Страница:
В период кризиса в генеральном штабе часто заходила речь о мемуарах Армана Коленкура и о записанных им разговорах с Наполеоном во время отступления из Москвы в 1812 г. Подобные сюжеты чрезвычайно живо обсуждались всеми офицерами и генералами "Вольфшанце". Для аналогий подобного рода имелось, конечно, достаточно материала. Воспоминания о судьбе Наполеона в России неплохо характеризовали общий тонус настроений в гитлеровском генеральном штабе зимой 1941/42 г.
Варлимонт признает: "С момента изменений на Востоке, когда в первых числах декабря 1941 г. Красная Армия после своих успехов под Ростовом и на других фронтах почти за ночь сумела вырвать инициативу, германское командование поняло, что ему угрожают одно за другим небывалые доселе потрясения. Даже отступление в Северной Африке, которое именно в те же дни заставило армию Роммеля, при странном совпадении во времени, вернуться на исходные позиции марта 1941 г. у Сирта, в период этого сумбура вызвало очень незначительную реакцию"{738}.
Одним из убедительных примеров не только переоценки нацистской верхушкой своих возможностей, но и непонимания ею постепенно меняющейся расстановки глобальных сил стало объявление Германией войны Соединенным Штатам Америки в начале декабря 1941 г.
Еще в апреле 1941 г. Гитлер обещал японскому министру иностранных дел, что в случае войны между Японией и США Германия немедленно выступит против Соединенных Штатов. Ведь рейх - непобедим и может объявлять войну кому угодно! 19 ноября 1941 г. на официальный запрос из Токио Риббентроп подтвердил взятое обязательство. В Берлине считали, что нападение Японии на США притянет американские и английские силы к Дальнему Востоку, отвлечет внимание американцев от Европы, а значит от возможной помощи Англии, Советскому Союзу, гарантирует от нажима на Германию, облегчит положение немецкого флота в Атлантике.
4 декабря обещание было вновь подтверждено, а когда еще через три дня в ставке Гитлера узнали о японском нападении на американскую базу Пёрл-Харбор, то, по свидетельству Варлимонта, это вызвало "прилив беспредельной радости". Можно ли было медлить с объявлением войны? И они действовали в точном соответствии с данными обещаниями. Казалось, все идет как надо. США будут прочно скованы на востоке.
Объявление войны Америке, правда, не грозило в ближайшее время никакими прямыми последствиями, но старые генштабисты хорошо знали германскую военную историю. Кроме поражения на Востоке, они могут в будущем получить еще один фронт. Варлимонт писал значительно позже: "После этого безоговорочного решения (объявления войны США. - Д. П.) вырисовывалась война на два фронта в своей самой тяжелой форме. Если военный план Гитлера до этих пор предусматривал в течение нескольких месяцев полностью выключить Россию как "военный фактор силы", с тем чтобы после этого всей концентрированной мощью вермахта закончить войну и на Западе, то теперь речь могла идти лишь о том, как опередить противника и избежать окружения превосходящими силами на Востоке и Западе. Разумеется, в качестве первой задачи стояла необходимость преодолеть тяжелый кризис Восточного фронта. Не менее важно и срочно нужно было весь военный план в целом приспособить к новым условиям"{739}. Но так писалось позже.
Конечно, Варлимонт преувеличивал вероятность и значение "нового фронта" на Западе, создавать который союзники пока и не собирались. Однако, бесспорно, германские руководители недооценили потенциальные возможности США и Англии по ведению войны в Азии и в Европе.
Стратегия на 1942 год
I
Когда на Восточном фронте появились первые признаки некоторой стабилизации, когда непосредственная угроза катастрофы миновала, Гитлер и его военные советники должны были оглянуться вокруг, чтобы бросить взгляд на общее развитие событий.
Империя стояла перед совершенно изменившейся обстановкой, которая настоятельно требовала новых решений.
Гитлер и все его высшие штабы понимали, что поражение под Москвой - это не просто военная неудача. Советский Союз, неоднократно объявленный разбитым и уничтоженным, нанес вермахту тяжелый удар, сорвал все далеко идущие замыслы и расчеты германских стратегов. Война вступила в новую фазу. Советский Союз устоял, более того, перешел в наступление, нанес германской армии тяжелейший урон. И это определяло все.
Идея "молниеносного" завоевания России превратилась теперь лишь в еще одно свидетельство для истории, насколько опасно недооценивать мощь социалистического государства. Германское командование стояло перед необходимостью пересмотра своих традиционных взглядов на Советский Союз. Всей политической, экономической и военной системе третьего рейха предстояло переключаться на затяжную войну. Но время работало не на Германию.
Другим обстоятельством, которое меняло для рейха общую картину войны, стало нападение Японии на США и ее неожиданно крупные успехи в Юго-Восточной Азии и западной части Тихого океана. Казалось, что теперь открывается возможность ведения коалиционной войны всех трех партнеров фашистского блока.
Вступление в войну против США 11 декабря 1941 г., почти совпавшее с началом разгрома под Москвой, рождало некоторые новые проблемы. И хотя не следовало ожидать в ближайшее время каких-либо реальных действий против Германии со стороны Америки, даже сам по себе факт, что теперь Германии потенциально противостоит мощь и этого государства, не сулил слишком радужных перспектив. Перед командованием флота дополнительные вопросы возникали сразу же, тем более что стало известно о намерениях США, несмотря на поражение в Тихом океане, постепенно перенести фронт в Европу и Африку.
И, наконец, вокруг фашистского рейха поднимались волны национально-освободительной борьбы. Их сила возрастала прежде всего по мере усиления мощи ударов Красной Армии. От Смоленщины и брянских лесов до Фландрии, от бельгийских шахт до норвежских гор, в Югославии, Греции, Албании все громче заявляли о себе партизаны. Патриотов истребляли, вешали, сжигали, но их ряды ширились, и они продолжали бороться, несмотря ни на какие директивы фюрера и его штабов, невзирая на точные стратегические расчеты и планы.
Все это вместе взятое, и прежде всего провал "молниеносной" войны против Советского Союза, с полнейшей очевидностью показывало, что после победы Красной Армии под Москвой и в зимнем наступлении 1942 г. германское высшее военное руководство не могло избежать коренного пересмотра всех своих главных стратегических концепций, как мы уже об этом говорили.
Но что могла принципиально нового дать гитлеровская военная система, высшим достижением которой была доведенная до совершенства доктрина "молниеносной" войны, только что провалившаяся на глазах у всего мира?
Гитлера по-прежнему окружали безоговорочно и до конца преданные ему генералы вроде Иодля и Кейтеля, точные штабные механизмы подобно Гальдеру и Варлимонту или холодные, беспощадные фанатики, как Кессельринг или Модель, готовые по первому приказу испепелить всю Европу, если это только потребуется для их фюрера и для того, что они называли "интересами рейха". С Гитлером находились его "партейгеноссе", которые создавали вокруг фюрера атмосферу безропотного преклонения и лести. Они убеждали его, что это только он спас зимой Восточный фронт, чему Гитлер охотно верил. Геббельс громогласно называл его "аккумулятором немецкого народа", выражая чувство безмерного счастья, что фюрер, слава богу, крепок и здоров. "Пока Гитлер бодр и находится среди нас, писал он в дневнике, - пока он может излучать свою энергию и силу, не нужно беспокоиться о будущем"{740}.
Гитлер и его окружение, казалось, смотрели в будущее оптимистически. Правда, их все больше раздражали союзники. Они постоянно хитрили, требовали больше, чем могли дать, ссорились между собой, заставляли улаживать всякие конфликты и обращаться с гобой как с равными. Гитлер счел нужным даже сесть в самолет и полететь в Хельсинки на празднование 70-летия Маннергейма. В Будапешт и Бухарест на все переговоры он посылал не кого-нибудь, а только Кейтеля. Он неоднократно сам встречался с Антонеску, не говоря уже о переговорах с Муссолини. Требовалось вооружать дивизии союзников, снабжать их боеприпасами и всяким имуществом и вообще делать все, чтобы они держались рядом. И все-таки после зимы 1941/42 г. в "сердечных взаимоотношениях" образовалась трещина.
Вопрос о новой стратегии стоял во всей полноте. "Блицкриг" похоронен, нужна замена. Но где они могли теперь найти ключ к победе? Оказывалось, что новых идей нет. Нельзя не верить Иодлю, первому военному советнику Гитлера, когда он заявил 13 мая 1945 г.: "С весны 1942 года я знал, что мы не сможем выиграть войну". А через два дня, давая оценку прошлому, Иодль высказался еще более точно: "В частности Гитлеру, а также генерал-полковнику (т. е. ему, Иодлю. - Д. П.) стало ясно, когда наступила зимняя катастрофа 1941/42 г., ...что после этого кульминационного пункта начинающегося 1942 года никакой победы больше достигнуто быть не может"{741}.
Первыми забили тревогу японцы. Они стали бояться, что "Германия, важнейший партнер по борьбе против англосаксонских держав, может быть обескровлена в России". Японское адмиралтейство предложило германскому послу в Токио посредничество между Германией и Советским Союзом "в пользу сепаратного мира"{742}.
Однако, когда на этот счет в "Вольфшанце" прибыло сообщение военно-морского атташе из Токио, предложение было немедленно отвергнуто.
Гитлер, Иодль и весь генеральный штаб тогда, в начале 1942 г., гнали от себя мысль о трудных последствиях недавних событий. Думая и страшась каждый про себя, они не признавались в своих тревогах, надеялись на лучшее, говорили о нем и старались подстегивать историю. По выражению западногерманского историка Б. Шойрига, 1942 год наступал "под знаком упорства".
II
Военные планы гитлеровской Германии на 1942 г. находились в зависимости от интересов и целей германского монополистического капитала, теперь еще более непосредственно, чем прежде, влиявших на политику и военную стратегию третьего рейха.
Начало 1942 года - один из важнейших этапов в развитии германского государственно-монополистического капитализма. Ускорение его развития в период общего кризиса капитализма, типичное для Германии, во все большей степени превращало государство в инструмент монополий для подготовки и ведения захватнических войн.
Германия уже в первую мировую войну была страной развитого государственно-монополистического капитализма. Фашистский период ее истории характеризовался дальнейшим подчинением государственной машины монополиям. Высшие круги буржуазии стремились использовать государственный аппарат для насильственной концентрации производства и рабочей силы, перераспределения в свою пользу национального дохода, для получения колоссальных военных заказов, грабежа оккупированных стран, для дальнейшего угнетения трудящихся и усиления политической реакции.
Государственно-монополистический капитализм, достигший в фашистском рейхе чрезвычайно высокой ступени развития, в особой мере усиливал агрессивность политики фашизма. Необычайно заинтересованный в захвате экономических ресурсов других стран, он активно вторгался и в военную сферу деятельности государства.
После провала "молниеносной войны" против Советского Союза и поражения под Москвой гитлеровская Германия, как мы уже говорили, стояла перед перспективой затяжной войны, требующей колоссальных ресурсов и средств. Оказалось, что к такой войне не подготовлены должным образом ни вооруженные силы, ни экономика третьего рейха. Все более увеличивался разрыв между огромными и постоянно растущими потребностями фронта и ресурсами страны, а также состоянием военного производства. По свидетельству известного экономиста Г. Керля, зимой 1941 г. создалось "чрезвычайно угрожающее положение в отношении вооружения. Немецкая армия потеряла в России очень много военной техники". Потребность в оружии, боеприпасах, снаряжении резко возрастала. Ранее установившийся уровень выпуска военной продукции не мог ее удовлетворить. Расширение масштабов войны, провал "блицкрига", вступление в войну США сделали ясным для нацистских руководителей, что о "быстротечной войне" не может быть и речи и что затяжная война потребует огромного расхода людских и материальных ресурсов.
Дальнейшее расширение военного производства началось уже в конце 1941 г. В секретной директиве от 25 января 1942 г. Гитлер потребовал "всеми средствами и решительно" обеспечить пополнение и оснащение армии. В директиве говорилось: "Современный ход тотальной войны... властно требует использования всех имеющихся сил для вермахта и военного производства"{743}. Потребностям военного производства, как подчеркнули весной 1942 г. Гитлер и министр вооружения и боеприпасов Шпеер, подчиняется все немецкое хозяйство.
Верхушка монополистической буржуазии использовала новую ситуацию для дальнейшей концентрации своей экономической мощи и еще большего увеличения своего активного влияния на различные сферы деятельности государства, в том числе, конечно, и на военную деятельность. Одновременно шел процесс еще более тесного слияния руководителей монополий и вооруженных сил.
Военный кризис 1941 г. стал главной мотивировкой монополистов для дальнейшего подчинения всей экономики Германии и оккупированных стран. Весной 1942 г. были всесторонне расширены государственно-монополистические основы "тотального военного хозяйства", хотя нацисты до начала 1943 г. воздерживались от открытого объявления "тотальной войны". Стремясь к еще большему усилению своего влияния в экономической, военной, политической сферах, руководители концернов в начале 1942 г. добились установления всеобъемлющей системы "государственного регулирования экономики", что означало дальнейшее расширение прав монополий. Могущественная группа высших представителей монополистической буржуазии обеспечила себе дальнейшую концентрацию экономической власти и через нее - еще большее усиление воздействия на государственный и военный аппарат.
Начало 1942 года стало исходным пунктом нового этапа государственно-монополистического развития германского империализма.
В ходе многочисленных совещаний министров, военных и крупнейших промышленников в декабре 1941 г. - январе 1942 г. были приняты решения о новой организации руководства экономикой. В январе 1942 г. министр вооружения Тодт представил Гитлеру свои предложения на этот счет. Он требовал централизации всего производства, имеющего прямое или косвенное отношение к выпуску военной продукции. Новую систему государственно-монополистического руководства, которая в основных чертах была создана при Тодте, а после его смерти (февраль 1942 г.) развита Шпеером, историки ГДР, в частности В. Блейер, со всем основанием называют "тотальным военным хозяйством германских монополий". Отныне вмешательство вермахта и государственного аппарата в деятельность монополий несколько уменьшалось. Использование военно-экономических ресурсов становилось на деле прерогативой только монополий и их органа - министерства вооружения и боеприпасов. От имени промышленных магнатов генеральный директор Цанген подписал "основную инструкцию" о новой системе государственно-монополистической организации. В ней подчеркивалось, что "заказчик" - вермахт и государственные инстанции не могут больше давать никаких распоряжений по вопросам хозяйства помимо руководящих органов монополий.
Крупнейшие промышленники теперь более чем когда-либо прежде безраздельно стояли на вершине всей экономической системы Германии. Их представитель Шпеер, на которого Гитлер в мае 1942 г. возложил единое руководство военной экономикой, - делал все для удовлетворения ненасытного стремления монополий к сверхприбыли: дальнейшая значительная концентрация общественного капитала в руках небольшого числа владельцев концернов, еще большее перераспределение национальной экономики в пользу господствующих кругов монополистического капитала представляли собой главный итог "новой системы".
Весной 1942 г. окончательно сложилась измененная структура государственно-монополистического руководства экономикой. Она строилась таким образом, что промышленные магнаты могли оказывать весьма значительное влияние на государственный аппарат и на руководство вооруженными силами. Созданный при министерстве вооружения и боеприпасов совет вооружения разрабатывал все главные рекомендации по вопросам организации военного производства и распределения заказов. В совет входили генеральные директора концернов Цанген, Феглер, Плейгер, Бюхнер, Пенсген, а также крупные военные: генерал-фельдмаршал Мильх, генералы Фромм, Витцель, Томас, Лееб и др. Совет практически располагал диктаторскими полномочиями в сфере государственной экономики. Непосредственное влияние на вооруженные силы он осуществлял через "промышленные советы" при главном командовании сухопутными силами и авиации, в которых наряду с генералами сидели ответственные представители наиболее крупных монополий. Например, в состав промышленного совета сухопутной армии входили Цанген, Вольф, Феглер и др.
Монополии получили еще больше возможностей для непосредственного участия в расширении военного производства путем так называемой системы "личной ответственности предпринимателей в промышленности". Это означало передачу директорам концернов расширенных прав по руководству и планированию военной промышленности{744}.
Созданные в рамках новой системы "комитеты" и "ринги" получили все права для прямого вторжения в производство и распределение вооружения и в работу всех отраслей военной экономики. Существовавшие прежде в главном командовании вооруженными силами отделы управления военной экономикой были переданы в подчинение Шпеера. Таким путем руководители монополистического капитала превращали свои хозяйственные инстанции в государственные руководящие органы и прямо подчиняли себе важные сферы деятельности военного руководства. Тем самым еще больше сливалась под эгидой промышленной олигархии хозяйственная деятельность фашистского государственного организма.
Безраздельное господство в гитлеровском рейхе мощного фашистского военно-промышленного комплекса, состоявшего из промышленников, высших заправил государственного аппарата и генералов, еще более усилилось, а власть и влияние промышленников внутри этого комплекса возросли.
Реорганизация германской экономики в "тотальную экономику" достигла высшего пункта и завершения в официально объявленной после поражения под Сталинградом в 1943 г. "тотальной войне". Она позволила повышать уровень военной продукции Германии до 1944 г. и еще три года вести войну. Вместе с тем она превратилась, и средство достижения крупной империалистической буржуазией еще большей власти в фашистском государстве, дальнейшего роста политического влияния на государство, усиления эксплуатации трудящихся.
Этот процесс, бесспорно, оказывал колоссальное влияние на ведение Германией войны. Грабеж оккупированных стран, использование рабского труда, вывоз оборудования заводов, захват золотых запасов - все это давало германским концернам фантастические прибыли. У концерна "Г. Геринг" они составляли 3 млрд. марок, у концерна "Сименс" - более 2 млрд. марок и т. д.
Но этот же процесс в развитии военной экономики фашистской Германии особенно ярко выражал глубокие противоречия всей экономической системы германского империализма. С одной стороны, рухнули расчеты нацистских стратегов добиться победы при том уровне военного производства, который был создан до войны. С другой - германский монополистический капитализм не, смог, несмотря на все его усилия, поставить свой военно-хозяйственный потенциал на службу требованиям войны полно и всесторонне. Фашистская Германия больше не обладала первоначальным превосходством над своими противниками в танках, авиации, в другом вооружении и военном снаряжении. Несмотря на государственно-монополистическое регулирование, анархия капиталистического производства, острая конкурентная борьба делали невозможной полную и всестороннюю концентрацию всего национального хозяйства на ведение войны. Именно прежде всего поэтому фашистская Германия в последующие годы была не в состоянии достигнуть того уровня выпуска военной продукции, который обеспечила социалистическая экономика Советского Союза.
Тем не менее после коренной реорганизации военной экономики, проведенной в связи с поражением под Москвой, фашистская Германия смогла значительно поднять свой военный потенциал. Этому помогла широкая "мобилизация рабочей силы", проведенная за счет развертывания системы принудительного труда населения оккупированных стран, массового угона в рейх миллионов людей, за счет эксплуатации и грабежа почти всей Европы. Если принять индекс производства вооружения в январе - феврале 1942 г. за 100, то среднемесячный индекс выпуска всего вооружения в 1941 г. будет 98, а в 1942 г. - 142. В 1941 г. было выпущено 7 тыс. орудий калибра свыше 75 мм, 2,9 тыс. средних танков, 11030 военных самолетов, а в 1942 г. соответственно 12 тыс. орудий, 5,6 тыс. средних танков, 14700 военных самолетов{745}. Таким образом, германский государственно-монополистический капитализм сумел в результате крупной перестройки военной экономики добиться значительного повышения выпуска продукции, необходимой для дальнейшего ведения войны.
По мере все большего усиления авторитета и общественных позиций власти монополий росло их влияние через государство и его военный аппарат на военные планы, следовательно, на военную стратегию третьего рейха. Стратегический план германского военного руководства на 1942 г. складывался под влиянием не только чисто военных факторов, но в большой мере под воздействием интересов и требований монополистического капитала.
В начале 1942 г. эти интересы и требования как в фокусе концентрировались прежде всего на захвате богатейших в промышленном и сырьевом отношении южных районов европейской части Советского Союза.
Особая агрессивность монополий в отношении Советского Союза в целом и его южных районов в частности получала дополнительный стимул в "праве частного предпринимательства" на оккупированных территориях СССР, которое германские монополии "получили" от фашистского государства. В начале 1942 г. руководители концернов добились обещания, что "после окончания войны" на оккупированных "восточных территориях" государство и нацистская партия не будут полностью контролировать экономику, обеспечат "переход к частной инициативе" и к созданию "независимых предприятий". Наиболее крупным концернам - "ИГ Фарбениндустри" и другим подобного типа гарантировалось особо широкое поощрение их "частной инициативы на Востоке". Таким образом, гитлеровцы намеревались в рамках "новой организации руководства экономикой" превратить хозяйственно-экономические центры на оккупированной территории Советского Союза в частные вотчины германских монополий, сделать эти центры объектом беспощадной эксплуатации, источником новых колоссальных прибылей.
Именно эти обстоятельства в очень многом руководили господствующим фашистским военно-промышленным комплексом, когда создавался стратегический план ведения войны на 1942 г.
Гитлеровские военные руководители отлично понимали и знали, что ход войны и судьба Германии целиком зависят от развития событий на советско-германском фронте. Согласно оценке журнала военных действий верховного командования, еще в период московского кризиса сложилось мнение: "Центр тяжести на 1942 год определенно лежит на Востоке"{745а}.
Правда, военно-морское командование придерживалось несколько иного взгляда. Оно считало, что разбить Советский Союз теперь вряд ли возможно. Вместе с тем в 1942 г. флот получит хорошие шансы в борьбе против Англии и особенно против США, еще не имеющих военного опыта. Разные точки зрения ОКВ и Редера не оказали заметного влияния на стратегию верховного командования. Оно не колебалось в выборе объекта приложения главных усилий. Германский фронт на Востоке еще содрогался от ударов Красной Армии, а в Берлине и Восточной Пруссии уже выносилось решение: Советский Союз должен быть разбит в 1942 г.
III
Через два дня после Нового года, 3 января, Гитлер беседовал с японским послом Осима. Теперь, после совместного вступления Германии и Японии в войну против США, фюрер мог разговаривать с ним особо доверительно.
Варлимонт признает: "С момента изменений на Востоке, когда в первых числах декабря 1941 г. Красная Армия после своих успехов под Ростовом и на других фронтах почти за ночь сумела вырвать инициативу, германское командование поняло, что ему угрожают одно за другим небывалые доселе потрясения. Даже отступление в Северной Африке, которое именно в те же дни заставило армию Роммеля, при странном совпадении во времени, вернуться на исходные позиции марта 1941 г. у Сирта, в период этого сумбура вызвало очень незначительную реакцию"{738}.
Одним из убедительных примеров не только переоценки нацистской верхушкой своих возможностей, но и непонимания ею постепенно меняющейся расстановки глобальных сил стало объявление Германией войны Соединенным Штатам Америки в начале декабря 1941 г.
Еще в апреле 1941 г. Гитлер обещал японскому министру иностранных дел, что в случае войны между Японией и США Германия немедленно выступит против Соединенных Штатов. Ведь рейх - непобедим и может объявлять войну кому угодно! 19 ноября 1941 г. на официальный запрос из Токио Риббентроп подтвердил взятое обязательство. В Берлине считали, что нападение Японии на США притянет американские и английские силы к Дальнему Востоку, отвлечет внимание американцев от Европы, а значит от возможной помощи Англии, Советскому Союзу, гарантирует от нажима на Германию, облегчит положение немецкого флота в Атлантике.
4 декабря обещание было вновь подтверждено, а когда еще через три дня в ставке Гитлера узнали о японском нападении на американскую базу Пёрл-Харбор, то, по свидетельству Варлимонта, это вызвало "прилив беспредельной радости". Можно ли было медлить с объявлением войны? И они действовали в точном соответствии с данными обещаниями. Казалось, все идет как надо. США будут прочно скованы на востоке.
Объявление войны Америке, правда, не грозило в ближайшее время никакими прямыми последствиями, но старые генштабисты хорошо знали германскую военную историю. Кроме поражения на Востоке, они могут в будущем получить еще один фронт. Варлимонт писал значительно позже: "После этого безоговорочного решения (объявления войны США. - Д. П.) вырисовывалась война на два фронта в своей самой тяжелой форме. Если военный план Гитлера до этих пор предусматривал в течение нескольких месяцев полностью выключить Россию как "военный фактор силы", с тем чтобы после этого всей концентрированной мощью вермахта закончить войну и на Западе, то теперь речь могла идти лишь о том, как опередить противника и избежать окружения превосходящими силами на Востоке и Западе. Разумеется, в качестве первой задачи стояла необходимость преодолеть тяжелый кризис Восточного фронта. Не менее важно и срочно нужно было весь военный план в целом приспособить к новым условиям"{739}. Но так писалось позже.
Конечно, Варлимонт преувеличивал вероятность и значение "нового фронта" на Западе, создавать который союзники пока и не собирались. Однако, бесспорно, германские руководители недооценили потенциальные возможности США и Англии по ведению войны в Азии и в Европе.
Стратегия на 1942 год
I
Когда на Восточном фронте появились первые признаки некоторой стабилизации, когда непосредственная угроза катастрофы миновала, Гитлер и его военные советники должны были оглянуться вокруг, чтобы бросить взгляд на общее развитие событий.
Империя стояла перед совершенно изменившейся обстановкой, которая настоятельно требовала новых решений.
Гитлер и все его высшие штабы понимали, что поражение под Москвой - это не просто военная неудача. Советский Союз, неоднократно объявленный разбитым и уничтоженным, нанес вермахту тяжелый удар, сорвал все далеко идущие замыслы и расчеты германских стратегов. Война вступила в новую фазу. Советский Союз устоял, более того, перешел в наступление, нанес германской армии тяжелейший урон. И это определяло все.
Идея "молниеносного" завоевания России превратилась теперь лишь в еще одно свидетельство для истории, насколько опасно недооценивать мощь социалистического государства. Германское командование стояло перед необходимостью пересмотра своих традиционных взглядов на Советский Союз. Всей политической, экономической и военной системе третьего рейха предстояло переключаться на затяжную войну. Но время работало не на Германию.
Другим обстоятельством, которое меняло для рейха общую картину войны, стало нападение Японии на США и ее неожиданно крупные успехи в Юго-Восточной Азии и западной части Тихого океана. Казалось, что теперь открывается возможность ведения коалиционной войны всех трех партнеров фашистского блока.
Вступление в войну против США 11 декабря 1941 г., почти совпавшее с началом разгрома под Москвой, рождало некоторые новые проблемы. И хотя не следовало ожидать в ближайшее время каких-либо реальных действий против Германии со стороны Америки, даже сам по себе факт, что теперь Германии потенциально противостоит мощь и этого государства, не сулил слишком радужных перспектив. Перед командованием флота дополнительные вопросы возникали сразу же, тем более что стало известно о намерениях США, несмотря на поражение в Тихом океане, постепенно перенести фронт в Европу и Африку.
И, наконец, вокруг фашистского рейха поднимались волны национально-освободительной борьбы. Их сила возрастала прежде всего по мере усиления мощи ударов Красной Армии. От Смоленщины и брянских лесов до Фландрии, от бельгийских шахт до норвежских гор, в Югославии, Греции, Албании все громче заявляли о себе партизаны. Патриотов истребляли, вешали, сжигали, но их ряды ширились, и они продолжали бороться, несмотря ни на какие директивы фюрера и его штабов, невзирая на точные стратегические расчеты и планы.
Все это вместе взятое, и прежде всего провал "молниеносной" войны против Советского Союза, с полнейшей очевидностью показывало, что после победы Красной Армии под Москвой и в зимнем наступлении 1942 г. германское высшее военное руководство не могло избежать коренного пересмотра всех своих главных стратегических концепций, как мы уже об этом говорили.
Но что могла принципиально нового дать гитлеровская военная система, высшим достижением которой была доведенная до совершенства доктрина "молниеносной" войны, только что провалившаяся на глазах у всего мира?
Гитлера по-прежнему окружали безоговорочно и до конца преданные ему генералы вроде Иодля и Кейтеля, точные штабные механизмы подобно Гальдеру и Варлимонту или холодные, беспощадные фанатики, как Кессельринг или Модель, готовые по первому приказу испепелить всю Европу, если это только потребуется для их фюрера и для того, что они называли "интересами рейха". С Гитлером находились его "партейгеноссе", которые создавали вокруг фюрера атмосферу безропотного преклонения и лести. Они убеждали его, что это только он спас зимой Восточный фронт, чему Гитлер охотно верил. Геббельс громогласно называл его "аккумулятором немецкого народа", выражая чувство безмерного счастья, что фюрер, слава богу, крепок и здоров. "Пока Гитлер бодр и находится среди нас, писал он в дневнике, - пока он может излучать свою энергию и силу, не нужно беспокоиться о будущем"{740}.
Гитлер и его окружение, казалось, смотрели в будущее оптимистически. Правда, их все больше раздражали союзники. Они постоянно хитрили, требовали больше, чем могли дать, ссорились между собой, заставляли улаживать всякие конфликты и обращаться с гобой как с равными. Гитлер счел нужным даже сесть в самолет и полететь в Хельсинки на празднование 70-летия Маннергейма. В Будапешт и Бухарест на все переговоры он посылал не кого-нибудь, а только Кейтеля. Он неоднократно сам встречался с Антонеску, не говоря уже о переговорах с Муссолини. Требовалось вооружать дивизии союзников, снабжать их боеприпасами и всяким имуществом и вообще делать все, чтобы они держались рядом. И все-таки после зимы 1941/42 г. в "сердечных взаимоотношениях" образовалась трещина.
Вопрос о новой стратегии стоял во всей полноте. "Блицкриг" похоронен, нужна замена. Но где они могли теперь найти ключ к победе? Оказывалось, что новых идей нет. Нельзя не верить Иодлю, первому военному советнику Гитлера, когда он заявил 13 мая 1945 г.: "С весны 1942 года я знал, что мы не сможем выиграть войну". А через два дня, давая оценку прошлому, Иодль высказался еще более точно: "В частности Гитлеру, а также генерал-полковнику (т. е. ему, Иодлю. - Д. П.) стало ясно, когда наступила зимняя катастрофа 1941/42 г., ...что после этого кульминационного пункта начинающегося 1942 года никакой победы больше достигнуто быть не может"{741}.
Первыми забили тревогу японцы. Они стали бояться, что "Германия, важнейший партнер по борьбе против англосаксонских держав, может быть обескровлена в России". Японское адмиралтейство предложило германскому послу в Токио посредничество между Германией и Советским Союзом "в пользу сепаратного мира"{742}.
Однако, когда на этот счет в "Вольфшанце" прибыло сообщение военно-морского атташе из Токио, предложение было немедленно отвергнуто.
Гитлер, Иодль и весь генеральный штаб тогда, в начале 1942 г., гнали от себя мысль о трудных последствиях недавних событий. Думая и страшась каждый про себя, они не признавались в своих тревогах, надеялись на лучшее, говорили о нем и старались подстегивать историю. По выражению западногерманского историка Б. Шойрига, 1942 год наступал "под знаком упорства".
II
Военные планы гитлеровской Германии на 1942 г. находились в зависимости от интересов и целей германского монополистического капитала, теперь еще более непосредственно, чем прежде, влиявших на политику и военную стратегию третьего рейха.
Начало 1942 года - один из важнейших этапов в развитии германского государственно-монополистического капитализма. Ускорение его развития в период общего кризиса капитализма, типичное для Германии, во все большей степени превращало государство в инструмент монополий для подготовки и ведения захватнических войн.
Германия уже в первую мировую войну была страной развитого государственно-монополистического капитализма. Фашистский период ее истории характеризовался дальнейшим подчинением государственной машины монополиям. Высшие круги буржуазии стремились использовать государственный аппарат для насильственной концентрации производства и рабочей силы, перераспределения в свою пользу национального дохода, для получения колоссальных военных заказов, грабежа оккупированных стран, для дальнейшего угнетения трудящихся и усиления политической реакции.
Государственно-монополистический капитализм, достигший в фашистском рейхе чрезвычайно высокой ступени развития, в особой мере усиливал агрессивность политики фашизма. Необычайно заинтересованный в захвате экономических ресурсов других стран, он активно вторгался и в военную сферу деятельности государства.
После провала "молниеносной войны" против Советского Союза и поражения под Москвой гитлеровская Германия, как мы уже говорили, стояла перед перспективой затяжной войны, требующей колоссальных ресурсов и средств. Оказалось, что к такой войне не подготовлены должным образом ни вооруженные силы, ни экономика третьего рейха. Все более увеличивался разрыв между огромными и постоянно растущими потребностями фронта и ресурсами страны, а также состоянием военного производства. По свидетельству известного экономиста Г. Керля, зимой 1941 г. создалось "чрезвычайно угрожающее положение в отношении вооружения. Немецкая армия потеряла в России очень много военной техники". Потребность в оружии, боеприпасах, снаряжении резко возрастала. Ранее установившийся уровень выпуска военной продукции не мог ее удовлетворить. Расширение масштабов войны, провал "блицкрига", вступление в войну США сделали ясным для нацистских руководителей, что о "быстротечной войне" не может быть и речи и что затяжная война потребует огромного расхода людских и материальных ресурсов.
Дальнейшее расширение военного производства началось уже в конце 1941 г. В секретной директиве от 25 января 1942 г. Гитлер потребовал "всеми средствами и решительно" обеспечить пополнение и оснащение армии. В директиве говорилось: "Современный ход тотальной войны... властно требует использования всех имеющихся сил для вермахта и военного производства"{743}. Потребностям военного производства, как подчеркнули весной 1942 г. Гитлер и министр вооружения и боеприпасов Шпеер, подчиняется все немецкое хозяйство.
Верхушка монополистической буржуазии использовала новую ситуацию для дальнейшей концентрации своей экономической мощи и еще большего увеличения своего активного влияния на различные сферы деятельности государства, в том числе, конечно, и на военную деятельность. Одновременно шел процесс еще более тесного слияния руководителей монополий и вооруженных сил.
Военный кризис 1941 г. стал главной мотивировкой монополистов для дальнейшего подчинения всей экономики Германии и оккупированных стран. Весной 1942 г. были всесторонне расширены государственно-монополистические основы "тотального военного хозяйства", хотя нацисты до начала 1943 г. воздерживались от открытого объявления "тотальной войны". Стремясь к еще большему усилению своего влияния в экономической, военной, политической сферах, руководители концернов в начале 1942 г. добились установления всеобъемлющей системы "государственного регулирования экономики", что означало дальнейшее расширение прав монополий. Могущественная группа высших представителей монополистической буржуазии обеспечила себе дальнейшую концентрацию экономической власти и через нее - еще большее усиление воздействия на государственный и военный аппарат.
Начало 1942 года стало исходным пунктом нового этапа государственно-монополистического развития германского империализма.
В ходе многочисленных совещаний министров, военных и крупнейших промышленников в декабре 1941 г. - январе 1942 г. были приняты решения о новой организации руководства экономикой. В январе 1942 г. министр вооружения Тодт представил Гитлеру свои предложения на этот счет. Он требовал централизации всего производства, имеющего прямое или косвенное отношение к выпуску военной продукции. Новую систему государственно-монополистического руководства, которая в основных чертах была создана при Тодте, а после его смерти (февраль 1942 г.) развита Шпеером, историки ГДР, в частности В. Блейер, со всем основанием называют "тотальным военным хозяйством германских монополий". Отныне вмешательство вермахта и государственного аппарата в деятельность монополий несколько уменьшалось. Использование военно-экономических ресурсов становилось на деле прерогативой только монополий и их органа - министерства вооружения и боеприпасов. От имени промышленных магнатов генеральный директор Цанген подписал "основную инструкцию" о новой системе государственно-монополистической организации. В ней подчеркивалось, что "заказчик" - вермахт и государственные инстанции не могут больше давать никаких распоряжений по вопросам хозяйства помимо руководящих органов монополий.
Крупнейшие промышленники теперь более чем когда-либо прежде безраздельно стояли на вершине всей экономической системы Германии. Их представитель Шпеер, на которого Гитлер в мае 1942 г. возложил единое руководство военной экономикой, - делал все для удовлетворения ненасытного стремления монополий к сверхприбыли: дальнейшая значительная концентрация общественного капитала в руках небольшого числа владельцев концернов, еще большее перераспределение национальной экономики в пользу господствующих кругов монополистического капитала представляли собой главный итог "новой системы".
Весной 1942 г. окончательно сложилась измененная структура государственно-монополистического руководства экономикой. Она строилась таким образом, что промышленные магнаты могли оказывать весьма значительное влияние на государственный аппарат и на руководство вооруженными силами. Созданный при министерстве вооружения и боеприпасов совет вооружения разрабатывал все главные рекомендации по вопросам организации военного производства и распределения заказов. В совет входили генеральные директора концернов Цанген, Феглер, Плейгер, Бюхнер, Пенсген, а также крупные военные: генерал-фельдмаршал Мильх, генералы Фромм, Витцель, Томас, Лееб и др. Совет практически располагал диктаторскими полномочиями в сфере государственной экономики. Непосредственное влияние на вооруженные силы он осуществлял через "промышленные советы" при главном командовании сухопутными силами и авиации, в которых наряду с генералами сидели ответственные представители наиболее крупных монополий. Например, в состав промышленного совета сухопутной армии входили Цанген, Вольф, Феглер и др.
Монополии получили еще больше возможностей для непосредственного участия в расширении военного производства путем так называемой системы "личной ответственности предпринимателей в промышленности". Это означало передачу директорам концернов расширенных прав по руководству и планированию военной промышленности{744}.
Созданные в рамках новой системы "комитеты" и "ринги" получили все права для прямого вторжения в производство и распределение вооружения и в работу всех отраслей военной экономики. Существовавшие прежде в главном командовании вооруженными силами отделы управления военной экономикой были переданы в подчинение Шпеера. Таким путем руководители монополистического капитала превращали свои хозяйственные инстанции в государственные руководящие органы и прямо подчиняли себе важные сферы деятельности военного руководства. Тем самым еще больше сливалась под эгидой промышленной олигархии хозяйственная деятельность фашистского государственного организма.
Безраздельное господство в гитлеровском рейхе мощного фашистского военно-промышленного комплекса, состоявшего из промышленников, высших заправил государственного аппарата и генералов, еще более усилилось, а власть и влияние промышленников внутри этого комплекса возросли.
Реорганизация германской экономики в "тотальную экономику" достигла высшего пункта и завершения в официально объявленной после поражения под Сталинградом в 1943 г. "тотальной войне". Она позволила повышать уровень военной продукции Германии до 1944 г. и еще три года вести войну. Вместе с тем она превратилась, и средство достижения крупной империалистической буржуазией еще большей власти в фашистском государстве, дальнейшего роста политического влияния на государство, усиления эксплуатации трудящихся.
Этот процесс, бесспорно, оказывал колоссальное влияние на ведение Германией войны. Грабеж оккупированных стран, использование рабского труда, вывоз оборудования заводов, захват золотых запасов - все это давало германским концернам фантастические прибыли. У концерна "Г. Геринг" они составляли 3 млрд. марок, у концерна "Сименс" - более 2 млрд. марок и т. д.
Но этот же процесс в развитии военной экономики фашистской Германии особенно ярко выражал глубокие противоречия всей экономической системы германского империализма. С одной стороны, рухнули расчеты нацистских стратегов добиться победы при том уровне военного производства, который был создан до войны. С другой - германский монополистический капитализм не, смог, несмотря на все его усилия, поставить свой военно-хозяйственный потенциал на службу требованиям войны полно и всесторонне. Фашистская Германия больше не обладала первоначальным превосходством над своими противниками в танках, авиации, в другом вооружении и военном снаряжении. Несмотря на государственно-монополистическое регулирование, анархия капиталистического производства, острая конкурентная борьба делали невозможной полную и всестороннюю концентрацию всего национального хозяйства на ведение войны. Именно прежде всего поэтому фашистская Германия в последующие годы была не в состоянии достигнуть того уровня выпуска военной продукции, который обеспечила социалистическая экономика Советского Союза.
Тем не менее после коренной реорганизации военной экономики, проведенной в связи с поражением под Москвой, фашистская Германия смогла значительно поднять свой военный потенциал. Этому помогла широкая "мобилизация рабочей силы", проведенная за счет развертывания системы принудительного труда населения оккупированных стран, массового угона в рейх миллионов людей, за счет эксплуатации и грабежа почти всей Европы. Если принять индекс производства вооружения в январе - феврале 1942 г. за 100, то среднемесячный индекс выпуска всего вооружения в 1941 г. будет 98, а в 1942 г. - 142. В 1941 г. было выпущено 7 тыс. орудий калибра свыше 75 мм, 2,9 тыс. средних танков, 11030 военных самолетов, а в 1942 г. соответственно 12 тыс. орудий, 5,6 тыс. средних танков, 14700 военных самолетов{745}. Таким образом, германский государственно-монополистический капитализм сумел в результате крупной перестройки военной экономики добиться значительного повышения выпуска продукции, необходимой для дальнейшего ведения войны.
По мере все большего усиления авторитета и общественных позиций власти монополий росло их влияние через государство и его военный аппарат на военные планы, следовательно, на военную стратегию третьего рейха. Стратегический план германского военного руководства на 1942 г. складывался под влиянием не только чисто военных факторов, но в большой мере под воздействием интересов и требований монополистического капитала.
В начале 1942 г. эти интересы и требования как в фокусе концентрировались прежде всего на захвате богатейших в промышленном и сырьевом отношении южных районов европейской части Советского Союза.
Особая агрессивность монополий в отношении Советского Союза в целом и его южных районов в частности получала дополнительный стимул в "праве частного предпринимательства" на оккупированных территориях СССР, которое германские монополии "получили" от фашистского государства. В начале 1942 г. руководители концернов добились обещания, что "после окончания войны" на оккупированных "восточных территориях" государство и нацистская партия не будут полностью контролировать экономику, обеспечат "переход к частной инициативе" и к созданию "независимых предприятий". Наиболее крупным концернам - "ИГ Фарбениндустри" и другим подобного типа гарантировалось особо широкое поощрение их "частной инициативы на Востоке". Таким образом, гитлеровцы намеревались в рамках "новой организации руководства экономикой" превратить хозяйственно-экономические центры на оккупированной территории Советского Союза в частные вотчины германских монополий, сделать эти центры объектом беспощадной эксплуатации, источником новых колоссальных прибылей.
Именно эти обстоятельства в очень многом руководили господствующим фашистским военно-промышленным комплексом, когда создавался стратегический план ведения войны на 1942 г.
Гитлеровские военные руководители отлично понимали и знали, что ход войны и судьба Германии целиком зависят от развития событий на советско-германском фронте. Согласно оценке журнала военных действий верховного командования, еще в период московского кризиса сложилось мнение: "Центр тяжести на 1942 год определенно лежит на Востоке"{745а}.
Правда, военно-морское командование придерживалось несколько иного взгляда. Оно считало, что разбить Советский Союз теперь вряд ли возможно. Вместе с тем в 1942 г. флот получит хорошие шансы в борьбе против Англии и особенно против США, еще не имеющих военного опыта. Разные точки зрения ОКВ и Редера не оказали заметного влияния на стратегию верховного командования. Оно не колебалось в выборе объекта приложения главных усилий. Германский фронт на Востоке еще содрогался от ударов Красной Армии, а в Берлине и Восточной Пруссии уже выносилось решение: Советский Союз должен быть разбит в 1942 г.
III
Через два дня после Нового года, 3 января, Гитлер беседовал с японским послом Осима. Теперь, после совместного вступления Германии и Японии в войну против США, фюрер мог разговаривать с ним особо доверительно.