Нюхтилин В. Мелхиседек

индивидуальное сознание обязательно должно быть, поскольку существует такая
общая каждый раз индивидуальная память! Иначе откуда вытягивались бы эти
прошлые жизни, если не из общей памяти, и где может содержаться общая
память, как не в общем сознании?
Заскучали? Это ничего, зато мы доказали очень важную вещь - сознание,
которое своей памятью содержит все индивидуальности, не может быть
обезличенным и не индивидуальным. Помнит, значит знает. Что помнит, то и
знает. Что знает, то оно и есть. Помнит индивидуальности, значит оно и есть
индивидуальность. На этом пока остановимся, и перейдем к почти главному.
Как называется процесс, когда данное общее сознание выделяет какой-то
один участок своей области? Это называется - внимание. Сосредоточение именно
сознания на чем-то одном называется этим словом, и мы можем убедиться сами в
том, что, сосредотачиваясь на чем-то, поглощающем все наше сознание, мы
одновременно не можем помнить о другом. Если мы что-то пишем, то для того,
чтобы в это время без ошибок назвать свое имя и адрес, мы должны оторвать
внимание от процесса написания, или многократно и мгновенно переключать все
наше внимание с письма на свои произносимые выходные данные. Когда мы пишем,
мы - пишущая рука, когда мы смотрим фильм, мы - наблюдатели, сопричастники
событий, когда мы любим, мы полностью находимся в местах самых острых
ощущений и т.д. Когда мы о чем-то думаем, то мы полностью в своих мыслях и
не осознаем ничего другого, но это не значит, что мы каждый раз должны
сомневаться в достоверности существования того, от чего мы в данный момент
отвлеклись. Также точно вполне естественно и то, что, сосредоточив все свое
внимание на данной жизни, наше сознание не может одновременно своим
вниманием предлагать нам информацию о любой другой нашей прошлой жизни. Для
того, чтобы достать такую информацию, гипнотизеру приходится переключить
внимание нашего сознания с настоящей жизни на прошлую, и в этом случае в
свою очередь полностью из нашего внимания исчезает уже наша нынешняя жизнь.
И мы, находясь в другой индивидуальности, будем точно также недоверчиво
воспринимать известие о том, что у нас есть еще и другая жизнь, с поля
зрения которой мы только что соскочили усилиями гипнотических пассов.
Нам могут возразить, что в быту мы всякий раз легко вспоминаем обо
всем, ускользнувшем от нашего сознания, когда переключаем на это внимание, и
поэтому не сомневаемся в реальности того, чего не было до этого в нашем
внимании. Тогда пусть кто-нибудь вспомнит, что он делал прошлой ночью во
сне. Сколько раз перевернулся с боку на бок, какая машина проехала под
окном, звуки каких событий раздались за время сна. Или пусть он вспомнит,
что было, когда он был в младенческом возрасте, что это были за ощущения,
как он рождался, рос, познавал мир и т.д. У него не получится. Пусть
кто-либо, наконец, вспомнит, что происходило вокруг его персоны, когда он
был в обмороке. Никто не помнит. Так что не все, что только содержит память,
можно относить к исключительно реальному. К чему все это? А к тому, что
отсутствие в нашей памяти знания обо всех прошлых индивидуальностях еще не
говорит об отсутствии общего индивидуального сознания. Это убеждает нас в
том, что на основании только того, что мы не помним своих прошлых жизней в
своей нынешней жизни, нельзя говорить о том, что этих жизней не было. Как
видим, память может что-то раскрывать, а может что-то и скрывать. Это,
конечно, хорошо, но лучше бы все-таки мы о своих прошлых жизнях помнили.
Тогда у нас не было бы никаких сомнений. Вроде бы логика подсказывает, что
мы правы. Но эта правота пока не несет в себе оттенков непререкаемого факта.
В таком случае, что может нам об этом сказать, как о непререкаемом
факте? Где, все-таки та самая непрерывность индивидуального сознания?
Доказать, то доказали, а как объяснить, что этого не помним? Как объяснить,
что не помним самих себя в разных ипостасях и судьбах при общей памяти и при
общем индивидуальном сознании? Сейчас объясним, но для этого мы немного
отвлечемся, сделаем необходимый виток и ответим на один вопрос - не
приемлемо ли, уделяя столько внимания смерти, разобраться, еще раз - что же
такое жизнь?
Ответа на этот вопрос, повторимся, нет, есть только признаки наличия
жизни. Мы уже ознакомились с некоторыми из них, это: клеточное строение,
рост и самодвижение, разумность поведения и ... симметричность форм жизни.
Это что-то новое для нас, но обязательное для жизни, как мы сейчас увидим.
Симметричность. Это несомненный признак жизни. В неживой природе
симметричны только планеты и кристаллы некоторых веществ, но в неживой
природе симметричность не является доминирующим признаком, а скорее
исключением. А мы относим симметричность к необходимым признакам жизни не по
правилу исключения, а по правилу обязательного присутствия. Сама клетка,
правда, несимметрична, но не делящаяся клетка не может относиться к живой
форме. Суть ее жизни состоит в непрестанном процессе деления. Как живой
объект она не может рассматриваться без этой непрерывно проявляющейся в ней
способности, а делится она на точно такую же клетку, на полное подобие себе.
Причем полностью симметрично по расположению своих составных частей. То
есть, проявляет ту же самую симметрию. Симметрия - зеркальное отображение,
но у клетки нет ни правой, ни левой части, поэтому смысл симметрии подходит
и к ней - совмещай клетку какими угодно сторонами, и они будут полностью
симметричны относительно воображаемой оси симметрии.
Все остальные формы жизни обязательно несут в себе симметричность своей
левой и правой части или целиком, или в своих составных частях. Неживая
материя симметричных объектов не создает. Нет у нее таких талантов. Пополам
можно разделить любой материальный объект, а разделить его симметрично не
получится. Симметрия очень сложное явление и если над ним поломать голову,
то без специальной подготовки голову сломать можно, а до принципов симметрии
без серьезной научной и образовательной основы не добраться. Но те ученые,
которые этим занимаются, установили, что кристаллы неживой природы обладают
несколькими видами симметрии и этих видов всего меньше десяти, а вот живая
природа обладает бесконечным количеством всех степеней и всех видов
симметрии! Кроме того, у симметрии есть еще какое-то очень сложное понятие
"вида", которого без спецзнаний по математики не понять, но вывод из
сравнения видов симметрии неживой и живой материи нам ясен - это два
совершенно разных вида симметрии, причем живая материя может принимать любой
вид симметрии, а неживая - только тот немногочисленный вид, который
относится к неживым объектам. Как видим, симметрия сама по себе могла бы
служить отличием живого от неживого, будь ее понятие простым и ясным для
неподготовленного гражданина.
Есть симметричные объекты и в неживой материи, но только те, которые
создает человек. Все, что выходит из наших рук симметрично, и это не только
эстетика, радующая глаз. Симметрия функциональна. Несимметричный стул не
будет держать седока, несимметричный самолет не полетит, несимметричная
форма выпечки хлебного батона привнесет только технологические неудобства.
Закон симметрии обеспечивает соответствие получаемой формы задуманному
содержанию. Это всеобщий, насыщающий смыслом и упорядочивающий все, закон.
Жизнь тоже проявляется в упорядоченной и организованной материи, несущей в
себе замысел. Все, в чем проявляется не только Его замысел, но даже и наш
весьма скромный - полезно, а, следовательно, и симметрично. Даже
эксцентрические кулачки в машиностроении симметричны. Невозможно найти
ничего несимметричного, что воплощало бы мысль в конкретном объекте. Можно
из вредности, конечно, сделать, например, часовую стрелку, одна сторона
которой ребристая, а другая гладкая, и опровергнуть наше утверждение. Но это
будет лишь украшательским излишеством формы стрелки, которое никак не
обеспечивает собой функцию стрелки и ничем эту функцию не видоизменяет. Но
даже и эту стрелку можно разделить на две симметричные половинки по ребру.
Любую самую изогнутую, самую невероятную по фигурным выкрутасам деталь можно
аккуратно распустить вдоль всех ее изгибов и изломов, получив две совершенно
симметричные части.
Неживые, несозданные объекты, таким свойством не обладают. Смысл и
симметрия нераздельны. Нематериальный смысл реализуется материально также
только с присутствием симметрии. Достаточно руке ювелира отшлифовать
бриллиант, прикоснувшись к алмазу, как в его гранях сразу же появляются те
степени и виды симметрии, которых у необработанного камня быть не может.
Физическая модель мира отражает в симметрии какое-то свойство
нематериального. Естественно предположить, что это обязательное его
свойство, раз оно обязательно проявляется.
Смысл производится работой разума, разум же, в свою очередь, является
продуктом жизни, следовательно, Жизнь, как мы ее уже понимаем на Его уровне,
должна обладать тоже симметрией. Однако, речь у нас, все же, о смерти.
Говоря о смерти и симметрии, сразу вспоминается, что все народы
завешивают зеркала, когда в доме покойник. Мысль о зазеркалье, (мире,
симметричном нам), как о потустороннем мире, возникает совершенно
естественно, если еще и вспомнить о Моуди с его смотрениями в зеркало. А,
вспоминая Моуди и его сеансы встреч с умершими, сразу же приходит на ум
интересная аналогия между тем, что живые с некоторым запозданием или трудом
узнавали своих умерших, и тем, что ученики Иисуса также узнавали Его не
сразу после Воскресения! Вроде и тот человек, но что-то не то! А что, не то,
- непонятно. Полагаю, мы можем уже объяснить, в чем тут дело.
А дело тут в том, что тело в той жизни принимает симметричное
относительно нас, то есть, зеркальное к своему живому виду, изображение.
Попробуйте посмотреть на кого-либо из знакомых в зеркало, а затем сразу же
отвести глаза и посмотреть на него без зеркала. Вы увидите, что человек
один, а выглядит он как-то по-разному. Как два человека одного и того же
человека, потому что его левая сторона стала в зеркале правой, а правая, -
левой. Левая и правая сторона поменялись местами и вместе с ними поменялось
что-то, что превратило знаемое в узнаваемое.
Суть этого явления состоит в том, что левая и правая наши стороны
только на общий взгляд представляются нам совершенно одинаковыми. На самом
же деле они существенно разнятся. Известен опыт психологов, которые
разделили пополам фотографию человека, а затем воссоздали его облик на двух
других фотографиях, на одной из которых обе половины его лица состояли из
правых сторон, а на другой его облик представлялся соединенными воедино
двумя левыми половинами его лица. Фотографии раздали двум группам
студентов-психологов и предложили составить психологический портрет
характера данного человека. Те из студентов, которые видели перед собой две
левые половины лица в одном соединении, что интересно, абсолютно полным
составом охарактеризовали изображенного человека как жестокого, холодного,
мстительного, склонного к убийству и преступлениям, маньяка. Вторая же
группа студентов, работающая с другой фотографией, единым порывом
зафиксировала такие качества обладателя портрета, как доброта, бескорыстие,
сентиментальность, мягкость и доброжелательность к людям. Так что, если в
зеркале для нас меняются местами наши левые и правые стороны, то это не
может не менять общего вида лица и общего впечатления от изображения
относительно источника, смотрящегося в зеркало.
Еще проще это понять на собственном примере. Если мы впервые видим себя
на видео, то впадаем в шок оттого, что мы совершенно не такие, какими себя
представляли до этого! Это состояние знакомо каждому. Откуда оно? Мы ведь
себя многократно видели в зеркале! А все дело в том, что в зеркале наш
правый глаз видится нами как левый, и наоборот. Мы к этому привыкаем. Мы
привыкаем видеть свою левую часть справа, а правую слева, и считаем, что это
и есть наш истинный облик. Когда же на видеопленке мы видим себя, как
положено, то есть правую часть справа, а левую, как и полагается, слева, то
мы себя не узнаем! Непривычно. Так же и с умершими, тоже непривычно видеть
их в зеркальном отображении, в котором мы при жизни их не видели, или
видели, но не столь часто, чтобы считать это изображение их истинным видом.
Кстати, по сути, мы видим себя в зеркале уже в посмертном образе. Как многие
уже убедились, он совсем не страшен, а даже очень искренне любим.
Теперь, если мы вспомним то, что мы говорили некогда об аминокислотах,
участвующих в образовании белка, то вспомним и то, что все они должны были
обязательно иметь левую форму! Это опять-таки тот случай, когда невидимая
нематериальная жизнь имеет свою определенную форму, и материализуется на
физическом плане в зеркальной, симметричной форме относительно себя. Это
ведь основа жизни, самый первый ее плацдарм в материи, то, откуда она в этой
материи начинается. На этом самом близком к ней участке, она наиболее полно
и проявляет понятие симметрии левого и правого. Мы называем форму
аминокислот левой, что по аналогии предполагало бы назвать форму жизни
правой, но это было бы абсолютно бессмысленно, поскольку точка отсчета
левого и правого находится в наших собственных построениях. Наши же
построения не являются критерием для присвоения терминов процессу, в котором
мы сами являемся производными. Если человечество с 2001 года договорится
называть левое правым, а правое левым, то в этом случае можно называть форму
нематериальной жизни левой, а структуру аминокислот правой. Изменит ли это
сущность самой жизни и сущность ее взаимодействия с неживой материей, в
результате которого материя оживляется? Никакого смысла в определении левого
или правого здесь не содержится. Следует больше говорить о зеркальной,
симметричной форме нематериальной формы жизни, (по сути, жизни, как
таковой), относительно материальных форм своего проявления.
Столь длительные и, на первый взгляд, отвлеченные рассуждения, почти
приблизили нас к главному, о чем мы вскоре узнаем, но для этого нам следует
еще немного отвлечься на еще один закон - на закон соответствия формы
содержанию. Этот закон настолько очевиден, что на его доказательствах не
стоит подробно останавливаться. Если мяч должен отскакивать расчетным,
прогнозируемым по отношению к направленной на него силе воздействия,
образом, (это - содержание), то мяч должен быть круглым и из материала,
который обеспечит его упругость, (это - форма). Если линейка должна измерять
длины и обеспечивать проведение прямых мерных отрезков, (содержание), то она
будет иметь вид плоского вытянутого прямоугольника со шкалой расстояний,
(форма). Если кто-то не успокоится на проведении мерных прямолинейных
отрезков и задастся целью еще и немножечко шить на дому, то он для
производства выкроек сделает себе лекало, поскольку обычная линейка тут уже
не сгодится. Новое содержание потребует новой формы.
Живые объекты своей формой также выражают свое содержание - человек
должен двигаться вперед, совершать определенные дополнительные виды движения
с определенной скоростью и с определенными возможностями, есть, пить,
воспроизводиться в различных вариантах этого занятия, видеть, произносить
звуки, слышать и т.д. Все это и многое другое определяет форму его тела.
Есть, правда, мнение, что это именно форма нашего тела определяет наше
содержание, но это уже дело жизненной позиции тех, кто за такой веселый
подход к своему содержанию, а нам не до нюансов этого спора, мы торопимся к
главному, (внимание!) - жизнь это сознание, следовательно, потусторонняя
жизнь должна иметь зеркальное сознание по отношению к нашему нынешнему
сознанию! Зеркальная по отношению к своим материальным проявлениям форма
жизни должна, естественно, иметь и соответствующее зеркальное сознание.
Следовательно, симметричная по отношению к нашему сознанию, направленному на
материальный мир, форма нашего сознания, когда мы из этого мира уходим,
должна отразиться в симметричной, относительно своего материального
проявленного, истинной своей форме. Содержание нашего сознания при жизни,
должно принимать зеркальный к этому состоянию вид после смерти. Меняется
симметрично форма сознания, должно меняться симметрично и его содержание.
Следовательно, если в пределах тела наше сознание направлено вовне, от
себя, наружу, навстречу материальному миру, то вне тела оно должно быть
направленным наоборот на себя, вовнутрь, поворачиваясь к материальному миру
спиной. В таком случае и внимание этого сознания будет наконец-то обращено
на себя, и вот только в этот момент мы сможем осознать себя, а не то, что
перед нами. Этим, очевидно, и объясняется то, что вернувшиеся оттуда люди
поражаются поначалу абсолютному своему равнодушию к своему же пострадавшему
телу и к суете вокруг него, когда выходят из него. Затем это равнодушие
распространяется и на всю, оставшуюся с телом жизнь, возвращаться в которую
никто уже не хочет. Приоритет внимания изменился! Главное теперь для
человека - он сам, все остальное воспринимается по инерции прошлой формы
мышления. Человек после смерти возвращается к себе. Чтобы закончить с
рисунками и этой мыслью, представим себе направление нашего мышления в
материальном воплощении в виде стрелки и посмотрим, что будет с этой
стрелкой при зеркальной, нематериальной форме мышления после смерти:


На границе зеркала (смерти) и мира сознание принимает симметричную
форму, направляется в обратную сторону и начинает выделять своим вниманием
другие явления, которые вдруг становятся видимыми и вытесняют из круга
интересов земное существование.
А как же все остальные индивидуальности наших прошлых жизней? Наверное,
если в этой жизни внимание имело характер луча, направленного от самого себя
в данную свою индивидуальность, то в нематериальном посмертном состоянии оно
должно симметрично направляться от созданной на данный момент
индивидуальности к самому себе. При этом меняется позиция зрителя-сознания
на совершенно обратную предыдущей. Если раньше мы смотрели сознанием на
индивидуальность и определяли ее по внешним восприятиям, то теперь мы должны
симметрично смотреть индивидуальностью на свое общее сознание и определять
его своим индивидуальным взором. Но у каждой индивидуальности есть свое
сознание, которое является составной частью общего сознания и получается,
что сознание смотрит наконец-то на самое себя и узнает само себя, как общую
индивидуальность всех бывших индивидуальностей. Но даже в нематериальной,
посмертной своей форме сознание не может смотреть само на себя, оно смотрит
на свои индивидуальности, теперь являясь одновременно ими, то есть,
все-таки, на само себя (вспомним принцип дополнительности еще раз!).
Вот теперь все индивидуальности должны слиться в один конгломерат с
общей памятью всех индивидуальностей и направить свое общее внимание на
осознание своего истинного "я", которое находится в сознании как форма
слияния всех этих индивидуальностей. Мы смотрим на самого себя общим взором
всех своих индивидуальностей, не разделяя их. Но смотрим-то все равно на
самих себя, следовательно, на все индивидуальности сразу, так как мы и есть
конгломерат этих индивидуальностей разных жизней, но теперь не раздельных, а
составивших одну общую нашу индивидуальность. Если раньше внимание сознания
могло выделить только одну из индивидуальностей, то теперь оно наоборот
может симметрично, (зеркально тому, как было раньше), выделять только сразу
все индивидуальности, а не какую-либо одну. Все индивидуальности всех жизней
сразу же попадают в охват внимания, и получается личность, обладающая всеми
свойствами всех индивидуальностей и всей памятью всех индивидуальностей. Это
логично. Но мы не зря сказали, что это - "наверное", то есть в
предположительном смысле. Потому что никто из бывших там и вернувшихся
стараниями врачей, порога смерти так и не переступил. Это должно
окончательно наступить в загробной жизни, а клиническая смерть, - это стадия
перехода к той жизни, где уже начинают осуществляться процессы симметричного
сознания, но завершатся они полностью только после преодоления той самой
черты. Но логика говорит нам, что вероятность нашей правоты составляет 99%.
1% мы оставляем в качестве доли, определяющей наше уважение к неполученному
опыту. Но все мы его когда-нибудь обязательно получим.
Впрочем, доказательство этих 99 процентов мы можем превратить в
стопроцентное следующим образом. То, что мы на самом деле являемся
нематериальным конгломератом индивидуальностей наших прошлых жизней, одной
общей составной индивидуальностью, мы признаем. Но что остается от этой
нашей истинной индивидуальности при нашем воплощении в следующей жизни? Куда
она девается? Она остается там, в нематериальной, духовной сфере и мы ее не
осознаем. То есть, мы себя опять не осознаем, потому что наше внимание
направлено после рождения на создание новой индивидуальности. Но на основе
чего мы создаем эту новую индивидуальность, если вся наша общая
индивидуальность остается для нас в этом процессе опять за кадром? С помощью
чего мы эту индивидуальность создаем? Ведь условия внешних обстоятельств
одинаковы абсолютно для всех родившихся в одно время и в одном месте, а
индивидуальности создаются их сознаниями абсолютно разные! Если новая
индивидуальность становится именно нашей индивидуальностью, то создаваться
она должна именно из чего-то нашего. И, если после новой смерти наша новая
частная индивидуальность вольется в очередной раз именно в нашу общую
индивидуальность, то, что их объединит, что будет знаком из родства? Мы уже
говорили, что математика может то, что недоступно ни одной другой науке.
Например, математика может математически доказать, что если к одному столу
прибавить второй стол, то будет в итоге два стола. Но та же математика может
также математически доказать, что если один стол сложить с другим столом, то
будет в итоге всего один стол. Для нас это очень важно. Если
индивидуальность только прибавляется, то нет никакой одной нашей общей
индивидуальности, а есть набор разных индивидуальностей, не составляющих
органического целого. А если индивидуальности складываются, то остается одна
индивидуальность, органически сложенная из многих в одну. Стол сложить можно
только со столом. Выключатель со столом сложить в этом смысле не может даже
математика. Нужна общность объектов, общая составляющая, сопрягающая
множество в единое. Как шампур из горки жареного мяса в кастрюле превращает
понятие "жаркое" в понятие "шашлык", так и что-то, переходя из этой жизни в
ту жизнь, и обратно, должно нанизываться на что-то, что делает все
индивидуальности одной индивидуальностью. Что же это? Если мы это найдем, то
желаемая непрерывность подтвердиться для нас окончательно. И мы это находим.
Это - характер.
Это единственное, что мы не можем предугадать при рождении человека, и
единственное, что приходит с человеком с первых секунд его земной жизни
цельным, законченным, готовым и неизменным до последних дней. Говоря о
грудных детях, можно спокойно говорить о том, что индивидуальности еще не
видно, а характер всегда налицо. И нам приходится с ним считаться, как бы мы
не хотели видеть что-нибудь другое перед собой, и как бы мы ни пытались этот
характер изменить. Если мы зададимся целью сформировать индивидуальность
ребенка по своему плану, сделать его, например, выдающимся флотоводцем, то
мы можем обеспечить своими хлопотами любую черту его индивидуальности,
(знание морского дела, понятие дисциплины, офицерской чести, приоритет
семейных традиций и т.д.), мы можем заставить его носить бороду, говорить
отрывисто и властно, щегольски носить морскую форму и витиевато материться,
мы можем устроить его в самый престижный военный вуз, на самый лучший
корабль, купить ему академию, адмиральское звание и т.д. Единственное, чего
мы не сможем никогда, так это предугадать - будет он любить море или нет,
будет ли он лидером по характеру или нет. Наука просто и очень точно
трактует характер как психологическую установку человека на формы реакций
при контакте с окружающим миром. Установка! Эта установка остается
неизменной от рождения и до смерти. Человек приходит в мир с готовым
характером, что выражается в наклонностях, темпераменте, талантах, принципах
взаимоотношения со своей совестью, восприимчивостью или невосприимчивостью к
нравственности и многое другое. Жадный человек жаден от рождения и до
смерти, трус рождается трусом и умирает трусом, распутник начинает очень
рано, когда сил еще нет, и не заканчивает никогда, даже когда сил уже нет,
упрямец упрямится от материнского соска и до последних принципиальных
скандалов со своей внучкой. Характер не изменяется, он приносится оттуда,
здесь определяет собой индивидуальность, и меняется уже снова там, когда
новая индивидуальность, нанизанная на него, вливается в другие