Страница:
[4]
– Ты уверен? – хрипло переспросила я.
– О да, на сто процентов.
От ужаса тазовые мышцы сжались с невероятной силой, и я не удивилась бы, обнаружив в ближайшее время, что вновь стала девственницей.
– Конечно, я очень рад за тебя, Амелия, – в голосе Джеральда появилась суровость, – но хочется быть уверенным, что когда в июне начнутся съемки фильма, ты будешь к ним готова.
Я нервно кивнула. Понимаю, это не самый лучший способ общения по телефону, но в тот момент меня охватила настоящая паника. В июне? Значит, осталось всего четыре месяца. Как же я смогу научиться хорошо плавать и кататься на доске за такой короткий срок, да еще и выучить свою роль?
Мне и четырех лет не хватило бы на то, чтобы отбросить страх и отдать себя на милость океану. Или, если уж на то пошло, хотя бы переплыть бассейн. Неужели для сюжета картины это умение так важно?
– Короче, – безжалостным тоном продолжил Джеральд, – если к концу июня ты не превратишься в женский вариант Дункана Гудхью, [5]то вылетишь из проекта быстрее, чем успеешь сказать: «Я врушка».
В этом я не сомневалась ни секунды.
– Так что, милая, хочу дать тебе дельный совет: дуй в магазин, покупай себе нарукавники, доску и иди в бассейн учиться плавать, для начала хотя бы по-собачьи. На карту поставлена репутация агентства. Не подведи меня.
– Не беспокойся, Джеральд, я тебя не подведу, – успела я крикнуть в трубку, перед тем как услышать долгие гудки. Да, пожалуй, «беспокойство» не совсем то слово, которое подходило для сложившейся ситуации. Скорее речь шла о панике. Ах, Милли, ну во что ты опять ввязалась?
– Не хочу этого говорить, но я тебя предупреждала, – пожала плечами Фай, пытаясь открыть бутылку дорогущего шампанского (угощала, конечно, Фиона).
– Ну почему люди всегда так говорят, а сами ждут не дождутся, когда можно позлорадствовать, – проворчала я, пытаясь ускользнуть от Фионы, направившей в мою сторону бутылку, словно пистолет.
– Вот только не надо злиться. Я посоветовала тебе превратиться в девушку с пляжа, а не изображать из себя русалку.
– Дай бутылку, пока ты не выбила мне пробкой глаз. – Я выхватила из рук Фай шампанское и, аккуратно его откупорив, наполнила пенящейся жидкостью изящные бокалы. – Не знаю, что мы празднуем, – грустно вздохнула я, без энтузиазма чокнувшись с подругой. – Как только они раскроют мой секрет, я сразу вылечу из проекта, а на мое место возьмут мисс Блисс.
Фай облокотилась на стол и отставила в сторону бокал.
– Вовсе не обязательно, – заговорщически подмигнула она.
– Да ну, и почему ты так решила, мисс Марпл?
– Потому. – На лице Фай появилась довольная улыбка. – После того как мы поговорили с тобой во второй раз, мне в голову пришла сумасшедшая идея.
– И мне, конечно, сразу должно стать легче от такой новости? – Я показала пальцем на свою обесцвеченную паклю.
Фай восторженно всплеснула руками. Она была похожа на маленькую птичку, готовую слететь с кухонного стола: эту картину легко можно было представить, учитывая ее вес.
– Ну, эта идея лучше первой. Надо признать, что я немного переборщила с краской для волос. Хотя тебе идет, вместе с загаром и вообще…
Я удивленно приподняла брови, но ничего не сказала.
Фай продолжила доверительным тоном:
– Пока ты была на пробе и ловила удачу за хвост, я приняла очень важное для меня решение. Я раскрашивала на кухне садового гнома и вдруг подумала: какого черта я тут делаю? Господи, у меня даже сада своего нет, а я, чтобы убить время, раскрашиваю какие-то деревянные чурки.
Я не стала ей возражать. Фай отхлебнула шампанского и, сморщившись от ударивших в нос пузырьков, с энтузиазмом продолжила:
– Знаешь, если мне и поставили диагноз «хроническая депрессия», это не значит, что я должна вести себя как больная идиотка. Миллионы прекрасных, удачливых людей страдают от депрессии, но тем не менее продолжают жить. У меня, как и у всех, бывают плохие и хорошие дни. Но по крайней мере я могу попробовать сделать свою жизнь лучше. А еще ты мне посоветовала приобрести еще одну хула-лампу. – Я протестующе вскинула руку. – Нет, ты совершенно права, Милли. У меня есть деньги и самая лучшая в мире подружка, а я трачу свое время на всякую ерунду. Немудрено, что моя депрессия никак не проходит. Но я очень этого хочу. И поэтому…
Слушая, я задумчиво потягивала шампанское.
– И поэтому я решила, что сейчас у меня появился реальный шанс по-настоящему изменить свою жизнь.
– Вот как! – воскликнула я, когда Фай с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами закончила говорить. – Это прекрасно, но ты готова к таким крутым переменам? Для тебя же поменять апельсиновый сок на ананасовый – переворот в жизни!
– Не смейся надо мной, Милли, – захихикала Фай. – Я чувствую себя сейчас на коне. Так что лучше просто присоединяйся.
– Ой, извини. От всей души желаю тебе скакать дальше.
Я, конечно, была рада узнать, что у моей лучшей подружки появилась цель в жизни, но какое это имело отношение к моему неумению плавать на доске, совершенно не понимала. Зная Фай, скорее всего никакого.
– Значит, вот как все произошло. Сначала я решила поменять свою жизнь. Иначе я закончу тем, что превращусь в богатую эксцентричную старушку, гадающую, зачем она задержалась на этом свете. Ну знаешь, эти престарелые дамы, устраивающие светские обеды, – пояснила Фай в ответ на мой непонимающий взгляд. – Но я даже этого не делаю. Ну и вот: крашу я гнома и параллельно смотрю телевизор. И тут по каналу, где идут всякие передачи о путешествиях, показывают фильм про графство Донегол – оно находится на западном побережье. Там так красиво, и мне захотелось туда съездить когда-нибудь. И я подумала: а что мне, собственно, мешает это сделать сейчас?
Я внимательно слушала Фай, любуясь ее румянцем и горящими глазами.
– Графство находится всего лишь в нескольких часах езды отсюда. Но это будет такая перемена в жизни! В моем распоряжении куча времени, да к тому же там у меня родственники. Когда мы с братом Шоном были маленькими, наша семья часто ездила в Донегол на праздники. Мы очень любили это место. Там сейчас живет сестра моей мамы, Мэри Хеггарти, и куча двоюродных братьев и сестер. Правда, здорово?
– Замечательно, – улыбнулась я. – Значит, ты хочешь отправиться туда на отдых?
– Да, только я хочу поехать надолго, приблизительно на четыре месяца. Будет так здорово! Мы поедем в путешествие, как Тельма и Луиза. Только если нам на пути встретится Брэд Питт, чур, он мой, хорошо?
– Ну конечно, Фай. Но я не могу вот так просто взять и уехать на четыре месяца. Мне же надо теперь готовиться к роли. Помнишь? Мы же по этому поводу распиваем шампанское.
– Естественно, я помню. Именно в этом-то и заключается грандиозность моего плана. После того как мы поговорили с тобой по телефону, я вспомнила, что мой двоюродный брат в детстве занимался серфингом.
– В Ирландии?
– Да. И представляешь, он по-прежнему плавает на доске. Я сегодня вечером звонила тете Мэри и Кормаку, мы все зовем его Маком. Так вот, оказалось, он сейчас работает на пляже спасателем и преподает азы серфинга детям. Нам по-настоящему повезло. Мак научит тебя держаться на доске, а я встречусь со своей семьей, которую не видела уже много лет. Мы здорово проведем время. В общем, ты обязательно должна поехать со мной. Все складывается просто замечательно!
– Что складывается? В твоей истории моя персона исчезла, еще когда ты про эксцентричных старушек рассказывала! – с раздражением воскликнула я. Манера Фай говорить загадками всегда выводила меня из себя.
– А складывается у нас вот что: мы едем в графство Донегол, где будем заниматься серфингом с Маком. И выезжаем мы в понедельник.
– Да, конечно, – пренебрежительно фыркнула я, чуть не задохнувшись от пузырьков шампанского, ударивших в нос. – В Донеголе невозможно заниматься серфингом.
– Не будь глупой. Там же океан. Что тебе еще нужно?
– Как насчет теплой воды, пальм, белого песка и загорелых серфингистов с накачанными прессами вместо стаи пингвинов? Ну же, Фай, ты же не думаешь, что я поеду кататься на волнах на западное побережье Ирландии в марте?! Да я же там себе все отморожу, включая свое главное богатство – грудь.
– А я уже отморозила! – захихикала Фай, положив ладони на бюст, по форме далекий от совершенства.
– Ну а я свое женское достояние ценю. – Мой громкий смех наполнил комнату. – Мне еще предстоит состязаться с такими экземплярами, как Блисс, и кроме того, у меня просто не хватит денег на подобное путешествие.
– Это не увеселительная поездка. Мы едем по делу. Так что все расходы я беру на себя. Вот станешь знаменитостью, тогда и отдашь мне мою долю с процентами. Я серьезно, Милли, у нас все получится. И ты мне тоже будешь помогать. Уверена, Мак очень быстро сделает из тебя вторую… не знаю, как там знаменитые серфингисты называют себя. К тому же там нет никаких пингвинов, глупенькая.
– Конечно, для них там слишком холодно. Почему бы нам не полететь на Гавайи или еще куда-нибудь в этом роде?
– Я боюсь летать. – Фай выпрямилась и, сладко потянувшись, направилась к выходу.
– И с каких пор ты боишься самолетов?
– С тех пор как бородатые мужики начали их взрывать. Значит, Милли, мы обо всем договорились. – Несколько минут спустя из ванной донесся голос Фионы: – Графство Донегол, держись, мы едем! Как же это здорово, Милли! Теперь у нас появилась цель, и мы отправляемся в настоящее путешествие.
– Цель? – пробормотала я тихо, когда моя легко загорающаяся идеями подруга уже не могла меня услышать. – Скорее необъяснимое желание умереть во цвете лет.
Но в тот момент я точно знала одно: ни за какие блага мира я не стала бы заниматься серфингом в ледяных волнах Атлантического океана, с оглушительным грохотом разбивавшихся о крутые утесы Донегола. Даже ради будущей карьеры. На самом деле мне легче отдать почку, чем заставить себя встать на доску. Извини, Фай, но нашему путешествию не суждено случиться.
Уже к субботе я не знала, куда деваться от настойчивых увещеваний Фай. Я никак не могла втолковать ей, что жертвы, которые, по ее словам, я должна принести на алтарь искусства никак не подразумевали под собой мою преждевременную кончину на волне в двадцать метров. Господи, только представлю, как выглядит на посмертных фотографиях мой хладный труп в этом уродливом резиновом костюме… ужас!
От нытья Фай меня спас телефонный звонок. Я сразу узнала фальшивый американский акцент своего агента по рекламе Трули Скрампчес [6](более неподходящих имени и фамилии трудно представить). Именно ей я обязана своим куриным фиаско.
– Для тебя есть работа, дорогуша, – радостно проворковал голос Трули. – В одной кофейне надо продемонстрировать новые кофейные аппараты по приготовлению капуччино и латте. Как думаешь, справишься?
«У меня диплом Саутгемптонского университета, – чуть не закричала я в трубку. – Уж наверняка мне хватит умственных способностей, чтобы приготовить парочку чертовых латте!»
– Хорошо, Трули, – наконец выдавила я. – Когда нужно выходить?
– Днем в понедельник. Только тебе нужно появиться там с утра, чтобы Джулиус, специалист по латте, научил тебя искусству приготовления кофе.
Просто замечательно! Наверняка диплом взбивальщицы латте откроет передо мной все двери мира.
– И чем меньше на тебе будет надето, тем лучше, – не терпящим возражений тоном добавила Трули.
В следующие тридцать секунд я попыталась мысленно просчитать варианты светлого будущего, ожидавшего меня в понедельник утром. Первый: я остаюсь в безопасном мире рекламы и в шортах, едва прикрывающих задницу, готовлю кофе. Затем получаю столько денег, за сколько кукла Барби даже глаза не открыла бы, не говоря уже о том, чтобы встать с постели. Да, здесь я ничем не рисковала. Но если я и дальше буду продолжать в том же духе, в ближайшие пять лет в моей жизни ничего не изменится.
Второй вариант: я рискну и отправлюсь в путешествие с Фай, которое может привести к моей преждевременной кончине в холодных водах океана, но в то же время у меня появится шанс подготовиться к самой звездной роли в моей жизни.
В конце концов, я что, трусливая курица? (Если не считать случаев, когда мне за это платят.)
– Извини, Трули, – мой голос заметно дрожал, – но, к сожалению, мне придется отказаться от этой работы, как, впрочем, и от остальных предложений в ближайшем будущем. Дело в том, что мне нужно готовиться к роли.
– Неужели? – Трули не удалось скрыть удивления.
– Да. Собственно, утром в понедельник я отправляюсь в поездку, собирать материал для своего персонажа.
– Кто бы мог подумать? – засмеялась Фай, когда я трясущейся рукой положила трубку.
– Только не надо праздновать победу раньше времени, – предупредила я Фиону, чтобы та не начала радостно прыгать по комнате.
Следовало все хорошенько обдумать. Кто знал, что раздавшийся звонок сократит время моих размышлений до одной минуты.
– Ответь, пожалуйста, ты, – попросила я Фиону, но она, кружась в диковинном танце, устремилась на кухню.
– Не могу, мне сегодня трудно общаться с посторонними. – Фай хитро подмигнула. – Это все из-за моей депрессии.
Я не выдержала и, рассмеявшись, взяла трубку. Мне всегда нравилось, как Фай подтрунивала над своей болезнью.
– Здравствуй, дорогая Амелия, это всего лишь я, – раздался бодрый голос матери, которая всегда начинала разговор так, будто она просто соскучилась и хотела услышать мой голос. На самом же деле, как я поняла, для звонка существовала другая, более серьезная причина.
– Привет, ребята, – ответила я, зная, что по второй линии наш разговор слушает отец. Родители всегда общались со мной по телефону вдвоем. Рациональный ум матери рассчитал, что таким образом они сократят разговоры вполовину, что должно было благоприятным образом сказаться на счетах. Мне же здравый смысл подсказывал, что из-за постоянных переспросов, неизбежно возникающих, когда одновременно говорят три человека, наши беседы по телефону удлинялись вдвое. Лучше бы родители прекратили играть в свои многоканальные телефонные игры и вели себя как нормальные люди.
– Доброго тебе утра, ха-ха, – услышала я по второй линии голос отца с ирландским акцентом, который можно было услышать разве что в каком-нибудь голливудском фильме, причем очень плохом. Мой папа, Фрэнк Армстронг, любил время от времени блеснуть якобы типичными ирландскими выражениями. И бесполезно ему было объяснять, что Ирландия – современная многонациональная страна и люди говорят там на различных языках с разными акцентами. В представлении четы Армстронг (так же как и американских туристов, приезжавших в Ирландию в поисках своих корней) ирландцы только и делали, что доили коров, ездили в город на тележках, запряженных ослами, и запросто общались с леприконами и феями (или мне следовало произнести на ирландский манер – «фаями»). Ну и жили они, конечно, исключительно в средневековых замках или в полуразрушенных хижинах из камня и соломы.
– Ну, как там моя малышка, – хмыкнул весело отец, – видела уже леприконов?
Теперь вы понимаете, что я имела в виду?
– Да, очень милые ребята. Вчера вместе ходили в бар, как это здесь заведено. Пили «Гиннес», заедая картошкой, играли на волшебных флейтах и делали ставки на ослиных бегах. В общем, все как обычно.
– Замечательно. А как там дожди?
– Мокрые, – ответила я, посмотрев в окно на залитую февральским солнцем улицу.
– А как у тебя дела… – тут отец слегка закашлялся, – на актерском поприще?
Да, в его шкале важности я стою на третьем месте после сказочных персонажей и погоды. Должно быть, отец очень «гордится» мной. И тут я неожиданно поняла, что у меня действительно появился шанс порадовать родителей. И что самое главное – не дипломом специалиста по взбиванию латте. Да о чем я только думала? Как могла отказаться от прекрасного предложения лучшей подруги и предпочесть убогую жизнь, которую я вела в Дублине, надеясь сделать карьеру и прославиться? От волнения у меня заурчало в животе. А вдруг эта роль будет прорывом в моей карьере? Я стану знаменитой в семье, меня начнут уважать? Люди, глядя на меня, скажут: «Я хочу быть похожей на Милли Армстронг. Она знала, чего хотела от жизни, и шла вперед, пока не воплотила мечту в реальность!» Меня охватило волнение, и, собравшись с духом, я ответила:
– На самом деле, пап, мне есть чем тебя порадовать. Ты не поверишь, но вчера…
– Извини, дорогая, но мы немного торопимся. Я опаздываю к педикюрше, ну ты знаешь мои проблемы с мозолями. В самом деле, Фрэнк, хватит задавать ненужные вопросы. Говори по существу, – нетерпеливо прервала меня мама, отчего мне тут же захотелось положить трубку. – Мы просто хотели сообщить тебе прекрасную новость, – как ни в чем не бывало продолжила мать, словно и не оборвала меня на полуслове.
– Да? – с фальшивой заинтересованностью переспросила я.
– Ты ни за что не догадаешься. Ну давай попробуй, милая.
– Хм… наверное, Эда сделали премьер-министром и вручили ему ключи от города; ведь даже его задница, словно солнце, способна осветить путь блуждающим во тьме…
– Ты просто ревнуешь, – встрял чей-то женский голос.
– Черт возьми, да сколько вас там на линии? У меня впечатление, что я говорю с целым стадионом болельщиков.
– Это Таня, дорогая, не надо чертыхаться. – В голосе матери звучало недовольство. – Я, например, никогда не слышала, чтобы твой брат ругался как портовый грузчик.
Господи, и откуда она берет подобные клише?
– Это потому, что у меня нет недостатков, – смеясь, присоединился к общей беседе Эд.
Я же говорила, что в нашей семье простые телефонные звонки не приняты.
– И ты здесь, – простонала я. – Значит, нас уже пятеро. Очень задушевная получается беседа.
Итак, разговор шел своим путем – как всегда, все говорили одновременно и никто никого не слушал. Даже эта чертова Таня, которая, по существу, не является членом семьи и соответственно не имеет права участвовать в наших нелепых семейных дебатах. Обычно в наших беседах поднималось сразу столько разных тем, что нить разговора уплывала от меня уже в первые минуты.
– Эдди, не томи, сообщи сестре свою потрясающую новость, – наконец различила я слова матери в хоре голосов. – А то мне нужно еще успеть разморозить отбивные перед уходом, к тому же твоему отцу нельзя так много говорить по телефону.
– Почему? – я вклинилась в общее обсуждение, решив, что наш «семейный бухгалтер» в целях экономии ограничила по времени телефонные переговоры «хозяина дома», как без тени иронии называла его мама. – Он что, много болтает по телефону с друзьями и не успевает делать домашние задания?
– Не глупи, дорогая, – совершенно серьезно ответила мама, – это все из-за стресса. Ему нужно гулять на свежем воздухе, а не сидеть в закрытом помещении, утомляя и без того перегруженную голову разговорами по телефону.
– Хм… – Внутри зашевелилась тревога. – А что это за история со стрессом?
– Джорджина, перестань раздувать из мухи слона. Со мной все в порядке, Амелия, – повысил голос отец.
– Это правда, папа?
По-видимому, следующая фраза отца должна была навсегда развеять мою искреннюю озабоченность по поводу его здоровья.
– Конечно, правда, малышка. Просто у меня слегка поднялось давление. Что, черт возьми, неудивительно, после того как я проторчал в суде две недели подряд, пытаясь выбить денежное пособие для скаковой лошади из кучки абсолютно бестолковых судей. Непонятно даже, кто был больше парализован – они или эта чертова лошадь.
– Ясно, – вздохнула я, окончательно потеряв нить разговора.
– Ну ладно, Эдвард, выкладывай уже свою новость, – торопливо закончил отец.
Чтобы избавить вас от утомительных подробностей о гениальности моего брата, я в двух словах опишу суть блестящей новости, которая должна была сразить меня наповал. Как оказалось, Эду поручили серьезное дело и в суде он представлял интересы очень известного человека. Процесс обещал быть скандальным, и единственным, кто получил право давать ежедневные интервью журналистам Би-би-си с освещением событий, происходящих в суде, стал Эд. Если он выиграет процесс – а зная брата, я не сомневалась, что так оно и будет, – карьера Эда взлетит до невиданных высот, а может, и выше. И конечно, после блестящей победы он должен получить столько денег, сколько Боно [7]хватило бы на оплату государственного долга какой-нибудь развивающейся страны. Естественно, эти деньги пойдут в качестве первого взноса за огромный особняк, больше похожий на дворец, где брат и его прилежная девушка Таня будут воспитывать своего будущего отпрыска. Кроме того, Эд не преминул тактично указать на то, что в отличие от меня, пахавшей пять лет, чтобы стать актрисой и попасть на телевидение, он появится на голубом экране без малейших усилий с его стороны. Пожалуй, наши отношения с Эдом можно охарактеризовать как классический вариант детского соперничества. Конечно, я страшно завидовала его успехам, но в мои планы не входило демонстрировать свои чувства членам семьи, тем более самому Эду. К тому же он еще не знал, что я получила самую настоящую роль в фильме и в понедельник утром уезжаю на поезде в Донегол. Кто бы мог подумать – вот я, кажется, уже и приняла решение.
– Так, значит, во сколько мы прибудем в Донегол? – прокричала я, трясясь в ветхом вагоне старого поезда времен Отечественной войны, выкрашенного в жизнерадостный оранжевый цвет. Моя попытка перекрыть оглушительный стук колес не увенчалась успехом. Пожалуй, насчет стука колес я выразилась чересчур мягко. Представьте себе толпу первоклашек, одновременно кричащих своими детскими писклявыми голосами «тук-тук». Даже в этом случае пронзительность звука будет лишь слабым отражением оглушительного визга колес. На самом деле я уже начала опасаться, сможем ли мы добраться на этой рухляди хоть куда-нибудь. Однако с другой стороны, поезд совершал подобные вояжи вот уже сорок лет и никто пока не жаловался. Главное, чтобы этот день не оказался последним в его славной карьере и по пути он не развалился на части.
– Ой, посмотри, корова! – завизжала Фай, прижавшись носом к окну. – А там настоящая изгородь!
Подруга пребывала в самом радужном расположении духа с тех пор, как после обеда мы погрузили наши вещи в такси и, удачно минуя пробки, добрались до вокзала, где нас ждал поезд, отбывавший в половине второго.
Не могу сказать, чтобы обычный забор вызывал во мне столько же радости, сколько в Фионе, но тем не менее я испытывала легкое волнение. Во-первых, к своему стыду, за все пять лет моего пребывания в Ирландии я так и не удосужилась съездить на знаменитое западное побережье. Во-вторых, умение Фай радоваться каждой мелочи очень заразительно. Мне нравилось смотреть в ее сияющие глаза в те дни, когда депрессия ненадолго отступала и сердце Фионы билось спокойно. Ну и, наконец, в-третьих, мне действительно казалось, что за последнее время я впервые в своей непутевой жизни сделала хоть что-то правильно. Конечно, при виде бушующего океана я вполне могу впасть в панику и тут же отказаться от своей затеи, но по крайней мере то, что я вылезла из-под «лежачего камня» и попыталась взять судьбу в свои руки, уже наполняло мое сердце радостью. Да, встреча с Дэном пошла мне на пользу. Как говорится, сегодняшний день стал первым днем новой жизни. Жаль только, что начали мы наше путешествие без особого размаха – засаленная обивка сидений в купе не раз заставляла вспомнить о хорошем душе. Кстати, если бы кто-нибудь захотел отведать сухих печений, я бы с радостью ими поделилась, стоило лишь засунуть руку за сиденье.
– Мы уже практически на месте! – крикнула Фай, радостно захлопав в ладоши. Ее взгляд был прикован к окну. – Посмотри, какой потрясающий вид.
Я протерла стекло от вековой сажи, ожидая увидеть типичный ирландский городок.
– Черт побери, Фай, – выдохнула я в изумлении, – это… это потрясающе!
Действительно, открывшаяся картина поражала воображение. Всего лишь за три часа езды ровные ряды домов и аккуратные улицы сменились полями настолько ярко-зеленого цвета, что казалось, будто их раскрасил ребенок, впервые открывший для себя разноцветные краски. Я в немом восхищении смотрела на живописные каменные дома, окруженные живой изгородью и пестрыми лужайками. При виде нашего грохочущего чудовища стайки птиц с шумом срывались с цветущих кустов и дружно устремлялись в лазурное небо, где плыли розово-оранжевые облака. А вдалеке за горизонтом стройными рядами возвышались изумрудные холмы такой идеальной формы, словно их отутюжили со всех сторон гигантским утюгом.
Вообще-то я не принадлежу к тому типу людей, которые мечтают сменить шум и грязь городов на тишину сельской местности. Я городская жительница, так же как и Фай. Мне нравится стремительный ритм городов, их магазины, бары – особенно магазины. Но даже я на несколько минут потеряла дар речи. Прекрасный парк Тринити-колледжа безнадежно померк на фоне роскошной природы, достойной поэм У.Б. Йетса. Я, конечно, человек, далекий от поэзии, но неожиданно на меня снизошло вдохновение. Неудачница Милли Армстронг и ее скучающая подружка остались в далеком прошлом. Теперь я ощущала себя настоящей актрисой, вживающейся в роль. Как Николь Кидман, которая отправилась в деревню, чтобы достоверно сыграть свою героиню в фильме «Далекая страна» (с той лишь разницей, что бюджет у этого фильма раз в пять больше).
– Ты уверен? – хрипло переспросила я.
– О да, на сто процентов.
От ужаса тазовые мышцы сжались с невероятной силой, и я не удивилась бы, обнаружив в ближайшее время, что вновь стала девственницей.
– Конечно, я очень рад за тебя, Амелия, – в голосе Джеральда появилась суровость, – но хочется быть уверенным, что когда в июне начнутся съемки фильма, ты будешь к ним готова.
Я нервно кивнула. Понимаю, это не самый лучший способ общения по телефону, но в тот момент меня охватила настоящая паника. В июне? Значит, осталось всего четыре месяца. Как же я смогу научиться хорошо плавать и кататься на доске за такой короткий срок, да еще и выучить свою роль?
Мне и четырех лет не хватило бы на то, чтобы отбросить страх и отдать себя на милость океану. Или, если уж на то пошло, хотя бы переплыть бассейн. Неужели для сюжета картины это умение так важно?
– Короче, – безжалостным тоном продолжил Джеральд, – если к концу июня ты не превратишься в женский вариант Дункана Гудхью, [5]то вылетишь из проекта быстрее, чем успеешь сказать: «Я врушка».
В этом я не сомневалась ни секунды.
– Так что, милая, хочу дать тебе дельный совет: дуй в магазин, покупай себе нарукавники, доску и иди в бассейн учиться плавать, для начала хотя бы по-собачьи. На карту поставлена репутация агентства. Не подведи меня.
– Не беспокойся, Джеральд, я тебя не подведу, – успела я крикнуть в трубку, перед тем как услышать долгие гудки. Да, пожалуй, «беспокойство» не совсем то слово, которое подходило для сложившейся ситуации. Скорее речь шла о панике. Ах, Милли, ну во что ты опять ввязалась?
– Не хочу этого говорить, но я тебя предупреждала, – пожала плечами Фай, пытаясь открыть бутылку дорогущего шампанского (угощала, конечно, Фиона).
– Ну почему люди всегда так говорят, а сами ждут не дождутся, когда можно позлорадствовать, – проворчала я, пытаясь ускользнуть от Фионы, направившей в мою сторону бутылку, словно пистолет.
– Вот только не надо злиться. Я посоветовала тебе превратиться в девушку с пляжа, а не изображать из себя русалку.
– Дай бутылку, пока ты не выбила мне пробкой глаз. – Я выхватила из рук Фай шампанское и, аккуратно его откупорив, наполнила пенящейся жидкостью изящные бокалы. – Не знаю, что мы празднуем, – грустно вздохнула я, без энтузиазма чокнувшись с подругой. – Как только они раскроют мой секрет, я сразу вылечу из проекта, а на мое место возьмут мисс Блисс.
Фай облокотилась на стол и отставила в сторону бокал.
– Вовсе не обязательно, – заговорщически подмигнула она.
– Да ну, и почему ты так решила, мисс Марпл?
– Потому. – На лице Фай появилась довольная улыбка. – После того как мы поговорили с тобой во второй раз, мне в голову пришла сумасшедшая идея.
– И мне, конечно, сразу должно стать легче от такой новости? – Я показала пальцем на свою обесцвеченную паклю.
Фай восторженно всплеснула руками. Она была похожа на маленькую птичку, готовую слететь с кухонного стола: эту картину легко можно было представить, учитывая ее вес.
– Ну, эта идея лучше первой. Надо признать, что я немного переборщила с краской для волос. Хотя тебе идет, вместе с загаром и вообще…
Я удивленно приподняла брови, но ничего не сказала.
Фай продолжила доверительным тоном:
– Пока ты была на пробе и ловила удачу за хвост, я приняла очень важное для меня решение. Я раскрашивала на кухне садового гнома и вдруг подумала: какого черта я тут делаю? Господи, у меня даже сада своего нет, а я, чтобы убить время, раскрашиваю какие-то деревянные чурки.
Я не стала ей возражать. Фай отхлебнула шампанского и, сморщившись от ударивших в нос пузырьков, с энтузиазмом продолжила:
– Знаешь, если мне и поставили диагноз «хроническая депрессия», это не значит, что я должна вести себя как больная идиотка. Миллионы прекрасных, удачливых людей страдают от депрессии, но тем не менее продолжают жить. У меня, как и у всех, бывают плохие и хорошие дни. Но по крайней мере я могу попробовать сделать свою жизнь лучше. А еще ты мне посоветовала приобрести еще одну хула-лампу. – Я протестующе вскинула руку. – Нет, ты совершенно права, Милли. У меня есть деньги и самая лучшая в мире подружка, а я трачу свое время на всякую ерунду. Немудрено, что моя депрессия никак не проходит. Но я очень этого хочу. И поэтому…
Слушая, я задумчиво потягивала шампанское.
– И поэтому я решила, что сейчас у меня появился реальный шанс по-настоящему изменить свою жизнь.
– Вот как! – воскликнула я, когда Фай с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами закончила говорить. – Это прекрасно, но ты готова к таким крутым переменам? Для тебя же поменять апельсиновый сок на ананасовый – переворот в жизни!
– Не смейся надо мной, Милли, – захихикала Фай. – Я чувствую себя сейчас на коне. Так что лучше просто присоединяйся.
– Ой, извини. От всей души желаю тебе скакать дальше.
Я, конечно, была рада узнать, что у моей лучшей подружки появилась цель в жизни, но какое это имело отношение к моему неумению плавать на доске, совершенно не понимала. Зная Фай, скорее всего никакого.
– Значит, вот как все произошло. Сначала я решила поменять свою жизнь. Иначе я закончу тем, что превращусь в богатую эксцентричную старушку, гадающую, зачем она задержалась на этом свете. Ну знаешь, эти престарелые дамы, устраивающие светские обеды, – пояснила Фай в ответ на мой непонимающий взгляд. – Но я даже этого не делаю. Ну и вот: крашу я гнома и параллельно смотрю телевизор. И тут по каналу, где идут всякие передачи о путешествиях, показывают фильм про графство Донегол – оно находится на западном побережье. Там так красиво, и мне захотелось туда съездить когда-нибудь. И я подумала: а что мне, собственно, мешает это сделать сейчас?
Я внимательно слушала Фай, любуясь ее румянцем и горящими глазами.
– Графство находится всего лишь в нескольких часах езды отсюда. Но это будет такая перемена в жизни! В моем распоряжении куча времени, да к тому же там у меня родственники. Когда мы с братом Шоном были маленькими, наша семья часто ездила в Донегол на праздники. Мы очень любили это место. Там сейчас живет сестра моей мамы, Мэри Хеггарти, и куча двоюродных братьев и сестер. Правда, здорово?
– Замечательно, – улыбнулась я. – Значит, ты хочешь отправиться туда на отдых?
– Да, только я хочу поехать надолго, приблизительно на четыре месяца. Будет так здорово! Мы поедем в путешествие, как Тельма и Луиза. Только если нам на пути встретится Брэд Питт, чур, он мой, хорошо?
– Ну конечно, Фай. Но я не могу вот так просто взять и уехать на четыре месяца. Мне же надо теперь готовиться к роли. Помнишь? Мы же по этому поводу распиваем шампанское.
– Естественно, я помню. Именно в этом-то и заключается грандиозность моего плана. После того как мы поговорили с тобой по телефону, я вспомнила, что мой двоюродный брат в детстве занимался серфингом.
– В Ирландии?
– Да. И представляешь, он по-прежнему плавает на доске. Я сегодня вечером звонила тете Мэри и Кормаку, мы все зовем его Маком. Так вот, оказалось, он сейчас работает на пляже спасателем и преподает азы серфинга детям. Нам по-настоящему повезло. Мак научит тебя держаться на доске, а я встречусь со своей семьей, которую не видела уже много лет. Мы здорово проведем время. В общем, ты обязательно должна поехать со мной. Все складывается просто замечательно!
– Что складывается? В твоей истории моя персона исчезла, еще когда ты про эксцентричных старушек рассказывала! – с раздражением воскликнула я. Манера Фай говорить загадками всегда выводила меня из себя.
– А складывается у нас вот что: мы едем в графство Донегол, где будем заниматься серфингом с Маком. И выезжаем мы в понедельник.
– Да, конечно, – пренебрежительно фыркнула я, чуть не задохнувшись от пузырьков шампанского, ударивших в нос. – В Донеголе невозможно заниматься серфингом.
– Не будь глупой. Там же океан. Что тебе еще нужно?
– Как насчет теплой воды, пальм, белого песка и загорелых серфингистов с накачанными прессами вместо стаи пингвинов? Ну же, Фай, ты же не думаешь, что я поеду кататься на волнах на западное побережье Ирландии в марте?! Да я же там себе все отморожу, включая свое главное богатство – грудь.
– А я уже отморозила! – захихикала Фай, положив ладони на бюст, по форме далекий от совершенства.
– Ну а я свое женское достояние ценю. – Мой громкий смех наполнил комнату. – Мне еще предстоит состязаться с такими экземплярами, как Блисс, и кроме того, у меня просто не хватит денег на подобное путешествие.
– Это не увеселительная поездка. Мы едем по делу. Так что все расходы я беру на себя. Вот станешь знаменитостью, тогда и отдашь мне мою долю с процентами. Я серьезно, Милли, у нас все получится. И ты мне тоже будешь помогать. Уверена, Мак очень быстро сделает из тебя вторую… не знаю, как там знаменитые серфингисты называют себя. К тому же там нет никаких пингвинов, глупенькая.
– Конечно, для них там слишком холодно. Почему бы нам не полететь на Гавайи или еще куда-нибудь в этом роде?
– Я боюсь летать. – Фай выпрямилась и, сладко потянувшись, направилась к выходу.
– И с каких пор ты боишься самолетов?
– С тех пор как бородатые мужики начали их взрывать. Значит, Милли, мы обо всем договорились. – Несколько минут спустя из ванной донесся голос Фионы: – Графство Донегол, держись, мы едем! Как же это здорово, Милли! Теперь у нас появилась цель, и мы отправляемся в настоящее путешествие.
– Цель? – пробормотала я тихо, когда моя легко загорающаяся идеями подруга уже не могла меня услышать. – Скорее необъяснимое желание умереть во цвете лет.
Но в тот момент я точно знала одно: ни за какие блага мира я не стала бы заниматься серфингом в ледяных волнах Атлантического океана, с оглушительным грохотом разбивавшихся о крутые утесы Донегола. Даже ради будущей карьеры. На самом деле мне легче отдать почку, чем заставить себя встать на доску. Извини, Фай, но нашему путешествию не суждено случиться.
Уже к субботе я не знала, куда деваться от настойчивых увещеваний Фай. Я никак не могла втолковать ей, что жертвы, которые, по ее словам, я должна принести на алтарь искусства никак не подразумевали под собой мою преждевременную кончину на волне в двадцать метров. Господи, только представлю, как выглядит на посмертных фотографиях мой хладный труп в этом уродливом резиновом костюме… ужас!
От нытья Фай меня спас телефонный звонок. Я сразу узнала фальшивый американский акцент своего агента по рекламе Трули Скрампчес [6](более неподходящих имени и фамилии трудно представить). Именно ей я обязана своим куриным фиаско.
– Для тебя есть работа, дорогуша, – радостно проворковал голос Трули. – В одной кофейне надо продемонстрировать новые кофейные аппараты по приготовлению капуччино и латте. Как думаешь, справишься?
«У меня диплом Саутгемптонского университета, – чуть не закричала я в трубку. – Уж наверняка мне хватит умственных способностей, чтобы приготовить парочку чертовых латте!»
– Хорошо, Трули, – наконец выдавила я. – Когда нужно выходить?
– Днем в понедельник. Только тебе нужно появиться там с утра, чтобы Джулиус, специалист по латте, научил тебя искусству приготовления кофе.
Просто замечательно! Наверняка диплом взбивальщицы латте откроет передо мной все двери мира.
– И чем меньше на тебе будет надето, тем лучше, – не терпящим возражений тоном добавила Трули.
В следующие тридцать секунд я попыталась мысленно просчитать варианты светлого будущего, ожидавшего меня в понедельник утром. Первый: я остаюсь в безопасном мире рекламы и в шортах, едва прикрывающих задницу, готовлю кофе. Затем получаю столько денег, за сколько кукла Барби даже глаза не открыла бы, не говоря уже о том, чтобы встать с постели. Да, здесь я ничем не рисковала. Но если я и дальше буду продолжать в том же духе, в ближайшие пять лет в моей жизни ничего не изменится.
Второй вариант: я рискну и отправлюсь в путешествие с Фай, которое может привести к моей преждевременной кончине в холодных водах океана, но в то же время у меня появится шанс подготовиться к самой звездной роли в моей жизни.
В конце концов, я что, трусливая курица? (Если не считать случаев, когда мне за это платят.)
– Извини, Трули, – мой голос заметно дрожал, – но, к сожалению, мне придется отказаться от этой работы, как, впрочем, и от остальных предложений в ближайшем будущем. Дело в том, что мне нужно готовиться к роли.
– Неужели? – Трули не удалось скрыть удивления.
– Да. Собственно, утром в понедельник я отправляюсь в поездку, собирать материал для своего персонажа.
– Кто бы мог подумать? – засмеялась Фай, когда я трясущейся рукой положила трубку.
– Только не надо праздновать победу раньше времени, – предупредила я Фиону, чтобы та не начала радостно прыгать по комнате.
Следовало все хорошенько обдумать. Кто знал, что раздавшийся звонок сократит время моих размышлений до одной минуты.
– Ответь, пожалуйста, ты, – попросила я Фиону, но она, кружась в диковинном танце, устремилась на кухню.
– Не могу, мне сегодня трудно общаться с посторонними. – Фай хитро подмигнула. – Это все из-за моей депрессии.
Я не выдержала и, рассмеявшись, взяла трубку. Мне всегда нравилось, как Фай подтрунивала над своей болезнью.
– Здравствуй, дорогая Амелия, это всего лишь я, – раздался бодрый голос матери, которая всегда начинала разговор так, будто она просто соскучилась и хотела услышать мой голос. На самом же деле, как я поняла, для звонка существовала другая, более серьезная причина.
– Привет, ребята, – ответила я, зная, что по второй линии наш разговор слушает отец. Родители всегда общались со мной по телефону вдвоем. Рациональный ум матери рассчитал, что таким образом они сократят разговоры вполовину, что должно было благоприятным образом сказаться на счетах. Мне же здравый смысл подсказывал, что из-за постоянных переспросов, неизбежно возникающих, когда одновременно говорят три человека, наши беседы по телефону удлинялись вдвое. Лучше бы родители прекратили играть в свои многоканальные телефонные игры и вели себя как нормальные люди.
– Доброго тебе утра, ха-ха, – услышала я по второй линии голос отца с ирландским акцентом, который можно было услышать разве что в каком-нибудь голливудском фильме, причем очень плохом. Мой папа, Фрэнк Армстронг, любил время от времени блеснуть якобы типичными ирландскими выражениями. И бесполезно ему было объяснять, что Ирландия – современная многонациональная страна и люди говорят там на различных языках с разными акцентами. В представлении четы Армстронг (так же как и американских туристов, приезжавших в Ирландию в поисках своих корней) ирландцы только и делали, что доили коров, ездили в город на тележках, запряженных ослами, и запросто общались с леприконами и феями (или мне следовало произнести на ирландский манер – «фаями»). Ну и жили они, конечно, исключительно в средневековых замках или в полуразрушенных хижинах из камня и соломы.
– Ну, как там моя малышка, – хмыкнул весело отец, – видела уже леприконов?
Теперь вы понимаете, что я имела в виду?
– Да, очень милые ребята. Вчера вместе ходили в бар, как это здесь заведено. Пили «Гиннес», заедая картошкой, играли на волшебных флейтах и делали ставки на ослиных бегах. В общем, все как обычно.
– Замечательно. А как там дожди?
– Мокрые, – ответила я, посмотрев в окно на залитую февральским солнцем улицу.
– А как у тебя дела… – тут отец слегка закашлялся, – на актерском поприще?
Да, в его шкале важности я стою на третьем месте после сказочных персонажей и погоды. Должно быть, отец очень «гордится» мной. И тут я неожиданно поняла, что у меня действительно появился шанс порадовать родителей. И что самое главное – не дипломом специалиста по взбиванию латте. Да о чем я только думала? Как могла отказаться от прекрасного предложения лучшей подруги и предпочесть убогую жизнь, которую я вела в Дублине, надеясь сделать карьеру и прославиться? От волнения у меня заурчало в животе. А вдруг эта роль будет прорывом в моей карьере? Я стану знаменитой в семье, меня начнут уважать? Люди, глядя на меня, скажут: «Я хочу быть похожей на Милли Армстронг. Она знала, чего хотела от жизни, и шла вперед, пока не воплотила мечту в реальность!» Меня охватило волнение, и, собравшись с духом, я ответила:
– На самом деле, пап, мне есть чем тебя порадовать. Ты не поверишь, но вчера…
– Извини, дорогая, но мы немного торопимся. Я опаздываю к педикюрше, ну ты знаешь мои проблемы с мозолями. В самом деле, Фрэнк, хватит задавать ненужные вопросы. Говори по существу, – нетерпеливо прервала меня мама, отчего мне тут же захотелось положить трубку. – Мы просто хотели сообщить тебе прекрасную новость, – как ни в чем не бывало продолжила мать, словно и не оборвала меня на полуслове.
– Да? – с фальшивой заинтересованностью переспросила я.
– Ты ни за что не догадаешься. Ну давай попробуй, милая.
– Хм… наверное, Эда сделали премьер-министром и вручили ему ключи от города; ведь даже его задница, словно солнце, способна осветить путь блуждающим во тьме…
– Ты просто ревнуешь, – встрял чей-то женский голос.
– Черт возьми, да сколько вас там на линии? У меня впечатление, что я говорю с целым стадионом болельщиков.
– Это Таня, дорогая, не надо чертыхаться. – В голосе матери звучало недовольство. – Я, например, никогда не слышала, чтобы твой брат ругался как портовый грузчик.
Господи, и откуда она берет подобные клише?
– Это потому, что у меня нет недостатков, – смеясь, присоединился к общей беседе Эд.
Я же говорила, что в нашей семье простые телефонные звонки не приняты.
– И ты здесь, – простонала я. – Значит, нас уже пятеро. Очень задушевная получается беседа.
Итак, разговор шел своим путем – как всегда, все говорили одновременно и никто никого не слушал. Даже эта чертова Таня, которая, по существу, не является членом семьи и соответственно не имеет права участвовать в наших нелепых семейных дебатах. Обычно в наших беседах поднималось сразу столько разных тем, что нить разговора уплывала от меня уже в первые минуты.
– Эдди, не томи, сообщи сестре свою потрясающую новость, – наконец различила я слова матери в хоре голосов. – А то мне нужно еще успеть разморозить отбивные перед уходом, к тому же твоему отцу нельзя так много говорить по телефону.
– Почему? – я вклинилась в общее обсуждение, решив, что наш «семейный бухгалтер» в целях экономии ограничила по времени телефонные переговоры «хозяина дома», как без тени иронии называла его мама. – Он что, много болтает по телефону с друзьями и не успевает делать домашние задания?
– Не глупи, дорогая, – совершенно серьезно ответила мама, – это все из-за стресса. Ему нужно гулять на свежем воздухе, а не сидеть в закрытом помещении, утомляя и без того перегруженную голову разговорами по телефону.
– Хм… – Внутри зашевелилась тревога. – А что это за история со стрессом?
– Джорджина, перестань раздувать из мухи слона. Со мной все в порядке, Амелия, – повысил голос отец.
– Это правда, папа?
По-видимому, следующая фраза отца должна была навсегда развеять мою искреннюю озабоченность по поводу его здоровья.
– Конечно, правда, малышка. Просто у меня слегка поднялось давление. Что, черт возьми, неудивительно, после того как я проторчал в суде две недели подряд, пытаясь выбить денежное пособие для скаковой лошади из кучки абсолютно бестолковых судей. Непонятно даже, кто был больше парализован – они или эта чертова лошадь.
– Ясно, – вздохнула я, окончательно потеряв нить разговора.
– Ну ладно, Эдвард, выкладывай уже свою новость, – торопливо закончил отец.
Чтобы избавить вас от утомительных подробностей о гениальности моего брата, я в двух словах опишу суть блестящей новости, которая должна была сразить меня наповал. Как оказалось, Эду поручили серьезное дело и в суде он представлял интересы очень известного человека. Процесс обещал быть скандальным, и единственным, кто получил право давать ежедневные интервью журналистам Би-би-си с освещением событий, происходящих в суде, стал Эд. Если он выиграет процесс – а зная брата, я не сомневалась, что так оно и будет, – карьера Эда взлетит до невиданных высот, а может, и выше. И конечно, после блестящей победы он должен получить столько денег, сколько Боно [7]хватило бы на оплату государственного долга какой-нибудь развивающейся страны. Естественно, эти деньги пойдут в качестве первого взноса за огромный особняк, больше похожий на дворец, где брат и его прилежная девушка Таня будут воспитывать своего будущего отпрыска. Кроме того, Эд не преминул тактично указать на то, что в отличие от меня, пахавшей пять лет, чтобы стать актрисой и попасть на телевидение, он появится на голубом экране без малейших усилий с его стороны. Пожалуй, наши отношения с Эдом можно охарактеризовать как классический вариант детского соперничества. Конечно, я страшно завидовала его успехам, но в мои планы не входило демонстрировать свои чувства членам семьи, тем более самому Эду. К тому же он еще не знал, что я получила самую настоящую роль в фильме и в понедельник утром уезжаю на поезде в Донегол. Кто бы мог подумать – вот я, кажется, уже и приняла решение.
– Так, значит, во сколько мы прибудем в Донегол? – прокричала я, трясясь в ветхом вагоне старого поезда времен Отечественной войны, выкрашенного в жизнерадостный оранжевый цвет. Моя попытка перекрыть оглушительный стук колес не увенчалась успехом. Пожалуй, насчет стука колес я выразилась чересчур мягко. Представьте себе толпу первоклашек, одновременно кричащих своими детскими писклявыми голосами «тук-тук». Даже в этом случае пронзительность звука будет лишь слабым отражением оглушительного визга колес. На самом деле я уже начала опасаться, сможем ли мы добраться на этой рухляди хоть куда-нибудь. Однако с другой стороны, поезд совершал подобные вояжи вот уже сорок лет и никто пока не жаловался. Главное, чтобы этот день не оказался последним в его славной карьере и по пути он не развалился на части.
– Ой, посмотри, корова! – завизжала Фай, прижавшись носом к окну. – А там настоящая изгородь!
Подруга пребывала в самом радужном расположении духа с тех пор, как после обеда мы погрузили наши вещи в такси и, удачно минуя пробки, добрались до вокзала, где нас ждал поезд, отбывавший в половине второго.
Не могу сказать, чтобы обычный забор вызывал во мне столько же радости, сколько в Фионе, но тем не менее я испытывала легкое волнение. Во-первых, к своему стыду, за все пять лет моего пребывания в Ирландии я так и не удосужилась съездить на знаменитое западное побережье. Во-вторых, умение Фай радоваться каждой мелочи очень заразительно. Мне нравилось смотреть в ее сияющие глаза в те дни, когда депрессия ненадолго отступала и сердце Фионы билось спокойно. Ну и, наконец, в-третьих, мне действительно казалось, что за последнее время я впервые в своей непутевой жизни сделала хоть что-то правильно. Конечно, при виде бушующего океана я вполне могу впасть в панику и тут же отказаться от своей затеи, но по крайней мере то, что я вылезла из-под «лежачего камня» и попыталась взять судьбу в свои руки, уже наполняло мое сердце радостью. Да, встреча с Дэном пошла мне на пользу. Как говорится, сегодняшний день стал первым днем новой жизни. Жаль только, что начали мы наше путешествие без особого размаха – засаленная обивка сидений в купе не раз заставляла вспомнить о хорошем душе. Кстати, если бы кто-нибудь захотел отведать сухих печений, я бы с радостью ими поделилась, стоило лишь засунуть руку за сиденье.
– Мы уже практически на месте! – крикнула Фай, радостно захлопав в ладоши. Ее взгляд был прикован к окну. – Посмотри, какой потрясающий вид.
Я протерла стекло от вековой сажи, ожидая увидеть типичный ирландский городок.
– Черт побери, Фай, – выдохнула я в изумлении, – это… это потрясающе!
Действительно, открывшаяся картина поражала воображение. Всего лишь за три часа езды ровные ряды домов и аккуратные улицы сменились полями настолько ярко-зеленого цвета, что казалось, будто их раскрасил ребенок, впервые открывший для себя разноцветные краски. Я в немом восхищении смотрела на живописные каменные дома, окруженные живой изгородью и пестрыми лужайками. При виде нашего грохочущего чудовища стайки птиц с шумом срывались с цветущих кустов и дружно устремлялись в лазурное небо, где плыли розово-оранжевые облака. А вдалеке за горизонтом стройными рядами возвышались изумрудные холмы такой идеальной формы, словно их отутюжили со всех сторон гигантским утюгом.
Вообще-то я не принадлежу к тому типу людей, которые мечтают сменить шум и грязь городов на тишину сельской местности. Я городская жительница, так же как и Фай. Мне нравится стремительный ритм городов, их магазины, бары – особенно магазины. Но даже я на несколько минут потеряла дар речи. Прекрасный парк Тринити-колледжа безнадежно померк на фоне роскошной природы, достойной поэм У.Б. Йетса. Я, конечно, человек, далекий от поэзии, но неожиданно на меня снизошло вдохновение. Неудачница Милли Армстронг и ее скучающая подружка остались в далеком прошлом. Теперь я ощущала себя настоящей актрисой, вживающейся в роль. Как Николь Кидман, которая отправилась в деревню, чтобы достоверно сыграть свою героиню в фильме «Далекая страна» (с той лишь разницей, что бюджет у этого фильма раз в пять больше).