– Нет, «кровь мучеников».
– А! Это не расстраивайся. Дрянь редкостная, одна слава, что вино, а на деле – ровно настойка кошачьего корня какая. Голову, правда, туманит не хуже южной дури.
В лицо ударил ветер, разгоняя канальную вонь. Лодка вырвалась на простор. Днем по реке Трим сновали перевозчики, тянулись груженые баржи. Сейчас река была свободна и пуста. Прохожих, днем заполнявших мост, об эту пору не было. Или они сами стремились никому не попадаться на глаза.
Они плыли по широкой воде, и слева медленно проплывала громада Королевского острова. Там, над зубцами стен, окружавших древние башни крепости, впоследствии ставшей Старым Императорским дворцом, пылали факелы. Но стражникам, обходившим стены, не дано было увидеть лодку, терявшуюся в тени замка.
– Они сторожат на стенах и улицах, – проговорил Колин. – И в портах заправляет треклятая Лига. Но на реке свои законы… Главное – успеть!
– Гребешь-то ты, как бабка спицами, – сказал Сигвард. – Если и впрямь нужно спешить, я сяду на весла, а ты указывай дорогу.
– Не боишься благородные ручки натрудить? – хмыкнул кривоносый, но весла Сигварду передал. Он и в самом деле, несмотря на свой восторженный отзыв о реке и ее законах, гребцом был неважным. А капитан Нитбек не всегда служил в жарких безводных краях, и бывали времена, когда его жизнь зависела от умения грести.
Колин перебрался на нос лодки, вглядываясь в темноту. Сигвард полагал, что они плывут к речному порту или к торговым складам, где, как он подозревал, многое можно было укрыть от глаз закона. Но Колин направлял лодку мимо складов, спускавшихся рядами к причалам на берегу Трима. У причалов на темной воде покачивались барки, торговые и паломничьи. Их вид заставил невозмутимого прежде спутника Сигварда заволноваться. Он привстал, завертел головой, всматриваясь то в очертания речных судов, то вперед, в гладь воды.
– Если до рассвета не успеем, плохо, – сообщил, не уточняя, куда они должны успеть.
Между тем ждать до восхода солнца оставалось не так долго. Даже осенние темные ночи должны когда-то кончаться. И Сигварду даже показалось, что на востоке над рекой он различает блеклый зеленоватый отблеск.
– А, вот они! – радостно сказал Колин. Именно этот отблеск позволил рассмотреть барку посреди Трима. – Греби давай! Нам туда!
– Почему они забирают нас не в порту? – вопрос не помешал Сигварду налечь на весла.
– Ты что, тупой совсем? Я ж тебе сказал – на реке свои порядки. Досматривают тех, кто в порту садится, и грузы шмонают. А отчалил – и плыви себе. Правда, выпускают из города только после того, как рассветет.
Пока кривоносый произносил этот монолог, лодка успела приблизиться к барке. На борту кто-то махнул фонарем. Несомненно, это был сигнал. Колин прокричал в ответ несколько слов на «языке дорог», о котором Сигвард имел довольно смутное представление – тримейнские воры и бродяги, конечно, попадали в солдаты, но не так уж часто. А у южных контрабандистов, с которыми Сигвард имел дело в пограничье, жаргон был иной.
С барки сбросили канат.
– Полезай, я за тобой, – сказал Колин.
Это удивило Сигварда. Он предполагал, что, доставив его к барке, кривоносый отчалит.
Колин расценил колебания Сигварда по-своему.
– Да не бойся ты! Думаешь, подымешься на борт – а тебя по башке и в трюм? Конечно, каждый, кто не дурак, об этом думает. Но такое – не у нас, это на море… и вдобавок за тебя кто-то крепко поручился.
Разумеется, Сигварду приходила мысль, что Дорога Висельников может быть связана с работорговцами, и замечание Колина не отводило сомнений относительно невинности речников. Но Сигвард уже сделал свой выбор… и вряд ли те, кто там поджидают, сумеют легко с ним справиться.
Однако коренастый угрюмый тип в широких штанах, парусиновой куртке и войлочной шапке, встретивший Сигварда на борту, враждебных намерений вроде не имел. А вот спуститься в трюм все же пришлось. Барка была торговая, и пассажирские каюты в ней не были предусмотрены.
Колин, спустившийся вместе с ним, вольготно расположился среди бочек и тюков. Извлек из-за пазухи флягу, открыл, приложился. Протянул флягу Сигварду.
– Хочешь? Это тебе не «кровь мучеников» какая-нибудь. Тройной перегонки, из-за моря привезли…
После всех ночных происшествий выпить было не лишним, и Сигвард не стал отказываться. Может, превозносимую на Канальной «кровь мучеников» и гнали из кошачьего корня, но в этом напитке сок виноградной лозы точно отсутствовал. Хотя глотку он обжигал и кровь согревал изрядно.
Когда Сигвард вернул флягу Колину, наверху открылся люк.
– Прошли! – крикнули оттуда.
Колин шумно вздохнул и снова отпил из фляги.
– Все, цепь сняли, мы покинули богоспасаемую столицу империи. Не знаю, добрый человек, что и с кем ты не поделил, но до утра мы их от тебя отвели. После они, конечно, спохватятся, что тебя упустили, но к той поре, когда шум поднимется, мы уже будем далеко…
– Мы?
– Мне заплачено, чтоб я вывез тебя из Тримейна. Как только барка пристанет к берегу, я сойду. Лодчонку они пришвартовали, но я лучше пешим ходом потопаю, чем вверх по реке. Дальше у тебя будет другой проводник. Тебе скажут, куда двигаться и как расплачиваться. А сейчас можешь дрыхнуть спокойно, а можешь вылезти наверх, с Тримейном попрощаться.
Сигвард предпочел подняться. Он не был особо чувствителен, и Тримейн не был его родным городом. А вот наглость, с которой действовала Дорога Висельников, ему понравилась. И он решил покинуть Тримейн не прячась.
Барка шла вниз по течению и успела достаточно удалиться от окрашенных розоватым светом башен, обступивших реку. На ночь между этими башнями протягивали железную цепь, преграждавшую Трим, но сейчас ее уже сняли. Других преград не было. Хотя столицу окружали мощные укрепления, река Трим оставалась свободной. Речное судоходство было одним из источников благосостояния города. Тримейн столетиями не подвергался нападениям внешнего врага. Времена, когда эрды на лодках поднимались по Триму, грабили город и осаждали Королевский остров, давно канули в прошлое, и это заставило столичных жителей расслабиться. И совершенно напрасно, думал Сигвард. Но теперь это не его забота. Если б он согласился перейти в гвардию, когда приглашали, тогда, конечно… Тогда, возможно, все сложилось бы по-другому. Но что пользы думать о том, что могло быть? Ему никто не показывал будущее в хрустальном шаре, он не пытался обмануть судьбу, а просто жил.
Сигвард не жалел, что расставался с этим блестящим, грязным и жестоким городом. Единственное, чего было жаль, – это дружбы с Бранзардом. Неизвестно, увидятся ли они когда-нибудь. Дай бог, чтоб у Брана все сложилось благополучно и он не свернул себе шею. Слишком уж он склонен к риску. И дело не в его связях со столичными преступниками. Но поставить на кон карьеру ради друга, которого он годами не видел?
Вряд ли Бранзард станет канцлером.
Часть вторая
ПРИ ДОРОГЕ
Глава 1
Деловые люди
Открытых Земель
Карниона Прекрасная, Древняя земля, слишком долго пренебрегала соседствующими Открытыми Землями.
Собственно, когда эти земли именовались Заклятыми и считались самым страшным местом в империи, называть это пренебрежением было нельзя. Тогда здесь творились вещи, которых по определению не могло быть, даже упоминать о них – значило нарушать божеские законы, что себе дороже. И не говорили. По большей части в империи делали вид, что Заклятых Земель попросту не существует. И впрямь забывали о них. Только совсем уж отпетые изгои да заведомые колдуны рисковали пересекать незримую границу. Но таких было немного.
Однако Карниона хранила слишком много преданий, забытых в других пределах империи. И жители ее предпочитали скорее поверить в невозможное, чем отказаться от того, во что верили их предки. И от хождений в Заклятые Земли их уберегал не страх перед Святым Трибуналом и гневом властителей, но убежденность: там действительно творится непостижимое. И чтобы ходить туда, тем более – жить там, надо обладать подлинной Силой.
А потом заклятие пало. Солнце, луна и стороны света, каковые в Заклятых Землях были обманными, вернулись на свои места. Все с ужасом ждали, что на обитаемые области ринутся чудовища, которых перестало сдерживать заклятие. Вместо этого Заклятые Земли покинули их немногие жители, опасаясь, что магия, охранявшая их от императорских солдат, исчезла.
И никто не спешил прийти им на смену. Путь был открыт, но никто не хотел им воспользоваться.
Но проходили годы и десятилетия, и прежние рассказы стали казаться сказками. Даже в Карнионе. И нашлись те, кто пожелал разведать, что происходит на обширных пространствах между Эрдским Валом и Древней землей.
Чудовищ они не нашли. Вымерли чудовища. Может, их и не было никогда.
Зато разведчики обнаружили в Открытых Землях богатые залежи железной руды, а в горах Эрдского Вала – жилы самоцветных камней.
Что это значит, в Карнионе понимали лучше, чем где-либо в империи. Покуда в бывшем королевском домене ломали копья на турнирах, в Древней земле нашли новое развлечение. Торговые компании росли, как грибы. Если раньше банки в Карнионе можно было счесть по пальцам одной руки, то сейчас их насчитывались десятки. В Древней земле имели хождение деньги самых разных стран. И на денежных ярмарках, проходивших в Фораннане и Скеле на Богоявление, Пасху, Михайлов день и День Всех Святых шестьдесят богатейших карнионских финансистов устанавливали обменный курс, а представители торговых компаний, желавшие войти в их число, предъявляли приходно-расходные книги.
Процветание не могло быть достигнуто только за счет привозных товаров, хотя внешняя торговля в Карнионе была весьма развита. Это здесь поняли давно, и мануфактуры в Древней земле также начали работать раньше, чем в других провинциях. Но этого было недостаточно. Открытые Земли являли собой новое обширное поле деятельности. Этим нужно было немедля воспользоваться.
И воспользовались.
Неверно было бы представлять карнионцев нацией торгашей, как это нередко делали в Тримейне и герцогстве Эрдском. Да, торговля и финансовая деятельность не считались в Карнионе низменными занятиями, недостойными благородных людей. Дворяне владели мануфактурами, держали паи в торговых компаниях. Спорные вопросы решал парламент карнионского нобилитата, а не ордалия на рыцарском ристалище. Но именно потому, что денежная знать была едина с родовой аристократией, за свои финансовые интересы они сражались с той же яростной решимостью, что их братья – с агарянами в Южном пограничье.
Благом – и одновременно бедой для Карнионы – было отсутствие единого правителя. Поэтому в свое время Карниона подчинилась тримейнским королям, что дало тем право именоваться императорами. Налоги исправно шли в Тримейн, отделения Святого Трибунала существовали по всей Карнионе, воины Древней земли служили императорам оружием, но в делах торговли и промышленности Карниона была самостоятельна. Поэтому экспансия в Открытые Земли карнионских магнатов не встретила препятствий. Напротив, благонравный Георг-Эдвин был даже рад, что пустующие области наконец заселяются, и готов был дать привилегии тем, кто способен извлечь из земель этих пользу и выгоду. А привилегии были необходимы. Для освоения Открытых Земель на новых шахтах и заводах (которые еще прежде надобно было построить) необходимы рабочие руки. А карнионские бедняки, в отличие от нобилей, вовсе не стремились в Открытые Земли. Им прибыли не светили, а покидать благодатную Карниону не хотелось.
Но если не было вольнонаемных рабочих, проблема решалась другими способами. Ибо в благодатной Карнионе рабство было официально узаконено. Никто не рождался рабом, испокон века в этих краях не было крепостных, но осужденных преступников, чьей участью была каторга, можно было купить. Если таковых рабов не вывозили в колонии, то использовали на особо тяжелых работах в самой Карнионе. Но никогда не было попыток отправлять их в другие области империи – ведь там действовали другие законы.
Однако благодаря привилегиям, данным Георгом-Эрвином карнионским промышленникам, впервые в империи появилась частная каторга. Вернее, каторги – ведь привилегии получил не один человек.
Император, безусловно, хотел как лучше. Возможно даже, его решение было правильным. Однако последствия его были неоднозначны. Каждый магнат полагал себя князем на завоеванной земле. Каждый конкурент был для него врагом и соперником. И коммерческое противостояние легко перерастало в вооруженное. Благо воинские отряды требовались промышленникам не только для борьбы с конкурентами. Каторжники – они и в Открытых Землях каторжники. Большинство из них были также карнионцами. Недавние мятежники, коими после восстаний в Скеле, Нессе и Фораннане были переполнены тюрьмы, благодаря указу императора отправились не на виселицы и галеры, а в рабство к тем же, против кого бунтовали. И только дурак не предположил бы, что они не попытаются бежать. И отомстить.
Карнионские промышленники дураками не были. Новопостроенные заводы и шахты сторожили изрядно. Но побеги все равно случались: необходимо было прокладывать дороги, рубить лес – и тут отчаянные люди всегда найдут возможность сбежать.
А вот дальше… Клейменному каторжнику, завезенному в глубь империи, покинуть Открытые Земли было ох как непросто. Было два выхода. Переметнуться к другому хозяину, стать из раба надсмотрщиком или охранником. Известны были такие случаи. Или податься в леса, прибиться к лихим людям. В Открытые Земли, еще когда они именовались Заклятыми, стекались беглые. Только разбойничать здесь было затруднительно. Разбойникам же нужно кого-то грабить. В те времена, когда здесь почти не было поселений, разбойники выходили на промысел за пределы Заклятых Земель, а здесь только скрывались. Теперь и поселения появились, и дороги прокладывали, и обозы по этим дорогам ездили. Только все это охраняли наемники, о которых говорилось выше. Так что чаще всего беглых, решивших попытать счастья в разбойном ремесле, снова захватывали, снова клеймили, пороли и – не пропадать же добру! – снова отправляли на работы. Чаще всего, но не всегда.
Леса лишь недавно начали вырубать, в горах имелись пещеры и ущелья – было где спрятаться, было откуда нанести удар. Учитывая это, вдобавок к постоянному соперничеству промышленников, обстановка в Открытых Землях была крайне неспокойная.
Многих это обстоятельство вполне устраивало. Одни предпочитают обогащаться под сенью закона, другие – в отсутствие такового.
Кроме того, имелись в Открытых Землях и другие силы, о существовании которых далеко не всякому было известно. А те, кто знал, искали способ использовать их к своей выгоде. Даже если это было очень опасно. И нарушало не только писаные законы. Ведь это были Открытые Земли, где дело – прежде всего.
Дорога вела к Уриарку, где недавно обнаружили залежи олова. Дорога пока что была старая. А со старыми дорогами творилось в Открытых Землях что-то странное. Прежде всего непонятно было, откуда вообще взялись дороги в краю без городов и деревень. Да еще вели они в никуда и обрывались то посреди леса, то среди чистого поля. Пробовали копать там, где они обрывались, – ничего не находили. Не особо по этому поводу смутились. Ясно было, что в любом случае новые дороги нужно будет прокладывать. А пока что лесом по дороге проехать можно, а дальше – полем придется без дороги.
Ехали, понятно, охранники. Рабочие – три десятка рыл – перли пехом. Без кандалов, что доказывало – эти бывшие ткачи, красильщики и чесальщики шерсти уже успели познакомиться с местной спецификой. Хозяева расстарались на мушкеты для охраны, но и простой плеткой тоже многого можно было достичь.
Охранники честно пасли свою паству, пресекая всякую возможность бунта, ежели таковая наблюдалась – или мерещилась. По сторонам не шибко глазели. Это был не торговый караван и не обоз с провиантом, на который в лесу могут напасть и средь бела дня. На конвой с работягами вряд ли кто покусится, предполагали они. И напрасно они так предполагали.
Снаряд взорвался, когда конвой огибал невысокий склон, почти сплошь заросший орешником. Поскольку затащить на высотку пушку, не прорубив эту чащобу, было невозможно, брошен он был наверняка человеческой рукой. И достаточно опытной. Взрыв явно носил предупредительный характер. Лошади охранников заржали, одна из них поднялась свечкой и сбросила седока, подконвойные сбились в кучу.
Последнее было совсем не тем, чего от них ожидали нападавшие.
– Разбегайся, братва! – раздался глас в буквальном смысле сверху – из зарослей над дорогой. – Шахты Уриарка без вас обойдутся!
Работа охранников особого ума не требует, и вряд ли кто из них подумал, что нападение было подстроено конкурентами их нанимателя. Но вот опыт – его не пропьешь (разве уж очень постараешься). Поэтому ответом на непристойное предложение стала мушкетная стрельба. Однако оравший тоже вряд ли был новичком в своем деле. Выкрикнув означенное предложение, он не остался на прежнем месте, а скрывшись под сенью орешника, дождался, пока охранники отстреляются, и явился перед глазами собравшихся.
– Чего сказано? Бей охрану, разбегайся! Дорога Висельников отвечает!
Он был коренаст и черняв, со щетиной на щеках и подбородке, отличающей тех, кто имеет склонность к бритью, но мало возможностей для удовлетворения этой склонности. Облачен он был в камзол из серой замши, некогда щегольский, а сейчас изрядно поистершийся, плисовые штаны и тупоносые сапоги. Шевелюру прикрывал суконным беретом. Что до возраста, то юношеский он давно миновал, но до старческого было ему весьма далеко.
Новый призыв возымел успех. Рабочие разделились. Одни кинулись врассыпную в лес, другие, у которых накипело на сердце, кинулись на охранников.
Довольный таким развитием событий, коренастый готов был также отступить, но не успел. Один из охранников предпочел пренебречь усмирением подконвойных и направил на него коня, выхватил из ножен кривой клинок наподобие сабельного. Возможно, храброго стража вдохновляло то обстоятельство, что никаких соратников у нападавшего не наблюдалось.
– Что ж ты какой упорный попался, – пробормотал коренастый. Но если он проявил достаточный гуманизм в начале заварухи, жертвовать собственной жизнью, дабы сохранить чужую, он не собирался. В лоб охраннику нацелился пистолет – игрушка в империи сравнительно новая и, в отличие от пистоля, довольно редко встречавшаяся в Открытых Землях. Не зря, как выяснилось. Пистолет был заряжен заранее, но то ли порох отсырел, то ли еще что – и последовала осечка. Коренастый с проклятием отшвырнул бесполезное оружие. В левой его руке словно бы из ниоткуда возникла дага, и он успел подставить ее под падающее сверху лезвие. Это казалось нелепым – парировать кинжалом рубящий удар. Но тут охранника поджидал сюрприз. Дага оказалась не простая. От главного лезвия откинулись два боковых, с помощью которых коренастому удалось схватить саблю, словно бы клещами, и сломать ее.
Однако он не видел, что сзади на него надвигается еще один страж конвоя – тот, что после взрыва упал с лошади, а теперь несвоевременно очухался и, не тратя времени на то, чтобы перезарядить оружие, решил воспользоваться прикладом как дубиной.
Но удар был упрежден выстрелом. На склоне появился новый участник событий. Он стрелял из короткоствольного мушкета – петриналя, прикрепленного к широкой нагрудной перевязи. Свалив охранника и убедившись, что сотоварищ, управившись с противником, исчез с поля битвы, он тоже рванул в лес. Бежали оба в самую чащу, но явно не потому, что впали в панику, а потому, что если бы кто-то из верховых рискнул за ними последовать, то вряд ли бы преуспел.
Они так дружно и слаженно ныряли в заросли, перескакивали буераки, умудряясь находить проходы там, где их, казалось, не было вовсе, что не оставалось сомнений – местность эти двое знали хорошо.
Впрочем, «дружно» – было определение неверное. Как только стало ясно, что погони нет, коренастый резко остановился, повернулся, схватил своего спутника за грудки и принялся его трясти.
– Ты, сволочь такая, уснул, что ли, у себя в засаде? Подставить меня решил, морда эрдская?
– Полегче, – флегматично отозвался тот, кого обозвали «эрдской мордой». – Не то мушкет выстрелит.
– Не выстрелит – ты перезарядить не успел, – быстро сказал коренастый, но на всякий случай отодвинулся. – Ты почему меня не прикрыл? Почему бомбу не бросил?
– Так нет их у нас, – преспокойно отвечал его сотоварищ. Он значительно превосходил ростом любителя бомбометания, шириной плеч не отличался, но, судя по легкости, с которой таскал тяжеленный петриналь, слабаком не был. Возраста он был примерно одного с коренастым. Носил короткую темно-русую бороду. Одет в коричневый шерстяной кафтан до колен с деревянными пуговицами и капюшоном. Сейчас капюшон съехал, открывая лоб с большими залысинами, придававшими владельцу обманчивый вид мыслителя. На поясе у него висели тесак и пороховница, а готовые патроны были закреплены на той же нагрудной перевязи.
– То есть как это нет?
– А очень просто. Кончились. Ты же и израсходовал, Ингоз. Ежели бы у вас в Карнионе сначала думали, прежде чем что-нибудь сделать…
– Это у нас в Карнионе не думают? Да у нас великие мудрецы были, и школы, и монастыри, когда вы у себя в Эрде в шкурах вонючих ходили и сырое мясо жрали!… Слушай, Пан, а что теперь? – спросил Ингоз совершенно иным тоном.
– Ну, не сам же я тебе эти игрушки сделаю.
– А надо… Мы, конечно, с тобой парни бравые, Пандольф, но надо же сохранять стиль. Мы не можем позорить Дорогу, действуя как простые разбойники.
– Ненавижу ваше карнионское выпендривание, – заявил Пандольф, усаживаясь на траву, чтобы перезарядить петриналь. – Тебе волю дай, ты на каждую пулю, на каждую бомбу будешь ставить клеймо «ДВ».
– А я ненавижу вашу эрдскую скупость, – не остался в долгу Ингоз, также плюхаясь на землю. – Небось каждую порошинку считаешь…
– Должен же кто-то считать то, что ты расходуешь. Прибытку-то нету.
– «Прибытку»! Мы не грабители! Мы работаем за идею!
– А какая у нас сейчас идея?
Этот простой вопрос поставил Ингоза в тупик. Он вытащил из ножен дагу и принялся ее рассматривать.
Не дождавшись ответа, Пандольф провозгласил:
– Так что идея у нас теперь одна – идти к Кружевнице.
– Неохота мне лишний раз пересекаться с этой помешанной.
– Мне тоже. И хотел бы я посмотреть на того, кому встреча с ней в радость. А только надобно выбирать: или, как ты выражаешься, не сохранить стиль, или идти к ней и получить новые бомбы и гранаты.
– И ругани тоже полный воз, ага… – Ингоз замолчал, продолжая обследовать дагу, затем рыкнул: – Святая Айге! Это сукин сын мне рычаг перерубил-таки. Теперь боковые клинки не откидываются. И еще пистолет бросить пришлось…
– Так не бросал бы.
– Ну, хрен с ним, пистолет не жалко. Легко пришло – легко ушло. А вот дага работы редкостной, здесь такую не добыть. Через торговый дом Брекингов заказывал… Видно, это судьба. Придется переться к Кружевнице.
– Ну так пошли тогда. Нечего рассиживаться. Два дня пилить, не меньше.
Пандольф оказался прав. Путешествие заняло именно два дня. У тех, кто не был знаком с Открытыми Землями, на плутание по глухим лесам и угрюмым оврагам ушло бы гораздо больше времени. Но Ингоз и Пандольф, служившие Дороге, умели прекрасно обходиться не только без дорог, но и без тропинок.
Впрочем, у дома, возле которого они во благовремении оказались, тропинка была, уводившая к журчавшей неподалеку реке – одному из притоков Ганделайна. Деревья и кусты поблизости от дома были выкорчеваны, причем не всегда при помощи топора.
– Что-то тихо подозрительно, – пробормотал Ингоз, взирая на дом на пригорке. – И дым из дымохода не идет.
– Может, дрыхнет? – предположил Пандольф.
– Вообще-то вряд ли она день от ночи отличает, но… как-то непохоже.
– Ну, если бы она вышла поупражняться, мы бы услышали.
– И то верно. – Ингоз снова с сомнением взглянул на дом. Несмотря на то что жилище было выстроено в лесу, оно не было деревянным, а сложено из большущих необработанных камней, наподобие построек на Южном побережье. И, как эти же постройки, дом был в один этаж, но весьма вместителен. Кроме того, рядом имелся сарай. Зато не было никаких признаков огорода и наличия в хозяйстве домашней скотины. – Ладно, пошли, что ли…
Они приблизились к дому, и Пандольф, даже не подумав постучать, рванул на себя дверь. Правда, уже с порога сообщил:
– Эй, Кружевница! Это мы! Так что не стреляй и ничем не швыряйся!
Никто не выстрелил. Вообще ничего не произошло.
– Эй! Сайль! Беглая! – продолжал Пандольф перечислять прозвища хозяйки. – Ты дома?
Молчание было ему ответом.
Ингоз тем временем озирался, хотя картина, представшая взору, была ему хорошо знакома.
Вместо очага, какой в обычае в подобных постройках, здесь была сложена печь, в данный момент холодная. Поскольку климат в Открытых Землях довольно мягкий, можно было догадаться, что печь здесь не только для обогрева. На полках вдоль стен выстроилась посуда, как-то не наводившая на мысль о кулинарии.
Посреди комнаты красовались, преграждая путь в глубь дома, верстак и токарный станок, а за ними – перегонный куб. Рядом был стол, никак не обеденный. Казалось, что на нем царил беспорядок, но это был беспорядок со сложной системой – разложенные стопками листы бумаги, густо исчерканные, инструменты, напоминавшие разом и о лавке ювелира, и о камере пыток, непонятно чему принадлежавшие металлические детали. У токарного станка лежала маска, отнюдь не карнавальная, но и не стеклянная, какие использовали алхимики и составители ядов. Она была из грубой кожи, закрывавшая все лицо, дабы уберечь его от ожогов и порезов. Судя по тому, в каком состоянии находилась маска, меры безопасности приходилось принимать не напрасно. Такой же вид имели брошенные рядом перчатки.