– Ах, посмотрите! Жонглер! – радостно воскликнула Эмили и, схватив Дрейвена за руку, потащила его за собой.
   Ошеломленный, он позволил ей провести себя сквозь толпу. Дрейвен понимал, что ее прикосновение ничего не значит для Эмили.
   Он заскрежетал зубами. О, если у него было хотя бы одно мгновение, чтобы показать ей наслаждения, которые превзойдут все те, что она увидит сегодня! Он так вожделел ее, что мог бы отдать неделю на наслаждения – если бы посмел.
   Но если он и посмеет сделать это, раньше или позже проявит себя проклятие, и их связь закончится похоронным звоном.
   Дрейвен резко мотнул головой и заставил себя смотреть на жонглера, который подкидывал в воздух то яйца, то дыни, то ножи.
   Эмили радостно захлопала в ладоши, прижав при этом мешочек с каштанами к груди. Дрейвен с завистью посмотрел на мешочек. Он бы с удовольствием поменялся с ним местами.
   Эмили оглянулась на Дрейвена и, улыбаясь, спросила:
   – Жонглер очень хорош, не так ли?
   Ответить Дрейвен не успел, потому что она взяла его за руку и снова потащила за собой.
   Они остановились у стола с лентами и тканями.
   – Красивую ленточку для миледи? – спросила старуха торговка. – Или ткань на платье или вуаль?
   Эмили покачала головой:
   – Нет. Я просто хочу посмотреть.
   Через мгновение она принялась озираться по сторонам, ища еще что-нибудь интересное. Тут Дрейвен заметил крошку сахара на ее нижней губе. Он как зачарованный смотрел на нее, охваченный страстным желанием убрать ее поцелуем.
   Эмили сделала шаг вперед, но Дрейвен удержал ее. Эмили недоуменно посмотрела на него и нахмурилась.
   – У вас… гм… вот здесь… – И Дрейвен замолчал.
   Господи, да ведь это всего лишь сахар! Что это с ним такое? Почему он не может сказать, что она должна облизать губы, и покончить с этим?
   Дрейвен протянул руку, чтобы смахнуть крошку, но, заметив, как дрожит у него рука, снова опустил ее.
   – Что-то случилось? – спросила Эмили.
   – У вас на губе сахар.
   Ну вот, Он сказал это. Наконец-то.
   – Вот как, – просияла Эмили. – Благодарю вас.
   Кончиком языка она слизала сахар с губ. При виде этого Дрейвен почувствовал, как напряглась его плоть.
   – Все в порядке? – с невинным видом спросила Эмили.
   «Нет, – подумал Дрейвен, – лучше бы я слизал сахар с ваших губ».
   – Да, все в порядке, – произнес он вслух и смущенно кашлянул.
   – Сюда, идите сюда! – позвал голос из самой гущи толпы. – Сейчас будет играть Альфред, король менестрелей.
   «Менестрель? Неужели Эмили не нашла ничего лучшего, чем пленяться смехотворными песнями о любви и чести?» – с досадой подумал Дрейвен.
   Он предпочел бы, чтобы с него содрали кожу живьем, чем слушать причитания какого-то хныкающего музыканта.
   – Менестрель! – восторженно повторила Эмили.
   Дрейвен глубоко вздохнул, однако она не обратила на это никакого внимания. Схватив его за руку, Эмили устремилась сквозь толпу туда, где было приготовлено место для представления.
   Скамьи стояли вокруг пня, на котором сидел менестрель, наигрывавший что-то на лютне. Дрейвен и Эмили подошли к скамье, стоявшей слева от него. Когда все вокруг расселись, менестрель запел песнь о некоей нормандской даме и ее дураке возлюбленном.
   Дрейвен слушал недолго. Его внимание было устремлено на даму, сидевшую рядом с ним.
   Легкий ветерок играл светлыми волосами Эмили. Она подняла изящную ручку и отвела непослушную прядь за ухо.
   Дрейвен представил себе, как он касается этих прядей и пропускает их сквозь пальцы, как притягивает Эмили к себе и целует крепко-крепко.
   Снова к нему вернулось его сновидение, и он увидел, как она, обнаженная, идет к нему и ее кремовая кожа, озаренная свечами, сияет. И в этот момент он, охваченный желанием, готов был поклясться, что чувствует, как ее тело прижимается к нему, как ее ноги обвиваются вокруг его бедер, как он вонзается в нее.
   Дрейвен с силой стиснул зубы. Как сможет он прожить рядом с Эмили целый год и не прикасаться к ней, когда он только о том и думает, как овладевает ею?
   В это мгновение Дрейвен забыл о своем прошлом, о своем нраве. Забыл обо всем, кроме Эмили и той радости, которую она принесла в его жизнь.
   Как ей это удалось? Как может она так радоваться или удивляться таким простым вещам, как жареные каштаны или ленточка?
   «Господи, пошли мне силу, которая мне необходима, чтобы сдержать свою клятву. Или пошли мне архангела, чтобы он убил меня прямо на месте, прежде чем я погублю свою или ее честь».
   Нет, он, Дрейвен, не уподобится своему отцу. Он не нарушит свою клятву. Никогда!
   Эмили повернулась и ласково посмотрела на Дрейвена.
   Он поспешно отвел глаза, устремив взгляд на менестреля. Нужно сосредоточиться на чем-то.
   Приняв такое решение, Дрейвен стал слушать песнь о некоем сарацинском воине и нормандской принцессе. Слезливой любовной истории о человеке, который погубил себя из-за своей дамы, вполне хватило, чтобы он окончательно впал в мрачное настроение.
   Дрейвен был уверен, что никогда не станет вести себя так глупо из-за женщины. Подумать только – взрослый человек проходит голым через вражеское войско ради любви!
   Смех, да и только.
   Когда менестрель закончил петь, Эмили вздохнула:
   – Великолепная песнь. Я люблю ее с самого детства, с того дня как в отцовский замок пришел менестрель и спел ее.
   Дрейвен презрительно фыркнул:
   – Какая великолепная глупость, совершенная ради любви! Ни один человек никогда не пошел бы голым по замку своего врага.
   – Но Аккузен любил Лоретту, – возразила Эмили. – Так он доказал ей свою любовь.
   Дрейвен скривился:
   – Я бы оставил эти фантазии молокососам вроде этого менестреля. Ни один мужчина, достойный так именоваться, не стал бы заниматься такими вещами.
   Эмили слегка толкнула Дрейвена плечом:
   – Очень может быть, но именно о таких вещах и мечтает всякая женщина.
   Дрейвен не смотрел на нее, не желая еще сильнее подпадать под ее очарование.
   – Значит, у мужчин и женщин много общего.
   – Почему это?
   – Каждый мужчина мечтает о том, чтобы голая женщина вошла в ворота его замка, ища его.
   На щеках Эмили вспыхнул румянец. Дрейвен и сам не понимал, зачем сказал в ее присутствии такое. Он никогда не говорил грубости дамам.
   – Вы безнравственный человек, милорд, – рассмеялась Эмили. – Очень, очень безнравственный.
   К несчастью, он, Дрейвен, и наполовину не был так безнравствен, как ему хотелось бы. И еще ему очень хотелось объяснить Эмили истинное значение слова «безнравственный». А также значение слова «наслаждение».
   Особенно если учесть, что она объяснила ему совершенно по-новому значение слов «напряжение», «отчаяние», «томление».
   Менестрель исполнил еще две песни, а затем устроил перерыв. Дрейвен не успел и глазом моргнуть, как Эмили вскочила и потянула его за собой.
   Он встал и поморщился от боли – очень болела коленка. Эмили заметила его гримасу и с тревогой в голосе спросила:
   – Как вы повредили колено?
   Первым побуждением было осадить ее резким ответом, но Дрейвен не успел придумать такой ответ, а потому сказал правду:
   – В молодости по мне пробежала лошадь.
   Дрейвен не стал сообщать о такой мелочи, что на лошади сидел его отец и что это был не несчастный случай, но откровенная попытка убить Саймона.
   – Вам повезло, что после этого вы вовсе не охромели, – сделала вывод Эмили.
   – Этого не произошло исключительно благодаря моей сильной воле.
   – Должно быть, было очень больно.
   Дрейвен не ответил.
   Вдруг из толпы донесся плач маленького ребенка.
   – Мама! – хныкала какая-то девочка.
   Эмили устремила взгляд туда, откуда доносился плач. И прежде чем Дрейвен успел что-то сообразить, бросилась к девочке, стоявшей неподалеку.
   Эмили опустилась перед ребенком на колени и ласково коснулась его щеки.
   Судя по оборванному платью и всклокоченным волосам, девочка была дочерью крестьянина. Но Эмили словно не заметила этого. Она вытерла мокрые щеки девочки уголком своего плаща.
   – Ты что, потеряла маму, малышка? – спросила она.
   – Да-а, – захныкала девочка, – я хочу к маме.
   – А как ее зовут?
   – Мама.
   Эмили ласково улыбнулась:
   – Ну, наверное, здесь сейчас много тетей, которые отзовутся на это имя. А как она выглядит?
   – Она красивая, – ответила девочка, хлюпая носом.
   Эмили оглянулась на Дрейвена:
   – Красивая женщина, которую зовут Мама. Как вы думаете, милорд, мы сумеем ее найти?
   – В такой толпе вряд ли.
   И тут Эмили неожиданно хлопнула Дрейвена по здоровой ноге:
   – Я попытаюсь успокоить девочку. Прошу вас, милорд, не пугайте ее еще больше.
   Дрейвен прикусил язык. Ни один мужчина, ни одна женщина никогда еще не обращались с ним так вольно.
   Даже Саймон не позволял себе ничего подобного.
   – Как тебя зовут, малышка? – спросила Эмили.
   – Эдит.
   – Пойдем, Эдит, поищем твою маму. Она, наверное, тоже тебя ищет.
   Эмили встала и взяла девочку на руки.
   – Миледи, она испачкает вам платье, – предупредил Дрейвен.
   – Слезы отстираются, как и грязь, – отмахнулась от него Эмили.
   Малышка положила голову ей на плечо и обняла за шею. Эмили прижала девочку к себе, и Дрейвен ощутил что-то странное в душе.
   Он не хотел искать определение этому чувству. Эмили отдаладевочке засахаренные каштаны и пошла сквозь толпу, спрашивая у людей, не знают ли они эту девочку или ее мать.
   Дрейвен обратил внимание на то, что Эмили тяжело нести ребенка.
   – Позвольте мне понести девочку, – попросил он.
   Малышка отпрянула от него, испуганно раскрыв глаза.
   – Он ничего мне не сделает, миледи? – громко прошептала она.
   – Нет, Эдит. Его сиятельство – добрый великан.
   Девочка, похоже, не очень-то в это поверила.
   – Мама говорит, что знатные люди нехорошо поступают с маленькими крестьянскими девочками, когда те попадаются им на дороге.
   Эмили откинула волосы с лица малышки.
   – Твоя мама, конечно, права, и, как правило, тебе следует избегать их, но этот дядя не похож на остальных. Обещаю, что он не сделает тебе ничего плохого.
   – Но он такой большой!
   Эмили бросила на Дрейвена взгляд через плечо, и на сердце у него, как ни странно, стало тепло от ее похвалы.
   – Да, он большой, и тебе будет лучше видно у него на руках. Так ты скорее найдешь свою маму.
   Девочка в задумчивости закусила губку, а затем кивнула и протянула руки к Дрейвену.
   А он взял ее на руки как можно осторожнее. На мгновение он замер от странного ощущения – он держит на руках дитя! Никогда в жизни Дрейвен этого не делал. Ее тонкие ручки обвились вокруг его шеи.
   – Он жесткий, – смеясь, заметила девочка, – не такой мягкий, как вы, миледи.
   Эмили погладила малышку по спине и при этом коснулась руки Дрейвена.
   У него на мгновение перехватило дыхание.
   Он вдруг подумал о том, какой была бы у него жизнь, если бы он осмелился обзавестись женой. Что бы он чувствовал, держа на руках собственное дитя.
   – Эдит! – послышался встревоженный женский голос.
   – Мама! – вскрикнула обрадованно девочка и стала рваться из рук Дрейвена.
   Он опустил малышку на землю, и она побежала к молодой крестьянке. Та схватила дочь в охапку:
   – Ах, Эдит, я уж испугалась, что никогда не найду тебя! Я же тебе велела никуда не отходить от меня.
   – Прости, мама. Я больше не буду. Правда, не буду. Эмили подошла к ним, Дрейвен держался поодаль.
   – Посмотри, мама, – продолжала Эдит, протягивая матери кожаный мешочек. – Эта леди дала мне сладких орешков.
   Женщина перевела взгляд на Эмили и проговорила:
   – От всей души вам спасибо, миледи.
   – Не стоит благодарности, – отозвалась Эмили. – У вас такая славная дочка.
   Женщина еще раз поблагодарила Эмили, взяла Эдит за руку и увела. Эмили повернулась к Дрейвену, и он заметил в ее глазах грусть.
   – Что такое, миледи?
   – Вряд ли вы это поймете, – с грустью произнесла она и побрела по людной площади, ища более спокойное место.
   Дрейвен больше ни о чем не спрашивал, однако спустя некоторое время Эмили заговорила сама:
   – Какое милое дитя, не правда ли?
   Дрейвен снисходительно пожал плечами:
   – Я никогда не видел других детей, мне просто не с чем сравнивать.
   Эмили откинула прядь с лица и невесело улыбнулась:
   – В замке моего отца их всегда было много – то были крестьянские дети и дети, взятые на воспитание. Но больше всего мне хочется, чтобы меня окружали мои собственные дети.
   – Тогда почему же вы не выходите замуж?
   Глаза Эмили блестели от навернувшихся слез.
   – Мой отец не хочет этого. Сколько я ни молила его, он не хочет, и все тут.
   – Почему?
   – Боится.
   – Чего?
   – Потерять нас.
   Дрейвен нахмурился:
   – Он, что же, из эгоизма хочет лишить вас того, что вам нужно? Это как-то нехорошо.
   – Я знаю. – Эмили обхватила себя руками. – И в такие дни, как этот, я почти готова его проклинать. Но я знаю, что в действительности он не желает нам зла. Он поступает так, любя нас, и за это я не могу его упрекать.
   – Кажется, я понимаю.
   Эмили недоверчиво посмотрела на Дрейвена:
   – Вот как? А по-моему, другим понять его побуждения трудно. Я знаю, вы невысокого мнения о моем отце. Но он хороший человек, и сердце у него доброе.
   Дрейвен ничего не ответил.
   – Даже сейчас, – продолжала Эмили, – я вижу, какое у него было лицо, когда умерла сестрица Анна. Когда умерла моя старшая сестра Мэри, это произвело на него ужасное впечатление. Но смерть Анны просто убила в нем что-то. Мне тогда было всего одиннадцать лет, отец обнял меня, Джоанну и Джудит и поклялся, что никогда не позволит мужчине убить нас.
   Кровь отхлынула от лица Дрейвена.
   – Как они умерли? – спросил он.
   – Как и наша мать – родами. По сей день отец винит себя за их смерть. За смерть матери потому, что хотел иметь еще ребенка, а за смерть сестер потому, что согласился выдать их замуж.
   Эмили горько вздохнула:
   – Поначалу я была отцу благодарна, глядя, как мои подруги выходят замуж за тех, кто гораздо старше их. Но годы шли, и я начала чувствовать внутри себя пустоту.
   Дрейвен не понимал, зачем Эмили рассказывает ему все это. Вряд ли он принадлежит к тем людям, которые вызывают желание исповедоваться.
   – Всякий раз, видя мать с ребенком, я ощущаю эту пустоту более глубоко. А теперь мне хочется… – Эмили покачала головой. – Вы считаете меня глупой?
   – Я считаю, что вы женщина, которая знает, чего хочет.
   Эмили посмотрела Дрейвену в глаза и благодарно улыбнулась:
   – А вы?
   – Я? – удивленно переспросил Дрейвен.
   – Вы не очень-то хотите завести семью.
   От этого вопроса Дрейвен пришел в замешательство. Никто еще не заговаривал с ним об этом.
   – У меня есть меч, щит и конь. Другой семьи мне не требуется.
   Эмили нахмурилась:
   – А Саймону?
   – В отличие от вашего отца, миледи, я не цепляюсь за людей. Мне нравится общество брата, но я знаю – придет время, и он уйдет.
   – А вы не боитесь остаться в одиночестве?
   – Я пришел в этот мир в одиночестве и в одиночестве его покину. Почему же полагать, что время между этими двумя событиями должно быть каким-то иным?
   Эмили пристально посмотрела на Дрейвена. Его спокойное приятие своей судьбы поразило ее.
   – И вы не хотите ничего другого?
   – Если ничего не хотеть, не придется разочаровываться.
   – Вы живете в холодном мире, милорд. И то, что вам, кажется, это нравится, вызывает у меня к вам жалость.
   – Вам меня жаль? – переспросил Дрейвен.
   – Воистину мне вас жаль, – повторила Эмили и вздохнула. Продолжать разговор не имело смысла. Дрейвен – человек упрямый, и нужно подумать, как преодолеть воздвигнутую им степу отчуждения. – Давайте, милорд, – продолжила Эмили, беря его за руку, – не будем задерживаться на таких серьезных вещах – мы ведь пришли сюда повеселиться. Я вижу, что идут приготовления к борьбе, и что-то подсказывает мне, что вы предпочтете смотреть борьбу, а не слушать очередного менестреля.
   Дрейвен кивнул в знак согласия.
   И так прошла остальная часть дня. Хотя сам Дрейвен на деле не принимал участия ни в чем, он был, в общем, доволен, что Эмили хорошо проводит время.
   Снова и снова Эмили пыталась расшевелить его, но все было напрасно.
   – Скажите, лорд Дрейвен, – проговорила она с укором, указывая на шест, символизирующий майское дерево, – а вам не хочется тряхнуть стариной и поплясать?
   – Если бы я это сделал, миледи, весь мир узнал бы, сколь я неуклюж, а поскольку я рыцарь короля, а не шут, мысль о том, что я стану посмешищем, вызывает у меня содрогание. – И Дрейвен осторожно подтолкнул Эмили к шесту. – Ступайте потанцуйте, если вам этого хочется.
   – Прекрасно.
   Эмили подошла к шесту и взялась за одну из красных лент.
   Дрейвен стоял, скрестив на груди руки, и смотрел, как она пляшет вокруг шеста. Зрелище было захватывающим. Эмили описывала круги, сплетая свою ленту с лентами других танцующих, смеялась и радовалась, как ребенок.
   Про себя Дрейвен сожалел, что не может последовать ее примеру. Ведь на самом деле он испытывает желание потанцевать и повеселиться.
   Но самое главное желание вызывает у него она – Эмили.
   И между ними ничего не стоит, кроме слов.
   И проклятия.
   Да, проклятия. Стиснув зубы, Дрейвен попытался отогнать от себя неприятное видение – бледное лицо матери.
   Но каковы бы ни были его чувства, он никогда не нарушит слова, данного Генриху. Благополучие Эмили превыше всего.
   И он, Дрейвен, будет и дальше держать свои желания в узде.
   Танец закончился, и Эмили вернулась к Дрейвену. Глаза у нее блестели от удовольствия.
   – Вам следовало бы присоединиться к нам, – проговорила она, задыхаясь. – Это невероятно забавно.
   Дрейвен отвел с лица Эмили непослушную прядь волос, коснувшись кончиками пальцев ее мягкой кожи.
   Касание было очень легким, но по телу Дрейвена пробежали жаркие волны. Он торопливо отдернул руку, но ощущение теплоты все еще сохранялось на пальцах, и Дрейвену очень захотелось забыть о своих клятвах и взять Эмили прямо здесь и сейчас.
   «Я не прикоснусь к этой леди ни с целью причинить насилие, ни из похотливых побуждений».
   – Мне неприятно уводить вас от веселья, миледи, – проговорил он, – но через час стемнеет. Думаю, нам пора возвращаться.
   – Хорошо, – согласилась Эмили и взяла Дрейвена под руку.
   Он весь напрягся, понимая, что ему нужно держаться от этой искусительницы подальше. Однако чувствовать ее рядом с собой было очень приятно, и Дрейвен слегка расслабился. Он повел Эмили назад через палатки торговцев.
   Проходя мимо золотых дел мастера, Эмили замедлила шаг и устремила взгляд на блестящие безделушки. Дрейвен остановился.
   – Вот, – сказал он, вынимая из кошелька золотую марку, – купите себе какой-нибудь пустячок на память об этом дне.
   – Я не могу взять у вас это, – ответила Эмили. – Это слишком крупная сумма.
   – Уверяю вас, на всей ярмарке не найдется ничего такого, что могло бы пробить брешь в моих финансах, – ласковым тоном проговорил Дрейвен.
   Эмили скептически посмотрела на него:
   – Вы уверены?
   – Мне будет приятно, если вы потратите эти деньги.
   Эмили принялась рассматривать браслеты, разложенные на прилавке.
   – Вот, миледи, – засуетился торговец, – изумрудное ожерелье тончайшей работы. Оно очень подойдет к вашим глазам.
   Эмили поднесла поближе к глазам украшение, чтобы рассмотреть его, и провела длинными изящными пальцами по золотой цепочке.
   – Очень красиво, – восхищенно произнесла она.
   – Да, миледи, вы совершенно правы, – проговорил торговец.
   Дрейвен был с ним согласен.
   Он глубоко втянул в себя воздух и отошел в сторону. Что толку жаждать того, чего не можешь получить? Он давно понял, что не стоит смотреть на солнце, если не хочешь ослепнуть, и принялся рассматривать проходящих мимо людей. Вскоре к нему подошла Эмили.
   – Вы купили ожерелье? – спросил Дрейвен.
   Эмили отрицательно покачала головой и, прежде чем он успел что-либо сделать, схватила его за ворот плаща и отстегнула от него простую брошь. Затем зажала эту брошь в зубах, а на ее место приколола другую – золотую, с черным эмалевым вороном в окружении темно-красных рубинов.
   Затем Эмили вынула изо рта старую брошь и улыбнулась:
   – Она напомнила мне вашу эмблему. И я подумала, что вам нужнее хорошие воспоминания, чем мне.
   Дрейвен не знал, что доставило ему большее удовольствие – улыбка Эмили, ощущение ее рук у себя на груди или то, что она подумала о нем. Похоже, все вместе тронуло его до глубины души.
   – Благодарю вас, Эмили, – проговорил он низким голосом. – Я всегда буду хранить ее.
   Эмили улыбнулась еще шире:
   – Вы заметили, что в первый раз обратились ко мне по имени? Я уже начала думать, что вы забыли, как меня зовут.
   Эмили снова взяла Дрейвена за руку и направилась туда, где они оставили лошадей.
   – Благодарю вас за этот день. Это был один из самых лучших дней в моей жизни, – с чувством произнесла она через несколько минут.
   Дрейвен судорожно сглотнул и остановился. В его жизни это был, без сомнения, самый лучший день, и он отдал бы все зато, чтобы этот день никогда не кончался.
   Ом накрыл руку Эмили своей рукой и с наслаждением почувствовал тепло ее бархатной кожи.
   Слегка пожав ее пальчики, он решительно зашагал вперед.
 
   На обратном пути Эмили была молчаливой. Дрейвен даже несколько раз оборачивался посмотреть, не случилось ли с ней чего. Эмили ехала с закрытыми глазами. Неожиданно она вздрогнула, как от испуга, и растерянно заморгала. Потом, прикрыв рот рукой, широко зевнула.
   Дрейвен остановился и взял поводья лошади, на которой ехала Эмили. Она хмуро посмотрела на него.
   – Будет лучше, если вы поедете рядом со мной, иначе вы можете упасть с лошади, – пояснил Дрейвен и, прежде чем Эмили успела что-то возразить, снял ее с седла и усадил перед собой. Ощутив ее бедра рядом со своими, Дрейвен почувствовал, что плавится от жара.
   Эмили обвила его руками за талию и положила голову ему на грудь, как дитя. Ее макушка касалась подбородка Дрейвена, легкое дыхание овевало его шею.
   На мгновение Дрейвен замер. Вот бы пустить лошадь в лес, уложить Эмили на траву и овладеть ею! Он снова и снова представлял себе, как она будет тихо стонать, а он завладеет всем ее телом и душой.
   Может ли существовать большее наслаждение?
   Дрейвен с силой дернул поводья. «Я не прикоснусь к ней, – подумал он, – клянусь всеми святыми, что не прикоснусь!»
   Эмили вскоре погрузилась в сон, и только тогда Дрейвен позволил себе расслабиться.
   Он прижался щекой к ее макушке и вдыхал сладкий запах жимолости, исходивший от ее мягких волос.
   – Людоеды бывают иногда очень забавными, – пробормотала Эмили сквозь сон.
   – Вы разговариваете даже когда спите, – заметил Дрейвен, довольный этим открытием, а еще больше тем, что этого не знает ни один мужчина на свете. Кроме него.
   Осторожно взяв Эмили за подбородок двумя пальцами, Дрейвен приподнял ее лицо. Губы ее были полуоткрыты, и Дрейвену не составляло большого труда наклониться и завладеть ими.
   Если бы только не данное им слово.
   Он никогда не нарушал своей клятвы. Но никогда еще ему не было так трудно сделать это.
   – Сирень, – прошептала Эмили. – Скоро будет сирень.
   «Интересно, что ей снится?» – подумал Дрейвен и нежно провел пальцем по нижней губе Эмили. Она вдруг высунула язык и лизнула его.
   Дрейвен резко отдернул руку, словно обжегся.
   Но Эмили неодолимо манила его к себе, и Дрейвен снова начал гладить ее нежное лицо. Через мгновение он вдруг нагнулся и прижался губами к ее щеке. Дрейвену показалось, что все его тело охватило пламя.
   Кожа Эмили была такая нежная и сладкая на вкус. Дрейвен привлек девушку к себе и уткнулся лицом в ямку на шее. Эмили судорожно вздохнула.
   Чувствуя, что вот-вот утратит самоконтроль, Дрейвен мысленно отругал себя, затем резко выпрямился и с силой пришпорил лошадь. Вскоре они оказались у стен замка Оррика. Дрейвен осторожно разбудил Эмили. Та потянулась, точно котенок. Платье плотно обтянуло ее грудь, и он опять возбудился.
   Когда она открыла глаза и увидела его лицо, она слегка вздрогнула.
   – Господи, – проговорила она, – я и забыла, что вы пересадили меня к себе.
   Он тоже хотел бы забыть об этом.
   – Я решил, что вам лучше пересесть на свою лошадь. Скоро мы въедем во двор замка.
   Эмили согласно кивнула, и Дрейвен помог ей пересесть на другую лошадь. Ее тепло оставалось с ним еще несколько минут, а потом испарилось, оставив после себя томительное желание. Дрейвен направил лошадей к замку.
   Там их ждало угощение, которое могло бы соперничать с тем, что подают на королевских пирах. Слуги суетились, на столе то и дело появлялись новые блюда.
   – Наконец-то вы вернулись! – радостно воскликнул Оррик, подходя ближе.
   – Что все это значит? – спросил Дрейвен.
   – Саймон сказал, что вы уезжаете завтра утром, вот я и решил, что нужно устроить прощальный пир.
   – Как вкусно пахнет, – заметила Эмили, подходя к Кристине.
   Дрейвен посмотрел на помост, задрапированный красной скатертью, и его охватил ужас. Он предпочитал есть в одиночестве. Но отклонить приглашение, не оскорбив хозяина, было невозможно.
   – Я попытался уговорить Оррика не делать этого, – тихо проговорил Саймон, подходя к брату сзади. – Но он и слушать меня не хотел.