Толстый пожал плечами.
   - Борихин? Ничего. Я так понимаю - у него тоже дубль-пусто.
   - Ничего себе! Год! Год прошел!!! Ты за что ему платишь?
   - Да старается мужик, - вступился за сыщика Толстый. - Правда, старается, это ж видно. Переживает.
   - Не переживать, а работать надо. Убийцу ловить!
   - Да это ясно, - поскреб в затылке Толстый. - Он того... В общем, на месте не сидит. Да и друг из ментов - кажись, майор - ему неофициально помогает, он же теперь без ксивы, сам понимаешь. А вообще-то менты ему мешают. Они-то дело давно закрыли, думают - это ты...
   - Что, до сих пор думают? Дебилы!
   - А что им еще думать? Все сгорело, один труп опознан как твой...
   - Вот этого я совсем не понимаю.
   - Да я вообще ничего не понимаю, - в сердцах сплюнул Толстый, а потом неожиданно улыбнулся. - Знаешь, иногда забудусь под утро - и так легко становится. Кажется - все как раньше. У тебя так не бывает?
   - Нет, - жестко ответил Буржуй и поднялся. - Все, дружище, давай двигай.
   - Может, прямо сейчас вместе и рванем, а? - без особой надежды спросил Толстый. - Верка точно не спит - ждет.
   - Рехнулся, да?
   - А чего?
   - В день поминок, на ночь глядя. "Здрасьте, сестричка!" Что, хочешь овдоветь молодым?
   - Все равно же тебе рано или поздно всплыть придется.
   - Придется, придется. Кстати, ментам тоже многое объяснять придется, так что Варламова далеко не отпускай. Ну пойдем. Я тебя в транспорт погружу.
   У темного крыльца они обнялись на прощанье, и Толстый взгромоздился на сиденье. Уже включив двигатель, oн опустил стекло и подмигнул Буржую:
   - Знаешь, друг, а ведь мы его, гада, все равно поймаем. Правда.
   И очень серьезно Буржуй кивнул в ответ:
   - Я знаю. Я за этот год чувствовать научился. Как волки чувствуют. Он вообще где-то близко...
   - Любимый! Э-эй! Просыпайся. Такой большой - и такой соня.
   Голос жены, неслышно вошедшей с подносом в комнату, вырвал Толстого не то из воспоминаний, не то из полудремы. Вера поставила поднос на тумбочку, присела на кровать и взъерошила Толстому волосы. Тот сладко потянулся, точно сию вот только минутку очнулся от глубокого сна, поинтересовался:
   - Который час?
   - Самое время, Толстый, - Вера протянула мужу дымящуюся чашку.
   Манерно отставив мизинец, гигант продегустировал напиток, томно закатил глаза и крякнул вполне по-рабоче-крестьянски:
   - Ух, хорошо!
   - Ты не забыл, что вчера обещал? - невинно поинтересовалась Вера.
   По лицу Толстого заметно было, что он лихорадочно перебирает в голове события вчерашнего дня, чтобы вспомнить какие такие обещания успел надавать любимой жене. Не вспоминалось ничего. Для оттяжки времени он пустился на хитрость и задал уточняющий вопрос:
   - Кому обещал?
   - Мне, любимый, мне. Твои обещания остальным женщинам меня не волнуют, можешь их цинично обманывать.
   - Каким еще женщинам? - потрясенный столь гнусной клеветой, Толстый схватился за сердце. - Это все вранье!
   - Другая на моем месте сейчас бы придралась к словам.
   - Так я же не на другой женился, а на тебе, - широко улыбнулся Толстый.
   - И правильно сделал. Кстати, у тебя из кармана пиджака обертка "Сникерса" торчит.
   - Враги подкинули. Завистники. Никому верить нельзя, - выпучив для убедительности глаза, принялся отпираться Толстый. Потом приобнял Веру и поинтересовался как бы невзначай: - Слушай, а чего я это... обещал?
   Вера очень-очень ласково поглядела мужу в глаза, взяла его за руку и проговорила умильно:
   - Ты обещал сегодня вечером поехать на сеанс к Марии-Стефании.
   Тут уж глаза у Толстого полезли из орбит без всякого притворства. Он? К ворожке? Да быть такого не может!
   - Чего? Что за бред? Когда это я такое обещал? - растерянно залепетал гигант, но тут взгляд его остановился на смеющемся лице жены, и он одним движением повалил ее на спину, всем своим весом прижав к матрасу. - Вот сейчас кое-кто получит за вранье!
   - Толстый! Ай! Пусти! - в притворном ужасе вопила Вера.
   - Не пущу. Будешь знать, как обманывать сонного мужа! Думаешь, если я вчера спиртного пригубил, так ничего не помню? Вот погоди, я Буржую пожалуюсь...
   Вера под ним сдавленно ойкнула. Тут только Толстый сообразил, что опять проговорился, опять испугал жену. Он как-то сразу сник, обмяк. Вера без труда вывернулась из-под него и встала с кровати. Улыбка медленно стаивала с ее лица, она смотрела на мужа с такой жалостью, с таким отчаянием, что тот даже поежился.
   - Толстый, - проговорила наконец Вера. - Там, на кухне, рюмка текилы. Пойди похмелись.
   Анатолий Анатольевич Толстов поднял на супругу виноватые глаза и предпринял робкую попытку оправдаться:
   - Да нет, я... В астральном смысле...
   - А я в прямом, - отрезала Вера. - Легче станет.
   - Ты же знаешь - я не похмеляюсь.
   - Чем пугать меня, лучше бы похмелялся.
   Толстый встал с кровати, подошел к жене, нежно ее облапил и принялся раскачивать, будто убаюкивая.
   - Да я не пугаю. Вырвалось просто, - примирительно проговорил он. - Ну извини. Что я, специально, что ли?
   - Извиню, если поедешь к Стефании. Костя за тобой заедет.
   Толстый невольно разомкнул руки и отступил на шаг. Несколько секунд он простоял, переваривая услышанное, а потом чуть ли не подобострастно заглянул Вере в глаза. Он надеялся увидеть в них лукавинку, веселый огонек, который означав бы, что ее слова - шутка и ничего более. Вот сейчас она дурашливо шлепнет его ладонью по груди и расхохочется...
   Вере было безумно жаль этого огромного ребенка, своего мужа, который если и боялся чего в жизни, так это ведьм, колдуний, гадалок, черных кошек и прочей чертовщины. Еще одно мгновение ей захотелось отступиться, пощадить его такого сильного и такого испуганного. Но тут она вспомнила прежнего Толстого и решилась. В ответ на жалобный взгляд мужа она твердо посмотрела ему в глаза. Толстый все понял.
   - Да не поеду я к ведьме! Я ее боюсь! - Он обиженно отвернулся. Что тебе за удовольствие издеваться над человеком?
   Вера шагнула вперед и прижалась к широкой спине.
   - Толстый, милый, ты же не хуже меня понимаешь, что надо что-то делать. Я бы ради тебя, ради нас не только к Стефании - к Бабе Яге в ножки пала. Так дальше нельзя Я хочу, чтобы ты снова стал прежним, чтобы ты просто-напросто вспомнил себя.
   Толстый, стоявший до этого каменным изваянием, едва заметно пошевелился.
   - Ага! - все еще обиженно проговорил он. - Она что, Стефания твоя, пули из меня повыковыривает? Хирурги старались - не вышло!
   - Не знаю. Стефа разберется. Да мне Костя о ней чудеса рассказывал, если хочешь знать!
   - Вот-вот - чудеса, - с готовностью подхватил большой ребенок. - Я только услышу о них, мне под одеяло залезть хочется.
   - Трусишка. Ну хочешь - я с тобой поеду?
   - Нет уж! - такую жертву со стороны жены Толстый, несмотря на все его страхи, принять не мог и не хотел. - Держись от этой мерзости подальше. Лучше я сам.
   - Честно? Поедешь? - обрадовалась Вера.
   - Да что - обязательно сегодня, что ли? - заныл Толстый, но в голосе его уже чувствовалась обреченность: он понимал, что помилования ему не дождаться.
   - А чего откладывать? - дожимала его любимая жена. - Ну, говори: "Обещаю".
   - Ну... В общем... - промычал Толстый. И именно в этот момент зазвонил телефон.
   - О, телефон! - передал жене благую весть воспрянувший духом Толстый. - Пусти, Верунчик, - он легко отодвинул подругу в сторону, схватил трубку и радостно рявкнул: - Алло!.. Да, я... Привет, Борисыч!.. Что?! А это точно? Может, ошибка?
   Мельком взглянув на Веру, он нажал кнопку динамика, чтобы и она слышала разговор. В комнату проник хрипловатый басок Борихина:
   - Да нет, не может. Он это. Василий его даже сфотографировал на всякий случай. Вы с нами поедете или мы сами?
   - Как это сами?! - возмутился Толстый. - Я уже еду! Давайте через двадцать минут возле офиса. - Он положил трубку и попросил жену: - Верунь, звони ребятам, пусть уже выезжают. Я хоть физиономию сполосну.
   Он бодрой рысцой припустил к ванной. Вера, так ничего и не понявшая из услышанного разговора, тревожно бросила ему в спину:
   - Что-то случилось?
   - Гость объявился, - махнул рукой Толстый. - Один из тех, кого давно ждали.
   Пожарский, лишь год назад получивший водительские права, да к тому же и по характеру человек аккуратный, за рулем особо не лихачил. Но год шоферского стажа - этап опасный. На смену страху и осторожности первых месяцев за рулем приходит иллюзия уверенности, а это штука опасная.
   На обычном маршруте от дома к работе Олег уже давно успел изучить каждый знак и каждую выбоину. Дорога не таила никаких сюрпризов, и он позволил своему сознанию не то чтобы отвлечься, а как-то расслоиться. Часть его следила за дорогой, за педалями, рычагом и рулем, вторая же была погружена в невеселые думы о вчерашней годовщине, о Толстом...
   Когда впереди, чуть ли не перед капотом машины, показалось неожиданное препятствие, сработал навык: нога автоматически перелетела на педаль тормоза и вдавила ее в пол, руки вывернули руль в сторону. Теперь сознание автоматически фиксировало противный визг трущейся об асфальт резины, надвигающееся, как в замедленной съемке, препятствие. Сознание вопило: это человек! Девушка! Автомобиля едва ощутимо тряхнуло, и он остановился.
   В шоке Пожарский еще несколько мгновений оставался за рулем, а потом распахнул дверцу и бросился к пострадавшей. Вокруг уже собирались люди, сыпались комментариям
   - Ездят - на дорогу не смотрят!
   - Выдают права кому попало...
   - Да она ему сама прямо под колеса прыгнула, коз-за!
   Пожарский, растолкав зевак, подскочил к девушке и дрогнувшим голосом спросил:
   - Вы... Вы живы?
   Вопрос прозвучал нелепо: девушка не лежала неподвижно на асфальте, а сидела и, ухватившись одной рукой за бампер, второй поспешно оправляла высоко задравшуюся юбку
   - Кажется, да... Извините, я не хотела... Помогите мне встать, пожалуйста.
   Пожарский подхватил девушку и поднял на ноги. Потом, совершенно непроизвольно, принялся ее ощупывать: голову, руки, ноги. Вдруг девушка оттолкнула его. Сначала Олег удивился, но тут же запоздало покраснел. Еще не придя в себя, он как-то не до конца осознавал, кто перед ним. Главным в тот момент было другое: жива ли, цела ли. Теперь ему стало ясно: перед ним девушка. Красивая девушка! Очень красивая девушка!!!
   Смущаясь и запинаясь, Олег предложил отвезти ее в больницу - мало ли что! Девушка сделала несколько шагов, прислушалась к своим ощущениям и отказалась - она в полном порядке.
   - Все равно лучше съездить в больницу. На всякий случай, настаивал Пожарский.
   - Не надо, правда. Ничего не болит. Просто испугалась. Пойду выпью чего-нибудь, а то и правда трясусь.
   - Пойдемте, я вас угощу, - решился Олег.
   - Да что вы, я и так вас задержала, - девушка тоже отвечала механически, еще не придя в себя.
   - Извините, вас как зовут?
   - Что? А, Лиза, - представилась девушка.
   - Я - Олег. Садитесь в машину, Лиза.
   Где-то, когда-то Пожарский вычитал, что лучший способ в чем-то убедить человека - это употребить в речи его ходовые словечки. А для него вдруг стало очень важным убедить Лизу. И поэтому он сказал:
   - Правда. Все равно вокруг ни одного бара. А я знаю одно место тут, рядом.
   Через пять минут, проведенных за столиком кафе, они признались друг другу, что оба смертельно испугались во время случившегося на дороге. Через десять минут перешли на "ты" и оба почувствовали, что уходить не хочется...
   - Слушай, я тебя правда не задерживаю? - вдруг спохватилась Лиза. - Ты же ехал куда-то?
   - Куда-то ехал, - улыбнулся Пожарский, - да не доехал. Ты, кстати, тоже куда-то шла. И даже спешила.
   - Ой! - схватилась Лиза за голову. - Я же!.. Вот дура! Подожди минутку, я сбегаю позвоню.
   - Держи, - Пожарский протянул ей мобильный телефон.
   - Спасибо.
   Лиза быстренько уладила все проблемы со своим начальством, произнеся буквально пару фраз, а потом, словно оправдываясь, сообщила Олегу:
   - Я в магазине "Искусство" работаю.
   - В центральном?
   - Ага.
   - Странно...
   - Почему странно?
   - Я туда заходил пару раз, а тебя не видел...
   - Чтобы такой, как ты, запомнил, надо к нему под машину попасть, немного грустно улыбнулась Лиза. - Ой, извини, я пошлости говорю. Наверное, еще в себя не пришла.
   - Приятные пошлости. Можешь сказать еще парочку таких же.
   - Нет, правда. Мне почему-то так легко сейчас, будто мы сто лет знакомы. Или ты на всех девушек так действуешь?
   Пожарский грустно улыбнулся:
   - Не знаю. Если бы они были, можно было бы спросить...
   - В каком смысле?
   - Да с девушками у меня, видишь ли, никак.
   - Подожди, ты что же... - чуть нахмурилась Лиза.
   - Да нет, - расхохотался Олег, сообразив, в чем она его подозревает. - Что ты. Я о другом. Просто не везет мне с девушками - вот и все.
   Лиза окинула парня критичным взглядом. Шутит он, что ли? Высокий, стройный, красивый. Да еще в таком прикиде, при такой машине. Какая девушка устоит?!
   - Что-то не верится.
   - Честное слово! Может быть, сегодня повезло, - и Олег накрыл рукой лежащую на столе ладонь девушки.
   Ладонь чуть заметно дрогнула, но осталась на месте - Лиза только подняла глаза, внимательно глядя на открытое, совсем недавно чужое ей лицо сидящего напротив человека.
   - Хорошо, что я успел затормозить, правда? - невольно вырвалось у Олега.
   - Ага, - улыбнулась ему Лиза. - А то я сейчас лежала бы холодная, с бирочкой на ноге. И ничего этого не было бы...
   - Перестань говорить всякие ужасы. Слушай, поехали куда-нибудь.
   - Куда?
   - Да куда угодно. Кататься. Ко мне. Или ты... не хочешь?
   - Хочу. Очень хочу, Олег. Я хочу кататься, хочу к тебе. Но мне нужно на работу.
   - Да ну ее! Давай прогуляем!
   - А ты что - большой начальник?
   - Не особенно. Но прогулять могу.
   - А я не могу. Правда. Танька и так из-за меня от прилавка к прилавку полдня бегает. Ты отвезешь меня?
   - Конечно, отвезу. Должен же я знать, куда мне заехать за тобой вечером.
   - А ты не передумаешь до вечера? Не передумай, пожалуйста. Ладно?
   Воскресенский был раздражен: прошло два часа с начала трудового дня, а в офисе не с кем работать. Пожарский позвонил и пролепетал нечто невразумительное о задержке по непредвиденным обстоятельствам. Толстый так и вовсе не удосужился сообщить, где он и когда будет. Ну как же - начальство! А дел-то невпроворот...
   - Алло!.. - схватил он трубку заблажившего телефона. - Да я... Что?.. Вы, наверное, ошиблись, - трубка брякнулась на аппарат.
   Несколько минут Воскресенский листал бумаги, потом телефон зазвонил снова.
   - Алло... Что?.. Послушайте, я же говорю - вы ошиблись номером!.. Да, это я, но я не понимаю, о чем вы говорите.
   На этот раз он не стал класть трубку на рычаг, на нажал кнопку селектора:
   - Аллочка, переключите мой прямой на себя и ни с кем не соединяйте.
   И Воскресенский снова зашелестел бумагами.
   Артур упивался творческим процессом.
   - Ирка, ну что ты прешь на меня, как морской пехотинец?! покрикивал он. - Ольга, опять ты жопу оттопырила, выдра!
   На сцене ведомственного дома культуры, хранящей следы былых комсомольских активов, фланировали под "неземную" музыку странно одетые девицы. Они очень старались изобразить ту походку и манеру поведения, какую не раз видели по телевизору в исполнении знаменитых моделей, но получалось так, что лучше бы не старались...
   Артур, руководивший процессом из зрительного зала, то хватался за голову, то в полной прострации откидывался на спинку кресла, то теребил затейливый воротник своего наряда а ля кутюрье. Раз за разом он вскакивал с места и демонстрировал в проходе, как, по его задумке, должны порхать "феи с планеты совершенства".
   - Стоп! - заорал он в очередной раз. - Вы что вытворяете?! Вы же не шлюхи, девчонки. То есть шлюхи, конечно, но об этом только я должен знать, ясно? Для остального мира вы - красота в чистом виде, пятый элемент. Наташка!
   - А чего сразу я? - басом откликнулась одна из девиц.
   - Да ты посмотри на себя со стороны!
   - А че?
   - Че! Я стояла у вокзала, я большой любви искала. Вот тебе и че. А с тобой что случилось, Анжелика?
   - В сортир хочу. Давно уже. По-большому...
   - Ой-ой, - Артур поморщился. - Как это тонко! Магнифик! В сортир по-большому. Иди. Иди в сортир, фея моя неземной красоты. Еще кто-нибудь по-большому желает, вы, богини утренней росы? Нет? Тогда начали. Раз-два-три, раз-два-три. Мягче движемся, мягче. Ощущение полета, крошки...
   Увлеченный процессом, Артур не заметил, как в зале появились незваные гости. По проходу за его спиной двигалась целая делегация. Впереди шагал Толстый, по бокам и чуть сзади, как эсминцы за линкором, следовали два его телохранителя с недобрыми лицами, а замыкали строй настороженный Борихин и счастливый Василий. Его сюрприз шефу, похоже, удался. Артур очнулся только тогда, когда могучие руки охранников подхватили его под хрупкие локти, вырвали из кресла и куда-то понесли по воздуху.
   - Эй, эй! Что? - Артур дрыгал ногами и беспомощно озирался, не понимая, кто эти люди и что происходит. - Лессе муа, слышите, уроды!
   Невозмутимые физиономии незнакомцев не выражали ровным счетом ничего, и Артур оставался в трагическом неведении, пока его не донесли до режиссерского стола. Здесь его развернули и не слишком почтительно усадили, а скорее уронили, прямо на стол. И тут он оказался лицом к лицу с давно знакомым персонажем.
   - Привет хранителю высокой моды! - неласково произнес Толстый.
   Сначала Артуру пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять отвратительную мелкую дрожь во всем теле. И только потом он умудрился что-то выдавить из себя.
   - А...аншанте, - хрипом вырвалось из его пересохшей глотки.
   - Что он несет? - громким шепотом поинтересовался у Василия Борихин. - От страха переклинило, что ли?
   - Это французский, шеф. Стыдитесь.
   - Мне стыдиться нечего. Я не в инязе учился, - гордо и уже в полный голос заявил отставной капитан.
   Девицы, кучкой жавшиеся на сцене и не понимавшие, кто позволяет себе такие наезды на их грозного Артура, вслух обсуждали действия незнакомцев.
   - Объяви перерыв девочкам, Версаче, - потребовал у Артура Толстый.
   - Почему Версаче? - машинально спросил тот. - Его же убили...
   - Ничего, это - дело наживное, - очень ласково отозвался Толстый и тут же рявкнул: - Ну!
   - П...перерыв, девочки, - дрожащим голосом распустил свой контингент Артур.
   Труженицы подиума по совместительству, с любопытством поглядывая на незваных гостей, стали неохотно расходиться.
   - Вит! Вит! - уже более бодрым тоном подогнал их работодатель, а потом обратился к Толстому: - А вы знаете, я как раз к вам собирался, Анатолий Анатольевич. Дискюте келькешоз, так сказать.
   - Ничего, я не гордый. Сам пришел. Ты где был год назад, собака?
   Артур, успевший немного прийти в себя, медленно, выигрывая время, достал черную сигаретку, закурил, томно поглядел на телохранителей и, видимо приняв определенное решение, заговорил. Изобретать что-то новое он не стал, а принялся выдавать прежний свой набор: Брюссель, великое призвание, тонкость натуры, модельный бизнес.
   Уже на середине этой тирады Борихин стал проявлять нетерпение, однако до поры до времени сдерживался. Но в конце концов молча подошел к столу, молча достал пистолет, приставил его к гениталиям "кутюрье" и очень выразительно посмотрел ему в глаза.
   - Тол... Анатолий Анатольевич! - взвизгнул Артур. - Это кто?
   - Витек. Киллер мой на ставке, - охотно разъяснил Толстый. - Я его и сам боюсь, если честно. Долгоиграющий ему кликуха. У него быстро еще никто не умирал. Любит это дело, ничего не попишешь.
   Борихин скорчил туповато-свирепую гримасу и чуть сильнее прижал ствол к промежности великого художника. И тут слова посыпались из Артура, как горох:
   - Ну хорошо, не было, не было никакого Брюсселя. В Тамбове я был. Вернее, в области... Осторожней с пистолетом, пожалуйста!
   Из сбивчивых, но предельно искренних показаний Артура следовало, что в день, когда произошел поджог, он находился далеко - в одном из райцентров России. И поскольку пребывал под подпиской о невыезде из-за очередной полукриминальной шалости, то ни совершить это преступление, ни организовать его никак не мог.
   Борихин еще раз испытующе посмотрел в глаза Артуру и убрал пистолет.
   Толстый с сожалением поскреб в затылке и сказал:
   - Ладно, живи пока. Но из города рыпнешься - смотри! Отдам тебя Долгоиграющему в личное пользование. Должны же у человека быть свои маленькие радости... Оревуар, Артуро.
   Маленький отряд в том же порядке двинулся по проходу к дверям. Артур проводил его злобным и ничего не прощающим взглядом, а потом повернулся лицом к сцене. Его феи уже выглядывали из-за занавеса и шушукались.
   - Чего вылупились, шалавы, - заорал на них "кутюрье". - Никогда деловых переговоров не видели? Кто там лыбится? Да вы без меня под забором передохнете, мать вашу! Все, комансон. Ля мюзик жу. Ту ль монд э ге! Раз-два-три. Поехали.
   Столики летнего кафе стояли под старыми каштанами. Здесь было почти прохладно, хотя на улицах от жары плавился асфальт. Запыхавшаяся Вера с облегчением плюхнулась на пластмассовый стульчик, сдула прилипшую ко лбу челку, глотнула холодного пива из Зининого стаканчика и только потом поздоровалась с ней. Первым делом она выложила подруге самую радостную новость: Толстый, кажется, . согласился съездить к Стефании на сеанс.
   - Ну-ну, - без энтузиазма отозвалась Зина, - потом поделишься результатом...
   - Что, не веришь в эти дела?
   - Почему? Очень даже верю. Вот наша завотделением - умница-баба, доктор наук, людей с того света вытаскивает, - а поехала к ворожке за советом. Та ее на пятьсот баксов и кинула. Легко так...
   - Да ладно тебе. Стефания вообще денег не берет, если хочешь знать... - Вера помолчала, а потом решилась начать тот разговор, ради которого, собственно, и пришла: - Так что там насчет твоей продвинутой методики?
   - Решила все-таки попробовать?
   - А что? Думаешь - никаких шансов? - Зина погладила ее по руке.
   - Хочешь совет? Пока молодая - возьми бэбика из приюта. Уедешь на полгода с понтом - на сохранение легла, а я тебе тем временем здоровенького подберу, без патологий.
   - Спасибо, Зинуль. Только... Я ведь не просто ребенка хочу. Я маленького Толстого хочу. Чтоб его глаза были, его улыбка...
   - Ну, знаешь, так всю жизнь прохотеть можно.
   - Конечно, можно. Мне, кстати, Костя знаешь что сказал? Что Стефания и мои женские проблемы решить может.
   Зина с жалостью посмотрела на подругу. Бред же несет! Правда, в ее положении за любую соломинку хвататься будешь. Что ж, придется быть с ней пожестче. Это иной раз помогает.
   - А вот тут я готова на штуку баксов спорить, - проговорила она вслух. - Идет? А то у меня, как всегда, денежные затруднения.
   - Какая ты добрая!
   - Какая уж есть. Но я врач. И если я говорю своей подруге, которой очень хочу помочь, что ничего не могу сделать, то пусть сельская бабка со своими шушу-мушу ни мне, ни тебе лапшу на уши не вешает. Ясно?
   - Ясно. Зато мне, выходит, терять нечего. Хуже не будет. - Тут Зина только руками развела. Ну что ты с такой упрямой дурехой делать будешь?
   - Ну, если хочется экзотики, съезди. Только проследи, чтобы она, эта твоя Стефания, руки как следует вымыла. И ко мне по-любому заскочи после своей ведьмы. Береженого Бог бережет.
   Уже по дороге от Артура, прямо из машины, Борихин созвонился с Мовенко и попросил его проверить алиби начинающего кутюрье. Мовенко, как всегда, поворчал, но просьбу обещал уважить.
   Теперь Борисович мерил шагами свой офис и неодобрительно поглядывал то на сникшего Василия, то на онемевший телефон. Мовенко, впрочем, не заставил себя долго ждать. Молча выслушав его сообщение, Борихин положил трубку и посмотрел на Василия.
   - Ну что? - вскинулся тот.
   - Ничего. Все верно. Были у него проблемы с райотделом. И подписка была, и прочее. А в день пожара он вообще был на принудиловке.
   - Где был?
   - Привлекался к общественно-полезному труду.
   - Вот черт! - Василий вскочил и заметался по комнате.
   - А ты чего дергаешься? Исключение подозреваемого - тоже результат. Сужается круг поисков, - утешил его Борихин.
   - Результа-а-ат! - с горечью протянул Вася. - Вам легко говорить, господин Долгоиграющий. А я этого Артура знаете как выпасал!
   Вместо ответа Борихин вдруг что есть мочи шлепнул себя по лбу. В азарте он и думать забыл об обещании, которое дал Семену Аркадьевичу! Очередной след завел в тупик, версия лопнула. Так что одна надежда на Семена. Надо бежать. На ходу отдавая распоряжения остолбеневшему от такой начальнической прыти Василию, Борихин бросился к выходу...
   Семен Аркадьевич открыл дверь, едва прозвенел звонок.
   - А, здравствуйте, Игорек. Я уж вас заждался...
   Борихину стало стыдно. Старик, конечно, тоскует в отставке. Столько лет проработал - и как еще проработал! - и вдруг взяли да и вытурили на пенсию без особых церемоний. Вот и осталась одна у него радость - таким незадачливым сыщикам помогать. Слава Богу, кой-какое допотопное оборудование у него дома имеется, а вот необходимые реактивы Семен на свои нищенские пенсионные гроши покупает. Борихин вздохнул:
   - Извините, Семен Аркадьевич. Все никак вырваться не мог.
   - Понимаю, понимаю. Как движется расследование?
   - Да плохо движется, Семен Аркадьевич, плохо. Может, хоть вы чем-нибудь порадуете?
   Эксперт взял гостя под руку и повел в комнату. Усадив Борихина за заваленный реактивами стол, на котором красовался старенький потертый микроскоп, он устроился напротив и довольно потер руки.
   - Ну, не уверен, что порадую, но, думаю, удивить смогу.
   - Неужели нашли что-нибудь? - Борихин в нетерпении подался вперед.
   - Представьте, нашел. Если не ошибаюсь, вы говорили, что ваш наниматель и покойный Владимир Коваленко вставляли зубные протезы у одного врача. Так?