Турецкий удовлетворенно хмыкнул и запустил секундомер.
   - А где Ильин?
   - Ловит Русю. Мне присоединяться или есть другие боевые задания?
   - Присоединяйся, - позволил Турецкий.
   Выкурив сигарету и на одном дыхании закончив злополучный рапорт, Турецкий "совершенно случайно" заглянул к Меркулову.
   - ...Ваша преступная халатность едва не стоила жизни молодому сотруднику МУРа. Я полагаю, это основание для возбуждения в отношении вас дисциплинарного расследования... А, Сан Борисыч, заходи.
   Соколов сидел как оплеванный. Ничего, в следующий раз он всяких Братишко и на порог не пустит. Если его самого, конечно, не вытурят из прокуратуры.
   - Александр Борисович, тут товарищ Соколов недоумевает, почему Генеральная прокуратура вдруг заинтересовалась таким рядовым преступлением, как убийство какого-то Шестова, причем совершенным где-то в далеком Веледникове. Объясните ему, пожалуйста.
   Что ж ты делаешь!!! - отчаянно сигнализировал бровями Турецкий. Мол, что я ему буду объяснять?! Но Меркулов сознательно не обращал на его сигнализацию никакого внимания. Пришлось хоть что-то сказать.
   - Ну... дело об убийстве Шестова связано с тем, что расследую я, многозначительно надул щеки Турецкий. - Но разглашать этот факт не в интересах следствия...
   - Вы газеты читаете, Соколов? Телевизор смотрите? - иронично поинтересовался Меркулов. - Советую почитать и посмотреть. Совершите над собой небольшое усилие и подумайте, чьи имена сегодня упоминаются в связи с фирмой, в которой трудился Шестов и его убийца Скрыпник. Все, идите.
   - Какие газеты, Костя, какой телевизор? На фиг ты меня подставлял? возмутился Турецкий, когда Соколов поспешно удалился.
   - Я тебя не подставлял, - усмехнулся Меркулов, - просто хотел, чтобы ты тоже почувствовал, как оно бывает, когда все вокруг всё знают, а ты один сидишь как болван...
   - Опустился до мелких пакостей?
   - Нет, доставил себе маленькое удовольствие. А насчет газет и телевизора я не зря его носом тыкал. Вечером разразится.
   - Опять Хмуренко? Добрался-таки и до "Данко"?
   - Не Хмуренко. Влезь в Интернет, там, на polit.ru новый скандал: через "Данко" и Резервный банк Оласаевых Ильичев якобы отмывал деньги от продажи оружия террористам, а Замятин их всех отмазывал.
   - И кто это раскопал?
   - Неуловимые мстители, - хмыкнул Меркулов.
   - Сосновский, что ли?
   - По размаху и безупречности подачи информации это на него очень похоже. Там все вплоть до номеров счетов. У меня вообще сложилось впечатление, что он это не раскопал, а сам, так или иначе, сконструировал.
   - Контролировал "Данко" изнутри? - предположил Турецкий. - Точно, а шпионом был Скрыпник, который не только наблюдал, но и приворовывал. Как мы, однако, вовремя Лидочку оттуда выдернули, я прямо себя зауважал.
   - Ну-ну, - буркнул Меркулов. - Дай бог, чтобы для нее эта эпопея действительно закончилась.
   - А Хмуренко прижучили насчет свидетеля? - поинтересовался Турецкий.
   - Нет. Руководство канала за него горой стоит. Упирают на то, что мы с ФСБ должны разбираться, а не с журналистами. Они, мол, не виноваты, что в стране силовики не могут друг с другом договориться.
   Замятин. 15 апреля. 21.45
   Он сильно озяб. День выдался не по-весеннему холодный и сырой. Ко всему, к вечеру пошел мелкий дождь. Прокурор укутался в плед в кресле напротив самолично растопленного камина и боролся с грустными мыслями: выпить граммов пятьдесят коньяка или воздержаться. В последнее время у него начала пошаливать печень. Пришлось принимать "карсил", что категорически исключало потребление любых доз спиртного, даже пива, иначе весь двадцатичетырехдневный курс лечения летел коту под хвост.
   Поборовшись с самим собой еще какое-то время, Замятин подавил желание согреться коньяком, здраво рассудив, что здоровье дороже мимолетных побуждений, и негромко позвал:
   - Будь добра, чая погорячее с лимоном.
   Из кухни донесся мягкий женский голос:
   - Володя, потерпи минуточку. Сейчас вскипит чайник.
   Замятин поправил на ногах плед, поплотнее запахнулся. Равнодушно оглядел просторную гостиную.
   Прислугу он сегодня отпустил. В доме с ним была только Она. Она приехала не так давно. Но обретенное уединение не принесло ожидаемого покоя и отдыха. Висела гнетущая тишина и выползающее из нее чувство нереального, чужого мира. Впрочем, своим этот мир никогда и не был.
   Соседи по отдыху в "Архангельском" все сплошь были высокопоставленными государственными чиновниками. Не важно, военным или гражданским был хозяин, все дачи походили друг на друга как близнецы. Сперва Замятина удивляла некоторая внешняя и внутренняя необжитость, а кое-где даже запущенность многих домов. Но когда он и сам получил в личное распоряжение такой вот служебный загородный коттеджик, все стало предельно ясно.
   Сегодня он особенно остро чувствовал, что никогда не был здесь хозяином, а так, временно прописанным жильцом. Сменится власть, и завтра-послезавтра тебя выселят. Так к чему благоустраивать жилье, которое могут отнять так же легко, как и давали. Ни к чему.
   Женщины, правда, пытались создать домашний уют традиционными женскими средствами. Но казенный дух, въевшийся сюда за многие годы, не выветривался и незримо, но ощутимо присутствовал.
   Нет одного хозяина - нет и порядка. Так и в многострадальной России. Все ее рвут, пинают, пользуются, а позаботиться некому. Нет одного и настоящего. Потому и бардак, потому и запустение.
   Такие невеселые мысли одолевали Замятина, а скверная погода и разболевшаяся печень только поливали масла в огонь.
   Из кухни донесся характерный свист. В отношении быта прокурор был консервативен и за городом. Все эти новомодные импортные электрические чайники не признавал. Обычный чайник со свистком оставался неизменным и единственно допустимым в процессе приготовления древнего напитка. Замятин считал себя чайным гурманом и его, чая, великолепным знатоком. Минимум шесть-семь сортов у него всегда было под рукой. К кофе, как человек немолодой, относился сдержанно, хотя тоже любил.
   Она появилась бесшумно, как тень. Поставила на журнальный столик поднос с чаем и печеньем.
   - Скоро будет готов ужин.
   Замятин лишь молча кивнул. Он был глубоко погружен в себя.
   Женщина так же бесшумно исчезла на кухне.
   Его начала раздражать тишина, нарушаемая лишь слабыми звуками, доносящимися из комнаты, где она хозяйничала, предусмотрительно заперев дверь. Незаметно в руке оказался пульт дистанционного управления, и темный экран "Филипса" ожил яркими красками.
   Замятин принялся беспорядочно переключать программы. Новостей нигде не было. Мыльные оперы и сериалы сменялись американскими боевиками и какими-то бестолковыми развлекательными передачами. Вот мелькнули кадры хроники. Палец прокурора повис в воздухе. Канал "Культура" крутил историко-документальный фильм о Второй мировой войне. Опять же американский.
   Авиация вермахта бомбила и расстреливала морские караваны союзников, направлявшиеся с военной и другой помощью в Советский Союз. А вот союзники уже преодолели Ла-Манш и высаживаются под ураганным огнем немцев в Западной Европе. Начинается их победоносно-освободительное шествие.
   "Посмотришь, послушаешь, - рассуждал Замятин, - и можно подумать, что это они выиграли войну. А мы так, сбоку припека, мелкий, незначительный эпизод. Ну, может, и не совсем незначительный, но уж не решающий, это точно".
   Он опять переключил канал. НТВ+ транслировал ожесточенный поединок на корте для игры в большой теннис. Два молодых парня пинали ракетками туда-сюда желтый мячик, приседали, подпрыгивали, стремительно бросались в сторону.
   Замятин не раз слышал советы коллег по работе и высокопоставленных знакомых чиновников заняться этим ставшим в последнее время популярным в Кремле спортом. Говорили, очень полезен для поддержания здоровья, особенно нормальной физической формы. А как определить этот критерий - "нормальная"? Или если президент пытается играть, подражая заграничным аристократам, дипломатам и т. д. и т. п., то и все должны вооружиться ракетками и скакать вдоль сетки? Замятин представлял себя в теннисной форме выпрыгивающим с ракеткой в руках на корте. И невольно улыбнулся. Нет. Этот спорт не для него. И не только из-за возраста. Противно было облачаться, как все, в теннисную оболочку, ставшую уже чуть ли не обязательной в кулуарах власти и больших денег. А ведь многие с радостью променяли бы ракетку на удочку или велотренажер. Ан нет. Положение обязывает.
   Замятину захотелось сплюнуть, он вдруг вспомнил, где находится, беспомощно огляделся и ограничился переключением канала. Определенно, кроме "Времени", "Дорожного патруля" и "Петровки, 38", смотреть нечего. Но до этих передач еще далеко. Он выключил телевизор. Трюк с уходом от действительности при помощи телевидения с треском провалился.
   Березовые поленья в камине догорали, рассыпаясь оранжевыми, моргающими глазами угольков. Просторная гостиная освещалась пляшущим неровным светом живого огня, источавшего тепло и уют, и слабым, пробивающимся из-за неплотно прикрытых штор светом дня уходящего. Еще одного дня, забиравшего отпущенный на Земле срок и приближавшего к естественному биологическому концу.
   Замятин вдруг подумал, что окружающие его старинные, но добротные вещи - массивный дубовый стол у противоположной стены, кресло-качалка, в котором он находился, и даже бронзовая статуэтка бегущей рысью лошади на камине - переживут еще не одного хозяина. Останутся, возможно, здесь даже на своих прежних местах. И станут свидетелями новых жизней, точнее, приходов и уходов. Интересно получается: предметы, которые создает человек, могут существовать долгие годы, а то и века, а сам человек - вот он был, и его нет. Хорошо, если оставил после себя что-то стоящее, что помнят. А если, кроме могильной плиты, ничего? И ведь таких большинство. В любом случае материально он уже не существует. А бронзовая лошадка будет неподвижно бежать по камину еще неизвестно сколько времени.
   Зазвонил телефон.
   - Я возьму, - раздался ее голос, словно из потустороннего мира, и ее тень скользнула в соседнюю, служившую кабинетом комнату.
   Замятина всегда восхищала ее способность бесшумно перемещаться, делать свое присутствие незаметным, угадывать внутренним женским чутьем его настроение. Наверное, за это более всего он и ценил ее сейчас и был ей благодарен.
   - Подойди к телефону, тебя, - донеслось до него сквозь плотный ворох мыслей.
   Нехотя, с беззвучным скрипом Замятин выбрался из-под пледа и прошел в свой рабочий кабинет.
   Она предусмотрительно оставила его одного.
   Некоторое время он молча слушал собеседника на другом конце провода. Лицо его начало вытягиваться, а кустистые брови поползли вверх. Потом они упали вниз и сошлись на переносице. На лбу обозначились жесткие складки.
   - Благодарю за звонок, - резко бросил Замятин и швырнул трубку на аппарат. Не попал. Ну и черт с ней.
   Вернулся в гостиную, под теплый плед и к теплому камину, с бесповоротно испорченным настроением.
   - Нашел время, когда звонить, засранец, - выругался он, устраиваясь опять в кресле и заворачиваясь в плед.
   Из кухни показалась женская голова.
   - Что-то случилось?
   - Нет-нет, все в порядке, - поспешил заверить ее Замятин. - Не беспокойся. Пустяки. - И добавил уже сам себе: - Действительно, пустяки. Чего это я?
   Он стал успокаиваться, даже почувствовал, что его клонит в сон. По телу разливалось умиротворяющее тепло. Но оно не задерживалось, а как-то странно уходило все в ноги и из кончиков пальцев - в пол. Замятин начал мерзнуть. По телу пробежал сперва мелкий, а затем все более усиливающийся озноб. Вернулось неприятное чувство от звонка, толчками запульсировало внизу живота, пробиваясь к мозгу.
   В камине тлела исходящая паром зола. Надо было разворошить ее, выгрести наружу еще дышащие жаром красные угольки. И согреться. Подставить им холодеющие руки, лицо, тело.
   Замятин решительно поднялся и сделал шаг. Все существо его пронзила неимоверная слабость; вяло, безвольно повисли руки. Он с трудом сделал еще шаг, еще. Ноги едва слушались.
   Прошла целая вечность, прежде чем он добрался до камина, обеими руками оперся об него. Теперь оставалось только поднять тонкую чугунную кочергу и немного поорудовать ею в кучке золы. Замятин почувствовал, что начинает задыхаться. Он уже совсем окоченел. Да что же это за наваждение такое?
   Замятин нагнулся, потянулся за кочергой. Перед глазами все поплыло; белые, голубые, розовые пятна заплясали в стремительном хороводе. Закружилась голова. И сразу же горло словно сдавило железными клещами, лишая доступа воздуха. Последним усилием он разомкнул рот и закричал.
   - Ин... И-а... - Из горла вырвался едва уловимый хрип.
   Турецкий. 16 апреля. 16.30
   Только бы Славка был на месте. Рекс-пекс-фекс, пробормотал Турецкий обращаясь к телефону. Заклинание подействовало.
   - Слава! Мне нужен Арбузов. Срочно, немедленно, прямо сейчас. Не вздумай говорить, что не знаешь, где его найти!
   - Как что-то нужно, так всегда Слава, - усмехнулся в трубку Грязнов. Пляши давай, тогда скажу, где его искать.
   - Иди в задницу! Где?
   - Дома. Можешь ехать хоть сейчас.
   - Поехали вместе. Ты должен обязательно поприсутствовать. И организуй свою группу захвата, так лучше будет.
   - На фиг группу захвата! Ты еще штурмовой отряд прихвати, как в Садовниках, и телевидение пригласи! Своими силами как-нибудь обойдемся. Славка ехать не отказывается - хороший признак, подумал Турецкий, не напирает, что Арбузов - свой мужик и чтобы я от него отвалил. Видимо, что-то у них произошло. - Чего молчишь? - подал голос Грязнов. - Поехали, сам кричал: срочно!
   - Ты, конечно, крутой господин, и я тоже крутой господин, но хочу тебе напомнить, что мы с тобой без пяти минут старые пердуны. А он - действующий телохранитель. И я собираюсь в дружеской неформальной обстановке предъявить ему обвинение в убийстве. Поэтому пусть на всякий случай будет группа захвата. Если ты за него ручаешься, они могут под окнами в машине покурить.
   - И кого ты на него повесить собрался? - поинтересовался Грязнов. Особого недоверия Турецкий в его голое не почувствовал.
   - Калашникову - проститутку из "Ирбиса". Выдвигайся, по дороге расскажу подробно.
   По дороге рассказать ничего не получилось: Арбузов жил в Ермолаевском переулке, в минуте езды от Петровки, 38.
   - Ну, рассказывай, - потребовал Грязнов, приказав водителю остановиться за сто метров от арбузовского подъезда. - Потом я тебе кое-что расскажу.
   - В "Ирбисе" в тот вечер, когда снимали кино, был фейерверк, если ты помнишь. Устраивал его специалист - китаец. Китайца мы нашли, и он показал, что видел поблизости фургон, похожий на его собственный, с антенной на крыше типа спутниковой. А вторая проститутка - Лагуш - только что проболталась: у Замятина-де было двое охранников, хотя она их, по идее, видеть не могла. Наличие фургона уже само по себе наводит на мысль, что запись сделал Арбузов: остальным не понадобилось бы городить огород, записывающее оборудование можно было разместить за стенкой.
   - А почему не второй охранник и не тот деятель, который был с Замятиным? Между прочим, в кадре его не было. Ты, кстати, выяснил, кто он такой?
   - Нет, руки не дошли. Но у меня полное ощущение, что реальный хозяин "Ирбиса" он, а не Шмидт. Второй охранник был там первый раз. Но это, собственно, не важно. Я Лагуш дожал: она подтвердила, что Калашникова что-то видела, и собиралась шантажировать Арбузова.
   - Так-так... А я хотел тебя удивить. Секретный мужик, который позавчера в новостях Хмуренко грузил, что Замятин сам про себя порнуху снимал, - наш Ростик. Арбузов.
   - С чего ты взял?
   - Был один момент во время интервью. У него пейджер запищал. Слышно плохо, но я попросил видеозапись и сегодня несколько раз прослушал у экспертов в ЭКУ. А Ростик мне несколько дней назад как раз хвастал: его мажор подогнал ему супер-пуперный пейджер со ста двадцатью мелодиями и еще ста двадцатью прибамбасами. Новейшая модель, неделя как появились в продаже. Теперь понятно, зачем он старался...
   - А мне ни хрена не понятно! - возразил Турецкий запальчиво. - Какого он полез на всю страну светиться, если на нем труп висит?! Он что, идиот?! Думает, я верю всему, что Хмуренко ляпнет? Значит, он на кого-то работает. Вообще хорош языками молоть! Зачем мы сюда приехали?! Поднимаемся к нему и обо всем спросим.
   Турецкий. 16 апреля. 16.45
   - А, проходите-проходите, я только что кофе поставил. - Арбузов был само радушие, свежеумытый мужественный профиль, улыбка сияет, трехдневная щетина лоснится, видимо после стрижки, можно выпускать на подиум. - Ну проходите! Чего вы в дверях столпились? Вам кофе с коньяком?
   - Разговор серьезный, поэтому лучше коньяк отдельно, - сказал Турецкий, проталкивая Грязнова вперед.
   Арбузов налил по сто граммов. Турецкий тут же проглотил одним махом, заставив остальных присоединиться без произнесения неуместных в данной ситуации тостов.
   - Мы вот по какому вопросу, Ростислав Всеволодович, - начал Турецкий монотонно и официально, видя, что Грязнов не торопится взять разговор в свои руки. - Я должен арестовать вас по обвинению в убийстве Калашниковой Светланы Парамоновны третьего апреля сего года в городе Воскресенске Московской области... - Арбузов слушал абсолютно спокойно, а Грязнов по-прежнему угрюмо молчал, - ...поэтому налейте еще по пятьдесят граммов, закончил свою мысль Турецкий.
   Выпили. Грязнов не грохнул рюмку об стол и не сказал ничего.
   - Но, - продолжил Турецкий, выразительно взглянув на Грязнова, - как говорил старина Мюллер, все было бы просто и неинтересно, если бы не! Грязнов таки бухнул ладонью об стол так, что подпрыгнула бутылка и рюмки скатились на ковер. Но промолчал. - Если бы не было телеинтервью с Хмуренко.
   - Кофе готов, - спохватился Арбузов и убежал на кухню. - Нельзя ли в двух словах, - поинтересовался он, возвратившись с подносом, - на чем строятся ваши обвинения?
   - На показаниях Русланы Лагуш о том, что Калашникова вас шантажировала, и на опознании вас свидетелями в Воскресенске. Они видели, как вы под видом электромонтера вошли в дом, с крыши которого была застрелена Калашникова. Если в двух словах.
   - Но вы же понимаете, что это, по большому счету, туфта, Александр Борисович? - Турецкий попытался возразить, но Арбузов, энергично выставил вперед ладонь: - Секундочку! Дайте мне договорить! Я же не сказал, что собираюсь идти в несознанку. Но тем не менее вы должны признать, что обвиняете меня, основываясь на показаниях проститутки, которым грош цена и от которых она откажется, стоит ее только об этом как следует попросить. А воскресенцы, если им предъявить пять небритых мужиков моего возраста, роста и комплекции, ни в жизнь меня не опознают. То есть у вас против меня фактически ничего нет. Но, несмотря на это, я согласен признать свою вину. При определенных условиях. Если вас такая постановка вопроса устраивает, у нас есть предмет для обсуждения.
   - Эх, Ростислав! - вздохнул Грязнов и налил себе коньяку.
   - Устраивает, - кивнул Арбузову Турецкий, уже не обращая на Грязнова внимания. Он откинулся в кресле поудобнее, сцепил руки и впился в Арбузова взглядом. Арбузов продолжал вести себя как ни в чем не бывало. - Вы рассказываете все, что меня интересует, а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы дожили до суда, и вообще, прожили как можно дольше. Вас ведь эта в проблема в первую очередь беспокоит?
   - Беспокоит. Не то слово! - хмыкнул Арбузов.
   - Тогда давайте по порядку: кто приказал вам заснять сексуальные подвиги Замятина, кто был с Замятиным тридцатого марта в "Ирбисе", кто убил свидетеля Косых, который видел в бинокль все, что происходило в бассейне, зачем вы подсунули дезинформацию Хмуренко и чего вы в настоящий момент опасаетесь больше, чем обвинения в предумышленном убийстве? А также имеющие отношение к делу моменты, которые я не упомянул. Кроме убийства Калашниковой, о нем поговорим отдельно.
   - Кино про Замятина мне заказал человек Сосновского.
   - Откуда вы знаете, что это был человек Сосновского? - моментально переспросил Турецкий. - Он так и представился?
   - Нет, он вообще никак не представлялся. Но я видел его раньше, он работает, точнее, на тот момент работал в "Вулкане", то есть на Сосновского. А наш "Макаров" трудился на Оласаева. Всей предыстории я не знаю: меня, как вы понимаете, в глобальные задачи никто не посвящал. Насколько я понимаю, Замятин с Мурадом Оласаевым связан давно, они чуть ли не друзья детства. Генпрокурором он стал с подачи Сосновского, а потом, когда уселся крепко, завел или возобновил приятельские отношения с Ильичевым. А Ильичев с Сосновским, как кошка с собакой. Соответственно у Сосновского с Замятиным дружба пошла врозь, Сосновский начал под него копать через "Вулкан". А Оласаев стал собирать компромат на Сосновского и на "Вулкан" с нашей помощью. Подробностей я, к вашему сожалению, сообщить не могу - меня с полгода как задвинули на черную работу с мелким клиентом. Какая-то сволочь на меня настучала, и мне перестали доверять.
   - С мелким клиентом! - Турецкий фыркнул недовольно и потянулся к буфету за новой рюмкой. - А как же Замятин? Он тоже мелкий клиент?!
   - А что "Замятин"?! В "Ирбис" его свозить?! Все равно что к Оласаеву на дачу. Это на самом деле утонченное издевательство.
   - Так. Значит, "Ирбис" принадлежит Оласаеву, равно как и "Макаров". Турецкий нацедил себе в рюмку остатки и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. - Которому из двух, кстати?
   - А хрен их поймешь! С Замятиным на пару отдыхал Мурад. - Арбузов убрал пустую бутылку со стола. - Надо еще за одной сходить... - Он взглянул на Грязнова и достал с полки деньги: - Пошли кого-нибудь из своих.
   Возникла заминка, и Турецкому пришлось вмешаться:
   - Давай, Слава, организуй. Итак, Ростислав, что именно попросил вас сделать человек из "Вулкана"?
   - Заснять оргию Замятина и Оласаева в "Ирбисе". Дал мне портативную видеокамеру, сказал, чтобы я предупредил, когда Замятин туда поедет, они подгонят специальную машину с оборудованием для записи телесигнала.
   - Выходит, вы сделали только полдела: Оласаев в кадр не попал. Или все-таки попал, но эту пленку придержали?
   - Нет, он весь вечер в бассейне пробултыхался. Но вулканщика и один Замятин устроил.
   - И сколько он вам обещал?
   Арбузов проигнорировал вопрос.
   - Хорошо, не будем рыться в чужом кармане. Почему он не подкупил кого-нибудь из шмидтовских братков? Или уборщиц? Тем вообще было проще простого установить в оранжерее "жучок".
   - Понятия не имею. Может, опасался, что они струсят и расколются? Все выложат Шмидту, а тот автоматически Оласаеву. Между прочим, мне камеру установить тоже было нечего делать. Левой ногой. Замятин с компанией постоянно шлялись из открытого бассейна в оранжерею. От бильярдной до оранжереи семь секунд бегом. Если бы этой суке Калашниковой не ударила спьяну моча в голову... Кактус ей в бассейне какого-то хрена понадобился!
   При упоминании о Калашниковой Грязнов в очередной раз поморщился и в очередной раз промолчал. Вообще его мимике мог бы сейчас позавидовать любой лицедей.
   - А напарник ваш был в курсе? - Турецкий продолжал гипнотизировать Арбузова, уставившись на него, как удав на кролика.
   - Нет. - Арбузов тоже продолжал гнуть свою линию: делал вид, что ничего особенного не произошло. Обычный деловой разговор в дружеской обстановке.
   - Хорошо, перейдем к Косых. Кто, по-вашему, его убил и зачем?
   - Оласаев, больше некому. Он, как я понял, опознать Оласаева не успел? Или не смог?
   - Не успел. Кому Оласаев заказал убийство? Кому-то из ваших, из "Макарова"?
   - Не знаю, - Арбузов пожал плечами, - не обязательно. Возможно, для мокрых дел у него особый штат.
   - Понятно. Теперь самое интересное: Хмуренко. Кому принадлежала идея его использовать, с кем вы обсуждали детали и так далее, максимально подробно.
   В это время в дверь постучали. Грязнов пошел открывать и вернулся с бутылкой коньяка. Разлили.
   - Ничего интересного, - ответил Арбузов, с удовольствием выпив. Коньяк действительно был стоящий, Турецкий и Грязнов тоже оценили. - Позвонил все тот же тип из "Вулкана", утром восьмого, сказал, что необходимо срочно встретиться. Встретились. Нужно связаться с Хмуренко, телефон он мне дал, договориться про встречу, обставить ее всеми необходимыми предосторожностями для большей убедительности и, не называясь разумеется, сообщить информацию о том, что Замятин снимал кино сам про себя. Ну, раз нужно, - значит, нужно, какие проблемы!
   - И что Хмуренко?
   - Заглотил. С ходу.
   - А почему тут же не выложил в эфире?
   - Побоялся, наверно. У него же никаких доказательств не было. Он от меня сразу стал требовать, чтобы я дал интервью. Но я такого задания не получал, поэтому ответил, что свяжусь с ним еще раз. Доложил вулканисту. Он сказал, что все хорошо и что интервью нужно согласовать. В следующий раз позвонил четырнадцатого. Передал инструкции: как представиться и что говорить. Интервью вы видели. С Хмуренко все, собственно.
   - Этого вулканиста нужно срочно найти! - Турецкий рывком поднялся из кресла. - С Калашниковой разберемся потом. Поехали!
   - Не надо никуда ехать, садитесь, - махнул рукой Арбузов, - я вчера сел ему на хвост. Уже несколько раз пытался, но он сильно прыткий, все время уходил. В 23.15 он подъехал к дому. Нежинская, 2. Возле подъезда в его машину выстрелили из гранатомета.
   - Ты стрелявшего рассмотрел?! - наконец вмешался в разговор Грязнов.
   - Нет. Там темень хоть глаз выколи. Видел, что стрелял мужик. Преследовать его я не стал: ствола при себе не было. Машину не разглядел, даже марку.