Ли Эйна. Любовные хроники: Люк Маккензи

   — Мистер, кажется, у вас уже были эти карты, — вдруг сказал Джесс. — Когда сдавали в прошлый раз.
   — Бывают совпадения, — пожал плечами Симмонс.
   — Я бы не стал так быстро сдавать карты, — проговорил Чарли со своим мягким техасским акцентом. — Полагаю, наш юный друг сказал в точности те слова, которые у меня вертелись на языке.
   — Я не прятал тузов, — огрызнулся Симмонс.
   Хани решила, что настал решающий момент.
   — Хватит отпираться, Симмонс! — крикнула она. — Я видела, как ты прикрывал карты ладонью. Глаза шулера полыхнули яростью.
   — Ах ты, лживая маленькая сучка! — заорал он. — Надо было сразу прикончить тебя! — Вскочив из-за стола, он выхватил из кобуры пистолет и нацелил его на девушку.
   — Берегись! — закричал Поуп, бросив Хани на пол и прикрыв ее своим телом.
   Три выстрела раздались одновременно. Пуля Симмонса попала О'Леари в грудь, а две другие, выпущенные из кольтов Чарли и Джесса, сразили убийцу насмерть.
   — Поуп! — крикнула Хани, выбираясь из-под внезапно отяжелевшего тела О'Леари.
   Лицо старика посерело, глаза закатились. К Хани подбежали Лили и Сэм. Бармен осмотрел Поупа и лишь сокрушенно покачал головой.
   — Я бы чего-нибудь выпил, — теряя силы, со свистом прошептал старик.
   — Конечно, дружище, сейчас! — Сэм плеснул в стакан виски и протянул его умирающему.
   — Запиши это на мой счет, Сэм…
   — Я угощаю, — тихо проговорил бармен.
   — Позволь я помогу тебе, Поуп, — предложила Хани.
   — Да уж, не назовешь хорошим тот день, когда Поуп О'Леари не может поднести стакана к своим губам, — через силу усмехнулся старик. Он сделал большой глоток и тут же сильно закашлялся. Дыхание его стало хриплым, и он откинулся назад, на руки девушки. — Видишь, дорогая, я все-таки умираю не от пьянства.
   — Нет, Поуп, ты не умрешь, — сквозь рыдания проговорила Хани. — Ты еще долго будешь с нами.
   О'Леари улыбнулся:
   — Дорогая, как приятно, что я принимаю смерть, глядя на твое милое личико. — Он провел рукой по ее щеке. — Спой для меня в последний раз, дорогая. Спой «Не плачь больше».
   — Не плачь больше… — дрожащим голосом запела Хани. — Мы споем для моего любимого Кентукки… — Рука О'Леари упала вниз, и он закрыл глаза. — Поуп! Поуп! — истошно завопила девушка.
   — Он ушел, сойка.
   Обезумев от горя, Хани обернулась и увидела Люка. Шериф помог ей подняться на ноги, и она дала волю слезам, уткнувшись ему в грудь лицом.
   — Пойдем, Хани, я отведу тебя наверх, — сказала Лили, обнимая девушку за плечи.
   Маккензи подошел к трупу Симмонса.
   — Может, кто-нибудь объяснит мне, что здесь произошло? — спросил он.
   Поднимаясь по лестнице, Хани слышала, как Джесс Кэлун принялся рассказывать Люку о роковой игре. Девушка обернулась и увидела, что все собрались вокруг шерифа, на полу неподвижно застыли два трупа. Белокурого незнакомца как не бывало.
   Через некоторое время Люк пришел в комнату Хани. В ночной рубашке и пеньюаре девушка стояла у окна, прижав руки к груди, и задумчиво смотрела на улицу.
   — Как ты?
   — Со мной все в порядке, — тихо вымолвила она. — Поуп спас мне жизнь.
   — Знаю.
   — Я, кажется, должна была рассказать кое-что раньше, и, кто знает, может быть, Поуп был бы сейчас жив.
   — Хани, никому не дано властвовать над жизнью и смертью.
   — Но ведь Поупа убил Джейк Симмонс. Я знала его. Это от него я убегала — помнишь, я рассказывала тебе?
   — Ничего не проходит бесследно. Мне бы надо было понять это еще после смерти Сары и мамы.
   Наступила неловкая пауза. Наконец Люк нарушил молчание:
   — Ты не будешь против, если я останусь сегодня у тебя? У моей кушетки в тюрьме сломалась ножка.
   ..Девушка удивленно поглядела на него.
   — Люк, я не в настроении сегодня, так что тебе лучше вернуться в тюрьму и починить кушетку.
   — Слишком поздно. Я был разгневан ее поведением и пристрелил ее.
   Хани покачала головой.
   — Плохая шутка, особенно сейчас, — промолвила она.
   Внезапно девушка расхохоталась, но смех ее быстро перешел в рыдания.
   Люк бережно обнял ее, отнес в постель, раздел, лег рядом и держал в своих объятиях до тех пор, пока девушка, наплакавшись, не заснула.
   На следующее утро Поуп О'Леари был похоронен под ясным голубым небом — таким же голубым, как его глаза. Перед тем как Делмер Куинн заколотил крышку гроба, Сэм Бразнер положил рядом с Поупом бутылку лучшего ирландского виски, Лили — красную подвязку, а Хани — листок со словами «Моего старо го дома в Кентукки». Девушка поклялась, что никогда больше не будет петь эту песню.
   Вечером, когда Хани одевалась для выступления, к ней пришел Люк.
   — Привет, — сказала ему девушка. Маккензи ничего не ответил.
   — Что-то не так, Люк?
   Шериф молча вытащил из кармана сложенный лист бумаги и бросил его на стол. Хани вопросительно посмотрела на него. Люк все еще молчал. Тогда Хани отложила щетку для волос и взяла листок.
   Разворачивая бумагу, оказавшуюся большим плакатом, девушка чувствовала на себе взгляд Маккензи. Первое, что она увидела, было имя Джейка Симмонса. Сердце Хани заколотилось быстрее, когда она прочла объявление о том, что этот шулер разыскивался за убийство сыщика в Миссури. Там также сообщалось, что на счету Симмонса еще несколько убийств подобного рода.
   Хани уронила руки и в отчаянии посмотрела на шерифа.
   — Я рассказала тебе о Симмонсе, Люк, — вымолвила она.
   — Ты прочла весь плакат? — К удивлению Хани, в его голосе звучал холодок.
   Девушка снова поднесла плакат к глазам и стала читать дальше.
   — Там написано, — заговорил Люк, — что Симмонса и жертву видели в компании привлекательной молодой блондинки, которая, вероятно, была сообщницей убийцы.
   — Я рассказала тебе о Симмонсе, — едва слышно повторила она.
   Подойдя к Хани, Маккензи взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.
   — Скажи мне только, что ничего не знала об убийстве. — Он уже не обвинял Хани, он почти умолял ее. И вдруг она поняла, что не может больше лгать шерифу. Девушка опустила глаза, и это было равносильно признанию. Люк молча отпустил ее и подошел к окну.
   — Не думаешь же ты, в самом деле, что я имею отношение к убийству, — сказала Хани. — Если бы мне только в голову пришло, что Симмонс замышляет перерезать горло этому человеку, я сделала бы все возможное, чтобы остановить его.
   — Понимаю. А потом оказалось, что уже слишком поздно обо всем рассказывать капитану, — саркастически произнес шериф.
   — Мне было страшно, Люк. Неужели ты не понимаешь? Симмонс узнал, что я видела, как он убил Петерса, поэтому, без сомнения, он захотел бы разделаться со мной. Все, что я смогла сделать, — так это убежать с парохода и спрятаться от него.
   — Ты видела, как убивали представителя закона, и даже не удосужилась зайти к местному шерифу и рассказать ему обо всем.
   Хани смотрела ему в спину.
   — Наверное, я бы так и поступила, если бы не была перепугана до полусмерти и была бы в состоянии думать. И к тому же я бы не смогла доказать собственную невиновность. Симмонс наверняка стал бы все отрицать, и я бы оказалась единственной подозреваемой. Еще бы! Женщина без определенных занятий и денег, которую видели с Петерсом незадолго до его убийства!
   Маккензи продолжал смотреть в окно.
   Хани чувствовала, что еще немного — и выдержка покинет ее.
   — А почему ты думаешь, что капитан парохода поверил бы мне?! — выкрикнула она. — Ведь ты же не веришь мне сейчас!
   Люк резко повернулся к ней.
   — Я не говорил, что не верю! — сердито возразил он.
   — Тебе и не надо ничего говорить, — сквозь слезы прошептала девушка. — Все и так ясно — по твоему поведению.
   Шериф боролся с охватившими его чувствами. Он понимал, что несправедлив к ней, но все еще не хотел признать этого.
   — По моему поведению? — возмутился он. — Горшок котел сажей корил! Что скажешь о своем поведении?
   Хани больше не могла сдерживаться:
   — О! Я так и ждала, когда ты начнешь копаться в моем прошлом! Конечно! Ты можешь спать со мной, можешь делать вид, что заботишься обо мне, но на самом деле ни на мгновение не забываешь, что я… падшая женщина! Самовлюбленный шериф Маккензи не опустился до такой твари, как я! Я не добропорядочная, не так ли?
   — Нет, Хани, ты не права, — горячо возразил Люк. — Я только никак не возьму в толк, почему ты не рассказала мне всего? Ты была свидетельницей убийства, а убили такого же представителя закона, как я!
   И вдруг Хани почувствовала странное опустошение, у нее больше не было сил спорить.
   — Я согласна, что была не права, не сказав тебе всей правды, но… Знаешь, Люк! Не думаю, что мой рассказ хоть как-то помог бы делу. Что случилось — то случилось. Если ты полагаешь, что это я убила Петерса, арестуй меня. А если не веришь — проваливай отсюда к черту и оставь меня в покое.
   Девушка не обернулась, услышав, как хлопнула дверь. Она решила, что не будет плакать. «Песочный замок все равно должен рассыпаться, — подумала она. — И почему это я решила, что все может быть иначе?»
   И, глядя перед собой невидящим взором, она продолжала одеваться.
   А Люк тем временем вернулся в тюрьму. Разрываемый на части сомнениями, он уселся за стол и опустил голову на руки.
   — Господи, какая неразбериха! — пробормотал он.
   Конечно, Маккензи верил в невиновность Хани. Но почему она не была честной с ним? Этого шериф понять не мог. Неужто она думала, что он останется спокойным, узнав, что ее подозревают в самом тяжком преступлении? Как могла она сказать, что ничего бы не изменилось, если бы она поведала ему правду? Дьявол! Большая разница — узнать все от нее или из этого чертового плаката! Если бы она ничего не утаила, они бы смогли полностью доверять друг другу.
   Люк вскочил из-за стола и принялся мерить шагами комнату, проклиная все на свете. Потом он яростно скомкал злополучный плакат и швырнул его в мусорную корзину.
   — Черт бы тебя побрал, Хани! — выругался Маккензи, снова усаживаясь на стул. Перебирая в уме их недавнюю размолвку, он все больше убеждался, что был не прав.
   Всю неделю шериф Маккензи старательно обходил «Лонг-Бранч» стороной, но к субботе понял, что не может больше без Хани. Взяв со стола небольшой сверток, он направился в салун.
   В баре девушки не было, и Люк поднялся наверх.
   — Привет, — радостно поздоровался он, когда Хани появилась на пороге комнаты.
   Хани не ответила и, отвернувшись от него, села за туалетный столик. Люк вошел в комнату и запер дверь.
   Девушка по одной вынимала шпильки из волос, и наконец они рассыпались по ее плечам золотистым шатром. Ему нестерпимо хотелось погладить ее шелковые кудри, запустить в них пальцы, вдохнуть их аромат.
   — Ты все еще сердишься на меня? — спросил он. Хани по-прежнему молчала. Тогда Маккензи шагнул к ней и протянул девушке сверток.
   — Это тебе.
   Хани посмотрела на коробку в яркой обертке.
   — Бойся шерифов, дары приносящих, — усмехнулась она.
   — Ты откроешь ее?
   Рука Хани на мгновение застыла в воздухе, а затем она развернула бумагу и подняла крышку коробки. Внутри лежал тот самый черный пеньюар, которым она когда-то так восторгалась.
   — Как красиво, — тихо проговорила она.
   — Тебе очень пойдет.
   Девушка молча встала и повернулась к окну. Скрестив на груди руки, она смотрела на улицу. Маккензи подошел к ней сзади и обнял ее за плечи — по ее телу пробежала дрожь.
   — Я знаю, что обидел тебя, — прошептал Люк ей на ухо. — Прости меня, сойка.
   Слегка откинувшись назад, Хани наслаждалась исходящим от него теплом. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она прерывисто вздохнула.
   — В ту ночь шел сильный дождь… Гремел гром, сверкали молнии… — невыразительным голосом заговорила она. — Петерс сказал мне, что работает детективом пароходной компании и идет за капитаном, чтобы арестовать меня.
   — Не объясняй ничего, сойка.
   — Но я хочу. — Сделав несколько глубоких вздохов, она почувствовала, что обрела силы для того, чтобы продолжить рассказ. — Я была в состоянии думать лишь о том, что мне надо скрыться до его возвращения. Выглянув из каюты, я увидела, что Симмонс спорит о чем-то с Петерсом. Петерс хотел уйти, но тут Джейк вынул нож и перерезал ему горло. Я оцепенела от страха, даже кричать не могла. Когда я немного успокоилась и смогла двигаться, Симмонс уже успел перебросить тело через поручни. Тут-то он увидел меня и понял, что убийство совершено на моих глазах. Я поняла, что стану очередной жертвой убийцы, и это повергло меня в ужас. Он бросился за мной, но мне удалось спрятаться. Я так перепугалась, что не знала, куда убежать. Как только Симмонс скрылся из виду, я покинула пароход.
   Люк крепче сжал ее плечи:
   — Я все понимаю, Хани.
   Девушка повернулась и испытующе заглянула ему в глаза.
   — Ты правда понимаешь? Ты понимаешь, на что способен отчаявшийся человек?
   — Все позади, сойка. Я послал в Индепенденс телеграмму, в которой сообщил, что Симмонса застрелили, уличив в шулерстве. Все позади, — повторил он.
   — Но между нами еще ничего не ясно, Люк. Теперь-то я понимаю, что должна была все рассказать тебе в тот вечер, когда проводился благотворительный базар. Но я собиралась через пару дней уехать из Стоктона и не хотела омрачать оставшиеся часы.
   — Я ни на секунду не усомнился в тебе, Хани, и не думал даже, что ты можешь иметь дело с убийцей. Я был лишь огорчен тем, что ты мне не доверяешь.
   — Я тоже.
   — Что? — не понял Люк.
   — Я тоже была расстроена тем, что ты не доверяешь мне, — печально улыбнулась девушка.
   Он взял ее лицо в свои ладони, и сердце Хани упало.
   — Ты наденешь его для меня? Девушка смутилась, но шериф взял ее за руку и подвел к туалетному столику.
   — Пеньюар, — пояснил он.
   Теплая волна возбуждения окатила ее. Дрожащими пальцами девушка вынула пеньюар из коробки и робко улыбнулась.
   — У меня в жизни не было такой красивой вещи, — прошептала она.
   Пока она переодевалась, Люк присел на край кровати, снял с себя ремень с кобурой, сапоги и расстегнул рубашку.
   Хани как завороженная смотрела на него. Последние ночи, проведенные в одиночестве, стали для девушки сущим адом.
   Охваченные желанием, они приблизились друг к другу.
   — Я такой и представлял тебя в нем, — хрипло прошептал Маккензи.
   Хани заглянула ему в глаза и тут же, будто ослепленная, отвернулась. Взяв ее за плечи, Люк повернул девушку к себе лицом и поднял ее подбородок.
   — Что тебя тревожит, сойка? — ласково спросил он. — Ты все еще сердишься?
   — Нет, Люк, не сержусь. Знаешь, у меня такое чувство, словно мы впервые вместе.
   — А меня это ощущение преследует каждый раз в твоих объятиях. — От его низкого голоса мурашки поползли по спине девушки.
   Когда его губы накрыли ее рот, она закрыла глаза, наслаждаясь поцелуем. Открыв глаза, она встретилась с ним взглядом.
   — Я не стану торопить тебя, — прошептал он, поглаживая ее спину. — Хочешь, просто посидим и поговорим, пока ты не почувствуешь, что готова?
   — Пожалуй, так и поступим, Люк, — зардевшись, пробормотала Хани. Она чувствовала себя как девственница, впервые оказавшаяся с мужчиной.
   — Мы даже можем сразиться в карты, — предложил шериф.
   Хани удивленно приподняла брови:
   — Что ты имеешь в виду?
   — Как это что? Хочешь — поиграем в карты.
   — Неужто ты надеешься обыграть меня?
   — Не знаю, надо попробовать, мисс Хани.
   — Что ж, мистер Маккензи, карты так карты.
   Люк уселся на пол посреди комнаты, а девушка достала колоду карт. Опустившись перед ним, она грациозно перетасовала карты.
   — Итак, во что играем? Назови свою любимую игру, Люк.
   — Тебе и так известна моя любимая игра, — многозначительно промолвил он. Вдруг в его глазах загорелся озорной огонек. — Давай сыграем в покер на раздевание.
   Девушка опустила глаза на пеньюар.
   — Мне кажется, на тебе одежды больше, как ты считаешь?
   Люк пожал плечами.
   — Ты разве не говорила, что тебя не обыграть? — с вызовом спросил он. — Или берешь свои слова обратно?
   — И ты не боишься проиграть? Маккензи дерзко посмотрел на ее грудь, едва прикрытую тонкой тканью.
   — Проиграть? — переспросил он. — Да я в любом случае выиграю.
   Хани медленно раздала по пять карт, потом они перевернули их «рубашкой» вниз. Две его восьмерки оказались побитыми ее тузами.
   — Кажется, мне не повезло, — заметил шериф.
   — Снимай рубашку, Маккензи.
   Люк сорвал с себя рубашку и отбросил в сторону. Вид его мускулистой груди, поросшей курчавыми волосами, взволновал Хани.
   — Может, ты хочешь сдавать? — предложила Хани.
   — Нет, у тебя отлично получается. При следующей сдаче Люку тоже не повезло с картами. Глядя на карты партнерши, он пожаловался:
   — Странно! В прошлый раз у тебя были те же самые тузы. — С этими словами он снял с себя штаны, оставшись почти без одежды.
   Хани ловко перемешала карты и уже собралась снова раздавать их, но тут Люк накрыл ее руку своей рукой и сказал:
   — Нет, на этот раз сдаю я.
   Первой картой Хани оказалась девятка, а Люку достался один из ее тузов. Пятой картой Хани была еще одна девятка, а Люк вытащил второй туз.
   — Ага! — ухмыльнулся он. — Вот где собака зарыта!
   Девушка развязала шнурок пеньюара, и его взору открылось весьма соблазнительное зрелище.
   — Позволь мне освободить стол, — попросил Люк, откладывая карты в сторону.
   А затем он наклонился и поцеловал ее в губы.
   — Теперь тебе лучше? — спросил он. Глаза его горели желанием.
   — Если чувствовать себя лучше — значит до боли хотеть тебя, Люк, то да, мне гораздо лучше, — проговорила она, запуская пальцы в его волосы.
   Люк спустил пеньюар с ее плеч и бережно уложил девушку, а затем сбросил остатки одежды.
   Хани на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, то едва не вскрикнула от восхищения: Люк, словно античное божество, возвышался рядом с нею. Высокий, темноволосый, мускулистый, он казался воплощением мужественности и силы.
   — О чем ты думаешь — спросил он. Хани перевела взгляд на его лицо.
   — Я думала о… — Она в смущении отвела глаза.
   Маккензи, казалось, был удивлен.
   — Пожалуйста, сойка, скажи мне, о чем ты думаешь.
   Набравшись храбрости, Хани посмотрела ему прямо в глаза.
   — Ты великолепен, — призналась она.
   Люк совсем потерял голову от любви.
   — Ты можешь встать? — попросил он.
   И вдруг Хани поняла, что в их отношениях настало решающее мгновение. Прижимая к груди пеньюар, она поднялась.
   — Брось пеньюар!
   Девушка выпустила скользкую ткань, и пеньюар упал к ее ногам. Она переступила через него стройными ножками и подошла к Люку.
   Маккензи пожирал глазами ее грудь, живот, ноги… Хани чувствовала, как кровь закипает в жилах. И вот он поднял глаза и встретился с ее взглядом.
   — Твое тело тоже прекрасно, сойка.
   И он подхватил ее на руки…

Глава 26

   Проснувшись на своей кушетке в тюрьме, Люк почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно разомкнул веки и увидел пару ясных голубых глаз, внимательно наблюдавших за ним.
   — Ты спишь?
   — Чего ты хочешь, Джош? — Люк спустил ноги на пол, потянулся и зевнул. — Который час?
   — Пора вставать. Я уже успел позавтракать. Пап, а ты не забыл, что обещал поучить меня ездить верхом на лошадке? — спросил ребенок.
   — Что? Ах да, не забыл, — ответил шериф.
   — А можно, Хани пойдет с нами? Сегодня суббота, и у нее выходной.
   Маккензи вскочил и еще раз потянулся.
   — Пойдем-ка в дом. Пока что мне необходима чашка кофе, а об уроке верховой езды и о прогулке с Хани поговорим после церкви.
   После того как Джош по пути в церковь забежал к Хани и предупредил ее о предстоящей прогулке, девушка места себе не находила. У нее из головы не выходила ночь любви с Люком. И дело не только в том, что она получила удовольствие, нет. Что-то изменилось — соединились не только их тела, но и души. Хани отступила на шаг и стала разглядывать свое отражение в зеркале. Сквозь тонкую ткань Лифа просвечивала ее высокая грудь. Да, она женщина! Женщина, познавшая чувственные ласки мужчины. И имя этому мужчине — Люк.
   Зажмурившись, Хани вновь увидела красоту его великолепного мускулистого тела, ощутила его прикосновения, от которых по ее телу пробегала дрожь, блаженные минуты их близости…
   Открыв глаза, она не увидела в них прежнего блеска. Нет, ее глаза затуманились от страсти, от внезапно нахлынувшего желания!
   Потрясенная этим открытием, девушка схватилась за голову.
   — Хани Бер! Ты сошла с ума! Неужели одной мысли о Люке достаточно для того, чтобы довести тебя до такого состояния? — прошептала она.
   Наскоро причесав и перехватив волосы лентой, Хани отвернулась от зеркала.
   Устроившись в тени на одеяле, Хани пыталась сосредоточиться на своей книге, но взгляд ее то и дело отрывался от строчек и обращался на отца и сына.
   Уже целый час она слушала, как Люк, посмеиваясь, обучал сына верховой езде на взятом напрокат пони. Лицо шерифа спряталось в тени широких полей ковбойской шляпы, зато Хани отлично видела его статную фигуру. Бронзовый загар удачно оттеняла расстегнутая на груди белая рубашка, линялые джинсы плотно облегали его сильные, стройные ноги.
   Взглянув на Джоша, девушка не могла не улыбнуться — личико ребенка так и светилось радостью.
   Тут к ней на одеяло прыгнул Амиго. Взяв пса на руки, Хани принялась гладить его. Дуг сказал, что собака всегда будет хромать, но это не мешало Амиго всюду поспевать за своим юным хозяином. Его преданность мальчику просто поражала, и даже Люк незаметно для себя перестал ворчать на собаку.
   — Ты мой хороший, ты мой бедный, — ворковала Хани. — Тебя, как и меня, выгнали из дома. Наверное, таким несчастным, как мы с тобой, никогда не обрести настоящего пристанища. — Девушка и пес стали вместе наблюдать за Джошем.
   — Ну, на сегодня довольно, — наконец заявил Маккензи, снимая мальчика с пони.
   Увидев, как под тонкой тканью рубашки играют его стальные мускулы, Хани почувствовала, что ее сердце забилось быстрее.
   Джош с разбегу бросился на руки девушке.
   — Ты смотрела на меня, Хани? Правда, я хорошо ездил? — Мальчуган был сам не свой от радостного волнения.
   — Конечно, мое золотко. — Хани крепко прижала его к груди.
   Джош вырвался из ее объятий и схватил на руки Амиго.
   — А ты, Амиго? Ты видел меня? Я ездил верхом, как папа!
   В ответ пес облизал лицо ребенка и уткнул нос ему в колени.
   Люк тоже опустился на одеяло, вытирая рукавом лицо, и отбросил в сторону шляпу. Прислонившись к стволу дерева, он стал внимательно разглядывать затылок Хани. Больше всего ему хотелось обнять ее, прижать к себе и зарыться лицом в копну золотистых кудрей. Он должен был дотронуться до нее!
   Хани почувствовала на себе его взгляд, и кровь закипела в ее жилах. Она никогда в жизни не испытывала такого блаженства, какое дарили ей поцелуи и объятия Маккензи. Хани преследовал один и тот же вопрос: как долго страсть будет притягивать их друг к другу? Закрыв глаза, она приказала себе ни за что не оборачиваться назад.
   Внезапно Люк поднялся и подошел к Аламо.
   — Теперь твоя очередь, сойка, — заявил он.
   — Моя? Ни за что на свете, Маккензи! У меня нет ни малейшего желания учиться ездить верхом! Если мне куда-нибудь понадобится, то я и на своих ногах доберусь.
   — Как же ты собираешься жить на Западе, не обучившись верховой езде?
   — Зачем мне ездить верхом, когда есть поезда и дилижансы? — возмущалась она, позволяя, однако, Маккензи помочь ей подняться.
   — Надеюсь, ты не боишься? — поддразнил девушку шериф, подводя ее к своему скакуну.
   — Еще бы не бояться! Только посмотри на него! Он же такой огромный!
   — Как это боишься? Ты же говорила, что управлялась с лошадьми, когда ехала в Стоктон из Миссури! Надеюсь, ты не солгала мне?
   — Нет, я говорила правду! Но тогда я сидела на козлах, а не верхом! К тому же в фургон были запряжены мулы, а не лошади, — возражала девушка.
   Хани осторожно приблизилась к Аламо и легонько похлопала его по спине. Конь повернул голову, посмотрел на нее и отвернулся.
   — Что это означает? — спросила она.
   — Не знаю, он же промолчал, — ответил Люк.
   — Иногда движения говорят яснее слов, — заявила Хани, поворачиваясь спиной к Аламо. Схватив ее за руку, Люк сказал:
   — Стой здесь.
   — Кажется, я ему не понравилась, — пробормотала девушка.
   — Нет, понравилась, иначе он отошел бы в сторону при твоем приближении, — заявил Маккензи. — Подойди как можно ближе к Аламо.
   — Я и так близко, — возразила девушка.
   — Теперь возьми в левую руку уздечку, а правой ухватись за луку седла, чтобы он не отошел, когда ты будешь забираться на него.
   — Кажется, ты сказал, что я ему понравилась. Так с какой стати ему отходить? — все еще сопротивлялась Хани.
   — Потому что лошади непредсказуемы.
   — Именно поэтому у меня и нет желания учиться ездить верхом, — проворчала она, когда Люк вложил в ее левую руку поводья.
   — Хорошо, а теперь берись за луку седла и слегка подпрыгни, чтобы попасть ногой в стремя. Затем подтянись, быстро перекинь правую ногу и садись в седло.
   — В юбке? — возмутилась Хани. — Она недостаточно широка!
   — Это мы сейчас уладим. — Опустившись перед ней на колени, шериф подхватил подол задней части юбки.
   — Что это ты делаешь? — не поняла девушка.
   — Спокойно. — Маккензи подтянул подол вверх между ног Хани и заткнул его впереди за ее пояс.