Рогоза Юрий. День рождения Буржуя - 2

   - Спасибо, что вы пришли, - сказала женщина. - Его придут провожать дети. Однокурсники, девушки. А кто-то же должен сказать на могиле прощальное слово. Я имею в виду - мужчина...
   Борихин смущенно кашлянул.
   - Жанна Ивановна, я, вообще-то, говорить не особенно умею...
   - Все равно Вася попросил бы именно вас, - словно ища поддержки, она взглянула на снимок сына и снова посмотрела на Борихина. - А так я прошу вместо него... У вас есть сигареты, Игорь Борисович? Давайте покурим...
   Борихин немного суетливо похлопал себя по карманам и извлек пачку.
   - Да, конечно, вот... - Они закурили.
   - Я, наверное, не должна спрашивать... Вы сказали бы и сами... Но... тех, кто... Их еще не поймали?
   - Еще нет, - он виновато помолчал, потом поднял на нее глаза. - И ловить их никто не будет. Я их просто убью...
   - Вы же не можете. Не имеете права.
   - Имею... - глухо проговорил Борихин и тут же спрятал глаза, чтобы она не прочитала в них, какую злобу и решимость он вынашивает в душе. Женщинам такое видеть нельзя. - Извините, понимаю, что не к месту... - перевел он разговор на другую тему. - Но я ведь до сих пор на Васиной машине езжу...
   Она улыбнулась сквозь слезы трогательным воспоминаниям.
   - А, на "спортивном варианте"?
   - Именно... - подтвердил сыщик и полез в карман. - Она у подъезда. Вот ключи.
   - Нет. Оставьте ее себе, - тихо сказала женщина.
   - Да что вы говорите такое! - смутился Борихин. - Вот, я ключи здесь положу...
   - Пожалуйста, Игорь Борисович. Я прошу вас...
   - Да как я могу? - Борихин искренне возмутился. - Это же не пуговица - машина...
   - Какая разница... Глупо... Я всегда очень переживала, что Вася так носится на этом своем "спортивном варианте"... Боялась - разобьется. А бояться, оказывается, надо было совсем другого... Машина ваша, Игорь Борисович. - Она решительно сунула ключи Борихину в карман. - И, пожалуйста, не надо спорить. Вася, я говорила, восхищался вами. Но, если честно, всегда шутил, что единственное, чего вы боитесь в жизни, - это водить машину. Правда?
   - Не то чтобы боюсь...Так - не очень умею...
   - Вот и научитесь. В память о нем...
   Звонок мобильного телефона в этой обстановке прозвучал слишком резко и даже, как показалось Борихину, непристойно. Сыщик покраснел и вскочил.
   - Извините, ради бога! - сказал он Жанне Ивановне и - уже в трубку: - Алло... Да, Семен Аркадьевич... Мне сейчас, вообще-то, неудобно разговаривать...Что вы говорите?
   - Честно говоря, лучше бы вам приехать, Игорек, - голос эксперта показался Борихину очень встревоженным. - То, что вырисовывается, может быть очень нехорошим. Нехорошим и опасным. Не хотелось бы по телефону...
   - Да бросьте вы, Семен Аркадьевич! Не тридцать седьмой год. Неужели нашли что-то?
   - Во всяком случае, нащупал. - Эксперт помолчал. - Банда глухих исчезла из города не так просто, по ней успели поработать. И, насколько я могу судить, несколько человек было задержано. А среди них, обратите внимание, наш господин Рощин, слабослышащий, инвалид детства.
   - Подождите, Семен Аркадьевич, я что-то не очень понимаю...
   - Я же говорю - вам лучше приехать...
   Борихин поглядел на Жанну Ивановну. Нет, он не мог просто взять и исчезнуть. С Василием он должен попрощаться по-человечески.
   - Обязательно, Семен Аркадьевич, - пообещал сыщик. - Я обязательно приеду. Только не сейчас.
   Услышав это, Жанна Ивановна спокойно подняла глаза на Борихина:
   - Если это связано со смертью Васи, поезжайте... - Но сыщик отрицательно помотал головой и сосредоточился на том, что говорил эксперт:
   - Его пальчики зафиксированы в картотеке задержаний и именно в интересующее нас время. Но больше никаких данных нет.
   - Как нет? - поразился Борихин.
   - А вот так - нет, и все...
   - Вы имеете в виду...
   - Стукачество? Нет. Это, конечно, первое, что приходит в голову, вы правы, Игорь. Но я только что проверил по общей базе данных - банда не "всплыла" ни в одном городе страны или зарубежья. Таким образом...
   - Погодите, Семен Аркадьевич, погодите, - попросил Борихин. Слишком уж просто, чтобы быть правдой. Вы думаете, кто-то из наших договорился с глухими и...
   - Вот именно! - подхватил старик. - Только как раз ничего простого я в этой ситуации не вижу, честно говоря...
   - Да всех дел - заскочить к Мовенко и спросить, кто тогда задерживал "глухих" или хотя бы работал по ним.
   - Он может этого не знать. Вернее, почти наверняка не знает. Тот, кто решается на подобные ходы, идет ва-банк, терять ему нечего, поэтому концов не найти...
   - Я все-таки заскочу. Может, какая-нибудь ниточка обнаружится...
   - Попробовать стоит непременно. А я тем временем позвоню кое-кому из старых друзей. Кроме того, просмотрю графики дежурств и замен за тот период времени, который нас интересует. Я уверен в одном: если мы узнаем, кто тайно работал по "глухим", мы размотаем весь клубок. И, пожалуйста, Игорь, приезжайте скорей. У меня как-то тревожно на сердце. Наверное, старость...
   Борихин захлопнул крышку трубки и задумчиво посмотрел на фотографию Василия.
   ...Точно такая же стояла на усыпанном цветами свежем холмике земли у еще раскрытой могилы. И на ней он все так же открыто и простодушно улыбался. Жанна Ивановна беззвучно рыдала на плече у пожилого мужчины, видимо отца. Борихин огляделся. У могилы и в самом деле собралась одна молодежь. Только две-три пожилые женщины, скорее всего родственницы, стояли рядом с Жанной. Сыщику показалось, что все собравшиеся смотрят на него, и он тут же вспомнил, какой он помятый после бессонной ночи, какой небритый и какой косноязычный. Но от него, такого нелепого, явно ждали каких-то слов. И, преодолевая неловкость и застенчивость, он сделал шаг к могиле.
   - Я... - Голос его прервался от подступившего к горлу комка, и он прокашлялся. - Я уже говорил Жанне Ивановне, что Василий, который... с которым мы сегодня прощаемся... Так вот, он многому меня научил... Вернее, не многому, но, по-моему, очень важному. Да, странно: считалось, это я его учу, а оказалось вот так... - Голос Борихина неожиданно для него самого окреп, сыщик вдруг понял, что говорит именно те слова, которые, может быть, хотел бы услышать от него Вася, да вот только он, старый бирюк, почему-то так и не захотел сказать их еще живому парню. - Он научил меня не верить слишком уж открытым взглядам, слишком громким словам, слишком серьезным лицам. Мы, наверное, и стареем оттого, что стараемся выглядеть серьезными и честными. А молодость - она шутит и дурачится, потому что так легче всего перебороть сомнение и страх, а значит научиться мужеству. Проще говоря - стать мужчиной... Василий вот улыбается нам с фотографии... Из прошлого, из памяти нашей улыбается... Так давайте его и запомним такого - с улыбкой, каким весь мир нашего Гагарина до сих пор помнит! Извините, наверное, по-дурацки у меня все получилось, Василий не моего корявого слова заслуживает. Но - как могу... Хороню я сегодня не пацана, не мальчишку, а верного и смелого боевого товарища. А потому в честь него...
   Борихин вынул пистолет и, подняв его вверх, три раза выстрелил. С веток с возмущенным карканьем сорвалась стая ворон.
   Во дворе частного дома в одном из пригородов бригада людей в черных комбинезонах куда-то собиралась по тревоге. Мускулистые фигуры действовали быстро, четко. И все так же беззвучно. Лишь изредка они обменивались жестами.
   В заученном порядке парни расселись по машинам. Хлопнули дверцы седан с тонированными стеклами и крупный микроавтобус выехали со двора.
   На огромной скорости машины неслись по шоссе куда-то на запад. На одном из поворотов передний автомобиль свернул на узкую, ведущую в чащу леса, дорогу, за ним последовал и микроавтобус. Проехав несколько километров, машины выбрались на поляну, где стоял старый, еще предвоенных времен, бетонный бункер. Подчиняясь уверенным взмахам одного из своей команды, парни в черном по-военному четко, один за другим, исчезли в бункере. Скрипнула дверь, и наступила тишина. Ветер гулял где-то высоко в кронах деревьев, негромко перекликались птицы. Одетый в черное командир, единственный оставшийся снаружи, не спеша, даже нарочито медленно, подошел к ржавой, но крепкой еще двери бункера, достал из кармана гранату, совершенно спокойно выдернул чеку и, приоткрыв дверь, бросил гранату в щель, а сам быстро, но опять-таки совершенно спокойно, отошел. Взрыв прогремел глуховато, приглушенный толстыми бетонными стенами. Железная дверь распахнулась и жалобно заскрипела, раскачиваясь на одной петле. Из бункера потянуло кислым тротиловым перегаром. Командир постоял у темного проема несколько секунд, прислушиваясь. Из дымящегося зева не доносился ни единый звук. Неизвестный встряхнул рукой, отбрасывая крышку мобильного телефона.
   ГЛАВА 28
   Появление в офисе бледного и совсем еще неуверенно ступающего на больную ногу Воскресенского у Пожарского и Буржуя вызвало одинаковую мысль: стряслось еще что-нибудь страшное.
   - Что случилось? - выразил эту мысль в вопросе Буржуй. - Зачем вы встали? Вы же ранены.
   От охранников внизу Алексей уже знал о том, что приключилось с женой Толстого и в каком состоянии в данный момент пребывает господин генеральный директор. Теперь Воскресенский и сам увидел Анатолия Анатольевича, безмолвной глыбой застывшего на кушетке. Что могли значить его, Воскресенского, ссадины в сравнении с такими событиями? Но свои соображения Алексей выразил проще:
   - Ранен - громко сказано. Вы не будете возражать, если я останусь и буду полезен. Во всяком случае, постараюсь...
   - Алексей Степанович, дорогой... - нахмурился Буржуй. - Как бы вам это объяснить... То, что здесь происходит, а главное будет происходить, это... не работа. Это месть и война. И это наши месть и война. Я бы сказал даже - лично мои, но мы - одна семья.
   Алексей помолчал немного. А когда заговорил, в голосе все же прорвалась обида:
   - Я все понимаю. Конечно... Нет, не подумайте, я не могу напрашиваться, это было бы странно и некрасиво...
   - Напрашиваться? - с жаром перебил его Пожарский. - Разве на опасность напрашиваются?
   - Я хотел сказать, - уже совершенно ровным тоном продолжил Воскресенский, - я совсем не близкий вам человек. С какой стати вы должны считать меня своим... И все же разрешите мне остаться. Пожалуйста. Нет, не подумайте, ради бога, я не стану просить у вас пистолет, тем более - никогда не держал его в руках. Просто я подумал - вам сейчас не до работы. - Он бросил еще один взгляд на Толстого. - Анатолию Анатолиевичу - тоже. А фирма ведь продолжает функционировать. У меня на автоответчике пятьдесят два сообщения...
   - Милый вы мой Алексей Степаныч, - с грустной улыбкой проговорил Буржуй. - Каждую минуту фирмы может не стать. Да что фирмы - любого из нас!
   - Но пока она есть, - возразил Алексей, - позвольте мне попытаться привести дела в порядок. Как говорят англичане, игра продолжается, пока арбитр не дал финальный свисток.
   - А вы что, действительно сможете работать в такой обстановке? не поверил Пожарский.
   - Видите ли, Олег,- чуть ли не виновато ответил Воскресенский. Я, по-моему, могу работать совершенно в любой обстановке. Сам не знаю, как это объяснить. Наверное, наследственное...
   - Я жалею, что не узнал вас раньше, - просто сказал Коваленко. Честное слово.
   - Если меня не уволят, - улыбнулся Алексей, - у нас впереди много времени.
   - Рядом с нами вам грозит все, что угодно, кроме увольнения, заверил его Буржуй.
   - Значит, я могу идти работать?
   - Конечно. Тем более, вы правы: финального свистка еще не было. И мы еще поиграем...
   - Спасибо, - Алексей кивнул и вышел.
   - Да... - едва ли не восхищенно протянул Буржуй. - Бизнесу надо учиться только в Англии...
   Оставив маленького Володю в комнате и еще раз показав ему: "Тш-ш, тихо", Вера стала спускаться по лестнице на первый этаж. Половицы оказались крепкими и не скрипели. Добравшись до нижних ступенек, Вера замерла: отсюда было видно, что в гостиной на первом этаже перед мольбертом стоял человек и писал картину. Мелодично зазвонил мобильный телефон. Человек взял трубку.
   - Да, я... Все? Отлично! - Вера не могла видеть лица говорившего, но даже по голосу было слышно, что он улыбается. - Они не умели разговаривать, но могли все рассказать. Еще один из парадоксов этого странного мира... Да, вы правы, теперь уже не расскажут. Я свяжусь с вами. До свидания.
   Человек положил трубку на место и вернулся к прерванному занятию. Вера сделала еще один совершенно беззвучный шаг, затем еще один. Человек продолжал совершенно спокойно работать, но вдруг таким же спокойным и негромким голосом, каким разговаривал по телефону, произнес:
   - Не надо шнырять по дому, крестьянка. Он простой, но очень крепкий, ты не сможешь убежать. К тому же, если попытаешься, я тебя жестоко накажу. А ты, я знаю, совсем этого не хочешь...
   При первых звуках этого голоса Вера, совершенно не сомневавшаяся в том, что ее не могли увидеть или услышать, вздрогнула. Потом, уже не таясь, она спустилась в гостиную и сделала несколько шагов по направлению к мольберту. Стоявший за ним человек обернулся, и девушка сразу же узнала это лицо. Она видела его на фотографии, которую таскал с собой Борихин и которую он предъявлял Ольге, той, которая приютила маленького Володю. Но вот глаза, подобные тем, которые сейчас смотрели на нее, Вера увидела впервые в жизни. Страшные глаза - светлые, прозрачные, ничего не выражающие, кроме легкой скуки, глаза цвета проточной воды.
   Подойдя поближе, Вера села на диван и оказалась чуть сбоку и прямо напротив Кудлы. Она сидела, пристально глядя на него, и не говорила ни слова. Тот спокойно продолжал наносить мазки, не бросив даже взгляда на девушку. Наконец он ухмыльнулся.
   - Жизнь бывает причудливой, правда? Ты родилась в какой-нибудь вонючей избушке с дощатым клозетом во дворе. Став столичной шлюхой, почувствовала себя королевой. Потом - дрянью. Буржуй появился и снова заставил тебя верить в сказки о Золушке, недоумок...
   - Сам ты недоумок, - оборвала его Вера. - Настоящие мужчины для того и существуют, чтобы женщины могли верить в сказки...
   - У... - Кудла насмешливо скривился. - Да ты для шлюхи хорошо умеешь говорить. Даже правильно ставишь ударения в словах. И, кстати, ты права. Только сказки бывают разными. Буржуй написал - вернее, пытался написать - тупую и сладенькую, на свой простецкий вкус. И у него, конечно же, опять ничего не получилось...
   - У него получилось, - твердо возразила Вера.
   - Правда? Тогда почему ты, содрогаясь от ужаса, сидишь передо мной и даже не решаешься спросить, что тебя ждет?
   - С чего ты взял, что я содрогаюсь от ужаса? - Кудла впервые за все время посмотрел на девушку.
   - Тебе не страшно? - недоверчиво спросил он.
   - Конечно, немного страшно. Потому что ты убийца и шизофреник. И мои брат и муж обязательно убьют тебя.
   - Ты можешь называть меня шизофреником, но не говори, что хоть на секунду поверила, будто Буржуй - твой брат. Просто маленькая шлюшка не растерялась, на что я и рассчитывал.
   - Какая мерзость! - Вера гадливо передернула плечами. - Знаешь, ты вообще мерзкий тип, тебе это говорили?
   - Проститутки - никогда. Я не пользуюсь их услугами. Это доступное удовольствие - для рабочих парнишек вроде Буржуя. Так что ты - первая.
   Вера, которой в голову явно пришла какая-то догадка, еще внимательней пригляделась к человеку у мольберта, и вдруг, победно улыбнувшись, откинулась на спинку дивана.
   - Слушай, а ведь ты завидуешь Буржую. Точно - завидуешь!
   - Не говори глупостей, - проговорил Кудла, ни на секунду не отрываясь от полотна.
   - Нет, серьезно. Я ведь шлюха, ты сам говорил, так что в ком-ком, а в мужиках разбираюсь.
   - Вот именно: в мужиках. Если бы ты знала, как мне бывает душно на Земле, которой уже лет сто пытаются командовать именно мужики. Наверное, я слишком поздно появился на свет...
   - Жаль, что ты вообще появился на свет, - очень спокойно и очень серьезно сказала Вера.
   Кудла, которого этот разговор явно забавлял, лишь ухмыльнулся в ответ.
   - Можешь пойти на кухню, поесть, - предложил он спустя некоторое время. - Там много еды.
   - Я не буду есть в твоем доме.
   - Это не мой дом, - заверил девушку художник. - Впрочем, как хочешь... Владимира я накормлю сам.
   - Ну уж нет... - Вера встала. - Где твоя кухня?
   - Найдешь по нюху. Вы, дворняжки, должны уметь... - Вера замерла на месте и зло спросила:
   - Слушай, если ты такой крутой, почему ты не вызовешь моего мужа на поединок. Если бы он сейчас слышал то, что ты мне сказал...
   - Зачем? - Кудла покачал головой. - Я не хочу убивать Толстого. Лет триста назад из него вполне вышел бы солдат, достойный сражаться под моими знаменами. Правда, должен тебя огорчить: я не разрешил бы ему жениться на шлюхе. Это недостойно настоящего воина.
   - Ты просто больной! - не выдержала Вера.
   - Уходи, крестьянка. Ты такая глупая, что я устал. - Кудла дернул щекой. - И повторяю: не пытайся бежать. Наказание будет жестоким. Лучше поспи, если сможешь... - Кудла поднял на девушку глаза, в них сквозила холодная насмешка. - Хотя, наверное, трудно уснуть, если не знаешь, что ждет тебя завтра, правда?..
   Вера все же накормила маленького Володю и немного поела сама. На дворе потихоньку стемнело, и девушка стала укладывать малыша. Когда он улегся, она присела на край кровати, и он вдруг доверчиво взял ее за руку.
   - Тетя, а ты не уйдешь?
   - Не-а. А ты как узнал, что я - твоя тетя? Ты у нас такой хитрый, да?
   - Не знаю, - признался малыш, - А ты что - правда моя тетя? Настоящая?
   - Самая что ни на есть, - Вера погладила мальчугана по головке.
   - Родная, да? - глазенки ребенка радостно блеснули.
   - Да.
   - А ты знаешь мою маму? - очень серьезно спросил вдруг Володя.
   Вера поколебалась лишь долю секунды.
   - Да, знаю. Она у тебя самая хорошая на свете...
   - А почему дядя говорит, что она - не моя мама?
   - Какой дядя? А, этот... От зависти. Ему обидно, что у тебя есть мама, а у него - нет.
   - А еще дядя говорит, что мой папа жив, но его нужно убить, чтобы было лучше дышать...
   - Вот мудак! - в сердцах вырвалось у Веры.
   - Тетя, а что такое "мудак"? - заинтересовался новым словом мальчишка.
   - А вот этот дядя, который тебе такое про папу говорил, он и есть мудак.
   - А это нехорошее слово, да?
   - Да. Нехорошее, - честно призналась Вера.
   - А мне мама не разрешает нехорошие слова говорить, - сообщил малыш.
   - Мы ей не скажем, не бойся.
   - Это будет по секрету?
   - Ага, по секрету.
   - А ты со мной всю ночь будешь так сидеть?
   - А ты как хочешь? - улыбнулась Вера.
   - Хочу, чтобы всю ночь...
   - А ты спать будешь?
   Володя честно задумался и сообщил:
   - Не знаю пока еще...
   - Ах ты, хитрюга. Тогда покажи мне, как ты умеешь притворяться, что спишь. Умеешь?
   - Умею. Очень умею.
   Малыш крепко зажмурился, затем приоткрыл один глаз.
   - Ну, так нечестно! - мягко укорила его Вера. - Я все вижу... Мальчик закрыл оба глаза и затих. - Вот так, хорошо...
   И неожиданно даже для самой себя она тихо запела колыбельную старую, народную, которую ей самой пела в детстве бабушка. В ветхой хибаре, окутанной ароматами украинской ночи...
   - Все равно мы напрасно делаем это, Буржуй. Мы сейчас должны все время быть вместе, - с жаром проговорил Пожарский.
   Все еще погруженного в наркотический сон Толстого втиснули на заднее сиденье его собственного джипа, припаркованного у офисного здания. Рядом с машиной стояли Олег, Буржуй и Воскресенский. По приказу Коваленко все разъезжались по домам.
   - Ты просто не смотрел на себя в зеркало, Олег, - устало улыбнулся Буржуй. - Нужно поспать, чтобы быть злыми и сильными.
   - А почему ты думаешь, что он не позвонит ночью? - выдвинул Пожарский еще один аргумент.
   - Нет. Все, что должно произойти, произойдет завтра...
   - Ну откуда, откуда ты знаешь?! - не унимался Олег.
   - Я не знаю. Я чувствую, - в темных глазах Буржуя вспыхнула искра ярости. - Он сам научил меня чувствовать. На свою голову...
   - Слушай, Буржуй, а я почему-то чувствую, что нам не нужно уходить из офиса.
   Коваленко обнял Пожарского, на секунду дружески стиснул его плечи, а потом легонько подтолкнул к стоявшей неподалеку "мазде".
   - Потому что не выспался, Олежка. И завези домой Алексея Степановича.
   Невозмутимый, как всегда, Варламов спасал Константина из рук закона. Доктор пока томился по ту сторону условной линии, отделявшей свободных людей от несвободных, и переминался в нетерпении с ноги на ногу. Шло подписание бумаг. Адвокат поставил последний росчерк.
   - Вот и чудненько... - и он поманил Константина.
   - Подождите. - Дежурный офицер, совершавший формальности вместо отсутствующего Мовенко, уперся ногтем в какую-то строку. - Тут написано: под наблюдение специалиста.
   Варламов благодушно улыбнулся и подтолкнул вперед своего молчаливого спутника.
   - Разрешите представить: Голик Леонид Николаевич, ведущий психиатр нашего города. Позвольте ваши документы, доктор. Буквально на секундочку. Пусть господин офицер лично убедится,
   Костя, шмыгнувший тем временем навстречу свободе, уже теребил давнего знакомого за рукав.
   - Коллега, я все объясню, - проговорил он виновато. - Пожалуйста, не сердитесь...
   - Да что вы, Костя, - усмехнулся психиатр. - Конечно, можно было поговорить со мной... Кстати, рисполент, который вы мне посоветовали, - это просто чудо! Даже представить не мог, что возможен такой быстрый, а главное, стабильный эффект!
   - Вот видите! - очень оживился Константин. - Кстати, если применять его в сочетании...
   - Извините, что прерываю вашу беседу, господа, - вмешался адвокат. - Костя, у вас были личные вещи?
   Доктора вопрос застал врасплох, но он послушно задумался с чуть глуповатым выражением на лице.
   - Вещи? Да, точно были! Расчесочка. Такая, знаете, пластмассовая. Она еще чуть-чуть обгрызена с одной стороны. И карточка телефонная. Да, точно, теперь вспомнил. Она немножко помятая, но там как раз еще ровно на один звонок...
   - Будьте любезны, господин офицер... - требовательно поглядел на милиционера Варламов.
   - Нет у меня никаких карточек! - отрезал тот, еще толком не понимая, издеваются над ним или глупо шутят, но уже на всякий случай раздражаясь.
   - Будьте добры, посмотрите внимательно.
   - Да говорю - нет, - дежурный повысил тон. Со вздохом, преисполненным глубочайшего сожаления, Варламов поставил только что закрытый кейс на стойку и открыл его.
   - Ну что ж... - он повернулся к Косте и Голику. - Извините, друзья, официальная процедура оформления утери или присвоения займет какое-то время. Прошу меня извинить...
   - Да вы что, издеваетесь, что ли?! - взорвался офицер.
   - Как вы могли подумать?! Что вы! - в тоне адвоката не было никакой издевки, только невозмутимое спокойствие.
   - Какое присвоение?! Какая утеря?! - дежурный злобно вытаращился на Варламова. - Пусть спасибо скажет, что вообще выходит! Карточка! Помятенькая!
   - Это ваше официальное заявление? - адвокат поднял на офицера маленькие колючие глазки.
   Тот, доведенный уже до совершенного бешенства, сунул руку в карман и все его содержимое - мелочь, жетоны, ключи, а среди прочего и телефонную карточку - швырнул на стойку.
   - Вот! Берите!
   - Пожалуйста, убедитесь, что это именно та самая, - с невинным видом попросил Костю адвокат.
   Тот взял карточку и очень тщательно обследовал ее со всех сторон,
   - Не знаю, я не уверен, - признался он в конце концов. Вообще-то, моя не такая новая была...
   - Ладно, не будем излишне мелочными, - позволил себе компромисс Варламов и снова повернулся к дежурному. - Будьте любезны расчесочку...
   - Пострадала при задержании, - быстро проговорил дежурный, явно придумав ответ заранее. - Протокол у командира опергруппы, он на выезде. Можете подождать.
   - Спасибо. Непременно. - И Варламов стал оглядываться, подыскивая место, чтобы сесть.
   - А может, не стоит? - неуверенно проговорил Константин.
   - Да, действительно, - поддержал коллегу Голик.
   - Как вам будет угодно, - поклонился в их сторону Варламов. Клиент всегда прав, - эти слова адвокат адресовал уже дежурному, как бы ища у него сочувствия и согласия. - Всего доброго.
   Хмурый дежурный ничего не ответил и только недобро посмотрел вслед уходившим. Доктор Костя на пороге чуть задержался и, как его учили, смерив дежурного наглым взглядом, цыкнул зубом.
   Оказавшись на улице, Варламов тут же откланялся:
   - Ну-с, молодые люди, всего доброго.
   - Спасибо вам, - сказал ему Костя.
   - Не за что, не за что. Просто моя работа, - бросил адвокат уже на ходу, направляясь к припаркованному поблизости "мерседесу".
   Психиатры остались одни.
   - Я тоже на машине, Костя, поэтому идемте, я вас подброшу.
   - Понимаю... - Константин с некоторой горечью покивал головой. Снова желтый дом. Как говорится, родные стены...
   - Да что вы, старина! - Голик дружески хлопнул коллегу по плечу, тот вдруг вскрикнул от боли. - Ой, простите, ради бога. Родная милиция постаралась?
   - Нет. - Костя принялся расстегивать пуговицы мятой рубашки. Это, так сказать, почетный знак народной любви и признания...
   Покрасневшее от воспаления плечо Константина украшала колоритная татуировка: крест и полумесяц, а вокруг двумя дугами надпись: "Бей активистов, режь сук".
   - Потрясающе! - выдохнул пораженный Голик.
   - Вам правда нравится? - Костя, мучимый сомнениями, с надеждой заглянул ему в глаза.
   - Не то слово! - восхищенно покачал головой Леонид.
   - Спасибо, - польщенный доктор стал застегиваться. - Значит, в дурдом не везете?
   - Что вы такое говорите, Костя! Конечно же, нет.
   - Жаль. Я, честно говоря, рассчитывал... Мне особенно идти некуда, а так все-таки - крыша над головой...
   - Что же вы сразу не сказали! Едем - и немедленно! - Голик гостеприимно распахнул дверцу старенького "Москвича".