сосуду, и эту трубочку Ла пыталась просунуть между стиснутыми губами Грунте. Но старания ее были напрасны, - Грунте не разжимал рта и отвернулся к стенке.
   - А ведь баты нелюбезный народ, - смеясь сказала Ла.
   - Нет, - возразила Зэ, - Зальтнер совсем другой: он сразу заговорил.
   Грунте уловил знакомое имя и, наконец, заговорил:
   - Зальтнер? - спросил он, все еще не глядя на Зэ.
   - Ага, - сказала Зэ, - видишь, он отлично слышит и говорит. Послушай-ка, теперь я с ним поговорю.
   Она ласково обняла подругу и близко подошла к ложу Грунте. С большим трудом выговаривая заученные немецкие слова, она сказала:
   Зальтнер - немецкий друг пить вино, Грунте пить вино, немецкий друг.
   Грунте с изумлением взглянул на марсианку, говорившую по-немецки, а Ла, которой эти слова показались страшно забавными, едва удерживалась от смеха. Грунте тоже чуть было не улыбнулся, но, увидя так близко от себя этих обольстительниц, он опять уперся взглядом в одеяло. Тем не менее он вежливо ответил:
   - Насколько я вас понимаю, мой друг Зальтнер тоже спасен. Скажите, пожалуйста, где же я нахожусь?
   - Пить вино, Грунте, - настойчиво повторила Зэ, а Ла поднесла трубочку к его губам.
   Грунте на этот раз не отказался, и вскоре он испытал приятное действие освежающего и бодрящего напитка. Он поблагодарил и задал Зэ еще несколько вопросов, но ее немецкие познания были уже исчерпаны. Тогда Грунте указал на нее, потом на картину и сказал наудачу: - Марс? Марс?
   Это слово Зэ запомнила. Она повторила утвердительно:
   - Марс - Ну! - И, гордо выпрямившись, показав на Ла и на себя, она произнесла:
   - Ла, Зэ - нумэ!
   - Нумэ?! Так вот оно! Вот оно, слово, сказанное ему Эллем: Кланяйтесь нумэ.
   Итак, марсиане называли себя нумэ, и Элль это знал! - это заставило Грунте так глубоко задуматься, что он на мгновение позабыл все окружающее. Он закрыл глаза, чтобы никто не прерывал его размышлений, и лицо его снова приняло суровое выражение.
   Зэ принялась за стряпню, а Ла придвинула кресло и села у ложа Грунте. Она внимательно рассматривала вещи, найденные у Грунте, и ее забавляла маленькая книжка, которую она увидела среди них. Это был словарь эскимосского языка, и на виньетке заглавного листа было изображено бушующее море и на нем эскимос в своем челноке.
   - Посмотри-ка, - позвала она Зэ: - вот калалек в своем каяке!
   Знакомое эскимосское слово поразило слух Грунте и вывело его из мрачной задумчивости. Неужто марсиане изучили гренландский язык? Это было вполне допустимо. Сам он перед поездкой, на всякий случай, усвоил самые необходимые для общения с эскимосами выражения и поэтому сказал:
   - Я знаю несколько эскимосских слов. Понимаете ли вы меня?
   За его не поняла. Но Ла уже давно занималась изучением языка единственных людей, до сих пор известных марсианам. Она поняла и ответила:
   - Я кое-что понимаю.
   - Где мои друзья? - спросил Грунте.
   - Здесь только один. Он в другой комнате.
   - Могу ли я его видеть?
   -- Он спит, но потом вас переведут в одну комнату.
   - Как вы попали с Марса на Землю?
   Ла не нашла слов, чтобы ответить ему. Она со своей стороны спросила:
   - Что вас привело сюда?
   Грунте в свою очередь затруднился, как передать на гренландском наречии понятие "северный полюс".
   В это время подошла Зэ и принесла кушанья. Грунте замолк и опять лежал в полной неподвижности. Но Ла на эскимосском языке так ласково уговаривала его поесть, и кушанья, которые Зэ протягивала ему с повелительным взглядом, так заманчиво благоухали, что он, наконец, решился утолить свой голод.
   Он с величайшей осторожностью приподнялся, попробовал марсианские яства, состав которых ему был совершенно неизвестен. Когда, поблагодарив, он откинулся на постель, Зэ отодвинула обеденный столик, а Ла сказала:
   - Прощайте, Грунте. Постарайтесь уснуть.
   Она плавно удалилась; Зэ снова задвинула ширму. Грунте опять остался один.
   У него кружилась голова от всего пережитого - новые вопросы теснились в его сознании. Он снова хотел приподняться, но тут ему показалось, что что-то насильно приковывает его к ложу, Зэ опять восстановила земное тяготение. Окна затянулись темными занавесками, и Грунте оказался в полной темноте. Издали доносилась тихая музыка, и мелодия сливалась с шумом моря. Грунте задремал.
   VIII
   ВЛАСТЕЛИНЫ МИРОВОГО ПРОСТРАНСТВА
   Твердый дуб и тройная медь
   Труд хранили того, кто на суденушке
   Утлом, первый доверился
   Злому морю...
   Так некогда воспел Гораций отвагу мореплавателя, вверившего свой ненадежный чолн чуждой стихии. А теперь турист, уже не колеблясь, всходит на роскошный гигантский пароход, чтобы в несколько дней пройти знакомый океанский путь.
   Так же славил марсианский поэт смелость и остроумие марсианина Ара, впервые пустившегося на несовершенном снаряде по путям света и космических сил в пустоту пространства - этот первый полет по мировому эфиру к сияющему соседнему светилу, лучезарной Ба, красе марсианских ночей, тысячелетней мечте всех нумэ. А теперь в распоряжении марсиан были все средства для того, чтобы, независимо от различного положения планет, достигнуть Земли далекой, сияющей Ба. Правда, путешествие с Марса на Землю пока еще отнимало слишком много времени и обходилось очень дорого, но оно было так же безопасно и удобно, как, например, для нас путешествие вокруг света.
   Исследование Земли, открытие ведущего к ней межпланетного пути и окончательное воцарение на северном полюсе - все это составляло обширную и важную главу в истории культуры марсиан.
   Среди обитателей Марса издавна было много превосходных астрономов, что объясняется исключительной прозрачностью его атмосферы. Математика и естествознание достигли такой высоты, о которой мы, люди, можем лишь мечтать, как о далеком идеале. Кроме того, марсиане умели извлекать из своей планеты все новые возможности и силы. Марс, благодаря особенностям своего строения, еще в большей степени, чем Земля, способствовал развитию культурного народа.
   На Марсе всего два моря, и оба они расположены на южном его полушарии, которое вообще изобилует водою и, поэтому, значительно больше населено. Северное же полушарие вначале почти целиком представляло бесплодную пустыню. Но марсиане покрыли эту пустынную область сетью прямолинейных широких каналов и таким образом в весенние периоды распределяли по всей планете влагу, в виде снега накопляющуюся на обоих полюсах. Подобно тому, как египтяне, пользуясь разливами Нила, отвоевывали у пустыни плодородную почву Нильской долины, так марсиане каналами поили окрестное пространство. Вскоре появилась пышная растительность, и вся пустыня вдоль каналов была прорезана широкими цветущими полосами, по которым тянулась непрерывная цепь марсианских селений.
   Исполинская работа по орошению Марса сделалась совершенно неизбежной, после того, как более культурное население южного полушария стало господствовать на всей планете. Всё ее мелкие народности были объединены в одну большую конфедерацию. Подобно тому, как международные сношения на Земле регулируются особыми договорами, не умаляющими самостоятельности отдельных государств, так и на Марсе, при полной свободе отдельных общин, вопросы, в которых заинтересованы жители всей планеты, разрешаются центральным органом международного объединения.
   После того, как вся поверхность Марса была вполне обследована и населена, внимание марсиан более чем когда-либо устремилось по ту сторону границ их владений, к соседям по солнечной системе, И что могло привлекать их сильнее, чем сверкающая Ба, обвеянная преданиями Земля, которая, являясь то утренней, то вечерней звездой, своим блеском затмевала все звезды их темного небосклона?
   Покой и прозрачность атмосферы позволяли марсианам пользоваться телескопами с таким сильным увеличением, которое немыслимо на Земле. Атмосферное давление на Марсе так же незначительно, как у нас на высочайших горных вершинах, и воздушный слой, тяготеющий над ним, соответственно с этим реже, и прозрачнее. Благодаря этому астрономы Марса, при благоприятном положении планет, видели Землю так ясно, как только можно видеть на расстоянии десяти тысяч километров, и могли различить на ней даже такие предметы, протяженность которых не превышала двух-трех километров. Таким образом они должны были заметить на Земле сооружения, несомненно являющиеся творчеством разумных существ. К тому же ясное представление о строении и природе Земли не оставляло никаких сомнений в ее населенности и в известной высоте культуры ее обитателей. Они знали карту Земли лучше, чем знаем мы, люди, потому что их наблюдению были открыты те области земного шара, в частности, полярные страны, которые до сих пор остались недоступными нашим земным исследователям.
   Со стороны марсиан было не мало попыток завязать сношения с предполагаемыми жителями Земли. Но подаваемые сигналы остались незамеченными или непонятыми. Во всяком случае, жители Земли не были в состоянии на них ответить. Земля была гораздо более юной планетой и находилась на той ступени развития, которую марсиане перешагнули уже несколько миллионов лет тому назад. И, понятно, марсиане считали, что баты, как они называли предполагаемых жителей Земли, стоят во всяком случае на более низкой ступени культуры, чем они, нумэ. Кто знает, дорасли ли уже баты до понимания марсианской идеи Разума?
   В то время, как, на Земле лишь начинали говорить о веке естествознания, марсиане уже оглядывались не только на век пара, но и на век электричества, как на старое наследие культуры. В ту пору они были поглощены научным открытием, которому суждено было изменить все мировые отношения. Это была разгадка тайны тяготения, влекущая за собою непредвиденный переворот в технике и дающая марсианам господство над всей солнечной системой. Если бы тяжесть какого-либо тела удалось превратить в другой вид энергии, то тем самым это тело стало бы совершенно независимым от силы тяготения; она проходила бы через это тело или окружала бы его, никак на него не воздействуя, - оно стало бы "диабаричным"; оно так же мало притягивалось бы солнцем, как кусок дерева магнитом. И тогда удалось бы настолько освободить это тело от влияния планет и солнца, что оно могло бы вольно передвигаться в мировом пространстве; и тогда-то возможно было бы найти путь от одной планеты к другой, от Марса к Земле.
   И это удалось марсианам. Они изобрели особый состав, совершенно изолирующий тела от направленной на них силы тяготения.
   Одним из обстоятельств, способствующих марсианам при разгадке тайны тяготения, была доступность полюсов Марса. Полюсы Земли защищены вечным ледяным покровом от посещения людей, а полюсы Марса не загромождены льдами. Правда, зимою они покрываются снежной пеленой, но она, благодаря тому, что атмосфера Марса содержит меньше влаги, гораздо тоньше, чем на Земле. Кроме того, лето длится почти целый земной год, полюс в это время беспрерывно освещается солнцем, и весь снег успевает растаять. Вот почему марсианам удалось вполне изучить свои полюсы. Там-то и устроили они наиболее значительные научные станции, потому что полюсы планет, не участвуя в суточном вращении вокруг оси, являются исключительно удобными наблюдательными пунктами.
   Марсиане открыли, что сила тяготения, подобно свету, теплоте и электричеству, распространяется в мировом пространстве волнообразным движением. Но в то время, как скорость распространения энергии,, воспринимаемой нами в виде света, тепла и электричества доходит до 300.000 километров в секунду, скорость тяготения в миллион раз больше. Согласно вычислениям марсиан, тяготение распространяется в пространстве со скоростью 300.000 миллионов километров в секунду.
   Тело, не пропускающее световых волн, называется непрозрачным; если бы оно вполне их пропускало, оно было бы абсолютно прозрачным, и мы не могли бы его видеть, как не видим воздуха. Марсиане показали, что с тяготением дело обстоит точно так же. Тела тяжелы потому, что поглощают волны тяготения. Тела только тогда взаимно притягиваются, когда каждое из них не пропускает волн тяготения, исходящих от другого. Тела, обладающие свойством не поглощать, а свободно пропускать волны тяготения планеты или солнца, не притягиваются, не имеют тяжести, они диабаричны, - проницаемы для тяготения и тем самым невесомы.
   Марсиане открыли, что стеллит, вещество, встречающееся на их планете, поддается обработке, делающей его проницаемым для волн тяготения, после чего он перестает притягиваться как Марсом, так и солнцем. Впрочем, добиться абсолютной невесомости тел не удалось, но ведь и абсолютной прозрачностью тела тоже никогда не обладают. Во всяком случае, удалось уменьшить влияние тяготения на диабаричные тела настолько, что оно стало почти незаметным. Уменьшая или увеличивая восприимчивость тела к тяготению, можно было, придав телу первоначальную скорость и, разумеется, заключив его в стеллитовую оболочку, управлять его движением в мировом пространстве, пользуясь при этом притяжением планет и солнца.
   Оставалось соорудить такой аппарат, в котором можно было бы ринуться в мировое пространство - и этот подвиг выпал на долю марсианина Ара. Но после этого он уже не вернулся. Вылетел ли он за пределы солнечной системы, в море неподвижных звезд? Рухнул ли он на солнце? Кружится ли его воздушный корабль новым спутником вокруг солнца или какой-нибудь планеты? - Никто этого не знал.
   Его пример, однако, не отпугнул смелых исследователей. Они уже постигли теоретическую возможность межпланетных сношений: довериться пространству уже не казалось безумием, - это была неотложная задача культуры, а следовательно - нравственная обязанность, долг нумэ.
   История завоевания марсианами мирового пространства так же изобилует жертвами, как история человеческих открытий на Земле. Но вот, однажды, после многолетнего отсутствия вернулся летательный аппарат, трижды на самом близком расстояний облетевший вокруг земного шара. Другой аппарат причалил к спутнику Земли - к луне. И, наконец, Золю, неутомимому исследователю Земли, во время его третьего путешествия, посчастливилось достигнуть северного полюса земного шара. На южный полюс впервые высадился капитан Алль. Благодаря усовершенствованию техники полетов, для перелета на Землю требовалось все меньше времени, и на смену отдельным исследовательским экспедициям явилась планомерная колонизация северного полюса. Сооружение внеатмосферной станции и устройство абарического поля обеспечивали марсианам высадку на Землю; этим была осуществлена заветная их мечта, и они могли беспрепятственно посещать Землю.
   Но, конечно, оба полюса были пока единственными доступными им областями земного шара. На южном полюсе была сооружена небольшая второстепенная станция, так как марсиане могли пользоваться северной станцией только во время лета северного полушария. На остальные месяцы они переводили абарическое поле на южный полюс, где в это время было лето. И все-таки им еще не удалось проникнуть в населенные области Земли.
   Ни разу еще не видали они цивилизованного человека. Несколько эскимосов были единственными образцами, по которым приходилось судить об особенностях жителей Земли. Однако при полетах вокруг земного шара на расстоянии несколько тысяч километров, марсиане, благодаря превосходным оптическим приборам, могли наблюдать сооружения, свидетельствующие о высокой культуре, совершенно чуждой и недоступной эскимосам. Но так как летательные аппараты марсиан не могли противостоять большому давлению и воздушным бурям, высадка пока была возможна только на полюсах. Для того, чтобы проникнуть дальше, пришлось бы пробираться по глетчерам и ледяным громадам полярных стран.
   Однако, марсиане не покидали этого намерения. Но преодоление ледяной зоны было сопряжено с бесконечными трудностями. На Земле марсианам, прежде всего, приходилось бороться с двумя могущественными противниками - воздухом и тяготением. Плотность и влажность воздуха и сила атмосферного давления были пагубны для организма марсиан; они не могли вынести длительного пребывания в земном климате. Сила тяготения, втрое большая, чем на Марсе, мешала их движениям и утраивала трудность всякой механической работы. Вообще такое тяготение было бы для них совершенно невыносимо, если б они не развили в себе весьма значительной для марсиан мускульной силы.
   Как раз в то время, когда полярная экспедиция потерпела крушение в абарическом поде, марсиане были заняты серьезнейшими приготовлениями к предположенному ими продвижению на юг, так как на Марсе произведены были удачные опыты по выработке нового состава, который, подобно стеллиту, не поглощал волн тяготения, но обладал достаточной прочностью для сопротивления температуре и влажности воздуха. Марсиане надеялись, что этот состав поможет им проложить путь через земную атмосферу.