Теперь, когда у нее был набор инструментов для горных работ, она чувствовала себя достаточно уверенно. Как и прежде, с помощью Сигварда, страховавшего ее, она спустилась туда, где гранитная опора моста граничила со стеной ущелья, и при посредстве сверла и кирки принялась расширять в стене отверстие для бомбы.
Сигварду совсем не нравилось то обстоятельство, что большинство трудов на этом этапе работы пришлось выполнять Сайль (одно дело – оружие мастерить, а другое – киркой махать… прямо скажем, не для женских рук занятие), но он не был уверен, что сам справится лучше. Вдобавок в случае чего он Сайль сумеет вытащить, а она его – вряд ли.
Времени на это ушло довольно много, сколько – они не считали. Оставалось надеяться, что Перегрин за эти часы сумеет разобраться со своей частью работы.
Потом Кружевница крикнула, чтоб Сигвард спускал ей драгоценный ящик. Гнездо для бомбы было вырублено. Близилась заветная минута. Учитывая, что важнейшая часть механизма была позаимствована от часов, – в прямом смысле слова.
Но прежде чем установить время, Кружевница позвала:
– Эй, Перегрин! Вы как там? Мы скоро будем готовы!
Ей не было видно Перегрина из-под моста, а Сигвард не очень-то следил за магом. Тот показался из-за каменного выступа, которого Сигвард прежде не замечал. Голос его звучал глухо, возможно, от утомления, и все же можно было разобрать:
– Я тоже… скоро буду…
Прошло еще некоторое время, до того как Сайль крикнула:
– Давай! Помоги мне!
Похоже, она слишком притомилась, чтоб лезть по стене без посторонней помощи.
Сигвард на всякий случай – вдруг проклятая махина рванет раньше срока – потянул веревку изо всех сил, вытаскивая Сайль, как рыбу из воды. Когда она показалась на краю обрыва, подхватил под мышки и втащил наверх.
Лицо и рубаха Сайль были в каменной крошке, она набилась бы и в волосы, но голову Кружевница предусмотрительно повязала рабочей косынкой.
– Фитили! – сипло проговорила она. – Фитили к бочонкам нужно приготовить…
– Сделал я уже. Не в первый, знаешь, раз.
– Тогда давай отойдем. Скоро рванет, лучше нам быть подальше.
– Пошли. Там есть рытвина глубокая, сойдет за окоп.
Сайль сделала несколько шагов и пошатнулась. Рванула ворот рубахи.
– Давит что-то… наверное, гроза будет.
– Какая гроза в марте?
Впрочем, припомнил он, в Карнионе грозы и зимой бывают, а здесь хотя и не Юг, но все же теплее, чем в Эрде или Тримейнском округе. Так что, может, она и права.
Выискивать признаки надвигающейся непогоды было некогда, он взял Сайль за руку и довел до присмотренного углубления в земле. И они залегли там, ожидая взрыва. По едва пробившейся траве бежали тени от облаков. Сигвард, как предполагал он раньше, совсем было привык к виду моста, но отсюда эта надломленная черная арка казалась такой же устрашающей, как в первый раз.
– Перегрина видишь? – спросил он.
– Нет. Тоже залег, наверное.
Кружевница в ожидании кусала губы. Еще бы! Она так возилась с этой своей игрушкой, ей жизненно важно было ее испытать. Наверное, только ради такой возможности она ввязалась в эту авантюру, потому что при достаточном количестве пороха мост можно было подорвать и без затей.
Тем огорчительней будет, если опыт закончится провалом. А она, без сомнения, учитывала и эту возможность.
Но сейчас Кружевница, похоже, так не думала.
Она ткнула Сигварда локтем:
– Уши заткни!
Сама она это уже сделала.
Сигвард внял совету, и вовремя. Грохот из ущелья ударил не только по ушам. Содрогнулась земля, и это чувствовалось даже здесь, в стороне. Это рушилась гранитная плита, служившая мосту опорой. Из-за края ущелья взметнулся огненный язык, и Сигвард, плотнее зажав уши, уткнулся лицом в траву. Ясно было, что поджигать фитили не придется. Сайль, в отличие от него, старалась не упустить ни одной детали разворачивающегося зрелища. Она смотрела, как пламя охватило бочки с порохом и как в облаке дыма исчезает черная арка моста, а потом над этим облаком взметаются в небо и рушатся в пропасть десятки и сотни каменных обломков.
– Триумф техники над магией! – провозгласила Сайль, хотя никто не мог бы ее услышать.
Словно в ответ на ее слова, показался Перегрин. Сигвард, приподнявший голову, также его увидел.
Перегрин стоял над скальной стеной, в которую упирался дальний конец моста, еще уцелевший. Ветер трепал полы широкой одежды мага.
– Какого черта он выделывается? Если сейчас…
Сигвард не договорил. Перегрин вскинул руки, словно подавая сигнал, и грянул новый взрыв. Темная пелена не позволила разглядеть, сбило ли Перегрина с ног, как предполагал Сигвард.
И это было лишь началом того, что последовало дальше.
Гром взрывов и грохот падающих камней сменился гулом – низким, глухим, но таким всеобъемлющим, что он поглощал все живые звуки. Земля всколебалась, словно в судорогах, пошла волнами, а затем от края ущелья вширь в зеленой траве поползли черные трещины, змеясь, превращаясь в разломы, в которые сыпались валуны и вырванные с корнем кусты.
Сигвард скорее угадал, чем услышал полувопрос-полувыкрик Сайль:
– Это я сделала?
– Нет! – крикнул он.
Он пытался разглядеть, что происходит на той стороне, но противоположный край ущелья, содрогаясь, терял очертания. Небо потемнело, и все кругом утопало в колеблющихся тенях. Было ли это следствием наступившей катастрофы или же они просто не заметили, как настала ночь? Внизу вспыхивали сполохи – это загорелись деревья и кусты или вырвался наружу подземный огонь?
Нет, это не могло быть вызвано обычным взрывом. Но был ли обычным взрыв?
Надо было вскакивать и бежать к лесу. Однако они не успели. Почва продолжала колебаться, разломы по краям ущелья добрались до укрытия и, срывая пласты земли, вместе с оползнем увлекли за собой Сигварда и Сайль.
Кружевница попыталась уцепиться за Сигварда, но не сумела. И тогда, сползая вниз по склону, задыхаясь от сыплющейся в лицо земли, она впервые в этот день по-настоящему испугалась. Нет, впервые с тех пор, как ступила на Дорогу Висельников. Когда рудник осаждали каторжники, когда Бокехирн требовал у Траудета ее головы, нельзя сказать, чтоб она совсем не боялась, но тогда она могла что-то сделать. Сейчас она была полностью бессильна. И, полуослепшая от ужаса, она заорала то, что не произносила даже шепотом:
– Ой! Мама!
Она не могла понять, сколько после этого прошло времени, но, кажется, гул прекратился, трясти перестало – и она все еще не умерла. Кашляя, отплевываясь, Кружевница приподнялась, села, счистила налипшую глину с лица. Вместо крутого обрыва ко дну ущелья теперь спускался пологий склон, усеянный валунами, сколами гранита, маслянисто блестящими обломками моста. Ниже по склону она увидела Сигварда. Он пытался встать на ноги и, судя по тому, как он двигался, не был ранен. О том, ранена ли она сама, целы ли руки-ноги, Кружевница в этот миг не беспокоилась – такая радость ее охватила. Однако это чувство длилось недолго. Потому что Кружевница глянула вперед.
Оказалось, что не все еще потрясения были пережиты.
Их сторона ущелья пострадала, сползла вниз. Но противоположной стороны ущелья просто не было. Не в том смысле, что она разрушилась. Она исчезла – по крайней мере там, куда упал взгляд Кружевницы. А что ее заменило – Сайль не могла бы объяснить.
Радужная завеса вздымалась до края небес, трепеща и колыхаясь, не принимая определенных очертаний. Иногда казалось, что в ней сплетаются языки белого и синего огня, но жара от этого пламени не исходило. А потом синева словно омывалась кровью, и по алому бежали золотые отблески.
И перед этой завесой стоял Перегрин.
Невозможно понять, как спустился он с вершины скалы на дно ущелья. В этот миг допустимо было все. Да и было ли оно, это ущелье? Перегрин находился у границы чего-то, не имевшего к этим камням и скальным уступам никакого отношения.
Он мог торжествовать. Мог бы кричать о триумфе магии над техникой. Но не это было его целью. Кружевница, даже в том ошеломлении, в каком она сейчас пребывала, способна была осознать – да, Перегрин находился у границы, но он желал эту границу переступить.
Он что-то выкрикнул, но Кружевница не поняла ни слова. Читая книги по механике, она выучила несколько языков, но этот был ей незнаком. Должно быть, смутно сообразила она, это был тот язык, на котором Перегрин вел свои записи.
Повинуясь его голосу или по какой-то другой причине, завеса дрогнула, и в ней образовался проход – черная прореха в радужной ткани. И эта прореха становилась все шире, образуя некую арку. За аркой виднелся туннель.
Кружевница не знала почему, но ей показалось, что туннель этот имеет бесчисленное множество ответвлений. Однако Перегрин не боялся заблудиться. Он ступил под арку и уверенно двинулся вглубь.
Но прошел он немного.
Золото и синь исчезли из завесы, прахом и пеплом подернулась она. А тьма, окружавшая Перегрина, начала сгущаться – не в переносном, в исконном смысле слова. Он остановился, словно налетев на преграду. Нет – преграда его отшвырнула. И тьма облекла его, словно путы, развернула и принялась мять и душить. Кружевница отчетливо различала его побелевшее лицо, отверстый в безмолвном крике рот. И пока оковы тьмы медленно сдавливали Перегрина, завеса стала истаивать, как туман, обнажая вновь угрюмую стену ущелья.
Сигвард, успевший спуститься по склону, бежал к проходу ловушки.
«Стой!» – попыталась крикнуть Сайль, но не смогла выдавить ни слова – не было голоса. Шатаясь, она поднялась, чтобы догнать его, хотя понимала: не успеет.
Сигвард ворвался в проход, схватил Перегрина и поволок его за собой назад. Это заняло лишь несколько мгновений, но Сайль они показались часами, и каждая минута в этих часах была исполнена ужаса.
Потом два человека вывалились наружу, и проход сомкнулся за ними. И больше не было следов каких-либо чудесных явлений. Изуродованное ущелье и валяющиеся на дне его груды черных камней, недавно бывших мостом.
У Сайль болела каждая мышца, каждый сустав ныл, но она добрела до упавших. Прежде чем она успела склониться к Сигварду, он приподнялся сам. Вгляделся в лицо, перемазанное глиной и копотью.
– Глаза целы? – голос его звучал совершенно как обычно.
– Да, – прохрипела она. – А вот насчет зубов я не уверена… Ты сам как?
– Поживу еще…
Перегрин застонал.
Небо по-прежнему было черным. Вдали громыхало. Вероятно, собирался дождь.
Вдвоем они кое-как выволокли Перегрина. Он не приходил в себя, хотя видимых увечий на его теле не было. Дождь собирался-собирался, да не собрался, и они, выбравшись наверх, свалились, чтобы отдышаться и отдохнуть. И только после этого занялись насущными делами.
Взрыв и землетрясение отнюдь не способствовали красоте окрестностей – но все безобразия, представшие глазу, были безобразиями естественными.
Перепуганные лошади нашлись, но не все. Одна из рудничных убежала, другую убило упавшим деревом. Повозка где-то сгинула безвозвратно – к счастью, все существенно нужное было в седельных сумках.
И еще одна удача – ручей не ушел в землю. Сигвард и Сайль смогли умыться и напоить лошадей.
Громыхание вокруг утихло, небо прояснилось. Но с места они пока не трогались. Внушало опасение состояние Перегрина, да и сил, по правде говоря, не было.
Кружевница, несмотря на все пережитые страхи, ко всему произошедшему отнеслась на удивление спокойно. Дело было сделано, мост взорван. Ну, тряхнуло. Ну, заряд оказался мощнее, чем она рассчитала. Все живы. А что попутно примерещилось – не суть важно.
Иное дело Сигвард. При всей его склонности воспринимать события как есть (что со стороны могло казаться полным безразличием) увиденное – и испытанное – слишком уж выбивалось из общего ряда.
– Про луну багровую – это я вспомнил, – сказал он, когда они сидели у огня – обычного огня, ничем не угрожающего. – На Юге мне говорили – такое бывает перед землетрясением. Забыл вот, а теперь – вспомнил. Но все остальное… Он, выходит, знал, что так будет. Знал – и все равно шел.
– И нас тащил.
– Нам он не позволил перейти мост. Говорил – это будет опасно. Выходит, не взрыв он имел в виду.
– Я не знал… про вас… не был уверен… – послышался надтреснутый голос Перегрина. – Вы оба не прошли испытания… не смогли бы… но, значит, я ошибся?
– Бредит, – констатировала Сайль. – Вот, выпейте воды. – В лекарствах она не разбиралась и других снадобий, кроме воды наружно (при ранениях и ожогах) и внутренне (при лихорадке), не применяла. Обычно это помогало. Помогло, кажется, и на сей раз.
Перегрин жадно припал к фляге. Когда отвалился, дыхание его несколько выровнялось и стало не таким сиплым. Впрочем, он все равно выглядел тяжело больным. И его пристрастие поминать свой преклонный возраст не казалось сейчас причудой. Он и впрямь был стариком.
Кружевница потрогала его лоб – он горел.
– Пойду-ка я тряпку намочу, лицо вам оботру, – сообщила она. Встала и направилась к ручью.
Перегрин не стал ее останавливать. Перевернулся на бок, обратился к Сигварду:
– Что… там?
– Мост рухнул.
– Я не про то… проход исчез?
Сигвард кивнул.
Перегрин закрыл глаза. Несколько мгновений лежал, собираясь с силами. Потом вдруг резко приподнялся, опираясь на локоть. Уставился на Сигварда.
– Но вы… ты сумел войти! И остался жив! Как это может быть? Ты все-таки один из нас? Но я ведь встречал твоего отца, он был здешний. Разве что мать… но это противоречит…
Вернулась Кружевница. Поскольку вся холстина сгинула вместе с повозкой, ради компресса для Перегрина она пожертвовала собственной косынкой.
– Вот что, – сказал Сигвард, пока Сайль пристраивала мокрую косынку на лбу мага, – вы долго морочили нам голову. Может, хватит уже?
– Я объясню… мне и самому важно выяснить про вас… но немного позже. Скоро. Я быстро поправляюсь.
По крайней мере насчет этого он не солгал. Несколько часов сна – не забытья, – и он был способен если не двигаться, то разговаривать.
– Ну и отстал бы ты от него, – сказала Сайль Сигварду. – Морочить голову – это у него ремесло такое. Откуда ты знаешь, что он и сейчас не солжет?
– Я и прежде не лгал вам, – откликнулся Перегрин. – Чтобы понять, что произошло, вы должны наконец поверить: все, что я говорил вам, – правда. О Заклятых Землях, об Открывателях Путей, о чудовищах, прорывавшихся из иных миров…
– Но вы ведь человек, Перегрин.
– Здесь я вынужде н быть человеком. То, что у вас считают моей магией, – смешно. У меня нет и десятой доли прежних способностей.
– У нас? – переспросила Сайль. – А вы что же – оттуда, из страны по ту сторону завесы?
– Там не страна. Там целый мир. Где обладающие Даром могут летать, менять облик, заглядывать сквозь пространство и время.
– Так зачем же вы пришли сюда? – с недоверием спросил Сигвард.
– Мы не пришли. Нас сюда выслали… за мятеж, если пользоваться вашими словами… выбрали для ссылки мир, где магические способности не вполне исчезают, но ограничены.
– Вас что же, много?
– Несколько человек… мужчин и женщин. Не опасайтесь за свой мир – здесь мы мало что можем. Вдобавок такой переход пагубно действует на память… правда, потом отчасти она восстанавливается. Но я до сих пор не помню, где мы впервые оказались, перейдя границу… где-то в Заклятых Землях, но точного места я так и не нашел.
– Вот почему вы возвращались в эти края.
– Да. Я искал.
– А остальные?
– Мы были врагами. И даже в изгнании оставались ими. Поэтому разошлись в разные стороны. Но потом я понял, что это была ошибка… Если мы хотим вернуться домой, если хотим восстановить свою память полностью, нам следует держаться вместе. И я принялся искать своих соплеменников. Я не нашел их… но у них могли быть дети. На детей я возлагал даже большие надежды. Изгнанникам было запрещено возвращаться, но на их детей запрет не распространялся. В поисках я объездил империю и другие страны…
– Маг-предсказатель…
– Да, это была удачная личина. «Перегрин», конечно, не настоящее имя. Это распространенный псевдоним, которым пользуются местные маги. Я выбрал его, потому что он, случайно или намеренно, совпал с одним старинным юридическим термином. Так назывался чужеземец, не имеющий полных прав гражданства. Но я отвлекся… Была вероятность, что среди тех, кто приходил ко мне и открывал передо мной свое сознание, обнаружатся мои соплеменники. Были и другие способы. Видите ли, у нас есть некое свойство… память пробуждается при виде вещей, связанных с нашим миром. Это может быть любая мелочь… игрушка, талисман, какая-то личная вещь, принесенная с собой, или надпись на родном языке. О, я широко раскидывал сети! Когда мне пришлось жить в Эрденоне, я был причастен к постройке одного из зданий на главной площади города – площади Розы – и сумел сделать так, чтоб нужные мне надписи и изображения находились на барельефе, украшавшем фасад этого здания. Если кто-то из изгнанников и их детей появился бы в Эрденоне, он вряд ли миновал бы площадь Розы. И он бы пробудился. Но если это и было так, меня пробудившийся не нашел. Однако я не отчаивался. Принялся искать свидетельства о переходах между мирами. И нашел. В аббатстве Тройнт, крупнейшем хранилище рукописей в Эрде, в некоторых частных архивах… Там я нашел упоминание о том, что последний раз прорыв Темного Воинства был осуществлен на этом мосту. Здесь было сражение, которое описано весьма смутно… но это и неважно. Достаточно знать, что в тот раз граница между мирами была запечатана. Но она была обозначена, эта граница.
– Это ущелье?
– Не совсем так. Даже в мире, столь скудно наделенном магией, как ваш, есть местности, исполненные Силы. Ваши люди – те, кто о подобном знает, – по-разному истолковывают это явление. Одни считают, что это обиталище древних богов или духов…
– Кобольдов.
Перегрин насмешки Сигварда не принял.
– Да хоть кобольдов. Современные натурфилософы утверждают, что так действуют природные законы. Но я полагал – и не ошибся, как выяснилось, – что они, возможно, обозначают границы соприкосновения разных миров. Но эти силы действуют не всегда, так же как, вероятно, не всегда миры притянуты друг к другу. Я засел за вычисления и пришел к выводу, что если пробудить силы… раскачать их… проход можно открыть. Вы говорили, что мост никуда не вел. Когда-то мост действительно был Мостом, соединяющим миры. Уводя во врата, которые были разрушены. Но я не хотел восстанавливать те самые врата. Подобное ведет к подобному. Уничтожение материальной границы должно было уничтожить границу магическую.
– И вы двинулись охмурять Роуэна.
– Можно сказать и так. Это было нетрудно сделать. Карнионцы весьма склонны верить в магию, а Джиллиард Роуэн – более чем кто-либо, при всей своей практичности. И не говорите мне, что это обман. Он бы получил за свои деньги то, что хотел. Мне нужно было лишь объяснить ему, чего именно он хочет.
– А вы хотели сделать то же, что наши приятели с рудников. Сбежать с каторги.
– Когда все было подготовлено, я отправился в Открытые Земли. И тут появились вы. – Перегрин умолк, потом снова заговорил: – Я еще не оставил надежды найти кого-то из детей изгнанников. И заподозрил, что это кто-то из вас. Кто – я не знал. По возрасту могли быть оба. Прошло много лет с тех пор, как мы пришли сюда… когда эти земли еще назывались Заклятыми… но мы живем долго и дольше не стареем. Так что могло появиться и второе поколение, и даже третье. Сначала я предполагал, что это Сайль. Но она сильно меня разочаровала, не пройдя испытания.
– Какого еще испытания? – проворчала Сайль.
– Я оставил на виду записки, которые вел на михале… на родном нашем языке. Наследственная память должна была как-то проявиться. У меня есть также несколько личных вещей, которые принесены оттуда. Вид или прикосновение к ним… действует как удар… или ожог. Но никто из вас ничего не почувствовал.
– Ничего, – подтвердила Сайль.
– И все же я не был уверен до конца! Когда Сайль заговорила о землетрясении… это было предвидение, верно? Я не желал сбрасывать вас со счетов.
– Еще бы, – бесстрастно сказал Сигвард, – вы собирались послать нас вперед. Чтоб мы проложили дорогу.
– Или для проверки, – подхватила Сайль. В ее голосе не было и тени осуждения. – Мне на руднике рассказывали: если есть подозрения, что в шахту ядовитые испарения просочились, туда кошку запускают. Или собаку.
– Да. Но потом… я не решился. Слишком вероятно было, что вы погибнете, а вы мне зла не сделали. Я не знал точно, может ли кто-то пройти через врата, кроме детей изгнанников. В тех рукописях, что я читал в аббатстве Тройнт, на этот счет были разные предположения, порой самые бредовые. Но одно я запомнил: туда не может пройти человек, рожденный в этом мире. Поэтому я велел вам оставаться. И пошел один. Но не сумел… А вот ты, – он пристально посмотрел в лицо Сигварду, – сумел. Так что я совершил очередную ошибку.
– Не было никакой ошибки. Я, слава богу, прекрасно знаю, кто были мои родители – Торольд Веллвуд и Энид Маркхейм. И Сайль также знает.
– Но как же она предвидела землетрясение?
– Ничего я не предвидела. Я чувствовала, как земля колеблется… где-то там, в глубине.
– Вот. Бывают люди, которые заранее чувствуют землетрясения, так же как другие чуют воду и указывают, где копать колодцы. Вполне человеческое свойство. А что насчет вашего условия – так оно вполне ко мне подходит. Про кесарево сечение слышали когда-нибудь? Только так моя мать, которой вы предсказали смерть в течение года, сумела этой смерти избежать. Так что верно вы решили не отправлять нас на гибель. Добрые дела окупаются. Иногда. На Дороге Висельников хорошо это понимают. Мы сумели вас спасти. Но побег ваш с каторги не удался.
Перегрин молчал. Возможно, в глубине души он еще лелеял надежду повторить попытку. Но разъяснение Сигварда лишило его этого упования.
Сайль попыталась его ободрить:
– Ну, вы же сказали, что долго будете жить. Может, еще встретите кого надо.
– Вряд ли. Даже если я проживу еще сто лет, есть вероятность, что я пройду мимо нужного человека и не узнаю его. Единственное, что я могу сделать, – дополнить свои записи и оставить их там, где их попытаются найти. В хранилище аббатства Тройнт, например. Но это мало утешает. У меня нет детей. Не знаю, с чего я так уверился, что у других изгнанников они есть…
Больше он в ту ночь ничего не говорил. Ибо он не знал о странной девочке Грейне Тезан из Южного пограничья, а Сигвард забыл о ней и ничего не рассказал Перегрину.
Может быть, зря.
А может быть, и нет.
Глава 6
Дураки и дорога
Из докладной записки советника Бранзарда Рондинга, представленной императору Георгу-Эдвину
(апрель 1549 г.)
«…что касается высказанных в парламенте пожеланий назначить в Открытые Земли интенданта, то я не рискну назвать их злонамеренными, но необдуманными – безусловно. Согласно закону, соблюдения которого ваше императорское величество неукоснительно требует, интендант, представляющий власть Тримейна в провинции, ни военными, ни полицейскими силами не располагает, но распоряжается лишь финансами и торговлей. Между тем порядок – вот что прежде всего надо установить в Открытых Землях. Места эти ни в коей мере не стоит сравнивать с Карнионой, они лишь осваиваются, и ни торговля, ни промышленность не достигли там того уровня, чтоб ими можно было управлять из Тримейна. Позвольте карнионским промышленникам и финансистам сделать эту работу, и доходы императорской казны многократно увеличатся. Но сему может помешать склонность оных к соперничеству и интригам (для развития торговли оно и полезно, но в меру). Внушают тревогу также известия о недавнем сокрушительном землетрясении в Карнионе, которое частично задело и Открытые Земли. В свете этих обстоятельств предлагается для укрепления порядка назначить представителя императора в Открытых Землях из военного сословия, возможно – из числа офицеров ордонансной роты, недавно переведенной в Открытые Земли из Южного пограничья по просьбе парламента карнионского нобилитата…»
На документе собственной Е. И. В. Георга-Эдвина рукою пометка: «Одобряю».
Выбравшись из леса, путники узнали, что земля колебалась не только в Междугорье. Особенно заметно это было ближе к границам с Карнионой. В горах были обвалы, в поселениях рушились дома. Впрочем, судя по тому, что рассказывали встречные, – страху было больше, чем подлинных разрушений. Люди в городах и поселках были заняты тем, что восстанавливали свое хозяйство, думали лишь о том, как возместить убытки, а о том, что произошло где-то там, за старой дорогой, никто не слыхивал. Можно было бы обидеться – столько усилий, а не заметили. Но никто из троих не обиделся.
О том, что случилось, они больше не говорили. Если на свете и существовали врата в иные миры, они остались позади, впереди же лежали заботы насущные.
Народу по путям, проложенным в Открытых Землях, продвигалось больше обычного. Говорили, что в Карнионе землетрясение было куда как сокрушительнее, чем в здешних краях. И те, кто в одночасье лишился крова над головой и работы, решили попытать здесь счастья, нанявшись на рудники и заводы. Учитывая, как широко замышлял строиться Роуэн, в этом, наверное, был смысл.
Зато не было нынче смысла прятаться по лесам и полям. Опасный груз исчез в пропасти, а среди переселенцев вряд ли кто обратил бы внимание на почтенного, но весьма скромно одетого господина в сопровождении охранника и слуги. Поэтому ехали открыто. Идея была высказана Перегрином, который постепенно возвращался к своей обычной манере поведения. Сайль, напротив, была исключительно молчалива. Может, с трудом привыкала к мысли, что отрицаемая ею магия все-таки существует. Но, скорее всего, она уже придумала объяснение всему произошедшему с точки зрения законов механики. А сдержанность ее объяснялась тем, что, несмотря на события на руднике Траудета, она все еще не могла привыкнуть к людскому обществу.