- Шварцман пришел?
- Да, Александр Владиславович. Пригласить?- голос секретарши из интеркома резанул по ушам в покойной тишине кабинета.
- Давай,- Народный Председатель поудобнее устроился в своем вращающемся кресле, поерзал, находя позу, в которой проклятый бок почти не напоминал о себе.- Давно уж пора ему было появиться.- Он придал голосу недовольные нотки, долженствующие продемонстрировать секретарше- и Шварцману- на другом конце провода хозяйское порицание.
Не далее, чем через секунду, дверь в кабинет приоткрылась, и в получившуюся щель бочком протиснулся Шварцман. На его толстом лице плавала неуверенная улыбка. Председатель не помнил, сколько раз тот протискивался в дверь подобным образом, мерцая этой идиотской гримасой, абсолютно не соответствующей его действительному настроению. Насколько Председатель знал, еще никому и никогда не удалось смутить главу его канцелярии и - по совместительству- тайной полиции и внутренней безопасности.
- Можно?- неуверенным голосом спросил Шварцман. Председатель внимательно посмотрел на него.
- Интересно, я когда-нибудь тебе отвечал, что нельзя?- задумчиво проговорил Председатель.- Заходи, дорогой, гостем будешь,- он широким жестом показал на стул перед его императорским столом. Присаживайся. Что нового?
Шварцман все так же, бочком, пробежал по комнате и плюхнулся на указанный стул, жалобно скрипнувший под его весом. Хороший стул, по спецзаказам делавшийся. Но явно не императорский. Двести лет он точно не продержится. Особенно, если такие, как Шварцман, на него будут плюхаться. Председатель невольно хмыкнул, но тут же придал своему лицу фальшиво-радушное выражение.
- Ну здравствуй, Павел ты наш Семенович,- протянул он вялым голосом.- Что хорошего на этот раз скажешь?
Павел наш Семенович посмотрел на него одним глазом и ничего не сказал. Он прекрасно разбирался в оттенках начальственного голоса и знал, что эта фраза не требует ответа. Пока не требует.
- Молчишь...- продолжил Председатель.- И правильно делаешь, ничего у тебя нет хорошего. Заговоры под боком зреют, студенты волнуются, саботажники народные продукты укрывают. Бардак в твоем ведомстве, дорогой товарищ Шварцман. Что скажешь на это?
- Жисть моя жестянка, Александр Владиславович,- скромно потупился Шварцман.- Не поверите, совсем текучка заела, на серьезные дела даже и времени не остается.- Он развел руками.- Все больше на мелочи время уходит.- Шварцман сокрушенно вздохнул, придав лицу скорбное выражение.- Но насчет заговоров и саботажников- это вы, Александр Владиславович, зря.- На его лице к скорби добавилась еще и легкая обида.Совсем легкая, чтобы шеф ненароком не обиделся сам. - Здесь работа у нас идет, кипит, можно сказать. Вот недавно еще одного нашли. Заговорщика, хе-хе. Молодой и весь такой деятельный... Горит желанием поработать на благо общества, горы для этого своротить, но главное- местечко себе потеплей и повыше отхватить. Далеко пойдет парень... если не пристрелят ненароком.- Его рот скривился в сардонической ухмылке.- Всего-то он сейчас завснаб в зачуханном министерстве, а апломба- как у президента Сахары.- Он покачал головой.- И студенты не так уж и волнуются, мы волнуемся больше. Крикуны молодые, в массе- прямо волки, а как поодиночке на доследование вызовешь- овцы овцами. Только и заботы у них, как бы побыстрей до мамочки добраться.- Шварцман изобразил притворное сочувствие.- Ну да молодые они еще, горячие, опыта жизненного никакого...
- До мамочки, говоришь?- раздумчиво пробормотал Председатель.- До мамочки... да...- Он внезапно наклонился вперед, его глаза впились в лицо посетителя.- А вот скажи ты мне, друг милый, как же это на последней акции у тебя люди погибли? А? Как это твои доблестные усмирители умудрились под свои же танки попасть? И какого черта ты вообще туда танки погнал, объясни мне на милость? С сахарским спецназом воевать, что ли, собрался?
Лицо Шварцмана стало абсолютно бесстрастным. Откуда это старый козел узнал подробности последней акции? Я ему точно не говорил, и никто из моих людей тоже. Дуболом, что ли, подсидел? Да когда же успел, гад? Вот черт, а я-то было возомнил о себе... Старею. Теряю осторожность. Как бы мне не проколоться на таких мелочах, а то обидно будет- сойти с дистанции почти на самом финише. Ну-ка, ну-ка, поосторожней.
- Суворов, дубина, перестарался...- С досадой в голосе ответил он.- Я не уследил. Генерал наш непобедимый, ему бы баранами на пастбище командовать. Я тоже виноват, само собой. Этому вояке было сказано- стандартные средства борьбы с толпой плюс что-нибудь бронированное, с водометами. А он танкист бывший, Шварцман употребил крепкое выражение, характеризующее профессию генерала,- так для него бронированное, как оказалось, означает исключительно "Коровиных". Знал бы, сам бы операцию провел.- Он тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя хорошо осознанную вину. Ни он, ни его собеседник ни на грош не верили подобной демонстрации раскаяния, но Шварцман считал необходимым время от времени демонстрировать хозяину свою глупость. Пока это было полезным.- Но ведь это не просто очередной разгон толпы. Газеты мы уже придержали, так что ни о чем, кроме дебоша пьяных распоясавшихся студентов, публика не узнает. Тут все путем. А вот тот шут на непонятной машине... Он-то и есть наш главный гвоздь в заднице.Шварцман исподтишка наблюдал за Председателем. На сообщение о вмешательстве неизвестной силы (когда Шварцман задумывался об этом, у него начинали бежать мурашки по спине. Неизвестная сила в государстве, которое вот уже три сотни лет контролирует полмира!) тот никак не среагировал. Значит, босс таки не совсем из ума выжил. Подстраховался начальник, не стал все яйца в одну корзину класть. Завел-таки себе еще один источник информации. Ну так ведь недаром он уже пятый срок председателем тянет. Интересно, кто может этим вторым источником быть? Дуболому не все ниточки обрубили в свое время? Не зря же его опять наверх вытянули...- Дело в том, что у меня нет даже предположения, кто это может быть. Вот уж хоть казните на месте или в отставку по старости отправляйте- нет, и все тут! Впервые со мной такое за много лет...- Шварцман нервно потер руки. Он подумал о новом плане, который мог сорваться даже из-за чиха, а не то что от неизвестной силы, и попытался устроиться на стуле поудобней. От внимания Председателя не укрылось, что эта нервозность уже не была наигранной. Да, старый волк срабатывается. Ведь чистокровный еврей, с характером саутическим и стойким, и ни капли немецкой крови в нем нет, о чем бы не перешептывались недоброжелатели (интересно, а желает ли ему добра кто-нибудь, кроме непосредственных холуев?). Если уж действительно он так ерзает, как сейчас, значит, либо нервишки пошаливать начинают, либо действительно прохлопал что-то серьезное. Либо в какие-то свои игры играет. Впрочем, в любом случае пора его потихоньку задвигать. Стареет, хватку теряет... "-Он слишком много знал,- сказал шпион Сидоренко." Председатель усмехнулся возникшей в голове фразе из какого-то старого, еще времен Большого Рывка, детектива. Интересно, кстати, как наш рыцарь плаща и кинжала воспримет эту усмешку? Ну ничего, начальник должен быть слегка загадочным, держать подчиненного в неуверенности, а то какой же он начальник... Того и гляди, подчиненный решит, что сам все знает и понимает, того и гляди, задумается, а нужен ли ему вообще начальник. Или не стать ли ему самому начальником. Кстати, это мысль. Проверим-ка, не решил ли Шварцман опять сыграть в "короля горы". Сейчас же после встречи науськаю на него Дуболома. Не знаете вы еще, господин Шварцман, про новые обязанности Дуболома, и это хорошо, что не знаете. Для меня хорошо, а вот для вас, может быть и плохо. Председатель стер с лица усмешку.
- Так, говоришь, не знаешь?- обманчиво безразлично проговорил он.- Не знаешь... Ну и ладно, подумаешь, эка невидаль. Мало, что ли, у нас тут неизвестных шляется, кто с помощью собачьего свистка танковую атаку остановить может. Останавливают, и шут с ними. Так, что ли?!- гаркнул он во все горло. Горло явно обиделось на такой неделикатный переход и надсадно засвербело. Это разозлило Председателя, и играть дальше роль нужды не стало- натуральные эмоции неплохо подходили.- Болван чертов! Ты представляешь, что это такое?! Непонятно кто, непонятно как, непонятно чем вырубает батальон пехоты и танковый взвод в течение нескольких секунд, а ты даже предположить не можешь, кто за этим стоит! А если это Сахара, мать ее за ногу, диверсии устраивает? Это второй мировой войной пахнет, а ты не знаешь? Я тебя вообще зачем держу?- Председатель откинулся в кресле с побагровевшим лицом. Он несколько секунд тяжело дышал, в упор глядя на начальника тайной полиции.- Ну, что молчишь? Хоть что-то ты сказать можешь, или мне тебя прямо сейчас на пенсию отправить?
Шварцман исподлобья поглядел на Председателя. Тот ответил ему не менее мрачным взглядом, так что Шварцман понял, что его отставка- не пустая угроза. Если сейчас же он не придумает, что сказать, то, вполне вероятно, его песенка спета.
- Вряд ли Сахара имеет к этому отношение,- сказал он.- Они же у нас Великая Республика, а в великой республике без решения парламента их задрипанного даже осень не начнется. Прошла весна, настало лето, спасибо Партиям за это... В парламенте же у них про войну никаких разговоров не было- до вчерашнего вечера, во всяком случае, сегодняшние отчеты до нас еще не дошли. А если это без парламента раскручивается, то не стали бы они- кто бы они не были- так рисковать своей шкурой раньше времени. А то ведь Военный Комитет у них даже Верховного Маршала из кресла вышибет, если его насморк им не понравится. Да и потом, новое оружие применять не на поле боя, а при подрывной деятельности- ну не полные же идиоты у них там сидят! Кроме того, еще разные мелкие детали,- Шварцман сделал паузу, как бы откашливаясь.
- Ну, ну, продолжай, голубчик, не тяни,- бархатным тоном промурлыкал Председатель. Неожиданно он напомнил Шварцману кота, играющего с мышью, то выпуская, то втягивая когти.- Какие там у тебя еще детали?
- Например, его машина. Ни у нас, ни в Сахаре такие не делают. Более того, мы прокрутили пленку- ну, с полицейских телекамер в саду- нескольким экспертам по автомобилям. Знатокам, так сказать, экстра-класса.- Мгновение Шварцман раздумывал, не стоит ли изобразить на лице сардоническую усмешку, чтобы продемонстрировать свое отношение к знатокам, и решил, что не стоит.Иначе что же у него за служба получается, если она лучших экспертов для дела привлечь не может? Эксперты были действительно не самые лучшие, но только таких удалось достать за полдня, что были в их распоряжении между извлечением пленки и вызова к шефу.- Так вот, знатоки утверждают, что ни одна машина этого класса- если судить о ее классе по размерам и обводам двигательного отсека- так вот, ни одна машина этого класса в принципе не может развить такое ускорение на таком отрезке. Кроме того- как говорят военные- в мире по пальцам можно пересчитать пилотов истребителей, которые могли бы выдержать такое ускорение и остаться в полном сознании для того, чтобы управлять кораблем, а ведь эта чертова штуковина перед тем, как исчезнуть из поля зрения камеры, крутанула пару "бочек"!Шварцман достал из кармана платок и вытер им вспотевшую лысину.- Шеф, они как будто издеваются над нами. Может быть...
- Говори, говори,- подбодрил его Председатель. Он уже не походил на кошку и что-то прикидывал в уме.
- Может быть, они просто демонстрируют силу?
- Зачем?- коротко спросил Председатель. Видимо, ему тоже пришла в голову эта мысль. Шварцман почувствовал невольное разочарование из-за того, что идея, до которой он додумывался со вчерашнего дня, оказалась такой очевидной для хозяина.
- Я думаю, они хотят пойти на переговоры.- От волнения Шварцман поперхнулся, на этот раз по настоящему. Председатель терпеливо дождался, пока он прочистит горло.- Они чего-то хотят от нас, но не хотят идти на переговоры без козырей в руках. Они показывают, на что способны. Я думаю, что в ближайшее время они выйдут на контакт, а если нет, то я найду их. Они засветились и теперь уже не могут скрываться. Я найду их.- Шварцман замолчал.
Председатель некоторое время смотрел на него изучающим взглядом.
- Найди их,- наконец проговорил он.- Прочеши все. Проверь Сахару. Прочеши Австралийский Архипелаг. Подкопайся под Американскую гряду. Перетряхни каждую песчинку в сибирских пустынях, но найди их. Сроку тебе на это- неделя. Не выполнишь- извини. И еще.- Председатель замолчал, на этот раз надолго.- Имей в виду- мы должны вступить с ними переговоры. Никакого насилия, даже никаких приказов- исключительно просьбы, слезные и униженные. Они должны прийти к нам, полностью уверенные в нашем дружелюбии - и слабости. А дальше мы посмотрим. Посмотрим... Как ты сказал, этот парень в парке назвал себя?- неожиданно спросил он.- Хранитель?
- Хранитель,- ответил Шварцман. Он точно помнил, что не говорил этого председателю.
- Хранитель,- эхом откликнулся Председатель.- Ну что ж, пусть будут Хранители. А дальше посмотрим. Свободен.
* * *
Когда человек подходит к порогу этой комнаты, ему не приходится открывать ее дверь. Умные механизмы сами знают, что надо делать. Тонкая пленка рвется посередине, и отверстие стремительно распахивается во весь дверной проем, словно капля масла, растекающаяся по поверхности воды. Среди наивных новичков ходят слухи, что тот, кто находит в себе мужество переступить порог, уже никогда не возвращается назад. По крайней мере таким, каким он был до этого. Старшие называют эту комнату Серым Туманом, хотя некоторые зовут ее Вратами Сомнений. Но никто из тех, кому довелось побывать в ней, не рассказывал, что пережили за этой дверью, что может случиться с тем, кого любопытство или отчаяние толкнуло переступить этот порог. И только одно известно достоверно и передается из уст в уши: никто еще не рискнул перешагнуть этот порог дважды.
Но это все сказки. Действительность куда обыденнее. И страшнее.
Хранитель останавливается перед дверным проемом, приглашающе распахнутым перед ним. Дверь открыта, но глаз не видит за ней ни малейшей зацепки для себя. Лишь серый туман клубится перед его глазами, притягивая к себе и отталкивая от себя. Долго Хранитель стоит перед порогом, как бы в тягостном сомнении, хотя сторонний глаз вряд ли мог бы уловить его колебания, если бы, конечно, мог быть здесь сторонний глаз. Но дверь расположена в отдаленном сегменте Базы, и нет здесь случайного прохожего, кто мог бы ненароком смутить колеблющегося. Ведь только сам человек может определить здесь свою судьбу, и не должно здесь Случаю вмешиваться в дела Рока.
Медленно, почти нерешительно,- хотя почему же "почти"?- Хранитель переступает порог. Сторонний наблюдатель, тот, которого здесь быть не может, увидел бы, как он пропал в тумане, растворившись в нем мгновенно и бесповоротно, как камень в полночном омуте, и тихо клацнула, закрываясь, мембрана двери. Хранитель же видит перед собой не туман, но малую залу с камином, растопленным в дальнем ее конце. Одинокое кресло, однако, придвинуто отнюдь не к приветливому огню, а к настежь распахнутому двустворчатому окну, выходящему на занавешенную дождем речную долину, за которой изредка проглядывает, освещаемый редкими молниями приближающегося шторма, ночной лес. Снаружи тянет промозглой сыростью, но далекие молнии сверкают пока в почти полной тишине, и ни один звук, кроме шелеста полуночного дождя, не проникает сквозь окно. Хранитель молча садится в кресло и долго смотрит на грозу. Сейчас у него уже не бесстрастное, но искаженное болью и мукой лицо бесконечно усталого человека. Наконец он говорит, не обращаясь к никому:
- Зачем?
И опять тишину нарушает только шум дождя, и затем опять Хранитель говорит:
- Зачем?- он стискивает зубы, но переборов себя, продолжает.- Зачем я делаю все это? Все уходит, как вода в песок.- Опять долгая пауза. Похоже, что говорить для него сейчас не легче, чем ходить по раскаленному углю.- Я не могу изменить людей, и все, что мы делаем, не дает всходов. У нас нет противника, кроме тех самых людей, которых мы охраняем, но мы как будто деремся с тенями- ведь еще никто не смог охранить человека от самого себя. Мы- это вода, уходящая в песок...- Повторяет он едва слышно, как бы пытаясь скрыть это от самого себя. Он закрывает глаза.- Я боюсь, что с самого начала допустил ошибку....- Он резко осекается.
И вновь тишина нарушается только шумом дождя и треском поленьев в очаге. Но вот в комнате раздается другой голос, одновременно похожий и не имеющий ничего общего с голосом Хранителя. И этот голос говорит:
- Однажды девчонка, которую родители впервые в жизни отпустили с подружками в двухдневный поход с ночевкой, в лесу попалась в руки бандитов. Это была не первая их жертва. Не первая и наверняка не последняя, если бы не Хранитель, решивший положить конец их преступлениям. Девочка осталась живой, а бандиты наконец-то попались в руки полиции.
- Я знаю,- медленно отвечает сидящий в кресле.- Я был тем самым Хранителем. Но девочка уже больше никогда не пойдет в лес даже с мужем и взрослыми сыновьями. Сам знаешь, для суда нужны убедительные доказательства преступления, а не предположения о намерениях. А потом один из нападавших был убит сокамерниками в следственном изоляторе, двух же его товарищей были публично повесили на площади. Три жизни оборваны, четвертая искалечена. Не слишком-то удачный пример.
- Однажды человек, слишком много думавший о своих обидах,- продолжает второй голос,- решил занять место своего начальника, честного и весьма достойного человека. Он попросил шефа до вечера положить в личный сейф сверток якобы с деньгами, которые вечером он должен был отдать другу в долг. Доверчивый шеф не знал, что в свертке был полицейский пистолет. Пистолет, который его подчиненный забрал поздно вечером у участкового, ударив того камнем по голове. Но в оружейной лаборатории на пистолете нашли отпечатки пальцев, принадлежащие клеветнику, хотя тот точно помнил, что брал оружие только одетыми в перчатки руками.
- Я помню и эту историю,- вновь отвечает сидящий в кресле,- но участковый, незлобивый добродушный человек, оставил свою работу в полиции. Он не смог заставить себя и дальше хорошо относиться к окружающим. Испуг и травма сделали для него отвратительной ту работу, которую он любил и на которой он приносил реальную пользу людям. Почему? Всего лишь потому, что его всегда разряженное оружие понадобилось, чтобы спасти другого хорошего человека от беспринципного подонка. А тот, кого я спасал, через полгода развелся с горячо любимой до этого женой и сейчас лечится от шизофрении. Этот пример, кажется, даже хуже, чем предыдущий.- Он мрачно усмехается каким-то своим мыслям.
- Однажды,- не унимается бесплотный голос,- некая нефтяная компания послала молодого геолога на Австралийский Архипелаг. Паренек пообещал найти для нее нефть на Тихоокеанском шельфе. На беду туземного племени, проживающего на островах в этом районе, нефть там действительно была, так что им недолго оставалось жить в мире на прадедовских землях. Но после первой же ночи молодой геолог улетел назад, объяснив это несносным климатом. Но если бы он не был блондином от рождения, ему пришлось бы объяснять окружающим седые волоски в шевелюре. Тем временем нефтяная компания попала в затяжной финансовый кризис, а затем и вовсе разорилась, так что аборигены сохранили свои земли.
- И опять ты не сказал ничего для меня нового,- вздыхает Хранитель в кресле,- только забыл упомянуть, что тот геолог был слишком честолюбив и не пожелал меня выслушать, когда я объяснял ему, что станет с несчастными туземцами. Он был молод, ему было наплевать на чувства окружающих, и ему была важна только его карьера. Мне пришлось прибегнуть к ментоблоку с частичным разрушением воспоминаний. Прибегнуть к подавление личности по первой категории. Позже я понял, что можно было решить проблему и другим путем, гораздо более мягким, но было поздно. А те туземцы до сих пор живут в тростниковых хижинах в джунглях, и до пятнадцати лет у них доживает чуть больше половины. И про персонал той несчастной компании я даже не упоминаю- немногим из них удалось снова найти работу по специальности. В сахаритской нефтепереработке тогда был кризис...
Другой голос молчит, и в комнату начинают проникать пока еще еле слышные раскаты грома. Хранитель снова начинает говорить:
- Хоть и могущественный, я- всего лишь человек. Мне свойственно ошибаться, и я могу лишь сократить число ошибок, но не избегнуть их. И не из-за ошибок мне плохо. Просто я наконец-то понял, какой вред организация Хранителей наносит обществу. К какой катастрофе приведут наши последние планы... да что там, вся наша деятельность.- Он опять мрачно усмехнулся.- Я понимаю, к чему ты клонишь, Робин, недаром я тебя проектировал. Твоя задача- вытащить на поверхность то, что Хранитель хотел бы, но не может забыть, заставить осознать свои страхи. Ты хочешь, чтобы он взглянул им в глаза- и забыл, победив, ведь Хранитель только тогда становится Хранителем, когда доказывает, что может управлять своим разумом. Надо признать, это у тебя хорошо получается. Ты напомнил мне то, что я давно забыл, но что терзало меня все это время. Но это далеко не все. Есть вещи о которых даже ты, всемогущий и всеведущий почти как Создатель, понятия не имеешь. Разумеется, ты помог мне. Я действительно чувствовую себя лучше, но не намного. У меня другая проблема.- Он помолчал, как бы решаясь на что-то.- Робин, я считаю, что Хранители должны уйти.
Ослепительная вспышка молнии заливает комнату безжалостным белым светом, раскат грома хлещет по слуху. Шелест дождя превращается в рев урагана, подоконник заливает потоком воды, которая, однако, не льется на пол. Хранитель недовольно морщится.
- Я думаю, ты переборщил со спецэффектами,- говорит он.- Кульминация кульминацией, но наигранность ни к чему. Впрочем, сейчас это не важно. Я хочу, чтобы ты попытался опровергнуть то, что я скажу.
- Говори,- раздается голос невидимого собеседника,- хотя психоаналитик- не обязательно лучший вычислитель. Впрочем, я учту это на будущее. В следующий раз в исповедальне будет стоять арифмометр.
- Надо же, у тебя прорезалось чувство юмора,- слегка улыбается человек, но улыбка тут же исчезает с его лица.- Робин, мы изымаем из общества самых талантливых людей, юношей и девушек, в самом продуктивном возрасте. Именно тогда поэт пишет лучшие стихи, математик создает новое направление в науке, а агроном выводит свой сорт пшеницы. Но, знаешь, когда появляется торжественно-мрачный человек с голограммой над плечом- дурацкий же знак, скажу я тебе,- и заявляет: ты нужен обществу, трудно устоять. Ведь Родина в опасности, человечество на переломном рубеже, а тебе в руки сама просится безграничная власть над природой и людьми. Ну кто же не мечтал спасти мир- а мы заботимся выбирать тех, что поскромнее, кто согласен быть неизвестным спасителем,- и говорим: выбирай. Выбирай, но помни- второго шанса не будет. Ну какой же романтик-недоросль откажется? И вот новый Хранитель торжественно вступает в наши ряды и с ходу окунается в работу. И работает год, другой, третий... А затем приходит отрезвление. Безразличие вначале, отчаяние и злость на себя под конец. О, конечно, мы отправляем их на заслуженный отдых, но... ты лучше меня знаешь статистику. Пять лет в среднем- это ужасно. И никто- никто!- уже не возвращается к своему прежнему занятию. Был такой Таяма- перед тем, как попасть к нам, учился на литературном, в Университете Фудзи. Я видел его повести. Он мог бы стать выдающимся писателем, но на него уже положил глаз ты, Робин, вместе с Сорок Третьим. Машина не ошибается, и если ты говоришь, что пригоден, значит, это правда. А у нас такой дефицит кадров! Какие там повести... Через пять лет он вышел в отставку, а месяцем позже утонул. Упал с моста в машине. В полицейском протоколе написано про неисправные тормоза, но, скорее всего, это очередное самоубийство. Типичный пример. Мы берем чистейших людей и бросаем их в самую грязь, к подонкам общества, насильникам, бандитам, предателям, к разной сволочи, тайной и явной. Как тут не свихнуться! Мало кто держится у нас больше пятнадцати лет. Я- редкое исключение. Редкое, но отнюдь не счастливое.- Хранитель опять замолкает, прислушавшись к уже не ревущему, а просто стучащему по жестяному подоконнику дождю. Молнии опять сверкают в отдалении, гром словно рассыпает дробь в деревянной коробке. Гроза, похоже, удаляется.
- Все Хранители знают, на что идут,- отвечает Робин, пользуясь паузой.- Их предупреждают о последствиях, в том числе приводят и твою статистику. Ты давно не занимался вербовкой, так что эта часть процедуры тебе может быть и неизвестна. И еще,- продолжает он, перебивая пытающегося что-то сказать собеседника,- мы не только обезвреживает разную мразь, мы еще и двигаем человечество вперед. Мы ускоряем его развитие...
- Как возчик ускоряет лошадь, нахлестывая ее вожжами!- перебивает его Хранитель.- Только вот лошадь и загнать можно ненароком. Какое право я имею кого-то ускорять? И в ту ли сторону я ускоряю несчастное человечество? Кто может поручиться, что от движения по нынешнему пути будет польза? А смогут ли Хранители, если что, уйти? Или они стали тайным наркотиком, без которого общество уже не сможет двигаться вперед? Сплошные вопросы без ответов. А вред от изъятия талантов виден невооруженным глазом. Я знаю, какими Хранители были в начале пути, и вижу какие они сейчас. Кучка патрициев, тайно правящих миром, и одновременно- рабы, рабы сомнительных идей! И постоянно это прогрессорство выходит нам- и человечеству- боком. Да, мы предотвратили вторую мировую войну, но теперь приходится держать военных на коротком поводке - нет общественного мнения, которое могло бы удержать их от массовой мясорубки. Да, мы не дали сбросить бомбу на Хиросиму - и люди не знают, что такое атомная война. Зато обычных арсеналов сейчас накоплено достаточно, чтобы уничтожить всю планету. Мы ограждаем его от отрицательного опыта, ведь допускать этот опыт- против наших принципов. Но прежде, чем организм выработает иммунитет к болезни, он должен ей переболеть. И если завтра что-нибудь случится с Хранителями, человечество рискует в одночасье прикончить себя. Мы стали своими собственными заложниками и это еще полбеды. Но мы сделали нашими заложниками всех людей. Мы руководствуемся благими намерениями, но известно, куда ведет вымощенная ими дорога...