– Да ладно! – усомнилась я.
   – Не веришь – спроси Миху, – горячо возразил Лешка.
   Спрашивать странноватого Миху я, естественно, не собиралась, поэтому братец продолжал рассказ:
   – Миха сказал: «Хорошо, хорошо», но вернулся, когда сварщик ушел, и снова натянул провод. На этот раз мы успели убежать, но сварщик остался караулить. Так что на той перемене мы уже ничего не смогли сделать. Но к следующей тупые сварщики все забыли, и мы начали по новой.
   – И как?
   – Да на каждой перемене этим и развлекались. А после уроков, – Леха сделал интригующую паузу, – мы долго следили за сварщиками, выбирая момент, когда они отвлекутся. И тогда Миха зацепил провод за ручку двери нашего кабинета русского, где сидела классная.
   – И что? – невольно заинтересовалась я.
   – Да мы сразу убежали, так что не знаю, чем дело кончилось.
   – Ну вы даете, – вздохнула я.
   – Ты обещала – никому, – еще раз предупредил Леха.
   – Да что толку, если вас там и так видели.
   – Я же имею в виду – дома, – расплылся в улыбке он.
8 Зима на Меркурии
   Астрономию у нас вел все тот же Жак Ардолеонович.
   – На этот предмет нам выделена всего одна четверть, – сразу предупредил он. – Поэтому будем двигаться ускоренными темпами и на сегодняшнем уроке рассмотрим параграфы с первого по пятнадцатый.
   Мы и ахнуть не успели, как понеслось. Периоды обращения планет, масса, скорость света и звука… Все это даже было бы интересно, если бы не формулы. Такие же, как на физике, даже еще сложнее!
   – А еще, – сказал Жак в конце урока, – каждый из вас должен будет сделать доклад по различным небесным телам. Начнем, конечно же, с планет Солнечной системы и будем двигаться сверху по алфавиту.
   Я фыркнула и собралась было записать это выдающееся высказывание в специальный блокнотик для маразмов, как до меня дошло, с какой первой по алфавиту планеты Солнечной системы начнет Жак.
   – Итак, на следующем уроке Антипова Анастасия сделает нам доклад о Меркурии.
   – Ну, спасибо, – прошипела я. – Ох, кому-то, кто журнал заполнял, надо руки оторвать!
   Светка с Ольгой синхронно оглянулись и захихикали.
   – Да ладно, – попыталась меня утешить Ирка. Видимо, чувствовала себя виноватой оттого, что на моем месте должна была быть она. – Всем же когда-нибудь придется. А так отделаешься, и все.
   Физик тоже, видимо, заметил мою излишне бурную реакцию на Меркурий и успокоил:
   – Я книжку дам, по которой можно готовиться.
   И на том спасибо!
   – Сразу предупрежу на будущее, чтобы морально подготовить, – усмехнулся Жак и заглянул в журнал. – Через урок мы послушаем доклад Александровой Ирины о второй планете Солнечной системы – Венере. Потом книгу передашь, – кивнул он мне.
   И Ирка сразу перестала меня утешать.
 
   На сегодня было назначено первое занятие театральной студии, и мы договорились встретиться в школе без пятнадцати три. С большим удивлением я узрела не только Тезикову, но и Светку. Я поздоровалась с ней как ни в чем не бывало, чтобы это не выглядело каким-то из ряда вон выдающимся событием. Пусть не думает, что судьбоносное одолжение нам сделала! И все-таки интересно, как Ольга ее на это раскрутила? Надо будет при случае поинтересоваться.
   – О, еще народ прибавился, – радостно приветствовала нас девушка, кажется, Юлия.
   – Все равно, что ж вас так мало? – задумчиво оглядела нашу скромную компанию Светлана Юрьевна.
   – Ну, может, потом еще какой народ подтянется, – оптимистично предположила Юля.
   – Ну хорошо, занимайтесь, – милостиво разрешила культмассовичка. – Пока в этом классе, а там посмотрим.
   После ее ухода все облегченно вздохнули.
   – Давайте знакомиться, – весело предложила девушка. – Меня зовут Юля, я учусь в училище культуры, вернее, уже заканчиваю в этом году. Меня к вам на практику отправили. Так что будем с вами заниматься актерским мастерством. Начнем с чего-нибудь простенького, ну, скажем, я вас попрошу показать какую-нибудь профессию. Подумайте минутку, и жду ваших выступлений.
   Думала я недолго. Вышла к доске, оглядела ряды поднятых на парты стульев и объявила:
   – У меня будет…
   – Нет, не надо рассказывать, – прервала меня Юля. – Наоборот, мы должны угадать.
   – Ну, думаю, вы легко угадаете, – отчего-то смутилась я.
   – Показывай уже, не надо оправдываться.
   Я послушно прошествовала, как по подиуму, вдоль доски и обратно.
   – Ну манекенщица, – сказала Ольга.
   – Да, – кивнула Юля. – Это-то понятно. Но надо постараться, чтобы в этом небольшом выступлении была какая-то фишка, событие. Например, упало что-нибудь или расстегнулось…
   – Брюки превращаются… – пробормотала Ирка.
   – Да, что-то в этом роде, – кивнула преподавательница. – Ну давайте дальше.
   Иркин «фотокорреспондент», Ольгина «повариха» и Светкина «учительница» удостоились примерно таких же комментариев.
   – Что ж вы сразу не предупредили, что событие нужно, – упрекнула Ольга.
   – Хотела посмотреть, догадаетесь ли вы сами! – заявила Юля. И без перехода продолжала: – А вообще-то нам с вами теорией заниматься особенно некогда, Светлана Юрьевна четкую задачу поставила – сделать номер к юбилею школы.
   – Какому еще юбилею? – удивилась я.
   – Ну вы даете, – в свою очередь удивилась она. – В родной школе юбилей, а вы не в курсе?
   – Не-а, – вразнобой ответили мы.
   – Ну так знайте! Вашей школе скоро стукнет тридцать лет, и по этому поводу готовится грандиозный концерт, на котором мы и должны выступить. Я так понимаю, театральная студия в основном для этого и создавалась.
   Мы понимающе кивнули. Римма всегда славилась любовью к показухе!
   – Помимо номера, – продолжала Юля, – нашей студии почему-то еще поручили написать юбилейные стихи для праздничной стенгазеты. Кто возьмется?
   Мы замолчали, потупив глазки.
   – Значит, стихи будет писать… – Юля оглядела наши скромные ряды и постановила: – Настя.
   – Почему я? – сразу вскинулась я.
   – Уверена, у тебя получится, – кивнула она.
   Я совсем не разделяла ее уверенности, но спорить не стала. Пусть сама убедится!
 
   Дома я отнюдь не ударилась в стихотворство, а нашла у Лешки энциклопедию «Астрономия для самых маленьких» и засела за доклад. Несмотря на то что для маленьких, вполне толково написано. Главное, наглядно, с картинками. Хоть как-то компенсируется заумность книжки, выданной физиком!
   Неожиданно для себя я увлеклась. Такая интересная планета этот Меркурий, кто бы мог подумать. Оказывается, он вокруг своей оси не вращается, а только вокруг Солнца. Поэтому на одном полушарии там вечная зима, а на другой – вечное лето.
   Зачитавшись, я не заметила, как явился со своей стрельбы Лешка и, конечно, немедленно развопился:
   – Опять мою энциклопедию взяла? С тебя еще одно сочинение!
   – Может, еще два сочинения?
   – Можно и два, – не стал отказываться он.
   – Тогда с тебя доклад по астрономии!
   – Какой еще доклад?
   – По астрономии! – повторила я. – Раз энциклопедия твоя, сам и делай!
   – Ну… – растерялся Лешка и тут же разрешил: – Ладно, бери уж. Так и быть.
   – Ну спасибо!
   Я увлеченно занималась Меркурием, когда рядом снова нарисовался брат.
   – Насть, когда сочинение напишешь? – совсем другим тоном спросил он.
   – Напишу, – вздохнула я, вспомнив, что так и не выполнила обещание. – Напомни тему.
   – «Роль описаний природы в романе Пушкина „Евгений Онегин“.
   – Ладно, давай своего Пушкина.
   Так от звезд небесных я плавно переплыла к земным. После Меркурия картины природы показались мне просто детским садом.
   – Все, переписывай, – я подала Лешке двойной листок. – Только без ошибок!
   – Так ты ж потом проверишь, – легкомысленно отозвался он.
   Лешка уселся переписывать в тетрадку плоды моих трудов, а я решила заняться возложенной на меня высокой миссией – сочинением праздничных стихов для стенгазеты. Начало – «В школе нашей юбилей, тридцать лет сравнялось ей» – далось относительно легко. А вот дальше меня замкнуло. Ну никак я не могла продвинуться дальше двух этих несчастных строчек.
   – Насть, это что за слово? – беспардонно вторгся в мои творческие муки Лешка.
   – Где? – я с досадой заглянула в текст. – «Проникновенный», что непонятного!
   – Попробуй разбери твою куропись, – проворчал он.
   – Не нравится – не ешь, – отозвалась я.
   – Да нет, мне все нравится, – сразу передумал он, принимаясь снова строчить в тетради.
   Нет, в таких условиях писать стихи совершенно невозможно! Я быстренько оделась и пошла в прихожую. А что, все великие поэты искали вдохновения в природе. Тот же Пушкин не придумал же свои описания! Мне, конечно, не пейзаж нужен, но все-таки…
   – Настя, куда так поздно? – окликнула мама.
   – Во двор, – отозвалась я. – Ненадолго.
   – Ненадолго! – строго повторила она.
   Я вышла из подъезда. И правда, уже совсем стемнело. Я поежилась – и похолодало. Осень наступила, листики опали. Не все пока опали, конечно, только пожелтели и покраснели… Ничего, лучше будет думаться. Вот и у Пушкина как раз осенью самое вдохновение случалось.
   Ушла я недалеко – в лесополоску за соседним домом. Там было совсем нестрашно, да и на помойку время от времени кто-нибудь пробегал.
   Да, так на чем я остановилась… Я шла по краю дорожки, зарываясь носками ботинок в сухие листья, и не могла не признать, что так мне думается гораздо лучше. В голове сами собой рождались строчки:
 
В школу ходим мы с тоскою,
Это я от вас не скрою,
И глядеть постыло нам
На упрямых классных дам.
 
   Так, стоп! Что-то меня совсем не в ту степь понесло. Вдохновение, называется! Я пыталась перестроить себя на празднично-юбилейный лад, но в голове помимо воли появлялось:
 
А учителя у нас
В школе просто высший класс:
То заставят опыт делать,
Чтоб взлетело в воздух дело,
То заставят коридор
Мыть сто раз со всех сторон…
 
   Нет, опять не то! Коридор – сторон, это разве рифма? Почти как у Незнайки: палка – селедка. А делать – дело? Вообще не рифма, а чушь какая-то, ботинки – полуботинки. И слова повторяются: два раза «заставят». Ну это, положим, можно списать на специальный прием, типа, усиление эффекта, что-то в этом роде мы по литре проходили…
   Сзади послышался подозрительный шорох. Я обернулась – из темноты на меня огромными скачками неслась здоровенная псина. Вот кого я боюсь, так это собак. Даже маленьких и надежно привязанных к поводку. А тут и не маленькая, и не привязанная…
   – Уберите собаку! – срывающимся голосом крикнула я.
   Думать, что милая собачка гуляет тут сама по себе, не хотелось.
   – Файлик, ко мне! Файлик, фу! – раздался смутно знакомый голос.
   Неужели опять? Я замерла на месте, зная, что бежать от собаки ни в коем случае нельзя, и наблюдала, как Ромка застегивает на шее чудовищного Файлика поводок.
   – Привет! – слегка задыхаясь, сказал он, с трудом удерживая псину.
   – Твой? – спросила я вместо приветствия.
   – Угу. Классный, правда?
   – Не знаю, – с сомнением протянула я.
   – Не любишь собак?
   – Не-а.
   – Да ладно, Файлик хороший, – горячо возразил он. – Не кусается.
   – Угу, все так говорят…
   – А ты чего тут одна бродишь? – Ромка благоразумно решил сменить тему.
   – Стихи сочиняю.
   Я понимала, как по-идиотски это прозвучит, но никакого более логичного объяснения придумать не смогла. Ну а что я тут брожу, в самом деле? Разве что, зная, когда он гуляет с собакой, специально подгадала, чтобы «случайно» встретиться. Правда была не лучше, но все-таки…
   – Что?
   – Мне поручили написать стихи для праздничной стенгазеты в честь юбилея школы, – пояснила я.
   – Какого юбилея?
   – Еще один, – вздохнула я и поведала новость про неизвестно откуда свалившийся праздник.
   – Ты занимаешься в театральной студии? – недоверчиво переспросил он.
   – Угу, – подтвердила я, уже жалея, что упомянула об этом факте своей биографии.
   – Здорово! Когда выступать будете?
   – На этом самом юбилее.
   – Обязательно приду, – пообещал он.
   – Попробовал бы ты не прийти, – усмехнулась я.
   – А что, это обязаловка?
   – Ну ты ж хотел посмотреть мое выступление!
   – А, точно! Придется прийти, – развел руками он.
   Мы оба старательно делали вид, что ничего не случилось, не было ни столовой, ни Смирнова, ни директора, и я боялась сказать лишнее, чтобы снова не рассориться.
   – Ром, – осторожно позвала я, – а помнишь…
   – Насть! – раздался громкий Лешкин голос.
   Ой, сколько времени?
   – Тебя, – заметил Ромка, видя, что я не спешу откликаться.
   – Да, – крикнула в ответ я.
   Лешка появился на дорожке, окинул нас внимательным взглядом и сказал:
   – Меня мама послала тебя искать.
   – А чего меня искать, я что, куда-то пропала? – с вызовом поинтересовалась я.
   – Вот сама ей и объясни!
   – Ладно, пойду, – с сожалением бросила я Ромке. – Пока.
   – А стихи? – вдруг спохватился он.
   – Потом, – отмахнулась я.
   – Что за стихи? – подозрительно поинтересовался Леха, когда мы уже шли к дому.
   – Пушкина, – мрачно ответила я. – Праздничные описания природы в романе «В нашей школе юбилей».
9 Хорошо, но нехудожественно
   Ох и выступила я на следующей астрономии! Все про этот Меркурий рассказала. И меня даже слушали! Вот что значит действительно интересное рассказывать, а не просто по учебнику шпарить.
   Но физик, однако, не угомонился, даже когда я все рассказала, и ехидненько так предложил:
   – А теперь, Настя, нарисуй нам схему обращения Меркурия вокруг Солнца.
   Наверное, думал, что я не знаю! А я картиночку эту прекрасно запомнила – она в Лешкиной энциклопедии была, кстати, а вовсе не в физиковой книжке! – и добросовестно воспроизвела на доске: в центре солнышко, а по орбите Меркурий циркулирует. В этой точке такое положение, в этой – этакое. Тут вечное лето, тут вечная зима. Красота!
   За моей спиной послышалось какое-то подозрительное хихиканье. Я повернулась и увидела, что Светка с Ольгой согнулись пополам и чуть ли не лежат на парте от смеха, а Ирка делает мне какие-то непонятные знаки. Я снова посмотрела на рисунок – ну да, все правильно. Странно, может, у меня нос в меле или еще какая неприятность во внешности случилась?
   Физик в рисунке тоже никаких странностей не отметил, похвалил, сказал, что «пять», и отпустил садиться. Вполне довольная собой, я вернулась на место. Ой, с доски-то я не стерла! Присмотревшись к своим художествам, я фыркнула. Глянула еще раз и уткнулась носом в рукав, еле сдерживая рвущийся смех: посередине доски светило маленькое солнце с кривыми лучиками, а вокруг него летала огромная кособокая планета Меркурий во всех своих положениях на орбите…
   Рисовать я никогда толком не умела. Помнится, как-то в младших классах задали нам нарисовать осенние листья. Постаралась я от души, листья у меня получились ярко-красные и ярко-желтые, а черенки и прожилки коричневые. На следующем уроке учительница продемонстрировала листок с моими художествами и громко вопросила:
   – А это что за земляные червяки? – тыча пальцем в толстые коричневые прожилки на мои рисунке.
   Потом, правда, мы никаких листьев уже не рисовали, ни осенних, ни весенних, все больше вазы да натюрморты. Помнится, задали нам нарисовать натюрморт и не дали никакой натуры. Вот просто рисуй по памяти что хочешь, и все! Я рисовала кастрюлю и примкнувшие к ней овощи.
   А вот Серега Сараев, который, кстати, потом куда-то из нашего класса делся, создал высокохудожественное произведение с бутылкой на заднем плане и рыбьим скелетом на переднем. Рисовал Серега хорошо, так что с художественной точки зрения придраться в рисунке было не к чему. Заметив нездоровое оживление в нашем углу, учительница подошла, посмотрела в альбом Сараева и как раз застала момент, когда он старательно выводил на бутылочной этикетке окончание «ейн». Она помолчала, а потом придушенным голосом проговорила:
   – Я бы попросила без надписей!
   Эта история стала классикой школьного фольклора и до сих пор пересказывалась из поколения в поколение.
   – … так что, к сожалению, больше мы докладов слушать не будем, – донесся голос Жака, вторгаясь в мои ностальгические воспоминания.
   Похоже, я пропустила что-то важное! Надо бы послушать, что там физик вещает, вдруг полезное.
   – Времени на астрономию выделено очень мало, а успеть надо много. Так что на следующем уроке мы с вами пишем контрольную. И сегодня нам надо освоить параграфы с пятнадцатого по двадцать пятый.
   Ирка, которой я так и не успела передать книжку, радостно сказала:
   – Круто! – но, покосившись на меня, замолчала.
   А я не расстроилась. Ну и пусть. Неизвестно еще, что там за контрольная. А так пятерочка у меня уже есть!
   После урока ко мне подошел Орещенко:
   – Отличный доклад! И рисунок такой хороший…
   – Ты теперь будешь хвалить за каждый ответ у доски? – прищурилась я.
 
   А вечером занятие театральной студии посетила сама Светлана Юрьевна – прослушать с горем пополам дописанный мною шедевр «В нашей школе юбилей».
 
Очень все ее мы любим,
Уважаем, не забудем
Нашу школу никогда,
Всем она нам дорога, —
с пафосом закончила я.
 
   Все подозрительно молчали. Значит, сейчас будет критический разнос моего позорного творчества…
   – То, что нужно, – наконец сказала культмассовичка. – Есть беловой вариант? Давай я отдам художникам стенгазеты.
   Она забрала у меня распечатанный стих и удалилась со словами:
   – Надеюсь, и номер на ту же тему не заставит себя долго ждать!
   – Вообще-то, – робко сказала я, когда мы остались своей компанией, – у меня есть еще один вариант.
   И с выражением зачитала альтернативный шедевр «В школу ходим мы с тоскою».
   Отсмеявшись, Юля сказала:
   – А давайте и номер сделаем пародийный.
   – Да вы что, не примут, – испугалась я. – Сказали же – в духе юбилейного стиха. Значит, должно быть пафосно и торжественно.
   – А мы никого конкретно задевать не будем, – заверила Юля. – Никакого мытья коридоров! Настя напишет абстрактные стишки на тему школьной жизни, а потом разыграем…
   – Опять Настя напишет? – ужаснулась я.
   – Ну а кто еще? – развела руками она.
 
   На следующий день Лешка был на тренировке в тире, и я с комфортом занялась стихоплетством дома. Думала, что ничего не получится, но неожиданно для самой себя довольно быстро накатала кучу стишков про разные школьные предметы. Что-то мне нравилось, а что-то казалось совсем не смешным. А, ладно, на занятиях разберемся! Но больше всего радовал меня такой стих:
 
На урок литературы
К нам Дюма явился в класс:
И сказал: «Вы что сидите
и «Обломова» зубрите?!
«Я принес вам свой роман,
Шпага, плащ и д’Артаньян».
 
   Я потом еще долго ломала голову, куда бы воткнуть Виктора Крона, да так ничего и не придумала. Ни к какому предмету славный инспектор не приделывался!
   – Ну как, проверили сочинения? – поинтересовалась я, когда Лешка наконец появился.
   – Проверили, – неохотно отозвался он.
   – И что?
   – Четыре-четыре! – сказал он с обидой. Таким тоном, словно оценка была два-два!
   – Почему это четыре? – возмутилась я.
   – Плохо написала, – с вызовом ответил Лешка.
   Я просто обалдела от несправедливого обвинения:
   – Ничего себе! Все я хорошо написала, как для себя! Это ты мне оценку испортил своей двоечной репутацией!
   – Ну допустим, – нехотя согласился он. – За содержание. А за грамотность почему «четыре»?
   – Это ты переписал с ошибками.
   – Ты же проверяла!
   – Дай посмотреть.
   Я пролистала сочинение – красной пастой была поставлена одна запятая.
   – Ну извините, – развела руками я. – Нам недавно на литературе рассказывали, что у великих писателей бывают авторские знаки препинания.
   – Как это?
   – Где не надо, можно поставить, и где надо – наоборот…
   – Так то у великих, – вздохнул Лешка.
   – В следующий раз сам пиши!
   – Нет, ну а что ты, писатель, что ли? – сразу пошел на попятную братец.
   – Я поэт, – скромно, но с достоинством сказала я. – Мои стихи в юбилейной стенгазете будут. И в концерте.
   – У тебя авторский знак, а мне оценку снизили, – пробурчал он.
   – Ой, снизили! Да тебе «четыре-четыре» и не снились!
   – Ладно, – нехотя сказал он. – Спасибо…
   – Кстати, – поинтересовалась я, – как там у вас Витаминка поживает? А то я сегодня что-то рисование вспоминала.
   – Ой, да вообще прикол! – оживился он. – Как раз сегодня рассказывала пропорции лица.
   – Да-а? – удивилась я. – А нам никаких пропорций не рассказывали… Это вообще о чем?
   – Ну нарисовала на доске физиономию и расчертила ее линиями, типа, расстояние от глаза до носа должно быть таким-то, от носа до уха – сяким… А потом мы стали рисовать портрет. Она сказала, все равно чей, главное – соблюсти пропорции.
   – Ну и кого ты рисовал?
   – Я рисовал Васькин портрет, а Васька – мой. Бондаренко рисовал портрет Витаминки, а Дюша Смирнов – телеведущего Сванидзе. Подошла к нему Витаминка, спрашивает:
   – Это кто?
   – Сванидзе, – ответил Дюха. – Знаете, передачу по телевизору ведет?
   – Не знаю, – процедила она. – Рисуй-ка лучше кого-нибудь другого.
   – Что хочу, то и рисую, – возмутился Дюха. – Я свободный гражданин и всегда имею право обратиться к Гражданскому кодексу! А вы по закону не имеете права применять к ученикам силу!
   И Дюха выхватил из сумки книжку и стал листать. Это и был Гражданский кодекс, Андрюха всегда его с собой носит, при каждом удобном случае достает и цитирует.
   – Не занимайся на уроке посторонними делами, – прошипела Витаминка.
   Тут кто-то из девчонок и говорит:
   – А вы, Наталья Вениаминовна, его дома навестите!
   – Хорошая идея, – обрадовалась она и пошла к своему столу искать в журнале адрес. – Вот, улица Индустриальная, дом пятнадцать, квартира сто.
   – Это Катьки Смирновой адрес, – тихо сказал Дюша.
   – Круто, – развеселился Васька. – Она будет искать сотую квартиру в двухэтажном доме!
   – Ну, я с ней еще разделаюсь, – пригрозил Дюха. – У нее будет крутой облом!
   – И чем дело кончилось? – поинтересовалась я.
   – Не знаю, завтра Дюха расскажет, приходила ли.
   – А что с портретами?
   – Да мы в конце урока обменялись с Васькой рисунками, – небрежно сказал Леха.
   – Ну и как?
   – Получилось хорошо, – сказал он. И, подумав, добавил: – Но нехудожественно.
   – Ой, – спохватилась я, посмотрев на часы, – заболталась тут с тобой, у нас сегодня первая репетиция, а я еще даже не обедала!
   Скоростными темпами залив в себя суп, я оделась и вылетела из квартиры, уже на улице вспомнив, что забыла дома листки со стихами.
   – Сейчас, – бросила я дожидавшейся меня Светке и побежала обратно в подъезд.
   Влетев в квартиру, я завопила:
   – Леш, принеси со стола листочки!
   – Какие?
   – Там стихи! Неровные такие строчечки!
   – Думаешь, я совсем тупой, – проворчал он, нарисовываясь в прихожей.
   – Не читай! – я выхватила у него листки, захлопнула дверь и понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. И допрыгалась. Приземлившись на площадку, я охнула и схватилась за щиколотку…
   Сгоряча я думала, что нога поболит и пройдет, и как ни в чем не бывало пошла на занятие, зачитала там стишки, получила горячее одобрение… А вот обратно уже еле доползла.
   – Ты ее подвернула, – сказала мама. – Сейчас принесу лед из холодильника.
   Я сидела на кровати, следя, чтобы завернутый в тряпочку лед не сваливался с ноги, и, глубоко несчастная, готовилась к назначенному на завтра зачету по истории.
   Историк решил отличиться – у нас еще никогда зачетов не было, тем более посреди четверти. Обычно контрольные всякие, самостоятельные… Вот интересно, кстати, почему такое название, а контрольная что, несамостоятельная, что ли?
   Какая-то ерунда лезет в голову, занимая расчищенное под историю место, может, это боль в ноге так действует?
   Зачетов еще не было, а вот экзаменов – сколько угодно! Первый раз – в шестом классе. Нечего сказать, повезло со школой, вечно Римма какие-то эксперименты ставит – то у нас пятидневка, то шестидневка, то три урока в день, то семь, то выпускные экзамены после шестого класса, да не просто так, а на выбор. Ну я и выбрала литературу с ботаникой. О литературе уже все воспоминания выветрились, а вот ботанику я почему-то отлично запомнила, особенно доставшийся мне билет «Мхи и лишайники». А вторым заданием было опознать растение из гербария. Вот его я боялась больше всего, но как раз с растением проблем не возникло, потому что это оказалась банальная пшеница…
   Так, стоп. Я раскрыла учебник – какая уж там дополнительная литература! – и усилием воли заставила себя переключиться с пшеницы и лишайников обратно на октябрьское вооруженное восстание, как историк предпочитал называть Октябрьскую революцию.
10 Три пятерки за зачет
   История была последним уроком, и Яблоков сразу отпускал с зачета тех, кто ответил. Когда пошла отвечать Ирка, я обвела взглядом пустой класс и убедилась, что остаюсь последней!
   Я запаниковала, но деваться уже было некуда. Ирка получила «пять» и вышла, послав мне на прощание бодрую улыбочку. А я медленно поднялась, охнула, машинально наступив на больную ногу, и, аккуратно прихрамывая, подошла к учительскому столу и села напротив.