С той же поразительной внезапностью круг приподнялся, на мгновение все снова зашевелилось, и вот на месте круга странная маленькая фигура, чуть смешная, страшноватая, в фут высотой, квадратная, угловатая, заостренная — и живая; будто ребенок построил из кубиков фантастическое чудовище, и оно вдруг ожило.
   Тролль из детского сада! Игрушечный кобольд!
   Оно постояло всего секунду и начало быстро меняться, переходя с быстротой ртути от одной фигуры к другой — это менялись местами кубы, пирамиды и шары. Как метаморфозы, которые можно увидеть в калейдоскопе. И в каждой исчезающей форме нечеловеческая гармония, тонкое трансцендентальное искусство, и каждая форма в нем — символ, слово…
   Задача Эвклида, приобретшая свободную волю!
   Геометрия, наделенная сознанием!
   Движение прекратилось. Затем кубы начали громоздиться один на другой, пока не образовали пьедестал девяти дюймов вышиной; на этот столб поднялся больший шар, а остальные пять шаров образовали кольцо под ним. Остальные кубы защелкали, сливаясь парами по дуге вокруг каждого из пяти шаров; на конце этих построений заняли свое место пирамиды, касаясь друг друга вершинами.
   Фантазия Лилипутии представляла собой теперь пьедестал из кубов, увенчанный кольцом из шаров, от которого отходили лучи пятиконечной звезды.
   Шары начали вращаться. Все быстрее и быстрее вращались они вокруг основания — центрального шара; лучи звезды стали диском, в котором мелькало множество крошечных искорок, эти искорки сливались, исчезали и появлялись еще в большем количестве.
   Тролль скользнул мимо меня. Он плыл. Я почувствовал, как меня охватывает паника. Отпрыгнул, но он последовал за мной, как будто готов был на меня наброситься.
   — Бросьте ее! — крикнула Руфь.
   Но прежде чем я смог уронить пирамидку, которую по-прежнему держал в руке, маленькая фигура коснулась меня, и меня охватил странный паралич. Пальцы сжались, нервы напряглись. Я стоял, не способный пошевелиться.
   Маленькая фигура остановилась. Ее вращающийся диск сместился с горизонтального положения. Как будто она смотрела на меня, наклонив голову.. и снова мне показалось, что на меня смотрят многочисленные глаза. Она не казалась угрожающей — скорее чувствовалось ожидание, вопрос; как будто она попросила меня о чем-то и теперь удивлена, что я не выполняю просьбу. Я по-прежнему не способен был пошевелиться, хотя напряжение в нервах свидетельствовало, что они оживают.
   Диск вернулся на место, снова наклонился ко мне. Я услышал крик, увидел, как в явно угрожавшую теперь фигуру ударила пуля, услышал, как она отскочила, не произведя ни малейшего эффекта. Дик подскочил ко мне, поднял ногу и ударил фигуру. Блеснул свет, Дик упал и лежал неподвижно на полу, будто ударенный гигантской рукой.
   Руфь закричала; вокруг нее послышалось слабое шуршание. Я видел, как она перепрыгнула через трещину и опустилась на колени возле Дика.
   На том месте, где она раньше стояла, виднелось какое-то движение. Туда двигалось десятка два слегка блестящих голубоватых геометрических тел
   — пирамиды, кубы, шары, подобные тем, что образовали фигуру. В воздухе резко запахло озоном, чувствовалось электрическое напряжение.
   Эти тела, сцепившись, перекинулись с той стороны через пропасть, образовав мост, не доходящий до противоположного края. Фигура у моих ног рассыпалась, все ее составляющие заскользили к пропасти.
   У ближней стороны пропасти они тоже сцепились, как и те. И передо мной был мост, только в самом центре его не хватало одного тела.
   Я почувствовал, как маленький предмет, который я держу в руке, пытается вырваться. Уронил его. Крошечная фигурка метнулась к мосту, поднялась на него — и заняла пустующее место.
   Дуга была завершена, она протянулась над пропастью.
   И тут же по ней, будто дождавшись ее завершения, прокатились шесть шаров. Когда они оказались на противоположной стороне, ближний к нам конец моста приподнялся в воздухе, свернулся, как хвост скорпиона, покатился и опустился на пол на той стороне.
   Снова послышался свистящий шелест — и кубы, пирамиды, шары исчезли.
   Мои нервы медленно оживали; я изумленно поискал взглядом Дрейка. Он сидел, Руфь поддерживала его руками.
   — Гудвин! — прошептал он. — Что… что это было?
   — Металл… — это было единственное слово, которое я смог произнести… — металл…
   — Металл! — повторил он. — Эти существа металлические? Металл — живой и мыслящий?
   Неожиданно он замолчал, и на лице его ясно читалось выражение ужаса.
   Посмотрев на бледную Руфь, я понял, что сам тоже бледен и поражен ужасом.
   — Они такие маленькие, — прошептал Дрейк. — Такие маленькие… кусочки металла… маленькие кубики, шарики, пирамидки…
   — Дети! Всего лишь дети! — Это Руфь. — Дети!
   — Куски металла… — Дрейк поискал меня взглядом, нашел… — и они искали друг друга, действовали вместе — сознательно, разумно — у них была целеустремленность, целенаправленность… такие маленькие… а сила, как у динамита… живые, думающие…
   — Не нужно! — Руфь ладонями закрыла ему глаза. — Не нужно… не бойтесь!
   — Боюсь? — повторил он. — Я не боюсь… нет, боюсь…
   Он с трудом встал и шагнул ко мне.
   Бояться? Дрейк боится. Что ж, я тоже, я ужасно испуган.
   То, что мы видели в помещении с драконами, вне нашего опыта, вне знаний всего человечества, за пределами науки. Не фигуры — это ерунда. И даже не то, что, будучи металлическими, они движутся.
   Будучи металлическими, они в то же время движутся сознательно, разумно, целеустремленно.
   Это металлические существа… обладающие разумом!
   Вот что невероятно, вот что ужасно. Это — и их сила.
   Бог Тор, разместившийся внутри Мальчика-с-пальчик, — и мыслящий.
   Нечто инертное, неподвижное, вдруг приобрело волю, способность двигаться, сознание — разум.
   Мыслящий металл!


5. РАЗРУШИТЕЛЬ


   Мы молча переглянулись, молча вышли во двор. Я по-прежнему испытывал ужас. На тесно толпящиеся вершины наползали сумерки. Еще час, и на них опустятся аметистово-пурпурные мантии; радужной красотой сверкали вечные снега и ледники; приближалась ночь.
   Глядя на них, я подумал, в какое тайное место среди этих задумчивых громад бежали таинственные металлические существа. И сколько их там таких, какие неисчислимые мириады? А эти скрытые орды — какой они формы? И какой силой обладают? Маленькие, как эти, или…
   И тут же в сознании моем возникли две картины: маленький отпечаток на пыльном полу крепости и его колоссальный близнец в долине голубых маков.
   Я повернулся, прошел через полуразрушенный портал и посмотрел на зачарованную долину.
   Не веря себе, протер глаза; потом подбежал к самому краю чаши.
   Жаворонок поднялся с крыши одной из развалин и устремился в темнеющее небо.
   Стайка мелких птиц со щебетом пролетела над долиной; на самой середине древней дороги сидел заяц.
   Долина спокойно распростерлась в янтарном свете, улыбающаяся, мирная, без тени ужаса!
   Я осторожно начал спускаться по дороге, по которой мы с таким отчаянным трудом поднимались всего час назад; шел все дальше и дальше; уверенность и удивление возрастали.
   Исчезло ощущение одиночества, исчез водоворот отчаяния, который грозил стащить нас к смерти.
   Всего лишь спокойная, улыбающаяся, мирная и очень красивая долина в горах. Я оглянулся. Даже руины утратили свои зловещие очертания; просто изъеденные временем, обрушившиеся груды — ничего больше.
   Я видел, как с края уступа меня манят Руфь и Дрейк, побежал к ним.
   — Все в порядке! — кричал я на бегу. — Место в полном порядке!
   Поднялся по склону и присоединился к ним.
   — Пусто! — воскликнул я. — Побыстрее позовите Мартина и Чу Минга! Пока дорога свободна…
   Над нами прогремел ружейный выстрел; потом еще один и еще. Из портала показался Чу Минг.
   — Идут! — выдохнул он. — Идут!
   Высоко на извивающейся горной дороге блеснули копья. Оттуда вниз устремился человеческий поток. Я видел шлемы и кольчуги. В авангарде скакали на горных пони всадники по двое в ряд. Блестели их высоко поднятые короткие мечи.
   За всадниками торопились пехотинцы, над ними раскачивался целый лес поднятых копий. До нас ясно доносились воинственные крики.
   Снова рявкнуло ружье Вентнора. Один из передних всадников упал; еще один споткнулся о него и тоже упал. На мгновение наступление приостановилось.
   — Дик, — закричал я, — бегите с Руфью к входу в туннель. Мы придем за вами. Мы их сможем здесь задержать ненадолго. Я иду к Мартину. Чу Минг, быстрее к пони!
   Я столкнул их с откоса. Мы вдвоем с китайцем побежали через портал. Я указал на животное и сам побежал в крепость.
   — Быстрее, Март! — кричал я с разрушенной лестницы. — Мы можем пройти через долину. Руфь и Дрейк уже на пути туда. Быстрее!
   — Хорошо! Еще минуту! — отозвался он.
   Я слышал, как он почти с пулеметной скоростью опустошает магазин. Наступила короткая пауза, и он начал спускаться большими прыжками, его серые глаза блестели.
   — Пони? — Он пробежал мимо меня к порталу. — Там все мое вооружение.
   — Об этом позаботится Чу Минг.
   Мы устремились к выходу. Впереди на добрых пятьсот ярдов к зеленому устью туннеля бежали Руфь и Дрейк. Между ними и нами подталкивал пони Чу Минг.
   На бегу я оглянулся. Всадники оправились и находились теперь всего в полумиле от того места, где дорога сворачивала к крепости. Я увидел, что у всадников, помимо мечей, были еще большие луки. Блеснула в воздухе стайка стрел; они упали на землю, не долетев.
   — Не оглядывайтесь! — выдохнул Вентнор. — Быстрее, Уолтер. Их ждет сюрприз. Надеюсь, я правильно рассчитал время.
   Мы свернули в древнего пути, побежали по траве.
   — Похоже, успеем, — он тяжело дышал, — вы бегите за остальными. Я их задержу, пока вы не скроетесь в туннеле. Не позволю им добраться до Руфи.
   — Хорошо. — Мне самому становилось трудно дышать. — Мы их задержим. Дрейк позаботится о Руфи.
   — Храбрый парень, — сказал он. — Я бы не стал вас просить об этом. Вероятно, это означает смерть.
   — К чему напрашиваться на неприятности? — раздраженно ответил я.
   Он протянул руку, коснулся меня.
   — Вы правы, Уолтер, — он улыбнулся. — Все равно… что… везти уголь… в Ньюкасл [2].
   За нами послышался громовой взрыв. Облако дыма и пыли повисло над северным краем разрушенной крепости.
   Оно быстро поднялось, и я увидел, что вся сторона сооружения обрушилась, усыпав дорогу обломками. Среди них лежали люди и лошади; другие бегали с криками, пошатываясь. На дальнем конце этой каменной дамбы остальные нападающие задержались, как вода перед внезапно упавшим деревом.
   — Рассчитал до секунды! — воскликнул Вентнор. — Это их немного задержит. Динамит и взрыватели. Прямо на них обрушилась вся сторона, клянусь Господом!
   И мы побежали дальше. Чу Минг теперь намного опередил нас; Руфь и Дик находились не более чем в полумиле от зеленого входа в туннель. Я увидел, как Дрейк остановился, поднял ружье, выстрелил вперед и, держа Руфь за руку, побежал назад, по направлению к нам.
   И в этот момент из заросшего туннель, через который мы прошли, через который надеялись спастись, устремились к нам вооруженные люди. Нас обошли с обеих сторон.
   — К расщелине! — закричал Вентнор. Дрейк услышал, потому что изменил направление и побежал к входу в расщелину, в которой, как сказала Руфь, лежат маленькие металлические существа.
   За ним устремился Чу Минг, таща пони. А из туннеля в долину выбегали солдаты. Мы опустились на колени, посылая в них пулю за пулей. Они остановились в нерешительности. Мы вскочили и побежали.
   Передышка была недолгой, потом мы снова остановили их, а потом еще раз.
   Руфь и Дрейк теперь были всего в пятидесяти ярдах от расщелины. Я видел, как он остановился, оттолкнул ее от себя. Она покачала головой.
   Рядом с ними теперь и Чу Минг. Руфь подбежала к пони, сняла с его спины ружье. И вот они с Дрейком принялись стрелять в своих преследователей. Те остановились, дрогнули, рассыпались в поисках укрытия.
   — Возможность! — выдохнул Вентнор.
   За нами послышался волчий вой. Первый отряд перестроился, преодолел баррикаду, образованную динамитом, настигал нас.
   Я и не знал, что могу так бежать. Над нами свистели пули прикрывающих ружей. Мы были теперь совсем близко к входу в расселину. Если только нам удастся достичь ее. Все ближе и ближе преследователи, ближе ложатся их стрелы.
   — Бесполезно! — сказал Вентнор. — Не успеем. Встретим их здесь. Ложитесь и стреляйте!
   Мы упали лицом к ним. Послышались триумфальные крики. И со странным обострением всех чувств, которое всегда происходит в минуту смертельной опасности — это мозг призывает к действию все резервы человеческого организма, — я увидел их во всех подробностях: кольчуги из блестящих звеньев, синие и алые, у всадников; темные латы пехотинцев; их луки, копья, короткие бронзовые мечи, их пики и щиты; и под круглыми шлемами их бородатые жестокие лица, белые, как у нас, там, где их не покрывала борода; их яростные и насмешливые глаза.
   Отпрыски древней, давно умершей персидской мощи. Люди из безжалостных, завоевавших весь мир орд Ксеркса; свирепые волки Дария, которых разбил Александр, — в мире двадцатого столетия, далеко выйдя за пределы своего времени!
   Рассматривая их, я не переставал быстро стрелять. Но они продолжали приближаться, не обращая внимания на упавших. Стрелять из луков перестали. Я удивился, потому что теперь мы были в пределах досягаемости. У них приказ взять нас живыми, любой ценой?
   — У меня осталось всего десять патронов, Мартин, — сказал я.
   — Ну, во всяком случае мы спасли Руфь, — ответил он. — Дрейк сможет удержать вход в расселину. У него на пони много боеприпасов. Но нас они возьмут.
   Снова дикий крик, нападающие устремились на нас.
   Мы вскочили, посылая в них последние пули; стояли, готовые использовать ружья как дубинки. Я слышал, как закричала Руфь…
   Но что это с вооруженными людьми? Почему они остановились? На что они смотрят поверх наших голов? И почему так неожиданно прекратили стрелять Руфь и Дрейк?
   Мы одновременно повернулись.
   На черном фоне расселины появилась фигура, призрак, женщина, прекрасная, ужасная, невероятная!
   Высокая, с ног до головы закутанная в облегающий светло-янтарный покров, она казалась даже выше Дрейка. Но не ее рост вызвал во мне дрожь благоговения и страха, заставившего меня разжать руки, опустить дымящееся ружье на землю; и не развевающиеся вокруг ее головы, как дымчатое знамя, сверкающие медные пряди волос, и не то, что сквозь покров тело ее слабо светилось.
   Глаза, большие и широко раскрытые глаза, в чьих глубинах виднелся звездный огонь. Они сверкали на ее белом лице, не просто блестели, отражая свет, нет, они сами были источником холодного света далеких звезд. И такие же невозмутимые, как эти звезды.
   И в лице, хотя почти ничего, кроме глаз, я на нем рассмотреть не мог, чувствовалось что-то неземное.
   — Боже! — прошептал Вентнор. — Кто она?
   Женщина вышла из расселины. Не более чем в пятидесяти футах от нее застывшие позы Руфи, Дрейка и Чу Минга свидетельствовали о том же изумлении, которое парализовало и меня.
   Женщина взглянула на них, поманила. Я увидел, как они двинулись к ней, Чу Минг при этом держался сзади. Большие глаза взглянули на Вентнора и меня. Женщина подняла руку, подзывая нас к себе.
   Я повернулся. Передо мной войско, пришедшее по древней дороге в горах: всадники, пехотинцы, копейщики — не менее тысячи человек. Справа отряд, пробравшийся через ущелье, десятков шесть или чуть больше.
   Казалось, они околдованы. Стояли молча, как автоматы, только свирепые глаза свидетельствовали, что они живы.
   — Быстрее! — выдохнул Вентнор.
   Мы побежали к женщине, которая остановила смерть, когда ее челюсти уже смыкались.
   Мы не успели пробежать и половины пути, как сзади послышались крики. Наше бегство будто разорвало чары, удерживавшие солдат. Зазвенели мечи о щиты. Я быстро оглянулся. Они двигались, приближались — медленно, с опаской, но я знал, что эта неуверенность скоро пройдет; они набросятся на нас и поглотят.
   — В расщелину! — крикнул я Дрейку. Ни он, ни Руфь не обратили на это внимания, они не отрывали взглядов от закутанной в покровы женщины.
   Вентнор схватил меня за плечо и остановил. Женщина взметнула голову. Облачко металлических волос развевалось, будто на ветру.
   Она издала низкий вибрирующий крик; гармоничный, странно тревожащий, золотой и сладкий — и в нем слышались странные звуки долины синих маков, помещения с драконами.
   Не успел смолкнуть этот крик, из расселины с невероятной быстротой хлынули десятки металлических существ. Расселина изрыгала их наружу.
   Шары, кубы и пирамиды, не маленькие, как в руинах, но фигуры четырех футов высотой, тускло блестящие, а под этим блеском мириады крошечных огненных точек, как немигающие глаза.
   Они завертелись, смешались и образовали баррикаду между нами и солдатами.
   Те обрушили на них дождь стрел. Я слышал выкрики их офицеров; они устремились вперед. Да, они были храбры, эти люди!
   Снова послышался крик женщины, золотой, повелительный.
   Шары, кубы, пирамиды сблизились, соединились, закипели. Мне снова показалось, что кипит ртуть. И из их середины выдвинулась прямоугольная колонна.
   Она оформилась, стала восьми футов толщиной и двадцати высотой. Справа и слева у нее выросли руки, страшные руки, они все росли, это шары и пирамиды взбегали по колонне и удлиняли эти руки, занимая свои места. И руки удлинялись с волшебной быстротой.
   Перед нами возвышалась чудовищная фигура, геометрическое чудо. Сверкающий прямоугольный столб, несмотря на свою неподвижность, казалось, угрожающе пригнулся, в нем чувствовалась сила, готовая вырваться на свободу.
   На самой вершине колонны сидели два больших шара, как головы какого-то двуликого Януса чужого мира. А налево и направо вытягивались узловатые руки, достигшие уже пятидесяти футов, они извивались, сгибались, распрямлялись — гротескная имитация действий боксера перед схваткой. И на конце каждой из шести рук шары были густо усажены пирамидами — опять как гигантская ужасная пародия на рукавицы с остриями древних гладиаторов, что сражались перед императором Нероном.
   На мгновение фигура застыла, готовясь, настраиваясь, как спортсмен, — химера, аморфная, но странно симметричная, под темнеющим небом, на фоне зелени долины, и перед ней застывшее войско…
   И тут — она ударила!
   Вперед устремились две руки — скользящим движением, с ужасающей силой. Они прошли сквозь передние ряды вооруженных людей, пробили в них две большие бреши.
   Испытывая приступ тошноты, я увидел, как разлетаются обрывки людей и лошадей. Другая рука устремилась вперед, как молотящая змея, присоединилась к концу первой, стала стофутовой цепью и, подобно цепу, забилась в толпе. Третья рука нанесла тесной группе солдат прямой удар.
   Все наши преследователи побросали мечи, копья, пики, с криками побежали. Всадники пришпоривали лошадей, топтали пехотинцев, бежавших перед ними.
   Разрушитель, казалось, забавляется, глядя, как они бегут.
   Прежде чем они убежали на сто ярдов, он распался. Я услышал негромкие воющие звуки, и вот непосредственно за бегущими снова сформировался угловатый столб, у него выросли руки и опять ударили во людям.
   Те разбежались с дикими криками, поодиночке, парами, небольшими группами, бежали к краям долины. Они походили на крыс, в панике разбегающихся по дну большой зеленой чаши. И, как огромная кошка, чудовищная фигура играла с ними, да, играла.
   Она снова рассыпалась, приняла новую форму. На месте столба с руками возвышался треножник тридцати футов высотой, ноги его состояли из перемежающихся кубов и пирамид, а наверху вращался огромный круг из шаров. Из середины круга протянулось щупальце, извивающееся, разворачивающееся, как стальная змея, не менее восьмидесяти футов длиной.
   На его конце шары, кубы и пирамиды слились, образовав большой треугольник. И вершинами этого треугольника фигура била — быстро, с удивительной точностью, весело — била бежавших, протыкала их, подбрасывала высоко в воздух.
   Я думаю, именно эта игривость разрушители заставила меня в ужасе открыть рот и не отрываться от страшного зрелища.
   Вооруженные люди продолжали разбегаться, но треножник был быстрее их.
   С устремлявшейся вперед змеи лился красный дождь.
   Я слышал, как вскрикнула Руфь, оторвал взгляд от долины, повернулся. Она без чувств лежала на руках Дрейка.
   За ними стояла женщина, глядя на бойню, спокойная и неподвижная, окутанная неземным равнодушием. Ее взгляд показался мне таким же холодным, безличным, незаинтересованным, как взгляд звезд на ураганы и землетрясения нашего мира.
   Слева послышался топот множества ног; Чу Минг закричал. Сошли ли они с ума от ужаса, подгоняло ли их отчаяние, хотели ли они убить, прежде чем сами будут убиты? Не знаю. Но те из вышедших их туннеля, кто остался в живых, устремились к нам.
   Они были совсем близко, закрывались щитами. Луков у них не было. Молча они приближались к нам, сверкали их мечи и копья.
   Разрушитель качнулся к нам, металлическое щупальце протянулось как змея, чтобы оказаться между нападающими и своей необычной хозяйкой.
   Я услышал крик Чу Минга; он поднял руки, закрыл глаза — и побежал прямо на копья!
   — Чу Минг! — закричал я. — Чу Минг! Сюда!
   И побежал к нему. Но меня обогнал Вентнор, стреляя из пистолета. Копье мелькнуло в воздухе и ударило китайца в грудь. Он пошатнулся, опустился на колени.
   И в этот момент гигантский цеп ударил по солдатам. Он косил их, как серп спелую рожь. Разорванных и искалеченных, разбрасывал по склонам долины. Останки даже отдаленно не напоминали людей.
   Вентнор оказался возле Чу Минга, я тоже опустился рядом с ним. На кубах китайца показалась розовая пена.
   — Я подумал, что Шин-дже убьет нас, — прошептал он. — Страх ослепил меня.
   Голова его опустилась, он дернулся, застыл.
   Мы встали, ошеломленно оглядываясь. У выхода из расселины стояла женщина, глядя на Дрейка. А тот держал на руках Руфь, прижав ее голову к груди.
   Долина опустела, только груды тел были рассыпаны по ней.
   Высоко в горах виднелось несколько человек — все, что осталось от войска, устремившегося в долину, чтобы пленить или убить нас. А высоко в темном небе показались ягнятники, крылатые стервятники Гималаев.
   Женщина подняла руку и снова поманила нас. Мы медленно двинулись к ней, остановились рядом. Большие ясные глаза рассматривали нас. Не менее удивленно смотрели и мы на нее.


6. НОРАЛА


   Мы увидели красавицу, какой, я думаю, мир не видел со времен троянской Елены. Прежде всего заметны были ее глаза, чистые, как промытое дождем апрельское небо, хрустально прозрачные, как тайный источник, посвященный богине Луны Диане. Радужная оболочка испещрена золотисто-янтарными и сапфировыми точками, сверкавшими, как звездочки.
   И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине бархатного полуночного неба.
   Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет. Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности, призрак дружеской улыбки.
   А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы ярко-алые и — спящие. Сладкие губы… такие мог увидеть в своей мечте великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности, но губы спящие и не стремящиеся проснуться.
   Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним — масса прядей-щупалец, рыжевато-коричневых, роскошно топазовых, металлических. Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе, богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.
   Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.
   Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что-то неземное.
   Что-то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.
   Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее губах, в каждой линии ее спящего тела — и этот дух не дает ей проснуться.
   Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без сновидений спящая в Нирване.
   Что-то в ней не от нашего мира, что-то грандиозное, как космос по сравнению с летним ветром, океан — с волной, молния — со светлячком.
   — Она не… человек, — услышал я шепот Вентнора. — Посмотрите ей в глаза, на ее кожу…
   Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина, шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет. Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.
   Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей. Заговорила — голос у нее какой-то отдаленный и в то же время сладкий и звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием, это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины, говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не привыкли к звукам человеческой речи.