Эмили смотрела на незнакомца пристальным взглядом. Он поднял руку и снял с себя большой шлем.
   Эмили вдруг почувствовала, как у нее на мгновение перестало биться сердце. Никогда еще она не встречала такого красавца. Светло-голубого цвета глаза, точеное лицо, обрамленное серебряной кольчужной сеткой, черные брови вразлет. Волосы у него, должно быть, такого же цвета воронова крыла, подумала Эмили.
   Во взгляде незнакомца было что-то завораживающее: проницательность и настороженность одновременно читались в нем. Казалось, от его внимания ничто не может ускользнуть – ничто и ни в коем случае.
   В скульптурно вылепленном лице мужчины была такая твердость, что Эмили показалось: этот человек не умеет улыбаться.
   Незнакомец окинул ее дерзким оценивающим взглядом, от которого Эмили вся зарделась. Потом он снял с себя шлем и сунул его себе под мышку. Эмили не поняла, какое мнение создалось у незнакомца на ее счет, но, когда его взгляд задержался на ее груди, она вдруг ощутила, как затвердели соски от этого жгучего взгляда.
   – Что здесь происходит? – требовательным тоном спросил отец и, спешившись, направился к дочери.
   От его громкого голоса Эмили вздрогнула, а про себя обрадовалась возможности отвлечься от незнакомца.
   Теодор согнал курицу со своей головы и выпрямился, пытаясь придать себе достойный вид. Однако это ему совершенно не удалось.
   – Полагаю, вы должны спросить у вашей дочери: она всегда нападает при помощи курицы на того, кто вызывает у нее раздражение? – проговорил красавец рыцарь. В его голосе слышались нотки удовольствия, однако лицо по-прежнему оставалось чрезвычайно строгим.
   – Помолчите, Рейвенсвуд! – рявкнул старый граф. – Вы ничего не знаете ни о моей дочери, ни о ее привычках.
   – Это довольно скоро изменится.
   Услышав это, Эмили удивленно приподняла брови: что он имеет в виду?
   Лицо отца стало еще краснее, а взгляд еще темнее. Только тут Эмили вдруг осознала, как зовут рыцаря.
   Неужели это Дрейвен де Монтегю, граф Рейвенсвуд, тот самый, которого отец вызвал к королю, чтобы добиться от Генриха его осуждения?
   Почему же они приехали вместе? Зная, как отец ненавидит графа, Эмили пришла в полное замешательство. Происходило что-то странное, и ей не терпелось остаться наедине с отцом и узнать, в чем дело.
   – Не обидел ли тебя Теодор, Эм? – Отец посмотрел на Эмили, и взгляд его смягчился.
   Теодор напряженно замер на месте:
   – Я никогда не обидел бы леди.
   Однако взгляд его говорил совсем о другом. В нем читалась такая злость, что Эмили поклялась про себя, что больше никогда не даст этому наглецу возможности застать ее врасплох. Она не из тех, кого можно запугать, и вполне может справиться с нахалами и с помощью курицы, и без таковой.
   – Со мной все в порядке, отец, – как можно спокойнее произнесла Эмили.
   – По-моему, Теодор напугал курицу, – насмешливо заметил граф Рейвенсвуд.
   Эмили прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться. Посмотрев на рыцаря, она вновь не заметила на его лице даже намека на веселость.
   Эмили крепко обняла отца. Ей вовсе не хотелось, чтобы он сердился. Слишком много времени старый граф провел за тягостными размышлениями, слишком долго был несчастен. Кроме того, Эмили не нравилось видеть вокруг себя недовольные лица.
   – Я рада, что вы вернулись домой. Вы хорошо съездили?
   – Приятнее было бы съездить в преисподнюю, – пробормотал Хью и бросил мрачный взгляд на графа Рейвенсвуда: – Вы можете здесь переночевать. И уедете, как только рассветет.
   Граф, прищурившись, посмотрел на отца Эмили:
   – Я обзавелся привычкой не спать в доме своего врага. Мы раскинем лагерь у стен вашего замка, а на рассвете уедем. Советую проследить, чтобы все было в порядке.
   Граф развернул своего коня и вывел всех своих людей за ворота замка.
   Теодор откланялся и направился к конюшне, оставляя после себя мокрую дорожку.
   Эмили недоуменно взглянула на старого графа:
   – Отец?
   Тот устало вздохнул и обнял дочь за плечи:
   – Пойдем, моя бесценная Эм. Мне нужно поговорить с тобой наедине.
 
   Дрейвен и его люди устроили лагерь на небольшой лужайке за воротами замка. Оставшись наедине – а именно это ему и нужно было сейчас, – Дрейвен выкупал коня в небольшом ручье. В это время его люди ставили палатку и разводили костер.
   Дрейвен никак не мог выбросить из головы образ дочери Хью. Стоило только ему закрыть глаза, как перед ним словно наяву возникало милое девичье лицо с темно-зелеными лукаво блестевшими глазами. Ее улыбка и заливистый смех рождали огонь в крови Дрейвена. Он пытался прогнать от себя это видение и, стиснув зубы, еще яростнее скреб щеткой коня.
   Леди Эмили не была обычной красоткой, из-за которых вздыхают бесхарактерные и безвольные мужчины. В ее красоте было что-то необычное, что не поддавалось описанию, но что придавало ей особое очарование и притягательность.
   Дрейвену особенно запомнились ее большие кошачьи глаза. Они таинственно сияли и смотрели на всех с несвойственной для большинства женщин смелостью.
   Она была гибкая, с роскошными белокурыми волосами, ниспадавшими до самого пояса. Вряд ли даже у ангелов на небесах бывают такие нежные и очаровательные лица. Теперь понятно, почему Хью так заартачился, когда узнал, что дочь придется отпустить из дома. Такое бесценное сокровище следует тщательно оберегать, и вопреки своей воле Дрейвен почувствовал некоторое уважение к человеку, который пытается защитить свое дитя.
   Голиаф поднял голову и фыркнул.
   – Прости, мой мальчик, – проговорил Дрейвен, вдруг заметив, что все время трет коня по одному и тому же месту.
   Он ласково погладил Голиафа, пытаясь получить его прощение. Небрежность по отношению к животным была несвойственна Дрейвену, и он надеялся, что не причинил любимому коню значительной боли.
   Дрейвен подсыпал овса в лошадиный мешок-кор-мушку, когда к нему подошел его брат Саймон.
   – Не то, что ты ожидал? – спросил он.
   – Мешок-кормушка? – уточнил Дрейвен, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь. – Он такой же, как всегда.
   – Ты прекрасно знаешь, что мешки меня не интересуют, – проворчал Саймон. – Я говорю о леди. Мог ли ты поверить, что дочь лорда Большой Нос так хороша? Я уже и не помню, когда видел женщину, так хорошо сложенную.
   – Она – дочь моего врага, – сухо ответил Дрейвен.
   – И женщина, которую ты поклялся оберегать, – напомнил Саймон.
   Дрейвен перекинул мешок через голову Голиафа.
   – Зачем ты пристаешь ко мне со всякой чепухой? И без того я все прекрасно знаю.
   Взгляд Саймона был такой насмешливый, что, будь это кто-то другой, Дрейвен не утерпел и влепил бы ему затрещину, но младшего брата он очень любил, а потому сдержался.
   – Знаешь, я так редко вижу, что ты испытываешь неловкость, что даже наслаждаюсь новизной этого зрелища, – продолжил Саймон. – От этого ты кажешься почти человеком.
   Дрейвен погладил Голиафа по лбу, затем поднял с земли седло и направился к костру.
   Поравнявшись с братом, он остановился:
   – Если во мне и было что-то человеческое, то, уверяю тебя, это давно уже выбили из меня. Уж кому об этом и знать, как не тебе. Я буду оберегать дочь моего врага только потому, что так приказал мне король. Во всем остальном она для меня не существует и не будет существовать.
   – Как скажешь, – снисходительно пожал плечами Саймон.
   – Как сказал, так и будет, – буркнул в ответ Дрейвен и решительно зашагал дальше.
   – Надеюсь, когда-нибудь, брат, ты поймешь, что ты не чудовище, порожденное преисподней! – бросил ему вдогонку Саймон.
   Дрейвен промолчал и про себя позавидовал оптимизму брата. Этой редкой способностью брата наградила их мать. Но сам Дрейвен не так удачлив, и судьба никогда не была к нему добра, а потому он не настолько глуп, чтобы ждать, что что-то может измениться.
   Ничто никогда не менялось и, конечно же, никогда не изменится. Такова его участь, и он справится с ней, как справлялся до сих пор со всеми ударами судьбы.

Глава 2

   Рассвет застал Эмили в спальне. Они с сестрой закапчивали упаковывать вещи, которые Эмили намеревалась взять с собой. Она все еще не могла поверить, что наконец-то впервые в жизни покидает свой дом.
   – Не могу поверить, что еще немного – и ты уедешь, – прошептала Джоанна. Голос ее дрожал от едва сдерживаемых слез.
   – Я тоже не могу, – тихо отозвалась Эмили. – Понимаю, что должна чувствовать страх, но…
   – Ты взволнована, – закончила за нее Джоанна. – Я тоже была бы взволнована. Подумать только, – она окинула взглядом увешанные шпалерами стены комнаты, – уехать отсюда почти на целый год. Я знаю, как тебе этого хотелось.
   Эмили кивнула, почувствовав, как вдруг сильнее забилось сердце.
   – Я всегда надеялась, что отсюда меня заберет муж. Но боюсь, что у меня не хватает твоей смелости, чтобы принудить отца к какому-нибудь поступку.
   На лице Джоанны появилось выражение ужаса.
   – Тебе следует радоваться, что у тебя такой здравый смысл. Честно говоря, когда отец застал меня с Найл-зом, я думала, что он убьет нас обоих.
   Эмили знала, что сестра не преувеличивает. Их мать и две старшие сестры умерли родами, а с тех пор как девять лет назад умерла сестра Анна, отец поклялся, что больше ни один мужчина не отнимет жизнь у какой-либо из его девочек.
   И с того дня он запер ворота своего замка для л юбо-го мужчины, тем самым вынудив сестру Джудит уйти в монастырь, чтобы избегнуть его неусыпной опеки.
   Найлза впустили в замок только потому, что отец решил, что ни Эмили, ни Джоанна никогда не сочтут барона привлекательным. И действительно, Эмили не понимала, почему сестра увлеклась Найлзом, разве только потому, что он был не женат.
   Найлз, огромный, как медведь, имел привычку зло кривить губы. Казалось, ему доставляло удовольствие пугать таким образом людей. Много раз Эмили предостерегала Джоанну относительно барона, но та лишь отмахивалась от сестры, говоря, что Найлз обращается с ней с величайшим уважением. Эмили же не могла избавиться от дурных предчувствий.
   Однако Джоанна твердо решила заиметь мужа, а Найлз, кажется, так же твердо решил заиметь земли, назначенные в приданое Джоанне и граничившие с его землями.
   Джоанна коснулась руки Эмили:
   – Я знаю, отец – трудный человек. Но ведь только любовь к нам заставляет его так оберегать нас.
   – Он любит нас так, что готов посадить в клетку, как своих охотничьих птиц.
   Джоанна погладила сестру по руке:
   – Он резкий человек, но сердце у него доброе. Нельзя обвинять его за это.
   – И это говорит та, которая ругалась с отцом совсем недавно из-за того, что он отказал Найлзу, просившему се руки?! – вопрошающе проговорила Эмили.
   Джоанна смущенно улыбнулась:
   – Ты права. Тогда я ненавидела отца, потому что по-нимала – если Найлз уедет, больше мне никто не сделает предложения и я останусь в старых девах.
   – Боюсь, меня ждет такая участь. Многие ли мужчины захотят взять в жены двадцатидвухлетнюю девицу?
   – Немногие, – ответила Джоанна.
   – Да, немногие, – подтвердила Эмили. Некоторое время сестры молчали, упаковывая последний сундук. Эмили погрузилась в свои мысли.
   Всю жизнь она мечтала только об одном – быть женой и матерью. Твердое решение отца не выдавать ее замуж сердило ее. Но сейчас она вырвется из-под его опеки, и если…
   – О чем? – неожиданно спросила Джоанна.
   Эмили растерянно заморгала:
   – Что – о чем?
   – О чем ты думала? – резко спросила Джоанна. – Судя по выражению твоего лица, я бы сказала, что дума на ты о том, о чем думать не следует.
   – То есть?
   – Я знаю это выражение лица, Эмили. Это выражение было у тебя, когда ты заперла беднягу Готфрида в платяном шкафу.
   – Он это заслужил, – оправдываясь, произнесла Эмили, хотя внутренне гордилась собой, вспоминая о том происшествии. Кузен Готфрид пробыл у них в замке всего неделю, но они уже успели объявить друг другу войну; Его взяли на воспитание в дом к отцу Эмили, но кузен решил, что может насмехаться над Эмили, сколько ему заблагорассудится…
   Ну что ж, двухчасовое сидение в шкафу научило его тому, что она не из тех, кого можно дразнить безнаказанно. С того дня Готфрид обращался с Эмили значительно любезнее.
   – Такое же выражение было у тебя перед тем, как ты выпустила на волю лучшего отцовского сокола.
   В тот раз все обошлось не так хорошо. Эмили было тогда не больше пяти лет, но ей казалось, что она до сих пор чувствует боль от тяжелой отцовской руки. Он вовсе не обрадовался, когда узнал, что дочь, сжалившись над соколом, сидевшим в клетке, выпустила его.
   – Каждый раз, когда я видела на твоем лице такое выражение, следовала какая-то твоя проказа. Воображаю, что ты придумаешь на этот раз.
   Эмили небрежно махнула рукой:
   – А что, если я придумала способ обрести то, что всегда хотела?
   – И что же это?
   Эмили искоса посмотрела на сестру:
   – Как ты думаешь, граф Рейвенсвуд действительно такой плохой человек, как утверждает отец?
   Джоанна нахмурилась:
   – На что ты намекаешь?
   Эмили снисходительно пожала плечами:
   – Я думаю, что лорд Дрейвен может оказаться той самой розой, которую я ищу.
   – Ах, сестрица, прошу тебя! Ты же знаешь все не хуже меня. Говорят, что лорд Дрейвен убил родного отца просто из удовольствия.
   – А может, это всего лишь слухи, вроде того, что наш с тобой отец – жестокий предатель. Ты же сама сказала, что наш отец – резкий человек с добрым сердцем.
   – Да, резкий, но я слышала, что лорд Рейвенсвуд сумасшедший. Ты и сама слышала эти рассказы. Что это демон, который никогда не спит. Говорят, что сам дьявол расчистил место по правую руку от своего трона в ожидании того дня, когда лорд Дрейвен окажется в преисподней.
   Эмили помолчала, задумавшись, а затем произнесла:
   – Да, ты права. Глупая мысль. Я проживу год с безумцем, потом вернусь сюда и буду доживать свой век в одиночестве.
   По щеке Эмили скатилась слезинка. Джоанна протянула руку и вытерла ее.
   – Не плачь, Эм. В один прекрасный день твой принц приедет за тобой верхом на белом коне. Он столкнется с отцовским гневом и преодолеет его, а потом увезет тебя отсюда.
   – Но я хочу иметь детей, – прошептала Эмили. – Если мне придется ждать слишком долго, я состарюсь и не смогу радоваться им. Я не увижу их взрослыми. Как это несправедливо!
   Джоанна крепко обняла сестру:
   – Я все понимаю, сестричка. Жаль, что не могу провести этот год в Рейвенсвуде вместо тебя. Но я обещаю, когда этот год закончится, упросить отца отпустить тебя на время к нам. Тогда мы найдем тебе мужа. Обещаю.
   – Только обещай, что это будет не Теодор, – умоляюще посмотрела на сестру Эмили.
   Джоанна тихо рассмеялась в ответ. Несколько минут сестры сидели молча. Вдруг за дверью раздались шаркающие шаги и громкий голос отца:
   – Я убью его, пусть даже это будет моим последним поступком! Я вырву ему глаза! Никто не получит мою Эм! Клянусь Господней десницей, она – это все, что у меня осталось, и я не позволю ей уехать. Вы меня слышите? Никто не отберет у меня мое дитя! Никогда!
   У Эмили сжалось сердце.
   Она вдруг ясно поняла, что бессмысленно надеяться на то, что отец станет ждать целый год. Ни при каких условиях он не оставит дочь у своего врага, заручившись только лишь его клятвой. Он слишком любит ее и слишком мало доверяет графу Рейвенсвуду.
   Сестры с тревогой посмотрели друг на друга.
   – Что нам делать? – спросила Джоанна.
   Эмили в задумчивости закусила губу:
   – Придется найти способ заставить лорда Дрейвена жениться на мне, прежде чем отец нападет на него.
   – Ты не можешь так поступить! – воскликнула Джоанна.
   – Придется, – решительно заявила Эмили.
   – Но, сестрица…
   – Никаких «но», Джоанна. Если отец нападет на лорда Дрейвена, он потеряет все. В том числе и твое приданое.
   В испуге Джоанна прикрыла рот рукой.
   – Мы станем париями, – тихо прошептала она. – Без моего приданого Найлз просто выгонит меня.
   – Да, и некому будет дать нам приют. Король уже ненавидит отца за то, что он сделал во времена царствования Стефана. Наверное, ничто не доставит ему большего удовольствия, как увидеть всех нас в отчаянии.
   – О Боже, Эмили! Об этом и подумать-то страшно. Вдруг ты выйдешь замуж за безумца?!
   – А разве у меня есть выбор? – вопросом на вопрос ответила Эмили.
   Джоанна решительно покачала головой:
   – Должен быть другой выход. И потом, с какой стати лорду Дрейвену хотеть на тебе жениться?
   Эмили от возмущения едва не задохнулась.
   – Я не это хотела сказать, – поспешила оправдаться Джоанна. – Но ты же знаешь, что говорит о нем отец. Этот человек никогда не был женат, и, насколько мне известно, ни одна женщина никогда не обратила на себя его внимание. Может, он вообще не любит женское общество, а предпочитает мужское? Может, именно по этой причине король Генрих велел ему взять тебя под свою опеку, а не жениться на тебе?
   Эмили в задумчивости покачала головой:
   – Нет, я так не думаю. Он так посмотрел на меня сегодня вечером! И потом, отец сказал, что король отказался разрешить дело браком, чтобы война между отцом и графом Рейвенсвудом не разгорелась еще сильнее. В прошлом году Генрих попытался таким образом уладить отношения между двумя дворянами, а в результате вражда только усилилась.
   – Что приводит нас ко второму моему пункту: ты – дочь его врага, – продолжала Джоанна. – Хочу напомнить: если лорд Дрейвен прикоснется к тебе, король снимет с него голову.
   Эмили снова задумалась над словами сестры.
   – А ты веришь, что король убьет его, если он ко мне прикоснется?
   – Почему же мне в этом сомневаться? Генрих держит свое слово.
   – Может быть, но посмеет ли он отнять жизнь у одного из своих ближайших людей из-за какого-то флирта? Предательство отца было гораздо серьезнее, а король только лишь оштрафовал его и конфисковал часть его земельных владений. Ты не думаешь, что лорд Дрейвен может просить у короля моей руки и быть прощен?
   – Король не только оштрафовал отца и конфисковал его земли, Эм.
   – Знаю, но он же не убил отца за его проступок.
   – Не знаю, простит ли его король. Вполне возможно, – в задумчивости произнесла Джоанна.
   – И какой выход? – спросила Эмили.
   – Но, Эм, ты понимаешь, к чему приведет то, о чем ты думаешь? Лорд Дрейвен – враг отца. Отец поклялся, что никогда не позволит тебе выйти замуж и покинуть его.
   – Да, понимаю. Но я хочу иметь мужа и детей.
   – А если лорд Дрейвен не хочет иметь жену?
   – Тогда я заставлю его захотеть.
   Джоанна коротко рассмеялась:
   – Какая ты упрямая. Мне жалко лорда Дрейвена – ему придется бороться с тобой. Но обещай мне одно!
   – Да?
   На лице Джоанны появилось вдруг серьезное выражение.
   – Если окажется, что лорд Дрейвен – человек жестокий, умоляю тебя, откажись от своего замысла. Я знаю, как тебе хочется иметь детей, но терпеть издевательства и побои мужа… Да пусть лучше меня вышвырнут на лондонские улицы, чем отдать тебя на растерзание этому чудовищу!
   Эмили решительно кивнула:
   – Обещаю.
 
   Рассвет для Эмили наступил слишком скоро. Она встретила его со смешанным чувством усталости и волнения перед неведомым. Она вошла в большой зал, где ее ждал отец. Он был взвинченный и… пьяный.
   Впервые в жизни Эмили видела отца таким. На его лице явственно проступили следы, которые оставила на нем суровая жизнь воина.
   Эмили приблизилась к отцу.
   – Я убью его! – невнятно проговорил старый граф, останавливая на дочери налитый кровью взгляд. Эмили обдало тяжелым запахом перегара. – Пусть это будет последним моим деянием, но я сокрушу стены его замка и повешу его на самом высоком дереве, какое найду. Я вырежу ему сердце и скормлю его… волкам… или, может быть, мышам, – Граф громко икнул и посмотрел на свою любимую гончую. – Что будет больнее? Когда его съест мышь или волк? Если волк…
   – Вам нужно поспать, – сказала Эмили, прерывая отца.
   – Я не буду спать до тех пор, пока ты не вернешься домой, где я буду оберегать тебя.
   Граф протянул руку и ласково коснулся лица дочери. Эмили заметила, как у него на глаза навернулись слезы.
   – Я не могу потерять тебя, Эм. Ты так похожа на свою мать-фею. Это все равно что снова потерять Мэриан. Я этого не переживу. Если бы не вы, мои девочки, и не пережил бы ее ухода.
   – Я знаю, – прошептала Эмили. Она не сомневалась в том, что отец любит ее и сестер и готов умереть, защищая их. Она только хотела, чтобы он понял: рано или поздно дочери взрослеют и уходят из отцовского дома.
   В зал вошла Джоанна. В руках она держала большую корзину. Глаза у нее были красные от слез. Никто в замке, похоже, этой ночью не ложился спать.
   – Я знаю, что тебе предстоит недлинный путь, но все же собрала немного поесть в дорогу, – проговорила Джоанна.
   Эмили взяла у сестры корзину и ласково улыбнулась. Наверняка Джоанна с присущим ей усердием наготовила еды столько, что ее хватит на небольшое войско.
   – Я ужасно буду скучать о тебе, – с чувством произнесла Джоанна и крепко обняла Эмили. Сестры никогда еще не расставались так надолго.
   – Клянусь, Джоанна, все будет хорошо. Вот увидишь, через год мы будем весело смеяться над всем этим.
   – Надеюсь, – тихо произнесла Джоанна. – Здесь без тебя уже не будет так, как прежде.
   Слезы навернулись на глаза, но Эмили сдержана их. Она должна сейчас быть особенно сильной.
   – Подумай, – сказала она, пытаясь ободрить сестру, – очень скоро и тебя здесь не будет. Тебе некогда будет обо мне скучать, потому что придется заниматься собственным домом. А теперь, прошу тебя, заставь отца лечь в постель.
   Джоанна молча кивнула и отодвинулась. По лицу ее заструились слезы, и Эмили почувствовала, как у нее сдавило горло.
   Она отвела светлую прядь с лица сестры и с нежностью в голосе произнесла:
   – Пусть тебя хранит Бог, пока меня не будет. Джоанна схватила ее за руку и горестно разрыдалась.
   Эмили поцеловала сестру в щеку и осторожно высвободила свою руку.
   – Вот увидишь, все будет хорошо, – улыбнувшись, проговорила она и повернулась к отцу: – Я знаю, вы любите меня. Я никогда в этом не сомневалась. – Эмили подошла к креслу, в котором сидел старый граф, и прикоснулась к его обрамленному бакенбардами лицу. – Но мы взрослые женщины, и вы должны позволить нам жить собственной жизнью. Простите меня за то, что я собираюсь сделать. Я бы ни за что не сделала ничего такого, что могло бы причинить вам боль, и, надеюсь, что когда-нибудь вы это поймете.
   Эмили поцеловала отца в лоб, затем резко повернулась и вышла. Она бросила прощальный взгляд на замок и решительно зашагала туда, где ее ожидала свита.
   Один из королевских посланников вышел вперед, чтобы помочь ей сесть на лошадь.
   Поблагодарив его за любезность, Эмили посмотрела, как ее служанка Элис вскарабкалась на первую повозку. Вскоре все двинулись в путь.
   Люди графа Рейвенсвуда ждали Эмили по ту сторону ворот замка.
   Лорда Дрейвена Эмили не увидела, зато услышала его голос. Заметив, что за Эмили следуют три повозки, он недовольно спросил:
   – Вы что же, взяли с собой весь замок?
   – Я взяла то, что необходимо, – решительно ответила она.
   Рыцарь, ехавший по правую руку от лорда Дрейвена, рассмеялся. На его черном сюрко был нашит такой же ворон, как и на сюрко лорда Дрейвена.
   – Замолчи, Саймон, не то я проткну тебя мечом, – недовольно пробурчал лорд Дрейвен.
   Тот, кого он назвал Саймоном, снял шлем и послал Эмили хитрую улыбку. Он был также хорош собой, как и лорд Дрейвен, только волосы у него были рыжего цвета. Синие глаза излучали добродушное веселье. У него была маленькая, аккуратно подстриженная бородка.
   Саймон пришпорил свою лошадь и остановился перед Эмили:
   – Разрешите представиться, миледи. Я – Саймон из Рейвенсвуда, брат вот этого людоеда и ваш самый преданный защитник на время нашего путешествия.
   – Замечательно, – сухо произнес лорд Дрейвен. – А кто будет защищать леди от твоих словесных излияний? Приказать мне своим сквайрам принести тряпки сразу же или подождать, когда она начнет утопать?
   Саймон слегка наклонился вперед и, понизив голос, так чтобы слышала только Эмили, сказал:
   – Он больше бранится, чем на самом деле сердится.
   Эмили бросила быстрый взгляд на того, чье имя было синонимом смерти.
   – Я слышала о нем совсем другое.
   – Да, но вы слышали это от тех, кто встречался с моим братом в сражении. Там он лучший из лучших, его нужно бояться, как нападающего льва. Но вне сражения Дрейвен – прекрасный человек, только рык у него слишком громкий.
   – И острый меч для тех, кто мне докучает, – пророкотал Дрейвен и проскакал вперед.
   Он возглавил кавалькаду. Следом за ним ехал Саймон, рядом с ним – Эмили, а Элис ехала в повозке.
   Эмили смотрела в спину того, за кого поклялась сама себе выйти замуж, и думала, что ей вряд ли удастся это сделать. Она много слышала о Дрейвене де Монтегю от отца и других мужчин, которые бывали у них в доме.
   Этот человек славился непревзойденной доблестью в битвах и турнирах. Никто никогда не мог его победить. Однажды он даже спас жизнь королю. Он действительно был хорош собой и неистов, как и приписывала ему молва. Неудивительно, что девы вздыхали, услышав имя Дрейвенаде Монтегю.