- А эксперты?
   - А что "эксперты"?! Они выполнили свою работу. Защита свидетелей предполагается? Черта с два.
   - Прости, что перебиваю, но давай покороче, - озабоченно сказал Меркулов, - цигель не ждет! - кивнул он в сторону кабинета. - А я тебе должен еще новость сообщить.
   - Если покороче, Замятин говорил, пусть следствие разберется, кто там на пленке? Говорил. Следствие разобралось. Я думаю нужно вызвать его и допросить как свидетеля, который организовал съемку, с кем он в "Ирбисе" отдыхал. А потом допросить этого нехорошего дядю и предъявить обвинение в изготовлении порнографии. И все, дело можно передавать в суд.
   - Все правильно. Но Замятин, получив повестку за твоей или моей подписью, выкинет ее в мусорное ведро. А новый и. о. ее не подпишет, пока не получит указания из Кремля. А Кремль такого указания не даст, пока там не созреет мнение. Поэтому забудь пока о допросе Замятина и ищи проституток и китайца. Если ты их вовремя найдешь, может, это на что-то и повлияет. Даже скорее всего повлияет. Содержание большой политики уяснил?
   - В пределах моего малого разумения, - проворчал Турецкий. - А что за новость?
   - Раскрываю государственную тайну. На последнем заседании замятинской комиссии представитель пресс-службы президента зачитал разгромную аналитическую записку по деятельности Генпрокуратуры в целом и по расследованию дела Замятина в частности. Так, старший следователь по особо важным делам Турецкий А. Б. - знаешь такого? - будучи не в состоянии справиться с возложенными на него обязанностями, пытался путем угроз склонить следователя прокуратуры Москвы Соколова к фабрикации документов и даче ложных показаний. И резолюция президента, цитирую: "Таких мудаков гнать из органов прокуратуры коленом под жопу". Догадываешься, откуда ветер дует?
   - Замятины приходят и уходят, - сказал Турецкий, выдержав эффектную паузу, - а висяки остаются. Старые дела у меня никто не забирал. Соколов занимался трупом, который связан с Минтопэнерго, которое, как я тебе уже объяснял, может быть связано и с Замятиным. Кстати, постановление на этот счет ты сам же мне вчера и подписал.
   - Ну-ну... - покачал головой Меркулов.
   Инара. Сентябрь 1971
   - Стойте!
   - Ну что еще?! - недовольно воскликнул Замятин. - Не можешь одна с трупом посидеть?
   - Нельзя вот так просто пойти и сдаться. - Инара была в отчаянии. Даже не от смерти Сергея. С этой потерей она уже успела свыкнуться. Но сейчас она рисковала потерять всех троих и, может быть, даже пойти соучастницей. Что вы скажете в милиции?
   - Мы же вроде договорились? - Мурад прислонился к дереву и закурил. Которую уже за последний час: десятую, пятнадцатую?
   - О чем вы договорились? Мурад! Ты же не хочешь сесть на десять лет? Володя! Подумай, на что ты его толкаешь?
   - Какие десять? Какие десять??? - возмутился Замятин. - За превышение пределов необходимой обороны до двух лет.
   - Да?! Две ножевые раны у Сергея, а у Мурада ни одной царапины, кто поверит, что это самооборона?
   - Не поверят, - мрачно согласился Мурад.
   - Значит... - запнулся было Замятин, но быстро нашелся: - Значит, случайное убийство по неосторожности, неумышленное, без отягчающих обстоятельств... Тоже немного дадут.
   - Сколько?
   - Ну пять... плюс-минус два.
   - С двумя ранами и в случайное не поверят! - Инара готова была удушить его собственными руками. Если бы только это чему-нибудь помогло. Слизняк! Мог бы, должен был бы взять все на себя. Ведь сам во всем виноват, сам заварил эту кашу, сам первый ударил. И кроме того, просто за то, что он такой правильный, активист и общественник, ему скостили бы срок как минимум вдвое, может быть, вообще отделался бы условным.
   - А может, спрячем тело? - Замятин, кажется, готов был разрыдаться. Скажем, не было его с нами. Не знаем, не видели.
   - Идиот! - крикнула Инара. - А таксист? А следы крови? Выстрел тоже мог кто-то слышать. И потом, где ты его спрячешь? Закопаешь? Или понесем до реки и утопим? Его будут искать. Родные, милиция. Милиция будет искать старательно, потому что он был одним из них и мог оказаться жертвой настоящих бандитов. И они его все-таки найдут, а когда найдут, станут искать нож, и кто-нибудь вспомнит о твоем, ты же его всегда с собой таскаешь. Что ты им скажешь? Потерял? Не поверят. И ты сядешь уже не на два и даже не на десять лет, потому что это уже убийство с отягчающими, или как там у вас это называется. И мы тоже сядем, как соучастники...
   - Перестань! Замолчи!!! - Он был жалок, сел на землю обхватил голову руками, заткнул уши. - Замолчи!
   Мурад слил остатки портвейна в стакан и протянул Замятину:
   - Давай, Вовчик, взбодрись. Нам сейчас твоя голова нужна чистой и светлой. Ты же у нас правовед и знаток процессуальных законов, ты должен все придумать.
   Замятин жадно высосал вино, взял сигарету, но прикурить не смог - руки дрожали, и спички ломались одна за другой.
   - Я, кажется, знаю, - воскликнул Мурад. - Значит, так: Серега напился и полез на Вовчика с кулаками, из ревности понятное дело. Потом ему показалось мало кулаков, он достал пистолет, тут я пырнул его в спину. Он развернулся, пальнул в меня, но чудом не попал, и я добил его ножом в грудь.
   - Не пойдет. - Замятин взял наконец себя в руки. Появилась способность думать. - Ранение в спину было смертельным, и это определит любая экспертиза. После него он уже не мог поворачиваться, стрелять и ждать, пока ты его добьешь.
   - Тогда давай так: он напился, полез на меня с пистолетом, выстрелил, но не попал, я метнул в него нож, у него упал пистолет, и нож тоже выпал, он наклонился, чтобы поднять пистолет. Тогда я понял, что он меня убьет, подобрал нож и вонзил ему в спину. Ага?
   - И так не годится. По ране можно определить метали нож, или кололи им, или резали. Там угол входа, всякие пояски обтирания...
   - И Володя не вписывается со своими синяками, - добавила Инара.
   - Еще очень важно, кто где стоял и кто что делал. Если мы с тобой, например, стояли рядом, можно объяснить, как ты, защищая меня, ударил его в грудь, а если он оказался между нами, то понятно, почему ты бил его в спину. Нужно придумать и заучить схему наших передвижений.
   - А синяк от твоего ботинка у Сереги на лбу будет виден? - спросил Мурад.
   - Будет, - кивнул Замятин, - и это тоже надо учесть.
   Он потер виски и теперь уже уверенно закурил.
   - Значит, слушай, Мурад, и запоминай. Инару любил ты, а она тебя. Мурад хотел было возразить, но Замятин жестом его остановил: - Иначе у нас ничего не получится. Итак, отношения были у вас, а Серега ужасно ревновал. Он напился, начал скандалить, потом полез в драку. Вы примерно равны по силам, поэтому он, видя, что явного перевеса у него нет (а побить тебя он очень хотел), в бешенстве схватился за пистолет. Ты, понимая, что он выстрелит... или даже лучше после неудачного выстрела кинулся на него с ножом и ранил в грудь. Но ранение было поверхностным, и нож выпал. Он ударил тебя пистолетом по голове, ты упал. Но ему было мало, он собирался тебя добить, в смысле в тебя еще раз выстрелить. Но я повис у него на плечах. Он повернулся и начал методично меня избивать. Исхитрившись, я саданул его ногой в лицо, он от этого окончательно обезумел и застрелил бы меня, но тут ты ударил его ножом в спину.
   - Ты красиво выглядишь, - хмыкнул Мурад. - Друг, спасая жизнь друга, рисковал своей не задумываясь.
   - Зато эта схема все объясняет. И ты, кстати, тоже не полный урод при таком раскладе...
   - А на самом деле полный?
   - Ну, Мурад, не надо придираться к словам. Пожалуйста. Я нервничаю, ты нервничаешь, мы все на пределе. Если в целом ты согласен, давай обсосем детали.
   - Ну давай обсосем.
   - Нож мой, но им открывали консервы, поэтому он просто лежал на земле, и ты за него схватился как за первое попавшееся орудие защиты. Была бы под рукой палка или лопата, схватился бы за палку или лопату. Но по случайности под рукой оказался нож. Алкоголя в крови у Сереги много, табельное оружие он потащил на природу непонятно зачем - это работает против него. Теперь нужно придумать и заучить его оскорбления в твой адрес и в адрес Инары, нас будут допрашивать отдельно, и мы должны говорить одно и то же.
   - Да ладно, - почему-то смутился Мурад, - ну оскорбления и оскорбления. И так понятно.
   - Не понятно, - настаивал Замятин. - Оскорбления должны быть такие, чтобы было ясно сразу: смолчать в ответ на такое нормальный человек не может. Серега был мент, значит, об иронии и тонких намеках нужно забыть.
   - Ну матерился он.
   - Как именно?
   - Как все.
   - Слова, выражения, конкретно, - потребовал Замятин.
   - Сам придумывай.
   - Хорошо. Инара, можешь закрыть уши, если хочешь, конечно. - Он снова чувствовал себя на коне. Лидер, вожак молодежи, умелый организатор культурно-массового мероприятия. - Думаю, он назвал тебя пидором. Или лучше гондоном. Нет, все-таки пидором. И поскольку ты у нас осетин, пусть будет узкоглазый пидор или черножопый. С Инары хватит бляди...
   Он как будто издевался. Вкладывал в уста Сергея слова, которые тот никогда бы не решился произнести. Мурад готов был взорваться в любую секунду, и, возможно, случилась бы еще одна драка и еще один труп. Но Замятин, уловив настроение, тут же исправился:
   - А меня он как раз обозвал гондоном, причем комсомолистским и долбоебом. Теперь занимаем свои места и пройдем все шаг за шагом несколько раз, чтобы хорошенько запомнить.
   Они топтались вокруг тела Сергея, воспроизводя придуманные удары, падения и прыжки, пока наконец не заучили все наизусть.
   - А я что в это время делала? - спросила Инара. - Сидела и смотрела, как вы друг друга калечите?
   - Ну в принципе так оно и было, - ехидно заметил Замятин. - Но ментам лучше сказать, что Серега тебе первой начал угрожать и даже дал пощечину или ты ему и ты, короче, убежала в лес. Хотела позвать на помощь, а вокруг темно, страшно, ты вернулась, а уже все. Поздно.
   - А когда он меня пистолетом по голове ударил, что даже ссадины не осталось? - поинтересовался Мурад.
   - Должна была остаться, нужно тебя ударить.
   - Ну так ударь.
   - Я не могу. - Замятин покосился на пистолет, лежавший около тела Сергея, и отступил на шаг назад. - Я не могу ударить человека...
   - А Серега, значит, был не человек? - возмутился Мурад. - Его ты мог ударить?!
   Замятин опять мгновенно скис и сник:
   - Нет, пусть лучше Инара! Она все равно ни черта не делает. Пусть она.
   - Сволочь! - Мурад схватил его за грудки и слегка приподнял. - Я тебе твою схему сейчас в задницу засуну! Вместе лес пилить поедем. Будешь там комсоргом колонии и первым петухом в бараке. Хочешь? - Он отшвырнул Замятина и, развернувшись, пошагал прочь. - Ариведерчи.
   - Ну подожди, Мурад. - Замятин достал платок и, обмотав им руку, осторожно поднял пистолет. - Я попробую.
   Мурад остановился, подождал, пока Замятин подойдет, наклонил голову:
   - В глаз не попади.
   Замятин, держа пистолет за ствол, стукнул его по лбу, даже не оцарапав кожу.
   - Сильнее, - потребовал Мурад.
   Замятин повторил попытку, но с тем же результатом.
   Мурад отобрал у него пистолет и, презрительно сплюнув, ударил себя сам. Тонкая струйка крови потекла из-под волос к брови.
   - Верни на место, - распорядился он, отдавая оружие. Потом, измазав лицо и одежду землей, разорвал куртку. - Теперь уже точно пошли сдаваться.
   Турецкий. 9 апреля. 15.30
   По дороге в Веледниково Турецкий регулярно поглядывал в зеркало заднего вида, но бежевая "пятерка" так и не появилась. Если повезет, участковый с шурином сегодня тоже не станут гулять вокруг пожарища и путаться под ногами.
   Машину Турецкий загнал во двор, подальше от посторонних глаз, а обследование территории начал с ворот и забора. Периметр нигде не нарушен, замки на калитке и воротах не взламывали, грязных следов шин на бетонной дорожке как минимум три-четыре комплекта, без экспертов-криминалистов разобраться, кто и когда подъезжал, невозможно.
   Теперь дом.
   Внутри деревянный, снаружи обложенный кирпичом, веранда полностью деревянная, наверняка построен еще при социализме. Гигантоманией Шестов, похоже, не страдал, мог бы снести и построить трехэтажный дворец, но не снес и не построил.
   Веранда выгорела солидно, от обеденного стола остался черный скелет, в холодильнике сгорело все, что могло сгореть, и он просто развалился на части, электроплитка обуглилась, дверь, рамы и потолок грозили обрушиться в любой момент. Войти здесь Турецкий не решился, хватит с этой дачи и одного трупа.
   Он обошел дом. Боковые стены глухие, на задней - два окна. Одно разбито и распахнуто настежь, под ним деревянный ящик. Видимо, через это окно Емельянов, или как его там, вытаскивал уже мертвого Шестова. Турецкий примерился и понял, что с одним ящиком, не испачкавшись, в комнату не влезть. И так уже руки в саже, а на ботинках целые платформы из грязи. Он подкатил к подоконнику железную бочку, поскольку ничего лучшего найти не смог, и, приспособив ящик в качестве ступеньки, стал карабкаться наверх.
   Конечно же бочка зашаталась в самый неподходящий момент. Турецкий схватился за воздух, но поймал свисающий с крыши антенный кабель. Кабель оборвался и свалился "важняку" на голову. Испугавшись, что за кабелем последует антенна, он кубарем влетел в комнату и в результате измазался как черт.
   В комнате, конечно, царил разгром, но вызван он был не столько пожаром, сколько его тушителями. Пол с грязными потеками (Скрыпник был прав, ковра действительно нет), все еще сырые обои. Диван, на котором умер Шестов, совершенно не пострадал, и вообще, мебель хоть и испачкана, но в большинстве своем цела. Турецкий планомерно обследовал стены, письменный стол и доски пола - никаких тайников. Заглянул в шкаф: куртка, туфли, резиновые сапоги, удочка в чехле, тоже никаких секретов. На шкафу комнатная антенна. Зачем тогда та, что на крыше? В телевизор вставлена именно комнатная. Втащил кабель внутрь сквозь дырочку в раме, обрезан аккуратно, зачем тогда заброшен на крышу? Если антенной не пользовались, убрали бы совсем. Или это местные пожарники оборвали, а потом обратно закинули?
   Собственно, значения никакого это не имеет. У каждого свои заезды, захотел - обрезал, захотел - сочленил. Человек волен поступать, как пожелает, в отличие, скажем, от огня, который должен сообразовываться с элементарными физическими законами.
   А местный огонь вел себя весьма странно. Судя по степени обугленности, первым в комнате загорелось кресло, стоявшее у камина. Потом огонь перекинулся через журнальный столик, на фанерную перегородку, отделяющую комнату от веранды, и пошел гулять там. В противоположном направлении он двигался не так решительно, прошелся по поверхности. Через второе кресло и телевизор на подоконник, потом на портьеры, дальше - преодолев метра два на смежную стену, у которой стоял диван, немного подпортил обои, облизал картину и все, тут его и взялись тушить.
   В одном участковый прав: к подоконнику огонь устремился подхваченный сквозняком, после того как Емельянов высадил окно. А вот случился ли пожар от искры, попавшей на кресло у камина? Или это был поджог и веранда загорелась не после столовой, а одновременно с ней? И потому выгорела практически дотла?
   Но, согласно акту судебно-медицинской экспертизы, снотворное в крови Шестова не обнаружено, дырка в голове - тоже. Неужели он не проснулся, пока кто-то шатался по дому и планомерно все поджигал? Или этот кто-то все время держал его под дулом пистолета?
   А что в это время делала собака?
   И как поджигатель проник в дом?
   Конечно, Шестова могли задушить подушкой, а потом все поджечь, но в легких-то было полно угарного газа. Короче, вопросов море, а ответов - ни одного. Не верится только, что это мог быть просто несчастный случай.
   И опять же документы. Сгорели они или нет? В доме вообще нет ни одной бумажки, даже газет нет.
   Турецкий попробовал представить себе, как все было.
   Шестов проводил Лидочку, закрыл калитку на засов, ворота на замке, собака бегает по двору. Шестов возвращается в дом. Работать он, скорее всего, не собирался, он же болен, и у него два выходных впереди на изучение документов, кроме того, слишком быстро после Лидочкиного отъезда начался пожар. Короче, он ложится спать. Куда же он дел бумаги? Сейфа в доме нет, есть стол... Наверное, положил в стол или на стол, может, конечно, и под подушку, но вряд ли.
   Мог оставить на веранде?
   Очень аккуратный, судя по всему, человек, не оригинал и не мазохист, оставляет важные бумаги на веранде, где бродит собака - пусть и очень умная, но все же способная их случайно уронить, испачкать, разбросать? Пожалуй, это исключено. Значит, папка была в комнате. Но стол только слегка подкоптился с одного угла, каминная полка обложена плиткой и на ней явно ничего не горело, журнальный столик - вообще цел. Значит, документы могли быть только на подоконнике или в сгоревшем кресле. И все равно не верится, что кожаная папка с сотней листов сгорела бесследно!
   Турецкий вылез на улицу и обошел двор. Маленький сарайчик: лопата, грабли, ведро, в углу обгоревший свитер - наверное, собака утащила с пожарища на память о хозяине. Ничего примечательного и, естественно, нет черной кожаной папки.
   Антенна на крыше здоровая, больше, чем у всех соседей, и смотрит в другую сторону, такая свалилась бы на голову - точно мало не показалось бы. Чердака нет, крыша плоская, от шальной мысли слазить еще и туда Турецкий мгновенно отказался.
   Таким образом, возможные варианты развития событий:
   1. Человек, хорошо знакомый собаке, перелезает через забор, открывает калитку, выпускает собаку на улицу, возможно, имея дубликаты ключей, входит в дом или проползает через собачий лаз, устраивает пожар, забирает документы, выходит, снова перелезает через забор и спокойно уезжает.
   2. Маньяк-поджигатель усыпляет собаку, перелезает через забор, выбрасывает ее за калитку, через форточки закидывает в дом несколько пакетиков с зажигательной смесью и удаляется наблюдать за пожаром издалека.
   3. Шаровая молния вылезает из розетки и начинает гулять по комнатам, испепеляя все, чего касается. Шестов, может, и просыпается, но боится пошевелиться, теряет сознание и умирает.
   И только третий вариант объясняет пассивность хозяина дачи. В первом злодею Шестова пришлось бы оглушать, связывать или, например, гипнотизировать. А во втором его лежание на диване вообще никак нельзя было обеспечить, и форточки были закрыты: Шестов грипповал, - и не понятно, куда делись документы.
   Шестов мог лежать на диване, когда все вокруг горело, только если был мертв еще до пожара, но умер он, отравившись угарным газом, именно при пожаре, потому что отсутствуют признаки насильственной смерти.
   Бред какой-то!
   Турецкий. 9 апреля. 20.20
   Турецкий остановился за квартал от Лидочкиного дома и, не выходя из машины, набрал ее номер.
   - Я на секунду, поделиться последними новостями.
   - У меня тоже новости, - сказала Лидочка, и по ее голосу он понял, что новости не из приятных. Отнюдь. - Вы скоро? Особый китайский чай с травами будете? Ему полчаса завариваться.
   - Нет. Я подъеду через двадцать минут. Спускайся, прогуляемся немного. - Раз способна думать про китайский чай с травами, - значит, все не так плохо, решил Турецкий. Или держится из последних сил. Ладно, если наступил полный аллес, пойду к Грязнову за помощью. Не для себя же, в конце концов, стараюсь.
   Он оставил служебную "Волгу" в безлюдном месте - авось не сопрут за полчаса, - и, проверив несколько раз, нет ли хвоста, через проходной подъезд, который заприметил в первый визит, вышел во двор неподалеку от Лидочкиного подъезда. Вся эта процедура заняла около пяти минут. Если Лидочкин телефон прослушивается, кто-то должен появиться под ее окнами. Турецкий выбрал самую темную скамейку, закурил и стал ждать. Во дворе было темно и практически пусто: компания тинейджеров, несколько старушек, никого вызывающего подозрения.
   Лидочка появилась точно в назначенный срок и принялась нервно прохаживаться взад-вперед. Турецкий подождал для очистки совести еще пару минут - все спокойно. Видимо, парень на бежевой "пятерке" - самодеятельный лопух и прослушивание телефонов ему не по зубам. И про Лидочку он, слава богу, ничего не знает. Непонятно, правда, кого он представляет, но это не беда. Рано или поздно он попадется, тогда и поговорим...
   - Я думала, вы на машине, Александр Борисович, - удивилась Лидочка, или это была военная хитрость на случай слежки?
   - Заглохла, - Турецкий беспечно махнул рукой, не желая дополнительно сгущать краски, - оставил на дороге. Там хоть прохожих попросить можно, чтобы подтолкнули... С Шестовым все непонятно. Не похоже на убийство, но документы, скорее всего, похищены, а не сгорели. Или он их кому-то передал, сразу после твоего отъезда, а потом уже случился пожар.
   - Слишком странное стечение обстоятельств, - покачала головой Лидочка. - Кому он мог их передать и зачем? Какой-то таинственной третьей стороне: не Аркадию Братишко и не Ильичеву? Или как раз Аркадию? Нет. Это объясняет, откуда он знал, что я привезла документы Шестову. Но тогда он знал бы и всю подноготную. И даже после внезапной смерти Леонида Макаровича не стал бы от меня ничего домогаться. Наоборот - помалкивал бы, чтобы не привлекать к себе лишних подозрений. А третья сторона? - Лидочка опять покачала головой. - Нет, очень сомнительно, Александр Борисович.
   - Браво, - похвалил Турецкий Лидочку, - блестящий пример дедукции. Тогда еще одна версия: пожар произошел случайно, а документы Шестов положил в ящик письменного стола, там же лежали и шестьдесят тысяч долларов, полученные им от Тихонова и Свешникова. Кто-то из тушивших пожар спер и деньги, и документы, справедливо рассудив, что шестьдесят тысяч баксов не хранят вместе с макулатурой. А Братишко подозревает, что ты замешана в этой истории.
   - Откуда ему вообще столько обо всем известно?! - Вопрос был обращен в пустоту, и голос у Лидочки дрожал.
   Хотел бы я знать, подумал Турецкий, но тут же поспешил ее успокоить:
   - Сам Шестов его и посвятил, другого объяснения я не вижу.
   Однако его рассудительный тон Лидочку ничуть не обманул.
   - Вы верите, что все так просто, Александр Борисович?! Я не маленькая, и с дедукцией у меня все в порядке, вы сами только что признали. Не надо меня обманывать.
   - Не знаю, - вздохнул Турецкий. - Если честно: не нравится мне этот пожар, не нравятся мне эти документы, мне вообще ни черта в этой истории не нравится! А что у тебя за новости?
   - Тихонов сегодня поджидал меня прямо на стоянке "Данко". Дал три дня сроку, чтобы раздобыть интересующие их документы. Сказал, что это последнее предупреждение: если я не принесу бумаги, меня могут убрать. И он не способен будет этому воспрепятствовать, хотя лично он мне симпатизирует.
   - Ты думаешь, он это серьезно?
   - Про "симпатизирует" или про "убрать"? - усмехнулась Лидочка.
   - Про последнее!
   - Думаю, что нет, почти уверена. Но все равно рисковать не хотелось бы.
   Турецкий. 9 апреля. 21.00
   - Пап, опять Хмуренко в новостях, что-то интересное будет, - с восторгом сообщила Нинка.
   За развитием скандала с генпрокурором в семье Турецкого следили с особым вниманием. Ирина Генриховна, как супруга "особы, приближенной к...", регулярно читала газеты и не пропускала ни одного выпуска новостей. Особенно ей полюбился Хмуренко "за то, что ничего не боится и никому не прислуживает".
   Сегодня Хмуренко сиял как самовар и с трудом сдерживал торжествующую ухмылку.
   "Прорыв в расследовании инцидента с временно не исполняющим обязанности генерального прокурора Замятиным. - Он прокашлялся и сделал многозначительную паузу. - Приятно констатировать тот факт, что есть еще в России честные люди. И не перевелись еще в Генпрокуратуре честные следователи, способные их выслушать и адекватно прореагировать на услышанное. Восьмого апреля в Генпрокуратуру обратился скромный пенсионер, ставший случайным свидетелем оргии с участием генерального прокурора..."
   На экране мелькнул моментальный снимок Косых. Лицо ему, конечно, размазали, но узнать его при желании было можно, Турецкий, во всяком случае, узнал. Причем снимок был сделан не возле Генпрокуратуры, а на крыльце пятиэтажного дома. Очевидно, того самого, в котором он живет, работает и откуда все и видел. Дальше пошло кино: омоновцы перелезают через забор "Ирбиса", омоновцы открывают ворота, на заднем плане маячит полураздетый Жадько, Турецкий в позе триумфатора над распростертыми на земле охранниками клуба, оранжерея издалека; потом более поздние события: персонал "Ирбиса" загружают в автобус, Ильин и Позняк отъезжают следом, повизгивая сиренами. Снято было паршиво, камера все время кренилась, дрожала и теряла фокус, оператор, видимо, сидел на крыше соседнего дома или на дереве за забором.
   - Ну, козел! - кинул тапком в телевизор Турецкий.
   - Что ты ругаешься? - возмутилась Ирина Генриховна. - Когда бы это еще тебя по телевизору показали? Смотри, как здорово, ты такой деловой.
   - Точно, пап, ты как полководец Жуков, - поддержала Нинка.
   А Хмуренко продолжал заливаться соловьем:
   "Следствие, до того топтавшееся на месте из-за откровенного саботажа со стороны Замятина, получило новое направление развития. В тот же день с участием бойцов ОМОНа была проведена блестящая операция по задержанию руководства и сотрудников частного спортивно-оздоровительного клуба "Ирбис". Как вы уже догадались, под крышей этого клуба любили отдохнуть и развлечься не последние граждане нашей страны. Именно на территории "Ирбиса" находится та самая оранжерея, где были сняты кадры из жизни "человека, похожего на генерального прокурора". Остается лишь один вопрос: есть ли у честных людей шанс завершить это дело? Позволят ли им? Обещаю, что мы в своих передачах обязательно продолжим эту тему. Напомню, что на завтра назначено выступление Замятина на заседании Совета Федерации. Сенаторы должны утвердить отставку генерального прокурора, уже подписанную президентом".