— Может быть, — с сомнением покачал он головой. — Может быть. Но… идемте дальше.
Мы пошли в том направлении, куда исчезли металлические существа. Дрейк по-прежнему не был убежден; у каждого столба он останавливался и беспокойно осматривал его.
Но я, решительно отбросив эту мысль, больше интересовался фантастическим светом, заполнявшим этот колонный зал своим лютиковым блеском. Светильники вверху не мигали; теперь я видел, что это не диски, а шары. Большие и маленькие, они висели неподвижно, и лучи их были так же неподвижны, как и сами шары.
И хоть они были неподвижны, ни в шарах, ни в их лучах ничего не свидетельствовало о металле. Газообразные, мягкие, как огни святого Эльма, эти колдовские огоньки, которые иногда вспыхивают на мачтах кораблей, причудливые гости из невидимого океана атмосферного электричества.
Иногда они исчезали, это происходило довольно часто, исчезали мгновенно, полностью, с обескураживающей внезапностью. Я заметил, однако, что когда исчезал один шар, рядом с той же поразительной внезапностью тут же возникал другой; иногда он был больше исчезнувшего; иногда вспыхивала целая гроздь меньших шаров.
Интересно, что это такое, думал я. Как они закреплены? Каков источник их энергии? Рождены электромагнитными потоками, текущими над нами? Возникают на месте пересечения таких потоков? Эта теория может объяснить их внезапное исчезновение и появление — перемещаются потоки, места их соприкосновения. Беспроволочный свет? Над такой идеей науке стоит поработать. Если только мы вернемся…
— Куда теперь? — прервал мои размышления Дрейк. Зал кончился. Мы стояли перед глухой стеной, исчезавшей вверху в мерцающем сиянии.
— Я считал, что мы идем туда, куда ушли они, — изумленно ответил я.
— Я тоже, — согласился он. — Мы, должно быть, свернули. Они тут не проходили, если только… — Он колебался.
— Что только? — резко спросил я.
— Если только стена не раскрылась и не пропустила их, — сказал он. — Вы не забыли те большие овалы, как кошачьи глаза, что раскрылись во внешней стене? — негромко добавил он.
Забыл. Я снова посмотрел на стену. Безусловно, сплошная, гладкая. Ровная сверкающая поверхность вздымалась перед нами, фасад из полированного металла. Внутри огненные точки еще более тусклые, чем в столбах; почти неразличимые.
— Идем влево, — нетерпеливо сказал я. — И выбросьте эту глупую мысль из головы.
— Хорошо! — Он вспыхнул. — Но вы ведь не думаете, что я испугался?
— Если ваша мысль правильна, у вас есть право испугаться, — едко ответил я. — И хочу вам сказать, что я боюсь. Чертовски боюсь.
Мы прошли шагов двести у основания стены. И неожиданно оказались у отверстия, продолговатого, не менее пятидесяти футов шириной и вдвое больше в высоту. И у входа в него мягкий желтый свет обрывался, будто отрезанный невидимым экраном. Туннель был наполнен тусклым серовато-синим блеском. Мы несколько мгновений разглядывали его.
— Не хотелось бы быть тут раздавленным, — сказал я.
— Не стоит сейчас об этом думать, — мрачно ответил Дрейк. — В таком доме одним шансом больше или меньше — пустяк, Гудвин. Поверьте мне. Идемте.
Мы вошли в туннель. Стены, пол и потолок из того же материала, что и большие столбы и стена зала; и в них тоже тусклые копии светящихся глаз металлических существ.
— Странно, что все тут прямоугольное, — заметил Дрейк. — В их архитектуре нет ни шаров, ни пирамид — если это действительно архитектура.
И правда. Впереди и сзади все математически ровное. Странно. Впрочем, мы пока еще мало видели.
В туннеле тепло, и воздух какой-то другой. Становилось все теплее, жар сухой и горячий. Но он не угнетал, а скорее стимулировал. Я притронулся к стене: жар не от нее. И ветра нет. Но температура все поднималась.
Коридор повернул направо; продолжение его вдвое уже. Далеко впереди светился какой-то желтый стержень, как столб, поднимающийся от пола до потолка. Волей-неволей мы шли к нему. Он становился все ярче.
В нескольких шагах от него мы остановились. Свет исходил из щели в стене не более фута шириной. Мы в тупике, потому что через отверстие не пролезть ни мне, ни Дрейку. Из отверстия тянуло теплом.
Дрейк подошел к отверстию, всмотрелся. Я присоединился к нему.
Вначале мы увидели только пространство, заполненное желтым свечением. Потом я заметил радужные вспышки; словно горящие рубины и изумруды испускают разноцветные лучи; мелькали алые, розовые, светло-синие, фиолетовые огни.
И в этом радужном свечении показалось сверкающее тело Норалы!
Она стояла нагая, одетая только в покрывало своих медных волос, глаза ее улыбались, галактики далеких звезд вспыхивали в их глубине.
И вокруг нее вертелась бесчисленная толпа маленьких существ.
Именно они испускали вспышки, прорезавшие золотистый туман. Они играли вокруг нее, носились, создавали причудливые образования, тут же меняли их. Сверкающими волшебными кольцами окружали ее ноги; раскрывались в пламенеющие диски и звезды, взлетали и повисали на ее прекрасном теле гирляндами многоцветных живых огней. Среди дисков и звезд мелькали маленькие кресты, тускло-красные и дымчато-оранжевые.
Голубая вспышка, и с пола поднялся стройный столб; превратился в корону, которая устремилась к ее развевающимся волосам. Другие светящиеся кольца окружили ее ноги, груди; как браслеты, повисли на руках.
Потом, как стремительная волна, толпа маленьких существ набросилась на нее, накрыла, спрятала под блестящим облаком.
Я видел, как Норала весело взмахивала руками; ее великолепная голова вынырнула из невероятного, кипящего потока живых драгоценностей. Слышал ее смех, сладкий, золотой, далекий.
Богиня необъяснимого! Мадонна с металлическими младенцами!
Детская металлических существ!
Норала исчезла. Исчезла и светлая щель, исчезло помещение, куда мы заглядывали. Мы смотрели на сплошную гладкую стену. Щель закрылась с волшебной быстротой у нас на глазах; закрылась так быстро, что мы не заметили движения.
Я схватил Дрейка, оттащил его подальше: в противоположной стене открывалось отверстие. Вначале только щель, но она быстро расширилась. Перед нами другой коридор, длинный, освещенный; в его глубине я заметил движение. Оно приближалось, становилось яснее. По коридору по три в ряд, заполняя его от стены до стены, двигались большие шары!
Мы отступали перед ними, все дальше и дальше, прижимаясь к стене, вытянув руки, готовясь встретить их грозное приближение.
— Некуда бежать, — сказал Дрейк. — Они нас раздавят. Держитесь сзади, доктор. Постарайтесь вернуться к Руфи. Может, я смогу их задержать!
И прежде чем я смог остановить его, он прыгнул прямо перед шарами, которые теперь находились едва ли в двадцати ярдах от нас.
Шары остановились — в нескольких футах от него. Казалось, они удивленно рассматривают его. Поворачивались друг к другу, словно совещались. Медленно приблизились. Нас подтолкнуло вперед и медленно подняло. И пока мы висели поднятые неведомой силой — я могу ее сравнить только со множеством маленьких рук, — под нами мелькнули шары.
Их ряды свернули в коридор, по которому мы пришли из огромного зала. И когда под нами мелькнул последний ряд, нас осторожно опустили на ноги; мы стояли, слегка покачиваясь.
Я дрожал от бессильной ярости и унижения; это чувство поглотило радость спасения. Глаза Дрейка гневно сверкали.
— Высокомерные дьяволы! — Он сжимал и разжимал кулаки. — Высокомерные, подавляющие дьяволы!
Мы смотрели им вслед.
Неужели проход суживается, закрывается? Я видел, как стены медленно движутся навстречу друг другу. Втолкнул Дрейка во вновь открывшийся проход и прыгнул вслед за ним.
За нами, на том месте, где мы только что стояли, была сплошная стена.
Неудивительно, что нас охватила паника; мы, как сумасшедшие, побежали по открывшемуся коридору, временами испуганно оглядываясь, опасаясь увидеть страшное зрелище: медленно сдвигающиеся стены, готовые раздавить нас, как муху в стальных тисках.
Но стены не сближались. Ровный, тихий, перед нами и за нами простирался все тот же коридор. Наконец, тяжело дыша, избегая смотреть друг на друга, мы остановились.
И в этот момент нас охватила глубокая дрожь, затронувшая самые основания жизни, дрожь, которая охватывает человека, увидевшего невозможное и знающего, что оно — есть.
Неожиданно на стенах, на потолке, на полу вспыхнули бесчисленные огоньки. Как будто с них сняли покров, будто они пробудились от сна, мириады сверкающих точек появились на светло-синих поверхностях; огоньки разглядывали нас, оценивали, издевались над нами.
Крошечные огненные точки — глаза металлических существ!
Этот коридор не проложен в неживой материей чудом инженерного искусства; его раскрытие не вызвано невидимыми механизмами. Это жизнь; пол, потолок, стены — все живое, все состоит из металлических существ.
И раскрытие проходов, так же как их закрытие, сознательное волевое действие существ, образующих эти мощные стены.
Все эти действия — сознательное, скоординированное исполнение приказов гигантского общего сознания, которое, подобно духу роя, душе муравейника, оживотворяет каждую отдельную часть.
Мы начинали понимать. Если это правда, тогда столбы гигантского зала, его грандиозные стены — все это Город как единое живое существо!
Построенный из тел бесчисленных миллионов. Бесконечные тонны образуют столб, в котором каждый атом живой, мыслящий.
Металлическое чудовище!
Теперь я понял, откуда возникало ощущение, будто стены бесчисленными глазами Аргуса смотрят на нас. Они действительно смотрели на нас!
Ощущение внимательного разглядывания — на самом деле разглядывали бесчисленные миллиарды крошечных глаз живого вещества, из которого создан Город.
Видящий Город. Живой Город!
Не тайный механизм закрывал стены, скрывая от нас Норалу, играющую с маленькими существами. Никакой механизм не сдвигал и не раздвигал стены, не руководил несущимися шарами. Они подчинялись сознанию того гигантского существа, частью которого были; из их тел состоит эта чудовищная мыслящая масса!
Я думаю, что эта ошеломляющая истина на какое-то время свела нас с ума. Мы побежали, схватившись за руки, как испуганные дети. Потом Дрейк остановился.
— Клянусь всеми дьяволами этого места, — торжественно заявил он, — я больше не побегу. Ведь в конце концов мы люди. Если они убьют нас, значит убьют. Но клянусь создавшим меня Господом, больше я от них не побегу. Умру стоя.
Его храбрость подбодрила меня. Мы вызывающе пошли вперед. Снизу, из-под нас, сверху, с потолка, со стен по всему пути на нас смотрело множество глаз.
— Кто бы мог подумать? — бормотал Дрейк про себя. — Живой город! Живое гнездо, огромное живое металлическое гнездо!
— Гнездо? — я уловил это слово. Что это значит? Муравейник солдат-насекомых, город муравьев, который Биб изучал в Южной Америке и о котором как-то рассказывал мне. Этот город создавался из живых тел муравьев, точно так же, как этот Город — из тел кубов.
Как выразился Биб [7], «дом, гнездо, очаг, детская, брачные покои, кухня, спальня и зал собраний насекомых-солдат». Построенный и заселенный слепыми свирепыми маленькими насекомыми, которые, руководствуясь только запахом, осуществляют грандиозные операции, самые сложные действия. Это нисколько не более удивительно, подумал я, как только избавишься от парализующего воздействия формы этих металлических существ. Откуда приходят стимулы, правящие ими, стимулы, на которые они реагируют?
А откуда приходят приказы, которым повинуется армия муравьев; приказы открыть тот или иной коридор в муравейнике, образовать помещение, заполнить его? Такая же загадка?
Мои мысли прервало ощущение, что я движусь с возрастающей скоростью, что тело мое стало легче.
Одновременно я ощутил, что поднимаюсь над полом коридора и с довольно большой скоростью лечу вперед. Посмотрев вниз, я увидел в нескольких футах под собой пол. Дрейк положил руку мне на плечо.
— Закрывается за нами, — прошептал он. — Они нас выталкивают.
Действительно, коридор будто устал от нас. Он решил… подбросить нас. За нами он закрывался. Я с интересом отметил, как точно это закрытие совпадает с нашей скоростью, как легко сливаются стены.
Наше продвижение все ускорялось. Как будто мы, лишенные веса, плывем в каком-то бурном ручье. Впечатление странно приятное, апатичное — какое слово использовала Руфь? — элементарное. Поддерживающая сила исходила как будто отовсюду, от стен, с пола и потолка. Движение ровное и без всяких усилий. Я видел, что перед нами коридор открывается, как закрывался сзади.
И повсюду маленькие глаза подмигивали… смеялись.
Опасности нет, не может быть. Все глубже проникало с мой мозг чуждое сознание спокойствия. Все быстрее и быстрее плыли мы — наружу.
Неожиданно перед нами блеснул дневной свет. Мы прошли в него. Сила, державшая нас, отступила. Я почувствовал под ногами прочную почву: стоял, прислонившись к стене.
Коридор кончился — и закрылся за нами.
— Выпнули! — воскликнул Дрейк. Неуместное слов, вульгарное, но оно вполне описывало мои чувства.
Нас выпнули в башенку, выступавшую из стены. И под нами расстилалась самая поразительная, самая фантастическая картина, какая представала взгляду человека с самого сотворения.
Мы пошли в том направлении, куда исчезли металлические существа. Дрейк по-прежнему не был убежден; у каждого столба он останавливался и беспокойно осматривал его.
Но я, решительно отбросив эту мысль, больше интересовался фантастическим светом, заполнявшим этот колонный зал своим лютиковым блеском. Светильники вверху не мигали; теперь я видел, что это не диски, а шары. Большие и маленькие, они висели неподвижно, и лучи их были так же неподвижны, как и сами шары.
И хоть они были неподвижны, ни в шарах, ни в их лучах ничего не свидетельствовало о металле. Газообразные, мягкие, как огни святого Эльма, эти колдовские огоньки, которые иногда вспыхивают на мачтах кораблей, причудливые гости из невидимого океана атмосферного электричества.
Иногда они исчезали, это происходило довольно часто, исчезали мгновенно, полностью, с обескураживающей внезапностью. Я заметил, однако, что когда исчезал один шар, рядом с той же поразительной внезапностью тут же возникал другой; иногда он был больше исчезнувшего; иногда вспыхивала целая гроздь меньших шаров.
Интересно, что это такое, думал я. Как они закреплены? Каков источник их энергии? Рождены электромагнитными потоками, текущими над нами? Возникают на месте пересечения таких потоков? Эта теория может объяснить их внезапное исчезновение и появление — перемещаются потоки, места их соприкосновения. Беспроволочный свет? Над такой идеей науке стоит поработать. Если только мы вернемся…
— Куда теперь? — прервал мои размышления Дрейк. Зал кончился. Мы стояли перед глухой стеной, исчезавшей вверху в мерцающем сиянии.
— Я считал, что мы идем туда, куда ушли они, — изумленно ответил я.
— Я тоже, — согласился он. — Мы, должно быть, свернули. Они тут не проходили, если только… — Он колебался.
— Что только? — резко спросил я.
— Если только стена не раскрылась и не пропустила их, — сказал он. — Вы не забыли те большие овалы, как кошачьи глаза, что раскрылись во внешней стене? — негромко добавил он.
Забыл. Я снова посмотрел на стену. Безусловно, сплошная, гладкая. Ровная сверкающая поверхность вздымалась перед нами, фасад из полированного металла. Внутри огненные точки еще более тусклые, чем в столбах; почти неразличимые.
— Идем влево, — нетерпеливо сказал я. — И выбросьте эту глупую мысль из головы.
— Хорошо! — Он вспыхнул. — Но вы ведь не думаете, что я испугался?
— Если ваша мысль правильна, у вас есть право испугаться, — едко ответил я. — И хочу вам сказать, что я боюсь. Чертовски боюсь.
Мы прошли шагов двести у основания стены. И неожиданно оказались у отверстия, продолговатого, не менее пятидесяти футов шириной и вдвое больше в высоту. И у входа в него мягкий желтый свет обрывался, будто отрезанный невидимым экраном. Туннель был наполнен тусклым серовато-синим блеском. Мы несколько мгновений разглядывали его.
— Не хотелось бы быть тут раздавленным, — сказал я.
— Не стоит сейчас об этом думать, — мрачно ответил Дрейк. — В таком доме одним шансом больше или меньше — пустяк, Гудвин. Поверьте мне. Идемте.
Мы вошли в туннель. Стены, пол и потолок из того же материала, что и большие столбы и стена зала; и в них тоже тусклые копии светящихся глаз металлических существ.
— Странно, что все тут прямоугольное, — заметил Дрейк. — В их архитектуре нет ни шаров, ни пирамид — если это действительно архитектура.
И правда. Впереди и сзади все математически ровное. Странно. Впрочем, мы пока еще мало видели.
В туннеле тепло, и воздух какой-то другой. Становилось все теплее, жар сухой и горячий. Но он не угнетал, а скорее стимулировал. Я притронулся к стене: жар не от нее. И ветра нет. Но температура все поднималась.
Коридор повернул направо; продолжение его вдвое уже. Далеко впереди светился какой-то желтый стержень, как столб, поднимающийся от пола до потолка. Волей-неволей мы шли к нему. Он становился все ярче.
В нескольких шагах от него мы остановились. Свет исходил из щели в стене не более фута шириной. Мы в тупике, потому что через отверстие не пролезть ни мне, ни Дрейку. Из отверстия тянуло теплом.
Дрейк подошел к отверстию, всмотрелся. Я присоединился к нему.
Вначале мы увидели только пространство, заполненное желтым свечением. Потом я заметил радужные вспышки; словно горящие рубины и изумруды испускают разноцветные лучи; мелькали алые, розовые, светло-синие, фиолетовые огни.
И в этом радужном свечении показалось сверкающее тело Норалы!
Она стояла нагая, одетая только в покрывало своих медных волос, глаза ее улыбались, галактики далеких звезд вспыхивали в их глубине.
И вокруг нее вертелась бесчисленная толпа маленьких существ.
Именно они испускали вспышки, прорезавшие золотистый туман. Они играли вокруг нее, носились, создавали причудливые образования, тут же меняли их. Сверкающими волшебными кольцами окружали ее ноги; раскрывались в пламенеющие диски и звезды, взлетали и повисали на ее прекрасном теле гирляндами многоцветных живых огней. Среди дисков и звезд мелькали маленькие кресты, тускло-красные и дымчато-оранжевые.
Голубая вспышка, и с пола поднялся стройный столб; превратился в корону, которая устремилась к ее развевающимся волосам. Другие светящиеся кольца окружили ее ноги, груди; как браслеты, повисли на руках.
Потом, как стремительная волна, толпа маленьких существ набросилась на нее, накрыла, спрятала под блестящим облаком.
Я видел, как Норала весело взмахивала руками; ее великолепная голова вынырнула из невероятного, кипящего потока живых драгоценностей. Слышал ее смех, сладкий, золотой, далекий.
Богиня необъяснимого! Мадонна с металлическими младенцами!
Детская металлических существ!
Норала исчезла. Исчезла и светлая щель, исчезло помещение, куда мы заглядывали. Мы смотрели на сплошную гладкую стену. Щель закрылась с волшебной быстротой у нас на глазах; закрылась так быстро, что мы не заметили движения.
Я схватил Дрейка, оттащил его подальше: в противоположной стене открывалось отверстие. Вначале только щель, но она быстро расширилась. Перед нами другой коридор, длинный, освещенный; в его глубине я заметил движение. Оно приближалось, становилось яснее. По коридору по три в ряд, заполняя его от стены до стены, двигались большие шары!
Мы отступали перед ними, все дальше и дальше, прижимаясь к стене, вытянув руки, готовясь встретить их грозное приближение.
— Некуда бежать, — сказал Дрейк. — Они нас раздавят. Держитесь сзади, доктор. Постарайтесь вернуться к Руфи. Может, я смогу их задержать!
И прежде чем я смог остановить его, он прыгнул прямо перед шарами, которые теперь находились едва ли в двадцати ярдах от нас.
Шары остановились — в нескольких футах от него. Казалось, они удивленно рассматривают его. Поворачивались друг к другу, словно совещались. Медленно приблизились. Нас подтолкнуло вперед и медленно подняло. И пока мы висели поднятые неведомой силой — я могу ее сравнить только со множеством маленьких рук, — под нами мелькнули шары.
Их ряды свернули в коридор, по которому мы пришли из огромного зала. И когда под нами мелькнул последний ряд, нас осторожно опустили на ноги; мы стояли, слегка покачиваясь.
Я дрожал от бессильной ярости и унижения; это чувство поглотило радость спасения. Глаза Дрейка гневно сверкали.
— Высокомерные дьяволы! — Он сжимал и разжимал кулаки. — Высокомерные, подавляющие дьяволы!
Мы смотрели им вслед.
Неужели проход суживается, закрывается? Я видел, как стены медленно движутся навстречу друг другу. Втолкнул Дрейка во вновь открывшийся проход и прыгнул вслед за ним.
За нами, на том месте, где мы только что стояли, была сплошная стена.
Неудивительно, что нас охватила паника; мы, как сумасшедшие, побежали по открывшемуся коридору, временами испуганно оглядываясь, опасаясь увидеть страшное зрелище: медленно сдвигающиеся стены, готовые раздавить нас, как муху в стальных тисках.
Но стены не сближались. Ровный, тихий, перед нами и за нами простирался все тот же коридор. Наконец, тяжело дыша, избегая смотреть друг на друга, мы остановились.
И в этот момент нас охватила глубокая дрожь, затронувшая самые основания жизни, дрожь, которая охватывает человека, увидевшего невозможное и знающего, что оно — есть.
Неожиданно на стенах, на потолке, на полу вспыхнули бесчисленные огоньки. Как будто с них сняли покров, будто они пробудились от сна, мириады сверкающих точек появились на светло-синих поверхностях; огоньки разглядывали нас, оценивали, издевались над нами.
Крошечные огненные точки — глаза металлических существ!
Этот коридор не проложен в неживой материей чудом инженерного искусства; его раскрытие не вызвано невидимыми механизмами. Это жизнь; пол, потолок, стены — все живое, все состоит из металлических существ.
И раскрытие проходов, так же как их закрытие, сознательное волевое действие существ, образующих эти мощные стены.
Все эти действия — сознательное, скоординированное исполнение приказов гигантского общего сознания, которое, подобно духу роя, душе муравейника, оживотворяет каждую отдельную часть.
Мы начинали понимать. Если это правда, тогда столбы гигантского зала, его грандиозные стены — все это Город как единое живое существо!
Построенный из тел бесчисленных миллионов. Бесконечные тонны образуют столб, в котором каждый атом живой, мыслящий.
Металлическое чудовище!
Теперь я понял, откуда возникало ощущение, будто стены бесчисленными глазами Аргуса смотрят на нас. Они действительно смотрели на нас!
Ощущение внимательного разглядывания — на самом деле разглядывали бесчисленные миллиарды крошечных глаз живого вещества, из которого создан Город.
Видящий Город. Живой Город!
Не тайный механизм закрывал стены, скрывая от нас Норалу, играющую с маленькими существами. Никакой механизм не сдвигал и не раздвигал стены, не руководил несущимися шарами. Они подчинялись сознанию того гигантского существа, частью которого были; из их тел состоит эта чудовищная мыслящая масса!
Я думаю, что эта ошеломляющая истина на какое-то время свела нас с ума. Мы побежали, схватившись за руки, как испуганные дети. Потом Дрейк остановился.
— Клянусь всеми дьяволами этого места, — торжественно заявил он, — я больше не побегу. Ведь в конце концов мы люди. Если они убьют нас, значит убьют. Но клянусь создавшим меня Господом, больше я от них не побегу. Умру стоя.
Его храбрость подбодрила меня. Мы вызывающе пошли вперед. Снизу, из-под нас, сверху, с потолка, со стен по всему пути на нас смотрело множество глаз.
— Кто бы мог подумать? — бормотал Дрейк про себя. — Живой город! Живое гнездо, огромное живое металлическое гнездо!
— Гнездо? — я уловил это слово. Что это значит? Муравейник солдат-насекомых, город муравьев, который Биб изучал в Южной Америке и о котором как-то рассказывал мне. Этот город создавался из живых тел муравьев, точно так же, как этот Город — из тел кубов.
Как выразился Биб [7], «дом, гнездо, очаг, детская, брачные покои, кухня, спальня и зал собраний насекомых-солдат». Построенный и заселенный слепыми свирепыми маленькими насекомыми, которые, руководствуясь только запахом, осуществляют грандиозные операции, самые сложные действия. Это нисколько не более удивительно, подумал я, как только избавишься от парализующего воздействия формы этих металлических существ. Откуда приходят стимулы, правящие ими, стимулы, на которые они реагируют?
А откуда приходят приказы, которым повинуется армия муравьев; приказы открыть тот или иной коридор в муравейнике, образовать помещение, заполнить его? Такая же загадка?
Мои мысли прервало ощущение, что я движусь с возрастающей скоростью, что тело мое стало легче.
Одновременно я ощутил, что поднимаюсь над полом коридора и с довольно большой скоростью лечу вперед. Посмотрев вниз, я увидел в нескольких футах под собой пол. Дрейк положил руку мне на плечо.
— Закрывается за нами, — прошептал он. — Они нас выталкивают.
Действительно, коридор будто устал от нас. Он решил… подбросить нас. За нами он закрывался. Я с интересом отметил, как точно это закрытие совпадает с нашей скоростью, как легко сливаются стены.
Наше продвижение все ускорялось. Как будто мы, лишенные веса, плывем в каком-то бурном ручье. Впечатление странно приятное, апатичное — какое слово использовала Руфь? — элементарное. Поддерживающая сила исходила как будто отовсюду, от стен, с пола и потолка. Движение ровное и без всяких усилий. Я видел, что перед нами коридор открывается, как закрывался сзади.
И повсюду маленькие глаза подмигивали… смеялись.
Опасности нет, не может быть. Все глубже проникало с мой мозг чуждое сознание спокойствия. Все быстрее и быстрее плыли мы — наружу.
Неожиданно перед нами блеснул дневной свет. Мы прошли в него. Сила, державшая нас, отступила. Я почувствовал под ногами прочную почву: стоял, прислонившись к стене.
Коридор кончился — и закрылся за нами.
— Выпнули! — воскликнул Дрейк. Неуместное слов, вульгарное, но оно вполне описывало мои чувства.
Нас выпнули в башенку, выступавшую из стены. И под нами расстилалась самая поразительная, самая фантастическая картина, какая представала взгляду человека с самого сотворения.
20. СОЛНЕЧНЫЕ ВАМПИРЫ
Это был кратер; в полмили высотой и в две тысячи футов высотой тянулся край круглого углубления. Над ним круг белого сверкающего неба, и в самом центре этого круга — солнце.
И сразу, не успев еще разглядеть и десятой части картины, я понял, что это — самый центр Города, его важнейший орган, его душа.
Вокруг края кратера располагались тысячи огромных весенне зеленых вогнутых дисков. Как пояс из гигантских перевернутых щитов; и в каждом, как герб щита, ослепительный огненный цветок — отраженное расширенное солнце. Ниже этого пояса виднелось еще множество дисков. И в каждом отражение солнца.
В ста футах под нами дно кратера.
С него поднимался лес гороподобных конусов, светящихся, гигантских. Они вздымались ярус за ярусом, фаланга за фалангой. Все выше и выше поднимались их острые вершины.
Они теснились у подножия одного величественного шпиля, который поднимался к небу над ними. Вершина этого конуса была усеченной. От срезанного конца радиально расходилось множество тонких стержней; стержни поддерживали тысячефутовой колесо из тускло-зеленых дисков, вогнутая поверхность которых была не гладкой, а фасеточной.
Это поразительное сооружение покоилось на хрустальном основании со множеством ног, как та рогатая химера, за которой мы встретили большой диск. Но по размерам эта по сравнению с той, как Левиафан по сравнению с мелкой рыбешкой. И от этого сооружения исходило впечатление немыслимой силы, преобразованной в материю, ставшей ощутимой энергии, силы, набросившей на себя материальную оболочку.
На полпути между верхним краем кратера и дном начинались толпы металлических существ.
Колоссальным живом ковром свисали они с стофутовых балок, покрывали изгибающиеся стены — такие же живые, как они сами.
С гигантских перекладин свисали они нитями и фестонами — шары и кубы усажены пирамидами так густо, что напоминают колючие булавы титанов. Одна причудливая группа за другой — они свисали, как маятники. А навстречу им поднимались рощи стройных колонн.
Между балками свисали длинные гирлянды металлических существ, собранные грандиозным калейдоскопическим узором.
Они собирались вокруг башенки, в которой мы находились.
Фантастической шпалерой висели они перед нами — и все время быстро двигались, то скрывая, то снова открывая конусы.
А снизу постоянный поток металлических существ все увеличивал их количество; существа поднимались по столбам и балкам; строили все новые живые гирлянды, подвешивались живыми узорами, меняли рисунок.
Быстро сплетались меняющиеся арабески, кружевные узоры, невероятно странные, немыслимо прекрасные — всегда геометрические, кристаллические.
Неожиданно их движение прекратилось — так неожиданно, что это действовало, как наступление полной тишины.
Невообразимым ковром, украшенным невероятной вышивкой, металлические существа покрыли обширную чашу.
Выстлали ее, как храм.
Убрали своими телами, как святилище.
По дну к конусам двинулся бледно светящийся шар. По форме он не отличался от остальных шаров, но от него исходила сила; он излучал власть, как звезда — свет; был одет в невидимые одежды небесной мощи. За ним двигались две большие пирамиды, а дальше — еще десять шаров, чуть меньших первого.
— Металлический император! — выдохнул Дрейк.
Они двигались, пока не достигли основания конуса. У хрустального парапета остановились. Повернулись.
Последовало множество метеорных вспышек. Шар раскрылся, превратившись в тот же великолепный набор огней, что пылал перед Норалой и Руфью.
Я увидел светящийся сапфировый овал, окруженный золотой полоской, загадочные лепестки пульсирующего пламени, неподвижный блестящий центр этого загадочного цветка.
И почувствовал, что сердце мое стремится к этому — существу, преклоняется перед его красотой и силой, почти обожествляет его!
Дрожь отвращения охватила меня. Я украдкой бросил взгляд на Дрейка. Он прижался опасно близко к краю карниза, сжав кулаки до белизны, глаза смотрят восхищенно — он испытывает те же чувства, что и я.
— Дрейк! — я резко ударил его локтем. — Ничего подобного! Помните, что вы человек! Следите за собой, боритесь!
— Что? — недоумевающе спросил он. Потом резко: — Откуда вы знаете?
— Я сам это почувствовал, — ответил я. — Ради Бога, Дик, держитесь! Вспомните Руфь!
Он энергично покачал головой, будто избавляясь от чего-то прилипшего.
— Больше не забуду, — сказал он.
Снова присел на краю карниза; всмотрелся. Ни одно металлическое существо не двинулось; тишина, неподвижность не нарушались.
Пирамиды, шедшие за шаром, развернулись в две сверкающие звезды. А десять меньших шаров стали огненными; они были прекрасны, но менее величественны, чем центральный шар. Это его советники?
А все остальные существа, собравшись рядами, гирляндами, фестонами, не двигались.
Послышался словно негромкий плач, откуда-то издалека. Он приближался. Какая-то дрожь пробежала по переполненному кратеру. Пульс ожидания?
— Голодны! — прошептал Дрейк. — Они голодны!
Плач слышался ближе; снова слабая дрожь пробежала по всему кратеру. Я уловил его, быстрое живое пульсирование.
— Голодны, — снова прошептал Дрейк. — Как львы, увидевшие надзирателя с мясом.
Плач теперь слышался снизу под нами. Я чувствовал, что на этот раз не мелкая дрожь, а настоящий шок охватил всю орду. Бился, потом миновал.
В поле нашего зрения к пламенному диску двинулся огромный куб.
Втрое выше рослого человека было то пламенеющее существо, которое Дрейк назвал металлическим императором.
Но куб превосходил его. Черный, упрямый, грубый, он заслонил сияние диска, затмил его. И, казалось, его тень упала на весь кратер. Фиолетовые огни звезд по сторонам пульсировали бдительно, угрожающе.
На мгновение темный куб заслонил диск, затмил его.
Снова метеоритная вспышка света. На месте куба возвышался огромный огненный крест, перевернутый крест.
Основанием служил куб, вертикальная перекладина вдвое превышала по длине горизонтальную. Раскрываясь, он, должно быть, повернулся, потому что его — лицо — было обращено к нам и прочь от конусов, тело его закрыло диск и почти перекрыло поверхности двух бдительных звезд.
Крестообразная фигура возвышалась не менее чем на восемьдесят футов. Она пламенела гневным дымчато-алым сиянием; мрачным оранжевым блеском, прорезанным вспышками сернисто-желтого. В этих огнях не было торжественного многоцветного великолепия, как у металлического императора, не был сапфировых, пурпурных цветов, цвета милосердной зелени. И ничего похожего на фиолетовый цвет звезд. Крест, гневный, дымчато-красный, двинулся вперед, и в его гладком скольжении было что-то зловещее, реальное, грубое — что-то более близкое к человеку, понятное ему.
— Хранитель конусов и металлический император! — прошептал Дрейк. — Я начинаю понимать Вентнора!
Снова быстрый пульс, живое биение пронеслось по кратеру. И снова неподвижность, тишина.
Хранитель повернулся, я увидел его слабо светящуюся голубую металлическую спину. Достал бинокль, отрегулировал его.
Крест скользнул мимо диска, мимо его придворных и звездчатой стражи. А они поворачивались лицом к нему, все время смотрели на него.
Теперь разъяснилось одно обстоятельство, которое меня удивляло: механизм, благодаря которому шар становился овальным диском, пирамида — четырехлучевой звездой и куб — я видел это в игре маленьких существ вокруг Норалы, а сейчас видел перед собой в Хранителе — куб превращался в крест.
Металлические существа полые внутри!
Полые металлические — ящики!
В сторонах вся их сила, вся жизнь, это и есть они сами.
Эта их оболочка — вся их суть.
Складываясь, овальный диск становился шаром; в четырехлучевой звезде все четыре луча отходят от квадратного основания; складываясь, такая звезда превращается в пирамиду; шесть поверхностей куба превращаются в перевернутый крест.
И эти подвижные гибкие оболочки не массивны. Учитывая общую массу этих металлических существ, они поразительно тонкие. Стенки Хранителя, несмотря на его восьмидесятифутовый рост, не более ярда в толщину. Мне показалось, что по краям я вижу бороздки; то же самое по краям поверхностей звезд. Сбоку тело металлического императора казалось вогнутым, поверхность его гладкая, полупрозрачная.
Хранитель наклонялся, его верхняя продолговатая часть сгибалась, как на петлях. Все ниже и ниже нагибалась она — гротескное выражение покорности, пародия на реверанс.
Может, эта гора конусов — действительно святилище, идол металлического народа, его бог?
Теперь длинная часть креста находилась под прямым углом к горизонтальной перекладине. Вся фигура напоминала букву Т, висящую в двадцати футах над поверхностью.
Вниз от тела Хранителя устремился клубок щупалец, подобных змеям или хлыстам. Серебристо-белые, они окрашивались алым и оранжевым пламенем поверхности, которая теперь была скрыта от моих глаз; они отражали мрачное гневное сверкание. Червеобразные, извивающиеся, они, казалось, покрывают всю обращенную книзу плоскость.
Под ними что-то находилось, что-то похожее на огромную светящуюся клавиатуру. Щупальца касались ее, нажимали тут и там, поворачивали, толкали, действовали…
Дрожь пробежала по столпившимся конусам. Я видел, как раскачивались их вершины, вздрогнули большие диски.
Дрожь усиливалась; вибрация каждого отдельного конуса становилась все более быстрой. Послышалось низкое угнетающее гудение — как отдаленное эхо грандиозного урагана.
Все быстрее и быстрее становилась вибрация. Резкие очертания конусов растворялись.
И вдруг — исчезли.
Гора конусов превратилась в мощную пирамиду бледно-зеленого свечения
— один огромный бледный столб пламени, на вершине его большой язык. Из дискообразного колеса полился поток света, этот свет собирал в себя все сияние снизу.
Щупальца Хранителя еще быстрее задвигались над загадочной пластиной; превратились в облако извивов. Фасеточные диски дрогнули, повернулись вверх, колесо начало вращаться, быстрее, все быстрее…
И от пламенеющего круга вверх, в небо, устремился толстый столб напряженного света.
С огромной скоростью, плотный, как вода, концентрированный, он улетел к солнцу.
Улетел со скоростью света — со скоростью света? Мне в голову пришла мысль; невероятная мысль, но я тут же поверил в нее. Мой пульс обычно семьдесят в минуту. Я взглянул на часы, отыскал артерию, внес поправку на возможное учащение, начал считать.
— В чем дело? — спросил Дрейк.
— Возьмите мой бинокль, — я говорил, продолжая считать. — Спички в моем кармане. Закоптите стекла. Я хочу взглянуть на солнце.
С видом крайнего изумления, которое в других условиях я нашел бы очень смешным, он повиновался.
— Держите у меня перед глазами, — приказал я.
Прошли три минуты.
Вот то, что я искал. Сквозь затемненные линзы я отчетливо видел солнечное пятно, близко к северному краю солнца. Невообразимый циклон раскаленного газа; немыслимо огромное динамо, посылающее потоки электромагнитного излучения на все окружающие планеты; солнечный кратер, который, как мы теперь знаем, достигает ста пятидесяти тысяч миль в поперечнике; большое солнечное пятно лета 1919 года — самое большое из зафиксированных астрономами.
Прошло пять минут.
Начал протестовать здравый смысл. Бесполезно прижимать к глазам бинокль. Даже если моя мысль верна, даже если этот светящийся столб действительно посланец, снаряд, запущенный с Земли, пробивший атмосферу и летящий в космическом пространстве со скоростью света, если его запустили эти существа, все равно должно пройти от восьми до девяти минут, пока он достигнет солнца; и столько же минут пройдет, пока изображение происшедшего на солнце сможет преодолеть пространство в девяносто миллионов миль между нами и солнцем.
И сразу, не успев еще разглядеть и десятой части картины, я понял, что это — самый центр Города, его важнейший орган, его душа.
Вокруг края кратера располагались тысячи огромных весенне зеленых вогнутых дисков. Как пояс из гигантских перевернутых щитов; и в каждом, как герб щита, ослепительный огненный цветок — отраженное расширенное солнце. Ниже этого пояса виднелось еще множество дисков. И в каждом отражение солнца.
В ста футах под нами дно кратера.
С него поднимался лес гороподобных конусов, светящихся, гигантских. Они вздымались ярус за ярусом, фаланга за фалангой. Все выше и выше поднимались их острые вершины.
Они теснились у подножия одного величественного шпиля, который поднимался к небу над ними. Вершина этого конуса была усеченной. От срезанного конца радиально расходилось множество тонких стержней; стержни поддерживали тысячефутовой колесо из тускло-зеленых дисков, вогнутая поверхность которых была не гладкой, а фасеточной.
Это поразительное сооружение покоилось на хрустальном основании со множеством ног, как та рогатая химера, за которой мы встретили большой диск. Но по размерам эта по сравнению с той, как Левиафан по сравнению с мелкой рыбешкой. И от этого сооружения исходило впечатление немыслимой силы, преобразованной в материю, ставшей ощутимой энергии, силы, набросившей на себя материальную оболочку.
На полпути между верхним краем кратера и дном начинались толпы металлических существ.
Колоссальным живом ковром свисали они с стофутовых балок, покрывали изгибающиеся стены — такие же живые, как они сами.
С гигантских перекладин свисали они нитями и фестонами — шары и кубы усажены пирамидами так густо, что напоминают колючие булавы титанов. Одна причудливая группа за другой — они свисали, как маятники. А навстречу им поднимались рощи стройных колонн.
Между балками свисали длинные гирлянды металлических существ, собранные грандиозным калейдоскопическим узором.
Они собирались вокруг башенки, в которой мы находились.
Фантастической шпалерой висели они перед нами — и все время быстро двигались, то скрывая, то снова открывая конусы.
А снизу постоянный поток металлических существ все увеличивал их количество; существа поднимались по столбам и балкам; строили все новые живые гирлянды, подвешивались живыми узорами, меняли рисунок.
Быстро сплетались меняющиеся арабески, кружевные узоры, невероятно странные, немыслимо прекрасные — всегда геометрические, кристаллические.
Неожиданно их движение прекратилось — так неожиданно, что это действовало, как наступление полной тишины.
Невообразимым ковром, украшенным невероятной вышивкой, металлические существа покрыли обширную чашу.
Выстлали ее, как храм.
Убрали своими телами, как святилище.
По дну к конусам двинулся бледно светящийся шар. По форме он не отличался от остальных шаров, но от него исходила сила; он излучал власть, как звезда — свет; был одет в невидимые одежды небесной мощи. За ним двигались две большие пирамиды, а дальше — еще десять шаров, чуть меньших первого.
— Металлический император! — выдохнул Дрейк.
Они двигались, пока не достигли основания конуса. У хрустального парапета остановились. Повернулись.
Последовало множество метеорных вспышек. Шар раскрылся, превратившись в тот же великолепный набор огней, что пылал перед Норалой и Руфью.
Я увидел светящийся сапфировый овал, окруженный золотой полоской, загадочные лепестки пульсирующего пламени, неподвижный блестящий центр этого загадочного цветка.
И почувствовал, что сердце мое стремится к этому — существу, преклоняется перед его красотой и силой, почти обожествляет его!
Дрожь отвращения охватила меня. Я украдкой бросил взгляд на Дрейка. Он прижался опасно близко к краю карниза, сжав кулаки до белизны, глаза смотрят восхищенно — он испытывает те же чувства, что и я.
— Дрейк! — я резко ударил его локтем. — Ничего подобного! Помните, что вы человек! Следите за собой, боритесь!
— Что? — недоумевающе спросил он. Потом резко: — Откуда вы знаете?
— Я сам это почувствовал, — ответил я. — Ради Бога, Дик, держитесь! Вспомните Руфь!
Он энергично покачал головой, будто избавляясь от чего-то прилипшего.
— Больше не забуду, — сказал он.
Снова присел на краю карниза; всмотрелся. Ни одно металлическое существо не двинулось; тишина, неподвижность не нарушались.
Пирамиды, шедшие за шаром, развернулись в две сверкающие звезды. А десять меньших шаров стали огненными; они были прекрасны, но менее величественны, чем центральный шар. Это его советники?
А все остальные существа, собравшись рядами, гирляндами, фестонами, не двигались.
Послышался словно негромкий плач, откуда-то издалека. Он приближался. Какая-то дрожь пробежала по переполненному кратеру. Пульс ожидания?
— Голодны! — прошептал Дрейк. — Они голодны!
Плач слышался ближе; снова слабая дрожь пробежала по всему кратеру. Я уловил его, быстрое живое пульсирование.
— Голодны, — снова прошептал Дрейк. — Как львы, увидевшие надзирателя с мясом.
Плач теперь слышался снизу под нами. Я чувствовал, что на этот раз не мелкая дрожь, а настоящий шок охватил всю орду. Бился, потом миновал.
В поле нашего зрения к пламенному диску двинулся огромный куб.
Втрое выше рослого человека было то пламенеющее существо, которое Дрейк назвал металлическим императором.
Но куб превосходил его. Черный, упрямый, грубый, он заслонил сияние диска, затмил его. И, казалось, его тень упала на весь кратер. Фиолетовые огни звезд по сторонам пульсировали бдительно, угрожающе.
На мгновение темный куб заслонил диск, затмил его.
Снова метеоритная вспышка света. На месте куба возвышался огромный огненный крест, перевернутый крест.
Основанием служил куб, вертикальная перекладина вдвое превышала по длине горизонтальную. Раскрываясь, он, должно быть, повернулся, потому что его — лицо — было обращено к нам и прочь от конусов, тело его закрыло диск и почти перекрыло поверхности двух бдительных звезд.
Крестообразная фигура возвышалась не менее чем на восемьдесят футов. Она пламенела гневным дымчато-алым сиянием; мрачным оранжевым блеском, прорезанным вспышками сернисто-желтого. В этих огнях не было торжественного многоцветного великолепия, как у металлического императора, не был сапфировых, пурпурных цветов, цвета милосердной зелени. И ничего похожего на фиолетовый цвет звезд. Крест, гневный, дымчато-красный, двинулся вперед, и в его гладком скольжении было что-то зловещее, реальное, грубое — что-то более близкое к человеку, понятное ему.
— Хранитель конусов и металлический император! — прошептал Дрейк. — Я начинаю понимать Вентнора!
Снова быстрый пульс, живое биение пронеслось по кратеру. И снова неподвижность, тишина.
Хранитель повернулся, я увидел его слабо светящуюся голубую металлическую спину. Достал бинокль, отрегулировал его.
Крест скользнул мимо диска, мимо его придворных и звездчатой стражи. А они поворачивались лицом к нему, все время смотрели на него.
Теперь разъяснилось одно обстоятельство, которое меня удивляло: механизм, благодаря которому шар становился овальным диском, пирамида — четырехлучевой звездой и куб — я видел это в игре маленьких существ вокруг Норалы, а сейчас видел перед собой в Хранителе — куб превращался в крест.
Металлические существа полые внутри!
Полые металлические — ящики!
В сторонах вся их сила, вся жизнь, это и есть они сами.
Эта их оболочка — вся их суть.
Складываясь, овальный диск становился шаром; в четырехлучевой звезде все четыре луча отходят от квадратного основания; складываясь, такая звезда превращается в пирамиду; шесть поверхностей куба превращаются в перевернутый крест.
И эти подвижные гибкие оболочки не массивны. Учитывая общую массу этих металлических существ, они поразительно тонкие. Стенки Хранителя, несмотря на его восьмидесятифутовый рост, не более ярда в толщину. Мне показалось, что по краям я вижу бороздки; то же самое по краям поверхностей звезд. Сбоку тело металлического императора казалось вогнутым, поверхность его гладкая, полупрозрачная.
Хранитель наклонялся, его верхняя продолговатая часть сгибалась, как на петлях. Все ниже и ниже нагибалась она — гротескное выражение покорности, пародия на реверанс.
Может, эта гора конусов — действительно святилище, идол металлического народа, его бог?
Теперь длинная часть креста находилась под прямым углом к горизонтальной перекладине. Вся фигура напоминала букву Т, висящую в двадцати футах над поверхностью.
Вниз от тела Хранителя устремился клубок щупалец, подобных змеям или хлыстам. Серебристо-белые, они окрашивались алым и оранжевым пламенем поверхности, которая теперь была скрыта от моих глаз; они отражали мрачное гневное сверкание. Червеобразные, извивающиеся, они, казалось, покрывают всю обращенную книзу плоскость.
Под ними что-то находилось, что-то похожее на огромную светящуюся клавиатуру. Щупальца касались ее, нажимали тут и там, поворачивали, толкали, действовали…
Дрожь пробежала по столпившимся конусам. Я видел, как раскачивались их вершины, вздрогнули большие диски.
Дрожь усиливалась; вибрация каждого отдельного конуса становилась все более быстрой. Послышалось низкое угнетающее гудение — как отдаленное эхо грандиозного урагана.
Все быстрее и быстрее становилась вибрация. Резкие очертания конусов растворялись.
И вдруг — исчезли.
Гора конусов превратилась в мощную пирамиду бледно-зеленого свечения
— один огромный бледный столб пламени, на вершине его большой язык. Из дискообразного колеса полился поток света, этот свет собирал в себя все сияние снизу.
Щупальца Хранителя еще быстрее задвигались над загадочной пластиной; превратились в облако извивов. Фасеточные диски дрогнули, повернулись вверх, колесо начало вращаться, быстрее, все быстрее…
И от пламенеющего круга вверх, в небо, устремился толстый столб напряженного света.
С огромной скоростью, плотный, как вода, концентрированный, он улетел к солнцу.
Улетел со скоростью света — со скоростью света? Мне в голову пришла мысль; невероятная мысль, но я тут же поверил в нее. Мой пульс обычно семьдесят в минуту. Я взглянул на часы, отыскал артерию, внес поправку на возможное учащение, начал считать.
— В чем дело? — спросил Дрейк.
— Возьмите мой бинокль, — я говорил, продолжая считать. — Спички в моем кармане. Закоптите стекла. Я хочу взглянуть на солнце.
С видом крайнего изумления, которое в других условиях я нашел бы очень смешным, он повиновался.
— Держите у меня перед глазами, — приказал я.
Прошли три минуты.
Вот то, что я искал. Сквозь затемненные линзы я отчетливо видел солнечное пятно, близко к северному краю солнца. Невообразимый циклон раскаленного газа; немыслимо огромное динамо, посылающее потоки электромагнитного излучения на все окружающие планеты; солнечный кратер, который, как мы теперь знаем, достигает ста пятидесяти тысяч миль в поперечнике; большое солнечное пятно лета 1919 года — самое большое из зафиксированных астрономами.
Прошло пять минут.
Начал протестовать здравый смысл. Бесполезно прижимать к глазам бинокль. Даже если моя мысль верна, даже если этот светящийся столб действительно посланец, снаряд, запущенный с Земли, пробивший атмосферу и летящий в космическом пространстве со скоростью света, если его запустили эти существа, все равно должно пройти от восьми до девяти минут, пока он достигнет солнца; и столько же минут пройдет, пока изображение происшедшего на солнце сможет преодолеть пространство в девяносто миллионов миль между нами и солнцем.