Думая об этом, я постепенно понял, что становится светлее; пробрался мимо Юрука к двери и выглянул. На небе играл рассвет. Я потряс Дрейка. Он мгновенно проснулся.
— Мне нужно немного поспать, Дик, — сказал я. — Когда солнце будет высоко, поднимите меня.
— Уже рассвет, — прошептал он. — Гудвин, нужно было разбудить меня раньше.
— Ничего, — ответил я. — Внимательно следите за евнухом.
Я закутался в теплое одеяло и почти сразу уснул.
— Мне нужно немного поспать, Дик, — сказал я. — Когда солнце будет высоко, поднимите меня.
— Уже рассвет, — прошептал он. — Гудвин, нужно было разбудить меня раньше.
— Ничего, — ответил я. — Внимательно следите за евнухом.
Я закутался в теплое одеяло и почти сразу уснул.
18. В ПРОПАСТЬ
Солнце стояло высоко, когда я проснулся; я догадался об этом, увидев яркий свет. Я постепенно приходил в себя, и на меня нахлынули воспоминания.
Я смотрю совсем не на небо: это купол волшебного дома Норалы. И Дрейк не разбудил меня. Почему? Сколько же я спал?
Я вскочил на ноги, осмотрелся. Не было ни Руфи, ни Дрейка, ни черного евнуха!
— Руфь! — крикнул я. — Дрейк!
Ответа не было. Я подбежал к двери. Посмотрев на яркий небосвод, решил, что сейчас около семи; значит, я проспал примерно три часа. Как ни мало это время, я чувствовал себя удивительно отдохнувшим, освеженным; и уверен: это результат действия особой атмосферы горных высот. Но где остальные? Где Юрук?
Я услышал смех Руфи. Увидел в нескольких сотнях ярдов слева, полускрытый стеной цветущих кустов, небольшой луг. На нем Руфь и Дрейк. Вокруг пасутся с десяток белоснежных коз. Руфь доила одну из них.
Успокоившись, я вернулся в комнату, склонился к Вентнору. Состояние его не изменилось. Я посмотрел на бассейн, в котором купалась Норала. С тоской посмотрел на него; потом, убедившись, что процесс доения еще далеко не завершен, разделся и погрузился в воду.
Едва я успел одеться, как пара показалась в дверях; каждый нес фарфоровую кастрюльку, полную молока.
На лице Руфи не было ни тени страха, передо мной была прежняя Руфь; и улыбалась она без всяких усилий; воды сна начисто смыли с нее предыдущий день.
— Не волнуйтесь, Уолтер, — сказала она. — Я знаю, о чем вы думаете. Но я — это снова я.
— Где Юрук! — я резко повернулся к Дрейку, чтобы скрыть ощущение счастья и комок в горле; он предупреждающе подмигнул, и я не стал повторять вопрос.
— Вы приберитесь, а я быстро приготовлю завтрак, — сказала Руфь.
Дрейк взял чайник и позвал меня с собой.
— Насчет Юрука, — прошептал он, когда мы вышли. — Я дал ему маленький предметный урок. Отвел его в сторону, показал свой пистолет и уложил одну из коз Норалы. Не хотелось этого делать, но я знал, что для него это полезно.
— Он закричал, упал ниц и принялся вопить. Вероятно, подумал, что это молния; может, я украл оружие Норалы. «Юрук, — сказал я ему, — ты получишь это, и даже еще больше, если хотя бы пальцем дотронешься до девушки».
— И что было потом? — спросил я.
— Он убежал туда. — Дрейк улыбнулся, показав на лес, в который уходила дорога, показанная мне евнухом. — Наверно, прячется там за деревьями.
Наполняя чайник, я рассказал Дрейку о своем разговоре с Юруком.
Дрейк присвистнул.
— В клещах! Опасность позади и опасность впереди.
— Когда пойдем? — спросил он, когда мы возвращались.
— Сразу после еды, — ответил я. — Нет смысла откладывать. Как вы себя чувствуете?
— Откровенно говоря, как центральный участник в сцене суда Линча, — ответил он. — Интересно, но не очень приятно.
Мне тоже. Я был полон научным любопытством. Но приятно мне не было, нет!
Мы, как могли, позаботились о Вентноре, раскрыли силой ему рот, просунули резиновую трубку ниже дыхательного горла в пищевод и влили немного козьего молока. За завтраком все молчали.
Мы не могли взять с собой Руфь, это ясно; она должна оставаться с братом. Конечно, в доме Норалы она в большей безопасности, чем с нами, но все же оставлять ее не хотелось. Я подумал: нет никакой необходимости уходить нам двоим. Одного вполне достаточно.
Дрейк может остаться…
— Незачем класть все яйца в одну корзину, — я решил обсудить этот вопрос. — Я пойду один, а вы останетесь и поможете Руфи. Если я не вернусь, вы сможете пойти за мной.
Его возмущение моим предложением было таким же сильным, как и у Руфи.
— Вы пойдете с ним, Дик Дрейк! — воскликнула она. — Или я смотреть на вас не буду!
— Боже! Неужели вы хоть на минуту подумали, что я соглашусь? — Боль и гнев боролись в его лице. — Мы идем вдвоем, или не идет никто. Руфь здесь в безопасности, Гудвин. Ей нужно только опасаться Юрука, а он получил урок.
— К тому же у нее ружья и пистолеты, и она умеет ими пользоваться. О чем вы думали, делая такое предложение? — Гнев его превзошел все границы.
Я попытался оправдаться.
— Со мной будет все в порядке, — сказала Руфь. — Я не боюсь Юрука. А эти существа мне не повредят… теперь, после… после… — Глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, но потом она прямо посмотрела нам в лицо. — Не спрашивайте, откуда я это знаю, — негромко сказала она. — Поверьте, это так. Я ближе к ним… чем вы. И если захочу, смогу призвать на помощь силу, которую мне дал их хозяин. Я боюсь только за вас.
— А за нас бояться не нужно, — торопливо ответил Дрейк. — Мы игрушки Норалы. Мы табу. Поверьте, Руфь, готов голову отдать: все эти существа, большие и маленькие, уже знают о нас.
— Нас местное население, вероятно, примет, как почетных гостей. Может, даже повесят надпись «Добро пожаловать в наш город!» на входных воротах.
Она улыбнулась, чуть не плача.
— Мы вернемся, — сказал он. Неожиданно наклонился и положил руки ей на плечи. — Вы думаете, на свете есть что-нибудь, способное помешать мне вернуться к вам? — прошептал он.
Она дрожала, глядя ему в глаза.
— Что ж, нам, пожалуй, пора, — испытывая неудобство, вмешался я. — Я согласен с Дрейком: мы табу. Опасности нет, если не считать случайностей. И мне кажется, что с этими существами случайности невозможны.
— Так же невероятно, как ошибка в таблице умножения, — рассмеялся Дрейк, выпрямляясь.
Мы приготовились. Ружья, мы это знали, бесполезны; пистолеты мы решили прихватить — «для уверенности», как выразился Дрейк. Наполнили водой фляжки, захватили немного еды, несколько инструментов, включая небольшой спектроскоп, медицинскую сумку — все это упаковали в корзину, которую Дрейк взвалил себе на широкие плечи.
Я прихватил компас и сильный полевой бинокль. К величайшему сожалению, фотоаппарат исчез вместе с убежавшим пони, а у Вентнора давно кончилась пленка.
Мы были готовы к путешествию.
Наш путь пролегал по гладкой темно-серой дороге, поверхность которой напоминала цемент, спрессованный под очень большим давлением. Не менее пятидесяти футов шириной, в дневном свете она блестела, будто была покрыта какой-то стеклообразной пленкой. Дорога резко. клинообразно сужалась, заканчиваясь у входа в дом Норалы.
Сужаясь в удалении, она тянулась, прямая, как стрела, и исчезала за перпендикулярными утесами, образующими стену. Сквозь эту стену прошлой ночью мы пролетели на кубах из пропасти Города. Дальше видимость закрывала туманная дымка.
Вместе с Руфью мы быстро осмотрели окрестности дома Норалы. Он размещался словно в узкой перемычке песочных часов. От входа отходили крутые стены, образуя нижнюю часть фигуры; за домом скалы расходились шире.
Здесь, в верхней части песочных часов, рос лес, похожий на парк. Примерно в двадцати милях он оканчивался стеной утесов.
Как тропа, которую показал мне Юрук, минует эти утесы? Есть там горный переход или туннель? И почему вооруженные люди не отыскали этот проход и не воспользовались им?
Перешеек между этими двумя горными клиньями не более мили шириной. В самом центре его стоит дом Норалы; похоже на сад, усеянный цветами и ароматными лилиями; тут и там виднелись маленькие зеленые лужайки. Голубой купол дома Норалы не стоял на земле, а как бы вырастал из нее. Создавалось впечатление, что он продолжается под поверхностью.
Не могу сказать, из чего он сделан. Как будто в глубине поверхности заключены многочисленные жемчужины. Прекрасный, удивительный, невообразимо прекрасный купол — огромный пузырь из расплавленных сапфиров и бирюзы.
Но у нас не было времени любоваться его красотой. Несколько последних указаний Руфи, и мы двинулись по серой дороге. И не успели уйти далеко, как услышали ее голос.
— Дик! Дик, идите сюда!
Он подбежал к ней, взял ее за руки. Несколько мгновений она, казалось, испуганно смотрит на него.
— Дик, — услышал я ее шепот. — Дик, вернитесь благополучно ко мне.
Я видел, как она обняла его, черные волосы смешались с серебристо-карими, их губы встретились. Я отвернулся.
Немного погодя он присоединился ко мне; шел молча, опустив голову, подавленный.
Пройдя сотню ярдов, мы обернулись. Руфь по-прежнему стояла на пороге загадочного дома, глядя нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла. Дрейк продолжал молчать. Мы пошли дальше.
Приблизились стены входа. Редкая растительность у подножий скал совсем исчезла, дорога слилась с гладкой ровной поверхностью каньона. От одного вертикального среза прохода в скалах до другого тянулся занавес из мерцающего тумана. Подойдя ближе, мы увидели, что туман не неподвижен; он походил не на водяной пар, а скорее на световую завесу, странную смесь кристалла с каким-то раствором. Дрейк всунул в него руку, помахал: туман не шевельнулся. Он, казалось, проходит сквозь руку, кость и плоть призрачны и не в состоянии сдвинуть с места сверкающие частицы.
Бок о бок мы вошли в туман.
И я сразу понял, что никакой влаги тут нет. Воздух сухой, насыщенный электричеством. Я почувствовал возбуждение, электрические прикосновения, приятное покалывание в нервах, почувствовал веселье, почти легкомысленность. Мы хорошо видели друг друга и поверхность скалы, по которой шли. Не слышалось ни звука, казалось, здесь вообще не распространяются звуковые колебания. Я видел, как Дрейк повернулся ко мне, раскрыл рот, губы его зашевелились, и хоть он пригнулся к самому моему уху, я ничего не услышал. Он удивленно нахмурился, и мы пошли дальше.
Неожиданно мы вышли на открытое место, наполненное чистым прозрачным воздухом. И сразу услышали высокое резкое гудение, похожее на звук пескоструйной машины. В шести футах справа от нас скала круто обрывалась в пропасть. Вниз уходил ствол шахты, заполненный туманом.
Но не этот ствол заставил нас схватиться друг за друга. Нет! Из него поднималась колоссальная колонна, составленная из кубов. Она находилась в ста футах от нас. Вершина ее поднималась на сто футов над нами, основание скрывалось где-то внизу.
Наверху ее огромное вращающееся колесо, в несколько ярдов толщиной, заостренное на конце, где оно касалось скалы, сверкающее зелеными вспышками; это колесо с огромной скоростью погружалось в поверхность скалы.
Над колесом к скале крепился огромный металлический шлем с забралом из какого-то светло-желтого металла; этот шлем, как гигантским зонтиком, накрывал мерцающий пар, создавая тот участок чистого воздуха, в котором мы оказались.
А со всей длины колонны мириады крошечных глаз металлических существ смотрели на нас, озорно подмигивая; не могу объяснить это ощущение, но я чувствовал, что смотрят они с удивлением.
Колесо продолжало вращаться еще только несколько мгновений. Я видел, как камень растекается перед ним, как лава. И вдруг, словно получив приказ, оно резко остановилось.
Голова колонны наклонилась, смотрела на нас!
Я заметил, что режущий край колеса усажен меньшими пирамидами, а на вершинах этих пирамид чашеобразное покрытие, сверкающее тем же бледным светом, что и святилище конусов, в котором мы побывали.
Колонна продолжала сгибаться, колесо приближалось к нам.
Дрейк схватил меня за руку, оттащил назад в туман. Нас снова окружила полная тишина. Мы осторожно продолжали идти, высматривая конец уступа, чувствуя, как огромное лицо-колесо крадется за нами; боялись оглянуться, боялись сделать неверный шаг, чтобы не сорваться в пропасть.
Медленно, ярд за ярдом, продвигались вперед. Неожиданно туман поредел; мы вышли из него.
Хаос звуков окружил нас. Звон миллиона наковален; гром миллионов кузниц; громовые раскаты; рев тысяч ураганов. Грохот пропасти бил по нам, как в тот раз, когда мы спускались по длинной рампе в глубины моря света.
Этот гром был насыщен силой, это был сам голос силы. Оглушенные, нет, ослепленные им, мы закрыли глаза и уши.
Как и раньше, гром стих, повисла удивленная тишина. Потом в этой тишине послышалось мощное гудение, а сквозь него пробивались звуки, словно потекла река бриллиантов.
Мы раскрыли глаза, у нас, как рукой, перехватило горло.
Очень трудно, почти невозможно описать словами раскрывшуюся перед нами картину. Я все хорошо видел и все же не могу воплотить в словах увиденное, его суть, его душу, то невыразимое удивление, которое оно вызывало, всю потрясающую душу красоту и необычность, всю грандиозность, фантастичность и ужас чужого.
Владение Металлического Чудовища, оно было полно, как чаша, его волей, было ощутимым проявлением этой воли.
Мы стояли на самом краю широкого карниза. Смотрели вниз, в огромное углубление, в форме правильного овала, примерно тридцати миль в длину, по моему мнению, и вполовину этого расстояния в ширину, окруженное колоссальными вертикальными стенами. Мы были в верхнем конце этой обширной впадины, у окончания ее длинной оси; я хочу сказать, что она уходила от нас на свою наибольшую длину. В пятистах футах под нами находилось дно чаши. Исчезли светлые облака, закрывавшие дно прошлой ночью; воздух хрустально чист и прозрачен; каждая деталь видна со стереоскопической ясностью.
Вначале зрение улавливает широкую ленту сверкающего аметиста, опоясывающую всю стену. Лента тянется по горам на высоте в десять тысяч футов, и от нее спускается этот загадочный мерцающий туман, гасящий звуки.
Но теперь я видел, что не везде эта светящаяся завеса неподвижна, как та, через которую мы прошли. К северо-западу она пульсирует, как заря, и, как заря, пронизана быстрыми радужными вспышками, многоцветными спектральными сверканиями. И эти сверкания упорядоченные, геометрические, будто огромный призматический кристалл подлетает к краю завесы и тут же отступает в глубину.
От этой завесы взгляд переходит на невероятный город, возвышающийся в двух милях от нас.
Сине-черный, сверкающий, как будто отлитый из полированной стали, он вздымается в высоту на пять тысяч футов!
Не могу сказать, каковы его истинные размеры: мешают крутые края пропасти. Сторона, обращенная к нам, вероятно, не менее пяти миль в длину. Ее колоссальный откос действует на зрение, как удар; ее тень, падая на нас, заставляет останавливаться сердце. Он подавляет, этот город, ужасный, как полуночный город Дис в Дантовом аду.
Металлический город размером с гору.
Гладкая, без окон и выступов, огромная стена возносится к небу. Оно должно быть слепым, это огромное продолговатое лицо, но оно не слепо. В нем чувствуется внимание, бдительность. Оно смотрит на нас, будто на каждом его футе размещены часовые; невидимые стражники, пользующиеся иным, чем зрение, чувством.
Металлический город размером с гору — и чувствующий.
У его основания — огромные отверстия. Повсюду сквозь них проходит множество металлических существ; большими и малыми группами, входя и выходя, они образуют у отверстий словно пену, как волны, врывающиеся внутрь, в пробитые океаном щели берега, а потом отступающие назад.
От огромного города взгляд перемещается на пропасть, в которой он находится. Поверхность ее похожа на декоративную тарелку, огромная гладкая плоскость, словно сошедшая с гончарного круга, не прерываемая ни холмиком, ни горкой, ни склоном, ни террасой; гладкая, горизонтальная, безукоризненно ровная. И никакой зелени: ни дерева, ни куста, ни травинки.
И на всей этой плоскости оживленное движение. Такое же целенаправленное, как и механическое, симметричное, геометрическое, упорядоченное…
Передвижение металлических орд.
Они двигались под нами, эти загадочные существа, в бесчисленных количествах. Маршировали навстречу друг другу батальонами, полками, армиями. Далеко к югу я увидел группу колоссальных фигур, похожих на подвижные замки или пирамидальные горы. Они с невероятной скоростью вращались друг вокруг друга, десятки пирамид плясали под огромной башней. От этой башни отделялись яркие вспышки, молнии, и вслед за этим громовые раскаты.
С севера приближалась группа обелисков, на вершине которых вращались пламенные колеса.
Металлические существа соединялись в невероятные фигуры, круглые, квадратные, острые, покрытые выступами; они быстро менялись, превращаясь в другие, и их были тысячи. Я видел, как они слиплись в чудовищную фигуру размером в десять небоскребов, потом эта фигура превратилась в химеру на десятках колоннообразных ног, и этот гигантский безголовый тарантул длиной в две тысячи футов куда-то стремительно направился. Я видел, как линия длиной в милю разбилась на круги, потом на ромбы и пятиугольники, потом собралась в большие колонны и взметнулась в небо.
И во всем этом непрекращающемся движении ощущалась целенаправленность, стремление к определенной цели; все это напоминало маневры, тренировку.
И когда позволяли эти многочисленные фигуры, я видел, что поверхность пропасти покрыта полосами всех цветов, эти полосы образуют гигантские ромбы и квадраты, прямоугольники и параллелограммы, пятиугольники и восьмиугольники, круги и спирали, шутовские, но гармоничные, гротескно напоминающие живописные опыты футуристов.
И всегда эти рисунки упорядочены, логически последовательны. Как страница с нерасшифрованным посланием чужого мира.
Откровения четвертого измерения, сделанные каким-то Эвклидовым божеством. Заповеди, данные богом математики!
И поперек всей долины, отходя от южного края завесы и исчезая в сверкании этой завесы на востоке, проходила широкая лента светло-зеленого гагата; проходила не прямо, а с многочисленными извивами и росчерками. Похожая на предложение в арабском письме.
Края ее были сапфирово-голубые. Вдоль всего ее протяжения небесно-голубые края сопровождались полосками черного цвета. Через ленту переброшены многочисленные хрустальные арки. Не мосты — даже с такого расстояния я видел, что это не мосты. Оттуда доносились хрустальные звуки.
Гагат? Река из гагата? Он должен быть расплавленным, потому что я видел в этой ленте стремительное движение. Это не гагат. Это река; река, напоминающая арабскую вязь.
Я взглянул вверх, на окружающие вершины. Они на мили уходили в ослепительное небо. Поднес к глазам бинокль. Похоже на огромный радужный цветок с многочисленными каменными лепестками; башни королевского пурпура, обелиски цвета индиго, титанические стены ярко-зеленого, лимонно-желтого и ржаво-рубинового цвета; сторожевые ярко-алые башни.
Среди них рассыпаны сверкающие алмазы ледников и бледные неправильной формы снежные поля.
Вершины окружали пропасть, словно диадема. Ниже проходило кольцо пламенеющего аметиста с его золотистым туманом. А между ними обширное пространство, покрытое неподвижными символами и необъяснимым движением. Между этими вершинами размещалась сине-черная металлическая масса Города.
От вершин, от обширной пропасти, от города исходило ощущение присутствия космического духа, недоступного пониманию человека. Как эманация звезд и пространства, это присутствие было алмазно-твердым и алмазно-прозрачным, кристаллическим и металлическим, подобным камню и одновременно — мыслящим!
От того места на карнизе, где мы стояли, вниз уходила крутая рампа, подобная той, по которой мы спускались ночью в темноте. Она опускалась под углом не менее сорока пяти градусов; поверхность у нее гладкая и полированная.
Сквозь туман за нашими спинами проскользнул сверкающий куб; остановился; повернулся к нам по очереди всеми своими шестью поверхностями.
Я почувствовал, как меня поднимает множество невидимых рук; видел, как рядом со мной извивается Дрейк. Преодолевая державшую нас силу, я попытался приблизиться к нему. Куб придвинулся к краю, покачнулся на мгновение. Мы висели в воздухе, а под нами расстилалась пропасть. Произошло какое-то быстрое перестроение, и я увидел, что под нами огромная, уходящая вниз на сотни футов колонна. Ее верхней частью был куб, на котором мы стояли. Дробящего колеса не было, но я знал, что это та самая резавшая стену колонна, от которой мы бежали; любопытный куб был ее разведчиком. Как будто желая больше узнать о нас, колонна отыскала нас в тумане, ее посланник поймал нас и доставил к ней.
Колонна наклонилась, как тогда, когда металлические существа по приказу Норалы образовали мост через пропасть. Нам навстречу поднималось дно пропасти. Все дальше и дальше наклонялся столб. Снова мы быстро переместились с одной поверхности на другую. Дно углубления полетело навстречу еще стремительней. Зрение мое затуманилось. Я ощутил легкий шок, повернулся на существе, державшем нас…
Мы стояли на дне пропасти.
А вниз по столбу, который доставил нас сюда, стремились десятки кубов. Они отделялись от колонны, окружали нас, рассматривали, заинтересованно, с любопытством, глядя на нас многочисленными сверкающими точками глаз.
Мы беспомощно смотрели на них. Вдруг я почувствовал, что меня снова поднимают, и оказался на поверхности ближайшего блока. И поворачивался на нем, а крошечные глаза рассматривали меня. Потом блок, как мячик, перебросил меня другому. Я увидел в воздухе высокую фигуру Дрейка.
Игра становилась все быстрее, ошеломительней. Я понимал, что это игра. Но для нас она опасна. Я чувствовал себя хрупким, как стеклянная куколка в руках неосторожного ребенка.
Меня бросили на ожидающий куб. На поверхности, футах в десяти от меня, ошеломленно покачивался Дрейк. Неожиданно державшие меня невидимые руки сжались и опустили на поверхность куба. И прежде чем я упал, ко мне метнулось тело Дрейка. Он упал рядом со мной.
Как озорной мальчишка, уставший от своих проказ, куб улетел, устремился прямо в открытый портал; его сопровождали десятки других. Меня ослепила вспышка радужно-голубого сияния; и когда зрения прояснилось, я увидел рядом с собой вместо Дрейка его скелет. И тут же скелет снова покрылся плотью.
Куб резко остановился, множество маленьких невидимых рук подняло нас, спустило вниз, поставило рядом. И куб быстро скрылся.
Мы находились в обширном зале под множеством бледных светильников-солнц. Мимо гигантских колонн стремились армии металлических существ; они не торопились, двигались спокойно, размеренно, сознательно.
Мы находились внутри Города, как и велел Вентнор.
Я смотрю совсем не на небо: это купол волшебного дома Норалы. И Дрейк не разбудил меня. Почему? Сколько же я спал?
Я вскочил на ноги, осмотрелся. Не было ни Руфи, ни Дрейка, ни черного евнуха!
— Руфь! — крикнул я. — Дрейк!
Ответа не было. Я подбежал к двери. Посмотрев на яркий небосвод, решил, что сейчас около семи; значит, я проспал примерно три часа. Как ни мало это время, я чувствовал себя удивительно отдохнувшим, освеженным; и уверен: это результат действия особой атмосферы горных высот. Но где остальные? Где Юрук?
Я услышал смех Руфи. Увидел в нескольких сотнях ярдов слева, полускрытый стеной цветущих кустов, небольшой луг. На нем Руфь и Дрейк. Вокруг пасутся с десяток белоснежных коз. Руфь доила одну из них.
Успокоившись, я вернулся в комнату, склонился к Вентнору. Состояние его не изменилось. Я посмотрел на бассейн, в котором купалась Норала. С тоской посмотрел на него; потом, убедившись, что процесс доения еще далеко не завершен, разделся и погрузился в воду.
Едва я успел одеться, как пара показалась в дверях; каждый нес фарфоровую кастрюльку, полную молока.
На лице Руфи не было ни тени страха, передо мной была прежняя Руфь; и улыбалась она без всяких усилий; воды сна начисто смыли с нее предыдущий день.
— Не волнуйтесь, Уолтер, — сказала она. — Я знаю, о чем вы думаете. Но я — это снова я.
— Где Юрук! — я резко повернулся к Дрейку, чтобы скрыть ощущение счастья и комок в горле; он предупреждающе подмигнул, и я не стал повторять вопрос.
— Вы приберитесь, а я быстро приготовлю завтрак, — сказала Руфь.
Дрейк взял чайник и позвал меня с собой.
— Насчет Юрука, — прошептал он, когда мы вышли. — Я дал ему маленький предметный урок. Отвел его в сторону, показал свой пистолет и уложил одну из коз Норалы. Не хотелось этого делать, но я знал, что для него это полезно.
— Он закричал, упал ниц и принялся вопить. Вероятно, подумал, что это молния; может, я украл оружие Норалы. «Юрук, — сказал я ему, — ты получишь это, и даже еще больше, если хотя бы пальцем дотронешься до девушки».
— И что было потом? — спросил я.
— Он убежал туда. — Дрейк улыбнулся, показав на лес, в который уходила дорога, показанная мне евнухом. — Наверно, прячется там за деревьями.
Наполняя чайник, я рассказал Дрейку о своем разговоре с Юруком.
Дрейк присвистнул.
— В клещах! Опасность позади и опасность впереди.
— Когда пойдем? — спросил он, когда мы возвращались.
— Сразу после еды, — ответил я. — Нет смысла откладывать. Как вы себя чувствуете?
— Откровенно говоря, как центральный участник в сцене суда Линча, — ответил он. — Интересно, но не очень приятно.
Мне тоже. Я был полон научным любопытством. Но приятно мне не было, нет!
Мы, как могли, позаботились о Вентноре, раскрыли силой ему рот, просунули резиновую трубку ниже дыхательного горла в пищевод и влили немного козьего молока. За завтраком все молчали.
Мы не могли взять с собой Руфь, это ясно; она должна оставаться с братом. Конечно, в доме Норалы она в большей безопасности, чем с нами, но все же оставлять ее не хотелось. Я подумал: нет никакой необходимости уходить нам двоим. Одного вполне достаточно.
Дрейк может остаться…
— Незачем класть все яйца в одну корзину, — я решил обсудить этот вопрос. — Я пойду один, а вы останетесь и поможете Руфи. Если я не вернусь, вы сможете пойти за мной.
Его возмущение моим предложением было таким же сильным, как и у Руфи.
— Вы пойдете с ним, Дик Дрейк! — воскликнула она. — Или я смотреть на вас не буду!
— Боже! Неужели вы хоть на минуту подумали, что я соглашусь? — Боль и гнев боролись в его лице. — Мы идем вдвоем, или не идет никто. Руфь здесь в безопасности, Гудвин. Ей нужно только опасаться Юрука, а он получил урок.
— К тому же у нее ружья и пистолеты, и она умеет ими пользоваться. О чем вы думали, делая такое предложение? — Гнев его превзошел все границы.
Я попытался оправдаться.
— Со мной будет все в порядке, — сказала Руфь. — Я не боюсь Юрука. А эти существа мне не повредят… теперь, после… после… — Глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, но потом она прямо посмотрела нам в лицо. — Не спрашивайте, откуда я это знаю, — негромко сказала она. — Поверьте, это так. Я ближе к ним… чем вы. И если захочу, смогу призвать на помощь силу, которую мне дал их хозяин. Я боюсь только за вас.
— А за нас бояться не нужно, — торопливо ответил Дрейк. — Мы игрушки Норалы. Мы табу. Поверьте, Руфь, готов голову отдать: все эти существа, большие и маленькие, уже знают о нас.
— Нас местное население, вероятно, примет, как почетных гостей. Может, даже повесят надпись «Добро пожаловать в наш город!» на входных воротах.
Она улыбнулась, чуть не плача.
— Мы вернемся, — сказал он. Неожиданно наклонился и положил руки ей на плечи. — Вы думаете, на свете есть что-нибудь, способное помешать мне вернуться к вам? — прошептал он.
Она дрожала, глядя ему в глаза.
— Что ж, нам, пожалуй, пора, — испытывая неудобство, вмешался я. — Я согласен с Дрейком: мы табу. Опасности нет, если не считать случайностей. И мне кажется, что с этими существами случайности невозможны.
— Так же невероятно, как ошибка в таблице умножения, — рассмеялся Дрейк, выпрямляясь.
Мы приготовились. Ружья, мы это знали, бесполезны; пистолеты мы решили прихватить — «для уверенности», как выразился Дрейк. Наполнили водой фляжки, захватили немного еды, несколько инструментов, включая небольшой спектроскоп, медицинскую сумку — все это упаковали в корзину, которую Дрейк взвалил себе на широкие плечи.
Я прихватил компас и сильный полевой бинокль. К величайшему сожалению, фотоаппарат исчез вместе с убежавшим пони, а у Вентнора давно кончилась пленка.
Мы были готовы к путешествию.
Наш путь пролегал по гладкой темно-серой дороге, поверхность которой напоминала цемент, спрессованный под очень большим давлением. Не менее пятидесяти футов шириной, в дневном свете она блестела, будто была покрыта какой-то стеклообразной пленкой. Дорога резко. клинообразно сужалась, заканчиваясь у входа в дом Норалы.
Сужаясь в удалении, она тянулась, прямая, как стрела, и исчезала за перпендикулярными утесами, образующими стену. Сквозь эту стену прошлой ночью мы пролетели на кубах из пропасти Города. Дальше видимость закрывала туманная дымка.
Вместе с Руфью мы быстро осмотрели окрестности дома Норалы. Он размещался словно в узкой перемычке песочных часов. От входа отходили крутые стены, образуя нижнюю часть фигуры; за домом скалы расходились шире.
Здесь, в верхней части песочных часов, рос лес, похожий на парк. Примерно в двадцати милях он оканчивался стеной утесов.
Как тропа, которую показал мне Юрук, минует эти утесы? Есть там горный переход или туннель? И почему вооруженные люди не отыскали этот проход и не воспользовались им?
Перешеек между этими двумя горными клиньями не более мили шириной. В самом центре его стоит дом Норалы; похоже на сад, усеянный цветами и ароматными лилиями; тут и там виднелись маленькие зеленые лужайки. Голубой купол дома Норалы не стоял на земле, а как бы вырастал из нее. Создавалось впечатление, что он продолжается под поверхностью.
Не могу сказать, из чего он сделан. Как будто в глубине поверхности заключены многочисленные жемчужины. Прекрасный, удивительный, невообразимо прекрасный купол — огромный пузырь из расплавленных сапфиров и бирюзы.
Но у нас не было времени любоваться его красотой. Несколько последних указаний Руфи, и мы двинулись по серой дороге. И не успели уйти далеко, как услышали ее голос.
— Дик! Дик, идите сюда!
Он подбежал к ней, взял ее за руки. Несколько мгновений она, казалось, испуганно смотрит на него.
— Дик, — услышал я ее шепот. — Дик, вернитесь благополучно ко мне.
Я видел, как она обняла его, черные волосы смешались с серебристо-карими, их губы встретились. Я отвернулся.
Немного погодя он присоединился ко мне; шел молча, опустив голову, подавленный.
Пройдя сотню ярдов, мы обернулись. Руфь по-прежнему стояла на пороге загадочного дома, глядя нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла. Дрейк продолжал молчать. Мы пошли дальше.
Приблизились стены входа. Редкая растительность у подножий скал совсем исчезла, дорога слилась с гладкой ровной поверхностью каньона. От одного вертикального среза прохода в скалах до другого тянулся занавес из мерцающего тумана. Подойдя ближе, мы увидели, что туман не неподвижен; он походил не на водяной пар, а скорее на световую завесу, странную смесь кристалла с каким-то раствором. Дрейк всунул в него руку, помахал: туман не шевельнулся. Он, казалось, проходит сквозь руку, кость и плоть призрачны и не в состоянии сдвинуть с места сверкающие частицы.
Бок о бок мы вошли в туман.
И я сразу понял, что никакой влаги тут нет. Воздух сухой, насыщенный электричеством. Я почувствовал возбуждение, электрические прикосновения, приятное покалывание в нервах, почувствовал веселье, почти легкомысленность. Мы хорошо видели друг друга и поверхность скалы, по которой шли. Не слышалось ни звука, казалось, здесь вообще не распространяются звуковые колебания. Я видел, как Дрейк повернулся ко мне, раскрыл рот, губы его зашевелились, и хоть он пригнулся к самому моему уху, я ничего не услышал. Он удивленно нахмурился, и мы пошли дальше.
Неожиданно мы вышли на открытое место, наполненное чистым прозрачным воздухом. И сразу услышали высокое резкое гудение, похожее на звук пескоструйной машины. В шести футах справа от нас скала круто обрывалась в пропасть. Вниз уходил ствол шахты, заполненный туманом.
Но не этот ствол заставил нас схватиться друг за друга. Нет! Из него поднималась колоссальная колонна, составленная из кубов. Она находилась в ста футах от нас. Вершина ее поднималась на сто футов над нами, основание скрывалось где-то внизу.
Наверху ее огромное вращающееся колесо, в несколько ярдов толщиной, заостренное на конце, где оно касалось скалы, сверкающее зелеными вспышками; это колесо с огромной скоростью погружалось в поверхность скалы.
Над колесом к скале крепился огромный металлический шлем с забралом из какого-то светло-желтого металла; этот шлем, как гигантским зонтиком, накрывал мерцающий пар, создавая тот участок чистого воздуха, в котором мы оказались.
А со всей длины колонны мириады крошечных глаз металлических существ смотрели на нас, озорно подмигивая; не могу объяснить это ощущение, но я чувствовал, что смотрят они с удивлением.
Колесо продолжало вращаться еще только несколько мгновений. Я видел, как камень растекается перед ним, как лава. И вдруг, словно получив приказ, оно резко остановилось.
Голова колонны наклонилась, смотрела на нас!
Я заметил, что режущий край колеса усажен меньшими пирамидами, а на вершинах этих пирамид чашеобразное покрытие, сверкающее тем же бледным светом, что и святилище конусов, в котором мы побывали.
Колонна продолжала сгибаться, колесо приближалось к нам.
Дрейк схватил меня за руку, оттащил назад в туман. Нас снова окружила полная тишина. Мы осторожно продолжали идти, высматривая конец уступа, чувствуя, как огромное лицо-колесо крадется за нами; боялись оглянуться, боялись сделать неверный шаг, чтобы не сорваться в пропасть.
Медленно, ярд за ярдом, продвигались вперед. Неожиданно туман поредел; мы вышли из него.
Хаос звуков окружил нас. Звон миллиона наковален; гром миллионов кузниц; громовые раскаты; рев тысяч ураганов. Грохот пропасти бил по нам, как в тот раз, когда мы спускались по длинной рампе в глубины моря света.
Этот гром был насыщен силой, это был сам голос силы. Оглушенные, нет, ослепленные им, мы закрыли глаза и уши.
Как и раньше, гром стих, повисла удивленная тишина. Потом в этой тишине послышалось мощное гудение, а сквозь него пробивались звуки, словно потекла река бриллиантов.
Мы раскрыли глаза, у нас, как рукой, перехватило горло.
Очень трудно, почти невозможно описать словами раскрывшуюся перед нами картину. Я все хорошо видел и все же не могу воплотить в словах увиденное, его суть, его душу, то невыразимое удивление, которое оно вызывало, всю потрясающую душу красоту и необычность, всю грандиозность, фантастичность и ужас чужого.
Владение Металлического Чудовища, оно было полно, как чаша, его волей, было ощутимым проявлением этой воли.
Мы стояли на самом краю широкого карниза. Смотрели вниз, в огромное углубление, в форме правильного овала, примерно тридцати миль в длину, по моему мнению, и вполовину этого расстояния в ширину, окруженное колоссальными вертикальными стенами. Мы были в верхнем конце этой обширной впадины, у окончания ее длинной оси; я хочу сказать, что она уходила от нас на свою наибольшую длину. В пятистах футах под нами находилось дно чаши. Исчезли светлые облака, закрывавшие дно прошлой ночью; воздух хрустально чист и прозрачен; каждая деталь видна со стереоскопической ясностью.
Вначале зрение улавливает широкую ленту сверкающего аметиста, опоясывающую всю стену. Лента тянется по горам на высоте в десять тысяч футов, и от нее спускается этот загадочный мерцающий туман, гасящий звуки.
Но теперь я видел, что не везде эта светящаяся завеса неподвижна, как та, через которую мы прошли. К северо-западу она пульсирует, как заря, и, как заря, пронизана быстрыми радужными вспышками, многоцветными спектральными сверканиями. И эти сверкания упорядоченные, геометрические, будто огромный призматический кристалл подлетает к краю завесы и тут же отступает в глубину.
От этой завесы взгляд переходит на невероятный город, возвышающийся в двух милях от нас.
Сине-черный, сверкающий, как будто отлитый из полированной стали, он вздымается в высоту на пять тысяч футов!
Не могу сказать, каковы его истинные размеры: мешают крутые края пропасти. Сторона, обращенная к нам, вероятно, не менее пяти миль в длину. Ее колоссальный откос действует на зрение, как удар; ее тень, падая на нас, заставляет останавливаться сердце. Он подавляет, этот город, ужасный, как полуночный город Дис в Дантовом аду.
Металлический город размером с гору.
Гладкая, без окон и выступов, огромная стена возносится к небу. Оно должно быть слепым, это огромное продолговатое лицо, но оно не слепо. В нем чувствуется внимание, бдительность. Оно смотрит на нас, будто на каждом его футе размещены часовые; невидимые стражники, пользующиеся иным, чем зрение, чувством.
Металлический город размером с гору — и чувствующий.
У его основания — огромные отверстия. Повсюду сквозь них проходит множество металлических существ; большими и малыми группами, входя и выходя, они образуют у отверстий словно пену, как волны, врывающиеся внутрь, в пробитые океаном щели берега, а потом отступающие назад.
От огромного города взгляд перемещается на пропасть, в которой он находится. Поверхность ее похожа на декоративную тарелку, огромная гладкая плоскость, словно сошедшая с гончарного круга, не прерываемая ни холмиком, ни горкой, ни склоном, ни террасой; гладкая, горизонтальная, безукоризненно ровная. И никакой зелени: ни дерева, ни куста, ни травинки.
И на всей этой плоскости оживленное движение. Такое же целенаправленное, как и механическое, симметричное, геометрическое, упорядоченное…
Передвижение металлических орд.
Они двигались под нами, эти загадочные существа, в бесчисленных количествах. Маршировали навстречу друг другу батальонами, полками, армиями. Далеко к югу я увидел группу колоссальных фигур, похожих на подвижные замки или пирамидальные горы. Они с невероятной скоростью вращались друг вокруг друга, десятки пирамид плясали под огромной башней. От этой башни отделялись яркие вспышки, молнии, и вслед за этим громовые раскаты.
С севера приближалась группа обелисков, на вершине которых вращались пламенные колеса.
Металлические существа соединялись в невероятные фигуры, круглые, квадратные, острые, покрытые выступами; они быстро менялись, превращаясь в другие, и их были тысячи. Я видел, как они слиплись в чудовищную фигуру размером в десять небоскребов, потом эта фигура превратилась в химеру на десятках колоннообразных ног, и этот гигантский безголовый тарантул длиной в две тысячи футов куда-то стремительно направился. Я видел, как линия длиной в милю разбилась на круги, потом на ромбы и пятиугольники, потом собралась в большие колонны и взметнулась в небо.
И во всем этом непрекращающемся движении ощущалась целенаправленность, стремление к определенной цели; все это напоминало маневры, тренировку.
И когда позволяли эти многочисленные фигуры, я видел, что поверхность пропасти покрыта полосами всех цветов, эти полосы образуют гигантские ромбы и квадраты, прямоугольники и параллелограммы, пятиугольники и восьмиугольники, круги и спирали, шутовские, но гармоничные, гротескно напоминающие живописные опыты футуристов.
И всегда эти рисунки упорядочены, логически последовательны. Как страница с нерасшифрованным посланием чужого мира.
Откровения четвертого измерения, сделанные каким-то Эвклидовым божеством. Заповеди, данные богом математики!
И поперек всей долины, отходя от южного края завесы и исчезая в сверкании этой завесы на востоке, проходила широкая лента светло-зеленого гагата; проходила не прямо, а с многочисленными извивами и росчерками. Похожая на предложение в арабском письме.
Края ее были сапфирово-голубые. Вдоль всего ее протяжения небесно-голубые края сопровождались полосками черного цвета. Через ленту переброшены многочисленные хрустальные арки. Не мосты — даже с такого расстояния я видел, что это не мосты. Оттуда доносились хрустальные звуки.
Гагат? Река из гагата? Он должен быть расплавленным, потому что я видел в этой ленте стремительное движение. Это не гагат. Это река; река, напоминающая арабскую вязь.
Я взглянул вверх, на окружающие вершины. Они на мили уходили в ослепительное небо. Поднес к глазам бинокль. Похоже на огромный радужный цветок с многочисленными каменными лепестками; башни королевского пурпура, обелиски цвета индиго, титанические стены ярко-зеленого, лимонно-желтого и ржаво-рубинового цвета; сторожевые ярко-алые башни.
Среди них рассыпаны сверкающие алмазы ледников и бледные неправильной формы снежные поля.
Вершины окружали пропасть, словно диадема. Ниже проходило кольцо пламенеющего аметиста с его золотистым туманом. А между ними обширное пространство, покрытое неподвижными символами и необъяснимым движением. Между этими вершинами размещалась сине-черная металлическая масса Города.
От вершин, от обширной пропасти, от города исходило ощущение присутствия космического духа, недоступного пониманию человека. Как эманация звезд и пространства, это присутствие было алмазно-твердым и алмазно-прозрачным, кристаллическим и металлическим, подобным камню и одновременно — мыслящим!
От того места на карнизе, где мы стояли, вниз уходила крутая рампа, подобная той, по которой мы спускались ночью в темноте. Она опускалась под углом не менее сорока пяти градусов; поверхность у нее гладкая и полированная.
Сквозь туман за нашими спинами проскользнул сверкающий куб; остановился; повернулся к нам по очереди всеми своими шестью поверхностями.
Я почувствовал, как меня поднимает множество невидимых рук; видел, как рядом со мной извивается Дрейк. Преодолевая державшую нас силу, я попытался приблизиться к нему. Куб придвинулся к краю, покачнулся на мгновение. Мы висели в воздухе, а под нами расстилалась пропасть. Произошло какое-то быстрое перестроение, и я увидел, что под нами огромная, уходящая вниз на сотни футов колонна. Ее верхней частью был куб, на котором мы стояли. Дробящего колеса не было, но я знал, что это та самая резавшая стену колонна, от которой мы бежали; любопытный куб был ее разведчиком. Как будто желая больше узнать о нас, колонна отыскала нас в тумане, ее посланник поймал нас и доставил к ней.
Колонна наклонилась, как тогда, когда металлические существа по приказу Норалы образовали мост через пропасть. Нам навстречу поднималось дно пропасти. Все дальше и дальше наклонялся столб. Снова мы быстро переместились с одной поверхности на другую. Дно углубления полетело навстречу еще стремительней. Зрение мое затуманилось. Я ощутил легкий шок, повернулся на существе, державшем нас…
Мы стояли на дне пропасти.
А вниз по столбу, который доставил нас сюда, стремились десятки кубов. Они отделялись от колонны, окружали нас, рассматривали, заинтересованно, с любопытством, глядя на нас многочисленными сверкающими точками глаз.
Мы беспомощно смотрели на них. Вдруг я почувствовал, что меня снова поднимают, и оказался на поверхности ближайшего блока. И поворачивался на нем, а крошечные глаза рассматривали меня. Потом блок, как мячик, перебросил меня другому. Я увидел в воздухе высокую фигуру Дрейка.
Игра становилась все быстрее, ошеломительней. Я понимал, что это игра. Но для нас она опасна. Я чувствовал себя хрупким, как стеклянная куколка в руках неосторожного ребенка.
Меня бросили на ожидающий куб. На поверхности, футах в десяти от меня, ошеломленно покачивался Дрейк. Неожиданно державшие меня невидимые руки сжались и опустили на поверхность куба. И прежде чем я упал, ко мне метнулось тело Дрейка. Он упал рядом со мной.
Как озорной мальчишка, уставший от своих проказ, куб улетел, устремился прямо в открытый портал; его сопровождали десятки других. Меня ослепила вспышка радужно-голубого сияния; и когда зрения прояснилось, я увидел рядом с собой вместо Дрейка его скелет. И тут же скелет снова покрылся плотью.
Куб резко остановился, множество маленьких невидимых рук подняло нас, спустило вниз, поставило рядом. И куб быстро скрылся.
Мы находились в обширном зале под множеством бледных светильников-солнц. Мимо гигантских колонн стремились армии металлических существ; они не торопились, двигались спокойно, размеренно, сознательно.
Мы находились внутри Города, как и велел Вентнор.
19. ЖИВОЙ ГОРОД
Сразу за нами находилась одна из циклопических колонн. Мы подползли к ней, прижались к ее основанию, избегая потоков металлических существ; пытались, прячась здесь, обрести утраченное спокойствие. Сами себе мы казались никчемными безделушками в этом огромной пространстве, вверху сверкали гирлянды замороженных солнц, мимо проносились загадочные толпы кубов, шаров и пирамид.
Размеры их разнились от ярда до тридцатифутовых гигантов. На нас они не обращали внимания и не останавливались; проносились мимо, занятые своими загадочными делами. Спустя какое-то время количество их уменьшилось; непрерывный поток разбился на изолированные группы, на одиночек; совсем прекратился. Зал опустел.
Насколько хватал глаз, тянулось уставленное колоннами пространство. Я снова ощутил приток к мышцам и нервам необыкновенной энергии.
— Последуем за толпой! — сказал Дрейк. — Кстати, вам не кажется, что вы заряжены энергией?
— Я испытываю необыкновенный подъем, — ответил я.
— Я тоже. — Он осматривался. — Интересно, есть ли у них окна. Стены кажутся мне цельными, насколько я мог увидеть. Может, поискать отверстие для прохода воздуха? Этим существам воздух не нужен, это точно. Интересно…
Он смолк, зачарованно глядя на столб за нами.
— Смотрите, Гудвин! — Голос его дрожал. — Что вы скажете об этом?
Я посмотрел, куда он показывает; вопросительно взглянул на него.
— Глаза! — нетерпеливо пояснил он. — Разве вы их не видите? Глаза в колонне!
Теперь я их увидел. Столб был светло-синий, металлический, чуть темнее металлических существ. И внутри него мириады крошечных кристаллических точек, которые, как мы убедились, служат органами зрения. Но эти точки не светились, как остальные они были тусклыми, безжизненными. Я коснулся поверхности. Гладкая, холодная, ничего от того теплого ощущения живого существа, которое испытываешь, прикасаясь к металлическим существам. Я покачал головой, осознавая невероятную возможность, на которую намекал Дрейк.
— Нет, — сказал я. — Сходство есть, да. Но нет жизненной силы. К тому же это совершенно невероятно.
— Они, должно быть, спят, — упрямо возразил он. — Нет ли линий соединения, если они действительно из кубов?
Мы тщательно осмотрели поверхность. Она казалась непрерывной; никакого следа тех тонких сверкающих линий, которые обозначали место соединения одного куба с другим: и на мосту, по которому мы прошли через пропасть, и на платформе, на которой следовали за Норалой.
— Совершенно невозможно. Думать так — чистое безумие, Дрейк! — воскликнул я, удивляясь собственной настойчивости в отрицании.
Размеры их разнились от ярда до тридцатифутовых гигантов. На нас они не обращали внимания и не останавливались; проносились мимо, занятые своими загадочными делами. Спустя какое-то время количество их уменьшилось; непрерывный поток разбился на изолированные группы, на одиночек; совсем прекратился. Зал опустел.
Насколько хватал глаз, тянулось уставленное колоннами пространство. Я снова ощутил приток к мышцам и нервам необыкновенной энергии.
— Последуем за толпой! — сказал Дрейк. — Кстати, вам не кажется, что вы заряжены энергией?
— Я испытываю необыкновенный подъем, — ответил я.
— Я тоже. — Он осматривался. — Интересно, есть ли у них окна. Стены кажутся мне цельными, насколько я мог увидеть. Может, поискать отверстие для прохода воздуха? Этим существам воздух не нужен, это точно. Интересно…
Он смолк, зачарованно глядя на столб за нами.
— Смотрите, Гудвин! — Голос его дрожал. — Что вы скажете об этом?
Я посмотрел, куда он показывает; вопросительно взглянул на него.
— Глаза! — нетерпеливо пояснил он. — Разве вы их не видите? Глаза в колонне!
Теперь я их увидел. Столб был светло-синий, металлический, чуть темнее металлических существ. И внутри него мириады крошечных кристаллических точек, которые, как мы убедились, служат органами зрения. Но эти точки не светились, как остальные они были тусклыми, безжизненными. Я коснулся поверхности. Гладкая, холодная, ничего от того теплого ощущения живого существа, которое испытываешь, прикасаясь к металлическим существам. Я покачал головой, осознавая невероятную возможность, на которую намекал Дрейк.
— Нет, — сказал я. — Сходство есть, да. Но нет жизненной силы. К тому же это совершенно невероятно.
— Они, должно быть, спят, — упрямо возразил он. — Нет ли линий соединения, если они действительно из кубов?
Мы тщательно осмотрели поверхность. Она казалась непрерывной; никакого следа тех тонких сверкающих линий, которые обозначали место соединения одного куба с другим: и на мосту, по которому мы прошли через пропасть, и на платформе, на которой следовали за Норалой.
— Совершенно невозможно. Думать так — чистое безумие, Дрейк! — воскликнул я, удивляясь собственной настойчивости в отрицании.