Страница:
-- Ловко вы обратили против меня мою философиюНо смотрите, не
ошибитесь, недооценив меня. Предупреждаю вас для вашего же блага!
"Since when have you become a philanthropist?" I queried. "Confess,
now, in warning me for my own good, that you are very consistent."
-- С каких это пор вы стали филантропом? -- осведомился я. --
Согласитесь, что, предупреждая меня для моего же блага, вы проявляете
непоследовательность.
He ignored my sarcasm, saying, "Suppose I clap the hatch on, now? You
won't fool me as you did in the lazarette."
Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:
-- А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж меня не проведете, как
в тот раз, в кладовой.
"Wolf Larsen," I said sternly, for the first time addressing him by
this his most familiar name, "I am unable to shoot a helpless, unresisting
man. You have proved that to my satisfaction as well as yours. But I warn
you now, and not so much for your own good as for mine, that I shall shoot
you the moment you attempt a hostile act. I can shoot you now, as I stand
here; and if you are so minded, just go ahead and try to clap on the hatch."
-- Волк Ларсен, -- решительно сказал я, впервые называя его так, как
привык называть за глаза. -- Я не способен застрелить человека, если он
беспомощен и не оказывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом -- к
нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю вас, и не столько для
вашего блага, сколько для своего собственного, что при первой вашей попытке
чем-нибудь повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас могу сделать это. А
теперь, если вам так хочется, можете попробовать закрыть люк.
"Nevertheless, I forbid you, I distinctly forbid your tampering with my
ship."
-- Так или иначе, я запрещаю вам, решительно запрещаю хозяйничать на
моей шхуне!
"But, man!" I expostulated, "you advance the fact that it is your ship
as though it were a moral right. You have never considered moral rights in
your dealings with others. You surely do not dream that I'll consider them
in dealing with you?"
-- Да что с вами! -- укорил я его. -- Вы все твердите, что это ваш
корабль, так, словно это дает вам какие-то моральные права. Однако вы
никогда не считались с правами других. Почему же вы думаете, что я буду
считаться с вашими?
I had stepped underneath the open hatchway so that I could see him. The
lack of expression on his face, so different from when I had watched him
unseen, was enhanced by the unblinking, staring eyes. It was not a pleasant
face to look upon.
Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это было совсем не то лицо,
которое я видел в последний раз, когда втайне наблюдал за ним: сейчас оно
было лишено всякого выражения, и вызываемое им неприятное ощущение еще
усиливалось устремленным в одну точку взглядом широко открытых, немигающих
глаз.
"And none so poor, not even Hump, to do him reverence," he sneered. The
sneer was wholly in his voice. His face remained expressionless as ever.
-- И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с презреньем!.. --
насмешливо произнес он, но лицо его оставалось бесстрастным.
"How do you do, Miss Brewster," he said suddenly, after a pause.
-- Как поживаете, мисс Брустер? -- помолчав, неожиданно проговорил он.
I started. She had made no noise whatever, had not even moved. Could it
be that some glimmer of vision remained to him? or that his vision was
coming back?
Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не шевельнулась. Неужели у
него еще сохранились остатки зрения? Или оно снова возвращалось к нему?
"How do you do, Captain Larsen," she answered. "Pray, how did you know
I was here?"
-- Здравствуйте, капитан Ларсен, -- ответила Мод. -- Как вы узнали, что
я здесь?
"Heard you breathing, of course. I say, Hump's improving, don't you
think so?"
-- Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи, как вы считаете?
"I don't know," she answered, smiling at me. "I have never seen him
otherwise."
-- Не могу судить, -- промолвила она, улыбнувшись мне, -- я никогда не
знала его другим.
"You should have seen him before, then."
-- Жаль, что вы не видали его раньше!
"Wolf Larsen, in large doses," I murmured, "before and after taking."
-- Я принимал лекарство под названием "Волк Ларсен", и в довольно
больших дозах, -- пробормотал я. -- До и после еды.
"I want to tell you again, Hump," he said threateningly, "that you'd
better leave things alone."
-- Я еще раз повторяю, Хэмп, -- угрожающе проговорил он, -- оставьте
мою шхуну в покое!
"But don't you care to escape as well as we?" I asked incredulously.
-- Да разве вам самому не хочется выбраться отсюда? -- удивленно
спросил я.
"No," was his answer. "I intend dying here."
-- Нет, -- ответил он, -- я хочу умереть здесь.
"Well, we don't," I concluded defiantly, beginning again my knocking
and hammering.
-- Ну, а мы не хотим! -- решительно заявил я и снова застучал топором.
Next day, the mast-steps clear and everything in readiness, we started
to get the two topmasts aboard. The maintopmast was over thirty feet in
length, the foretopmast nearly thirty, and it was of these that I intended
making the shears. It was puzzling work. Fastening one end of a heavy tackle
to the windlass, and with the other end fast to the butt of the foretopmast,
I began to heave. Maud held the turn on the windlass and coiled down the
slack.
На другой день, расчистив степсы и подготовив все необходимое, мы
принялись втаскивать на борт обе стеньги, из которых я намеревался соорудить
временную стрелу. Грот-стеньга имела в длину более тридцати футов,
фор-стеньга была немного короче. Задача предстояла нелегкая. Взяв ходовой
конец тяжелых талей на брашпиль, а другим концом прикрепив их к основанию
грот-стеньги, я начал вращать рукоятку брашпиля. Мод следила за тем, чтобы
трос ровно ложился на барабан, а сходящий конец укладывала в бухту.
We were astonished at the ease with which the spar was lifted. It was
an improved crank windlass, and the purchase it gave was enormous. Of
course, what it gave us in power we paid for in distance; as many times as
it doubled my strength, that many times was doubled the length of rope I
heaved in. The tackle dragged heavily across the rail, increasing its drag
as the spar arose more and more out of the water, and the exertion on the
windlass grew severe.
Нас поразило, с какой легкостью пошла вверх стеньга. Брашпиль был
усовершенствованной системы и давал огромный выигрыш в силе. Но, разумеется,
выигрывая в силе, мы теряли в расстоянии. Во сколько раз брашпиль увеличивал
мои силы, во столько же раз увеличивалась и длина троса, который я должен
был выбрать. Тали медленно ползли через борт, и чем выше поднималась из воды
стеньга, тем труднее становилось вертеть рукоятку.
But when the butt of the topmast was level with the rail, everything
came to a standstill.
Но когда шпор стеньги поравнялся с планширом, дело застопорилось.
"I might have known it," I said impatiently. "Now we have to do it all
over again."
-- Как я об этом не подумал! -- вырвалось у меня. -- Теперь придется
начинать все сызнова.
"Why not fasten the tackle part way down the mast?" Maud suggested.
-- А почему не прикрепить тали поближе к середине стеньги? -- спросила
Мод.
"It's what I should have done at first," I answered, hugely disgusted
with myself.
-- С этого мне и следовало начать! -- сказал я, крайне недовольный
собой.
Slipping off a turn, I lowered the mast back into the water and
fastened the tackle a third of the way down from the butt. In an hour, what
of this and of rests between the heaving, I had hoisted it to the point
where I could hoist no more. Eight feet of the butt was above the rail, and
I was as far away as ever from getting the spar on board. I sat down and
pondered the problem. It did not take long. I sprang jubilantly to my feet.
Потравив тали, я спустил стеньгу обратно. Потом прикрепил тали примерно
на расстоянии трети ее длины от шпора. Проработав час, с небольшими
перерывами на отдых, я снова поднял стеньгу, но она опять застряла на
полдороге. Шпор стеньги на восемь футов торчал над планширом, но вытащить ее
всю на борт по-прежнему было невозможно. Я сел и стал размышлять над этой
задачей. Впрочем, довольно скоро я с торжествующим видом вскочил на ноги.
"Now I have it!" I cried. "I ought to make the tackle fast at the point
of balance. And what we learn of this will serve us with everything else we
have to hoist aboard."
-- Знаю теперь, что делать! -- воскликнул я. -- Надо было прикрепить
тали у центра тяжести. Ну ничего! Это послужит нам наукой, когда мы будем
поднимать на борт все остальное.
Once again I undid all my work by lowering the mast into the water. But
I miscalculated the point of balance, so that when I heaved the top of the
mast came up instead of the butt. Maud looked despair, but I laughed and
said it would do just as well.
Снова пришлось спустить стеньгу в воду и начать все сначала. Но на этот
раз я неправильно рассчитал положение центра тяжести, и когда стал тянуть
наверх, вместо шпора стеньги пошла ее верхушка. Мод была в отчаянии, но я
засмеялся и сказал, что сойдет и так.
Instructing her how to hold the turn and be ready to slack away at
command, I laid hold of the mast with my hands and tried to balance it
inboard across the rail. When I thought I had it I cried to her to slack
away; but the spar righted, despite my efforts, and dropped back toward the
water. Again I heaved it up to its old position, for I had now another idea.
I remembered the watch- tackle - a small double and single block affair -
and fetched it.
Показав ей, как держать рукоятку и как по команде потравить тали, я
ухватился обеими руками за стеньгу и попытался перевалить ее через борт. Мне
показалось, что цель уже достигнута, и я велел Мод травить, но тут стеньга
вдруг перевесилась и -- как ни старался я ее удержать -- свалилась за борт.
Тогда я снова взялся за рукоятку и вернул стеньгу в прежнее положение. У
меня появилась новая мысль. Я вспомнил о хватталях -- небольшом подъемном
приспособлении с двушкивным и одношкивным блоками.
While I was rigging it between the top of the spar and the opposite
rail, Wolf Larsen came on the scene. We exchanged nothing more than
good-mornings, and, though he could not see, he sat on the rail out of the
way and followed by the sound all that I did.
В ту минуту, когда я уже наладил хват-тали, на полубе у
противоположного борта появился Волк Ларсен. Мы поздоровались и больше не
обменялись ни словом. Он не мог видеть, что мы делаем, но, усевшись в
стороне, на слух следил за ходом работы.
Again instructing Maud to slack away at the windlass when I gave the
word, I proceeded to heave on the watch-tackle. Slowly the mast swung in
until it balanced at right angles across the rail; and then I discovered to
my amazement that there was no need for Maud to slack away. In fact, the
very opposite was necessary. Making the watch-tackle fast, I hove on the
windlass and brought in the mast, inch by inch, till its top tilted down to
the deck and finally its whole length lay on the deck.
Еще раз напомнив Мод, чтобы она потравила трос брашпилем, как только я
подам команду, я взялся за хват-тали и принялся тянуть. Стеньга начала
медленно наклоняться и скоро легла, покачиваясь, поперек планшира. И тут, к
своему удивлению, я обнаружил, что травить незачем, в сущности, требовалось
совершенно обратное. Закрепив хват-тали, я перешел к брашпилю и начал
вытягивать стеньгу дюйм за дюймом, пока она вся не перевалилась через
планшир и не упала на палубу.
I looked at my watch. It was twelve o'clock. My back was aching sorely,
and I felt extremely tired and hungry. And there on the deck was a single
stick of timber to show for a whole morning's work. For the first time I
thoroughly realized the extent of the task before us. But I was learning, I
was learning. The afternoon would show far more accomplished. And it did;
for we returned at one o'clock, rested and strengthened by a hearty dinner.
Я посмотрел на часы. Был уже полдень. У меня ломило спину, и я
чувствовал себя смертельно усталым и голодным. И за целое утро нам удалось
поднять на палубу одну только стеньгу. Только тут я по-настоящему понял, как
огромна предстоявшая нам работа. Зато я уже кое-чему научился. После обеда
дело будет лучше спориться, решил я. И не ошибся. В час дня, отдохнув и
основательно подкрепившись, мы вернулись на шхуну.
In less than an hour I had the maintopmast on deck and was constructing
the shears. Lashing the two topmasts together, and making allowance for
their unequal length, at the point of intersection I attached the double
block of the main throat- halyards. This, with the single block and the
throat-halyards themselves, gave me a hoisting tackle. To prevent the butts
of the masts from slipping on the deck, I nailed down thick cleats.
Everything in readiness, I made a line fast to the apex of the shears and
carried it directly to the windlass. I was growing to have faith in that
windlass, for it gave me power beyond all expectation. As usual, Maud held
the turn while I heaved. The shears rose in the air.
Меньше чем через час гротстеньга уже лежала на палубе, и я взялся за
сооружение стрелы. Связав верхушки обеих стеньг так, что более длинная
выступала несколько дальше, я прикрепил в месте соединения двушкивный блок
гафель-гарделя. В сочетании с одношкивным блоком и самим гафельгарделем это
дало мне подъемные тали. Чтобы шпоры стрелы не разъехались в стороны, я
прибил к палубе толстые планки. Когда все было готово, я привязал к верхушке
стрелы трос и взял его на брашпиль. Я все больше и больше проникался верой в
этот брашпиль -- ведь благодаря ему мои силы неизмеримо возрастали. Как уже
повелось. Мод следила за тросом, а я вертел рукоятку. Стрела поднялась.
Then I discovered I had forgotten guy-ropes. This necessitated my
climbing the shears, which I did twice, before I finished guying it fore and
aft and to either side. Twilight had set in by the time this was
accomplished. Wolf Larsen, who had sat about and listened all afternoon and
never opened his mouth, had taken himself off to the galley and started his
supper. I felt quite stiff across the small of the back, so much so that I
straightened up with an effort and with pain. I looked proudly at my work.
It was beginning to show. I was wild with desire, like a child with a new
toy, to hoist something with my shears.
Но тут я обнаружил, что забыл закрепить стрелу оттяжками. Пришлось
взбираться на верхушку стрелы, что я и проделал дважды. Наконец оттяжки были
прикреплены и стрела расчалена к носу, к корме и к бортам. Начинало
смеркаться. Волк Ларсен, который все время сидел в отдалении и в полном
молчании прислушивался к нашей работе, ушел в камбуз и занялся
приготовлением ужина. У меня так разломило поясницу, что я не мог ни
согнуться, ни разогнуться, но зато с гордостью смотрел на дело своих рук.
Результаты были налицо. Как ребенок, получивший новую игрушку, я сгорал от
нетерпения -- мне до смерти хотелось поднять что-нибудь своей стрелой.
"I wish it weren't so late," I said. "I'd like to see how it works."
-- Жаль, что темнеет, -- сказал я. -- Уж очень хочется поглядеть, как
она будет действовать.
"Don't be a glutton, Humphrey," Maud chided me. "Remember, to- morrow
is coming, and you're so tired now that you can hardly stand."
-- Не будьте таким ненасытным, Хэмфри! -- пожурила меня Мод. -- Не
забудьте, завтра опять предстоит работа. А ведь вы еле стоите на ногах.
"And you?" I said, with sudden solicitude. "You must be very tired. You
have worked hard and nobly. I am proud of you, Maud."
-- А вы? -- с участием поспешил спросить я. -- Вы, должно быть, страшно
устали. МодКак вы работали! Это же поистине геройство. Я горжусь вами.
"Not half so proud as I am of you, nor with half the reason," she
answered, looking me straight in the eyes for a moment with an expression in
her own and a dancing, tremulous light which I had not seen before and which
gave me a pang of quick delight, I know not why, for I did not understand
it. Then she dropped her eyes, to lift them again, laughing.
-- А я вами и подавно. И с большим основанием, -- отозвалась она и
посмотрела мне прямо в глаза. Сердце у меня сладко защемило -- ее глаза так
ласково лучились, и я уловил в них какое-то новое выражение. Я не понял его,
но необъяснимый восторг охватил меня. Мод опустила глаза. А когда она снова
подняла их -- они смеялись.
"If our friends could see us now," she said. "Look at us. Have you ever
paused for a moment to consider our appearance?"
-- Если б только наши знакомые могли видеть нас сейчас! -- сказала она.
-- Посмотрите, на что мы стали похожи! Вы когда-нибудь задумывались над
этим?
"Yes, I have considered yours, frequently," I answered, puzzling over
what I had seen in her eyes and puzzled by her sudden change of subject.
-- О да, и не раз, я же вижу вас перед собой, -- отвечал я, думая о
том, что мог означать этот огонек в ее глазах и почему она так внезапно
перевела разговор на другую тему.
"Mercy!" she cried. "And what do I look like, pray?"
-- Помилуйте! -- воскликнула она. -- На что ж я похожа?
"A scarecrow, I'm afraid," I replied. "Just glance at your draggled
skirts, for instance. Look at those three-cornered tears. And such a waist!
It would not require a Sherlock Holmes to deduce that you have been cooking
over a camp-fire, to say nothing of trying out seal-blubber. And to cap it
all, that cap! And all that is the woman who wrote 'A Kiss Endured.'"
-- Боюсь, что на огородное пугало, -- сказал я. -- Посмотрите только на
свою юбку: подол в грязи, повсюду дыры! А блузка-то вся в пятнахНе нужно
быть Шерлоком Холмсом, чтобы сказать, что вы готовили пищу над костром и
вытапливали котиковый жир. А головной убор один чего стоит! И это та самая
женщина, которая написала "Вынужденный поцелуй"!
She made me an elaborate and stately courtesy, and said, "As for you,
sir - "
Она сделала мне глубокий, церемонный реверанс и начала, в свою очередь:
-- Что касается вас, сэр...
And yet, through the five minutes of banter which followed, there was a
serious something underneath the fun which I could not but relate to the
strange and fleeting expression I had caught in her eyes. What was it? Could
it be that our eyes were speaking beyond the will of our speech? My eyes had
spoken, I knew, until I had found the culprits out and silenced them. This
had occurred several times. But had she seen the clamour in them and
understood? And had her eyes so spoken to me? What else could that
expression have meant - that dancing, tremulous light, and a something more
which words could not describe. And yet it could not be. It was impossible.
Besides, I was not skilled in the speech of eyes. I was only Humphrey Van
Weyden, a bookish fellow who loved. And to love, and to wait and win love,
that surely was glorious enough for me. And thus I thought, even as we
chaffed each other's appearance, until we arrived ashore and there were
other things to think about.
Минут пять мы поддразнивали друг друга, но под этими шутками
чувствовалось что-то другое, серьезное, и я невольно связывал это с новым
выражением, промелькнувшим в глазах Мод. Что это было? Неужели наши глаза
говорили помимо воли? Я знал, что мои глаза уже выдавали меня не раз, хотя я
и приказывал им молчать. Неужели Мод все же прочла в них призыв? И неужели
ее глаза отозвались на него? Что значил этот теплый мерцающий огонек и то
неуловимое, что я почувствовал в них и что нельзя определить Словами? Но
нет, это было невозможно! этого не могло быть! Я ведь не был искушен в
толковании красноречивых взглядов, я -- Хэмфри Ван-Вейден, книгочей и
затворник, влюбившийся нежданно-негаданно. И для меня любить и ждать,
стараться заслужить любовь было уже блаженством. Мы сошли на берег,
продолжая подшучивать друг над другом, а я все думал свою думу, пока
очередные дела не отвлекли меня.
"It's a shame, after working hard all day, that we cannot have an
uninterrupted night's sleep," I complained, after supper.
-- Какая, право, досадаРаботаешь целый день не покладая рук, а потом
нельзя даже спокойно поспать ночью! -- посетовал я после ужина.
"But there can be no danger now? from a blind man?" she queried.
-- Но ведь он же слеп. Какая опасность может нам грозить?
"I shall never be able to trust him," I averred, "and far less now that
he is blind. The liability is that his part helplessness will make him more
malignant than ever. I know what I shall do to- morrow, the first thing -
run out a light anchor and kedge the schooner off the beach. And each night
when we come ashore in the boat, Mr. Wolf Larsen will be left a prisoner on
board. So this will be the last night we have to stand watch, and because of
that it will go the easier."
-- Я боюсь его и не верю ему. А теперь, когда он ослеп, -- и подавно.
Беспомощность только сильнее озлобляет его. Впрочем, я знаю, что надо
делать, завтра с утра завезу небольшой якорь и стяну шхуну с берега. Вечером
мы будем возвращаться на шлюпке домой, а мистера Ларсена оставлять пленником
на шхуне. Сегодня уж отдежурим еще одну ночь -- в последний раз всегда
как-то легче.
We were awake early and just finishing breakfast as daylight came.
Наутро мы поднялись спозаранок, и, когда рассвело, наш завтрак уж
подходил к концу.
"Oh, Humphrey!" I heard Maud cry in dismay and suddenly stop.
-- Ой, Хэмфри! -- с отчаянием воскликнула вдруг Мод.
I looked at her. She was gazing at the Ghost. I followed her gaze, but
could see nothing unusual. She looked at me, and I looked inquiry back.
Я взглянул на нее. Она смотрела на "Призрак". Поглядев туда же, я не
заметил ничего необычного. Мод перевела глаза на меня, и я ответил ей
недоумевающим взглядом.
"The shears," she said, and her voice trembled.
-- Стрела!.. -- дрожащим голосом проговорила Мод.
I had forgotten their existence. I looked again, but could not see
them.
О стреле-то я и позабыл! Я взглянул снова -- и не увидел ее на прежнем
месте.
"If he has - " I muttered savagely.
-- Если только он... -- свирепо пробормотал я.
She put her hand sympathetically on mine, and said, "You will have to
begin over again."
Она успокаивающе коснулась моей руки.
-- Вам придется начать сызнова.
"Oh, believe me, my anger means nothing; I could not hurt a fly," I
smiled back bitterly. "And the worst of it is, he knows it. You are right.
If he has destroyed the shears, I shall do nothing except begin over again."
-- О, не беспокойтесь, я, конечно, бешусь понапраснуЯ ведь и мухи не
обижу, -- с горечью улыбнулся я. -- И хуже всего то, что он это знает. Вы
правы, если он уничтожил стрелу, я ничего ему не сделаю и начну все сызнова.
"But I'll stand my watch on board hereafter," I blurted out a moment
later. "And if he interferes - "
-- Но теперь уж я буду дежурить на шхуне, -- вырвалось у меня минуту
спустя, -- и если только он еще раз попытается что-нибудь сделать...
"But I dare not stay ashore all night alone," Maud was saying when I
came back to myself. "It would be so much nicer if he would be friendly with
us and help us. We could all live comfortably aboard."
-- Но я боюсь освавться одна ночью на берегу! -- очнувшись от своих
безрадостных мыслей, услышал я голос Мод. -- Если б можно было уговорить его
помочь нам... Мы могли бы тогда тоже жить на шхуне -- ведь это куда удобнее.
"We will," I asserted, still savagely, for the destruction of my
beloved shears had hit me hard. "That is, you and I will live aboard,
friendly or not with Wolf Larsen."
-- Так оно и будет, -- довольно свирепо заявил я, вне себя от того, что
моя драгоценная стрела уничтожена. -- Я хочу сказать, что мы с вами будем
жить на шхуне, а понравится это Ларсену или нет, мне все равно.
"It's childish," I laughed later, "for him to do such things, and for
me to grow angry over them, for that matter."
Успокоившись, я рассмеялся:
-- Ведь это же сущее ребячество с его стороны. И глупо, конечно, что я
злюсь.
But my heart smote me when we climbed aboard and looked at the havoc he
had done. The shears were gone altogether. The guys had been slashed right
and left. The throat-halyards which I had rigged were cut across through
every part. And he knew I could not splice. A thought struck me. I ran to
the windlass. It would not work. He had broken it. We looked at each other
in consternation. Then I ran to the side. The masts, booms, and gaffs I had
cleared were gone. He had found the lines which held them, and cast them
adrift.
Но, когда мы взобрались на борт шхуны и увидели учиненный Волком
Ларсеном разгром, сердце у меня заныло. Стрела исчезла бесследно. Правая и
левая оттяжки были перерублены, гафель-гардели разрезаны на куски. Ларсен
знал, что я не умею сплеснивать концы. Недоброе предчувствие охватило меня.
Я бросился к брашпилю. Да, он был выведен из строя. Волк Ларсен сломал его.
Мы с Мод обменялись унылым взглядом. Потом я подбежал к борту. Освобожденные
мною от обрывков снастей мачты, гики и гафели исчезли. Ларсен нащупал
удерживавшие их тросы и отвязал их, чтобы течение унесло весь рангоут в
море.
Tears were in Maud's eyes, and I do believe they were for me. I could
have wept myself. Where now was our project of remasting the Ghost? He had
done his work well. I sat down on the hatch-combing and rested my chin on my
hands in black despair.
Слезы стояли на глазах у Мод, и я понял, что она плачет от огорчения за
меня. Я и сам готов был заплакать. Прощай мечта об оснащении "Призрака"Волк
Ларсен потрудился на славу! Я сел на комингс люка и, подперев голову руками,
предался черной меланхолии.
"He deserves to die," I cried out; "and God forgive me, I am not man
enough to be his executioner."
-- Он заслуживает смерти! -- воскликнул я. -- Но, да простит мне бог, у
меня не хватит мужества стать его палачом!
But Maud was by my side, passing her hand soothingly through my hair as
though I were a child, and saying, "There, there; it will all come right. We
are in the right, and it must come right."
Мод подошла ко мне и, погладив меня по голове, словно ребенка, сказала:
-- Успокойтесь, успокойтесьВсе будет хорошо. Мы взялись за правое дело
и своего добьемся.
I remembered Michelet and leaned my head against her; and truly I
became strong again. The blessed woman was an unfailing fount of power to
me. What did it matter? Only a set-back, a delay. The tide could not have
carried the masts far to seaward, and there had been no wind. It meant
merely more work to find them and tow them back. And besides, it was a
lesson. I knew what to expect. He might have waited and destroyed our work
more effectually when we had more accomplished.
Я вспомнил Мишле и прижался к Мод головой. И в самом деле, через минуту
силы вернулись ко мне. Эта женщина была для меня неиссякаемым источником
силы. В конце концов стоит ли придавать значение тому, что произошло?
Простая задержка, отсрочка. Отлив не мог унести мачты далеко, а ветра не
было. Придется только еще повозиться, чтобы найти их и отбуксировать
обратно. Но это было для нас уроком. Теперь я знал, чего ожидать от Волка
Ларсена. А ведь он мог нанести нам еще больший урон, уничтожив нашу работу,
когда она была бы ближе к концу.
"Here he comes now," she whispered.
-- Вон он идет! -- шепнула мне Мод.
I glanced up. He was strolling leisurely along the poop on the port
side.
Я поднял голову. Волк Ларсен медленно шел по юту вдоль левого борта.
"Take no notice of him," I whispered. "He's coming to see how we take
it. Don't let him know that we know. We can deny him that satisfaction. Take
off your shoes - that's right - and carry them in your hand."
-- Не обращайте на него внимания! -- шепнул я. -- Он вышел посмотреть,
как все это на нас подействовало. Делайте вид, будто ничего не произошло.
Откажем ему хоть в этом удовольствииСнимите туфли и возьмите их в руки.
And then we played hide-and-seek with the blind man. As he came up the
port side we slipped past on the starboard; and from the poop we watched him
turn and start aft on our track.
И вот у нас началась игра в жмурки со слепым. Когда он пошел к нам
вдоль левого борта, мы проскользнули у правого и стали наблюдать за ним с
юта: он повернул и пошел следом за нами на корму.
He must have known, somehow, that we were on board, for he said
"Good-morning" very confidently, and waited, for the greeting to be
returned. Then he strolled aft, and we slipped forward.
Но он все же обнаружил наше присутствие, потому что уверенно произнес:
"Доброе утро!" -- и стал ждать ответа. Затем он направился на корму, а мы
перебрались на нос.
"Oh, I know you're aboard," he called out, and I could see him listen
intently after he had spoken.
-- Да ведь я же знаю, что вы на борту! -- крикнул он, и я видел, как он
напряженно прислушивается.
It reminded me of the great hoot-owl, listening, after its booming cry,
for the stir of its frightened prey. But we did not fir, and we moved only
when he moved. And so we dodged about the deck, hand in hand, like a couple
of children chased by a wicked ogre, till Wolf Larsen, evidently in disgust,
left the deck for the cabin. There was glee in our eyes, and suppressed
titters in our mouths, as we put on our shoes and clambered over the side
into the boat. And as I looked into Maud's clear brown eyes I forgot the
evil he had done, and I knew only that I loved her, and that because of her
the strength was mine to win our way back to the world.
Он напоминал мне огромного филина, который, испустив свой зловещий
крик, слушает, не зашевелится ли вспугнутая добыча. Но мы не шевелились и
двигались только тогда, когда двигался он. Так мы и бегали по палубе,
взявшись за руки, -- словно двое детей, за которыми гонится великан-людоед,
-- пока Волк Ларсен, явно раздосадованный, не скрылся у себя в каюте. Мы
давились со смеху и весело переглядывались, обуваясь и перелезая через борт
в шлюпку. И, глядя в ясные карие глаза Мод, я забыл все причиненное нам зло
и знал одно: что я люблю ее и что с нею найду в себе силы пробиться обратно
в мир.
For two days Maud and I ranged the sea and explored the beaches in
search of the missing masts. But it was not till the third day that we found
them, all of them, the shears included, and, of all perilous places, in the
pounding surf of the grim south-western promontory. And how we worked! At
the dark end of the first day we returned, exhausted, to our little cove,
towing the mainmast behind us. And we had been compelled to row, in a dead
calm, practically every inch of the way.
Два дня мы с Мод бороздили на шлюпке море, объезжая остров в поисках
пропавшего рангоута. Только на третий день мы нашли его -- весь целиком и
даже нашу стрелу. Но, увы, в самом опасном месте -- там, где волны с бешеным
ревом разбивались о суровый юго-западный мыс. И как же мы работалиУже
смеркалось, когда мы, совершенно обессиленные, причалили к нашей бухточке,
таща на буксире гротмачту. Стоял мертвый штиль, и нам пришлось грести весь
долгий путь.
Another day of heart-breaking and dangerous toil saw us in camp with
the two topmasts to the good. The day following I was desperate, and I
rafted together the foremast, the fore and main booms, and the fore and main
gaffs. The wind was favourable, and I had thought to tow them back under
sail, but the wind baffled, then died away, and our progress with the oars
was a snail's pace. And it was such dispiriting effort. To throw one's whole
strength and weight on the oars and to feel the boat checked in its forward
lunge by the heavy drag behind, was not exactly exhilarating.
Еще день изнурительной и опасной работы -- и к грот-мачте прибавились
обе стеньги. На третий день я, доведенный до отчаяния такой проволочкой,
связал вместе фок-мачту, оба гика и оба гафеля наподобие плота. Ветер был
попутный, и я надеялся отбуксировать груз под парусом. Но вскоре ветер
ошибитесь, недооценив меня. Предупреждаю вас для вашего же блага!
"Since when have you become a philanthropist?" I queried. "Confess,
now, in warning me for my own good, that you are very consistent."
-- С каких это пор вы стали филантропом? -- осведомился я. --
Согласитесь, что, предупреждая меня для моего же блага, вы проявляете
непоследовательность.
He ignored my sarcasm, saying, "Suppose I clap the hatch on, now? You
won't fool me as you did in the lazarette."
Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:
-- А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж меня не проведете, как
в тот раз, в кладовой.
"Wolf Larsen," I said sternly, for the first time addressing him by
this his most familiar name, "I am unable to shoot a helpless, unresisting
man. You have proved that to my satisfaction as well as yours. But I warn
you now, and not so much for your own good as for mine, that I shall shoot
you the moment you attempt a hostile act. I can shoot you now, as I stand
here; and if you are so minded, just go ahead and try to clap on the hatch."
-- Волк Ларсен, -- решительно сказал я, впервые называя его так, как
привык называть за глаза. -- Я не способен застрелить человека, если он
беспомощен и не оказывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом -- к
нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю вас, и не столько для
вашего блага, сколько для своего собственного, что при первой вашей попытке
чем-нибудь повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас могу сделать это. А
теперь, если вам так хочется, можете попробовать закрыть люк.
"Nevertheless, I forbid you, I distinctly forbid your tampering with my
ship."
-- Так или иначе, я запрещаю вам, решительно запрещаю хозяйничать на
моей шхуне!
"But, man!" I expostulated, "you advance the fact that it is your ship
as though it were a moral right. You have never considered moral rights in
your dealings with others. You surely do not dream that I'll consider them
in dealing with you?"
-- Да что с вами! -- укорил я его. -- Вы все твердите, что это ваш
корабль, так, словно это дает вам какие-то моральные права. Однако вы
никогда не считались с правами других. Почему же вы думаете, что я буду
считаться с вашими?
I had stepped underneath the open hatchway so that I could see him. The
lack of expression on his face, so different from when I had watched him
unseen, was enhanced by the unblinking, staring eyes. It was not a pleasant
face to look upon.
Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это было совсем не то лицо,
которое я видел в последний раз, когда втайне наблюдал за ним: сейчас оно
было лишено всякого выражения, и вызываемое им неприятное ощущение еще
усиливалось устремленным в одну точку взглядом широко открытых, немигающих
глаз.
"And none so poor, not even Hump, to do him reverence," he sneered. The
sneer was wholly in his voice. His face remained expressionless as ever.
-- И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с презреньем!.. --
насмешливо произнес он, но лицо его оставалось бесстрастным.
"How do you do, Miss Brewster," he said suddenly, after a pause.
-- Как поживаете, мисс Брустер? -- помолчав, неожиданно проговорил он.
I started. She had made no noise whatever, had not even moved. Could it
be that some glimmer of vision remained to him? or that his vision was
coming back?
Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не шевельнулась. Неужели у
него еще сохранились остатки зрения? Или оно снова возвращалось к нему?
"How do you do, Captain Larsen," she answered. "Pray, how did you know
I was here?"
-- Здравствуйте, капитан Ларсен, -- ответила Мод. -- Как вы узнали, что
я здесь?
"Heard you breathing, of course. I say, Hump's improving, don't you
think so?"
-- Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи, как вы считаете?
"I don't know," she answered, smiling at me. "I have never seen him
otherwise."
-- Не могу судить, -- промолвила она, улыбнувшись мне, -- я никогда не
знала его другим.
"You should have seen him before, then."
-- Жаль, что вы не видали его раньше!
"Wolf Larsen, in large doses," I murmured, "before and after taking."
-- Я принимал лекарство под названием "Волк Ларсен", и в довольно
больших дозах, -- пробормотал я. -- До и после еды.
"I want to tell you again, Hump," he said threateningly, "that you'd
better leave things alone."
-- Я еще раз повторяю, Хэмп, -- угрожающе проговорил он, -- оставьте
мою шхуну в покое!
"But don't you care to escape as well as we?" I asked incredulously.
-- Да разве вам самому не хочется выбраться отсюда? -- удивленно
спросил я.
"No," was his answer. "I intend dying here."
-- Нет, -- ответил он, -- я хочу умереть здесь.
"Well, we don't," I concluded defiantly, beginning again my knocking
and hammering.
-- Ну, а мы не хотим! -- решительно заявил я и снова застучал топором.
Next day, the mast-steps clear and everything in readiness, we started
to get the two topmasts aboard. The maintopmast was over thirty feet in
length, the foretopmast nearly thirty, and it was of these that I intended
making the shears. It was puzzling work. Fastening one end of a heavy tackle
to the windlass, and with the other end fast to the butt of the foretopmast,
I began to heave. Maud held the turn on the windlass and coiled down the
slack.
На другой день, расчистив степсы и подготовив все необходимое, мы
принялись втаскивать на борт обе стеньги, из которых я намеревался соорудить
временную стрелу. Грот-стеньга имела в длину более тридцати футов,
фор-стеньга была немного короче. Задача предстояла нелегкая. Взяв ходовой
конец тяжелых талей на брашпиль, а другим концом прикрепив их к основанию
грот-стеньги, я начал вращать рукоятку брашпиля. Мод следила за тем, чтобы
трос ровно ложился на барабан, а сходящий конец укладывала в бухту.
We were astonished at the ease with which the spar was lifted. It was
an improved crank windlass, and the purchase it gave was enormous. Of
course, what it gave us in power we paid for in distance; as many times as
it doubled my strength, that many times was doubled the length of rope I
heaved in. The tackle dragged heavily across the rail, increasing its drag
as the spar arose more and more out of the water, and the exertion on the
windlass grew severe.
Нас поразило, с какой легкостью пошла вверх стеньга. Брашпиль был
усовершенствованной системы и давал огромный выигрыш в силе. Но, разумеется,
выигрывая в силе, мы теряли в расстоянии. Во сколько раз брашпиль увеличивал
мои силы, во столько же раз увеличивалась и длина троса, который я должен
был выбрать. Тали медленно ползли через борт, и чем выше поднималась из воды
стеньга, тем труднее становилось вертеть рукоятку.
But when the butt of the topmast was level with the rail, everything
came to a standstill.
Но когда шпор стеньги поравнялся с планширом, дело застопорилось.
"I might have known it," I said impatiently. "Now we have to do it all
over again."
-- Как я об этом не подумал! -- вырвалось у меня. -- Теперь придется
начинать все сызнова.
"Why not fasten the tackle part way down the mast?" Maud suggested.
-- А почему не прикрепить тали поближе к середине стеньги? -- спросила
Мод.
"It's what I should have done at first," I answered, hugely disgusted
with myself.
-- С этого мне и следовало начать! -- сказал я, крайне недовольный
собой.
Slipping off a turn, I lowered the mast back into the water and
fastened the tackle a third of the way down from the butt. In an hour, what
of this and of rests between the heaving, I had hoisted it to the point
where I could hoist no more. Eight feet of the butt was above the rail, and
I was as far away as ever from getting the spar on board. I sat down and
pondered the problem. It did not take long. I sprang jubilantly to my feet.
Потравив тали, я спустил стеньгу обратно. Потом прикрепил тали примерно
на расстоянии трети ее длины от шпора. Проработав час, с небольшими
перерывами на отдых, я снова поднял стеньгу, но она опять застряла на
полдороге. Шпор стеньги на восемь футов торчал над планширом, но вытащить ее
всю на борт по-прежнему было невозможно. Я сел и стал размышлять над этой
задачей. Впрочем, довольно скоро я с торжествующим видом вскочил на ноги.
"Now I have it!" I cried. "I ought to make the tackle fast at the point
of balance. And what we learn of this will serve us with everything else we
have to hoist aboard."
-- Знаю теперь, что делать! -- воскликнул я. -- Надо было прикрепить
тали у центра тяжести. Ну ничего! Это послужит нам наукой, когда мы будем
поднимать на борт все остальное.
Once again I undid all my work by lowering the mast into the water. But
I miscalculated the point of balance, so that when I heaved the top of the
mast came up instead of the butt. Maud looked despair, but I laughed and
said it would do just as well.
Снова пришлось спустить стеньгу в воду и начать все сначала. Но на этот
раз я неправильно рассчитал положение центра тяжести, и когда стал тянуть
наверх, вместо шпора стеньги пошла ее верхушка. Мод была в отчаянии, но я
засмеялся и сказал, что сойдет и так.
Instructing her how to hold the turn and be ready to slack away at
command, I laid hold of the mast with my hands and tried to balance it
inboard across the rail. When I thought I had it I cried to her to slack
away; but the spar righted, despite my efforts, and dropped back toward the
water. Again I heaved it up to its old position, for I had now another idea.
I remembered the watch- tackle - a small double and single block affair -
and fetched it.
Показав ей, как держать рукоятку и как по команде потравить тали, я
ухватился обеими руками за стеньгу и попытался перевалить ее через борт. Мне
показалось, что цель уже достигнута, и я велел Мод травить, но тут стеньга
вдруг перевесилась и -- как ни старался я ее удержать -- свалилась за борт.
Тогда я снова взялся за рукоятку и вернул стеньгу в прежнее положение. У
меня появилась новая мысль. Я вспомнил о хватталях -- небольшом подъемном
приспособлении с двушкивным и одношкивным блоками.
While I was rigging it between the top of the spar and the opposite
rail, Wolf Larsen came on the scene. We exchanged nothing more than
good-mornings, and, though he could not see, he sat on the rail out of the
way and followed by the sound all that I did.
В ту минуту, когда я уже наладил хват-тали, на полубе у
противоположного борта появился Волк Ларсен. Мы поздоровались и больше не
обменялись ни словом. Он не мог видеть, что мы делаем, но, усевшись в
стороне, на слух следил за ходом работы.
Again instructing Maud to slack away at the windlass when I gave the
word, I proceeded to heave on the watch-tackle. Slowly the mast swung in
until it balanced at right angles across the rail; and then I discovered to
my amazement that there was no need for Maud to slack away. In fact, the
very opposite was necessary. Making the watch-tackle fast, I hove on the
windlass and brought in the mast, inch by inch, till its top tilted down to
the deck and finally its whole length lay on the deck.
Еще раз напомнив Мод, чтобы она потравила трос брашпилем, как только я
подам команду, я взялся за хват-тали и принялся тянуть. Стеньга начала
медленно наклоняться и скоро легла, покачиваясь, поперек планшира. И тут, к
своему удивлению, я обнаружил, что травить незачем, в сущности, требовалось
совершенно обратное. Закрепив хват-тали, я перешел к брашпилю и начал
вытягивать стеньгу дюйм за дюймом, пока она вся не перевалилась через
планшир и не упала на палубу.
I looked at my watch. It was twelve o'clock. My back was aching sorely,
and I felt extremely tired and hungry. And there on the deck was a single
stick of timber to show for a whole morning's work. For the first time I
thoroughly realized the extent of the task before us. But I was learning, I
was learning. The afternoon would show far more accomplished. And it did;
for we returned at one o'clock, rested and strengthened by a hearty dinner.
Я посмотрел на часы. Был уже полдень. У меня ломило спину, и я
чувствовал себя смертельно усталым и голодным. И за целое утро нам удалось
поднять на палубу одну только стеньгу. Только тут я по-настоящему понял, как
огромна предстоявшая нам работа. Зато я уже кое-чему научился. После обеда
дело будет лучше спориться, решил я. И не ошибся. В час дня, отдохнув и
основательно подкрепившись, мы вернулись на шхуну.
In less than an hour I had the maintopmast on deck and was constructing
the shears. Lashing the two topmasts together, and making allowance for
their unequal length, at the point of intersection I attached the double
block of the main throat- halyards. This, with the single block and the
throat-halyards themselves, gave me a hoisting tackle. To prevent the butts
of the masts from slipping on the deck, I nailed down thick cleats.
Everything in readiness, I made a line fast to the apex of the shears and
carried it directly to the windlass. I was growing to have faith in that
windlass, for it gave me power beyond all expectation. As usual, Maud held
the turn while I heaved. The shears rose in the air.
Меньше чем через час гротстеньга уже лежала на палубе, и я взялся за
сооружение стрелы. Связав верхушки обеих стеньг так, что более длинная
выступала несколько дальше, я прикрепил в месте соединения двушкивный блок
гафель-гарделя. В сочетании с одношкивным блоком и самим гафельгарделем это
дало мне подъемные тали. Чтобы шпоры стрелы не разъехались в стороны, я
прибил к палубе толстые планки. Когда все было готово, я привязал к верхушке
стрелы трос и взял его на брашпиль. Я все больше и больше проникался верой в
этот брашпиль -- ведь благодаря ему мои силы неизмеримо возрастали. Как уже
повелось. Мод следила за тросом, а я вертел рукоятку. Стрела поднялась.
Then I discovered I had forgotten guy-ropes. This necessitated my
climbing the shears, which I did twice, before I finished guying it fore and
aft and to either side. Twilight had set in by the time this was
accomplished. Wolf Larsen, who had sat about and listened all afternoon and
never opened his mouth, had taken himself off to the galley and started his
supper. I felt quite stiff across the small of the back, so much so that I
straightened up with an effort and with pain. I looked proudly at my work.
It was beginning to show. I was wild with desire, like a child with a new
toy, to hoist something with my shears.
Но тут я обнаружил, что забыл закрепить стрелу оттяжками. Пришлось
взбираться на верхушку стрелы, что я и проделал дважды. Наконец оттяжки были
прикреплены и стрела расчалена к носу, к корме и к бортам. Начинало
смеркаться. Волк Ларсен, который все время сидел в отдалении и в полном
молчании прислушивался к нашей работе, ушел в камбуз и занялся
приготовлением ужина. У меня так разломило поясницу, что я не мог ни
согнуться, ни разогнуться, но зато с гордостью смотрел на дело своих рук.
Результаты были налицо. Как ребенок, получивший новую игрушку, я сгорал от
нетерпения -- мне до смерти хотелось поднять что-нибудь своей стрелой.
"I wish it weren't so late," I said. "I'd like to see how it works."
-- Жаль, что темнеет, -- сказал я. -- Уж очень хочется поглядеть, как
она будет действовать.
"Don't be a glutton, Humphrey," Maud chided me. "Remember, to- morrow
is coming, and you're so tired now that you can hardly stand."
-- Не будьте таким ненасытным, Хэмфри! -- пожурила меня Мод. -- Не
забудьте, завтра опять предстоит работа. А ведь вы еле стоите на ногах.
"And you?" I said, with sudden solicitude. "You must be very tired. You
have worked hard and nobly. I am proud of you, Maud."
-- А вы? -- с участием поспешил спросить я. -- Вы, должно быть, страшно
устали. МодКак вы работали! Это же поистине геройство. Я горжусь вами.
"Not half so proud as I am of you, nor with half the reason," she
answered, looking me straight in the eyes for a moment with an expression in
her own and a dancing, tremulous light which I had not seen before and which
gave me a pang of quick delight, I know not why, for I did not understand
it. Then she dropped her eyes, to lift them again, laughing.
-- А я вами и подавно. И с большим основанием, -- отозвалась она и
посмотрела мне прямо в глаза. Сердце у меня сладко защемило -- ее глаза так
ласково лучились, и я уловил в них какое-то новое выражение. Я не понял его,
но необъяснимый восторг охватил меня. Мод опустила глаза. А когда она снова
подняла их -- они смеялись.
"If our friends could see us now," she said. "Look at us. Have you ever
paused for a moment to consider our appearance?"
-- Если б только наши знакомые могли видеть нас сейчас! -- сказала она.
-- Посмотрите, на что мы стали похожи! Вы когда-нибудь задумывались над
этим?
"Yes, I have considered yours, frequently," I answered, puzzling over
what I had seen in her eyes and puzzled by her sudden change of subject.
-- О да, и не раз, я же вижу вас перед собой, -- отвечал я, думая о
том, что мог означать этот огонек в ее глазах и почему она так внезапно
перевела разговор на другую тему.
"Mercy!" she cried. "And what do I look like, pray?"
-- Помилуйте! -- воскликнула она. -- На что ж я похожа?
"A scarecrow, I'm afraid," I replied. "Just glance at your draggled
skirts, for instance. Look at those three-cornered tears. And such a waist!
It would not require a Sherlock Holmes to deduce that you have been cooking
over a camp-fire, to say nothing of trying out seal-blubber. And to cap it
all, that cap! And all that is the woman who wrote 'A Kiss Endured.'"
-- Боюсь, что на огородное пугало, -- сказал я. -- Посмотрите только на
свою юбку: подол в грязи, повсюду дыры! А блузка-то вся в пятнахНе нужно
быть Шерлоком Холмсом, чтобы сказать, что вы готовили пищу над костром и
вытапливали котиковый жир. А головной убор один чего стоит! И это та самая
женщина, которая написала "Вынужденный поцелуй"!
She made me an elaborate and stately courtesy, and said, "As for you,
sir - "
Она сделала мне глубокий, церемонный реверанс и начала, в свою очередь:
-- Что касается вас, сэр...
And yet, through the five minutes of banter which followed, there was a
serious something underneath the fun which I could not but relate to the
strange and fleeting expression I had caught in her eyes. What was it? Could
it be that our eyes were speaking beyond the will of our speech? My eyes had
spoken, I knew, until I had found the culprits out and silenced them. This
had occurred several times. But had she seen the clamour in them and
understood? And had her eyes so spoken to me? What else could that
expression have meant - that dancing, tremulous light, and a something more
which words could not describe. And yet it could not be. It was impossible.
Besides, I was not skilled in the speech of eyes. I was only Humphrey Van
Weyden, a bookish fellow who loved. And to love, and to wait and win love,
that surely was glorious enough for me. And thus I thought, even as we
chaffed each other's appearance, until we arrived ashore and there were
other things to think about.
Минут пять мы поддразнивали друг друга, но под этими шутками
чувствовалось что-то другое, серьезное, и я невольно связывал это с новым
выражением, промелькнувшим в глазах Мод. Что это было? Неужели наши глаза
говорили помимо воли? Я знал, что мои глаза уже выдавали меня не раз, хотя я
и приказывал им молчать. Неужели Мод все же прочла в них призыв? И неужели
ее глаза отозвались на него? Что значил этот теплый мерцающий огонек и то
неуловимое, что я почувствовал в них и что нельзя определить Словами? Но
нет, это было невозможно! этого не могло быть! Я ведь не был искушен в
толковании красноречивых взглядов, я -- Хэмфри Ван-Вейден, книгочей и
затворник, влюбившийся нежданно-негаданно. И для меня любить и ждать,
стараться заслужить любовь было уже блаженством. Мы сошли на берег,
продолжая подшучивать друг над другом, а я все думал свою думу, пока
очередные дела не отвлекли меня.
"It's a shame, after working hard all day, that we cannot have an
uninterrupted night's sleep," I complained, after supper.
-- Какая, право, досадаРаботаешь целый день не покладая рук, а потом
нельзя даже спокойно поспать ночью! -- посетовал я после ужина.
"But there can be no danger now? from a blind man?" she queried.
-- Но ведь он же слеп. Какая опасность может нам грозить?
"I shall never be able to trust him," I averred, "and far less now that
he is blind. The liability is that his part helplessness will make him more
malignant than ever. I know what I shall do to- morrow, the first thing -
run out a light anchor and kedge the schooner off the beach. And each night
when we come ashore in the boat, Mr. Wolf Larsen will be left a prisoner on
board. So this will be the last night we have to stand watch, and because of
that it will go the easier."
-- Я боюсь его и не верю ему. А теперь, когда он ослеп, -- и подавно.
Беспомощность только сильнее озлобляет его. Впрочем, я знаю, что надо
делать, завтра с утра завезу небольшой якорь и стяну шхуну с берега. Вечером
мы будем возвращаться на шлюпке домой, а мистера Ларсена оставлять пленником
на шхуне. Сегодня уж отдежурим еще одну ночь -- в последний раз всегда
как-то легче.
We were awake early and just finishing breakfast as daylight came.
Наутро мы поднялись спозаранок, и, когда рассвело, наш завтрак уж
подходил к концу.
"Oh, Humphrey!" I heard Maud cry in dismay and suddenly stop.
-- Ой, Хэмфри! -- с отчаянием воскликнула вдруг Мод.
I looked at her. She was gazing at the Ghost. I followed her gaze, but
could see nothing unusual. She looked at me, and I looked inquiry back.
Я взглянул на нее. Она смотрела на "Призрак". Поглядев туда же, я не
заметил ничего необычного. Мод перевела глаза на меня, и я ответил ей
недоумевающим взглядом.
"The shears," she said, and her voice trembled.
-- Стрела!.. -- дрожащим голосом проговорила Мод.
I had forgotten their existence. I looked again, but could not see
them.
О стреле-то я и позабыл! Я взглянул снова -- и не увидел ее на прежнем
месте.
"If he has - " I muttered savagely.
-- Если только он... -- свирепо пробормотал я.
She put her hand sympathetically on mine, and said, "You will have to
begin over again."
Она успокаивающе коснулась моей руки.
-- Вам придется начать сызнова.
"Oh, believe me, my anger means nothing; I could not hurt a fly," I
smiled back bitterly. "And the worst of it is, he knows it. You are right.
If he has destroyed the shears, I shall do nothing except begin over again."
-- О, не беспокойтесь, я, конечно, бешусь понапраснуЯ ведь и мухи не
обижу, -- с горечью улыбнулся я. -- И хуже всего то, что он это знает. Вы
правы, если он уничтожил стрелу, я ничего ему не сделаю и начну все сызнова.
"But I'll stand my watch on board hereafter," I blurted out a moment
later. "And if he interferes - "
-- Но теперь уж я буду дежурить на шхуне, -- вырвалось у меня минуту
спустя, -- и если только он еще раз попытается что-нибудь сделать...
"But I dare not stay ashore all night alone," Maud was saying when I
came back to myself. "It would be so much nicer if he would be friendly with
us and help us. We could all live comfortably aboard."
-- Но я боюсь освавться одна ночью на берегу! -- очнувшись от своих
безрадостных мыслей, услышал я голос Мод. -- Если б можно было уговорить его
помочь нам... Мы могли бы тогда тоже жить на шхуне -- ведь это куда удобнее.
"We will," I asserted, still savagely, for the destruction of my
beloved shears had hit me hard. "That is, you and I will live aboard,
friendly or not with Wolf Larsen."
-- Так оно и будет, -- довольно свирепо заявил я, вне себя от того, что
моя драгоценная стрела уничтожена. -- Я хочу сказать, что мы с вами будем
жить на шхуне, а понравится это Ларсену или нет, мне все равно.
"It's childish," I laughed later, "for him to do such things, and for
me to grow angry over them, for that matter."
Успокоившись, я рассмеялся:
-- Ведь это же сущее ребячество с его стороны. И глупо, конечно, что я
злюсь.
But my heart smote me when we climbed aboard and looked at the havoc he
had done. The shears were gone altogether. The guys had been slashed right
and left. The throat-halyards which I had rigged were cut across through
every part. And he knew I could not splice. A thought struck me. I ran to
the windlass. It would not work. He had broken it. We looked at each other
in consternation. Then I ran to the side. The masts, booms, and gaffs I had
cleared were gone. He had found the lines which held them, and cast them
adrift.
Но, когда мы взобрались на борт шхуны и увидели учиненный Волком
Ларсеном разгром, сердце у меня заныло. Стрела исчезла бесследно. Правая и
левая оттяжки были перерублены, гафель-гардели разрезаны на куски. Ларсен
знал, что я не умею сплеснивать концы. Недоброе предчувствие охватило меня.
Я бросился к брашпилю. Да, он был выведен из строя. Волк Ларсен сломал его.
Мы с Мод обменялись унылым взглядом. Потом я подбежал к борту. Освобожденные
мною от обрывков снастей мачты, гики и гафели исчезли. Ларсен нащупал
удерживавшие их тросы и отвязал их, чтобы течение унесло весь рангоут в
море.
Tears were in Maud's eyes, and I do believe they were for me. I could
have wept myself. Where now was our project of remasting the Ghost? He had
done his work well. I sat down on the hatch-combing and rested my chin on my
hands in black despair.
Слезы стояли на глазах у Мод, и я понял, что она плачет от огорчения за
меня. Я и сам готов был заплакать. Прощай мечта об оснащении "Призрака"Волк
Ларсен потрудился на славу! Я сел на комингс люка и, подперев голову руками,
предался черной меланхолии.
"He deserves to die," I cried out; "and God forgive me, I am not man
enough to be his executioner."
-- Он заслуживает смерти! -- воскликнул я. -- Но, да простит мне бог, у
меня не хватит мужества стать его палачом!
But Maud was by my side, passing her hand soothingly through my hair as
though I were a child, and saying, "There, there; it will all come right. We
are in the right, and it must come right."
Мод подошла ко мне и, погладив меня по голове, словно ребенка, сказала:
-- Успокойтесь, успокойтесьВсе будет хорошо. Мы взялись за правое дело
и своего добьемся.
I remembered Michelet and leaned my head against her; and truly I
became strong again. The blessed woman was an unfailing fount of power to
me. What did it matter? Only a set-back, a delay. The tide could not have
carried the masts far to seaward, and there had been no wind. It meant
merely more work to find them and tow them back. And besides, it was a
lesson. I knew what to expect. He might have waited and destroyed our work
more effectually when we had more accomplished.
Я вспомнил Мишле и прижался к Мод головой. И в самом деле, через минуту
силы вернулись ко мне. Эта женщина была для меня неиссякаемым источником
силы. В конце концов стоит ли придавать значение тому, что произошло?
Простая задержка, отсрочка. Отлив не мог унести мачты далеко, а ветра не
было. Придется только еще повозиться, чтобы найти их и отбуксировать
обратно. Но это было для нас уроком. Теперь я знал, чего ожидать от Волка
Ларсена. А ведь он мог нанести нам еще больший урон, уничтожив нашу работу,
когда она была бы ближе к концу.
"Here he comes now," she whispered.
-- Вон он идет! -- шепнула мне Мод.
I glanced up. He was strolling leisurely along the poop on the port
side.
Я поднял голову. Волк Ларсен медленно шел по юту вдоль левого борта.
"Take no notice of him," I whispered. "He's coming to see how we take
it. Don't let him know that we know. We can deny him that satisfaction. Take
off your shoes - that's right - and carry them in your hand."
-- Не обращайте на него внимания! -- шепнул я. -- Он вышел посмотреть,
как все это на нас подействовало. Делайте вид, будто ничего не произошло.
Откажем ему хоть в этом удовольствииСнимите туфли и возьмите их в руки.
And then we played hide-and-seek with the blind man. As he came up the
port side we slipped past on the starboard; and from the poop we watched him
turn and start aft on our track.
И вот у нас началась игра в жмурки со слепым. Когда он пошел к нам
вдоль левого борта, мы проскользнули у правого и стали наблюдать за ним с
юта: он повернул и пошел следом за нами на корму.
He must have known, somehow, that we were on board, for he said
"Good-morning" very confidently, and waited, for the greeting to be
returned. Then he strolled aft, and we slipped forward.
Но он все же обнаружил наше присутствие, потому что уверенно произнес:
"Доброе утро!" -- и стал ждать ответа. Затем он направился на корму, а мы
перебрались на нос.
"Oh, I know you're aboard," he called out, and I could see him listen
intently after he had spoken.
-- Да ведь я же знаю, что вы на борту! -- крикнул он, и я видел, как он
напряженно прислушивается.
It reminded me of the great hoot-owl, listening, after its booming cry,
for the stir of its frightened prey. But we did not fir, and we moved only
when he moved. And so we dodged about the deck, hand in hand, like a couple
of children chased by a wicked ogre, till Wolf Larsen, evidently in disgust,
left the deck for the cabin. There was glee in our eyes, and suppressed
titters in our mouths, as we put on our shoes and clambered over the side
into the boat. And as I looked into Maud's clear brown eyes I forgot the
evil he had done, and I knew only that I loved her, and that because of her
the strength was mine to win our way back to the world.
Он напоминал мне огромного филина, который, испустив свой зловещий
крик, слушает, не зашевелится ли вспугнутая добыча. Но мы не шевелились и
двигались только тогда, когда двигался он. Так мы и бегали по палубе,
взявшись за руки, -- словно двое детей, за которыми гонится великан-людоед,
-- пока Волк Ларсен, явно раздосадованный, не скрылся у себя в каюте. Мы
давились со смеху и весело переглядывались, обуваясь и перелезая через борт
в шлюпку. И, глядя в ясные карие глаза Мод, я забыл все причиненное нам зло
и знал одно: что я люблю ее и что с нею найду в себе силы пробиться обратно
в мир.
For two days Maud and I ranged the sea and explored the beaches in
search of the missing masts. But it was not till the third day that we found
them, all of them, the shears included, and, of all perilous places, in the
pounding surf of the grim south-western promontory. And how we worked! At
the dark end of the first day we returned, exhausted, to our little cove,
towing the mainmast behind us. And we had been compelled to row, in a dead
calm, practically every inch of the way.
Два дня мы с Мод бороздили на шлюпке море, объезжая остров в поисках
пропавшего рангоута. Только на третий день мы нашли его -- весь целиком и
даже нашу стрелу. Но, увы, в самом опасном месте -- там, где волны с бешеным
ревом разбивались о суровый юго-западный мыс. И как же мы работалиУже
смеркалось, когда мы, совершенно обессиленные, причалили к нашей бухточке,
таща на буксире гротмачту. Стоял мертвый штиль, и нам пришлось грести весь
долгий путь.
Another day of heart-breaking and dangerous toil saw us in camp with
the two topmasts to the good. The day following I was desperate, and I
rafted together the foremast, the fore and main booms, and the fore and main
gaffs. The wind was favourable, and I had thought to tow them back under
sail, but the wind baffled, then died away, and our progress with the oars
was a snail's pace. And it was such dispiriting effort. To throw one's whole
strength and weight on the oars and to feel the boat checked in its forward
lunge by the heavy drag behind, was not exactly exhilarating.
Еще день изнурительной и опасной работы -- и к грот-мачте прибавились
обе стеньги. На третий день я, доведенный до отчаяния такой проволочкой,
связал вместе фок-мачту, оба гика и оба гафеля наподобие плота. Ветер был
попутный, и я надеялся отбуксировать груз под парусом. Но вскоре ветер