Неизвестен Автор. Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

   ...Устали от сказок? Правды хотите?
   Будет вам правда... Нет, денег не надо...
   Ну что ж вы? Поближе к огню садитесь...
   Внимание ваше мне будет наградой...
   Слушайте ж, путники, только, чур, тихо
   Не перебивать меня и не перечить...
   Длинный язык - настоящее лихо...
   О дивном народе буду вам речь я...
   ...Старый эльф умирал... -- Разве это возможно?...
   -- Скажи, разве эльфы бывают стары?..
   -- Коль вам помолчать две минуты сложно
   Я спать ложусь на теплые нары...
   -- Прости нас, рассказчик, но нам говорили...
   -- Все, что вы слыхали - брехня пустая,
   Еще не того - чтоб вином угостили
   Вам наплетут, ни черта не зная...
   Эльф был стар, стар по-настоящему...
   Не знаю, что было тому причиною,
   Но время, Дивных обычно щадящее,
   Лицо его испещрило морщинами.
   А может то были - могильный холод
   Шрамы - следы легендарных сражений,
   Бушевавших, когда был мир еще молод,
   И эльфы не знали в боях поражений?
   Старый эльф умирал... Умирал не от старости
   Такая смерть их народу неведома
   Устал он бремя бессмертья века нести,
   Тоскою и тело, и дух его были изъедены.
   Когда дни и ночи становятся пресными,
   И сердце столетья устало биться,
   Известно средство - влаги чудесной
   Из кубка эльфийского вдоволь напиться.
   -- Эльфийский кубок? Не слышал ни разу...
   -- Эльфийский кубок? О чем ты, старик?
   -- Коль вы вдвоем не умолкнете разом,
   Я способ найду вам подрезать язык...
   -- Прощения просим и умолкаем,
   Но все же... -- Довольно!.. Я понял вопрос...
   Всему свое время, и эту тайну
   Раскрою, коль слушать решили всерьез...
   ...Тоска убивала, с ума сводила,
   И эльф за кубком отправился в путь...
   Эльфийская жажда его томила
   Из кубка испить - иль навеки уснуть...
   Долго ль, коротко ль брел старый эльф - кто знает,
   Но вот на одной из забытых дорог,
   Из тех, по которым лишь ветер гуляет,
   Он встретил ценнейший из божьих даров...
   Эльфийский кубок - не просто чаша,
   Чудесная влага - не просто вода,
   Волшебный сосуд - это тело наше...
   -- А влага, выходит, кровь алая, да?..
   -- ...Тот кубок был женщиной... девою юною,
   Эльф ею решил утолить свою жажду, и
   Стал хладнокровно ждать полнолуния,
   Чтоб кубок испить ритуалу следуя.
   Он к ней обратился с такими словами:
   "Путь дальний таит немало опасностей..."
   Он предложил ей свою компанию,
   Она ответила благодарностью...
   ...Бредут они, близится ночь полнолуния,
   Приступы жажды сильней и сильнее,
   Эльф поравнялся с девою юною
   Вонзить готовясь клыки в ее шею...
   Она же к нему протянула руки,
   Сомкнула ладони в объятьи нежном,
   Шепнула: "Любимый..." в эльфийское ухо,
   Щекою прижалась к власам белоснежным...
   Таким обхождением эльф ошарашен
   Вскипает веками дремавшая кровь,
   И в сердце, столетия биться уставшем,
   Рождается к спутнице юной любовь...
   ...Вдруг сумрак ночной диким шумом наполнился,
   Дева с мольбою на эльфа глядит:
   "Спаси меня, это за мною гонятся..."
   Ему едва слышно она говорит.
   Оглашая округу кличем победным,
   Солдаты бегут, обнажая клинки,
   Кричат солдаты: "Хватайте ведьму!.."
   Эльф деве шепнул: "Я их встречу... Беги..."
   В искусстве меча эльфу не было равных,
   Не людям тягаться с ним в этом. Оно
   Ковалось в горниле ристалищ славных,
   Легенды о коих забылись давно.
   Сверкнула сталь, вылетая из ножен
   Чужая кровь на эльфийской коже...
   Удар... Два солдата замертво пали
   Отведав холодной эльфийской стали...
   Удар... Эльф отбил удар неумелый
   Душа солдата простилась с телом...
   Удар, удар... В страшном танце смерти
   Солдаты валятся, точно жерди...
   Эльф не заметил в горячке боя
   Его коснулось лезвие чужое,
   Не чуял боли в пылу сраженья,
   Лишь бой окончив, пал без движенья.
   Мертвы солдаты, и в мясорубке
   Разлита влага, разбиты кубки...
   И старый эльф, истекая кровью,
   Проститься спешит со своей любовью...
   Она же смеется, и смех ее странен...
   Она смеется: "Любимый, ты ранен?"
   И к ране жадно припали губы...
   ...Испит был ведьмой эльфийский кубок.
   ...Приют покидали путники в спешке,
   На прощание бросив: "Все врешь ты, старик..."
   Усмехнулся рассказчик, в кривой усмешке
   Обнажив плотоядно изогнутый клык... -==x x x==
   Санчо с ранчо полюбил Мари-Хуанну,
   Потерял покой о ней вздыхая беспрестанно,
   Но был беден добродетельный тот Санчо
   Чтоб добыть песет продать решил он ранчо.
   Проезжал тут мимо некий хомбре Мачо
   Богатей, охотник за чужими ранчо.
   Получив песеты, подписав бумаги,
   Из ранчовладельца Санчо стал бродягой.
   Хоть распухли от песет его карманы,
   Но на кой без ранчо он Мари-Хуанне?..
   А поскольку ранч немеряно у Мачо
   То теперь она жена его, не Санчо.
   Санчо наш, собрав отряд мучачос,
   Стал налеты совершать на ранчо Мачо,
   Повстречав Мари-Хуанну в платье броском
   Ей сказал: "Спокойно, Маша. Я - Дубровский..."
   НИ О ЧЕМ N2
   Давай позабудем о том, что было вчера.
   Давай попытаемся вместе начать все сначала,
   Сказал я тебе, ты в ответ головой покачала.
   Давай позабудем о том, что было вчера.
   Скажи, что ты видишь, когда выключается свет?
   Секрет, говоришь ты? Да нет никакого секрета,
   Я просто спросил, вовсе не ожидая ответа,
   Скажи, что ты видишь, когда выключается свет?
   Хочешь, чтоб имя твое носила планета?
   Камешек в небе навеки стал тезкой твоим бы...
   А ты вместо шляпок носила б чудесные нимбы.
   Хочешь, чтоб имя твое носила планета?
   Ответь, для чего тебе надобно сердце мое?
   Не хочешь ли ты заварить сатанинское зелье?
   Я слышал, ужасное после бывает похмелье.
   Ответь, для чего тебе надобно сердце мое?
   ПИВО-БЛЮЗ
   Если грустно тебе,
   Если ты не в себе,
   Знай, только пиво тебе поможет.
   Так что гляди веселей,
   Кружечку пива налей,
   Знай, только пиво одно все может!
   Девушка может уйти,
   Водка - в могилу свести,
   Учение может мозги покалечить.
   Долго не думай, давай,
   Пива еще наливай,
   Мигом и тело, и душу залечишь!
   "Граждане, пейте пиво - оно вкусно и на цвет красиво!"
   * * *
   Проще простого - сигануть с крыши вниз
   И пролететь этажей пяток,
   Сложней повторить свой полет на бис,
   Я знаю немногих, кто это бы смог.
   Но все же лететь вниз - нехитрое дело,
   Попробуй-ка вверх полететь...
   И люди с крыши прыгают смело,
   Веря, что нужно лишь сильно хотеть
   Взлететь...
   Из сотен тысяч или из миллионов
   Найдется, быть может один, чудак,
   Что преодолеет земные законы,
   Потому что он знает как...
   Ведь вниз лететь - нехитрое дело,
   Попробуй-ка вверх полететь...
   И этот чудак с крыши прыгает смело,
   Он знает, что нужно лишь сильно хотеть
   Взлететь...
   ДЕПРЕССИЯ N2
   Я не спрошу тебя вслух никогда,
   Но все-таки дай мне ответ:
   Согласна ль со мною пойти ты туда,
   Откуда возврата нет?..
   Захочешь ли ты все сжечь мосты,
   Чтоб рядом со мною быть?
   Я знаю то, что ответишь мне ты,
   Лучше не говорить.
   Сейчас я последний свой сделаю шаг,
   И если не струшу я,
   То больше уже не вернусь назад,
   Прощай, дорогая моя...
   ...Но что же случилось,
   Откуда свет? Что это за люди вокруг?
   Не получилось, снова нет,
   В больницу меня везут...
   ПРЕПАРИРУЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГЛАЗ (Абсурдистский экзерсис)
   В правой руке его скальпель зажат,
   Он делает это не в первый раз,
   Руки его ничуть не дрожат,
   Препарируя человеческий глаз.
   Что заставляет его делать так,
   Не знает никто из нас,
   Он подает нам какой-то знак,
   Препарируя человеческий глаз.
   В этом деле опасно спешить,
   Прежде всего опасно для нас,
   Он вежливо просит нас кофе налить,
   Препарируя человеческий глаз.
   Двери давно уж пора закрыть,
   Наш закончен рассказ,
   Лишь он что-то под нос себе бубнит,
   Препарируя человеческий глаз.
   ЖАЛИСТНАЯ ПЕСТНЯ
   (исполняется жалистно)
   Любви моей огонь
   Сгорает без следа,
   Сейчас она уйдет,
   Быть может, навсегда.
   Застыла в жилах кровь,
   Не будет больше встреч,
   Ушла моя любовь,
   Ее мне не сберечь.
   И сладок горький яд,
   И сталь ножа нежна,
   Когда пришла тоска,
   Когда любовь ушла.
   Остывшая зола,
   Огнем не станет вновь,
   Казню себя за то,
   Что не сберег любовь.
   А-ААА-ААААААААААААААА !!!!
   СТИЛИЗАЦИЯ ПОД ДВОРОВУЮ ПЕСНЮ
   Я хожу, как сумасшедший, за тобою по пятам,
   Не подумай, не подумай, за тобой я не слежу.
   С кем гулять решать тебе, я понимаю это сам,
   Просто я, просто я на тебя не нагляжусь.
   Я прошу, я прошу, ты не делай одного
   Ты не слушай, что тебе обо мне наговорят:
   Это все для того, ведь это только для того
   Чтоб любовь отравить, чтоб подлить сомнений яд.
   Тебе скажут, что прольешь ты немало горьких слез,
   Тебе скажут - о любви говорил я не любя...
   Ты не думай, ты не думай принимать это всерьез,
   Помни я люблю тебя, я люблю одну тебя.
   Тебе скажут будто каменное сердце у меня,
   Тебе скажут, что не будешь ты счастлива со мной...
   Но ты знай, ты только знай, я сойду, сойду с ума,
   Если буду не с тобой, да если буду не с тобой.
   ИНСТРУКТАЖ (навеяно ПЕСНЕЙ ГУРУ Майка Науменко)
   Здорово, придурки! Меня попросили
   Противопожарный меж вас провести инструктаж.
   Поскольку пожароопасность, в связи с перестройкой,
   Увеличилась раз в десять, а то и в пятнадцать аж!
   Кстати, салаги, зовут меня Петрович,
   Я пожарным давно тут служу,
   А вам, извиняюсь, какого здесь надо?
   Справлять малую, блин, и большую нужду?
   Что? Вы местная рок-команда?
   Будете ночами тут песни орать?
   Ладно орите, но только не громко,
   А то я, блин, буду вам свет вырубать.
   Вот ты патлатый, чой-то у тебя, гитара?
   С точки зренья пожара гитара - фигня!
   Сгорает гитара минут за пятнадцать,
   Так что, патлатый,ты слушай меня.
   Теперь о главном - огнетушитель
   Ни в коем разе трогать нельзя,
   Я его вешал на случай комиссий,
   А не пожаротушения для.
   В случае ежли чего загорится,
   Я с вас, злодеи, все бошки сниму.
   Поскольку, мене, как говорится,
   Не очень охота садиться в тюрьму.
   Если ж очаг загорания возникнет,
   Чтоб не нанесть помещению урон,
   Тотчас его ликвидировать надо,
   А не считать, извиняюсь, ворон.
   Чем ?! Это кто тут у нас такой умный?
   А, патлатый, тебе объясню:
   Пожар ликвидировать надобно ...молча,
   А не болтать, извиняюсь, чухню.
   Ну, а ежли кто будет курить и к тому же
   Огнеопасные напитки тут пить
   То не забудьте сторожа Пашу,
   Ну и меня к себе пригласить.
   На этом, засранцы, рассказ мой окончен,
   Щас я бумагу казенную дам,
   Вы уж там это, того, распишитесь,
   И чтобы мне безо всяких, блин, там...
   ДЛЯ ЧЕГО ТЕБЯ Я ВСТРЕТИЛ ?
   Для чего тебя я встретил на пути ?
   Подскажи, куда теперь идти ?
   Подскажи, как дальше с этим жить,
   Я ведь не хочу тебя любить...
   Я не хочу, сопротивляюсь,
   Но все равно в тебя влюбляюсь...
   Я ведь не хочу любви твоей,
   Я не знаю, что мне делать с ней,
   Отчего же снова, как чумной
   Брежу я свиданием с тобой ?
   Кто объяснит, что происходит ?
   Откуда к нам любовь приходит ?
   Что поделать, я схожу с ума,
   Мне помочь не в силах ты сама.
   Кто скажи, кто сможет мне помочь ?
   Ночь...
   ЧЕЛЮСКИН (She Loves You)
   "Челюскин", е, е, е!
   "Челюскин", е, е, е!
   "Челюскин", е, е, е, е!
   Затерт корабль во льдах,
   Миль сотни до земли,
   На радиоволнах
   Мольбы чтоб их спасли.
   Спасти "Челюскин"!
   И вот уже летят,
   Искать "Челюскин",
   Аэропланы. Глядь
   Среди снегов и льдин,
   В слепящей белизне,
   Корабль стоит один,
   Целехонький вполне.
   Гляди - "Челюскин"!
   Закричал один пилот,
   Ну, да, "Челюскин"!
   Я сажаю самолет.
   "Челюскин", е, е, е!
   "Челюскин", е, е, е!
   Сомнений нет
   Челюскинцам привет!
   Спасение пришло
   Нет радости конца.
   И все то хорошо
   Что так кончается.
   Спасен "Челюскин",
   Ждет героев дом родной,
   Прощай, "Челюскин",
   Летим скорей домой!
   "Челюскин", е, е, е!
   "Челюскин", е, е, е!
   Сомнений нет
   Челюскинцам привет!
   РАЗДЕЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ
   (песня под панковское настроение)
   Никому из нас двоих ты так и не смогла
   Предпочтение отдать,
   И кому с тобою быть, такие дела,
   Предоставила самим решать...
   И мы не будем играть в благородство
   И друг другу тебя уступать,
   Ведь проблема решается просто,
   Надо просто уметь решать!
   Нет мы не станем устраивать дуэли
   Мы тебя разделим!!!
   Один из нас приласкает твои губы,
   Другой поцелует твой зад...
   Мне так жаль, что пришлось поступить с тобой грубо...
   Ты не сердишься? Я так рад!
   Утром я положу в холодильник
   Свою половину тебя,
   Чтобы долгие годы дебильно-умильно,
   Тобой любоваться любя...
   УСТАЛЫЙ СТРЕЛОЧНИК
   Усталый стрелочник пускает под откос
   Четыреста девятый поезд
   Ему мешает стук колес, и невдомек что все всерьез,
   И пассажиров смерть его не беспокоит...
   И после работы, забыв про усталость
   Он хочет еще поработать, пусть самую малость...
   Усталый стрелочник пускает под откос
   Четыреста десятый поезд
   Он здесь один среди берез, и этот клятый паровоз
   Своим гудком его ужасно беспокоит...
   И чтобы плоды его трудов не пропали,
   Он уходя ставит мины на рельсы и шпалы...
   А утром заново начнет
   Прилежный стрелочник отсчет... -==x x x==
   Когда тебя я встретил - шел дождь,
   Конечно я заметил, что не меня ты ждешь,
   Но все не шел тот, кого ждала ты
   Я сказал: "Не стоит здесь стоять до темноты."
   Я думал, скажешь ты: "Ступай куда подальше..."
   Но ты пошла со мной, а что же было дальше ?..
   Ты говорила, я не мог тебя заставить замолчать,
   Что ты устала парня своего прощать,
   Что ты устала слезы лить из-за него...
   Я делал вид как-будто мне есть дело до всего.
   Из магнитофона орали "Дорз",
   В который раз твой парень довел тебя до слез...
   А я, как идиот, все силился понять,
   Почему вдруг захотелось мне тебя обнять,
   И почему, в конце концов, я не сделал ничего,
   Наверное боялся... Но боялся чего?
   МОНОЛОГ ПРАПОРЩИКА
   Знамена на портянки порваны,
   Винтовки за бутылку проданы,
   На снедь нехитрую обменяны патроны,
   А над убитыми кружат себе вороны...
   На наших пленных нам плевать,
   На пленного врага - тем паче,
   О е, чего б еще продать?
   Где ж я вчера пузырь заначил?!
   А, вот он, милай, тутати,
   Откроем щас его... лопатой
   О, во блин, мать твою ети,
   Ведь это же, того, граната!!!
   ...По небу синему летят,
   Мои кишки, простившись с пузом,
   И всем военным говорят
   Служу Советскому Союзу !!!
   Сергей Болгов
   Логос
   Все совпадения личностей и событий с реальными
   являются случайными в той мере, в какой их
   сочтет таковыми читатель.
   Автор
   Не знаю, как вы, а я верю в Бога. С сегодняшнего дня. И сейчас, пока метро качает меня по ветке, тянущейся через весь город, я могу вспоминать...
   Все, конечно, знают, что было в Начале. Ну и у меня тоже сначала было... школьное сочинение. Которое я писал у одноклассника, в гулкой и сумрачной квартире академического дома, где комнаты были не просто комнаты, как в нашей коммуналке, а имели имена собственные: Столовая, Кабинет, Спальня, Гостиная, Детская. Мы располагались, конечно, в детской.
   Виталик, Талька, не взирая на необъятную библиотеку и соответствующее квартире воспитание, к урокам русского и литературы относился прохладно. Ему для занятия столь неинтересным делом был нужен стимул. И стимулом этим был я. Попросту говоря, мы с ним соревновались - и в количестве и в качестве написанного. Наши черновики на банальную тему "Как я провел лето" достигали объема тонкой тетрадки, а уж по более серьезным темам мы писали трактаты. Все это читалось вслух, потом я красным карандашом редактировал оба черновика, и мы старательно переписывали ровно столько, сколько нужно было нашей русичке. Его родители радовались очередной пятерке, меня поили чаем с пирожными и приглашали приходить почаще. Но почаще не получалось: моя жизнь сильно отличалась от Талькиной, и уложиться в его скользящий график музык, репетиторов, бассейнов и иностранных языков я не смог бы при всем желании. От сочинения до сочинения мы только здоровались в классе. Ну, может быть, еще были какие-то пионерские дела, типа сбора железного мусора по окрестным свалкам, куда мы тоже ходили вместе, и все. Талька даже не гулял в моем понимании: не гонял банку зимой или мяч весной, не лазал по гаражам, не ловил рыбу в пруду ведомственной больницы, не строил снежных крепостей. Попросту говоря, он не был моим другом, хотя я не задумывался тогда об этом.
   С каждым разом нам становилось все сложнее определять победителя. Талька неплохо поднаторел писать разную привычную галиматью, поэтому по объему мы друг друга не обгоняли: просто писали, пока тетрадка не кончалась. А вот качество... Мы быстро поняли, что наковырять в чужом тексте различных огрехов можно всегда, и обсуждения превратились в бои без правил. В конце концов Талькиной маме стало интересно, почему мы пишем сочинение с таким шумом и, главное, так долго. Мы обрадовано усадили ее слушать. Наталья Павловна выдержала только полчаса. Потому что в то время, когда один из нас читал текст, другой разбавлял его ехидными подковырками, которые не оставались без ответа...
   Так наши творения попали на суд к Талькиному деду. Пока он читал, мы сидели на жестких деревянных стульях у двери кабинета, чувствуя себя экспонатами в музее. Дед читал молча, изредка хмыкая, словно в такт какой-то фразе. Потом отложил тексты и сказал: "У Сергея лучше. Объяснить почему?" . И после нашего кивка выдал короткие, но полные характеристики одного и другого текста. Получив тетрадки, мы поспешили восвояси, но у двери меня догнал густой голос Талькиного деда: - Ты, Сергей, сам-то чувствуешь, ЧТО пишешь? - Ну, наверное... - промямлил я. Разговор был неуютен, как осмотр врача. - Тогда пора уже быть поосторожнее... - непонятно закончил дед и кивком отпустил нас.
   После этого дед сказал Тальке, что мы можем в любое время давать ему свои творения, но в кабинет больше нас не звал. Просто наши черновики возвращались с его пометками. Иногда это было одно-два слова: "Чушь!" или "Стыд!". Но чаще дед писал подробнее... Не скажу, что это не помогало нам, но исчез какой-то задор в наших состязаниях. Можно было писать и раздельно. Можно было вообще не писать. Я стал бывать у Тальки реже и реже. Потом он перевелся в математическую школу и пропал из виду на несколько долгих лет.
   Было это в середине выпускного класса, на том рубеже зимы и весны, когда и погода, и авитаминоз не способствуют хорошему настроению. У нас опять запил сосед. Делал он это тихо, но удивительно тоскливо, и каждое утро начиналось с его пустого взора на общей кухне. В общем, в школу я пришел в том настроении, которое хочется на ком-то сорвать. А после уроков меня на крыльце встретил Талька. - Пойдем, - сказал он сухо и даже сердито, - Дед просил тебя привести. - Зачем? - сказал я, озираясь. Вот-вот должны были вывалиться из дверей наши парни, мы собирались купить пива и посидеть в сквере за фабрикой. И вряд ли наши оставили бы без презрительного внимания приход Тальки. Заодно и мне досталось бы за общение с перебежчиком. И так мне перепадало за статьи в школьной стенгазете и за никому не понятный литературный клуб при районной библиотеке. - Не пойду я никуда! - прошипел я, отпихивая Тальку. - И ты вали отсюда, математик! - Сергей, прекрати, тебя дед зовет! - вцепился мне в рукав Талька, но я стряхнул его руку и почти побежал со школьного двора. Сзади уже хлопала дверь, кто-то свистел. Я не оборачивался. У самой троллейбусной остановки Талька догнал меня и рванул за плечо так, что я крутанулся на месте. - Дед умирает. - сказал он каким-то скрежещущим голосом. - Он знал, что ты не придешь. И велел передать тебе вот это, - в руке у Тальки был толстый коричневый конверт, но он не протягивал его мне, а наоборот, прятал в карман. - Только я должен знать, что ты прочтешь. Дед сказал - это очень важно. - Талька задыхался, но не от бега, мне показалось, что он вот-вот разрыдается, но глаза смотрели на меня сухо и зло. - Умирает? - по-дурацки переспросил я. Все, что стояло за этим словом разом вошло в меня, как холодный ветер: вместо того, чтобы быть там, с дедом, с родителями, Талька бегает по хлюпким улицам за каким-то идиотом, которому надо срочно отдать конверт, будто нельзя... после. Когда отпустит боль, когда пройдет время.
   И мы побежали. Талькина квартира встретила нас запахом лекарств и дешевого столовского компота. Я мялся у вешалки, пока Талька прямо в ботинках бегал к кабинету. Потом мы ждали в коридоре, и мимо нас ходили какие-то тетки, никогда прежде мною здесь не виденные, и я не спрашивал, кто это, и Талька молчал.
   К деду меня пустили, когда окна уже затягивала оранжевая муть включившихся на улице фонарей. Старик даже лежа не выглядел больным, и постаревшим он мне тоже не показался. Но начал он говорить не сразу. Талька поймал его взгляд и молча вышел. - Сергей? Ты пришел все же? Ну ладно, много я сказать не успею, сейчас Наталья тебя прогонит, - он даже усмехнулся,- а главное для тебя в конверте. Будь осторожен. Не берись за невозможное. У тебя получится . - Что? - не выдержал я. - Что получится? - Изменить... мир... Теперь стало видно, что слова ему даются с трудом. Но он продолжал говорить, а я - ловить эти сухие обломки фраз, которые походили бы на бред, если бы не ясный взгляд старика. Я слушал про Слово, которое он называл Логос, подобное жемчугу в тоннах песка, обладающее силой воплотить мысль в реальность. Редкий дар, большая мощь. Не потерять. Не дать отнять. Найти других.
   Голова у меня начинала кружиться то в одну, то в другую сторону, стены медленно плыли, готовясь расплавиться. Надвигалось, приближалось большое и холодное, и только слова не давали ему войти в комнату, поглотить, растворить. Мне казалось, я раз десять прослушал одну и ту же фразу. Наконец старик замолчал, откинулся на подушки. Я попытался что-то ответить, но надвигающееся давило, давило. Потом оно минуло меня и вошло в старика, резко затенив ему подглазья и губы, сбив дыхание. Не помню, как я вышел из кабинета. Талька снова вел меня по коридору, я видел, как он озирается на мать, входящую в кабинет и больше всего я хотел тогда поскорее уйти, но мы оказались на кухне, где странные тетки варили в большой кастрюле рис с изюмом. Нам налили чаю, я выпил его залпом, как лекарство, и начал прощаться. Талька остался сидеть на кухне, когда я бросился к двери. Позже я узнал, что Талькин дед умер через час после моего ухода. В конверте оказались куски моих черновиков, которые я оставлял у Тальки, Некоторые фразы были подчеркнуты рукой деда. И несколько адресов: московских, ленинградских и даже сибирских. Я засунул конверт в альбом с моими фотографиями, а весной подал документы в медицинский...
   Студенческая жизнь в чужом городе - что ее описывать? Общага, приработки, письма домой. Здесь тоже нашелся литературный клуб, вернее группа "литераторов" моего возраста, кочевавшая по школам и красным уголкам. Что-то не заладилось в верхах с молодежными клубами, за пять лет место сбора менялось раз пятнадцать. Кто знает, чем тогда занимались в этих клубах, тот и сам представит, а кратко: были и конкурсы, и веселые праздники, пикники на природе и поездки в другие города, разговоры до утра, первые рукописи, отправленные в "настоящие" редакции, и самодельные альманахи. И слова, слова: то непокорные, корявые, то легкие, послушные. Мы наслаждались ими. Играли. Меняли. Выворачивали их, как флексагон, собирали, как кубик Рубика. Мы фехтовали словами и швырялись ими, как булыжниками. Мы попадались в собственные ловушки. Мы творили. Были первые ответы редакторов: "Ознакомившись... к сожалению... отдельные недостатки...". А потом - даже пара рассказов, всплывших из безответного небытия, в честь каких-то молодежных конкурсов, проводимых крупными журналами... Восторг, гордость, попытки сесть и немедленно написать еще лучше...
   После второй моей публикации -я как раз перешел на третий курс - к нам на заседание клуба пришел мужик. Лохматый, заросший бородищей, похожий то ли на геолога, то ли на заматерелого хиппи. Впрочем, оказался он всего на пять лет старше меня. Что уж мы в тот раз обсуждали, не помню, но каждый посматривал в угол: не выскажется ли гость? Одна из наших девушек, Дэнка , угостила его бутербродами в перерыве. Мужик бутерброды съел, закурил, и завел разговор про переводной самиздат. Себя он назвал Александром, вот так, без сокращений. Александр Орляков. Дэнка передразнила его: - А, Лександы-ыр! Почему-то это нас насмешило. Но никто так и не перешел на Сашку или Шурку. Мы вышли из клуба с ним вдвоем: мне хотелось спросить про самиздат, да и ехали мы в одну сторону. Вечерний автобус полз неторопливо, нарезая круги по микрорайонам, Александр вынул из "дипломата" пачку машинописных листов: то ли Хайнлайна, то ли Азимова. Полистал, показывая мне названия. А потом, внезапно, без перехода, сказал: - А я, в принципе, по твою душу приехал. Рассказик на конкурсе был твой? - Мой, - испытывать удивление и гордость одновременно мне еще не доводилось. Щеки ощутимо залил жар. - Вроде бы ты еще где-то печатался? - Александр смотрел на блеклые листы - третья, а то и четвертая копия. В его голосе было что-то непонятное. Мелькнувшие было мысли о приглашении какой-нибудь редакции разбились об этот тон. А кому еще это надо? Во рту пересохло: ведь есть люди, которым всегда от всех что-то надо. Особенно в неформальной среде. Связь с самиздатом... - Я не из Конторы, - усмехнулся Александр. - Я сам такой же... писатель. - слово "писатель" он произнес с легкой насмешкой. - Печатался кое-где, ну и тебя заметил. Решил познакомиться поближе, когда в ваш город занесло. Но что-то было за его отведенным взглядом, что-то приближалось ко мне так же ощутимо, как когда-то ощутимо шла по коридору Талькиной квартиры Смерть. Я вспомнил тот день - весь, от дребезжания будильника, от тоскливого запойного соседа, до мутно-оранжевого вечера, когда я шел домой, как Иван-дурак, нашедший волшебную палочку. Ненужную, опасную, но сулящую так много... - Логос, - я не спросил, а скорее озвучил свои воспоминания . Но Александр кивнул: - Угу. Значит, ты знаешь. Пора браться за дело, а то пишешь без разбору, как попало, а людям за тобой следи... Мне представились курсы для начинающих Ивановдураков: для тех, что с палочками, для тех, что с перьями Жар-птицы, и для всяких с кладенцами, самобранками, сапогами и горбунками... Потом они все становятся Иванами-царевичами, находят своих лягушек... Меня разобрал смех. Краткосрочные курсы демиургов. Повышение квалификации - от творчества до Творения. Я всегда знал, с тех самых сочинений, как звенит в душе удачная фраза, как меняется лицо человека, в которого попал этот заряд. Один на тысячи пустых слов. Как сложно плетется сеть повествования, словно неумелыми пальцами - за коклюшки мастерицы, и через каждые сто узелков бисеринка... пробовал я у тетки-кружевницы в деревне когда-то. Но вот объединяться с кем-то, учиться чему-то у других, может быть даже реально ощутить то, что я могу сделать, увидеть результат - не хотел. Боялся или даже брезговал. Боялся себя, и брезговал себя же: со своими желаниями, страстями и комплексами я никак не годился на такую роль. Потому я и не писал по адресам из коричневого конверта. Сам по себе я был обыкновенен, а с силой Логоса - страшен. Маленький фюрер в моей душе пока не имел надо мной власти... Я хотел тогда просто писать.