Шалимов Александр Иванович. Пир валтасара

   Круглая розовая физиономия Насимуры озарилась ослепляющей улыбкой. Глаза совсем исчезли в добродушных складочках век.
   — Прошу извинить, уважаемый господин Фигуранкайн, но мы будем работать с инфекционным материалом. Опасные заболевания, даже смертельные. Летальные исходы неизбежны. Каждый случай необходимо тщательно исследовать анатомически.
   Продолжая улыбаться, он провёл двумя пальцами черту в воздухе, совершая воображаемый разрез.
   — Я полагал, — заметил Цезарь, — что в основу исследований подобного рода будет положена работа с культурами микробов-возбудителей.
   — О, разумеется, разумеется, — закивал Насимура, — это, конечно, тоже. Однако, прежде чем переходить к культурам штаммов, сначала все необходимо проследить на живых людях. Мы не случайно назвали центр Антропологическим.
   — Где, в таком случае, вы возьмёте больных?
   — О, — всплеснул руками Насимура, — за этим дело не станет…
   — В Африке часты инфекционные заболевания, — вмешался Вайст. — Тут и в соседних странах. Больных будет достаточно.
   — О да, конечно, — улыбаясь, подтвердил Насимура, — конечно, и это тоже. Морг будет соединён подземным тоннелем с крематорием. Крематорий построим вот там — за теми большими деревьями. — Он показал пальцем где. — Все большие деревья мы, по возможности, сохраняем…
   — Чтобы была тень, — добавил Вайст.
   — О да, конечно, чтобы ничего не было видно сверху.
   При осмотре строящихся объектов Насимура представил Цезарю нескольких сотрудников центра. Все они показались Цезарю какими-то странными, безликими, подавленными, погруженными в собственные мысли, очень далёкими от всего окружающего.
   После окончания осмотра Насимура пригласил Цезаря и Вайста в свою временную, как он сказал, «пещеру», где находился и его рабочий кабинет. «Пещера» оказалась маленьким, уютным японским домиком с раздвижными стенами. Кабинет занимал ровно четвёртую часть домика и ничем не оправдывал своего названия. Он был почти пуст, устлан плетёными татами, вдоль стен лежали круглые, расшитые шёлком японские подушки, а по углам бесшумно вращались большие вентиляторы. В центре «кабинета» стоял низкий японский столик, накрытый для ленча.
   Перед тем как войти в «пещеру», Цезарь подозвал Суонга и шепнул несколько слов. Суонг кивнул и тотчас исчез. Снаружи возле домика остались лишь двое индонезийцев. Остальные сопровождавшие босса при осмотре строительства разошлись.
   Насимура с низкими поклонами пригласил Цезаря и Вайста занять места на циновках возле столика. Затем он попросил разрешения покинуть их на несколько минут, чтобы отдать необходимые распоряжения, Когда он вышел, Вайст наклонился к Цезарю и сказал:
   — Насимура не догадался пригласить и господина Суонга, но это легко исправить…
   Цезарь отрицательно качнул головой:
   — Нет. Суонг будет занят некоторое время.
   Вайст вопросительно взглянул на Цезаря, но возвратился Насимура в сопровождении молодого японца, который нёс огромный поднос, уставленный множеством мисок, содержимое которых было столь же загадочно, сколь и ничтожно мало по объёму.
   Ленч, состоявший из огромного количества экзотических кушаний, в соответствии с японским этикетом прошёл за светской, ни к чему не обязывающей беседой. Пили из крошечных серебряных рюмок саке — подогретую рисовую водку, японское пиво. За кофе Цезарь вдруг заявил, что выпил бы ещё коньяка… Насимура, видимо, удивился, однако позвонил в серебряный колокольчик, и через минуту на столике появились бутылка французского коньяка и три бокала. Цезарь сам налил коньяк и предложил выпить за здоровье хозяина. Насимура, крайне польщённый, провозгласил ответный тост. Вайст не спускал с Цезаря удивлённого взгляда, а тот как ни в чём не бывало предложил выпить и за здоровье Вайста. Явно раздосадованному и обеспокоенному Вайсту пришлось последовать примеру Насимуры. Потом Цезарь провозгласил ещё тост. Смысла его Вайст не уловил, пытаясь сообразить, что произошло с Цезарем. На этот раз Вайст только коснулся коньяка губами, но Цезарь и Насимура опорожнили свои бокалы. Бутылка почти опустела. Насимура заметно захмелел. С его лица не сходила блаженная улыбка, глазки стали масляными, а брови изогнулись к ушам ещё сильнее. По-видимому, захмелел и Цезарь. Он расстегнул воротник рубашки и, обмахиваясь веером, который ему дал Насимура, глядел на японца с явным одобрением.
   — Мне нравится у вас, — сказал он, наклоняясь в сторону Насимуры, — и вы мне нравитесь, профессор. Я люблю Восток, вашу страну, ваше умение трудиться, традиции самурайского духа…
   «Что он говорит?» — подумал Вайст, теряясь все больше. Не переставая улыбаться, Насимура развёл пухлыми ручками:
   — К несчастью, самурайский дух выветривается в нашей стране. Молодёжь не хочет следовать традициям.
   — Ну а вы, господин Насимура? Вы, конечно, воевали. Читаю в ваших глазах непреклонность истинного самурая.
   Вайст кашлянул:
   — Извините, босс, если хотите сегодня посмотреть шахту…
   — К черту все шахты. — Цезарь махнул рукой. — Я сказал, мне тут нравится. Вы десять дней таскали меня по джунглям. Дайте отдохнуть хоть немного в хорошем месте с приятным человеком. Не хочу сейчас никуда ехать. Ну так что, Насимура, вы ведь самурай, правда?
   — Благодарю вас. На войне я всегда старался соблюдать самурайский кодекс чести…
   — А где вы воевали? Расскажите о себе, Насимура. Я хотел бы получше узнать вас. Антропологический центр — это очень важно. Не так ли, Вайст? Тут нужен человек твёрдый, очень твёрдый.
   — Если вам угодно, я готов рассказать о себе… — Насимура поклонился, почти коснувшись лбом края стола.
   «Глупец, — подумал Вайст. — Какой глупец! Ну, пусть свершится то, что, по-видимому, должно было свершиться…»
   — Я весь внимание, — заверил Цезарь.
   — Благодарю вас. Мне довелось воевать на Филиппинах, потом в Маньчжурии… Я изучал медицину в Осаке. Моя диссертация… — Насимура вдруг рассмеялся, — впрочем, это неважно.
   — Нет-нет, Насимура-сан, не скромничайте. — Цезарь разлил остатки коньяка по бокалам. — Мне все интересно. Говорите.
   — Благодарю вас. Я сначала занимался… ядами. Их воздействием на организм человека. Существуют яды, которые после смерти невозможно распознать. Но яд это яд… Многие очень дороги. Пользоваться ими не всегда удобно. Бактерии гораздо лучше. Их можно приготовить неограниченное количество. Можно вводить в организм с водой, пищей, даже распылять в воздухе. Человек вдохнёт их, например, и через неделю начинается заболевание, похожее на воспаление лёгких. Исход — смертельный.
   — Вам удалось вывести такие бактерии, Насимура?
   — Удалось.
   — И вы их опробовали?
   — Конечно. На филиппинцах.
   — Но ведь ждать целую неделю — это долго.
   Насимура рассмеялся:
   — Есть разные способы, глубокоуважаемый господин Фигуранкайн. Мне, например, известно более сорока способов умерщвления человека так, чтобы сам факт смерти не вызвал подозрений, что смерть насильственная. Это целое искусство, уверяю вас.
   — Не сомневаюсь. Выпьем… за умение.
   Они вдвоём чокнулись и выпили. Вайст окончательно убедился, что ему отведена лишь роль наблюдателя.
   — Чем же ещё вам пришлось заниматься, самурай Насимура?
   — О-о… Спасибо! Очень многим. Я, например, разработал план заражения чумой филиппинского острова Лейте. Мы вырастили пятнадцать тонн зачумлённых блох. Их должны были сбросить с самолётов, но…
   — Операция не удалась? Почему?
   — Наши войска успели захватить Лейте раньше.
   — А блохи?
   Насимура вздохнул:
   — Пришлось уничтожить. Часть мы, правда, испробовали на военнопленных. Лагерь потом пришлось уничтожить.
   — Много их там было?
   — Блох?
   — Нет, пленных.
   — Несколько тысяч.
   — Профессор, конечно, преувеличивает, — не выдержал Вайст.
   — Извините, — обиделся Насимура. — Я учёный. Оперирую только фактами. Подобные эксперименты осуществлялись неоднократно. Также в Маньчжурии. И в лагерях германского рейха. А военнопленные — они ведь всё равно подлежали уничтожению.
   — Вы правы, Насимура, — кивнул Цезарь. — Кстати, Маньчжурия… Чем там пришлось заниматься?
   — О-о, в Маньчжурии я имел счастье служить под началом незабвенного генерала Сиро Исии.
   — В отряде семьсот тридцать один?
   — Вы слышали? — В масляных глазках Насимуры мелькнуло что-то похожее на испуг.
   — Я же говорил, люблю Японию, — усмехнулся Цезарь. — Поэтому знаю о ней больше, чем многие. И постоянно стремлюсь узнать ещё больше.
   — Да, я слышал, — сказал Насимура. — Вы не только большой бизнесмен, вы тоже большой учёный, господин Фигуранкайн.
   — Но мы с вами трудимся в противоположных научных направлениях, Насимура-сан. Однако вернёмся в Маньчжурию…
   — Да, вернёмся. — Лицо Насимуры снова озарилось прежней улыбкой. — Генерал Исии поручил мне очень интересные исследования — воздействие холода на человеческий организм…
   — Эксперименты с холодом? Как же это осуществлялось?
   — О-о, очень просто… Человека раздевают догола и помещают в морозильную камеру со специальными окнами. Наблюдения фиксируются также на киноплёнку… Зимой в Маньчжурии сильные морозы. Опыты по обмораживанию можно проводить прямо на свежем воздухе. Можно использовать переохлаждённую воду со льдом. Способов много…
   — Однако не это было вашей главной задачей в Маньчжурии?
   — Не это, нет… Потом приехал Иосимура, и я передал ему секцию холода. Он сейчас один из ведущих экспертов по проблеме выносливости человека в условиях холода — учёный с мировым именем.
   — А сами вы?
   — Я тогда сосредоточился на эпидемиологии… Мне удалось разработать технологию высушивания бактерий чумы и способ их хранения в сухом виде. Мы вывели штамм чумной бактерии, по вирулентности в шестьдесят раз превосходящий обычную. Представляете?.. Занимались ещё бактериями тифа, холеры, сибирской язвы. Это очень хорошо для заражения колодцев, рек, пастбищ. К концу войны только чумных бактерий у меня имелось около ста килограммов. Я думаю, при идеальных условиях их хватило бы для уничтожения всего человечества…
   — Простите, я оставлю вас ненадолго, — сказал Вайст, поднимаясь.
   — А мы сейчас все двинемся отсюда, — кивнул Цезарь. — У меня последний вопрос к профессору: кожу с живых людей вам приходилось сдирать?
   — Кожу? — опешил Насимура. — Как это? Не понимаю.
   — Это очень просто. Надрезают полосками и сдирают по одной. Можно начинать с груди, можно со спины.
   Голова Насимуры ушла в плечи, он молча глядел на Цезаря широко раскрытыми глазами.
   — Так приходилось или нет?
   — Н-нет…
   — Странно… Но это существенно меняет дело… Пожалуй, вы не подойдёте мне… Нам с ним не подойдёте. — Цезарь кивнул на Вайста, который продолжал молча стоять рядом. — Определённо не подойдёте, профессор Насимура… Просто не знаю, что с вами делать. Может, передать вас русским, как военного преступника? Они наверняка разыскивают вас…
   — Но позвольте, — начал Насимура, — если это шутка…
   — Теперь помолчите, — прервал Цезарь. — Это не шутка. И вы не шутили… Так ведь?
   — Но я…
   — Помолчите. Вы здесь действительно не подходите. Даже здесь… И нигде…
   — Господин директор Вайст! — Насимура перешёл на крик.
   Вайст холодно пожал плечами:
   — Здесь всем распоряжается господин Фигуранкайн. Я лишь один из его служащих.
   — О боги… — простонал Насимура.
   — Пожалуй, мы сделаем так, — сказал Цезарь. — Вы много экспериментировали на живых людях, профессор. Попробуем поэкспериментировать на вас. Интересно проверить, сохранилось ли в вас хоть что-нибудь человеческое. Это потребует времени… Поэтому я вынужден ограничить вашу свободу… Суонг!
   Наружная стена кабинета отодвинулась, пропустив Суонга и троих индонезийцев. Вайст бросил взгляд наружу и убедился, что домик окружён людьми Цезаря.
   — Возьмите его, Суонг, — сказал Цезарь, указывая на Насимуру, — и пусть ваши люди с него не спускают глаз. Ом поедет с нами…
   Насимура, которого уже подняли из-за стола, пробормотал несколько слов по-японски.
   — Ну, разумеется, — ответил Цезарь. — Если бы вы могли знать! Если бы могли знать, вы, конечно, отравили бы меня сегодня. Вам ведь известно сорок способов…
   Насимура бросил на Цезаря яростный взгляд, но промолчал.
   — Идёмте, Фридрих, — сказал Цезарь, — надо возвращаться в Блюменфельд. Назначьте здесь кого-нибудь вместо него…
   — Строительство продолжать? — спросил Вайст, глядя вслед Насимуре, которого уводили люди Суонга.
   — Продолжайте, кроме крематория. Руководителя центра я подыщу сам и пришлю вам…
   — Понял… Но у нас ещё найдётся время побывать сегодня на ближайшей шахте.
   — Оставим на мой следующий приезд. Сегодня вечером я покидаю полигон.
   — Так точно.
   — В случае необходимости обращайтесь теперь прямо ко мне… Минуя Нью-Йорк.
   — Понял. Благодарю.
   — Чуть не забыл. — Цезарь взял Вайста под руку. — В этот приезд я не видел милого шутника Шварца. Что с ним?
   — У него был диплом пилота. Я предложил включить его в состав первой группы кандидатов. Он уехал. Больше ничего не знаю. И ещё… В своё время вы спрашивали меня о Герберте Люце. Помните?
   — Конечно.
   — Именно он оба раза отбирал кандидатов в пилоты. У него было распоряжение мистера Пэнки.
   — Да, я знаю… — Цезарь нахмурился. — Эти люди к вам больше не вернутся.
   — Понял.
   — Надеюсь, вы не очень сердитесь на меня за сегодняшнее, Фридрих?
   Вайст взглянул прямо в глаза Цезарю:
   — Я не обладаю подобным правом, сэр. Я всего лишь служащий вашей «империи».
   Вечером на аэродроме, когда Цезарь в сопровождении Вайста подошёл к трапу «боинга», навстречу быстро спустился Гаэтано.
   — Он отравился, сеньор… — На тёмных щеках Гаэтано подрагивали желваки.
   — Кто? — не понял Цезарь.
   — Японец. У него был яд в перстне. Отравился, как только мы увели его в самолёт. Я виноват… Недосмотрел…
   Цезарь взглянул на Вайста.
   — Единственное человеческое качество, которое в нём ещё тлело, — страх…
   — Как поступить, если его станут разыскивать — родственники или… господин Найто? — спросил Вайст, покусывая губы.
   — Это дело вашей совести, Фридрих… Впрочем, мне почему-то кажется, что его никто не станет разыскивать… Как вы думаете, почему он уехал из Японии и носил с собой мгновенно действующий яд?..
 
   Они прилетели в Гвадалахару к рассвету, Цвикк остался в аэропорту завершить необходимые формальности, Стив, Тео и Шейкуна бегом отправились на поиски автомашины. Площадь перед зданием аэровокзала была пуста. За углом шофёр единственного такси сладко спал в кабине старенькой «тойоты», положив голову на руль. Его растолкали.
   — Нам в город, быстро, — сказал Стив.
   Шофёр — красноносый пожилой мексиканец с тёмным и мохнатым заростом на давно небритых щеках и уныло выдвинутой вперёд нижней губой — долго сопел, потягивался, вздыхал, потом так же долго заводил свою видавшую виды «старушку». Вначале она никак не хотела заводиться, но в конце концов мотор чихнул, закудахтал, и они потихоньку тронулись с 1места. Полусонный водитель явно не торопился — стрелка спидометра подрагивала между двадцатью и тридцатью милями.
   Стив не выдержал — легонько толкнул шофёра в широкую спину:
   — Амиго, мы спешим. Если хочешь спать, ложись в багажник. Сами поведём твой «кадиллак», а приедем — разбудим.
   — Вам куда надо? — хрипло спросил шофёр, не увеличивая скорости и не поворачивая головы.
   Стив назвал адрес виллы «Лас Флорес».
   Такси затормозило и остановилось.
   — Туда не проедем, — сказал шофёр и выключил мотор.
   — Это ещё почему?
   — Там вчера что-то случилось… Большой взрыв был. Полиция все оцепила, никого не пускает.
   — Где взрыв, на какой улице?
   — Не знаю, я там не был. Стекла в половине города вылетели. Давайте лучше в отель отвезу.
   Стив стиснул зубы:
   — Нам туда надо. Только туда. Поезжай сколько можно…
   — Туда не поеду. — Шофёр снял с руля руки и скрестил на груди.
   — Шейкуна, — обратился Стив к африканцу, невозмутимо восседавшему рядом с шофёром, — уговори!
   Шейкуна молча положил огромную левую ладонь на плечо шофёра, а правую сжал в кулак и поднёс к его носу. Шофёр дёрнулся, но Шейкуна держал крепко. Шофёр искоса бросил взгляд на своего соседа и, видимо, решил, что лучше не спорить.
   — Ладно, повезу, — пробормотал он плаксивым тоном, — с полицией вы разбираться будете…
   — Не тревожься, — сказал Стив. — Поезжай, только быстрей…
   Сам он, как ни старался, не мог заставить себя успокоиться с того момента, как прослушал письмо Инге. Теперь же, узнав о взрыве, с трудом сдерживал бившую его изнутри дрожь. Ощущение несчастья нарастало, как лавина… Взрыв, конечно, там… Значит… Он до боли сжал зубы, чтобы не застонать.
   Машина покатилась быстрее. Шофёр давил на акселератор, время от времени поглядывая на Шейкуну.
   Золотая кайма солнечного диска обозначилась над зубчатой цепью Восточных гор, когда такси, свернув с пустынной авениды Мариано Отеро, остановилось перед полосатым шлагбаумом, перегородившим боковую улицу. К ним подошёл полицейский:
   — Проезд закрыт, сеньоры. Возвращайтесь на авениду Лас Торрес.
   Стив торопливо выбрался из машины.
   — Я здесь живу… Мне необходимо…
   — Вам придётся обратиться к комиссару. Два квартала за углом налево. А здесь сейчас никого нет. Люди эвакуированы, опасаемся новых взрывов.
   — Вилла «Лас Флорес»… в четырех кварталах отсюда. — Стив с трудом перевёл дыхание. — Может быть, вы знаете?..
   Полицейский внимательно взглянул на него:
   — Очень сожалею… Именно там, сеньор… Вам необходимо пройти к комиссару. Я провожу…
 
   К вечеру все стало ясно. Бригады спасателей добрались до полузаваленных подвалов, и работы прекратили. Пожарные машины, краны и бульдозеры длинной вереницей потянулись прочь от груды камней, черневшей на месте виллы «Лас Флорес».
   Под развалинами нашли Пако, Мариэлю и кота Базиля. Они были мертвы. Инге и старая Мариана исчезли бесследно.
   Быстро темнело. Стив курил, сидя на цоколе снесённой взрывом ограды. Рядом шелестели шаги. Проплывали золотистые искры сигар. По улице шли люди. Взрослые вели и несли детей. Жители возвращались в свои дома. Они шли, тихо переговариваясь, и замолкали, проходя мимо места, где раньше стояла «Лас Флорес».
   Стив подумал о том, что многие дома вокруг — дома этих людей — тоже сильно пострадали. Есть раненые… Надо будет помочь… В сущности, виноват он — он один… И он обязан искупить свою вину перед этими людьми. Потом он вдруг вспомнил о фатальных драгоценностях… Если они и не исчезли, искать их в этой куче камня, стекла и обугленного дерева, конечно, бесполезно. Да и к чему они теперь…
   Совсем близко послышались тяжёлые шаги, треск стекла под подошвами. Кто-то подошёл в темноте:
   — Мистер Смит?
   Стив поднял голову:
   — Я…
   — Вот поглядите.
   Вспыхнул яркий луч света от карманного фонаря. Осветил покорёженный кусок жести с остатками белых букв и цифр.
   — Номер той машины. Взрывом забросило на соседнюю улицу. Это уже кое-что! Номер американский. Попробуем узнать, когда они пересекли границу.
   «А, это комиссар… Он ещё рассчитывает поймать кого-то. Чудак…»
   — Мистер Смит, вы поняли? Это номер той машины, начинённой взрывчаткой. Ночью её подогнали близко, а на рассвете направили на дом. Скорее всего, по радио…
   — Тут были ворота, комиссар, — сказал Стив, поднимаясь. — Вы говорили, что взрыв произошёл возле самого дома.
   — Ворота могли ночью открыть,
   «Да, конечно, — думал Стив, — ворота они могли оставить открытыми, когда уводили Инге. Но куда девалась Мариана? И почему Пако ничего не услышал? И собаки…»
   — Собаки? — повторил он вслух.
   — Что, простите? — не понял комиссар.
   — Нет, ничего особенного. На вилле были собаки…
   — Собаки? Гм, странно… Вчера мы не видели ни одной. Сегодня тоже… Вчера под развалинами стойла нашли полуобгоревших коз, кур. Я видел останки голубей, раздавленного попугая, несколько раненых кошек. Не знаю, отсюда или из соседних домов… Их забрали в ветеринарную лечебницу. А собак не попадалось.
   «Впрочем, и Инге не вспоминала о них, — подумал Стив. — Кто теперь скажет… Может, их уже давно здесь не было… Почему я думаю об этом? Разве в собаках дело…»
   Над Атлантическим океаном «боинг» Цезаря резко снизился. Запакованное в пластиковый мешок тело Насимуры с привязанным к нему грузом сбросили из багажного отсека через люк. «Боинг» снова набрал заданную высоту и взял курс на Манаус.
   Первым, кого Цезарь увидел в холле отеля «Хилтон» в Манаусе, был Мигуэль Цвикк. Вид Цвикка не обещал хороших новостей.
   — Ну, что у нас плохого, Мигуэль? — спросил Цезарь, подходя и протягивая руку.
   — Не обрадую, патрон. — Цвикк вздохнул, вяло отвечая на рукопожатие.
   Узнав, что произошло в Гвадалахаре, Цезарь долго молчал, покусывая пальцы.
   — А эта женщина, которая исчезла, кто она такая? — спросил он наконец.
   — Понятия не имею, но он теперь сходит с ума…
   — Вы оставили его там?
   — Там, вместе с его людьми.
   — Это может оказаться ловушкой.
   — Может… Он не хотел ничего слушать. А я не мог больше ждать. — Цвикк тяжело вздохнул.
   — Плохо… Он был мне так нужен…
   — Летите к нему в Гвадалахару, патрон. Я расстался с ним вчера, а вы можете увидеться завтра. Вероятно, он ещё там.
 
   В Гвадалахаре Стива уже не оказалось. В управлении полиции Суонгу сообщили, что мистер Смит покинул город тотчас после похорон обитателей виллы «Лас Флорес». Ни одна подпольная террористическая группа не объявила о причастности к взрыву, и, если действительно имело место похищение, похитители выжидали. Следствие велось своим чередом, но, как сказал комиссар, «похвастаться полиции пока нечем». Все это Суонг передал Цезарю вместе с пачкой местных газет. Газеты подробно писали о взрыве, его последствиях и беспомощности полиции.
   — Стив, конечно, начал своё собственное расследование, — предположил Цезарь, — но где теперь его искать?
 
   В международном аэропорту Гватемалы Рунге и его спутника встретили двое — оба высокие, молодые, смуглолицые, с чёрными усиками, оба в одинаковых белых костюмах, чёрных очках и широкополых белых шляпах. Рунге окинул встречавших мрачным взглядом и, не говоря ни слова, прошёл вперёд. Остальные молча последовали за ним. Минуя паспортный контроль, они прошли через служебный выход и сели в чёрный «крайслер» с дипломатическим номером.
   Один из встречавших — он сел за руль — повернулся, к Рунге:
   — Девчонка в «Гватемала Палас», экселенсио. Ехать прямо туда?
   — Вы что, не нашли более подходящего места?
   — Её поместили туда вчера. Открылось нечто новое, экселенсио.
   — Вы оба идиоты, — процедил сквозь зубы Рунге. — Зачем вам понадобилось взрывать виллу?
   — Это не мы… Мы взяли девчонку вечером. Взяли так тихо, что никто не слышал. А взрыв был под утро. Узнав, что взорвана именно эта вилла, мы сразу драпанули оттуда.
   — И вы не знаете, чьих это рук дело?
   — Понятия не имеем, экселенсио… Мы не рискнули там оставаться. Взрыв поднял на ноги всю полицию. Мы едва успели проскочить гватемальскую границу.
   — Что она сказала?
   — Девчонка? Почти ничего.
   — Я правильно понял? Вы за неделю не сумели разговорить её. Забыли, как это делается?
   — Мы ничего не забыли, экселенсио. Все шло нормально… Но она сказала, что её зовут Инге Рюйе…
   — Ну и что?
   — Рюйе, экселенсио. Она — дочь покойного Герберта Люца Рюйе.
   — Та-ак… И что она сказала ещё?
   — Важного ничего… Но у неё оказался… перстень… этот… как у вас.
   — Что такое? Что вам померещилось, кретины?
   — Не померещилось, экселенсио. Вы сами сможете убедиться. Мы поняли, что это за перстень, когда принялись за её ногти… После этого пришлось поместить её в «Гватемала Палас» до вашего приезда.
   — Надеюсь, вы не оставили её там одну?
   — Как можно, экселенсио?
   — Тогда побыстрей туда.
   На бульваре Президентов возле «Гватемала Палас» стояла толпа людей. Рунге заметил несколько полицейских «виллисов», белую машину с красным крестом. У входа в отель маячил полицейский.
   — А ну узнай, что там такое, — приказал Рунге своему молчаливому спутнику.
   Тот возвратился через минуту:
   — Ничего особенного. Кто-то выбросился из окна. Видите, открыто — на двенадцатом этаже.
   — Карамба! — вырвалось у водителя.
   — Она? — быстро спросил Рунге. — Выходите. Нельзя, чтобы её увезли.
   Они вчетвером быстро направились к санитарной машине, в которую уже вкатывали носилки, покрытые белой простыней, Рунге шагал впереди.
   — Подождите, — обратился он к врачу, который стоял возле машины. — Эта женщина. Я её знаю… Не увозите…
   — Но она мёртвая, сеньор.
   — Слушайте, что вам говорят. Мы заберём тело в посольство. Вот, смотрите. — Рунге показал врачу документ.
   Подошёл полицейский. Глянул на документ Рунге. Почесал за ухом.
   — Пусть забирают, — сказал врачу и добавил совсем тихо: — С этими лучше не связываться.
   Носилки снова выкатили наружу. Спутники Рунге подхватили их.
   — Несите пока в отель, — приказал Рунге. — Оттуда позвоним, чтобы прислали спецмашину.
   Толпа, окружившая их, медленно расступалась. Рунге шёл последним. Какая-то нищая индианка потянула его за рукав: