– Я постараюсь оправдать ваше доверие, господин канцлер.

– Да уж постарайтесь. Вас прикомандируют к воинскому отряду, но ваша задача – по возможности обойтись без кровопролития. Цель вашей поездки должна сохраняться в тайне. Вы ведь уже беседовали с судьями Святого Трибунала и вряд ли захотите встретиться с ними вновь. Исполните мое поручение как следует, и я подумаю о постоянной должности для вас… Отто-Карл Дидим… то бишь Ивелин.

И вот теперь он здесь. Все прошло как по маслу, за единственным исключением – рукописи, которой вожделеет Сакердотис, здесь нет и быть не может. Старый дурак! Кичится своей осведомленностью, а простейших вещей сопоставить не способен. Император Йорг-Норберт правил двести лет назад. А этот монастырь основан тому назад лет двадцать. Какой бы монастырь ни имел в виду император – только не здешний. Но это не важно. Он придумает, что преподнести старому ослу под видом сокровенных знаний. Он годами зубрил оккультные трактаты; у сильных мира сего этот товар нынче в моде. Еще что-нибудь вытрясет из монахов. Или сыщет на стороне. Не зря же в этих краях, как в отстойнике, веками оседали всякие мерзавцы, в том числе выдававшие себя за адептов тайных знаний. Что-нибудь да отыщется. Он нашел способ, как поймать на крючок Ромуальда Сакердотиса (ну, предположим, подсказали, и что с того?). Он побеждал и худшие преграды. Сумел же он подняться после того, как все казалось потерянным из-за глупейшего плана, придуманного матерью?

Должен признаться – поначалу этот план показался ему разумным. При том что матери он никогда не доверял полностью даже в детстве, когда она имела на него огромное влияние. Уже тогда это влияние было отравлено. Как она ни старалась, до него доходили обрывки разговоров, будто притаком муже она спала с лакеями и конюхами, да что там, со всей мужской прислугой, и даже, войдя в охоту, тайно посещала притоны на Канальной, обслуживая посетителей. В те времена она никогда не опровергала подобных сплетен. Когда он стал старше, она поклялась, что это клевета и гнусная ложь, распространяемая врагами Дидимов. Он поверил. Потому что хотел поверить. Но осадок остался. И он так и не решился спросить, кто был его отцом. Боялся услышать ответ. Ибо чьим бы сыном он ни был, он не мог быть сыном Дидима. Это знали все. Но первым, кто осмелился сказать ему это в лицо, был тот наглый ублюдок, сын Веллвуда. Никого в жизни Отто-Карл не ненавидел больше, чем его, хотя видел лишь раз. У него не было законного имени, но держался он так, словно сам император ему ровня. Он чудовищно оскорбил Отто, и никто, никто не вступился за него, все только ржали, даже те, кто только что подлизывался к нему: и дворня, и пажи, и самая низкая тварь – мальчишка-комедиант с нахальной рыжей мордой, – для всех Отто, по вине веллвудовского пащенка, в единый миг стал посмешищем. Поэтому, когда мать поделилась с ним своим замыслом, Отто его одобрил. Наказать ублюдка! Не только отобрать у него то, что по праву принадлежит законной ветви рода, но и уничтожить его! Подумать только, уже третье поколение дожидается своего наследства! Еще дед Отто, Рамбальд Веллвуд-и-Ивелин, надеялся получить его, потому что дети брата Рупрехта умирали один за другим. Но младший, Торольд, выжил. Эберо и Беретруда совершили ту же ошибку. Они не уничтожили Торольда. Они ждали.

Больше этого не повторится. Хватит деликатничать. Веллвудовский пащенок должен умереть, и не просто умереть, а в страхе, боли и мучениях.

Но все повернулось не так. Вернее, не совсем так, как было задумано. Ублюдок, разумеется, умрет, может быть, несколько позже, чем хотелось бы, но уготованная участь его не минует. Так было обещано Отто. А вот с мыслью о владениях Веллвудов придется расстаться. До времени. Одно утешение – эта жадная баба, вдова Торольда, и ее отродья тоже пока остались ни с чем. Замок и земли переданы под опеку короны, вплоть до дальнейшего рассмотрения дела. Эта сука, конечно, рассчитывает, что убрала всех соперников, но если решать будет Сакердотис, все еще может измениться…

А сейчас есть более насущные проблемы. В одном старый дурак не ошибся. Здесь сейчас многое будет решаться, и выиграет тот, кто окажется в Открытых Землях вовремя. Только игроков больше, чем предполагал Сакердотис. Кое-кто из них уже объявился. Главное – дать понять этим наемным слугам и шпионам, что он им не ровня. Южане давно разучились различать, в чем истинное благородство крови, при этом заносчивости в каждом как в принце.

Вошел Клаттербак – капитан отряда, приставленного к Ивелину канцлером. Он, правда, упорно считал, что это Отто приставлен к отряду. Приходилось постоянно ставить его на место. Клаттербак и по физиономии, и по имени, и по выговору был явным выходцем из тримейнских низов. И в императорской армии, где офицерами могли быть только дворяне, он бы карьеры не сделал. Но в наемном отряде, с прискорбием приходилось признать, под высоким званием можно было обнаружить любую шваль. И теперь главное было – не дать ему перехватить ведущую роль в разговоре.

– Что, Клаттербак? Настоятель решил образумиться и все рассказал?

Сказано это было более для порядка. Допрашивать Клаттербак умел – в этом Отто-Карл убедился, когда близ Кулхайма на них напали разбойники и Клаттербак решил проверить, не подослали ли их враги канцлера. Однако он был в курсе повеления «по возможности без крови», и пока что Ивелин был не склонен отменять в монастыре это распоряжение (привратник не в счет, и вообще, если бы не он, крови пролилось гораздо больше). Да и допрашивать монахов Отто-Карл предпочитал сам.

– Нет. Приехали двое. Тот парень, что был раньше, и с ним дамочка, по виду из благородных.

Ага! Посланцы адмирала! В Тримейне Убальдин держал себя как вельможа из вельмож, знатнейшие придворные пресмыкались перед ним, заслуженные воины и видные чиновники, словно робкие юнцы, толпились у него в приемной, а Отто-Карла, не имевшего ни чинов, ни званий, к нему и близко не подпустили бы. А теперь адмирал вынужден вести переговоры не с кем-нибудь, а с Отто. И его посланцы будут выполнять то, что он им скажет.

Вот этот, который был прежде, – наверняка до того, как поступить на службу к Убальдину, глотки резал в темных переулках или пиратствовал, а кротко, как ягненок, подчинился, когда Ивелин сказал, что будет разговаривать только с особой высокого происхождения. То, что эмиссаром Убальдина оказалась женщина, Отто не очень удивило. От карнионцев, с их врожденной склонностью к извращениям, можно ждать чего угодно. Было бы даже забавно помучить эту высокомерную южанку, заявив, что он не снизойдет до беседы с женщиной… или сказать, что он занят, пусть поторчит во дворе, на ветру и в холоде… Но потом он передумал.

– Что ж, примем их. Пусть подождут в трапезной.

– Заодно и пожрем. – Эта скотина Клаттербак не мог думать ни о чем, кроме нужд своего брюха. – Позову Панкраса, пускай служит.

Хэл, отрядный кашевар, едва ли не в первый день здесь возопил, что он не в силах прокормить такую прорву народу. Врал, конечно, – с готовкой для сотни солдат справлялся, хотя назвать эти помои едой было весьма затруднительно. Но Клаттербак, вместо того чтоб выпороть мерзавца, пошерстил монахов (это Отто-Карл мог ему позволить) и выудил из них брата Панкраса. Тот помогал Хэлу на кухне и заодно кормил своих плененных собратьев. Правда, Хэл на этом не успокоился, а ныл, что монастырские припасы скоро закончатся и надо добывать провиант. Но это уж забота Клаттербака.

На миг Отто-Карл задумался, не принять ли посетителей здесь, а не в трапезной, которая не выиграла от пребывания там солдатни. Однако отогнал эту мысль. Принять ихв собственно й комнате, пусть даже это временное пристанище, значит установить определенную близость между переговорщиками. Много чести.

Он выждал еще некоторое время, как Клаттербак ушел. Привел себя в порядок, расчесал волосы и бороду (по прибытии он подумывал о том, чтоб ее сбрить, но решил оставить, а то выглядело бы, что он подражает южным обычаям). Нет, он не готовился произвести впечатление на эту южанку, и все же его отличие от простолюдинов, и в первую очередь от Клаттербака, должно быть сразу заметно.

Клаттербака хорошо бы на встречу не допускать. Но не получится. Это покажется тому слишком подозрительным. Придется позволить ему присутствовать хотя бы на первой встрече. Все равно он будет слишком занят жратвой.

Когда он вошел, гости уже были в трапезной. Эбль развалился за столом, и, кажется, ему не было дела до того, что его заставляют ждать. Даму Ивелин заметил не сразу. Она примостилась в самом темном углу, на скамье у стены. Несмотря на то что она была в мужской одежде, ее лицо скрывала маска. Что ж, по крайней мере в этом она соблюдала приличия. И не начинала разговор первой.

– Представь нас, – велел Отто-Карл.

– Ну… – лениво протянул Эбль, – этот парень из Тримейна…

Идиот словно не имел понятия о том, что нужно сказать.

– Отто-Карл Ивелин, сударыня, – он предпочел представиться сам. «Дидим» по привычке опустил. Женщина была из Карнионы, не могла знать этой фамилии, но мало ли что? – Посланник канцлера.

– Аглавра Тионвиль.

Голос ему понравился. Но он не отказал себе в удовольствии съязвить:

– Имя, я полагаю, вымышленное?

– Каким бы ни было мое имя, та, что его носит, принадлежит к одному из благороднейших семейств Карнионы.

Он бы мог спросить, что занесло носительницу благородного имени в эту глухомань с не подобающей ее положению миссией, но она могла ответить тем же, и Отто-Карл предпочел воздержаться. Она же, наконец решившись перейти из тени в свет, встала и сняла маску. Как и ожидал Ивелин, она была темноволоса и темноглаза, но гораздо бледнее, чем подобает южанке. Пожалуй, она не солгала насчет благородного происхождения – у простолюдинки не могло быть такой белой кожи. Хотя, возможно, это игра теней… На столе стояли зажженные светильники, но трапезная была слишком велика, чтоб эти плошки могли осветить ее полностью.

Аглавра совлекла перчатку и протянула ему руку. Пришлось поцеловать. Рука была маленькая, как у ребенка, не испорченная работой. Пожалуй, действительно аристократка.

– Полюбезничали, и хватит, – грубо сказал Клаттербак. – К делу… покончим с этим, пока не принесли обед.

Кто о чем, а этот о жратве.

– Обед – это славно, – отозвался Эбль. – И все же – на кой ляд людям канцлера понадобился этот монастырь?

– А кой черт сюда принес людей адмирала? Открытые Земли вроде не имеют выходов к морю.

– Воздержимся от взаимных оскорблений, – призвал Ивелин. Он, впрочем, был уверен, что собеседники, за исключением, может быть, Аглавры, на это неспособны. – Я не обязан отчитываться в подробностях, почему мы избрали для своей дислокации именно это место. Достаточно и того, что канцлер Сакердотис направил нас сюда, ибо считал, что события в Открытых Землях важны для империи.

– Вот именно, – внезапно поддержал его Эбль. – Кто будет держать рычаг в Открытых Землях, ну… когда заводы будут построены и шахты развернутся, тот будет диктовать цены Карнионе. А Карниона – прочим провинциям. Господин адмирал это очень хорошо понимает.

– Да не он один умный такой, – возразил Клаттербак. – Тут все заводчики сейчас в глотки друг другу вцепятся.

– Оттого-то господин адмирал и послал нас сюда, – сказала Аглавра. – Чтобы по возможности оказать воздействие на некоторых из них.

– Без кровопролития, – усмехнулся Ивелин. Он вспомнил канцлера, но она об этом не знала.

– Если удастся. – Ее темные ресницы затрепетали, затеняя блестящие глаза.

– Так чтоб совсем без крови, оно никогда не получается, – сказал Клаттербак. – Вот каторжники эти взбунтовались и по лесам прячутся…

– Если кто-то из промышленников, хотя бы Роуэн, выставит достаточно солдат, раздавят их, – ответил Эбль.

– Верно. Но нужно ли нам это? – Реакция собравшихся была именно такой, какой ожидал Отто-Карл. Они уставились на него с недоумением. Даже Аглавра. – Послушайте, господа, – последнее слово он произнес с чувством ни с чем не сравнимого превосходства. – Адмирал хочет утвердиться в Открытых Землях. Той власти, что он имеет на побережье и в столице, ему недостаточно. Что ж, его можно понять… Но должность его не такова, чтоб сделать это открыто. Поэтому он ищет пути влияния на тех, кто здесь укоренен. Для этого вы сюда и прибыли, не так ли, госпожа Тионвиль? Но сдается мне, великий адмирал допустил ошибку. О нет, я не о том, что силы вашего очарования недостаточно, прелестная госпожа. Но мы только что из столицы, я знаю настроения при дворе, я имел приватные беседы с канцлером. И вот что я скажу вам – правительство не допустит чрезмерного усиления карнионских промышленников. Человек, который будет контролировать доходы, приносимые Открытыми Землями, должен быть из Тримейна.

Клаттербак кивнул:

– Если выбросить всяческую словесную шелуху, так оно и есть.

– И что, по-вашему, великий адмирал так просто уступит власть чужаку? – не сдавался Эбль.

– А я не сказал «уступать». Губернатор, наместник, или как еще он будет называться, станет представлять здесь Тримейн. Правительство империи. Но без поддержки из Карнионы он закрепиться не сможет. А кто принадлежит в равной мере и Карнионе, и Тримейну, как не великий адмирал? Убальдина столько же видят при дворе, сколько в Нессе.

И Эбль, и Клаттербак хмурились – сказано было для них слишком витиевато. Зато Аглавра сразу сообразила, к чему клонит Ивелин.

– Вы полагаете, что адмирал может косвенно управлять Открытыми Землями через наместника из Тримейна?

– Да, если этот человек будет достаточно умен, обладать необходимыми полномочиями и в состоянии разделять сферы влияния. К тому же у адмирала нет здесь собственных предприятий, и его интересы не будут ущемлены.

– Зато те, у кого здесь предприятия имеются, так просто на переговоры не пойдут, – возразил Эбль. – И куска своего не уступят.

– Так вспомните же, с чего я начал! – Отто-Карл досадливо поморщился. – Пока в Открытых Землях относительный порядок, карнионские промышленники могут диктовать свои условия адмиралу и канцлеру. Если здесь воцарится хаос – все будет наоборот. Я не ставлю под сомнения боевые качества людей моего друга Клаттербака, но их слишком мало. Однако этот глупейший мятеж нам как нельзя более на руку.

– Погоди-погоди! – прервал его Эбль. – Это что ж получается – ваши люди должны объединиться с мятежниками?

– Это был бы удачный ход. И еще лучше, если б мятежи вспыхнули на других шахтах и заводах.

Возможно, Ивелину показалось, но в черных глазах Аглавры мелькнуло восхищение.

– Канцлер приказал нам по возможности воздерживаться от кровопролития, – напомнил Клаттербак.

– Он имел в виду здешних монахов. Мы не причинили им вреда. Он ни словом не упомянул о карнионских толстосумах или беглых каторжниках.

Клаттербак молчал. Честно признаться, указание не проливать крови изрядно стесняло его. И хотя он не склонен был воспринимать навязанного ему Ивелина всерьез, слова последнего проливали бальзам на его душу.

Тот еще подбавил:

– Черт побери, Клаттербак! Когда на нас напали разбойники, вы не колебались, проливать кровь или нет. Здесь то же самое.

Эбль размышлял об ином.

– Поднять мятеж на рудниках… Там по большей части вкалывают государственные рабы, а это в прошлом – воры и бандиты. Взбунтовать их не составит особого труда. Но чужакам из Тримейна туда не проникнуть, а я один не сумею этого сделать.

– Если рудники поднимутся один за другим, вам не понадобится бывать везде. Но для этого мятежники должны одержать серьезную победу. А без поддержки профессионалов им это вряд ли удастся.

– Стало быть, нам следует объединиться и разгромить людей Роуэна или этого, как его… с чьей шахты они сбежали?

– Куаллайда, – подсказал Эбль.

– Мне лично глубоко плевать на то, кто там будет из этих торгашей… я должен позаботиться о своих людях. Провиант и в самом деле кончается, а сейчас зима. Если мы погуляем по владениям заводчиков…

Клаттербак не закончил, но Эбль его прекрасно понял. Сколько бы канцлер ни заплатил вперед, наемник никогда не откажется от добычи, если сможет ее взять. Эбль не видел причины препятствовать этому. Он служил адмиралу, а Убальдин при таком раскладе никаких убытков не понесет. Скорее наоборот.

В дверном проеме показалась фигура монаха с подносом, и Эбль осклабился.

– Может, припасы у вас и кончаются, но пока что не закончились.

Брат Панкрас, исполнявший при новых хозяевах все те же обязанности раздатчика блюд, был слишком сосредоточен на своей задаче, чтоб откликаться. Он расставил миски по липкому столу (никто теперь не следил, чтоб столешницу тщательно мыли), а потом начал раскладывать по ним из горшка горячую гороховую кашу с солониной – это была вершина кулинарных способностей Хэла. Еще имелись: хлеб, вяленая рыба монастырского еще приготовления и хмельное пиво. Брат Панкрас был приучен к порядку, каковой не допускал за столом посторонних разговоров. Но когда взгляд его упал на Аглавру, он едва не вывалил кашу мимо миски и запричитал:

– Грешники! Охальники! Мало того, что отца настоятеля с братией в узилище ввергли, так еще девок привозят, святой обители в посрамление!

Эбль хохотнул, и не подумав защитить госпожу. Она тоже находила возмущение монаха забавным, обнажив в улыбке остренькие зубки.

Апокризиарий еще больше вскипел:

– Девку, мужиком ряженную, притащили! Грех-то какой! Те, прежние, тоже так делали, но она хоть в трапезную не лезла и не насмехалась над братией…

– Какие еще прежние? – осведомился Эбль.

Монах, сообразив, что ляпнул лишнее, замялся:

– Ну, это просто так… ничего не значит… приходили тут…

– Это ж убежище, тут всякое жулье отсиживалось, – напомнил собравшимся Клаттербак.

– Но не женщины! – Эбль вскочил из-за стола, схватил монаха за грудки и встряхнул: – Кто еще тут был?

– Да мало ли, – Клаттербак по-прежнему не слишком беспокоился, – ну, решили длиннорясые позабавиться…

Эбль не слушал его. Он вытащил нож и приставил острие – не к горлу, а к глазу монаха. По опыту он знал, что это производит более сильное впечатление.

– Еще будешь запираться, вырежу зенки. Кто тут был, откуда, какая такая девка?

– Да не знаю я! – Брат Панкрас всхлипнул. – Мы и правда убежище, люди приходят и уходят. И эти – день побыли и ушли. С отцом настоятелем толковали… А девка – сроду бы не подумал, что это девка, если б не услышал, как они меж собой переговаривались. Тощая такая, рожа в веснушках, парень парнем. Они ее Кружевница называли, я еще подумал – неужто такое чучело умеет кружева плести?

– Кружевница, значит. – Эбль выпустил монаха. – Такую несуразицу придумать невозможно. Стало быть, не врет.

– Да, Кружевница. А еще Сайль… Ушли они, господа хорошие, ушли и не возвращались. Еще и лошадей наших забрали, отец настоятель повелел, они ж безлошадные были…

– Сколько их было?

– Пятеро. Четверо мужчин. Один пожилой, приличный такой господин. Остальные, может, и раньше бывали, я их что, всех в лицо упомню? И еще эта девка, Сайль.

– Похоже, что здешний настоятель в свои игры играет, – сказал Клаттербак. – Надо бы сызнова побеседовать с ним… задушевно.

Ивелин, все время предшествующего разговора сохранявший невозмутимость, доел кашу и отложил ложку.

– Скорее всего, вы напрасно беспокоитесь. Из-за права убежища монастырь обязан предоставлять приют преступникам, может быть, и преступницам. Но проверить не помешает.

Клаттербак опростал кружку пива, выбрался из-за стола и подхватил монаха:

– Пошли, братец. Не трясись. Жаль будет, если придется Хэлу другого помощника искать.

– Я с вами, Клаттербак. Прошу прощения, сударыня. Мой спутник иногда увлекается и нуждается в присмотре… – Не договорив, Ивелин последовал за наемником и братом Панкрасом.

Эбль собирался сделать то же самое, но не успел. Его схватили за рукав. Он обернулся и удивленно вытаращил глаза (благо в них никто тыкать ножом не собирался). Его товарка, о присутствии которой Эбль успел позабыть, дрожала как в лихорадке.

– Ты что?

– Сайль…

– Что «Сайль»?

– Я думала, она померла…

– Погоди, что ты тут плетешь?

– Была одна девка… Сайль Бенар… Она знает, кто я… Она давно пропала, я думала, ее нет, а она здесь…

– Не рано ли затряслась? Сайль – это не имя, это кликуха, да и свалила она отсюда со своими подельниками.

– Нет! Это она! Мерзкая, рыжая, конопатая уродина… она ненавидит меня, она предаст, как только увидит! – Она всхлипнула.

Эбль поднял со стола кувшин – не стал размениваться на то, чтоб перелить пиво в кружку, хлебнул вволю, опровергая расхожее мнение, что карнионец всегда предпочитает вино.

– Не скули, Маджи. Может статься, что перетрухнула ты зря и эта девка давно отсюда убралась. Но лучше бы тебе пока в Галвин не возвращаться. А уж если мы объединимся с беглыми каторжниками и тримейнскими наемниками, то я сумею найти эту Кружевницу, или как ее там. Найти и прикончить.

Глава 3

Заваруха со стрельбой

– Вам всем нужно от меня одно! – орала Сайль. – Только одно! Новая взрывчатка, и как можно больше!

Ингоз при начале фразы как-то странно булькнул, а потом так расхохотался, что едва не подавился.

Но Пандольф был настроен серьезно и был непреклонен. Он умудрился не только отыскать Айдена, но и связаться с Воллером. Известия, привезенные им, были малоутешительны, но вполне ожидаемы. Мятеж за это время не только не сошел на нет, но и распространялся. Бунты потянулись по другим рудникам, как огонь, брошенный на солому.

– Воллер велит, чтоб я помог Айдену покончить с каторжниками. Кружевница, тебя я забираю с собой, займешься бомбами и гранатами. Маркхейм, тебе надо разобраться с теми, кто засел в монастыре. Ингоз найдет тебе людей.

Кружевница с таким решением согласиться не желала. Тем более что на Перегрина приказы Воллера не распространялись и он мог передвигаться свободно.

– Никуда я с тобой не пойду. Я в Галвин с Перегрином пойду, у меня там дела поважнее, – заявила она.

– Нет у тебя дел важнее, чем служить Дороге.

– Я и служила, за что мне плата была обещана. И теперь я эту плату требую!

Сигвард убедил Кружевницу, что она не должна скрывать, кем на самом деле является Аглавра Тионвиль.

– Получишь. Но позже.

– А эта сука тем временем смоется!

– Не смоется она, ей же Роуэна надо дождаться.

– Я не исключаю, что Роуэн появится раньше, чем мы ожидали, – сказал Перегрин. – В своем письме он предупреждал, что едет в Скель, на сессию парламента. Сам он не избран, но намеревается продавить нужные ему решения. Но, узнав о происходящем в Открытых Землях, вряд ли Роуэн там задержится.

– Вот видите! А я в это время черт-те где буду! Лучше здесь останусь, дожидаться стану.

– Хватит уже глупости молоть, – сердито произнес Пандольф. – Времена меняются. Это раньше ты могла безвылазно здесь сидеть, и никто тебя не трогал. А если уж забредал какой-нибудь совсем больной на голову, ты могла с ним разобраться. Нельзя тебе оставаться одной.

– Ну, предположим, нельзя. А почему мне нельзя с капитаном и Перегрином пойти?

– Потому что Воллер так велел.

В поисках поддержки Сайль посмотрела на Сигварда. Он спросил:

– Тебе так уж необходимо самой убить ее? Собственными руками?

Она замялась.

– Не знаю. Было бы не худо, чтоб она поняла, за что ее прикончат, а так…

Ингоз перебил общий разговор неуместным вроде бы замечанием:

– Странное дело. Полжизни мы этих каторжников опекали-выручали, а теперь, стало быть, изничтожать должны?

– Каторжник каторжнику рознь, – пресек его рефлексии Пандольф. – Мы выручали тех, кто был полезен Дороге.

– Ты еще скажи, что мы не благотворительная организация.

– Когда мы были в Монзуриане, я сразу предложила разнести к чертям этот монастырь, – не унималась Кружевница. – А вы сказали: впятером этого не сделать. Теперь, выходит, вдвоем его будете брать?

– Да что ты заладила! Никаких «вдвоем» не будет. Помнишь Кремешка, Ингоз?

– Это который под Мейнером ходил? Помню.

– Я его тут встретил. Мейнер и сам беспокоится, что за колючка в боку засела. Я сказал, чтоб они лазутчика к монастырю подослали, а Мейнер со своими нас по пути встретит. Кремешок и сам хотел пойти – он уже шнырял там вокруг.

– Мейнер – тоже вожак ватаги? – уточнил Сигвард.

– Ага. Только он не из каторжников, как Айден, а, наоборот, из охранников. Что-то он там со своим хозяином не поделил.

– Кобольдов, наверное, гонять отказался, – предположил Ингоз. Из-за того, что события хоть как-то разрешились, он был слишком весел. В противовес Кружевнице, которая была мрачна больше обычного.

– Ладно. Пошли, я тебе передам, что успела сделать. – Она обращалась к Сигварду. – Уж если я уеду, то ни пушинки пороха здесь не оставлю, ни склянки с горючим. А эти долболобы потом пусть все мне возмещают.

Они вышли из дому, остановились у двери в пристройку. Сигвард взглянул на серое небо:

– Зима… Здесь снег бывает или нет?

– Бывает, а как же. Иногда. Однажды целый месяц пролежал. Я-то, до того как сюда попасть, снега с детских лет не видела, когда мы в Тримейне жили… или в Эрденоне… А ты с чего спрашиваешь?

– С того, что от метелей и заносов на войне многое зависит. Здесь получается – снег мятежу не помеха. Но и солдаты тоже сюда без труда доберутся.

– Из Карнионы. Из Эрда сюда зимой не ездят, дороги заносит… – Она отперла дверь и нырнула внутрь. На сей раз, один за другим, вытащила два упакованных тюка. – Махину, разумеется, я тебе не дам. Там еще доводка требуется. Черт, никогда не дадут поработать, когда нужно. Ведь была у меня одна штуковина… я ее из компаса переделала, забыла зачем… все равно не взрывалась… еще Пандольф ее уволок, сказал, что сгодится как игрушка для его сына.