вода?
У мамы в глазах блестят слезы.
- Виктор? - говорит она.
Она откашливается, прочищая горло. Смотрит на Денни и говорит:
- Ты пришел.
Денни продолжает сосредоточенно разбирать кусочки головоломки,
отодвигая в сторонку те, которые с ровными краями. На его бритом черепе
остались мелкие катышки красного пуха от фланелевой рубашки.
И мама тянется через стол и берет Денни за руку своей старой иссохшей
рукой.
- Я так рада, что ты пришел, - говорит она. - Как ты живешь? Я так
давно тебя не видела. - Одинокая слезинка стекает по морщинам на щеке к
уголку рта.
- Господи, - говорит Денни и убирает руку. - Миссис Манчини, у вас руки
прямо ледяные.
И мама говорит:
- Прости.
Пахнет какой-то общепитовской едой, то ли тушеной капустой, то ли
пригорелой фасолью.
Я просто стою и молчу.
Денни собирает один уголок картинки. Он говорит, обращаясь ко мне:
- А когда ты меня познакомишь с этой прелестной докторшей?
И мама говорит:
- Ты ведь еще не уходишь? - Она смотрит на Денни. Ее глаза влажны от
слез, брови сходятся на переносице. Она говорит: - Я так по тебе скучала.
И Денни говорит:
- Во, один угол есть!
Мама тянется через стол и снимает катышек красного пуха с макушки
Денни. И я говорю:
- Прошу прощения, миссис Манчини, но вы, кажется, собирались сказать
что-то важное вашему сыну?
Мама смотрит на меня, потом - на Денни.
- Можешь побыть еще, Виктор? - говорит она. - Нам надо поговорить. Мне
надо столько всего тебе рассказать.
- Ну так рассказывайте, - говорю я.
Денни говорит:
- Кажется, это глаз. - Он говорит: - Это что, чей-то портрет?
Мама протягивает мне дрожащую руку и говорит:
- Фред, нам с сыном надо поговорить. Это семейное дело. Вы пока
где-нибудь погуляйте. Телевизор посмотрите.
И я говорю:
- Но...
Но мама меня прерывает:
- Идите. Денни говорит:
- Вот еще один угол. - Он отбирает все чисто-синие кусочки и
откладывает их в сторонку. Они все одной формы - как бы оплавленные кресты.
Расплывшаяся свастика.
Мама говорит, не глядя на меня:
- Может быть, вы пока делом займетесь. Еще кого-нибудь защитите. - Она
смотрит на Денни и говорит: - Виктор вас позовет, когда мы закончим.
Я выхожу в коридор. Она провожает меня глазами. Потом что-то говорит
Денни, но мне не слышно, что именно. Она тянется через стол дрожащей рукой и
прикасается к бритому черепу Денни, отливающему синевой. Рукав маминой
пижамы слегка задирается. Кожа у нее на запястье жилистая и
светло-коричневая, как шейка вареной индейки.
Денни отстраняется от ее руки, не поднимая глаз от
картинки-головоломки.
Я чувствую запах мокрых подгузников и слышу голос. Скрипучий старческий
голос у меня за спиной:
- Это ты бросил в лужу мой букварь. Во втором классе. Не отрывая
взгляда от мамы, пытаясь читать по губам, я говорю:
- Да, наверное.
- Хотя бы честно признался, - говорит старческий голос. Высохшая
старческая рука, похожая на сморщенный гриб, легонько касается моей руки. -
Пойдем со мной, - говорит старушка. - Доктор Маршалл хочет с тобой
поговорить.
Я смотрю на старушку. На ней - красная клетчатая рубашка Денни.
Пейдж Маршал запрокидывает голову и указывает на высокий бежевый свод:
- Раньше там были ангелы, - говорит она. - Очень красивые ангелы. С
голубыми крыльями и золотыми нимбами. Причем это была настоящая позолота.
Старушка привела меня в часовню при больнице Святого Антония. То есть
это когда-то была часовня - когда здесь был монастырь. А теперь это просто
большая пустая комната. Одна стена представляет собой здоровенный витраж,
раскрашенный всеми оттенками золотого. На стене напротив - огромное
деревянное распятие, и ничего больше. Пейдж Маршалл стоит точно посередине
между распятием и золотым витражом. Ее белый халат тоже кажется золотым.
Черные волосы собраны в пучок на затылке. Очки в черной оправе. Она вся -
черная и золотая.
- Согласно одному из декретов Второго Ватиканского Собора, - говорит
она, - церковные фрески закрасили. Убрали почти все статуи. Все символы
веры. Их просто убрали.
Она смотрит на меня.
Старушка ушла. Дверь часовни тихонько закрылась у меня за спиной.
- Странно, - говорит Пейдж, - если мы чего-то не понимаем, нас это
бесит. Если мы не в состоянии что-то понять или объяснить, мы это отрицаем.
Она говорит:
- Я придумала, как спасти вашу маму. - Она говорит: - Но вы, может
быть, не одобрите этот способ.
Пейдж Маршал начинает расстегивать свой халат.
- Может быть, вы сочтете его отвратительным, - говорит она.
Она распахивает халат.
Под халатом она абсолютно голая. У нее белая кожа - везде. Точно такая
же, как за ушами. Она вся голая, белая - и стоит в трех шагах от меня. Так
близко. Она сбрасывает халат с плеч, так что теперь он держится лишь на
локтях. Руки пока еще в рукавах.
Этот тугой и пушистый сумрак. Все на свете отдашь, лишь бы туда
забраться.
- Но по-другому - никак, - говорит она.
Она делает шаг ко мне. Она так и не сняла очки. На ногах у нее - белые
туфли, только здесь они кажутся золотыми.
Я был прав насчет ее ушей. Сходство действительно поразительное. Еще
одно отверстие на теле, скрытое нежными складками кожи. В обрамлении мягких
волос.
- Если вы любите свою маму, - говорит она, - если вы хотите, чтобы она
жила, мы должны это сделать
Как?
- Сейчас самое время, - говорит она. - У меня такая густая слизь, что в
ней ложка стоит.
Здесь?
- Я не смогу с вами встретиться где-то еще, - говорит она.
У нее нет обручального кольца. Я спрашиваю: вы замужем?
- А для вас это принципиально? - спрашивает она. Она совсем-совсем
близко. Протяни только руку. Тонкая талия, мягкий изгиб бедер. Темные соски.
И горячее потайное местечко - протяни только руку.
Я говорю:
- Нет, не принципиально.
Она расстегивает на мне рубашку. Потом запускает обе руки мне под
рубашку и сбрасывает ее с плеч, так что теперь она держится лишь на локтях.
Мои руки пока еще в рукавах.
- Просто чтобы вы знали, - говорю я, - поскольку вы - врач, и все
такое. - Я говорю: - Я - секс-зависимый и сейчас прохожу курс лечения.
Она расстегивает ремень у меня на брюках. Она говорит:
- Тогда просто делайте то, что для вас естественно. От нее пахнет не
розами, не лимоном, не хвоей. От нее пахнет даже не кожей.
От нее пахнет интимной влагой.
- Вы не понимаете, - говорю я. - Я уже почти двое суток воздерживаюсь.
В золотом свете она кажется такой теплой. Но у меня все равно такое
ощущение, что, если я сейчас ее поцелую, мои губы примерзнут - как к металлу
на морозе. Чтобы слегка успокоиться, я думаю про раковую опухоль. Про
импетиго, вызванное бактериальным заражением кожи. Про язву роговицы. Она
шепчет мне на ухо:
- Это просто замечательно. У вас есть сила воли. Но может быть, вы
прервете на день курс лечения, а завтра продолжите...
Она стягивает с меня брюки. Она говорит:
- Мне нужно, чтобы вы в меня поверили, - и обнимает меня.
Ее руки - гладкие и прохладные.
Если вы находитесь в холле большого отеля и вдруг в динамиках начинает
играть «Вальс Голубого Дуная», бегите на улицу. Не раздумывая.
Бросайте все и бегите.
Сейчас никто ничего не говорит прямо.
Все зашифровано.
Если вы находитесь в больнице и по радио вдруг объявляют, что сестру
Фламинго просят пройти в онкологическое отделение, не ходите туда. Не надо.
Никакой сестры Фламинго не существует. И доктора Блейза тоже не существует.
«Вальс Голубого Дуная» в отеле означает, что начинается
полная эвакуация здания.
Сестра Фламинго в большинстве больниц означает пожар. Доктор Блейз
означает пожар. Доктор Грин - самоубийство. Доктор Блу - кто-то из пациентов
умер.
Обо всем этом маленький глупенький мальчик узнал от мамы.
У нее уже тогда начинались проблемы с головой.
Однажды, когда он сидел на уроке в школе, в класс заглянула девушка из
школьного секретариата и сказала ему, что звонил зубной врач и сказал, что
сегодня не сможет его принять. Через минуту он поднял руку и сказал, что ему
надо выйти в уборную. Он не записывался на "сегодня к зубному врачу. Да,
кто-то позвонил в школу и представился работником стоматологической
поликлиники, но это был просто новый закодированный сигнал. Он вышел на
улицу через столовую, и там его ждала мама. В золотистой машине.
Это было, когда мама вернулась за ним во второй раз.
Она опустила стекло и сказала:
- Ты знаешь, почему мама на этот раз попала в тюрьму?
- Потому что поменяла местами бутылочки с краской? - сказал он.
Смотри также: злоумышленное причинение вреда имуществу.
Смотри также: угроза физическим насилием.
Она открывает ему пассажирскую дверцу. Она говорит и говорит. И будет
так говорить - не умолкая - на протяжении нескольких дней.
Если ты сидишь в «Хард-рок кафе», говорит она, и по радио
вдруг объявляют, что «Элвис покинул помещение», это значит, что
всем официантам надо срочно собраться на кухне, где им скажут, каких блюд
больше нет в меню.
Когда людям не хочется говорить правду, они изобретают всякие тайные
шифры.
В театре на Бродвее объявление «Элвис покинул помещение»
означает пожар.
В большом магазине, когда объявляют, что мистера Кэша просят подойти к
кассе, это значит, что кассир вызывает охранника. Когда объявляют, что
миссис Фрей ждет своего мужа в отделе женской одежды, это значит, что в том
отделе замечен вор. Иногда вместо миссис Фрей называют Шейлу. «Шейла,
пройдите в такой-то отдел» означает, что в таком-то отделе замечен
вор. Мистер Кэш, Шейла и сестра Фламинго - это всегда означает плохие
новости.
Мама выключает мотор и сидит, вцепившись одной рукой в руль. Свободной
рукой она щелкает пальцами - чтобы мальчик ей повторял про тайные коды. У
нее в носу - корка запекшейся крови. Весь пол в машине усыпан бумажными
салфетками, испачканными в крови. Даже на приборной доске - засохшая кровь.
И еще - на лобовом стекле. Это мама чихнула.
- В школе вас этому не научат. В школе вообще не учат ничему полезному,
- говорит мама. - А это когда-нибудь спасет тебе жизнь.
Она щелкает пальцами:
- Мистер Амон Силвестири. Если его вызывают, что надо делать?
В некоторых аэропортах это значит - террорист с бомбой. «Мистер
Амон Силвестири, вас ожидают на выходе номер десять в зале отлета, секция
D» означает, что у выхода номер десять в зале отлета, секция D,
собирается оперативная группа.
Миссис Памела Ренк-Менса означает террориста в аэропорту, но без бомбы,
а только с оружием.
«Мистер Бернар Уэллис, вас ожидают на выходе 16, секция F»
означает, что на выходе 16, секция F, террорист захватил заложника.
Мама ставит машину на ручной тормоз и щелкает пальцами:
- А теперь быстро. Мисс Террилин Мейфилд?
- Нервно-паралитический газ? - говорит мальчик. Мама качает головой.
- Не подсказывай, - говорит мальчик. - Бешеная собака?
Мама качает головой.
Они стоят в пробке. Машины - со всех сторон. Над шоссе кружат
вертолеты.
Мальчик хлопает себя по лбу и говорит:
- Огнемет? Мама говорит:
- Ты даже и не стараешься вспомнить, просто наугад тыкаешь. Дать
подсказку?
- Наркотики? - говорит мальчик и добавляет: - Да, наверное, лучше
подсказку.
И мама говорит:
- Мисс Террилин Мейфилд... коровы и лошади. И мальчик кричит:
- Сибирская язва! - Он бьет себя кулаком по лбу. - Сибирская язва.
Сибирская язва. - Он бьет себя кулаком по лбу и говорит: - Как же я мог
забыть?!
Мама треплет его по волосам и говорит:
- У тебя все равно хорошо получается. Запомни хотя бы половину - и ты
переживешь многих.
Куда бы они ни поехали, мама везде найдет пробку. Она слушает радио -
сообщения о пробках. Куда лучше не ехать. И едет туда. Каждый раз. Она
специально находит аварии и разводные мосты. Она не любит быстрой езды, но
ей надо создать иллюзию бурной деятельности. В пробке можно просто стоять -
и это не твоя вина.
Когда они заперты в пробке, они в безопасности. Здесь до них не
доберутся. Мама говорит:
- Ладно, теперь совсем легкое. - Она закрывает глаза и улыбается. - Что
означает, когда в супермаркете просят принести мелочь на пятую кассу.
Они оба - в той же одежде, в которой были, когда мама забрала его из
школы. Каждый вечер, когда они останавливаются в мотеле, он ложится в
кровать, а мама щелкает пальцами, чтобы он отдал ей свои брюки, рубашку,
носки и трусы. Он снимает их под одеялом и отдает ей. Утром она возвращает
ему одежду, и иногда одежда бывает постирана.
Когда кассир просит принести мелочь, говорит мальчик, это означает, что
у кассы стоит очень красивая женщина, на которую стоит взглянуть.
- Ну, это еще не все, - говорит мама. - Но, в общем, правильно.
Иногда мама засыпает, привалившись плечом к дверце, и все остальные
машины объезжают их справа и слева. Если мотор включен, иногда на приборной
доске зажигаются какие-то красные лампочки, но мальчик не знает, что они
означают. Иногда из-под капота начинает валить дым и мотор выключается сам
собой. Машины сзади начинают бибикать. По радио передают сообщение об
очередной пробке - на центральной полосе такого-то шоссе сломалась машина и
перекрыла движение.
Глупый маленький мальчик думал, что это и есть - быть знаменитым. Когда
все на тебя смотрят, все тебе бибикают. Когда о тебе говорят по радио. Пока
мама не просыпалась, мальчик просто сидел и махал в окно. Он думал про
толстого Тарзана и обезьяну с каштанами. Он думал о том, как Тарзан
улыбался. О том, что унижение есть унижение, только если ты сам выбираешь,
что будешь страдать.
И он улыбался рассерженным людям, которые проезжали мимо.
И посылал им воздушные поцелуи.
А потом мимо проехал большой грузовик и посигналил, и мама вздрогнула и
проснулась. Она долго - почти минуту - смотрелась в зеркало заднего вида и
поправляла прическу. Потом достала из сумки белую пластмассовую трубочку,
засунула ее в одну ноздрю и глубоко вдохнула. Потом прищурилась и посмотрела
на мальчика. Потом - на приборную доску, где мигали красные лампочки.
Белая трубочка была меньше губной помады. На одном конце трубочки была
дырочка, чтобы через нее вдыхать. Внутри был какой-то бальзам. Когда мама
вынимала трубочку из носа, на белой пластмассе всегда оставалась кровь.
- Ты сейчас в каком классе? - спросила она. - В первом? Во втором?
В пятом, ответил мальчик.
- И твой мозг сейчас весит три фунта? Или четыре? В школе у него были
одни пятерки.
- То есть тебе сейчас сколько? Семь лет? Девять.
- Ладно, Эйнштейн, все, что тебе говорили эти твои приемные родители, -
говорит мама, - можешь об этом забыть.
Она говорит:
- Эти приемные мамы-папы, они понятия не имеют, что важно, а что не
важно.
Прямо над ними завис вертолет, и мальчик слегка подается вперед, так
чтобы смотреть на него сквозь синее напыление сверху лобового стекла.
По радио передают, что на таком-то шоссе, на центральной полосе
сломался «плимут-дастер» золотистого цвета. Кажется, у него
перегрелся мотор.
- И черт с ней, с историей. Гораздо важнее знать всех этих вымышленных
людей, - говорит мама.
Мисс Пеппер Халиванд - это вирус Эбола. Мистер Тернер Андерсон - это
кого-то стошнило.
По радио передают, что на место поломки уже отправилась спасательная
бригада - чтобы убрать с шоссе сломанную машину.
- Все, чему вас учат в школе, вся эта алгебра и экономика - можешь про
это забыть, - говорит мама. - Никому это не нужно. Вот, например, ты знаешь,
как вычислить площадь равностороннего треугольника, - и чем тебе это
поможет, когда в тебя будет стрелять какой-нибудь террорист? Правильно.
Ничем не поможет.
Другие машины объезжают их справа и слева и уносятся вперед.
- Я хочу, чтобы ты знал по-настоящему важные вещи, - говорит мама. - А
не то, чему тебя учат другие, потому что считают, что тебе это нужно.
И мальчик спрашивает: - Типа?
- Типа когда ты думаешь про свое будущее, - ГОВОРИТ мама и прикрывает
рукой глаза, - на самом деле ты Думаешь про ближайшие два-три года.
И еще она говорит:
- А когда тебе исполняется тридцать, ты понимаешь, что главный твой
враг - это ты сам.
И еще:
- Век Просвещения благополучно закончился. Мы живем в век
Беспросветного Невежества.
По радио передают, что полицию уже известили о машине, сломавшейся на
шоссе. Мама добавляет громкости.
- Черт, - говорит она, - скажи мне, что это не мы.
- Они говорили про «гошмут-дастер» золотистого цвета, -
говорит мальчик. - А это наша машина.
И мама говорит:
- Вот оно, лишнее подтверждение тому, как мало ты знаешь.
Она открывает дверцу со своей стороны и говорит, чтобы он выходил из
машины. С ее стороны. Она смотрит на автомобили, которые проезжают мимо.
- Это не наша машина, - говорит она.
По радио передают, что водитель и пассажиры, похоже, решили оставить
машину прямо на шоссе. Мама протягивает ему руку.
- И я не твоя мама, - говорит она. - Все не так, как ты думаешь. - У
нее под ногтями - засохшая кровь из носа.
Радио надрывается в пустой машине. Женщина, что была за рулем
золотистого «дастера», и ребенок теперь представляют опасность
сами по себе - они бросают машину и пытаются перейти через четыре полосы
скоростного шоссе с интенсивным движением.
Мама говорит:
- Я так понимаю, у нас впереди целый месяц веселья и приключений. Пока
у меня не закончатся сроки действия кредитных карточек.
Она говорит:
- У нас впереди целый месяц, если, конечно, нас не поймают раньше.
Машины бибикают и едва уклоняются от столкновения. В брошенном
золотистом «дастере» надрывается радио. Вертолет опускается
ниже.
И мама говорит:
- А теперь - как с «Вальсом Голубого Дуная». Держи меня за
руку. Крепко-крепко. - Она говорит: - И не раздумывай ни о чем. Просто беги.
Следующая пациентка - женщина лет двадцати девяти, с большой родинкой
на внутренней стороне бедра, и эта родинка мне не нравится. При таком свете
трудно понять, что именно с ней не так, но она слишком большая,
асимметричная, и отливает синим. Края неровные. Кожа вокруг воспалена - как
будто расчесана.
Я спрашиваю у нее, не чешется ли родинка.
Я спрашиваю, не было ли у нее в роду случаев рака кожи.
Денни сидит рядом со мной за столом. Перед ним - большой желтый альбом.
Он достает зажигалку и держит над пламенем пробку от винной бутылки. Один
конец пробки уже почернел. Денни говорит:
- Слушай, друг, ты какой-то сегодня злой. Нет, серьезно. - Он говорит:
- Ты что, все же сорвался?
Он говорит:
- Ты всегда, после того как кому-нибудь вставишь, ходишь злой на весь
мир.
Пациентка падает на колени, широко разведя ноги. Она подается вперед и
начинает качаться, изображая движения полового акта. Ее плечи, грудь и лобок
- все напоказ. Все - для нас с Денни.
Вот симптомы злокачественной меланомы:
Форма асимметричная.
Края неровные.
Необычный цвет.
Диаметр больше шести миллиметров.
Лобок у нее чисто выбрит. Она вся загорелая, гладкая и блестящая - даже
не женщина, а совершеннейшее из устройств, куда можно засунуть кредитную
карточку. Она демонстрирует нам себя как бы в замедленной съемке. Ее
движения - плавные, словно волны. В этом приглушенном красно-черном свете
она кажется красивей, чем на самом деле. Красный свет сглаживает все изъяны
кожи: шрамы и синяки, прыщи и растяжки. Белки глаз и зубы кажутся
ослепительно белыми в черном свете.
Красота произведения искусства заключается не столько в самом
произведении, сколько во вспомогательном оформлении.
При таком освещении даже Денни выглядит цветущим. Его альбом так и
светится желтым. Он закусывает губу. Смотрит на пациентку, потом - на свои
зарисовки, потом - снова на пациентку.
Она раскачивается перед нами и кричит, стараясь перекричать музыку:
- Что?!
Она вроде бы натуральная блондинка. Повышенная группа риска. И я задаю
ей такой вопрос: не было ли у нее в последнее время резкой и необъяснимой
потери веса?
Не глядя на меня, Денни говорит:
- Знаешь, друг, во сколько бы мне обошлась настоящая натурщица?
И я говорю ему:
- Не забудь зарисовать ее вросшие волоски.
Я спрашиваю пациентку, не было ли у нее в последнее время сбоев в
менструальном цикле или проблем со стулом.
Она стоит на коленях прямо перед нами. Она раскрывается перед нами,
удерживая складки плоти двумя пальцами с угольно-черными ногтями. Она
смотрит на нас сверху вниз и говорит:
- Что?!
Рак кожи, кричу я ей, самое распространенное онкологическое заболевание
у женщин в возрасте от двадцати девяти до тридцати четырех лет.
Я кричу:
- Мне надо пощупать ваши лимфоузлы. И Денни говорит:
- Друг, так ты хочешь знать или нет, что сказала мне твоя мама?
Я кричу:
- Мне надо пощупать вашу селезенку.
Денни делает быстрые наброски жженой пробкой. Он говорит:
- Или тебе вдруг стало стыдно?
Блондинка отклоняется назад и ложится на пол. Она возбуждает себе
соски. Указательным и большим пальцем. Она смотрит на нас, облизывает губы и
говорит:
- Дайкири. - Она говорит: - Меня зовут Черри Дайкири. Меня нельзя
трогать руками. Кстати, а где эта родинка, о которой вы говорили?
Самый легкий способ запомнить, о чем надо спрашивать пациента при
первом осмотре - ЖАБА курит дурь и принимает антидепрессанты. Называется
мнемоника. ЖАБА означает:
Жалобы общие.
Аллергия.
Болезни - с детства по настоящее время (также болезни у кровных
родственников.)
Алкоголь.
«Курит» - понятное дело, курение.
«Дурь» - потребляет ли пациент наркотики.
«Принимает антидепрессанты» - какие лекарства принимает
сейчас пациент, и не было ли у него в последнее время каких-нибудь стрессов
и неприятностей.
Без мнемоники в медицине вообще никуда.
Предыдущая пациентка - тоже блондинка, но с грудью побольше и попышнее
- курила сигарету. Так нужно было для номера. Поэтому у нее я спросил, не
испытывает ли она постоянных ноющих болей в спине или внизу живота. И как у
нее с аппетитом - нормально? И нет ли общего недомогания и слабости? Если
она зарабатывает себе на жизнь вот таким вот образом, то ей лучше
подстраховаться и хотя бы раз в месяц сдавать мазок.
- То есть если вы курите больше пачки в день, - сказал я. - То есть
теми губами.
А вообще я бы рекомендовал конизацию.
Пациентка встает на четвереньки и вертит задницей прямо у нас под
носом. Оглядывается через плечо, смотрит на нас и говорит:
- Что еще за «конизация»? Она говорит:
- Какое-то новое извращение? - и выдыхает дым мне в лицо.
Ну, то есть вроде как выдыхает.
Я объясняю, что конизация - это когда тебе удаляют часть шейки матки.
Она бледнеет. Это видно даже под макияжем. Даже в этом неверном черном
и красном свете. Она бледнеет и плотно сжимает ноги. Бросает свою сигарету
мне в пиво. Говорит:
- Ты просто псих ненормальный, и у тебя явно проблемы с женщинами, - и
переходит к соседнему столику в первом ряду перед сценой.
Я кричу ей вслед:
- Каждая женщина - это само по себе проблема. Денни берет мою кружку и
говорит:
- Чего добру пропадать... - и переливает себе в стакан все мое пиво за
исключением утопленника-окурка. Он говорит: - Твоя мама много рассказывала
про какого-то доктора Маршалла. Сказала, что он обещал вернуть ей молодость.
Но тут нужна твоя помощь.
И я говорю:
- Не он, а она. Доктор Пейдж Маршалл. Это женщина.
Следующая пациентка - кудрявая брюнетка, лет двадцати пяти, с неявным,
но все же возможным дефицитом фолиевой кислоты: язык ярко-красный и как бы
покрытый глазурью, живот слегка рыхлый, взгляд остекленевший. Я говорю, что
мне надо послушать ей сердце. На предмет учащенного сердцебиения. Не было ли
у нее в последнее время тошноты или диареи?
- Друг? - говорит Денни.
Бактерия Staphylococcus aureus вызывает КТАПЭГО: Кожные заражения,
Токсический шок, Абсцесс, Пневмония, Эндокардит, Гематолиз и Остеомиелит
(воспаление костного мозга).
- Друг? - говорит Денни.
Болезни, которые передаются ребенку от матери, это ТП-КЦГ:
Токсоплазмоз, Прочие венерические (а именно: ВИЧ и сифилис), Краснуха,
Цитомегаловирус и Герпес. Легче запоминается, если добавить гласные -
ТоП-КуЦуГ.
Какая мама, такой и сыночек.
Денни щелкает пальцами у меня перед носом:
- Да что с тобой сегодня? Ты чего такой злой?
Я не злой. Просто я не боюсь говорить людям жестокую и неприятную
правду. Мы живем в жестоком и неприятном мире. Я учился в медицинском
колледже. И проучился достаточно долго, чтобы знать, что любая родинка - это
не просто родинка. Что обычная головная боль может быть первым симптомом
опухоли головного мозга - потом будет двоиться в глазах, пойдут онемение,
тошнота, судороги, сонливость. Смерть.
Слабые конвульсивные подергивания мышц - это бешенство, судороги,
жажда, спутанность мышления, активное слюноотделение. Припадки, кома,
смерть. Прыщи - это киста яичника. Хроническая усталость - это туберкулез.
Красные глаза - менингит. Сонливость - первый симптом брюшного тифа.
Прозрачные штуковины, проплывающие перед глазами в яркий солнечный день, -
отслоение сетчатки. И в конечном итоге полная слепота.
- Посмотри на ее ногти, - говорю я Денни. - Верный признак рака легких.
Беспричинная тревога - это почечная недостаточность.
Это физическая диагностика. Второй курс медицинского колледжа. Ты
прослушиваешь этот курс, и пути назад уже нет.
Невежество было благословением.
Синяки - это цирроз печени. Отрыжка - рак ободочной и прямой кишки, или
рак пищевода, или, в лучшем случае, язва желудка и двенадцатиперстной кишки.
У мамы в глазах блестят слезы.
- Виктор? - говорит она.
Она откашливается, прочищая горло. Смотрит на Денни и говорит:
- Ты пришел.
Денни продолжает сосредоточенно разбирать кусочки головоломки,
отодвигая в сторонку те, которые с ровными краями. На его бритом черепе
остались мелкие катышки красного пуха от фланелевой рубашки.
И мама тянется через стол и берет Денни за руку своей старой иссохшей
рукой.
- Я так рада, что ты пришел, - говорит она. - Как ты живешь? Я так
давно тебя не видела. - Одинокая слезинка стекает по морщинам на щеке к
уголку рта.
- Господи, - говорит Денни и убирает руку. - Миссис Манчини, у вас руки
прямо ледяные.
И мама говорит:
- Прости.
Пахнет какой-то общепитовской едой, то ли тушеной капустой, то ли
пригорелой фасолью.
Я просто стою и молчу.
Денни собирает один уголок картинки. Он говорит, обращаясь ко мне:
- А когда ты меня познакомишь с этой прелестной докторшей?
И мама говорит:
- Ты ведь еще не уходишь? - Она смотрит на Денни. Ее глаза влажны от
слез, брови сходятся на переносице. Она говорит: - Я так по тебе скучала.
И Денни говорит:
- Во, один угол есть!
Мама тянется через стол и снимает катышек красного пуха с макушки
Денни. И я говорю:
- Прошу прощения, миссис Манчини, но вы, кажется, собирались сказать
что-то важное вашему сыну?
Мама смотрит на меня, потом - на Денни.
- Можешь побыть еще, Виктор? - говорит она. - Нам надо поговорить. Мне
надо столько всего тебе рассказать.
- Ну так рассказывайте, - говорю я.
Денни говорит:
- Кажется, это глаз. - Он говорит: - Это что, чей-то портрет?
Мама протягивает мне дрожащую руку и говорит:
- Фред, нам с сыном надо поговорить. Это семейное дело. Вы пока
где-нибудь погуляйте. Телевизор посмотрите.
И я говорю:
- Но...
Но мама меня прерывает:
- Идите. Денни говорит:
- Вот еще один угол. - Он отбирает все чисто-синие кусочки и
откладывает их в сторонку. Они все одной формы - как бы оплавленные кресты.
Расплывшаяся свастика.
Мама говорит, не глядя на меня:
- Может быть, вы пока делом займетесь. Еще кого-нибудь защитите. - Она
смотрит на Денни и говорит: - Виктор вас позовет, когда мы закончим.
Я выхожу в коридор. Она провожает меня глазами. Потом что-то говорит
Денни, но мне не слышно, что именно. Она тянется через стол дрожащей рукой и
прикасается к бритому черепу Денни, отливающему синевой. Рукав маминой
пижамы слегка задирается. Кожа у нее на запястье жилистая и
светло-коричневая, как шейка вареной индейки.
Денни отстраняется от ее руки, не поднимая глаз от
картинки-головоломки.
Я чувствую запах мокрых подгузников и слышу голос. Скрипучий старческий
голос у меня за спиной:
- Это ты бросил в лужу мой букварь. Во втором классе. Не отрывая
взгляда от мамы, пытаясь читать по губам, я говорю:
- Да, наверное.
- Хотя бы честно признался, - говорит старческий голос. Высохшая
старческая рука, похожая на сморщенный гриб, легонько касается моей руки. -
Пойдем со мной, - говорит старушка. - Доктор Маршалл хочет с тобой
поговорить.
Я смотрю на старушку. На ней - красная клетчатая рубашка Денни.
Пейдж Маршал запрокидывает голову и указывает на высокий бежевый свод:
- Раньше там были ангелы, - говорит она. - Очень красивые ангелы. С
голубыми крыльями и золотыми нимбами. Причем это была настоящая позолота.
Старушка привела меня в часовню при больнице Святого Антония. То есть
это когда-то была часовня - когда здесь был монастырь. А теперь это просто
большая пустая комната. Одна стена представляет собой здоровенный витраж,
раскрашенный всеми оттенками золотого. На стене напротив - огромное
деревянное распятие, и ничего больше. Пейдж Маршалл стоит точно посередине
между распятием и золотым витражом. Ее белый халат тоже кажется золотым.
Черные волосы собраны в пучок на затылке. Очки в черной оправе. Она вся -
черная и золотая.
- Согласно одному из декретов Второго Ватиканского Собора, - говорит
она, - церковные фрески закрасили. Убрали почти все статуи. Все символы
веры. Их просто убрали.
Она смотрит на меня.
Старушка ушла. Дверь часовни тихонько закрылась у меня за спиной.
- Странно, - говорит Пейдж, - если мы чего-то не понимаем, нас это
бесит. Если мы не в состоянии что-то понять или объяснить, мы это отрицаем.
Она говорит:
- Я придумала, как спасти вашу маму. - Она говорит: - Но вы, может
быть, не одобрите этот способ.
Пейдж Маршал начинает расстегивать свой халат.
- Может быть, вы сочтете его отвратительным, - говорит она.
Она распахивает халат.
Под халатом она абсолютно голая. У нее белая кожа - везде. Точно такая
же, как за ушами. Она вся голая, белая - и стоит в трех шагах от меня. Так
близко. Она сбрасывает халат с плеч, так что теперь он держится лишь на
локтях. Руки пока еще в рукавах.
Этот тугой и пушистый сумрак. Все на свете отдашь, лишь бы туда
забраться.
- Но по-другому - никак, - говорит она.
Она делает шаг ко мне. Она так и не сняла очки. На ногах у нее - белые
туфли, только здесь они кажутся золотыми.
Я был прав насчет ее ушей. Сходство действительно поразительное. Еще
одно отверстие на теле, скрытое нежными складками кожи. В обрамлении мягких
волос.
- Если вы любите свою маму, - говорит она, - если вы хотите, чтобы она
жила, мы должны это сделать
Как?
- Сейчас самое время, - говорит она. - У меня такая густая слизь, что в
ней ложка стоит.
Здесь?
- Я не смогу с вами встретиться где-то еще, - говорит она.
У нее нет обручального кольца. Я спрашиваю: вы замужем?
- А для вас это принципиально? - спрашивает она. Она совсем-совсем
близко. Протяни только руку. Тонкая талия, мягкий изгиб бедер. Темные соски.
И горячее потайное местечко - протяни только руку.
Я говорю:
- Нет, не принципиально.
Она расстегивает на мне рубашку. Потом запускает обе руки мне под
рубашку и сбрасывает ее с плеч, так что теперь она держится лишь на локтях.
Мои руки пока еще в рукавах.
- Просто чтобы вы знали, - говорю я, - поскольку вы - врач, и все
такое. - Я говорю: - Я - секс-зависимый и сейчас прохожу курс лечения.
Она расстегивает ремень у меня на брюках. Она говорит:
- Тогда просто делайте то, что для вас естественно. От нее пахнет не
розами, не лимоном, не хвоей. От нее пахнет даже не кожей.
От нее пахнет интимной влагой.
- Вы не понимаете, - говорю я. - Я уже почти двое суток воздерживаюсь.
В золотом свете она кажется такой теплой. Но у меня все равно такое
ощущение, что, если я сейчас ее поцелую, мои губы примерзнут - как к металлу
на морозе. Чтобы слегка успокоиться, я думаю про раковую опухоль. Про
импетиго, вызванное бактериальным заражением кожи. Про язву роговицы. Она
шепчет мне на ухо:
- Это просто замечательно. У вас есть сила воли. Но может быть, вы
прервете на день курс лечения, а завтра продолжите...
Она стягивает с меня брюки. Она говорит:
- Мне нужно, чтобы вы в меня поверили, - и обнимает меня.
Ее руки - гладкие и прохладные.
Если вы находитесь в холле большого отеля и вдруг в динамиках начинает
играть «Вальс Голубого Дуная», бегите на улицу. Не раздумывая.
Бросайте все и бегите.
Сейчас никто ничего не говорит прямо.
Все зашифровано.
Если вы находитесь в больнице и по радио вдруг объявляют, что сестру
Фламинго просят пройти в онкологическое отделение, не ходите туда. Не надо.
Никакой сестры Фламинго не существует. И доктора Блейза тоже не существует.
«Вальс Голубого Дуная» в отеле означает, что начинается
полная эвакуация здания.
Сестра Фламинго в большинстве больниц означает пожар. Доктор Блейз
означает пожар. Доктор Грин - самоубийство. Доктор Блу - кто-то из пациентов
умер.
Обо всем этом маленький глупенький мальчик узнал от мамы.
У нее уже тогда начинались проблемы с головой.
Однажды, когда он сидел на уроке в школе, в класс заглянула девушка из
школьного секретариата и сказала ему, что звонил зубной врач и сказал, что
сегодня не сможет его принять. Через минуту он поднял руку и сказал, что ему
надо выйти в уборную. Он не записывался на "сегодня к зубному врачу. Да,
кто-то позвонил в школу и представился работником стоматологической
поликлиники, но это был просто новый закодированный сигнал. Он вышел на
улицу через столовую, и там его ждала мама. В золотистой машине.
Это было, когда мама вернулась за ним во второй раз.
Она опустила стекло и сказала:
- Ты знаешь, почему мама на этот раз попала в тюрьму?
- Потому что поменяла местами бутылочки с краской? - сказал он.
Смотри также: злоумышленное причинение вреда имуществу.
Смотри также: угроза физическим насилием.
Она открывает ему пассажирскую дверцу. Она говорит и говорит. И будет
так говорить - не умолкая - на протяжении нескольких дней.
Если ты сидишь в «Хард-рок кафе», говорит она, и по радио
вдруг объявляют, что «Элвис покинул помещение», это значит, что
всем официантам надо срочно собраться на кухне, где им скажут, каких блюд
больше нет в меню.
Когда людям не хочется говорить правду, они изобретают всякие тайные
шифры.
В театре на Бродвее объявление «Элвис покинул помещение»
означает пожар.
В большом магазине, когда объявляют, что мистера Кэша просят подойти к
кассе, это значит, что кассир вызывает охранника. Когда объявляют, что
миссис Фрей ждет своего мужа в отделе женской одежды, это значит, что в том
отделе замечен вор. Иногда вместо миссис Фрей называют Шейлу. «Шейла,
пройдите в такой-то отдел» означает, что в таком-то отделе замечен
вор. Мистер Кэш, Шейла и сестра Фламинго - это всегда означает плохие
новости.
Мама выключает мотор и сидит, вцепившись одной рукой в руль. Свободной
рукой она щелкает пальцами - чтобы мальчик ей повторял про тайные коды. У
нее в носу - корка запекшейся крови. Весь пол в машине усыпан бумажными
салфетками, испачканными в крови. Даже на приборной доске - засохшая кровь.
И еще - на лобовом стекле. Это мама чихнула.
- В школе вас этому не научат. В школе вообще не учат ничему полезному,
- говорит мама. - А это когда-нибудь спасет тебе жизнь.
Она щелкает пальцами:
- Мистер Амон Силвестири. Если его вызывают, что надо делать?
В некоторых аэропортах это значит - террорист с бомбой. «Мистер
Амон Силвестири, вас ожидают на выходе номер десять в зале отлета, секция
D» означает, что у выхода номер десять в зале отлета, секция D,
собирается оперативная группа.
Миссис Памела Ренк-Менса означает террориста в аэропорту, но без бомбы,
а только с оружием.
«Мистер Бернар Уэллис, вас ожидают на выходе 16, секция F»
означает, что на выходе 16, секция F, террорист захватил заложника.
Мама ставит машину на ручной тормоз и щелкает пальцами:
- А теперь быстро. Мисс Террилин Мейфилд?
- Нервно-паралитический газ? - говорит мальчик. Мама качает головой.
- Не подсказывай, - говорит мальчик. - Бешеная собака?
Мама качает головой.
Они стоят в пробке. Машины - со всех сторон. Над шоссе кружат
вертолеты.
Мальчик хлопает себя по лбу и говорит:
- Огнемет? Мама говорит:
- Ты даже и не стараешься вспомнить, просто наугад тыкаешь. Дать
подсказку?
- Наркотики? - говорит мальчик и добавляет: - Да, наверное, лучше
подсказку.
И мама говорит:
- Мисс Террилин Мейфилд... коровы и лошади. И мальчик кричит:
- Сибирская язва! - Он бьет себя кулаком по лбу. - Сибирская язва.
Сибирская язва. - Он бьет себя кулаком по лбу и говорит: - Как же я мог
забыть?!
Мама треплет его по волосам и говорит:
- У тебя все равно хорошо получается. Запомни хотя бы половину - и ты
переживешь многих.
Куда бы они ни поехали, мама везде найдет пробку. Она слушает радио -
сообщения о пробках. Куда лучше не ехать. И едет туда. Каждый раз. Она
специально находит аварии и разводные мосты. Она не любит быстрой езды, но
ей надо создать иллюзию бурной деятельности. В пробке можно просто стоять -
и это не твоя вина.
Когда они заперты в пробке, они в безопасности. Здесь до них не
доберутся. Мама говорит:
- Ладно, теперь совсем легкое. - Она закрывает глаза и улыбается. - Что
означает, когда в супермаркете просят принести мелочь на пятую кассу.
Они оба - в той же одежде, в которой были, когда мама забрала его из
школы. Каждый вечер, когда они останавливаются в мотеле, он ложится в
кровать, а мама щелкает пальцами, чтобы он отдал ей свои брюки, рубашку,
носки и трусы. Он снимает их под одеялом и отдает ей. Утром она возвращает
ему одежду, и иногда одежда бывает постирана.
Когда кассир просит принести мелочь, говорит мальчик, это означает, что
у кассы стоит очень красивая женщина, на которую стоит взглянуть.
- Ну, это еще не все, - говорит мама. - Но, в общем, правильно.
Иногда мама засыпает, привалившись плечом к дверце, и все остальные
машины объезжают их справа и слева. Если мотор включен, иногда на приборной
доске зажигаются какие-то красные лампочки, но мальчик не знает, что они
означают. Иногда из-под капота начинает валить дым и мотор выключается сам
собой. Машины сзади начинают бибикать. По радио передают сообщение об
очередной пробке - на центральной полосе такого-то шоссе сломалась машина и
перекрыла движение.
Глупый маленький мальчик думал, что это и есть - быть знаменитым. Когда
все на тебя смотрят, все тебе бибикают. Когда о тебе говорят по радио. Пока
мама не просыпалась, мальчик просто сидел и махал в окно. Он думал про
толстого Тарзана и обезьяну с каштанами. Он думал о том, как Тарзан
улыбался. О том, что унижение есть унижение, только если ты сам выбираешь,
что будешь страдать.
И он улыбался рассерженным людям, которые проезжали мимо.
И посылал им воздушные поцелуи.
А потом мимо проехал большой грузовик и посигналил, и мама вздрогнула и
проснулась. Она долго - почти минуту - смотрелась в зеркало заднего вида и
поправляла прическу. Потом достала из сумки белую пластмассовую трубочку,
засунула ее в одну ноздрю и глубоко вдохнула. Потом прищурилась и посмотрела
на мальчика. Потом - на приборную доску, где мигали красные лампочки.
Белая трубочка была меньше губной помады. На одном конце трубочки была
дырочка, чтобы через нее вдыхать. Внутри был какой-то бальзам. Когда мама
вынимала трубочку из носа, на белой пластмассе всегда оставалась кровь.
- Ты сейчас в каком классе? - спросила она. - В первом? Во втором?
В пятом, ответил мальчик.
- И твой мозг сейчас весит три фунта? Или четыре? В школе у него были
одни пятерки.
- То есть тебе сейчас сколько? Семь лет? Девять.
- Ладно, Эйнштейн, все, что тебе говорили эти твои приемные родители, -
говорит мама, - можешь об этом забыть.
Она говорит:
- Эти приемные мамы-папы, они понятия не имеют, что важно, а что не
важно.
Прямо над ними завис вертолет, и мальчик слегка подается вперед, так
чтобы смотреть на него сквозь синее напыление сверху лобового стекла.
По радио передают, что на таком-то шоссе, на центральной полосе
сломался «плимут-дастер» золотистого цвета. Кажется, у него
перегрелся мотор.
- И черт с ней, с историей. Гораздо важнее знать всех этих вымышленных
людей, - говорит мама.
Мисс Пеппер Халиванд - это вирус Эбола. Мистер Тернер Андерсон - это
кого-то стошнило.
По радио передают, что на место поломки уже отправилась спасательная
бригада - чтобы убрать с шоссе сломанную машину.
- Все, чему вас учат в школе, вся эта алгебра и экономика - можешь про
это забыть, - говорит мама. - Никому это не нужно. Вот, например, ты знаешь,
как вычислить площадь равностороннего треугольника, - и чем тебе это
поможет, когда в тебя будет стрелять какой-нибудь террорист? Правильно.
Ничем не поможет.
Другие машины объезжают их справа и слева и уносятся вперед.
- Я хочу, чтобы ты знал по-настоящему важные вещи, - говорит мама. - А
не то, чему тебя учат другие, потому что считают, что тебе это нужно.
И мальчик спрашивает: - Типа?
- Типа когда ты думаешь про свое будущее, - ГОВОРИТ мама и прикрывает
рукой глаза, - на самом деле ты Думаешь про ближайшие два-три года.
И еще она говорит:
- А когда тебе исполняется тридцать, ты понимаешь, что главный твой
враг - это ты сам.
И еще:
- Век Просвещения благополучно закончился. Мы живем в век
Беспросветного Невежества.
По радио передают, что полицию уже известили о машине, сломавшейся на
шоссе. Мама добавляет громкости.
- Черт, - говорит она, - скажи мне, что это не мы.
- Они говорили про «гошмут-дастер» золотистого цвета, -
говорит мальчик. - А это наша машина.
И мама говорит:
- Вот оно, лишнее подтверждение тому, как мало ты знаешь.
Она открывает дверцу со своей стороны и говорит, чтобы он выходил из
машины. С ее стороны. Она смотрит на автомобили, которые проезжают мимо.
- Это не наша машина, - говорит она.
По радио передают, что водитель и пассажиры, похоже, решили оставить
машину прямо на шоссе. Мама протягивает ему руку.
- И я не твоя мама, - говорит она. - Все не так, как ты думаешь. - У
нее под ногтями - засохшая кровь из носа.
Радио надрывается в пустой машине. Женщина, что была за рулем
золотистого «дастера», и ребенок теперь представляют опасность
сами по себе - они бросают машину и пытаются перейти через четыре полосы
скоростного шоссе с интенсивным движением.
Мама говорит:
- Я так понимаю, у нас впереди целый месяц веселья и приключений. Пока
у меня не закончатся сроки действия кредитных карточек.
Она говорит:
- У нас впереди целый месяц, если, конечно, нас не поймают раньше.
Машины бибикают и едва уклоняются от столкновения. В брошенном
золотистом «дастере» надрывается радио. Вертолет опускается
ниже.
И мама говорит:
- А теперь - как с «Вальсом Голубого Дуная». Держи меня за
руку. Крепко-крепко. - Она говорит: - И не раздумывай ни о чем. Просто беги.
Следующая пациентка - женщина лет двадцати девяти, с большой родинкой
на внутренней стороне бедра, и эта родинка мне не нравится. При таком свете
трудно понять, что именно с ней не так, но она слишком большая,
асимметричная, и отливает синим. Края неровные. Кожа вокруг воспалена - как
будто расчесана.
Я спрашиваю у нее, не чешется ли родинка.
Я спрашиваю, не было ли у нее в роду случаев рака кожи.
Денни сидит рядом со мной за столом. Перед ним - большой желтый альбом.
Он достает зажигалку и держит над пламенем пробку от винной бутылки. Один
конец пробки уже почернел. Денни говорит:
- Слушай, друг, ты какой-то сегодня злой. Нет, серьезно. - Он говорит:
- Ты что, все же сорвался?
Он говорит:
- Ты всегда, после того как кому-нибудь вставишь, ходишь злой на весь
мир.
Пациентка падает на колени, широко разведя ноги. Она подается вперед и
начинает качаться, изображая движения полового акта. Ее плечи, грудь и лобок
- все напоказ. Все - для нас с Денни.
Вот симптомы злокачественной меланомы:
Форма асимметричная.
Края неровные.
Необычный цвет.
Диаметр больше шести миллиметров.
Лобок у нее чисто выбрит. Она вся загорелая, гладкая и блестящая - даже
не женщина, а совершеннейшее из устройств, куда можно засунуть кредитную
карточку. Она демонстрирует нам себя как бы в замедленной съемке. Ее
движения - плавные, словно волны. В этом приглушенном красно-черном свете
она кажется красивей, чем на самом деле. Красный свет сглаживает все изъяны
кожи: шрамы и синяки, прыщи и растяжки. Белки глаз и зубы кажутся
ослепительно белыми в черном свете.
Красота произведения искусства заключается не столько в самом
произведении, сколько во вспомогательном оформлении.
При таком освещении даже Денни выглядит цветущим. Его альбом так и
светится желтым. Он закусывает губу. Смотрит на пациентку, потом - на свои
зарисовки, потом - снова на пациентку.
Она раскачивается перед нами и кричит, стараясь перекричать музыку:
- Что?!
Она вроде бы натуральная блондинка. Повышенная группа риска. И я задаю
ей такой вопрос: не было ли у нее в последнее время резкой и необъяснимой
потери веса?
Не глядя на меня, Денни говорит:
- Знаешь, друг, во сколько бы мне обошлась настоящая натурщица?
И я говорю ему:
- Не забудь зарисовать ее вросшие волоски.
Я спрашиваю пациентку, не было ли у нее в последнее время сбоев в
менструальном цикле или проблем со стулом.
Она стоит на коленях прямо перед нами. Она раскрывается перед нами,
удерживая складки плоти двумя пальцами с угольно-черными ногтями. Она
смотрит на нас сверху вниз и говорит:
- Что?!
Рак кожи, кричу я ей, самое распространенное онкологическое заболевание
у женщин в возрасте от двадцати девяти до тридцати четырех лет.
Я кричу:
- Мне надо пощупать ваши лимфоузлы. И Денни говорит:
- Друг, так ты хочешь знать или нет, что сказала мне твоя мама?
Я кричу:
- Мне надо пощупать вашу селезенку.
Денни делает быстрые наброски жженой пробкой. Он говорит:
- Или тебе вдруг стало стыдно?
Блондинка отклоняется назад и ложится на пол. Она возбуждает себе
соски. Указательным и большим пальцем. Она смотрит на нас, облизывает губы и
говорит:
- Дайкири. - Она говорит: - Меня зовут Черри Дайкири. Меня нельзя
трогать руками. Кстати, а где эта родинка, о которой вы говорили?
Самый легкий способ запомнить, о чем надо спрашивать пациента при
первом осмотре - ЖАБА курит дурь и принимает антидепрессанты. Называется
мнемоника. ЖАБА означает:
Жалобы общие.
Аллергия.
Болезни - с детства по настоящее время (также болезни у кровных
родственников.)
Алкоголь.
«Курит» - понятное дело, курение.
«Дурь» - потребляет ли пациент наркотики.
«Принимает антидепрессанты» - какие лекарства принимает
сейчас пациент, и не было ли у него в последнее время каких-нибудь стрессов
и неприятностей.
Без мнемоники в медицине вообще никуда.
Предыдущая пациентка - тоже блондинка, но с грудью побольше и попышнее
- курила сигарету. Так нужно было для номера. Поэтому у нее я спросил, не
испытывает ли она постоянных ноющих болей в спине или внизу живота. И как у
нее с аппетитом - нормально? И нет ли общего недомогания и слабости? Если
она зарабатывает себе на жизнь вот таким вот образом, то ей лучше
подстраховаться и хотя бы раз в месяц сдавать мазок.
- То есть если вы курите больше пачки в день, - сказал я. - То есть
теми губами.
А вообще я бы рекомендовал конизацию.
Пациентка встает на четвереньки и вертит задницей прямо у нас под
носом. Оглядывается через плечо, смотрит на нас и говорит:
- Что еще за «конизация»? Она говорит:
- Какое-то новое извращение? - и выдыхает дым мне в лицо.
Ну, то есть вроде как выдыхает.
Я объясняю, что конизация - это когда тебе удаляют часть шейки матки.
Она бледнеет. Это видно даже под макияжем. Даже в этом неверном черном
и красном свете. Она бледнеет и плотно сжимает ноги. Бросает свою сигарету
мне в пиво. Говорит:
- Ты просто псих ненормальный, и у тебя явно проблемы с женщинами, - и
переходит к соседнему столику в первом ряду перед сценой.
Я кричу ей вслед:
- Каждая женщина - это само по себе проблема. Денни берет мою кружку и
говорит:
- Чего добру пропадать... - и переливает себе в стакан все мое пиво за
исключением утопленника-окурка. Он говорит: - Твоя мама много рассказывала
про какого-то доктора Маршалла. Сказала, что он обещал вернуть ей молодость.
Но тут нужна твоя помощь.
И я говорю:
- Не он, а она. Доктор Пейдж Маршалл. Это женщина.
Следующая пациентка - кудрявая брюнетка, лет двадцати пяти, с неявным,
но все же возможным дефицитом фолиевой кислоты: язык ярко-красный и как бы
покрытый глазурью, живот слегка рыхлый, взгляд остекленевший. Я говорю, что
мне надо послушать ей сердце. На предмет учащенного сердцебиения. Не было ли
у нее в последнее время тошноты или диареи?
- Друг? - говорит Денни.
Бактерия Staphylococcus aureus вызывает КТАПЭГО: Кожные заражения,
Токсический шок, Абсцесс, Пневмония, Эндокардит, Гематолиз и Остеомиелит
(воспаление костного мозга).
- Друг? - говорит Денни.
Болезни, которые передаются ребенку от матери, это ТП-КЦГ:
Токсоплазмоз, Прочие венерические (а именно: ВИЧ и сифилис), Краснуха,
Цитомегаловирус и Герпес. Легче запоминается, если добавить гласные -
ТоП-КуЦуГ.
Какая мама, такой и сыночек.
Денни щелкает пальцами у меня перед носом:
- Да что с тобой сегодня? Ты чего такой злой?
Я не злой. Просто я не боюсь говорить людям жестокую и неприятную
правду. Мы живем в жестоком и неприятном мире. Я учился в медицинском
колледже. И проучился достаточно долго, чтобы знать, что любая родинка - это
не просто родинка. Что обычная головная боль может быть первым симптомом
опухоли головного мозга - потом будет двоиться в глазах, пойдут онемение,
тошнота, судороги, сонливость. Смерть.
Слабые конвульсивные подергивания мышц - это бешенство, судороги,
жажда, спутанность мышления, активное слюноотделение. Припадки, кома,
смерть. Прыщи - это киста яичника. Хроническая усталость - это туберкулез.
Красные глаза - менингит. Сонливость - первый симптом брюшного тифа.
Прозрачные штуковины, проплывающие перед глазами в яркий солнечный день, -
отслоение сетчатки. И в конечном итоге полная слепота.
- Посмотри на ее ногти, - говорю я Денни. - Верный признак рака легких.
Беспричинная тревога - это почечная недостаточность.
Это физическая диагностика. Второй курс медицинского колледжа. Ты
прослушиваешь этот курс, и пути назад уже нет.
Невежество было благословением.
Синяки - это цирроз печени. Отрыжка - рак ободочной и прямой кишки, или
рак пищевода, или, в лучшем случае, язва желудка и двенадцатиперстной кишки.