Лубенец Светлана. Школьная любовь

Себя уж не помнили мы…
 
   Она остановилась и посмотрела на меня выжидающе.
   – Это любовь! – убежденно заявила я.
   – Ты думаешь? – задумчиво переспросила Маринка.
   – Конечно! Никаких сомнений!
   – Ах, откуда тебе знать!
   Я спохватилась: да, действительно, мне неоткуда было знать, я сказала ей об этом, я согласилась, но при этом принялась убеждать ее, что я чувствую, что твердо убеждена в том, что это – та самая настоящая любовь, о которой мечтает каждая девчонка.
   Маринка смущенно улыбалась, рассеянно срывала сухие метелки с прошлогодней прибрежной травы, и вообще она была вся такая рассеянная, романтичная, нежная. А я вилась вокруг нее, выспрашивала, хватала ее за руку, заглядывала в глаза, впитывала каждое слово.
   Так мы дошли до ее дачи. И там смотрели старое видео, где нам лет по тринадцать. Нас снимал Маринкин отец на камеру, тогда тоже была весна, и я впервые приехала на дачу. Я там получилась очень смешная, в растянутой сиреневой кофте, с косой…
   Выходные промелькнули быстро. Домой я вернулась наполненная Маринкиной тайной и Маринкиной любовью.
   Мы снова сидели вместе на уроках, шушукались на переменах, бегали друг к другу в гости и постоянно обсуждали Стаса. Что он сказал, что сделал, как выглядел. Я ни разу не видела его. Да мне и в голову не приходило предложить Маринке познакомить нас. Иногда Маринка исчезала, и тогда я знала, что она где-то со Стасом, а потом она появлялась, вся такая загадочная, и мы опять уединялись и говорили о нем.
   Илона ушла в тень. Нет, я не забыла о ней, мы по-прежнему возвращались вместе домой, нам ведь было по пути. Но теперь с нами снова была Лариса, а при ней не очень-то поговоришь. Да и не могла же я рассказать Илоне чужую тайну.
   Так прошел май, началось лето, и мы все разъехались на каникулы.

4 Тимофей

   Летом мы изредка перебрасывались эсэмэсками. Маринка отвечала односложно и очень редко. Я знала, что она сидит на даче, а ее возлюбленный Стас уехал домой к родителям, ведь у него тоже были каникулы.
   Зато с Илоной мы подолгу болтали по телефону, да еще и писали друг другу. Она, как обычно, проводила лето в Одесской области, а я довольно много путешествовала: сначала побывала в Крыму, потом с родителями в Греции и напоследок около месяца просидела в деревне у деда с бабушкой.
   Лето как-то очень быстро кончилось, оно всегда так кончается: кажется, вот, началась совсем другая жизнь, и даже начинаешь привыкать к этой новой жизни, врастать в нее, а потом глядь – конец августа, ты в самолете, и уже объявляют посадку, и ты с трудом понимаешь, что стюардесса произносит название твоего родного города, температуру за бортом самолета и все такое.
   Помню, как вошла в квартиру, и так накатило что-то. Бросила сумку, плюхнулась на диван и замерла. Мама говорит:
   – Вещи разбери.
   А я подняться не могу, сил нет, и все.
   Потом, конечно, пришла в себя. Вечером даже начала звонить друзьям, выяснять, кто где. Так вот, Маринка дома была, а Илона еще не вернулась. Она не торопилась, это понятно. Тамошняя жизнь устраивала ее куда больше здешней.
   С Маринкой мы встретились на следующий день. Она осталась такой же бледной, казалось, что она еще похудела и еще вытянулась. У Маринки кожа слишком чувствительная, она загорать не может. Зато каждую весну она покрывается веснушками и у нее сразу же обгорает нос. Маринкино время – зима и осень. Мое – весна и лето. Так уж получилось.
   Август выдался жаркий. Маринка носила широкополую шляпу, длинный сарафан и солнечные очки, закрывающие пол-лица. Наверное, мы довольно комично выглядели вместе: я – черная от загара с выгоревшими волосами, собранными в конский хвост, в шортах и топе, и она – длинная, белая, наглухо закрытая от солнца.
   – Много загорать – вредно, – первое, что я от нее услышала. Но только рассмеялась в ответ.
   Мы сходили вместе в школу на собрание. Я, конечно, первым делом спросила, как Стас? Она загадочно сообщила, что его еще нет, но они переписывались все лето, теперь она ждет его возвращения. И все. Никаких подробностей.
   Илона появилась спустя неделю.
   Мы уже вовсю учились и страдали оттого, что приходится снова вставать по утрам и просиживать часами в пропитанном солнцем классе. Сентябрь выдался совсем летним, осень не спешила, после уроков домой не хотелось. Мы бродили по скверам, разбрасывали опадающие листья, наперебой рассказывали друг другу о том, кто, где и как провел лето.
   Мне было интересно узнать о той девушке, наезднице; о ее гнедом жеребце, о том, дождалась ли она…
   Оказалось: дождалась. Там где-то по соседству был конезавод, и вот оттуда прискакала целая ватага парней и девчонок. Они все были в большущих венках из цветов и трав, они смеялись и звали с собой. И девушка, вскочив на своего жеребца, унеслась в ночь с ними. Они отправились праздновать Ивана Купалу.
   – А потом? – спросила я.
   Илона пожала плечами.
   – Больше та девушка на танцах в клубе не появлялась, – ответила она.
   – Понятно, что ей там делать? – согласилась я.
   Маринка как-то незаметно сдружилась с Илоной, а мне понравилась Рита, поэтому мы собирались теперь довольно большой компанией: тут и Лариска, и еще кто-нибудь из девчонок присоединялся.
   А потом начались дожди, и я влюбилась в Тиму…
   Я его с начала учебного года заметила. Нет, конечно, я и раньше его видела, но почему-то не обращала внимания. Даже пару раз танцевала с ним на школьных дискотеках. В общем, ничего особенного. А теперь едва здоровались, когда встречались в школьных коридорах. И щеки у меня неизменно заливались краской, я старалась пониже опустить голову и быстро-быстро проскочить мимо.
   Я думала о нем. Часто. Очень часто. Он не то чтобы красивый: среднего роста, широкоплечий, светловолосый, глаза у него большие, серые и задумчивые, даже когда он улыбается. И улыбка хорошая, добрая, открытая. Он не играет на гитаре в ансамбле, не поет, насколько мне известно, не пишет стихов, носит костюм, в отличие от многих наших ребят, которые норовят одеться чем нелепее, тем лучше.
   Короче, он не такой, как все.
   Учителя разговаривали с ним, как с равным. Я знала, что он свободно говорит на английском, неизменно побеждает во всех олимпиадах, учится лучше всех среди выпускников и собирается поступать в МГИМО. И еще я знала, что он сделал себя сам. Семья у него самая простая, мама медсестра, отец где-то на заводе работает, вроде бы еще есть сестра младшая.
   Раньше мне нравился его одноклассник – Игорь. То есть он мне просто нравился, ничего такого. Я и Маринке об этом говорила. Но она сразу резко остановила меня:
   – У него есть девушка!
   Есть так есть. Я же не против. Можно подумать, сразу кинусь отбивать.
   Ну, у Тимы-Тимофея никакой девушки нет. Это я узнала, не обращаясь к Маринке. Просто навела справки, и все. Друзей много. Веселый, компанейский и совершенно свободный.
   Эта новость нас сблизила. Я имею в виду Илону и Маринку, потому что никому другому о своей влюбленности я не сообщала.
   Новость затмила Маринкиного Стаса, и, как ни странно, мы даже перестали говорить о нем, словно забыли. А может, я в тот момент так увлеклась собственными переживаниями, что мне просто не до того было, не знаю…
   В школе устроили первую в учебном году дискотеку. Как я готовилась! Мы с Илоной перебрали весь мой гардероб, подбирая наиболее удачный наряд. Наверное, на первый бал так не собирались. В общем, остановились на черной обтягивающей кофточке и совершенно потрясающей юбке. Юбка французская, папа из Парижа, между прочим, привез. Так что в смысле внешнего вида все было замечательно. То есть я не должна была ударить лицом в грязь.
   Сначала был концерт, и я должна была читать стихи. Но тут начались неприятности. Мы с Маринкой сидели за столиком недалеко от сцены. Илона на такие мероприятия не ходит. Она меня собрала, напутствовала и проводила. Дальше я должна была справиться сама. А я не справилась. Но – все по порядку.
   Итак: в актовом зале расставили столы и стулья, чтобы создать праздничную, непринужденную обстановку. Мы с Маринкой сели за такой стол, чтоб быть неподалеку от компании Тимы.
   Я краснела и бледнела, поглядывая на своего избранника. Маринка шепотом давала мне какие-то советы, которых я не слышала. Потом меня объявили, а я не расслышала, объявили еще раз, Маринка двинула меня под столом ногой, я вскочила… точнее, дернулась, чтобы вскочить, и тогда (о ужас!) стул накренился, и я полетела на пол. Вокруг засмеялись. Маринка подала мне руку, я встала и, чтоб не терять лицо, засмеялась тоже. Быстро пошла на сцену, чувствуя, как подгибаются колени. Я могла грохнуться еще раз, потому что высоченные каблуки мешали мне сохранять равновесие и непринужденность. Я смотрела в пол, боясь увидеть Тимино лицо, поймать на себе насмешливый или сочувствующий взгляд. Короче, глупее я не чувствовала себя никогда в жизни.
   Стихотворение протараторила скороговоркой, потому что у меня пылали щеки и сама себе я казалась уродливой дурой, неизвестно зачем оказавшейся на сцене у всех на виду. Закончив тараторить, я быстренько сбежала со цены, юркнула за свой столик и, переведя дыхание, сквозь зубы прошептала Маринке:
   – Совсем кошмар?!
   Она только головой покачала, я поняла, что дела мои плохи.
   – Хочешь, уйдем? – спросила Маринка.
   Я кивнула.
   Как только все выступления закончились, мы потихоньку покинули зал, оделись и выскользнули из школы, никем не замеченные.
   Вскоре мы уже стояли у дверей Илонкиной квартиры. Она открыла и уставилась на нас с недоумением.
   – Что, дискотека уже кончилась?
   – Нет, только началась, – ответила я, – мы ушли.
   Илона кивнула:
   – Входите…
   Родители ее были уже дома. Так что мы закрылись в комнате и шушукались, как заговорщики.
   Я все время хваталась за голову и рассказывала о себе как о последней идиотке, Маринка щурилась и бесстрастно пожимала плечами. Илона слушала, а потом подвела черту:
   – Ну и правильно сделали, что ушли.
   – Ты думаешь? – переспросила я.
   – Конечно.
   – Но что же мне теперь делать?
   – Надо подумать, – ответила Илона.
   А потом разговор перешел на Маринку. Она ведь рассказывала Илоне про Стаса. Ну Илона и спросила:
   – Как Стас?
   А Маринка ответила:
   – Его в армию забирают…
   Мы так удивились. Я даже забыла о своем промахе. Как же так? В армию? Стаса? Ведь он учится, должна же быть отсрочка!
   Маринка что-то невнятно объясняла, путалась, сетовала на то, что сама толком не понимает, что произошло. Мы сочувствовали, конечно, даже пытались советовать. Домой разошлись поздно.
   Потом были выходные, а в понедельник никто уже и не вспоминал о злополучной дискотеке. Неделю я ходила по школе тише воды, ниже травы. Тиму старалась не замечать. И каково же было мое удивление, когда однажды, на лестнице, он, пропуская меня вперед, приостановился и поздоровался, как будто мы с ним давние друзья. Вот странно!
   Илона шла за мной. Она расценила поведение Тимы как хороший знак. Я ликовала. Значит, я все-таки не такая уж дура!

5 Письма Стаса

   Маринка пришла в школу торжественно-строгая и отрешенная.
   – Что случилось? – спросила я.
   – Стаса забрали! – она сообщила эту новость трагическим шепотом, так, что мне стало не по себе.
   На уроках и переменах Маринка то и дело доставала платочек и прижимала его к глазам.
   – Тушь потекла! – оправдывалась она, хотя ее глаза оставались сухими, мне казалось, что она готова заплакать, просто сдерживает себя усилием воли.
   Я пыталась как-то поддержать ее, утешить, спросила, была ли она на проводах. Оказалось – нет, не была, потому что Стаса забирали из его родного города, и она никак не могла поехать. Это было ужасно!
   – Он обещал написать, – прикладывая платочек к глазам, говорила Маринка.
   – Конечно, конечно…
   – Знаешь, мне так тяжело! Ты не могла бы после уроков пойти со мной?
   Разумеется, я не отказала. Еще бы, у человека такое потрясение! Наши ежедневные посиделки с Илоной пришлось отложить до лучших времен. Прошла неделя. Каждый день неизменно я провожала Маринку до дома, мы сидели у нее на кухне, вздыхали по очереди и пили чай из пакетиков.
   Потом я плелась домой с надоевшим рюкзаком, мечтая только об одном: поскорее остаться одной.
   Илона изредка звонила, спрашивала: «Ну как?» Я отвечала: «Все так же…» Мы вздыхали, прощались до завтра, а завтра повторялось все то же.
   Прошла еще неделя. Илона не выдержала первая:
   – Писем так и нет? – спросила она.
   – Не знаю…
   – Она не говорит?
   – Я не спрашиваю.
   – А ты спроси.
   – Неудобно как-то…
   – Ты же не собираешься их читать! – возмутилась Илона. – Просто спроси: пришло письмо или нет.
   Наверное, я бы не решилась, но, едва мы с Маринкой оказались у нее дома, она сама сообщила:
   – Пришло письмо от Стаса!
   Я даже подпрыгнула на стуле:
   – Наконец-то! Вот здорово! Как он там? Куда его направили?
   Маринка покачала головой:
   – Я не знаю.
   – Как это? – опешила я.
   – Письмо пришло без обратного адреса.
   – Ничего себе! Может, забыл написать? Ты посмотри, там штемпель должен быть… Можно запрос послать через военкомат… Адрес родителей знаешь? Еще через институт можно, – я очень торопилась, соображая, что же предпринять в таком случае.
   Но Маринка отнеслась к моим попыткам холодно.
   – Может быть… – только и сказала она.
   – Как же ты теперь ему ответишь? – расстроилась я.
   Маринка вздохнула:
   – Погоди, я тебе сейчас покажу. – И она вышла из кухни, вернулась через минуту с тетрадным листиком в руках.
   – Вот, – она протянула мне листок.
   Я смутилась и отстранила письмо:
   – Нет, нет, что ты! Я не могу!
   – Прочти, – попросила Маринка, – я хочу, чтоб ты это прочла.
   Я с замиранием сердца, даже с благоговением, прикоснулась к письму, осторожно развернула. Письмо было коротким, всего половина страницы. Оно было полно нежных слов о любви и тоске по любимой. В нем не было ни слова о том, где сейчас Стас, как ему служится. Но мне никто никогда не писал так красиво о любви.
   Когда я возвращала листок, щеки мои горели и к глазам подступали слезы.
   – Бедный Стас, – шептала я, – как это прекрасно!
   Маринка удовлетворенно кивнула, сунула письмо в карман халатика и уселась пить чай как ни в чем не бывало.
   Письма стали приходить регулярно. По-прежнему Маринка давала мне их читать. И я все так же восторгалась тем, как красиво они написаны. Маринка шепотом сообщила, что ее любимый в горячей точке, но это – секретная информация, и она, Маринка, не имеет права ее распространять.
   – Но я же никому! – так же шепотом ответила я, как будто вокруг нас спрятались враги, которые только и ждут, когда же Маринка расколется и скажет, где воюет ее Стас.
   Я страдала вместе с Маринкой.
   Илона на все мои россказни реагировала немного странно.
   – Как романтично, – чуть насмешливо говорила она.
   – Ты просто завидуешь! – вступилась я за Маринку.
   – Чему же тут завидовать? – она пожала плечами. – Любимого парня забрали в армию с четвертого курса института, он прислал письмо без обратного адреса. По-моему, ничего особенно радостного.
   – Зато он есть! А твоя наездница так и не дождалась своего рыцаря, – съязвила я.
   Я думала, что она обидится. Но Илона почему-то весело расхохоталась.
   – Кстати, ты хоть раз конверты видела? – спросила она, отсмеявшись.
   – Да при чем здесь конверты?
   – Так, я просто подумала, почему Маринка дает тебе письма, но не показывает конвертов.
   – Я же тебе объясняю, человек служит где-то в горячей точке, понимаешь? Секретная часть и все такое…
   – Ну-ну.

6 День рождения

   Раньше в нашем классе дни рождения принято было отмечать весьма бурно. Обычно именинник собирал у себя пятнадцать-шестнадцать человек, бывало, что и больше. Все зависело от популярности приглашающего и приглашенных. Скажем, Илону никто не приглашал, разве что Рита и Лариса. Но Рита училась в параллельном, так что она не считается, а Лариску и саму никуда не звали. Хотя она с завидным упорством писала приглашения и раздавала их чуть ли не всему классу.
   Маринка всегда отмечала свой день рождения с родителями и родственниками. О том, что день рождения Илоны в феврале, я узнала совсем недавно.
   Самой большой популярностью, как я уже говорила, пользовались вечеринки у Тохи. Дэн к себе не приглашал, но каждый год он приносил в школу всякие вкусности, после уроков мы его поздравляли, а потом весь класс шел в кино или кафе.
   У меня тоже собиралось много народа. Во-первых, потому что мама любила гостей, относилась к нам как к взрослым. Во-вторых, накрывала большой стол, а готовит она очень хорошо. В-третьих, нас оставляли одних. Родители уходили и возвращались только к девяти вечера.
   Так было все четыре года, вплоть до десятого класса. Но в этом году традиция была нарушена. И нарушил ее Тоха. Накануне своего дня рождения он собрал «мушкетеров» и объявил, что на этот раз «обойдемся без баб». Так и сказал. Наверное, так и не смог забыть прошлогоднего инцидента с Маринкой. В результате «мушкетеры» в назначенный день собрались и поехали на концерт какой-то знаменитой группы.
   Дэн подхватил инициативу. И, хотя ежегодные тортики все же присутствовали, вторая часть программы опять-таки принадлежала только «мушкетерам». Они отправились на футбольный матч.
   Девчонки обиделись. И следующие дни рождения представляли собой посиделки с чаем и разговорами о том, «какие же они все-таки идиоты, эти парни!».
   В довершение ко всему, на Маринкин день рождения были приглашены мои родители. Приглашение было настолько неожиданным, что мама всполошилась не на шутку. Одно дело, когда иду только я, а другое – вся семья! Папа к приглашению отнесся довольно холодно. Друзьями они никогда не были, несмотря на все наши с Маринкой попытки их сблизить. А провести целый вечер в обществе чужих людей папе совершенно не улыбалось. Да еще проблема с подарком. Что дарить?
   Мама всплескивала руками и закатывала глаза. Я совершенно не понимала, к чему вся эта суета. И пыталась как-то урезонить маму:
   – Мам, это, скорее всего, Маринкина инициатива. Мы с ней ссорились, потом помирились. Наверное, она решила как-то отметить или отблагодарить. Не знаю.
   Мама хваталась за голову и словно не слышала меня.
   – Купи ей набор косметики, – предлагала я.
   – Этого мало, – отказалась мама. – Там ждут, – неопределенно объясняла она.
   – Чего ждут? – спрашивала я.
   – Ну, как тебе объяснить?! – раздражалась мама. – Это же «свадьба с генералом». Причем генерал – наш папа. Господи! Как бы отказаться, а?!
   – Почему?
   Она только досадливо отмахивалась.
   В конце концов родители пришли к какому-то решению. Маринке купили золотую цепочку. Ее маме – французские духи, отцу – бутылку коньяку, еще какие-то подарки были для бабушки и брата.
   Мама вздохнула с облегчением.
   – Ну вот, вроде бы все прилично, – приговаривала она.
   – Ты думаешь, вас из-за подарков приглашают? – обиделась я.
   – Ах, не знаю я, не знаю! – вздыхала мама.
   У меня тоже был подарок для Маринки – деревянная расписная шкатулка, я присмотрела ее заранее и думала, что Маринке она понравится. В ней так удобно хранить письма…
   Было самое начало ноября, подмораживало, но снег еще не выпал. Отец собирался подъехать на машине. Но мама отговорила его. Так что брата пришлось тащить на руках.
   Маринкина квартира преобразилась. Вместо верхнего света горели приглушенные бра. Да еще свечи в подсвечнике на журнальном столике. Из большой комнаты исчезло все лишнее, так что временами казалось, что мы сидим в кафе.
   Все чувствовали себя немного неловко. Взрослые были зажаты. Мама раздала подарки. Родители Маринки ахали и рассыпались в благодарностях. Маринка тут же надела цепочку и почему-то надулась. На шкатулку она почти не обратила внимания.
   Бабушки не было. Маринкин брат подхватил игрушки и убежал с ними в другую комнату.
   Ели мало. Мама деликатно похвалила фирменный салат Маринкиной мамы: чернослив с грецкими орехами и свеклой.
   Коньяк пили из крохотных металлических стаканчиков, вроде бы привезенных из Армении.
   Расстались с облегчением.
   Когда возвращались домой, папа попросил:
   – Ты как-нибудь сделай так, чтоб они нас больше не звали, ладно?
   – Да, но нам все равно придется их пригласить, – сказала мама, – а то как-то неудобно…
   – Ну, пригласи, – досадливо поморщился папа. – Но я к ним больше не пойду, имейте это в виду, девочки.
   Я быстро согласилась. Вечер произвел на меня тягостное впечатление.
   О том, чтоб пригласить родителей Маринки с ответным визитом, я уже не заикалась. Но накануне моего дня рождения мама спросила:
   – Ну что, звать родителей Марины? Или ты пригласила друзей?
   – Пригласила, – ответила я.
   – Тогда мы их пригласим на папин день рождения, народу будет много, так что, я думаю, скучать они не будут.
   – Да, наверное, – согласилась я. – Только ты зря переживаешь, по-моему, им ваше приглашение не нужно. Я же тебе говорила, это была Маринкина идея.
   – Маринкина или нет, не знаю, – сказала мама, – мое дело пригласить, а там пусть как хотят.
   – Как у вас, у взрослых, все сложно! – возмутилась я.
   – Вот и не создавай нам дополнительных трудностей, – попросила мама.
   Потом она уточнила, кто придет ко мне в этом году.
   – Как обычно, – неопределенно ответила я. Потому что никак не могла решить: приглашать ли мне вообще кого-нибудь.
   В классе объявила во всеуслышание:
   – Приходите!
   Никаких персональных приглашений. Будь что будет. Придут настоящие друзья, и все станет на свои места.
   Была суббота. Утром я почувствовала себя взволнованной, целый день блуждала по квартире, невпопад отвечая на мамины вопросы.
   К шести часам мы накрыли стол в большой комнате. Я села во главе, оглядела бесчисленные закуски и салаты. Нетронутой белизной отливали тарелки, холодно поблескивали ножи и вилки. «А что, если никто не придет?» – с ужасом подумала я. Мама посматривала на меня вопросительно. Я подумала, что она рассердится, а потому молчала.
   В седьмом часу позвонил Тоха. Сдержанно поздравил и извинился за то, что они с Дэном прийти не смогут. «Мы не в городе», – сказал Тоха.
   Я кисло улыбнулась, поблагодарила и положила трубку. Вот, значит, как Тоха отомстил мне. И за что?
   – Не переживай, – сочувственно сказала мама, – подождем еще немного…
   Стол угрожающе наступал на меня всем своим великолепием.
   – Может, уберем это все? – предложила я.
   В этот момент позвонили в дверь. Мама обрадовалась и побежала открывать.
   В освещенную прихожую ввалились промокшие под ноябрьским дождем девчонки: Маринка, Рита, Илона, Лариса; за ними робко маячил Владька.
   – Мы не опоздали? – весело крикнула Илона.
   – Думаю, что вы будете первыми и последними, – едва сдерживая слезы, ответила я.
   – О, какая роскошь! – воскликнула Маринка, увидев стол. – Никого нет?
   – Как видите.
   – Значит, нам больше достанется!
   Вот так. Владька галантно помог девчонкам раздеться. Сам он был в костюме и при галстуке. На Арамиса, конечно, не тянул, но все-таки держался молодцом.
   Мы расселись, причем заняли только край стола. Пришел папа, усадили и его, и маму. Впервые родители никуда не ушли, остались с нами.
   Мама расслабилась, угощая всех своими кулинарными изысками. Папа, кажется, тоже был доволен. Девчонки веселились. Владька держался очень серьезно. Одной мне было почему-то немного грустно.
   Как раз тогда Илона и сказала мне потихоньку:
   – А я никогда никого не приглашаю и не жду. Приходят те, кто знает и считает нужным.
   – А когда у тебя день рождения? – спросила я.
   – В феврале.
   Я запомнила. Потому что знала: я приду!

7 Королевская милость

   Маленькая собачонка неожиданно выскочила на тротуар из заснеженных кустов и с визгливым лаем яростно бросилась на меня. Меня спасли брюки и сапоги. Шавка не смогла добраться до моей ноги, хотя кусала изо всех сил. Я сначала растерялась, ну что с ней делать? Хорошо еще, что она размером не вышла! Собачонка вцепилась в брючину и принялась терзать ее, при этом она рычала, не разжимая зубов. Я попыталась отшвырнуть ее, топнула, но собака даже ухом не повела. «А вдруг она бешеная?» – с ужасом подумала я и свободной ногой что есть силы пнула псину. Послышался треск ткани, брюки не выдержали. Собака отлетела в сторону, заскулила. На мгновение мне даже стало жаль ее. Но псина тут же вскочила, залаяла злобно, взахлеб и снова приготовилась броситься на меня. Мне повезло, ее внимание привлек еще какой-то прохожий, и она переключилась на него. Я поспешно бросилась бежать.
   Было уже совсем темно, тусклый свет фонарей тонул в снегопаде; я торопилась, надо было быстро миновать ярко освещенную площадку перед магазином. Здесь людей было много, правда, вряд ли кто-то из них станет рассматривать мою порванную собачьими зубами брючину, но все-таки…
   Я бегом миновала двери супермаркета. Кажется, никто не обратил внимания. Дальше – проще. Через дворы, мимо катка… нет, мимо катка я не пойду, там слишком светло, лучше обойду с другой стороны дома, там нет подъездов.
   Брюки жалко, совсем новые, да еще с мамой объясняться… Поверит ли она рассказу о собаке?
   Ну и денек выдался!
   Сегодня Маринка сказала мне, что я неаккуратная и совершенно не умею одеваться. Надо же, столько лет мы с ней дружим, что же она раньше-то не заметила? Почему именно теперь?
   И почему именно сегодня?