Неизвестен Автор. Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

   Вовне - пустыня, внутри - Вселенная, и в Ней отныне источник всех моих достижений. Я начинаю двигаться, но с таким же успехом можно было бы сидеть и представлять себе, что идешь. Реальность и образы здесь равновелики, и я теку по границе этих иллюзий, которые вовне и во мне.
   Все прошедшее стирается в песок под ногами. Он тоже течет струйками, как и прошлое, когда моя нога оставляет на нем недолговечный след. Здесь нет и быть не может караванных дорог и путеводных нитей, лишь глубоко во мне мигает, вспыхивает и захлебывается далекий маяк. Иду к нему.
   Границы продолжают таять как миражи. Исчезает время, исчезает ощущение пространства и так до тех пор, пока я становлюсь самой этой пустыней, безвременно лежащей под лучами вечно существующего солнца. Не остается ничего, кроме все разгорающегося маяка, к которому я волочу свои позабытые ноги.
   И в тот миг, когда маяк превратился в негаснущее светило, загородив собой весь и без того раскаленный небосвод вместе с затерявшимся во внутреннем сиянье кружочком солнца, и я, находясь в состоянии сверкающего, искрящегося гипноза перед этим некогда (когда?) бывшим маяком, намереваюсь кинуться в его плазменное жерло, ибо мне нужно хоть куда-то кинуться, до меня доносятся удары колокола, отсчитывая пять склянок.
   В затуманенном сознании вырисовываются очертания горы, вершина которой мне не видна, и я, неведомо как, сохранившейся частью сознания, соображаю, что, по-видимому, просто не могу остановиться, и буду идти, и идти до тех пор, пока есть хоть сколько-то сил, величину которых измеряет кто-то другой, но точно не я. Поначалу мне даже кажется, что я по- прежнему в пустыне, а гора - ее мираж, но вскоре понимаю, что действительно ползу вверх по склону, и даже прошла лесной массив и альпийские луга, а теперь ползком преодолеваю скалистую полосу, приближаясь к леднику.
   Во мне не остается ничего из прошлого, но оно со мной, оно часть меня, однако, я не помню и не вспоминаю его, в этом нет нужды. Более того: это опасно. Стоит только вспомнить свои страхи и сомнения, свою слабость и бессознательность эмоций, как я полечу кувырком к тому сучку, за который зацепилась моя память, и вряд ли сумею вернуться сюда. Здесь, сейчас я сжатый кулак, сконцентрированный комок воли и чистого потока сил. Никакой раздвоенности сознания, никаких сомнений или соперничающих мыслей и чувств, только обостренное состояние высших органов чувств и потоки чистейшей любви без примеси эгоизма овевают меня вместе со стремительным горным ветром. Я начинаю улыбаться своей легкости.
   Чистота! - вот имя-девиз этого места.
   Свои привязанности и страхи я утопила в болоте, мои боли вырвал с корнями терновник, мой эгоизм расплавился в пустыне, и теперь я налегке поднимаюсь ... уже неважно куда. Я чиста, и само это состояние - награда за мою боль.
   Я ускоряю шаги, силы прибывают, прыгаю с камня на камень, опережая горных коз. Они удивленно отстают, а я окунаюсь в снежное море, утопая в нем по пояс, но мне известно, что вершина близка, и когда неожиданно оказываюсь на ней - уставшая, но счастливая, - то даже досадую на окончание пути.
   Теперь я могу оглянуться, жадно впитывая взором картину мира, пройденного мной. Я получила это право. Теперь я могу даже вернуться в любую его точку по своему выбору с той лишь колоссальной разницей, что также могу и покинуть эту точку в любой момент и в любом направлении, и у меня уже не будет нужды плыть, идти, ползти, сомневаться и испытывать боль. Теперь я могу летать.
   И тут я слышу колокольный звон. Шесть - не очень хорошее число, и я задумываюсь над этим обстоятельством, понимая что что-то не так, что-то не совершенно во мне. И тогда прямо надо мной, в безбрежном океане небес появляются три трона, два из которых заняты, а тот, что справа, пуст.
   Я очарована этим видением, отрывая свой взгляд от нижних миров. В хрустально-чистом воздухе солнечного дня ветер вдруг начал выпевать органную фугу, которая силой и глубиной своего звучания приподнимает меня над вершиной.
   Дороги к тронам нет. Или ее не видно, я не знаю. Но я уверена, что должна пройти к тому, что свободен.. С другой стороны, любой интерес к свободному трону обрушит меня вниз, и, слава Богу, что я не могу даже оторвать взгляда от Центральной Фигуры, Которая Не Позволяет Мне Сбиться С Пути.
   Она Увенчана Короной С Огромным Синим Камнем Над Ликом, Излучающим Бесконечную Любовь и Мудрость. В Правой Руке Восседающего На Троне, Вибрирующий Жезл, и Наполненная Жизнью Чаша В Левой. От Центрального Трона струится голубой свет.
   Краем глаза я отмечаю абсолютно черный контур пустоты на Левом Троне, в Котором тонет голубизна, эманирующая из Центра. Я не вправе прямо смотреть туда так же, как и Тьма не вправе видеть меня, мы только знаем о присутствии друг друга и не более того. Мы познаем друг друга через Того, Кто в Центре.
   Я не ощущаю торжественности своего шага, ступающего над пропастью, где должна была обнаружиться и нашлась дорога. Я поглощена Божественной Улыбкой и, приблизившись, намереваюсь пасть на колени пред Ним, но слышу несказанное:
   - Иди ко Мне, возлюбленная дочь Моя!
   Так я узнаю последнюю тайну о себе, и, уже садясь по правую руку от Того, Кто Есть Ваятель Мира, Мастер его и Творец, я читаю сияющее над Его Троном Имя
   "Демиург"!
   Дмитрий Могилевский.
   Морозостойкость
   -==МОРОЗОСТОЙКОСТЬ==
   (Неоконченная повесть для единственного читателя)
   Посвящается героине
   Предисловие
   Повесть неокончена. Я написал лишь первую часть. Я не знаю, в какой мере вообще все это можно назвать повестью. Я просто попытался оживить мои впечатления от встреч с близким мне человеком.
   Если использовать повесть как сырой материал или просто как набор факторов, то, в зависимости от желания, ее можно переработать в разных направлениях:
   Так, для любителей детективов можно было бы ввернуть в "произведение" какой-нибудь криминал, например, кого-нибудь убить допустим, героиню.
   Для тех, кто любит мелодраму, например, можно дописать эпилог от третьего лица о том, как герой, потеряв голову после убийства героини, мучаясь угрызениями совести, нащупал холодный ком револьвера, всунул его себе в рот и спустил курок.
   Для тех, кто любит все заморское, я могу заменить Катю на Cathie, Скорпиона на Scorpio, МТИ на Harward, "Космос" на "Hilton", а студенческие военные лагеря - на корпус быстрого реагирования.
   Ну, а для того, чтобы повесть опубликовали в "Юности" и чтобы доставить удовольствие тем, кому "дым Отечества так сладок и приятен", я могу перенести действие в Азию, на комсомольскую стройку и начать так, что повесть о любви с лесопилом будет нести в массы оптимизм:
   На полевом далеком стане,
   Не уточняю, что за стан,
   Однажды в труженицу Маню
   Влюбился труженик Степан.
   На самом-то деле, я просто писал о Кате, потому что не имел возможности встречаться с ней.
   Я совершенно не пытался анализировать ни саму героиню, ни мои с ней отношения.
   Практически, она сама побудила меня к действию, Когда мы общались, Катя несколько раз просила меня описать те или иные моменты наших встреч. Я отчетливо чувствую на себе влияние Д. Сэлинджера, М. Булгакова, О. Уайльда и Л. Шапиро, но, так как ни один из них не писал о Кате-Шкатулке, меня нельзя обвинить в абсолютном плагиате.
   Я взываю к снисходительности и прощению и прошу учесть два смягчающих мою вину обстоятельства:
   Во-первых, это все-таки моя первая проба такого рода повествования.
   А во-вторых, что уж говорить, во всем, что касается героини, я не могу быть до конца объективным, так что, уверен, некоторые мои мысли покажутся вам по меньшей мере спорными.
   Часть первая
   Когда я первый раз увидел Ее, я чуть не попал под машину. Я вам не буду описывать ее внешность: глаза, нос, рот, и все там прочее. По ходу рассказа сами поймете. Скажу лишь то, то что Она была самая довольная, самая красивая, самая веселая и самая счастливая.
   Она не просто шла. Она летела через Проспект Мира.
   И если бы Ей в это время всунуть в руки красное знамя, одеть на голову фригийский колпак и открыть грудь, то вы увидели бы женщину с картины Делакруа "Свобода на баррикадах".
   На красный свет Она шла к метро "Рижской".
   Любой водитель (если он мужчина и не полный импотент), увидев Ее, должен был забыть (и забыл) обо всем на свете. Даже о ГАИ.
   Неужели катастрофа неминуема?
   Я подошел к Ней и обо всем этом сказал.
   Она улыбнулась и простила мне мой неуклюжий комплимент.
   Звали Ее Катя Мороз, по прозвищу Шкатулка.
   Еще до финала я пытался описывать наши встречи и весь первый год знакомства уместил на одну страницу. Мне казалось, что я пишу на самого себя досье:
   "Апрель 1983 года. Знакомство на Рижской. Первые попытки телефонного общения.
   Нерешенная дилемма - Катя или Марианелла?
   Встреча на Новослободской - отказ от приглашения.
   Абсолютная красавица с высоко поднятой головой и мягким подбородком героини "Страниц Любви" Золя выслушивает от Новослободской до Марьинского универмага стихи Байрона и размышления о Совинцентре. Ее ответ - подъездный книксен.
   21 апреля Марианелла побеждает.
   Невозможность одновременного стремления к двум таким разным и таким прелестным созданиям побуждает меня подключить моего друга Хана для окончательной нейтрализации той, о которой я пишу.
   Цирк, опоздание, случайно встреченная Алина, проводы; несчастный поклонник на Рижской; Корчагина 5; итальянское, по словам Хана, вино "Кора"; его же россказни о трудностях уединенной жизни, мочегонное шампанское; такси Корчагина - Октябрьская.
   Отказы от дальнейших встреч по мнимой причине нехватки времени снижают сближающее воздействие "Коры".
   Май 1983, утро. Уходит американская косметика, и, вследствие этого, отношение к "акробатке" падает с головокружительной быстротой в бездну прагматизма и рациональности.
   Когда она в метро предъявила проездной, там мелькнула фотография. Я попросил показать ее. Фотография была на цирковом пропуске актрисы балета Мороз Екатерины.
   Октябрь. Телефонный звонок. Ниже нуля. Конфликт? Вряд ли. Но то, что тупик - совершенно однозначно.
   Ноябрь 1983 - февраль 1984 - отсутствие общения. Вероятно, возобновление отношений инициировалось моим приездом в цирк, проводами, полуторачасовой беседой с мамой, сыгравшей, как мне кажется, главную роль в наступившей очень кратковременной оттепели...
   Март. Деловая встреча у меня в Новогиреево. У нее был вид покинутой любовницы в предвкушении всей сладости предстоящего аборта. Хиль, Миансарова и теплое шампанское - прекрасный аккомпанемент к беседе. Насколько помню, я был не особенно нахален. Остановил ей такси, объяснил как доехать, денег, разумеется, не дал, проехался с ней до Ждановской и вышел. Так что меня совсем не удивила Катина невоспитанность, когда она, увидев меня на следующий день на Новослободской, даже не поздоровалась.
   Мне ничего не оставалось, как приехать в цирк, и, за отсутствием Кати, забрать Алину с подружкой и увезти к себе.
   С тех пор мои посещения "проспекта Вернадского" вполне легализовались, и, вероятно, в один из этих приездов мы подписали невидимое соглашение о продолжении общения. В какой-то мере степень связи повысилась после разрыва контракта с цирком 1-го апреля и, как следствие, появлением массы свободного времени, которое, разумеется, необходимо to kill.
   Я зашел за ней утром, надел на нее наушники и Марианеллин walkman - Аэровокзал, Хан с Португальцем, магазин для новобрачных, МТИ?.
   Май. 1-го мая я приехал к Хану часа в четыре. Катя была там в пять-шесть. Корчагина - Ухтомка. Мы у Скорпиона.
   Фактически, это ее первый вечер в нашей псевдокомпании.
   Были Хан с беременной женой Картиной, майор Пятница с Луизой, Скорпион, Присоска с Конакошей, Мила Жорик и Казимир Алмазов.
   Я пел "Гол-стол" Розенбаума, ссорился с Жориком, обсуждал совершенно немыслимые дела с Казимиром Алмазовым. Ну, а Хан в это время "накачивал" Катю - уж в этом умении ему не откажешь, и преуспел; да так, что к приезду домой она едва добежала до WC...
   Я должен продолжить повествование об одной заурядной девушке, которая стала одним из самых близких и дорогих для меня людей.
   ???
   Июнь 1984-го.
   Описывать каждую встречу летом невозможно, так как мы стали видеться значительно чаще. Помню, что в то время я кружился по замкнутому кругу Дзержинского района: "интеллектуальное" общение с Катей плюс деловое с Ханом заканчивались "сексуальными контактами" с Любой-зуборезкой, которая жила в соседнем доме с Ханом, и о которой я еще упомяну.
   Но один фраерско-красивый день я могу описать. Да, скорее всего он был запрограммирован, иначе я вряд ли бы одел свой отпьеркарденовский костюм.
   Мы с Ханом встретили Катю недалеко от места роковой встречи героя фильма "Смерть на взлете" со шпионкой-путаной. Это Рижская. Раскрутиться больше, чем на рынке Рижском, можно, наверняка, только на Центральном и в Парижском "Максиме". Клубника, черешня, абрикосы, цветы. Но где-то ведь надо все это съесть! Проблему решил модельер Волков (извините, Зайцев), предоставив свой бар в Доме моделей. Яичный "Боллс", шампанское, орешки и мороженое с клубникой. Ни выставка, ни показ прелестной "будничной" одежды советских тружеников не могут растопить замороженную балерину. Одна надежда на ДДТ (это не русский hard rock и даже не дуст - отравить мучительницу, а всего лишь Дюссельдорфский ДрамТеатр с dollmetscherin Кларой). А впрочем, черт с ним, с этим театром!
   Меняем духовную пищу на кухню Дома журналистов. "Не только человеку все можно простить, если у него дома отменный повар", - утверждает Оскар Уайльд, и мы с ним согласны. Жюльены, филе, шампанское, кофе. Желудок - понятие растяжимое.
   Но не хлебом же единым жив человек! Что ж, тогда - хлеба и зрелищ! Выбор падает на японскую кинопродукцию - "Тень воина" в кинотеатре Повторного Фильма. Черт возьми, во что мы превратили посещение культурного заведения! В бардак. Смеялись, шелестели целлофаном, комментировали каждый шаг азиатских императоров. Высидели, конечно, только одну серию. Впрочем, вряд ли бы зал стерпел нас во второй.
   Вечерняя прогулка по летней Москве. Проводы, прощание...
   Мы ездим в цирк за ее комсомольскими документами, курим в Детском парке и смотрим "ТАСС уполномочен заявить".
   Катя готовится переквалифицироваться в химики, но мне почему-то не хочется, чтобы она поступала в МГУ. Так что ее будущая неудача огорчила меня не больше, чем провал на выборах президента Картера.
   Я ношу ей полуноменклатурные ананасово-персиковые компоты, а в ответ получаю рассказ о даче Виктора Луи.
   Она милостиво позволяет мне звонить ей из 56-ой больницы и сообщать о своем "пошатнувшемся" здоровье.
   Чтоб не страдать в ночные смены,
   желудка язву представляя,
   Я проторчал там три недели,
   С толчка ни разу не слезая.
   Помимо этого, она дает понять, что вполне способна на роль сиделки, денно и нощно пекущейся о здоровье больного. Я это явственно ощущаю по частоте (ха-ха!) ее приходов. Вы угадали. Не пришла ни разу.
   Каждый раз, звоня в 62-ую квартиру, я прятал за спиной цветы. Бог мой! Ее очаровательная улыбка пленит всю Святую инквизицию!
   "Летняя" Катя - это дремлющий и неосознанный стимул всех моих начинаний, мираж, заставляющий путника преодолевать шаг за шагом пустыню.
   ???
   Сентябрь 1984-го. Я возвращаюсь из Сочи. К Кате. После диких оргий. Как блудный сын в лоно семьи.
   Этот месяц я провел в Скорпионовой машине. Меня очередной раз выгнали из квартиры, и ее нахождение было первейшей и важнейшей целью всей политики. Кроме этого, меня вдруг, ни с того ни с сего послали на курсы повышения квалификации. Я изучал грузоподъемные машины и механизмы и получал от учебы невыразимое удовольствие. Не очень хорошо понимая, зачем мне нужны эти механизмы, я не задавал лишних вопросов и, наверное, с не меньшим энтузиазмом изучал бы китайскую грамоту. После такой-то работы!..
   Бабье лето оправдало для меня свое название. Я в полной мере воспользовался благоприятной обстановкой, создавшейся в результате замены работы учебой. Неожиданный приезд ленинградок, благосклонность Зуборезки, ночная разведка Подмосковья со спасавшими меня медсестрами все той же 56-ой больницы и отсутствие Кати Мороз в качестве добровольного пожирателя моего времени помогли мне хотя бы на время разубедить окружающих в неизбежном и безудержном падении в Катину бездну.
   7 сентября. Мы едем из цирка. Мы - это Катя, Скорпион и я. Родственные чувства подсказывают Скорпиону необходимость проявления заботы о ближнем.
   Он привозит нас на Курский десять минут одиннадцатого мне ехать в ночную смену в ночные Электроугли - (хорошо, что не Электрокамин), прощается со мной в без десяти одиннадцать, снисходительно относится к неуважительному обращению с машиной (не факт, что, уходя, я не сломал дверь) и, благодаря развитому чувству товарищества, увозит Катю домой. К ней. Вероятно.
   В эту ночь я написал дурацкое письмо Кате Мороз, надеясь создать образец эпистолярного стиля:
   Дмитрий - Кате
   8 сентября 1984г., ночь.
   Электроугли - Москва
   Писать я люблю. Если лишу, значит произошло нечто необычное в моей жизни, что-то значительное. Мне приятно писать о таком. В большей мере это, конечно, связано с женщинами. Я писал о девяти, самых близких для меня. Из всех только девять удостоились того, чтобы остаться на бумаге: моя первая женщина - мольбы молодого любовника; роман в письмах - продолжение курортного знакомства; первые опыты совместной жизни и последующее расставание не могли остаться незамеченными; бурная месячная связь, полная 3-х "с" - стрессов, сцен и страсти, и разорванная в течение минуты; Анечка, которая стоит в стороне от всех - женщин ближе нее у меня уже не будет, я даже испытываю чувство стыда, что лишу сейчас о ней, как об "одной из"; короткое, но очень насыщенное общение с путаной, попахивающее альфонсизмом; льстящая мне связь с замужней иностранкой, в которую я был влюблен 2 года; последней была известная тебе парикмахерша.
   Писать о женщине, с которой меня не связывала постель, я, вероятно, не смогу. Это окончится фиаско не меньшим, чем конец лапы Борджиа. И все же один неудачный эксперимент я попытаюсь завершить еще одним исключением из правила - хуже не сбудет.
   Могу тебя уверить - ничего приятного в признании ошибочности своей изначальной посылки нет. Но в данном случае компромисс с правдой приемлем примерно так же, как договор о взаимопомощи между Южной Кореей и Албанией.
   В поисках новых форм общения я зашел в тупик.
   Не сказать об этом - погрешить против истины.
   Остается признать гипотезу и метод антинаучными и "канувшими в Лету". Если покажусь слишком грубым - прости. Нормальные отношения с тобой, разумеется, должны были предопределять близость. Ну, конечно, если бы я не был полный идиот, я бы трахнул тебя в первый же вечер - не сомневайся, ты не была бы исключением! Но рассуждать теперь о возможности успеха при условии шаблонного отношения к тебе - все равно, что дискутировать на 18-ом съезде партии.
   Короче говоря, вопрос об ошибочности решен однозначно, как беременность.
   Я не "выбрал" поражение. Я просто констатирую статускво. Ценить мою ненастойчивость - это не для тебя. Мне же представлялось настолько трудноразрешимым и, я бы сказал, трудоемким, ломать наши "дружеские" отношения, что я предпочел непоследовательную тактику выжидания. Чего выжидания?Вероятно, у моря погоды. Помимо этого, боязнь разочарования пугала не меньше, так как привязанность и элементарная логика уступили бы место раздражению и досаде.
   Короче говоря, более менее меня все устраивало. Потерять я, в принципе, ничего не мог, хотя бы потому, что ничего не имел.
   Но все это до поры до времени.
   Сегодня чаша терпения лопнула и из нее вылилась желтозеленая горечь -"на губах страсти -полынь", как поется в старой песне.
   Я никогда не испытывал от тебя чувства боли. Но мне достаточно того, что ты склонна к тому, чтобы любезно предоставить мне возможность испытать подобное ощущение.
   Ты предашь меня.
   Мои эмоции уже достаточно притулены. Я очень ценю и берегу свое внутреннее спокойствие. Черт возьми! Так зачем же мне совершенно сознательно себя травмировать? Не для того ли, чтобы доказать себе полное безразличие к самоистязанию?!
   Несмотря на мое терпимое отношение к лицемерию, лжи, так называемой дипломатичности, полуправде, тенденциозности, с женщинами все же я был всегда достаточно честен. Что есть - то есть; чего нет - не обессудьте!
   Слава Богу, что я еще не влюблен в тебя! Я легко переношу наши разлуки и вспоминаю тебя лишь изредка. Ты уже погубила то, что еще не родилось.
   Меня бесит, с какой легкостью я расстался бы с тобой.
   Меня раздражает отсутствие даже той легкой грусти, которая всегда сопровождает обоюдный разрыв. Мне не жаль проведенного с тобой времени хотя бы потому, что я не считаю его потерянным. Время, проведенное с женщиной - впрочем, я повторяю Моруа.
   Прости, но я не могу даже заставить себя написать, что запомню тебя. Вряд ли.
   А может быть, когда-нибудь то, что называется памятью, и раскроет передо мной образ милой танцовщицы, превратившейся в гимназистку. Но это сбудет лишь в том случае, если я увижу цирк.
   У меня хватило ума не отправить письмо.
   В эту ночь все рабочие моей смены поставили под сомнение мою либеральность. В эту ночь мы, как никогда, перевыполнили план, и к утру у меня стало исчезать желание взорвать родное предприятие.
   ???
   После восьми экзаменов Катя оказалась на вечернем факультете МТИ. Ее поступление и все, что с этим связано, - основное и, наверное, единственное связующее звено между нами. Год назад я перестал появляться в Техноложке из-за боязни некоторых контактов. Катя вернула меня на Лесную, и я болезненно стал ощущать невосполнимую потерю прошедших шести лет. Я в МТИ, как чужеродное тело в здоровом организме Теперь каждого сотрудника, каждого студента института я стал рассматривать через мутную Катину призму.
   Октябрь 1984-го. В этом месяце меня приютил Зайцевский манекенщик Пьер, живущий один в двухкомнатной квартире в Бескудниково. Я сразу же постарался сделать его телефон знакомым для большинства женского населения столицы. Были даже некоторые успехи. В частности, Сашенька Бенуа-Корсакова, подружка Хановской жены, которой я "сдал" квартиру ничего не подозревающего Пьера (после чего она сто раз повторила фразу "Ох, какой ты жук!"), была настолько очаровательным созданием, что я даже на день или два забыл о Кате. Но не больше.
   Из октябрьских images я помню, что однажды случайно помог Кате купить билеты на Г. Гродберга, и мы вчетвером слушали орган: Катя, Ира - ее сестра, Маша - ее подруга и я, Дима - ее поклонник. Мне почему-то запомнилось, как Гродберг оригинально вскарабкивался на свое сиденье. Можно было бы что-нибудь придумать для облегчения ему этой задачи. Гарри сыграл "Токкату и фугу ре минор". За это ему спасибо. Я ждал, что он, может быть, сыграет хоральную прелюдию D-mol, но Гарри решил, что его почтут и без прелюдии.
   Иногда мы гуляли. Говорил в основном я. И как-то раз, у "Жемчуга", рассказывая Кате "Фаворит" Д. Френсиса , я вдруг резко повернул ее к себе и задал самый дурацкий вопрос, который только можно себе представить:
   - У тебя были мужчины?
   Я всегда поражался ее умению уходить от ответов. Как, впрочем, и полному неумению выражать свои мысли. Неудивительно кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
   Как впоследствии происходило не раз, платоническое влечение к Кате Мороз перебивало самые яркие сексуальные впечатления от любых девушек, с которыми я встречался. Но в то же время разнообразие партнерш не вызывало у меня эмоций отторжения (состояние, когда тебя утром выворачивает наизнанку), что неизменно происходило бы в случае наличия между нами близких отношений.
   На самом деле я моногамен. Если бы я спал с Катей и в какой-нибудь момент с ней поссорился, то не дай мне Бог попытаться трахнуть кого-то в первые дни после конфликта. Короче говоря, если вы поссорились с любимой, я вам советую пару недель повременить и не "бросать в койку" кого попало для успокоения. (Если вы не хотите, конечно, чтобы вас стошнило прямо на партнершу, да простит меня Д. Сэлинджер).
   ???
   Ноябрь. Первый раз я сорвался 7-го ноября у Хана. Хан еще не раз будет упоминаться здесь, поэтому я хочу сказать о нем пару слов.
   Я знаю Хана лет пять и не стану скрывать, что некоторое время чувствовал на себе его влияние. Когда я с ним познакомился, это был типичный пример стопроцентного фраера. Высокий, симпатичный, пользующийся успехом у женщин, Хан присовокупил ко всему этому неимоверные каждодневные траты и еврейское бахвальство. В радиусе пятидесяти метров вся атмосфера была пропитана Хановским обаянием. Хан был жуткий барахольщик, менял чуть ли не каждый день шмотки и ходил по МТИ, как В. Леонтьев по эстраде. Хан никогда в жизни ни с кем не ссорился, лицемерил направо налево, был сторонником компромиссов и отвергал решительные действия как волюнтаристские. Хан высказывал свое мнение по всем возникающим вопросам, совершенно не ставя это в зависимость от своей компетентности, любил во всем внешние эффекты, хотя кто-кто, а он-то уж наверняка знал, что не все золото, что блестит. Хан быстро увлекался и быстро терял интерес, знал все понемножку и ничего толком. Таких проходимцев мир не видывал. Он попадал всюду, куда не пускали - в театры, кино, бары и на экзамены без допусков. Мне кажется, что Хану даже было в кайф, что попасть куда-либо было трудно и надо проявить свое умение договориться.