– У него сын здесь?
– Нет, семья его в Эрде… Вот, бери. Здесь только пороховые, зажигательные смеси я себе оставила. А вообще не нравится мне эта затея, не хочу уходить.
– Мне и самому не шибко нравится. Но Пандольф прав – оставаться тебе нельзя. У Айдена тебя уже знают и тронуть поостерегутся. А кто таков этот Мейнер, мне пока что неизвестно. Поэтому с собой тебя не зову.
– Да ты не понял! Я не из-за того огорчаюсь, что боюсь! Не боюсь я вовсе…
– Я понял. Ты хочешь разобраться с Маджентой.
– Не обязательно самой… ты тут спрашивал… но чтоб она знала – за что и почему.
– Это я постараюсь устроить. И Перегрину передам, если он встретит ее раньше.
Когда Эбль собрался покинуть обитель Святой Евгении, между ним и Клаттербаком возник спор, сколько людей отправить поднимать шахты. Вообще-то всем наемникам, включая Клаттербака, прискучило сидение в монастырских стенах, «зимние квартиры». Но тут воспротивился Отто-Карл, напомнив, что негоже бросать плененных монахов без охраны и вообще оставлять обитель, которую им приказано было занять. Кроме того, он побеседовал и с Эблем, и с Клаттербаком тет-а-тет. Эблю он дал понять, что тримейнский наемник, человек грубый и решительный, вполне может прикончить посланца адмирала, дабы тот не смог сообщить своему патрону о подлинных итогах рейда – ни о возможных потерях, ни о возможной добыче. Клаттербаку же сообщил, что карнионец, явная каторжная сволочь, не преминет устранить конкурента, переманить отряд на свою сторону и там уж пограбить вволю. Эбль и Клаттербак, и без того не доверявшие друг другу, остервенели и при ближайшей встрече высказали взаимные подозрения без обиняков, разве что в глотки не вцепляясь при этом. В конце концов сошлись на том, что с Эблем уйдут три десятка человек, остальные, включая Клаттербака, пока останутся в монастыре – до получения известий. Тогда Клаттербак должен идти на соединение с мятежниками либо, наоборот, – запереть ворота и держать оборону. Это изначально и замышлял Ивелин и, оставаясь в тени, вышел победителем. Только так и следовало поступать с людьми подобного сорта. Разделять и властвовать.
Аглавра своего мнения не высказывала, да им никто и не интересовался. Она вообще не показывалась на глаза, затворившись в келье, которую ей отвели.
Но когда отбывавшие бурно радовались возможности поживиться (неважно как – пустить кому-то потроха, грабануть конторы при шахтах, где водятся наличные, и сами шахты, где водятся самоцветы, гульнуть по поселкам, где есть бабы), Клаттербак впал в озадаченность. Может быть, ему все же следовало наплевать на все и отправиться с ними? Ножом в спину пырнет? Не на таковского напал… или все же стоит выждать?
Отто-Карл не мог не замечать его сомнений, и они развлекали Ивелина. И это ничтожество смело считать, что сможет им командовать! Ничего, скоро он станет мягким как воск, игрушкой в умелых руках. И сделает все, что прикажет ему Отто-Карл, когда станет здесь наместником. А в том, что станет, он не сомневался.
Конечно, Открытые Земли – глушь, населенная бандитами и торгашами, – не лучшее место для блестяще образованного потомка древнего рода. Но то, что эта глушь скоро станет золотым дном, Отто-Карл сознавал. А для того чтобы восстановить дом Ивелинов, залечить раны, нанесенные ему злой судьбой, и заткнуть грязные рты, нужны деньги. Большие деньги. И еще большая власть.
Правда, были еще те, кого следовало убедить, что на этом посту он будет им крайне необходим. Ничего, он убедит. Его дар убеждения замечательно помог и с канцлером, и со здешними мерзавцами.
К сожалению, дар убеждения не срабатывал в случае с отцом Джеремией. Тут мешала определенная сложность ситуации. Если б настоятель и впрямь скрывал от него местонахождение каких-то важных документов, Отто-Карл кликнул бы Клаттербака, и тот с помощью свои х средств убеждения эти сведения бы получил. Даже без пролития крови… при ожогах ведь кровь не идет, верно? (Но в эту тему Отто-Карл предпочел бы не углубляться.) Трудность состояла в том, что таковых документов в монастыре не было – в этом Ивелин успел убедиться.
Трудность, но не катастрофа. Если человек ничего не скрывает, сие не значит, что ему нечего скрывать. И вдобавок здесь он вступил в ту область, где можно предложить гораздо больше того, что имеешь. Уж это Отто-Карл знал точно. Что ж, настоятель подскажет ему, какие «тайные знания» можно найти в этих краях. Он давно живет здесь, какие-нибудь бредни, бродившие в Заклятых, то бишь Открытых Землях, до него доходили. На худой конец прикажет своим монахам сфабриковать что-нибудь в нужном духе. Они обязаны это уметь. Но лучше, конечно, найти что-нибудь подлинное, а монахи внесут завершающий штрих.
В обители не было настоящей темницы, но были строгие кельи, где проштрафившиеся монахи получали возможность подумать о своем поведении.
В одну из них был помещен отец Джеремия, но только он удостоился отдельной кельи. Остальных впихнули, сколько поместилось, а не поместившихся посадили в пустующий погреб. Кормить и убирать за ними был приставлен все тот же брат Панкрас. Но Ивелин пообещал настоятелю, что, если тот будет сговорчивей, часть монахов из погреба выпустят. Отец Джеремия и рад был бы облегчить положение братии – даже ему в нетопленой келье было холодно, в погребе же – гораздо хуже, а многие монахи не отличались молодостью и здоровьем. Если бы их выпустили из вони и сырости – хотя бы рубить дрова или работать на кухне и в прачечной, это бы помогло. Но отец Джеремия не находил в своей памяти ничего такого, что могло бы сойти за «тайные знания». Да, он был карнионцем, а склонность карнионцев к суевериям сама по себе уже стала легендой. Но именно отец Джеремия в этом смысле являлся исключением. Он был прежде всего священнослужителем, достаточно образованным, весьма практичным, а все явления сверхъестественного порядка, если они не были подкреплены авторитетом Святого Писания, его попросту не интересовали. Хотя, как истинный карнионец, он вполне терпимо относился к их существованию.
– Что вы ко мне с этим привязались? – сказал он, вконец измученный вопросами о тайнах Открытых Земель. – Ловили бы Перегрина, он наверняка знает…
– Перегрина? – Отто-Карлу, в силу его оккультной подготовки, было известно это имя, хотя лично он с магом не встречался. – Он тут при чем? – Внезапно Отто-Карл вспомнил, как брат Панкрас упоминал о «пожилом приличном господине», посещавшем монастырь. – Он был здесь?
Отец Джеремия колебался. После того как он совершил ужаснейший промах, впустив Ивелина в монастырь, любой ответ мог привести к печальным последствиям. Но Перегрин не принадлежал ни к братии, ни к Дороге Висельников, которая, к слову сказать, тоже оказалась не на высоте, допустив захват монастыря. Перегрин и люди Дороги собирались вернуться сюда, однако судя по тому, что они не появились вновь, им известно, что в монастыре чужие. Значит, они способны позаботиться о своей безопасности.
– Был, еще осенью.
– Зачем он приезжал сюда? – Перегрин, прославленный маг из Нессы, допустил ту же ошибку, что и канцлер? Или – Ивелин вздрогнул – это вовсе не ошибка? Что, если здесь действительно что-то есть?
– Встречался здесь со своей охраной. – Несмотря на то что Дорога подвела, настоятель решил не подставлять ее людей. Все еще могло измениться.
– С охраной? – саркастически уточнил Отто-Карл. – Включающей девиц?
– Я в своем сане девиц не разглядываю, а Перегрин волен делать все, что угодно. Он мирянин.
– И куда он с этой охраной направился?
– В горы. – Ответ был дан с легким сердцем. Эрдский Вал велик, затеряться там нетрудно.
– И что ему делать в горах, да еще зимой?
– Подозреваю, что он ищет эти самые «тайные знания». Он же маг. – Подразумевалось, что, если бы маг искал золото или самоцветы, ему проще было бы найти их в карманах у клиентов. – Именно у Эрдского Вала было изгнано Темное Воинство. Сие даже в Тримейне должно быть известно. Вот Перегрин, наверное, исследует, как это произошло.
Истории про Темное Воинство давно перешли из разряда «тайных знаний» в разряд «бабкиных сказок», а бабушка когда-то у настоятеля была и сказки ему рассказывала.
Отто-Карл, в общем, тоже кое-что про это слышал и призадумался. Вроде бы события эти было принято относить к временам гораздо более ранним, чем правление Йорга-Норберта. И все же Перегрин… Перегрин наверняка знает много полезного. Только вот ведь какая неприятность – Эбль и компания отправились мутить рудокопов в том же направлении. Еще прикончат старого негодяя ненароком…
– Перегрин не говорил, когда он собирается покинуть Открытые Земли?
– Он говорил, что собирается вернуться.
– Сюда, в монастырь?
– Может, в монастырь, может, в Галвин. Он где-то там останавливался.
Это было уже лучше. Тащиться в горы по зимней погоде ужасно не хотелось. Это для типов вроде Эбля и Клаттербака. Конечно, было бы славно, если бы Перегрин сам пришел в руки, но такие удачи редко случаются. Хотя – кто знает…
Теперь в истории с «тайными знаниями» появился какой-то просвет. Перегрин, безусловно, затевал свою игру – возможно, прослышал про интерес канцлера к тайнам Открытых Земель и решил лично снять с этого сливки. Не выйдет. У Ивелина воинский отряд, а охрана Перегрина состоит всего из трех человек (девка не считается). Он вынужден будет согласиться сотрудничать.
Подбодренный этими мыслями, Ивелин посетил и остальных монахов (на сей раз озаботившись охраной) и, не обращая внимания на их нытье о том, что Рождество пришлось провести в узилище, продолжил допрос. Про Перегрина никто ничего не знал (или они так утверждали), кроме того, что он здесь был. И хотя тут Отто-Карл вынужден был прибегнуть к помощи охранников, монахи упорно стояли на своем. Насчет же прочего они были довольно разговорчивы, но извлечь что-либо путное из их болтовни можно было с огромным трудом. Уверяли, что всякие маги и колдуны действительно приходили, и селились в этих краях, и жили в лесах и горах, но после снятия заклятия поразбежались, а с тех пор, как был построен этот монастырь, их и вовсе не осталось. В основном несли всяческую чушь про изгнание Темного Воинства, про чудовищ, которые якобы здесь водились, но были побеждены святыми и героями. И даже напели пару баллад авторства святого Хамдира, что вызвало у Отто-Карла острый приступ раздражения. В герцогстве Эрдском, где он прожил довольно долго, святой Хамдир был весьма почитаем, несмотря на то что авторитетные богословы давно доказали – такого святого вообще никогда не существовало. И если даже на подступах к Эрдскому Валу и водился дракон, победил его наверняка кто-то другой (отрицать существование драконов авторитеты не решились, ибо это поставило бы под сомнение деяния признанных святых).
После этого Отто-Карл решил уйти – в погребе и впрямь было сыро и вдобавок воняло. Так что он оставил монахов там, где они находились, – ведь отец Джеремия не открыл ему сведений, ради которых их следовало отпустить, – и прошел на поварню. Обычно он обедал у себя, но сейчас хотелось согреться у большой печи. Кулинарным шедевром Хэла, поданным ему, оказалась овсяная каша – главным и, пожалуй, единственным достоинством которой было то, что она почти обжигала. Отто-Карл съел это варево, не поморщившись. В том же Эрденоне, когда запаздывало денежное содержание от матери, он, бывало, неделями питался пустой кашей. И хотя Отто-Карл никогда по-настоящему не голодал, умение переносить невзгоды он считал одним из своих достоинств. Да.
Отобедав, он вернулся к себе, продолжая размышлять. Необходимость найти Перегрина представлялась очевидной.
За этими насущными заботами и размышлениями он ни разу не вспомнил об Аглавре. А вот она о нем не забыла.
Когда Отто-Карл, растянувшийся на постели, увидел в дверях силуэт в монашеской рясе, он, проклиная небрежность охраны, схватился за стилет. Единственный из братии, кто имел право ходить по монастырю, был брат Панкрас, а этот монах ростом был несколько выше, а в плечах шире.
Но прежде, чем Отто-Карл успел пустить оружие в ход, капюшон рясы упал, и Ивелин увидел бледное лицо и темные кудри барышни Тионвиль.
– Что за странные шутки, сударыня? – с досадой спросил он.
– Вы имеете в виду, что эта одежда не подобает моему полу? Но та, в которой я сюда прибыла, подобает еще меньше. Я нашла эту рясу там, где меня поместили. К счастью, она была чистой, и, коротая время в затворничестве, я по возможности перешила ее.
«Ну и продолжала бы коротать дальше», – едва не сказал Отто-Карл, но это было бы слишком грубо. Не стоило уподобляться Клаттербаку.
К тому же…
– Вам к лицу, – заметил он, не покривив душой. В этом сочетании грубой рясы и явной женственности было нечто привлекательное.
– Это не тот комплимент, который мечтает услышать женщина, – парировала она, и Отто-Карл с опозданием понял, что его фраза прозвучала двусмысленно. Аглавра продолжала: – Увы, монашеская одежда – единственная защита, на которую женщина может полагаться, когда она оказывается в окружении множества воинственных мужчин, а человек, призванный ей помогать, уехал.
Ивелин мог бы возразить, что, как правило, в этой ситуации ряса женщин не спасает. Мужчин, впрочем, тоже. Вместо этого он задал вопрос:
– Но если ваше положение так опасно, зачем вы вообще согласились сюда приехать?
Она села на табурет у стола. Черт побери, проклятая ряса сбивает с толку, иначе он сам предложил бы ей сесть.
– Выказывать трусость не к лицу дворянке. А вот почему адмирал поручает опасное задание женщине, пользуясь тем, что она ему обязана, – это другой вопрос.
Ивелин приподнялся и сел. Пожалуй, она сделала очень тонкое замечание. Убальдин обладает собственными слабостями, на которых можно сыграть, – в этом он никогда не сомневался. Но какими – он может узнать от Аглавры. Ради этого, вероятно, она и пришла сюда.
– Вы храбрее, чем я предполагал.
– Увы! – она печально улыбнулась. – В этом жестоком мире иначе нельзя. Но как бы ни была женщина отважна, она всегда остается слабой женщиной, которой нужен защитник.
Вот, значит, какова ее цена. И, глядя на нее, Отто-Карл вдруг понял, что защита, о которой говорит Аглавра, имеет вовсе не метафизическое значение. Что бы там она ни сотворила с рясой, складки одежды подчеркивали прелести ее фигуры и непременно подводили к мысли – есть под рясой что-либо еще? Он предположил, что хотя бы сорочка есть – ее нежная кожа должна была страдать от соприкосновения с грубой шерстью. А что кожа нежна, он убедился, когда при знакомстве брал ее руку для поцелуя.
Ивелин не особенно увлекался женщинами. Для этого, считал Отто-Карл, он слишком хорошо их знал. И гордился тем, что вступал с ними в отношения только тогда, когда это приносило ему практическую выгоду. В Эрденоне это бывало довольно редко. Приезжая в Тримейн, он, напротив, заводил как можно больше связей с женщинами самого разного толка – горожанками, которым льстило внимание дворянина, шлюхами – тем было все равно кто, лишь бы платил, скучающими дамами, посещавшими его мать, – и старался, чтоб об этом стало известно. На случай, если у кого-то в ушах еще застряли слухи о Дидиме-старшем. И верно, никто не упрекнул бы его в противоестественном пороке… но стоило ли оно таких трудов?
Однако сейчас можно было потрудиться и ради собственного удовольствия. Тем более что принцип практической пользы все равно не будет нарушен.
Как бы читая его мысли, она положила ногу на ногу. Щегольские сапожки, бывшие на ней по приезде, Аглавра сменила на легкие башмачки. Уж эти она никак не могла переделать из монашеской обуви. Должно быть, привезла их в багаже. Интересно, что она еще там привезла?
– Значит, защитник? И я, по-вашему, гожусь на эту роль?
– Я не встречала никого, кто годился бы на нее больше.
Он и сам был сейчас в этом уверен.
– Но я многого потребую… за свою защиту.
Она провела языком по губам.
– Как вы могли заметить, меня не так-то легко напугать.
И в этом он был уверен тоже. Но, прах побери! Овладеть женщиной, одетой в монашескую рясу, на постели, принадлежавшей настоятелю монастыря… в этом есть нечто настолько извращенное, что Дидим-старший просто жалок со своими пошлыми развлечениями. И сознание этого возбуждало, пожалуй, больше всего.
Мейнер являл во многом противоположность Айдену. Прежде всего, как и предупреждали, он не был беглым каторжником. А был он прежде солдатом, потом сержантом. Родом он был откуда-то из Тримейнского округа, с юных лет служил императору, а покинув армию после ранения, поступил охранником на одну из шахт в Открытых Землях. Здесь таких привечали. Но вскоре крупно не поладил со своим работодателем (он не уточнял, кто это был, но не составило труда узнать, что Палази Траудет) и подался в леса – не без помощи Ингоза с Пандольфом.
Человек невысокий, жилистый, флегматичный, он бывал, как предупреждал Ингоз, временами неожиданно и страшно вспыльчив. Возможно, виною тому была пресловутая рана в голову (из-за нее он предпочитал в любую погоду носить теплую шапку, а под шапку еще наматывал платок). В Сигварде он сразу признал офицера и, опять-таки в отличие от Айдена, не стал из-за этого доказывать, кто в стае вожак. Привычка к воинской субординации впиталась слишком глубоко, и Мейнер был готов признать власть старшего по званию. В его ватаге соблюдалась относительная дисциплина, и выглядели они боеспособней, хотя людей у него было меньше, чем у Айдена.
Задача изгнать из монастыря невесть откуда взявшихся захватчиков казалась ему привлекательной. Во-первых, это были конкуренты, а конкурентов Мейнер не терпел – это его с Айденом роднило. Во-вторых, он, как многие подобные ему, мог сколь угодно грешить, годами не бывать в церкви, но притом считал себя добрым католиком. То, что какие-то чужаки захватили монастырь, на который за все годы его существования не покусился никто из разбойников Открытых Земель, оскорбляло его лучшие чувства. Уничтожить богохульников было бы несомненно благим делом, а если при этом удастся взять какую ни на есть добычу, так кто сказал, что одно мешает другому?
Сигвард, в общем, был с ним согласен, но предпочел, прежде чем вести людей к монастырю, выслушать парня, которого Мейнер посылал проследить, что там делается.
Кличка его была Кремешок, и прозвали его так отнюдь не за твердокаменный нрав. Работал он раньше также у Палази Траудета, но не в шахте, а в мастерских, и там кто-то всучил ему невзрачного вида камешек с дыркой за талисман от пули и ножа. Верил ли он в это или нет, а таскал кремешок этот, продев шнурок сквозь дырку, на шее, не снимая. Сам же был довольно мелкий, но коренастый, годами не старше двадцати пяти, с темно-русыми лохмами и приплюснутым носом.
Он повествовал:
– Я поспрашивал сперва в поселках, что у дорог, – может, кто что видел. И видели их. У страха, конечно, глаза велики, да они и считать-то толком не умеют. Но до ста там сейчас точно не наберется. Вполовину или около того. А вот что я, братцы, видел сам – пару дней назад выехала из ворот целая орава, человек тридцать верхами, и двинулась в сторону гор. Крепкие такие…
– Кто – парни или лошади? – полюбопытствовал Мейнер.
– И те и другие. Мушкеты у них…
– А ты, малый, ничего не путаешь? – спросил Ингоз.
– Что я, мушкет от дубины не отличу?
– Нет, я про то, куда они поперлись. Что им делать в горах, да еще верховым?
– Или я вру, по-твоему?
– Он не врет, – сказал Сигвард. – Только не в горы, а к рудникам они поехали. К каким – не знаю.
– Думаешь, кто-то из промышленников новую охрану нанял?
– Наоборот.
– Что-то не пойму я тебя, капитан.
– А что такое «ловить рыбку в мутной воде», ты понимаешь?
Ингоз наморщил лоб. Для него был мучителен не мыслительный процесс – его угнетало чувство, что кто-то разобрался в ситуации быстрее его.
– То есть эти ребята хотят разворошить гадюшник? Поднять каторжников?
– Верно. Они, может, и сами бы поднялись, но кто-то решил поторопить события. И сдается мне, что уши здесь торчат из Тримейна.
– Угу, – согласился Ингоз. – Будь они из Карнионы, Перегрин бы через людей Роуэна что-нибудь проведал, а с Севера сейчас не доберешься. И что теперь делать?
– То, что собирались. Вычистить захватчиков из монастыря. Заодно узнать, кто их прислал. – Сигвард снова обратился к Кремешку: – Стражу они выставляют?
– Снаружи – нет.
– А стены там – палисад обычный…
– Что ж, рванем их с четырех сторон? – предложил Ингоз.
– Глупостей не повторяй. Кружевнице такое простительно, а тебе нет. Не верю я, чтоб они часовых не выставляли, хотя бы на ночь. На стенах или во дворе.
– И что?
– Мейнер, нужно с полдюжины парней половчее. Забраться по веревкам на стены, снять часовых, открыть ворота. Найдутся такие?
– Найдутся. А лучше сам выбери, тебе виднее.
– Больно просто у тебя все получается, – сказал Ингоз, в голосе его слышалось некоторое разочарование. Он ждал чего-то более эффектного.
– Дай бог, если все просто пройдет, – ответил Сигвард. Он вовсе не был в этом уверен.
Согласно всему услышанному, люди, захватившие монастырь, были хорошо вооружены и хорошо обучены. И тот, кто их возглавлял, был достаточно хитер, чтоб захватить монастырь без единого выстрела. И даже теперь, когда они разделились, силы их все равно превосходят те, что в распоряжении Мейнера. Разбойники же, сколь бы отважны они ни были, могут противостоять воинскому отряду только в одном случае – при полной внезапности нападения. Сигвард неоднократно имел возможность в этом убедиться, только находился он тогда на другой стороне. Со временем, конечно, и эту банду можно было натаскать настолько, чтоб они могли сравниться с настоящими солдатами, да только времени не было. И даже если удастся без лишнего шума избавиться от охраны, то дальше без сопротивления наверняка не обойдется. И тут подарок Кружевницы придется как нельзя кстати. Там, правда, сверх того, что может понадобиться. Но и стычка эта не последняя, что предстоит в ближайшие дни.
По возвращении в Галвин Перегрина ожидали два известия, которые вполне могли пошатнуть его репутацию провидца. Ибо он не ждал их так скоро. Аглавра Тионвиль покинула дом Роуэна, зато в один день с Перегрином туда заявился хозяин. Но Перегрина никто не думал попрекать. Дворня во главе с Серком была довольна. Дамочка, что внесла смятение в распорядок домашних дел, исчезла и не возвращалась более. А Роуэн всегда разрешал любые трудности. Так они считали.
Но Джиллиард Роуэн никак не успел бы сюда добраться из Скеля с тех пор, как Перегрин отправил свое письмо. Разве что он умел летать или, скажем, магически сокращать расстояния, подобно легендарным Открывателям Пути. Но, насколько было известно Перегрину, карнионский промышленник такими способностями не обладал.
Все разъяснилось довольно быстро.
– Я выехал из Скеля сразу же, как узнал о беспорядках в Открытых Землях, – сообщил Роуэн. – И ваше письмо, мэтр Перегрин, застало меня уже в пути.
– Узнали – от кого, если не секрет?
– От Куаллайда, разумеется. Он тоже был в Скеле.
– Куаллайда, конечно, происходящее больше всего затрагивает. Но, насколько я помню, у вас были не самые лучшие отношения.
– Были. Мы и сейчас не питаем взаимных теплых чувств. Но при нынешнем положении дел на шахтах общие интересы важнее.
– Однако на ваших рудниках все благополучно.
– Пока. Лучше предупредить возможность бунта, чем потом с ним бороться.
– Согласен с вами. Куаллайд тоже вернулся?
– Нет, он остался в Скеле, дабы через парламент добиться скорейшего перевода в Открытые Земли солдат из императорских гарнизонов в Карнионе.
– Я знаю людей, которым такое решение проблемы не слишком понравится.
– Вы о Дороге, не так ли? Это одна из причин, по которой я поспешил сюда приехать. Будут здесь солдаты, нет ли, и когда они будут – неизвестно. Но эти… с Дороги Висельников – могли бы что-то сделать сами. Я отправил письмо Воллеру, но ответа от него еще не получал. Вам известно, как найти здесь его агентов?
– Да, по крайней мере некоторых. Они не в Галвине, но достаточно близко. Я ведь упоминал о происшествиях в монастыре?
– Если бы не ваше письмо, я бы решил, что Серк и прочие слуги без меня тут пьянствовали или баловались «южной дурью», – такого я тут наслушался. Таинственные злодеи в монастыре! Таинственная красотка у меня в доме!
Перегрин заверил Роуэна, что Серк ничего не придумал, после чего хозяин помянутого Серка вызвал и распорядился насчет обеда. Кушанья жарились и парились на кухне с того момента, как Роуэн прибыл, и обед был явлен с завидной быстротой. Беседа была продолжена за столом.
– Аглавра Тионвиль… – в задумчивости произнес Роуэн. – Моя супруга действительно происходит из рода Керлиан, и у нее, кажется, была двоюродная племянница, носившая фамилию Тионвиль, которая вела уединенный образ жизни и прежде к нам не обращалась. Так что, если бы не ваше предупреждение, я бы съел этот пирожок, – и в подтверждение метафоры Роуэн откусил от горячего пирога со свининой, поданного к луковому супу.
– За то время, что прошло с отправки письма, удалось выяснить ее настоящее имя. Она – уроженка Нессы, и зовут ее Маджента ди Кабра.
– Ди Кабра, ди Кабра… – Обильные брови Роуэна сдвинулись к переносице. – Не припомню… хотя нет! Знавал я в молодости некоего ди Кабра. Совершенно никчемный был тип, игрок, мот, не знаю, что с ним сталось. Но это было давно, и я много лет уже не слышал его имени. Вряд ли он до сих пор жив.