Страница:
– Простите, мадам Фоурнер, – сказал он с издевательской вежливостью. – Кстати, не пришла ли пора для моего купания?
– Не дождешься. Если у тебя хватает сил на издевки, хватит сил и на то, чтобы самому помыться.
– Я делаю поразительные успехи, – с любезной улыбкой признал Гарт. – Ваша красота творит со мной чудеса. Я нахожу сплетение ваших волос очаровательным, а как мило смотрится эта новая дырка на блузке и пятно грязи на щеке. Элиза, вы королева красоты, – с мягким смехом закончил он.
Я смотрела на него, закусив губу. Щеки мои пылали и от духоты в шалаше, и от гнева.
– Ты – свинья, – хрипло прошептала я. – Если ты хоть на мгновение поверил, что мне нравится прислуживать тебе в этой вони, грязи и слизи…
Слезы прорвались сами. Дождь стучал по парусине, но я, выскочив на свободу, даже не почувствовала ливня. Я стояла под небесными струями и плакала. Я чувствовала себя такой одинокой, такой несчастной. За минуту я вымокла до нитки. Волосы мои сосульками повисли вдоль щек, моя блузка, блузка с новой дырой, прилипла к телу.
Я не слышала, как он подошел, просто почувствовала его руку на плече.
– Пойдем, Элиза, в шалаш, – тихо сказал он. – Я не должен был тебя дразнить. Прости меня, Элиза, моя бедная маленькая дорогая Элиза.
Сердце мое отворилось. Я дала ему прижать себя и спрятала лицо у него на груди. Мы стояли под проливным дождем и обнимали друг друга, а гром катился над нашими головами, и небо метало в нас молнии.
Наконец ко мне вернулся рассудок.
– Что это ты вылез из постели? – гневно сказала я. – Ты что, хочешь убить себя, дурак несчастный? Или ты думаешь, что мне нужны твои утешения? Ничего мне от тебя не нужно!
Мы медленно пошли к шалашу. Гарт шел, чуть согнувшись, и держался за бок. В шалаше я подбросила еще полено в костер и помогла ему переодеться. Затем я пошла в свой угол и сняла мокрую одежду.
– Элиза, – сказал он тихо; я сделала вид, что не слышу. Наклонив голову, я яростно расчесывала спутанные волосы. – Элиза, – повторил он, – ложись со мной сегодня.
Я завернулась в одеяло и подошла к нему.
– Ты хочешь сказать, что замерз.
– Нет, это ты замерзла. Ты все еще дрожишь. Прошу тебя, Элиза. Только сегодня. Я не обижу тебя.
Глаза мои наполнились слезами.
– Я… я не могу, – только и могла я шепнуть.
– Только сегодня. Я больше не попрошу.
Мы больше не говорили. Я скользнула под одеяло и легла, свернувшись клубком, спиной к его груди. Все во мне натянулось, напряглось, будто кто-то стянул меня невидимой пружиной. Мне было горько, я боялась будущего, а близость с ним была приятнее всяких слов. Он уснул, обнимая меня за талию, а я все смотрела и смотрела на красные угольки и откровение, откровение куда более разрушительное, чем что-либо другое, снизошло на меня. Под стук дождя, лежа в его объятиях, я поняла, что люблю его. Я любила его, любила всегда, с самого первого взгляда и никогда не смогу полюбить другого.
Дождь перестал незадолго до рассвета. Я выскользнула из его рук, чтобы подбавить огня, а потом оделась и вышла встречать новый день.
Потом я обмывала его и меняла повязки. Когда я закончила работу, я присела на корточки и сказала:
– Послушай, Гарт. Насчет прошлой ночи. Повторений не будет. Я не хочу, чтобы ты использовал меня как лекарство от скуки. Я… Я буду спать на «Морском демоне», и пусть тебя едят пантеры. Вчера… я была не в себе. Мне нужен был кто-то и все. Но больше такого не случится. Ни здесь, ни когда мы будем в море. Я не собираюсь тебя ни умолять, ни угрожать тебе. Я просто прошу тебя дать мне слово, что ты уважаешь мои желания и будешь соблюдать дистанцию. Ты… Я думаю, что эту малость ты должен для меня сделать.
– Конечно, Элиза, как скажешь. – Гарт взял меня за руку и заглянул в глаза. На лице его появилось прежнее самодовольно-насмешливое выражение. – Вот тебе мое слово. Я буду ждать, пока ты не проявишь инициативу.
Я отдернула руку.
– Долго же тебе придется ждать, дружок. Может быть, всю жизнь.
– Я терпеливый человек, Элиза, когда знаю, что дело того стоит.
День ото дня Гарт становился сильнее. Он настоял на том, чтобы самому делать посильную работу. Через неделю после нашей высадки он уже смог пройти сто ярдов до ручья без моей помощи и вернуться обратно.
– Ну что же, я выздоровел, – поспешил заявить он. – Завтра мы снимаемся с лагеря и выходим в море.
– Не слишком ли ты торопишься?
– Я и так проторчал здесь целую вечность! Сколько прошло времени с того нападения? Почти три недели! Сейчас уже ноябрь, а у нас еще тысяча миль впереди.
– Не дури, Гарт, – свистящим шепотом сказала я. – Ты знаешь, как трудно управлять судном и в добром здравии. Ты хочешь помереть за рулем и оставить меня наедине с твоей паршивой посудиной? Нет уж, спасибо.
– Все будет со мной в порядке, – раздраженно ответил он. – Я не ребенок, Элиза. У меня и прежде были раны. Хватит нянчиться со мной. Завтра отплываем.
– Отлично, – сказала я очень спокойно. – Ты можешь уплывать, а я остаюсь. Я не поплыву с недееспособным капитаном.
– Это я-то? Ты считаешь, что я плохой капитан? Хорошо, оставайся, и пусть тебя заживо съедят аллигаторы, если прежде не заберут индейцы.
– В добрый путь! Может быть, разобрать шалаш прямо сейчас? Тебе понадобятся паруса.
– Черт с тобой, Элиза, – угрюмо буркнул он.
Я видела, как он побледнел. Мы молча стояли и смотрели туда, где ветер качал на волнах нашу шхуну. Над нашими головами летали разноцветные птички, тихо плескался океан.
– Господи, как я устал. Я ненавижу эту скуку. Я устал от безделья.
Гарт сжал руки в кулаки. Я мягко дотронулась до его руки, но Гарт отдернул руку и отошел от меня.
– Мне не нужно твое сочувствие, Элиза, как и тебе – мое.
Гарт пошел к шалашу и скрылся внутри.
Почему у нас все так получалось? Почему мы метались от жара к леденящему холоду, вместо того чтобы придерживаться комфортной середины!
Следующие четверо суток нас не выпускал из шалаша проливной дождь, сопровождаемый ураганным ветром. Гарт сказал мне, без особой, впрочем, необходимости, что зима – сезон дождей в этой части страны и что нам и так до сих пор везло с погодой.
– Никогда не видела таких дождей, – сказала я, высунув нос из шалаша. – Не представляю, как это вся здешняя земля не превратилась до сих пор в болото.
– Во Франции тоже идут дожди, – заметил Гарт.
– Ты даже не слышал, что я сказала, – раздраженно ответила я. – Да, я знаю, о погоде говорят только невежественная деревенщина и совершенно незнакомые люди.
– И к кому ты относишь себя, Элиза? – хихикнул Гарт.
– Я не деревенщина, а следовательно, остается одно – незнакомка.
– Но ты не похожа на незнакомку. Ты похожа на девушку, которую я когда-то знал. У нее была прекрасная большая грудь и колдовские черные глаза, и она бывала особенно красивой, когда сердится, впрочем, она сердилась почти все время. И у меня вошло в привычку досаждать ей постоянно, потому что такой я любил ее сильнее всего.
Сердце мое екнуло, но я устояла.
– Ну что же, тогда я не буду больше злиться, чтобы не дарить тебе лишнее удовольствие. Ты можешь дразнить меня сколько душе угодно.
– Чудесно! Больше никаких скандалов, никаких летающих предметов, никаких выскакиваний под дождь и слез в жилетку. А если еще удастся сорвать поцелуй или ущипнуть одну из этих чудных округлостей…
– Ты не посмеешь! – возмутилась я. – Ты слово дал!
Гарт от души рассмеялся.
– А ты никогда не давала опрометчивых обещаний?
Я бросила в огонь кусок дерева.
– Я презираю тебя, Гарт Мак-Клелланд, – пробормотала я. – Мне нравилось больше, когда ты был почти дохлый. Тогда по крайней мере ты был в моей власти.
– Но у тебя есть надо мной власть, Элиза, – сказал он уже другим голосом. – У тебя всегда была надо мной власть. Я только теперь начинаю это осознавать.
Кровь прихлынула к моим щекам. «Это у тебя надо мной власть, – с горечью думала я, помешивая уголья. – Это ты одним взглядом и словом можешь превратить меня в студень, а я ничего не могу с этим поделать».
– О чем будем говорить сейчас? – спросил он. – О любви?
– Не думаю, что ты или я можем что-то сказать по этому вопросу, – сухо заметила я.
– Почему нет?
– Потому что я никогда не любила, – солгала я, – а ты вообще не знаешь, как это делается.
– Разве? – удивился Гарт. – В юности у меня было несколько достаточно бурных романов. И в конечном счете я понял, что страсть – это еще не любовь, хотя любовь, как я понимаю, предполагает страсть. Однако я много не размышлял на эту тему.
– Неудивительно. Не думаю, что у тебя было достаточно времени для размышлений, – заметила я.
Гарт рассмеялся.
– Верно, Элиза! Ты права! Совсем не было, до недавнего времени. Должно быть, годы берут свое.
Я улыбнулась.
– А теперь ты решил поделиться своими наблюдениями с дилетантом? Так, месье? И что вы думаете о любви сейчас?
– Любовь капризна, непостоянна и неожиданна. Но, как и надоедливый и болезненный зуд, ее легко победить, не обращая на нее внимания. А ты, Элиза, что скажешь? Что есть, по-твоему, любовь?
Я задумчиво посмотрела на него поверх язычков пламени, лизавших кусочки отполированного морем дерева.
– Любовь?
Глубокая рана в моем сердце приоткрылась.
– Любовь – это боль, – тихо закончила я.
– Боюсь, что любовь не опишешь словами, – сказал Гарт несколькими минутами позже. – Ложись спать, Элиза. Если завтра небо прояснится, мы отплываем. Я устал от этого места.
Я не стала с ним спорить. Гарт снова становился главным в нашей команде, а я с удовольствием отдавала ему бразды правления.
На рассвете небо просветлело. Гарт оказался верен своему слову. Мы разобрали шалаш и перенесли пожитки на корабль. Остаток утра мы провели, откачивая воду из трюма и готовя к отплытию шхуну. Я сомневалась, вынесет ли Гарт все тяготы морского труда, но не стала говорить об этом вслух. Он хотел плыть дальше, и я стремилась как можно быстрее добраться до Нового Орлеана. Я ждала окончания путешествия со смешанным чувством надежды и страха. Мне было немного грустно покидать наш маленький рай. В море я не могла рассчитывать на понимание и терпимость, которыми наслаждалась здесь. Главное для Гарта – выполнить до конца миссию. И, зная его, легко предположить, что он будет срывать на ком-то раздражение, чтобы только расслабиться, а поскольку нас будет всего двое, нетрудно догадаться, что козлом отпущения предстоит стать мне.
Мы плыли уже неделю, когда мне пришло в голову заглянуть в зеркало. То, что я там увидела, заставило меня содрогнуться: блуза нараспашку, так что груди почти вываливались наружу; рукава закатаны выше локтя, как у простой работницы; бриджи вылиняли и порвались; я по-прежнему носила кинжал за поясом, будто пиратка или разбойница, а ступни мои до того огрубели, что больше походили на ноги мальчишки-юнги, чем изящной женщины.
Повинуясь внезапному порыву, я вымылась морской водой с лавандовым мылом и надела изящное зеленое платье. Я даже немного надушилась. Волосы мои были в безнадежном состоянии, безжизненные и сухие от морской воды и солнца, но я работала над ними щеткой до тех пор, пока не появился хоть блеск, потом заплела косы и закрепила их на затылке. Мелкие черные завитки выбились и темным нимбом окружили лицо. Я осталась босиком, поскольку туфельки мои безнадежно испортило море, а грубые ботинки никак не подходили к наряду.
Я покружилась по тесной каюте, представляя, что я в Париже, украшаю собой наполеоновский, нет, теперь королевский двор. Интересно, что сейчас носят в Париже? Мне так многое предстояло узнать заново. Вечера и балы, опера, театр…
– Элиза, где?..
Гарт, увидев меня, застыл на лестнице.
– Ну и ну! – присвистнул он. Брови его приподнялись на целый дюйм. Он одобрительно улыбнулся.
Внезапно я почувствовала себя ужасно глупо.
– Я… Я не могла больше на себя смотреть, – начала я, словно оправдываясь. – Мне захотелось снова почувствовать себя женщиной.
Я приподняла юбку. Ко мне вернулся былой сарказм.
– Кстати, я решила ввести в Париже новую моду. Но, как видишь, годится только для деревни, – я высунула босую ногу.
Я нервно щебетала какие-то глупости. Гарт быстро подошел ко мне и взял за руку. Я замолчала.
– Ты прелестно выглядишь, Элиза, – сказал он. – Но и в своих бриджах и блузах ты так же очаровательна. Я вижу, ножа при тебе нет. Ножи тоже вышли из моды в этом сезоне?
– Нисколько, – сказала я, улыбнувшись. – Но он мне больше не нужен, ведь у меня есть твое слово.
– А, – разочарованно протянул Гарт, – а я подумал, что ты даешь мне знак.
– Знак?
– Того, что готова освободить меня от моего обещания.
Глаза его потемнели, казались бездонными, как и окружавший нас океан.
Так легко сказать: да, я освобождаю тебя от твоего слова. Мне так хотелось вновь почувствовать себя в кольце его сильных рук, забыть про свои горести и страхи, пусть ненадолго. Но я подумала о том, что будет, когда нашему плаванию придет конец. Я расстанусь с ним навсегда, и, если сейчас я допущу эту новую близость, расставание станет для меня невыносимым. У меня под сердцем его ребенок, теперь я знала об этом точно. Любовь к нему всегда приносила мне столько горя и боли. Мне надо быть сильной, я должна удержать его на ставшем критическим расстоянии.
– Нет, – сказала я как можно беззаботнее. – Эта мысль не кажется мне привлекательной.
Он приложил мою руку к губам.
– Как хочешь. Бедная маленькая ручка. Она не рассчитана на такую работу.
– Ты предлагаешь мне уйти на покой? – спросила я.
– Я рад бы, но…
– Ты не можешь. Во-первых, я матрос, и только во-вторых, женщина. Я правильно вас поняла, сударь?
Гарт пристально взглянул мне в глаза. Я почувствовала, что краснею.
– Элиза, ты – трусиха, и ты об этом знаешь.
– Да, Гарт. Ты прав, – сказала я, сглотнув слюну. Гарт поднялся на палубу. Я сняла платье и убрала его обратно в сундук. Больше я его никогда не достану. Я натянула свои линялые бриджи и старую блузу. Шхуна качнулась. Налетел сильный ветер, возможно, и шквал. Гарту не управиться одному с парусами. На лесенке я внезапно остановилась, припомнив кое-что. Затем вернулась в каюту и пристегнула к поясу нож.
Глава 19
– Не дождешься. Если у тебя хватает сил на издевки, хватит сил и на то, чтобы самому помыться.
– Я делаю поразительные успехи, – с любезной улыбкой признал Гарт. – Ваша красота творит со мной чудеса. Я нахожу сплетение ваших волос очаровательным, а как мило смотрится эта новая дырка на блузке и пятно грязи на щеке. Элиза, вы королева красоты, – с мягким смехом закончил он.
Я смотрела на него, закусив губу. Щеки мои пылали и от духоты в шалаше, и от гнева.
– Ты – свинья, – хрипло прошептала я. – Если ты хоть на мгновение поверил, что мне нравится прислуживать тебе в этой вони, грязи и слизи…
Слезы прорвались сами. Дождь стучал по парусине, но я, выскочив на свободу, даже не почувствовала ливня. Я стояла под небесными струями и плакала. Я чувствовала себя такой одинокой, такой несчастной. За минуту я вымокла до нитки. Волосы мои сосульками повисли вдоль щек, моя блузка, блузка с новой дырой, прилипла к телу.
Я не слышала, как он подошел, просто почувствовала его руку на плече.
– Пойдем, Элиза, в шалаш, – тихо сказал он. – Я не должен был тебя дразнить. Прости меня, Элиза, моя бедная маленькая дорогая Элиза.
Сердце мое отворилось. Я дала ему прижать себя и спрятала лицо у него на груди. Мы стояли под проливным дождем и обнимали друг друга, а гром катился над нашими головами, и небо метало в нас молнии.
Наконец ко мне вернулся рассудок.
– Что это ты вылез из постели? – гневно сказала я. – Ты что, хочешь убить себя, дурак несчастный? Или ты думаешь, что мне нужны твои утешения? Ничего мне от тебя не нужно!
Мы медленно пошли к шалашу. Гарт шел, чуть согнувшись, и держался за бок. В шалаше я подбросила еще полено в костер и помогла ему переодеться. Затем я пошла в свой угол и сняла мокрую одежду.
– Элиза, – сказал он тихо; я сделала вид, что не слышу. Наклонив голову, я яростно расчесывала спутанные волосы. – Элиза, – повторил он, – ложись со мной сегодня.
Я завернулась в одеяло и подошла к нему.
– Ты хочешь сказать, что замерз.
– Нет, это ты замерзла. Ты все еще дрожишь. Прошу тебя, Элиза. Только сегодня. Я не обижу тебя.
Глаза мои наполнились слезами.
– Я… я не могу, – только и могла я шепнуть.
– Только сегодня. Я больше не попрошу.
Мы больше не говорили. Я скользнула под одеяло и легла, свернувшись клубком, спиной к его груди. Все во мне натянулось, напряглось, будто кто-то стянул меня невидимой пружиной. Мне было горько, я боялась будущего, а близость с ним была приятнее всяких слов. Он уснул, обнимая меня за талию, а я все смотрела и смотрела на красные угольки и откровение, откровение куда более разрушительное, чем что-либо другое, снизошло на меня. Под стук дождя, лежа в его объятиях, я поняла, что люблю его. Я любила его, любила всегда, с самого первого взгляда и никогда не смогу полюбить другого.
Дождь перестал незадолго до рассвета. Я выскользнула из его рук, чтобы подбавить огня, а потом оделась и вышла встречать новый день.
Потом я обмывала его и меняла повязки. Когда я закончила работу, я присела на корточки и сказала:
– Послушай, Гарт. Насчет прошлой ночи. Повторений не будет. Я не хочу, чтобы ты использовал меня как лекарство от скуки. Я… Я буду спать на «Морском демоне», и пусть тебя едят пантеры. Вчера… я была не в себе. Мне нужен был кто-то и все. Но больше такого не случится. Ни здесь, ни когда мы будем в море. Я не собираюсь тебя ни умолять, ни угрожать тебе. Я просто прошу тебя дать мне слово, что ты уважаешь мои желания и будешь соблюдать дистанцию. Ты… Я думаю, что эту малость ты должен для меня сделать.
– Конечно, Элиза, как скажешь. – Гарт взял меня за руку и заглянул в глаза. На лице его появилось прежнее самодовольно-насмешливое выражение. – Вот тебе мое слово. Я буду ждать, пока ты не проявишь инициативу.
Я отдернула руку.
– Долго же тебе придется ждать, дружок. Может быть, всю жизнь.
– Я терпеливый человек, Элиза, когда знаю, что дело того стоит.
День ото дня Гарт становился сильнее. Он настоял на том, чтобы самому делать посильную работу. Через неделю после нашей высадки он уже смог пройти сто ярдов до ручья без моей помощи и вернуться обратно.
– Ну что же, я выздоровел, – поспешил заявить он. – Завтра мы снимаемся с лагеря и выходим в море.
– Не слишком ли ты торопишься?
– Я и так проторчал здесь целую вечность! Сколько прошло времени с того нападения? Почти три недели! Сейчас уже ноябрь, а у нас еще тысяча миль впереди.
– Не дури, Гарт, – свистящим шепотом сказала я. – Ты знаешь, как трудно управлять судном и в добром здравии. Ты хочешь помереть за рулем и оставить меня наедине с твоей паршивой посудиной? Нет уж, спасибо.
– Все будет со мной в порядке, – раздраженно ответил он. – Я не ребенок, Элиза. У меня и прежде были раны. Хватит нянчиться со мной. Завтра отплываем.
– Отлично, – сказала я очень спокойно. – Ты можешь уплывать, а я остаюсь. Я не поплыву с недееспособным капитаном.
– Это я-то? Ты считаешь, что я плохой капитан? Хорошо, оставайся, и пусть тебя заживо съедят аллигаторы, если прежде не заберут индейцы.
– В добрый путь! Может быть, разобрать шалаш прямо сейчас? Тебе понадобятся паруса.
– Черт с тобой, Элиза, – угрюмо буркнул он.
Я видела, как он побледнел. Мы молча стояли и смотрели туда, где ветер качал на волнах нашу шхуну. Над нашими головами летали разноцветные птички, тихо плескался океан.
– Господи, как я устал. Я ненавижу эту скуку. Я устал от безделья.
Гарт сжал руки в кулаки. Я мягко дотронулась до его руки, но Гарт отдернул руку и отошел от меня.
– Мне не нужно твое сочувствие, Элиза, как и тебе – мое.
Гарт пошел к шалашу и скрылся внутри.
Почему у нас все так получалось? Почему мы метались от жара к леденящему холоду, вместо того чтобы придерживаться комфортной середины!
Следующие четверо суток нас не выпускал из шалаша проливной дождь, сопровождаемый ураганным ветром. Гарт сказал мне, без особой, впрочем, необходимости, что зима – сезон дождей в этой части страны и что нам и так до сих пор везло с погодой.
– Никогда не видела таких дождей, – сказала я, высунув нос из шалаша. – Не представляю, как это вся здешняя земля не превратилась до сих пор в болото.
– Во Франции тоже идут дожди, – заметил Гарт.
– Ты даже не слышал, что я сказала, – раздраженно ответила я. – Да, я знаю, о погоде говорят только невежественная деревенщина и совершенно незнакомые люди.
– И к кому ты относишь себя, Элиза? – хихикнул Гарт.
– Я не деревенщина, а следовательно, остается одно – незнакомка.
– Но ты не похожа на незнакомку. Ты похожа на девушку, которую я когда-то знал. У нее была прекрасная большая грудь и колдовские черные глаза, и она бывала особенно красивой, когда сердится, впрочем, она сердилась почти все время. И у меня вошло в привычку досаждать ей постоянно, потому что такой я любил ее сильнее всего.
Сердце мое екнуло, но я устояла.
– Ну что же, тогда я не буду больше злиться, чтобы не дарить тебе лишнее удовольствие. Ты можешь дразнить меня сколько душе угодно.
– Чудесно! Больше никаких скандалов, никаких летающих предметов, никаких выскакиваний под дождь и слез в жилетку. А если еще удастся сорвать поцелуй или ущипнуть одну из этих чудных округлостей…
– Ты не посмеешь! – возмутилась я. – Ты слово дал!
Гарт от души рассмеялся.
– А ты никогда не давала опрометчивых обещаний?
Я бросила в огонь кусок дерева.
– Я презираю тебя, Гарт Мак-Клелланд, – пробормотала я. – Мне нравилось больше, когда ты был почти дохлый. Тогда по крайней мере ты был в моей власти.
– Но у тебя есть надо мной власть, Элиза, – сказал он уже другим голосом. – У тебя всегда была надо мной власть. Я только теперь начинаю это осознавать.
Кровь прихлынула к моим щекам. «Это у тебя надо мной власть, – с горечью думала я, помешивая уголья. – Это ты одним взглядом и словом можешь превратить меня в студень, а я ничего не могу с этим поделать».
– О чем будем говорить сейчас? – спросил он. – О любви?
– Не думаю, что ты или я можем что-то сказать по этому вопросу, – сухо заметила я.
– Почему нет?
– Потому что я никогда не любила, – солгала я, – а ты вообще не знаешь, как это делается.
– Разве? – удивился Гарт. – В юности у меня было несколько достаточно бурных романов. И в конечном счете я понял, что страсть – это еще не любовь, хотя любовь, как я понимаю, предполагает страсть. Однако я много не размышлял на эту тему.
– Неудивительно. Не думаю, что у тебя было достаточно времени для размышлений, – заметила я.
Гарт рассмеялся.
– Верно, Элиза! Ты права! Совсем не было, до недавнего времени. Должно быть, годы берут свое.
Я улыбнулась.
– А теперь ты решил поделиться своими наблюдениями с дилетантом? Так, месье? И что вы думаете о любви сейчас?
– Любовь капризна, непостоянна и неожиданна. Но, как и надоедливый и болезненный зуд, ее легко победить, не обращая на нее внимания. А ты, Элиза, что скажешь? Что есть, по-твоему, любовь?
Я задумчиво посмотрела на него поверх язычков пламени, лизавших кусочки отполированного морем дерева.
– Любовь?
Глубокая рана в моем сердце приоткрылась.
– Любовь – это боль, – тихо закончила я.
– Боюсь, что любовь не опишешь словами, – сказал Гарт несколькими минутами позже. – Ложись спать, Элиза. Если завтра небо прояснится, мы отплываем. Я устал от этого места.
Я не стала с ним спорить. Гарт снова становился главным в нашей команде, а я с удовольствием отдавала ему бразды правления.
На рассвете небо просветлело. Гарт оказался верен своему слову. Мы разобрали шалаш и перенесли пожитки на корабль. Остаток утра мы провели, откачивая воду из трюма и готовя к отплытию шхуну. Я сомневалась, вынесет ли Гарт все тяготы морского труда, но не стала говорить об этом вслух. Он хотел плыть дальше, и я стремилась как можно быстрее добраться до Нового Орлеана. Я ждала окончания путешествия со смешанным чувством надежды и страха. Мне было немного грустно покидать наш маленький рай. В море я не могла рассчитывать на понимание и терпимость, которыми наслаждалась здесь. Главное для Гарта – выполнить до конца миссию. И, зная его, легко предположить, что он будет срывать на ком-то раздражение, чтобы только расслабиться, а поскольку нас будет всего двое, нетрудно догадаться, что козлом отпущения предстоит стать мне.
Мы плыли уже неделю, когда мне пришло в голову заглянуть в зеркало. То, что я там увидела, заставило меня содрогнуться: блуза нараспашку, так что груди почти вываливались наружу; рукава закатаны выше локтя, как у простой работницы; бриджи вылиняли и порвались; я по-прежнему носила кинжал за поясом, будто пиратка или разбойница, а ступни мои до того огрубели, что больше походили на ноги мальчишки-юнги, чем изящной женщины.
Повинуясь внезапному порыву, я вымылась морской водой с лавандовым мылом и надела изящное зеленое платье. Я даже немного надушилась. Волосы мои были в безнадежном состоянии, безжизненные и сухие от морской воды и солнца, но я работала над ними щеткой до тех пор, пока не появился хоть блеск, потом заплела косы и закрепила их на затылке. Мелкие черные завитки выбились и темным нимбом окружили лицо. Я осталась босиком, поскольку туфельки мои безнадежно испортило море, а грубые ботинки никак не подходили к наряду.
Я покружилась по тесной каюте, представляя, что я в Париже, украшаю собой наполеоновский, нет, теперь королевский двор. Интересно, что сейчас носят в Париже? Мне так многое предстояло узнать заново. Вечера и балы, опера, театр…
– Элиза, где?..
Гарт, увидев меня, застыл на лестнице.
– Ну и ну! – присвистнул он. Брови его приподнялись на целый дюйм. Он одобрительно улыбнулся.
Внезапно я почувствовала себя ужасно глупо.
– Я… Я не могла больше на себя смотреть, – начала я, словно оправдываясь. – Мне захотелось снова почувствовать себя женщиной.
Я приподняла юбку. Ко мне вернулся былой сарказм.
– Кстати, я решила ввести в Париже новую моду. Но, как видишь, годится только для деревни, – я высунула босую ногу.
Я нервно щебетала какие-то глупости. Гарт быстро подошел ко мне и взял за руку. Я замолчала.
– Ты прелестно выглядишь, Элиза, – сказал он. – Но и в своих бриджах и блузах ты так же очаровательна. Я вижу, ножа при тебе нет. Ножи тоже вышли из моды в этом сезоне?
– Нисколько, – сказала я, улыбнувшись. – Но он мне больше не нужен, ведь у меня есть твое слово.
– А, – разочарованно протянул Гарт, – а я подумал, что ты даешь мне знак.
– Знак?
– Того, что готова освободить меня от моего обещания.
Глаза его потемнели, казались бездонными, как и окружавший нас океан.
Так легко сказать: да, я освобождаю тебя от твоего слова. Мне так хотелось вновь почувствовать себя в кольце его сильных рук, забыть про свои горести и страхи, пусть ненадолго. Но я подумала о том, что будет, когда нашему плаванию придет конец. Я расстанусь с ним навсегда, и, если сейчас я допущу эту новую близость, расставание станет для меня невыносимым. У меня под сердцем его ребенок, теперь я знала об этом точно. Любовь к нему всегда приносила мне столько горя и боли. Мне надо быть сильной, я должна удержать его на ставшем критическим расстоянии.
– Нет, – сказала я как можно беззаботнее. – Эта мысль не кажется мне привлекательной.
Он приложил мою руку к губам.
– Как хочешь. Бедная маленькая ручка. Она не рассчитана на такую работу.
– Ты предлагаешь мне уйти на покой? – спросила я.
– Я рад бы, но…
– Ты не можешь. Во-первых, я матрос, и только во-вторых, женщина. Я правильно вас поняла, сударь?
Гарт пристально взглянул мне в глаза. Я почувствовала, что краснею.
– Элиза, ты – трусиха, и ты об этом знаешь.
– Да, Гарт. Ты прав, – сказала я, сглотнув слюну. Гарт поднялся на палубу. Я сняла платье и убрала его обратно в сундук. Больше я его никогда не достану. Я натянула свои линялые бриджи и старую блузу. Шхуна качнулась. Налетел сильный ветер, возможно, и шквал. Гарту не управиться одному с парусами. На лесенке я внезапно остановилась, припомнив кое-что. Затем вернулась в каюту и пристегнула к поясу нож.
Глава 19
БИТВА
В начале декабря 1814 года мы достигли дельты Миссисипи. С наступлением вечера мы вошли в главную протоку и сразу же наткнулись на британский военный корабль, стоявший на якоре как раз посередине. Гарт успел развернуть шхуну, пока британцы нас еще не заметили, и она скользнула в узкий боковой рукав, ведущий в залив.
– Черт, – прошипел Гарт, – теперь нам придется плыть в озеро Борн и дальше волочить шхуну по земле, но, готов поспорить, они и этот путь заблокировали.
– Нам остается одно – плыть в Баратарскую бухту. Навестим Гранд-Терру, Гарт. Жан поможет нам добраться до Нового Орлеана.
– Если он уже не помог англичанам, – проворчал Гарт.
– Он никогда так не поступит! Я знаю его, Гарт. Жан ненавидит британцев.
– Британцы наверняка поставили заслон. Нам не пробраться через пролив к бухте, мы угодим прямо в ловушку, – возразил Гарт.
– Я знаю здешние места. Мы сможем улизнуть от англичан и добраться до Гранд-Терры со стороны бухты. Точно, припоминаю. Мы сейчас находимся чуть южнее того места, где мы брали на абордаж «Мэри Роуз». Мое первое пиратское приключение. Я была так напугана!
– В пиратстве, как в любви. Первый раз обычно не самый лучший.
Через юго-западный пролив мимо Тигриного острова мы попали в бухту, к архипелагу островов, в числе которых была и Гранд-Терра. Гарт смотрел в телескоп, а я вела шхуну, осторожно лавируя между островами.
– В полумиле от острова стоят на якоре два британских судна, – объявил Гарт. – Удивляюсь, как это твой приятель не вышвырнул их из своих вод!
– Лафит что-то задумал, – уверенно возразила я. – Можешь не сомневаться, он не позволил бы им бросить якорь, если бы у него не было на то серьезных причин, мой друг.
– Полагаю, Лафит устал от постоянных стычек с Клайборном и решил, что под покровительством англичан его дела пойдут еще лучше.
– Ерунда! – возмутилась я. – Жан не предатель! Я никогда не поверю! Никогда!
Мой пафос едва ли убедил Гарта.
– Лафит приобрел преданного друга в твоем лице, Элиза, – сказал он. – Стала бы ты так же яростно защищать меня?
– Лафит ни разу меня не предал. Он никогда не принуждал меня ни к чему такому, чего бы мне не хотелось, не использовал меня, не брал силой, не грубил и не обижал. Я могу доверить ему все самое дорогое, даже свою жизнь, и я знаю, что он этого заслуживает.
– Счастливчик, – протянул Гарт и поднял к глазам бинокль.
Мы достигли северных берегов Гранд-Терры в густом тумане и почти полной темноте.
– Здесь очень мелко, – сказал Гарт. – Судно легко может сесть на мель, если не соблюдать осторожность.
Гарт измерил глубину.
– Корабль почти царапает дно. Сколько до берега?
– Не могу сказать. Сейчас так темно, что я не вижу ни одного знака, по которым можно определять расстояние.
– Ну что же, тогда настало время немного поплавать, Элиза. Будем надеяться, что аллигаторов тут нет, – сказал Гарт, засовывая за пазуху пакет с записями в водонепроницаемом мешке.
– Здесь их сотни. Почему бы тебе не отдать бумаги мне, пока ты будешь завлекать этих очаровательных животных?
Гарт засмеялся. Мы приготовились покинуть «Морского демона». Внезапно Гарт взял мою руку в свою. Впервые за эти недели он дотронулся до меня. Я не видела его лица, только слышала голос.
– Почти все позади, Элиза. Ты боишься?
Сердце мое колотилось, но не от страха.
– Нет, – спокойно сказала я и скользнула за борт.
Мы вместе выплыли на берег, и я повела Гарта к особняку Лафита. Мы шли молча и бесшумно, но, пройдя по берегу шагов двадцать, я вынуждена была остановиться, почувствовав под ребром прикосновение холодного металла.
– Стойте, если не хотите измазать своими внутренностями песок.
– Август? – спросила я, узнав голос одного из людей Жана. – Это ты?
– Мадемуазель Элиза? – удивленно протянул он. – Вот так дела! Эй, Жан-Поль, посмотри, кто к нам пожаловал! – крикнул он товарищу, пленившему Гарта. – Это мадемуазель Элиза, она вернулась домой! Что это ты, маленькая разбойница, приходишь домой как воровка? Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?
– Нет, Август, не хочу! Нам надо повидаться с Жаном, это очень, очень важно!
– Англичане взяли Новый Орлеан? – вмешался Гарт.
– Кто этот парень, – нахмурился Жан-Поль, – твой пленник?
– Нет, он… он – друг. Скажите нам, что происходит? Залив кишит британскими судами.
– Лучше вам спросить у Жана, – проворчал Август. – Он как раз сейчас принимает у себя британских военных.
– Наверное, продает им оружие, – пробормотал Гарт сквозь зубы.
– Нет! – воскликнула я. – Давайте быстрее к Жану!
Я бегом взбежала по ступеням особняка и вихрем ворвалась в дом. Лили несла в библиотеку поднос с бренди и тремя бокалами. Увидев меня, она вскрикнула и всплеснула руками. Поднос упал на пол, хрусталь разбился с печальным звоном. В следующее мгновение я упала ей на грудь. Добрая негритянка гладила меня по спине и со всхлипами причитала:
– Мисс Элиза, мисс Элиза! Не могу поверить! О, подождите, мистер Лафит должен на вас посмотреть! О, детка моя, сегодня великий день! Мы думали, ты умерла! А вот и твой парень!
Из-за закрытой двери библиотеки донесся голос Лафита.
– Думаю, мне надо посмотреть, что случилось. Так трудно в наши дни найти хороших слуг. Прошу меня простить, джентльмены.
Жан вышел в холл и закрыл за собой дверь. Увидев меня, он остолбенел. Я глупо ему улыбнулась. Он распахнул объятия, и я кинулась ему на грудь.
– Слава Богу, Элиза, – пробормотал он тихо. – Я думал…
И тут он увидел Гарта.
Жан отодвинул меня от себя и приложил к губам палец. Кивнув в сторону библиотеки, он шепотом произнес:
– Отведи Гарта наверх, Элиза. Вам надо переодеться и вымыться. Лили поможет. Торопитесь. Я за вами зайду, как только провожу гостей.
Я благодарно улыбнулась ему. Жан прижал мою руку к губам и пошел в библиотеку.
– Женщины такие впечатлительные, – донеслось из библиотеки. – Одна несчастная ящерица и…
Мы с Гартом пошли следом за Лили наверх. Негритянка продолжала что-то возбужденно бормотать себе под нос.
– Я сейчас принесу вам воды для ванны. Мигом – туда и обратно. И поесть тоже. Вы, должно быть, голодали. Мисси Лиза, на вас поглядеть, так вы будто жили в какой-то яме! Раздевайтесь пока, а я отведу этого джентльмена в спальню мистера Лафита и тоже ему все приготовлю.
Гарт зашел ко мне, когда я заканчивала свой туалет. На Гарте были серые брюки и белая рубаха с рюшами.
– Лили и вправду сумела найти вещи, которые мне впору, – сказал он. – Вот уж не ожидал.
– Лили, наверное, перерыла все склады. Кто знает, Гарт, может быть, ты сейчас одет в костюм испанского гранда или английского лорда.
Гарт растянулся в кресле.
– Ты прекрасно выглядишь, Элиза. Готов поспорить этот наряд сшит специально для тебя.
Я натянула белые атласные туфельки.
– Да, это так. Я думала, Жан все выбросил или продал.
– Как трогательно! – заметил Гарт. – Священные реликвии твоей красоты.
– Не смей издеваться, – возмутилась я. – Ты его не понимаешь! Ты никогда его не поймешь! Ты никогда не любил.
– Зачем мне сувениры? У меня есть живое сокровище.
– Что же, ненадолго, – сказала я. – Скоро мы расстанемся навсегда. То-то ты обрадуешься. Ты ведь не захочешь сохранить воспоминания о том страшном времени, когда мы были вместе?
– Ты считаешь это время ужасным? Лично я наслаждался, – протянул Гарт.
Жан, вежливо постучавшись, вошел в комнату.
– Прошу меня простить. Я не хотел бы лишать моих драгоценных гостей своего внимания. Вы ели?
– Я думаю, вам лучше рассказать нам, что здесь происходит, Лафит, – нетерпеливо сказал Гарт.
– Только после того, как накормлю вас, мой друг. Пойдемте. Я попросил Лили сервировать нам ужин в библиотеке. Тогда и расскажете о своих приключениях.
– Мы прибыли сюда не с дружеским визитом, – сказал Гарт. – Мне нужно как можно быстрее встретиться с губернатором Клайборном.
– Конечно, я понимаю.
Мужчины пристально смотрели друг на друга.
– Мы ваши пленники, мистер Лафит? – тихо спросил Гарт.
– Господи!
Жан выглядел удивленным и несколько задетым.
– Конечно, нет! Вы – мои почетные гости. Будьте как дома. Прошу вас, спустимся в библиотеку, и я вам все объясню, – сказал Жан, предлагая мне руку.
– Месье Мак-Клелланд счел тебя перебежчиком, Жан, – сообщила я. – Я не смогла убедить его в обратном.
– Только потому, что я принял у себя двух жалких красномундирников? Мои дорогие, а как по-другому я мог узнать об их планах относительно Нового Орлеана и меня лично? Пришлось притвориться, что я принимаю их предложение.
– Предложение? – заинтересовался Гарт. – Они, вероятно, предлагали продать им оружие?
– Нет, свои громадные запасы оружия и пороха я передам в дар генералу Джексону, если он, конечно, захочет принять от меня этот подарок. Эти британцы считают, что раз я француз, я должен недолюбливать американские власти за бесцеремонное вмешательство в мои дела. Они хотят, чтобы я и мои люди выступили на их стороне в войне за независимость! Пойдемте, я покажу их письма.
Мы прошли в библиотеку. Лили принесла нам дымящееся рагу из раков, горячий хлеб и холодное шампанское. За едой Гарт просмотрел письма британского командования Жану Лафиту.
– Видите, – с ухмылкой заметил Жан, – все просто: или я соглашаюсь на сотрудничество или разоряют Гранд-Терру.
– О Жан!
– Все в порядке, Элиза. Я уже сделал приготовления. Мои документы, мои рабы, самое ценное из товаров уже переправлено в надежное место. Эти джентльмены пришли сюда за ответом. Я просил отсрочки, говорил, что половина моих людей против, поскольку боятся, что после боя их закуют в кандалы и отправят на виселицу. Я сказал, что попробую переубедить их, но для этого мне нужно как минимум две недели. Меня заверили, что в случае победы, а в том, что они победят, нет никаких сомнений, всем пиратам даруется прощение.
– А вы хотите получить от Джексона еще более заманчивое предложение, – сказал Гарт.
– Вовсе нет. Мы просто готовы умереть за родину, за Америку, мы все. Однако губернатор Клайборн уже однажды отказался от моей помощи, так что я вынужден обращаться к генералу Джексону напрямую. Генерал – солдат, он выше того, чтобы сводить личные счеты в критический момент. Завтра для встречи с ним я отбываю в Новый Орлеан. Мои люди доставили мне подробные сведения о боевой мощи британцев, и даже если наш дорогой генерал не захочет воевать с нами бок о бок, он все равно должен быть благодарен за эти сведения.
– Я знала, Жан, что ты никогда не переметнешься к англичанам, – с чувством сказала я.
– Ну что же, – пожал плечами Жан. – У нас с губернатором различные взгляды на некоторые вещи, но несчастье у обоих одно и враг общий. Мы оба любим эту землю, и оба хотим быть свободными. Я не хотел бы жить в британской колонии. А сейчас настал ваш черед рассказать мне, что привело вас в сей дом ночью, накануне сражения?
– У нас есть дополнительные сведения о планах британцев и их морских силах, – сказал Гарт. – Наверное, мы слишком опоздали…
– Черт, – прошипел Гарт, – теперь нам придется плыть в озеро Борн и дальше волочить шхуну по земле, но, готов поспорить, они и этот путь заблокировали.
– Нам остается одно – плыть в Баратарскую бухту. Навестим Гранд-Терру, Гарт. Жан поможет нам добраться до Нового Орлеана.
– Если он уже не помог англичанам, – проворчал Гарт.
– Он никогда так не поступит! Я знаю его, Гарт. Жан ненавидит британцев.
– Британцы наверняка поставили заслон. Нам не пробраться через пролив к бухте, мы угодим прямо в ловушку, – возразил Гарт.
– Я знаю здешние места. Мы сможем улизнуть от англичан и добраться до Гранд-Терры со стороны бухты. Точно, припоминаю. Мы сейчас находимся чуть южнее того места, где мы брали на абордаж «Мэри Роуз». Мое первое пиратское приключение. Я была так напугана!
– В пиратстве, как в любви. Первый раз обычно не самый лучший.
Через юго-западный пролив мимо Тигриного острова мы попали в бухту, к архипелагу островов, в числе которых была и Гранд-Терра. Гарт смотрел в телескоп, а я вела шхуну, осторожно лавируя между островами.
– В полумиле от острова стоят на якоре два британских судна, – объявил Гарт. – Удивляюсь, как это твой приятель не вышвырнул их из своих вод!
– Лафит что-то задумал, – уверенно возразила я. – Можешь не сомневаться, он не позволил бы им бросить якорь, если бы у него не было на то серьезных причин, мой друг.
– Полагаю, Лафит устал от постоянных стычек с Клайборном и решил, что под покровительством англичан его дела пойдут еще лучше.
– Ерунда! – возмутилась я. – Жан не предатель! Я никогда не поверю! Никогда!
Мой пафос едва ли убедил Гарта.
– Лафит приобрел преданного друга в твоем лице, Элиза, – сказал он. – Стала бы ты так же яростно защищать меня?
– Лафит ни разу меня не предал. Он никогда не принуждал меня ни к чему такому, чего бы мне не хотелось, не использовал меня, не брал силой, не грубил и не обижал. Я могу доверить ему все самое дорогое, даже свою жизнь, и я знаю, что он этого заслуживает.
– Счастливчик, – протянул Гарт и поднял к глазам бинокль.
Мы достигли северных берегов Гранд-Терры в густом тумане и почти полной темноте.
– Здесь очень мелко, – сказал Гарт. – Судно легко может сесть на мель, если не соблюдать осторожность.
Гарт измерил глубину.
– Корабль почти царапает дно. Сколько до берега?
– Не могу сказать. Сейчас так темно, что я не вижу ни одного знака, по которым можно определять расстояние.
– Ну что же, тогда настало время немного поплавать, Элиза. Будем надеяться, что аллигаторов тут нет, – сказал Гарт, засовывая за пазуху пакет с записями в водонепроницаемом мешке.
– Здесь их сотни. Почему бы тебе не отдать бумаги мне, пока ты будешь завлекать этих очаровательных животных?
Гарт засмеялся. Мы приготовились покинуть «Морского демона». Внезапно Гарт взял мою руку в свою. Впервые за эти недели он дотронулся до меня. Я не видела его лица, только слышала голос.
– Почти все позади, Элиза. Ты боишься?
Сердце мое колотилось, но не от страха.
– Нет, – спокойно сказала я и скользнула за борт.
Мы вместе выплыли на берег, и я повела Гарта к особняку Лафита. Мы шли молча и бесшумно, но, пройдя по берегу шагов двадцать, я вынуждена была остановиться, почувствовав под ребром прикосновение холодного металла.
– Стойте, если не хотите измазать своими внутренностями песок.
– Август? – спросила я, узнав голос одного из людей Жана. – Это ты?
– Мадемуазель Элиза? – удивленно протянул он. – Вот так дела! Эй, Жан-Поль, посмотри, кто к нам пожаловал! – крикнул он товарищу, пленившему Гарта. – Это мадемуазель Элиза, она вернулась домой! Что это ты, маленькая разбойница, приходишь домой как воровка? Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?
– Нет, Август, не хочу! Нам надо повидаться с Жаном, это очень, очень важно!
– Англичане взяли Новый Орлеан? – вмешался Гарт.
– Кто этот парень, – нахмурился Жан-Поль, – твой пленник?
– Нет, он… он – друг. Скажите нам, что происходит? Залив кишит британскими судами.
– Лучше вам спросить у Жана, – проворчал Август. – Он как раз сейчас принимает у себя британских военных.
– Наверное, продает им оружие, – пробормотал Гарт сквозь зубы.
– Нет! – воскликнула я. – Давайте быстрее к Жану!
Я бегом взбежала по ступеням особняка и вихрем ворвалась в дом. Лили несла в библиотеку поднос с бренди и тремя бокалами. Увидев меня, она вскрикнула и всплеснула руками. Поднос упал на пол, хрусталь разбился с печальным звоном. В следующее мгновение я упала ей на грудь. Добрая негритянка гладила меня по спине и со всхлипами причитала:
– Мисс Элиза, мисс Элиза! Не могу поверить! О, подождите, мистер Лафит должен на вас посмотреть! О, детка моя, сегодня великий день! Мы думали, ты умерла! А вот и твой парень!
Из-за закрытой двери библиотеки донесся голос Лафита.
– Думаю, мне надо посмотреть, что случилось. Так трудно в наши дни найти хороших слуг. Прошу меня простить, джентльмены.
Жан вышел в холл и закрыл за собой дверь. Увидев меня, он остолбенел. Я глупо ему улыбнулась. Он распахнул объятия, и я кинулась ему на грудь.
– Слава Богу, Элиза, – пробормотал он тихо. – Я думал…
И тут он увидел Гарта.
Жан отодвинул меня от себя и приложил к губам палец. Кивнув в сторону библиотеки, он шепотом произнес:
– Отведи Гарта наверх, Элиза. Вам надо переодеться и вымыться. Лили поможет. Торопитесь. Я за вами зайду, как только провожу гостей.
Я благодарно улыбнулась ему. Жан прижал мою руку к губам и пошел в библиотеку.
– Женщины такие впечатлительные, – донеслось из библиотеки. – Одна несчастная ящерица и…
Мы с Гартом пошли следом за Лили наверх. Негритянка продолжала что-то возбужденно бормотать себе под нос.
– Я сейчас принесу вам воды для ванны. Мигом – туда и обратно. И поесть тоже. Вы, должно быть, голодали. Мисси Лиза, на вас поглядеть, так вы будто жили в какой-то яме! Раздевайтесь пока, а я отведу этого джентльмена в спальню мистера Лафита и тоже ему все приготовлю.
Гарт зашел ко мне, когда я заканчивала свой туалет. На Гарте были серые брюки и белая рубаха с рюшами.
– Лили и вправду сумела найти вещи, которые мне впору, – сказал он. – Вот уж не ожидал.
– Лили, наверное, перерыла все склады. Кто знает, Гарт, может быть, ты сейчас одет в костюм испанского гранда или английского лорда.
Гарт растянулся в кресле.
– Ты прекрасно выглядишь, Элиза. Готов поспорить этот наряд сшит специально для тебя.
Я натянула белые атласные туфельки.
– Да, это так. Я думала, Жан все выбросил или продал.
– Как трогательно! – заметил Гарт. – Священные реликвии твоей красоты.
– Не смей издеваться, – возмутилась я. – Ты его не понимаешь! Ты никогда его не поймешь! Ты никогда не любил.
– Зачем мне сувениры? У меня есть живое сокровище.
– Что же, ненадолго, – сказала я. – Скоро мы расстанемся навсегда. То-то ты обрадуешься. Ты ведь не захочешь сохранить воспоминания о том страшном времени, когда мы были вместе?
– Ты считаешь это время ужасным? Лично я наслаждался, – протянул Гарт.
Жан, вежливо постучавшись, вошел в комнату.
– Прошу меня простить. Я не хотел бы лишать моих драгоценных гостей своего внимания. Вы ели?
– Я думаю, вам лучше рассказать нам, что здесь происходит, Лафит, – нетерпеливо сказал Гарт.
– Только после того, как накормлю вас, мой друг. Пойдемте. Я попросил Лили сервировать нам ужин в библиотеке. Тогда и расскажете о своих приключениях.
– Мы прибыли сюда не с дружеским визитом, – сказал Гарт. – Мне нужно как можно быстрее встретиться с губернатором Клайборном.
– Конечно, я понимаю.
Мужчины пристально смотрели друг на друга.
– Мы ваши пленники, мистер Лафит? – тихо спросил Гарт.
– Господи!
Жан выглядел удивленным и несколько задетым.
– Конечно, нет! Вы – мои почетные гости. Будьте как дома. Прошу вас, спустимся в библиотеку, и я вам все объясню, – сказал Жан, предлагая мне руку.
– Месье Мак-Клелланд счел тебя перебежчиком, Жан, – сообщила я. – Я не смогла убедить его в обратном.
– Только потому, что я принял у себя двух жалких красномундирников? Мои дорогие, а как по-другому я мог узнать об их планах относительно Нового Орлеана и меня лично? Пришлось притвориться, что я принимаю их предложение.
– Предложение? – заинтересовался Гарт. – Они, вероятно, предлагали продать им оружие?
– Нет, свои громадные запасы оружия и пороха я передам в дар генералу Джексону, если он, конечно, захочет принять от меня этот подарок. Эти британцы считают, что раз я француз, я должен недолюбливать американские власти за бесцеремонное вмешательство в мои дела. Они хотят, чтобы я и мои люди выступили на их стороне в войне за независимость! Пойдемте, я покажу их письма.
Мы прошли в библиотеку. Лили принесла нам дымящееся рагу из раков, горячий хлеб и холодное шампанское. За едой Гарт просмотрел письма британского командования Жану Лафиту.
– Видите, – с ухмылкой заметил Жан, – все просто: или я соглашаюсь на сотрудничество или разоряют Гранд-Терру.
– О Жан!
– Все в порядке, Элиза. Я уже сделал приготовления. Мои документы, мои рабы, самое ценное из товаров уже переправлено в надежное место. Эти джентльмены пришли сюда за ответом. Я просил отсрочки, говорил, что половина моих людей против, поскольку боятся, что после боя их закуют в кандалы и отправят на виселицу. Я сказал, что попробую переубедить их, но для этого мне нужно как минимум две недели. Меня заверили, что в случае победы, а в том, что они победят, нет никаких сомнений, всем пиратам даруется прощение.
– А вы хотите получить от Джексона еще более заманчивое предложение, – сказал Гарт.
– Вовсе нет. Мы просто готовы умереть за родину, за Америку, мы все. Однако губернатор Клайборн уже однажды отказался от моей помощи, так что я вынужден обращаться к генералу Джексону напрямую. Генерал – солдат, он выше того, чтобы сводить личные счеты в критический момент. Завтра для встречи с ним я отбываю в Новый Орлеан. Мои люди доставили мне подробные сведения о боевой мощи британцев, и даже если наш дорогой генерал не захочет воевать с нами бок о бок, он все равно должен быть благодарен за эти сведения.
– Я знала, Жан, что ты никогда не переметнешься к англичанам, – с чувством сказала я.
– Ну что же, – пожал плечами Жан. – У нас с губернатором различные взгляды на некоторые вещи, но несчастье у обоих одно и враг общий. Мы оба любим эту землю, и оба хотим быть свободными. Я не хотел бы жить в британской колонии. А сейчас настал ваш черед рассказать мне, что привело вас в сей дом ночью, накануне сражения?
– У нас есть дополнительные сведения о планах британцев и их морских силах, – сказал Гарт. – Наверное, мы слишком опоздали…